Первые следы истории человечества восходят к эпохе, предшествующей 5000 году до рождения Иисуса Христа.[48]
К этому времени люди уже начинают нарушать вековую тишину. Нижняя Азия напоминает человеческий муравейник. Постепенно этот муравейник перемещается на юг, в направлении арабского полуострова и африканского континента, а на востоке, начиная с плато, спускающихся по склонам Болора,[49] и дальше, словно эхо, к левому берегу Инда.
Итак, начнем наше исследование с черной, или, точнее, темнокожей, расы.
Эта невероятная смесь меланийцев до сих пор удивляет исследователей.[50] Еще до появления какого-то бы ни было организованного общества, она, не довольствуясь целым принадлежащим ей континентом, перемещается в Южную Азию и становится полной ее владычицей, затем продвигается к северу, где сохранились древние племена той же крови, всеми забытые в горах Куэнь-Луня в Китае и за пределами Японских островов. Каким бы парадоксальным ни казался этот факт, он удостоверяет плодовитость этой многочисленной группы человечества.[51]
Но независимо от причин, его породивших, независимо от регионов, где он имел место — будь то обжигающие южные долины или ледяные просторы севера, — в тех местах нет ни единого следа цивилизации, ни нынешней, ни вероятной в прошлом.
Среди темнокожих жителей Куэнь-Луня встречаются другие разновидности с курчавыми и пушистыми волосами (в Камауне, где их называют раватами и раджехи). Они, возможно, принадлежат к непальской ветви тумов. В королевстве Ассам, на юге провинции Куэда, живут саманги, дикари с курчавыми волосами, похожие на папуасов Новой Гвинеи. На Формозе есть негры, напоминающие харафорасцев. Темнокожие живут и на островах южнее Японии, а также в Седжистане, на берегу озера Зарех. Нравы этих народов чрезвычайно жестокие. Их политика — война на уничтожение, антропофагия — их мораль и их культ. В районах их обитания нет ни городов, ни храмов — нет ничего, что свидетельствует о социабельности. Это варвары во всей своей неприглядности, у которых эгоизм слабости проявляется во всей жестокости. У примитивных народов другой крови, о которых вскоре пойдет речь, сложилось о них общее представление, смешанное с презрением, страхом и отвращением. Хищные звери показались бы слишком благородными в сравнении с этими племенами. В смысле внешности они напоминают обезьян, а что касается их нравственных качеств, нам пришлось бы представить себе ночные кошмары.[52]
Если центральные области, даже на северо-востоке, оставались населенными такими многочисленными племенами, то северная часть Азии, включая побережье Ледовитого океана и Европы, почти целиком находилась во власти совершенно другого типа. Это желтая раса, которая покинула обширный американский континент и двинулась на восток и запад по берегам двух океанов, затем распространилась, с одной стороны, на юг, где, смешавшись с черной расой, породила многочисленное малайское семейство, а с другой — на запад, т. е. на еще не заселенные земли Европы.
Такое раздвоение маршрута желтой расы со всей очевидностью показывает, что на своем пути поток мигрантов встречался с мощным препятствием, которое заставляло их разделиться. На равнинах Манчжурии их разделила мощная сплоченная преграда, и немало времени прошло, прежде чем они заполонили центральные области, где сегодня живут их потомки. Таким образом, они многочисленными ручейками обтекали препятствие, занимая вначале пустынные места; именно по этой причине желтокожие народы стали первыми хозяевами Европы.
Эта раса оставила нам могилы и кое-какие орудия охоты и войны в сибирских степях, скандинавских лесах и болотах британских островов. Впрочем, судя по этим орудиям, нет оснований считать желтую расу более развитой, чем темнокожие жители юга. В те времена на большей части земли ни гений, ни интеллект не имели никакого значения. Власть определялась только насилием.
Сколько времени продолжалась такая ситуация? В определенном смысле ответить на этот вопрос можно просто: этот порядок вещей имеет место всюду, где черная и желтая разновидности пребывают в третичном состоянии. Итак, древняя история не дает нам утешительных выводов. Она может служить зеркалом нынешнего состояния значительной территории земного шара. Но наука не в силах сказать, когда именно началось варварство. По своей природе наука негативна, поскольку бездейственна. Она произрастает подспудно, и ее существование становится очевидным только в тот момент, когда проявляется активная сила, способная пробить брешь в ее оболочке. Таким моментом было появление среди черных народов белой расы. Только после этого темный хаос озарился рассветом. Итак, обратимся к истокам элитной группы человечества, чтобы увидеть эти первые лучи.
