Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ИЕРОМОНАХА АЛЕКСИЯ (из Оптинского Патерика)

Богослужение еще совершается, и паломников много, даже из отдаленных мест, – из Орла, Тулы, Курска, из Москвы, из разных малых городов, сел и деревень разоряемой России. Старцы Анатолий и Нектарий, невзирая на трудности, принимают людей, которые приходят за духовной, а то и телесной помощью. Вот монахов в обители стало меньше – многих рясофорных и послушников взяли на военную службу, человек сто отправили в Калугу на какие-то общие работы. Гостиницы отобрали, – в одной приют для беспризорников, в другой красноармейцы, в третьей богадельня. Многие келлии заняты солдатами, и запах ладана заменился там зловонием самогона, табака… По территории расхаживает опоясанный ремнями, увешанный гранатами и с маузером на бедре «комендант» Оптиной из козельских милиционеров. Для него это уже не монастырь, а поселок «Оптино» с двумя «организациями» – племенным рассадником крупного рогатого скота и музеем «Оптина Пустынь» с библиотекой. Рассадник, бывший все-таки полезным для всей губернии, так как трудившиеся в нем монахи работали на совесть, разваливается, так как власти выживают оттуда именно монахов, заменяя их пролетариями, то есть бродягами и забулдыгами.

Музей же, подчиненный с самого начала московскому учреждению «Главнаука», где еще держались у руля интеллигентные люди, только складывался, и, как казалось, прочно, всерьез.

Объединенная библиотека обители и Скита в 30 тысяч томов стала по праву называться «научной» и потому строго охраняемой государством. Сохранялся при ней богатый архив. А прекрасную переплетную мастерскую со всеми замечательными станками и оборудованием все же успели разграбить козельские чиновники.

Система музейных «павильонов» расположилась в братской трапезной, Владимирском храме, доме настоятеля и других помещениях. Сюда начали собирать все исторически и художественно «ценное» – старинное священническое облачение, утварь, мебель, иконы, картины. В ризницах оставалось только самое необходимое. Настоятеля, архимандрита Исаакия, то арестовывали, то выпускали, но от всякого руководства отстранили. Арестовывали и других монахов, выискивая всякие предлоги. В келлиях было холодно – все заготовленные дрова забрали оптинские «учреждения». Старец Анатолий, живший в домике близ Владимирской церкви, в эту морозную зиму 1919 года спал в полушубке и шапке, так как дров не хватало и почти все стекла в окнах были выбиты пьяными комсомольцами. Он говорил, однако: «Мы до конца потерпим с Божьей помощью».

Музеем «Оптина Пустынь», открытым в начале 1919 года, временно заведовал иеромонах Никон (Беляев), который надеялся, что пусть уж хотя в музее, но сохранится и не подвергнется разграблению достояние монастыря. Ему помогала приехавшая из Петрограда паломница журналистка Лидия Васильевна Защук (В 1938 году претерпевшая, уже как схимонахиня Августа, вместе с архимандритом Исаакием и другими мученическую кончину в Туле, – ныне она местно прославлена в Тульской епархии). Л. В. Защук осенью того же года утверждена была Главнаукой в должности директора музея. Власти прекрасно видели ее твердую религиозную настроенность, любовь к старцам, понимали, что она делает все для сохранения монастыря и молитвенной жизни в нем, а музей – лишь прикрытие. Но пока ничего не могли сделать – мешала Москва. Однако местные власти постоянно придирались к ней, даже арестовывали, но вынуждены были отпускать. До поры…

Экспонаты были размещены в павильонах потолочной и стенной живописи, культовых предметов, бытовых предметов, кустарных изделий. Были павильоны литературный, гравюрный рукоделия, а также два кабинета, посвященных живописи иеромонахов Даниила (Болотова) и Алексия (Виноградова).