Эта раса имеет не менее древнее происхождение, чем две другие. До времени своего распространения она оставалась незаметной, готовя будущую славную судьбу человека в том уголке земного шара, который с тех пор погрузился в еще более таинственное забвение.
Между двумя мирами — северным и южным, или, если воспользоваться индийским выражением, между полуденной страной, землей смерти, и северной страной, землей несметных сокровищ, — простираются горные плато, изолированные от мира с одной стороны горами неизмеримой высоты, с другой — снежными пустынями и морем льда.
Суровый климат как будто специально благоприятствовал воспитанию сильной расы. Холодные яростные ветры, короткое лето, долгая зима — одним словом, больше бед, нежели благ, — все это вряд ли могло пробудить, создать, развить цивилизаторский гений. Но наряду с этими суровыми условиями, словно символ скрытых благ всякой суровости, негостеприимная земля хранит огромные минеральные богатства, главным образом драгоценные камни.[53] В горах водятся животные с ценным мехом и шерстью, которые в один прекрасный день дали миру мускус, столь ценный в Азии продукт. Но сколько чудес остаются неиспользованными, если нет умелых рук, способных обнаружить их и оценить.
Тем не менее славу этим землям принесли не золото, не алмазы, не меха, не мускус, а тот факт, что они взрастили белую расу.
Отличающейся и от темнокожих дикарей юга и от желтокожих варваров севера, этой группе, в самом начале ограниченной клочком территории, чрезвычайно бесплодной, предстояло покорить всю остальную сушу, если Провидению было угодно когда-либо облагородить землю. Однако такая задача была явно не под силу даже для белых людей, если даже пяти тысяч лет оказалось недостаточно для ее осуществления.
Избранную человеческую группу, так же как и две других, подчиненных ей, трудно охарактеризовать и определить с достаточной точностью. Она включает в себя во всем мире множество сходных признаков, которые позволяют и даже вынуждают классифицировать ее под общим — несколько непонятным и очень неполным — именем: белая раса. Поскольку ее основные ответвления демонстрируют довольно разные способности и их удобнее характеризовать по отдельности, нет речи о полной идентичности истоков этой расы. Ведь мы видим четко выраженные различия внутри подвидов темнокожих и жителей северного полушария, поэтому логично предположить, что физиология белых также отличается множественностью типов. Позже мы вернемся к этому, а пока займемся общими признаками.
Первое, что бросается в глаза: белая раса никогда не предстает перед нами в рудиментарном состоянии, в каком мы наблюдаем остальные. С самого появления на исторической сцене она довольно развита и обладает основными элементами, которые позже, будучи усовершенствованы ее многочисленными ветвями, породят разнообразные формы цивилизации.
Она еще обитала в глухих районах Северной Азии, но уже обладала познаниями в космологии, глубину которых нам приходится признать сегодня, потому что современное человечество знает лишь фрагменты той древней науки, сросшейся с религией.[54] Помимо идей о происхождении мира белые люди хранили память о первых предках — тех, что жили после сыновей Ноя, и патриархах, умерших до последней космической катастрофы. Есть основания полагать, что именами Сим, Хам и Йафет они называли не всех жителей нашей планеты, а только ветви единственной расы, которую они считали истинно человеческой, т. е. их собственной расы. Это доказывает глубокое презрение, которое они позже питали ко всем остальным расам.
Если иногда имя Хама соотносят то с египтянами, то с чернокожими, то это делается произвольно, в отдельно взятой стране, во времена не столь отдаленные и исходя из аналогии звуков, в которой нет ничего определенного и которой недостаточно для серьезных этимологических рассуждений.
Как бы то ни было, эти белые люди задолго до исторических времен имели два главных элемента всякой цивилизации; религию и историю.
Что касается их нравов, мы знаем один интересный факт: они не сражались пешими, подобно их северным и восточным соседям. На своих врагов они устремлялись, стоя в боевых колесницах; это относится к египтянам, индусам, ассирийцам, персам, грекам, галлам, и здесь можно предположить определенную утонченность военного искусства, что невозможно без больших познаний в обработке дерева, кожи, металлов. Первобытные белые люди умели ткать и шить одежду и жили группами в больших селениях, украшенных пирамидами, обелисками и курганами из камней или земли.