Семидесятичетырехлетний иеромонах Алексий (Виноградов) не вставал с постели с декабря 1918 года. Келейник его с трудом отыскивал под снегом щепки или обломки хвороста и иногда протапливал времянку. Остатки красок в банках заледенели, кисти засохли – о. Алексий уже не работал. В эту последнюю зиму своей жизни он много молился, не выпускал из рук четок Навещали его архимандрит Исаакий, о. Никон с Лидией Васильевной Защук. Приносили ему, что могли, из пищи, ставили сами самовар и согревались вместе с болящим чаем. Нельзя было не посоветоваться с ученым монахом – историком, археологом, художником – о делах музея. Он передавал музею все, что имел, – рукописи, книги, художественные работы, целый архив папок с записями. Просматривал и отдавал, а какие-то рукописи просил келейника сжечь. Среди множества книг по русской истории, церковной археологии, богословию, а также богослужебных были и его собственные труды, изданные в разное время, в частности: «Краткие сведения о деревянных старинных храмах» (1877 год), «О деревянных старинных храмах Весьегонского уезда» (1877 год), «Опыт сравнительного описания и объяснения некоторых символических икон древнерусского искусства» (1877 год), «Родословное древо по памятникам христианской иконографии» (1879), «Исторический опыт западных христианских миссий в Китае» (1886), «История Библии на Востоке» (1889), «Китайская библиотека и ученые труды членов императорской духовной и дипломатической миссии в г. Пекине» (1889), «Миссионерские диалоги М. Риччи с китайскими учеными о христианстве и язычестве» (1889), «История английско-американской Библии» (3 тома, 1890-е годы) и другие книги. Передал он и массу не напечатанных нигде работ по археологии, церковной истории и китайскому языку, в частности, православный молитвенник на китайском языке и учебник грамматики китайского языка для русских, а также папки с записями и рисунками, сделанными во время археологических раскопок в Козельске. В Оптиной по предложению историка В. О. Ключевского, редактировавшего по просьбе Синода новое двенадцатитомное издание Житий святых, о. Алексий написал замечательные Жития святых – великомученика Георгия Победоносца и Пафнутия Боровского[6], которые и были помещены в соответствующих томах этого издания (ныне репринтно перепечатанного издательским отделом Оптиной Пустыни). Конечно, здесь перечислены не все труды о. Алексия, так как полных сведений о нем самом и о его трудах пока не собрано.

Уже из этого перечня трудов о. Алексия мы видим, сколь сложны и разнообразны были его занятия. Однако, пользуясь теми, к сожалению, не очень подробными фактами, которые нам известны, расскажем по порядку о том, где родился, как жил и чем он занимался на свете Божием. Его звали в миру Александром Николаевичем Виноградовым, он родился 5 февраля (ст. стиля) 1845 года в селе Чамерове Весьегонского уезда Тверской губернии, в семье священника Николая Сергеевича Виноградова, известного миссионера, проповедовавшего против старообрядчества. В 1859–1867 годах Александр учился в Петербургской духовной семинарии. Помимо духовных предметов он еще серьезно занимался рисованием, увлекаясь изображением древних русских церквей. Эти его рисунки увидел Федор Григорьевич Солнцев, академик живописи, церковный археолог, автор богато иллюстрированных книг о русских достопамятностях. В результате Александр поступил, не покидая семинарии, в школу рисования Общества поощрения русских художников, а потом и в Академию художеств.

По окончании семинарии он год прослужил в ней на какой-то должности и затем отправился в Ярославскую духовную семинарию, куда назначен был учителем иконописания и церковной археологии. Он увлекся церковной стариной, а вместе с тем бытом русского народа, фольклором – впоследствии он передал Т. И. Филиппову рукописный сборник записанных им русских песен. В Ростове Великом, Борисоглебске, Угличе, Весьегонске и многих других древних городах Александр Николаевич находит и зарисовывает старинные деревянные храмы, составляет их подробное описание.

Будучи преподавателем, он одновременно учился в Ярославском Демидовском лицее на юридическом факультете, который и окончил блестяще в 1874 году. Уже как юрист он был отозван в Петербург, где его прикомандировали к окружному военному суду. Эта работа оставляла для него много свободного времени, которое он употреблял на поездки для церковно-археологических изучений в русских городах. 5 ноября 1876 года он был избран членом Императорского Археографического общества. 20 мая 1877 года – членом Императорского Географического общества. В постоянных поездках Александр Николаевич сделал около тысячи рисунков с двухсот церквей и часовен – этот богатейший материал лег в основу великолепного справочника с иллюстрациями, изданного Археографическим обществом («Краткие сведения о деревянных старинных храмах…», 1877).

«Вчера был в заседании Археографического общества, – писал Александр Николаевич отцу 25 октября 1877 года, – где труды мои произвели самое отрадное впечатление на ученых специалистов… Общество наше намерено нарочно ходатайствовать перед казною и Комиссией о сохранении памятников старины – о некотором денежном вспомоществовании на починку этих памятников». Примерно в это время Александр Николаевич передал иконописной мастерской Воскресенского женского монастыря в Петербурге собрание снимков с древних икон, а Петербургской Духовной Академии – древнюю рукопись с крюковыми записями церковных напевов и обширную переписку своего покойного отца, протоиерея Н. С. Виноградова, с учеными и церковнослужителями.

В мае 1881 года Александр Николаевич принял монашеский постриг с именем Алексия (в честь св. прав. Алексия, человека Божьего), затем рукоположен был в сан иеродиакона и иеромонаха. Ранее, в конце 1870-х годов, он занимался изучением китайского языка и собственно Китая, в основном по трудам великого синолога архимандрита Иакинфа (Бичурина, скончавшегося в 1853 году). И вот, уже как специалист, он в том же 1881 году поехал в Пекин в составе Русской духовной Миссии. Там он принял участие в переводе православных церковных книг на китайский язык, в сооружении православного храма в Пекине, в собирании китайских книг и рукописей. О. Алексий имел блестящие способности к изучению языков. Он знал основные европейские языки, из них очень хорошо английский. В Пекине он продолжал заниматься изучением китайского языка и его диалектов, а также монгольского языка.

В Китае о. Алексий заболел, – то ли климат оказался для него тяжел, то ли еще что-то, – он долго перемогался, но вынужден был просить об освобождении от участия в Миссии. В начале 1887 года он выехал из Пекина, имея назначение в Киево-Печерскую Лавру. Долгий путь он посвятил изучению деревянных церквей Сибири. Когда он приехал в Лавру, митрополит Киевский и Галицкий Платон почти сразу отослал его на подворье Киево-Печерской Лавры в Петербурге, находившееся на Васильевском острове.

В 1888 году о. Алексий начал выступать в петербургских ученых обществах с докладами об архитектурных памятниках Китая, демонстрируя при этом свои рисунки. В 1889–1891 годах в Петербурге вышло из печати несколько его научных трудов, за которые он получил от Синода наперсный крест. Императрица Мария Феодоровна удостоила его приема и беседы в Гатчинском дворце. Он предложил направить в Пекин группу русских архитекторов, художников и фотографов. В 1895 году о. Алексий вновь едет в Пекин, но через два года вынужден снова оттуда удалиться. И тем не менее за это время он там проделал огромную работу. На этот раз для житья его направили в Оптину Пустынь, где его тепло принял настоятель архимандрит Досифей (Силаев).

В Оптиной о. Алексий, кроме чередного священнослужения, получил послушание иконописца. Двадцать два года провел он в полюбившейся ему обители, пережив двух настоятелей – архимандритов Досифея и Ксенофонта, и сам скончался при третьем – архимандрите Исаакии, уже последнем перед закрытием монастыря. В начале 1920-х годов Оптинский музей бережно хранил его письменные и художественные труды, но после закрытия музея все бесследно пропало. Ни одной иконы, ни одного рисунка не сохранилось. Но в архивы все же попали его ученые рукописи (часть их в 1923 году увез в Москву академик Конрад, – большей частью то, что касалось Китая), а в библиотеки – книги. В «Некрополе Оптиной Пустыни», составленном в 1924 году Н. Г. Чулковой, не значится его могилы. Этот «Некрополь» и не мог быть полным, так как кладбище начало разоряться и вскоре вовсе было уничтожено.

Сохранился фотографический портрет о. Алексия – проницательный взгляд чуть прищуренных глаз, лицо аскета, просветленного постом, молитвою и трудами во славу Божию; короткая полуседая борода и пряди длинных волос, спадающих из-под камилавки на грудь, а на ней – иерейский крест с распятием. Разве забудем мы этого Божьего человека, молитвенника и труженика, православные?