Они приручали диких лошадей и вели пастушескую жизнь. У них были большие стада коров.[55] Сравнительное изучение языков, которое ежедневно приносит все новые любопытные и неожиданные факты, показывает, что земледелием они занимались мало.
Между прочим, методы добывания этих сведений почти из небытия, которые можно назвать «доисторической историей», сравнимы с работой геологов: они дают не менее точные и неопровержимые результаты. Напри мер, использование военной колесницы практиковалось белыми народами, из которых вышли египтяне, индусы, галлы. Во-первых, эта идея не из тех бытовых потребностей, как, скажем, умение пить и есть, которые приходят на ум всем живым существам независимо от происхождения. Во-вторых, это одно из тех сложных изобретений, которые сохраняются в народе и способствуют его процветанию и могуществу.
Таким же образом можно с точностью восстановить образ жизни примитивных белых народов. Изучение индогерманских языков свидетельствует о наличии в санскрите, греческом, латинском, кельтских и славянских диалектах близких терминов, относящихся к скотоводству и политической жизни. Внимательно изучая слова вместе с их корнями, лингвисты определили происхождение простых или сложных понятий, передаваемых этими словами. Оказалось, что для передачи таких понятий, как «бык», «лошадь», «колесница» или «коляска», «оружие», первобытные белые народы имели слова или выражения, которые оставались привязанными к лексике большинства языков той же группы. Следовательно, их военные и скотоводческие привычки имели глубокие корни. Одновременно во всех этих языках отмечено богатое разнообразие форм, употребляемых во всех случаях, где речь идет о сельском хозяйстве, например, названия растений и сельскохозяйственных орудий. Значит, обработка земли появилась позже разделения большого типа на группы.
Этимологические исследования показали, как первобытные белые народы понимали Бога, что означали для них понятия «царь» и «вождь». Таким образом, сравнительное изучение языков принесло истории три результата: 1) доказательство родства белых народов, разделенных громадными расстояниями; 2) подтверждение наличия одинаковых условий, в которых эти народы жили до их переселения; 3) свидетельство их ранней социабельности.
Это раса, обладающая первичными понятиями о религии, но теряющая связи с прошлым. Эти признаки всегда отличали и будут отличать арабов, евреев, индусов, греков, римлян, галлов, скандинавов. Белая раса, искусная в главных механических искусствах, пытающаяся превратить воинское дело в настоящее искусство, в отличие от потасовки дикарей, приручившая множество видов животных, стоит на такой высокой ступени в сравнении с остальными человеческими семействами, что следует понять раз и навсегда: всякое сравнение бессмысленно по одной лишь причине, что даже в детском возрасте в этой расе не было следов варварства. С самого начала она обладала развитым интеллектом, что позволяло ей превосходить другие несравнимо более многочисленные расы, хотя еще и не благодаря владычеству над покоренными народами, так как в то время значительных контактов между ними не было, но за счет цивилизаторских способностей.
Пора вступить в открытую схватку пришла позже. За пять тысяч лет до нашей эры территория, где обитали белые племена, уже подвергалась нашествию. Под давлением родственных народов, которых в свою очередь теснили с севера желтокожие племена, эта группа двинулась на юг, покинув свои родные земли, перешла через равнины, известные на востоке как Туран, и, атаковав на западе черные народности, которые преграждали ей путь, оказалась в совершенно незнакомых местах.[56]
В данном случае я веду речь о переселении потомков Хама, которых считаю белыми народами, а не черными, как принято думать. В древних текстах нет никаких намеков на то, что этот патриарх, их первородный предок, в силу отцовского проклятия изменил цвет кожи, т. е. получил физические признаки отвергнутых рас. Наказание за его поступок в полной мере проявилось гораздо позже, и стигматов еще не было в то время, когда хамитские племена отделились от остальной массы народов, ведущих родословную от Ноя.
Мое мнение подтверждают и угрозы, которыми прародитель белой расы, человек, спасшийся от потопа, осыпал часть своего потомства. Прежде всего, будем иметь в виду, что эти угрозы не были адресованы ни самому Хаму, ни его потомкам. Они имели скорее моральное действие, и только при помощи очень больших натяжек им можно приписать физиологические последствия. «Будь проклят Ханаан, — говорится в тексте, — и да будет он рабом рабов его братьев».[57]
Кстати, нигде Ханаан не означает негритянского или совершенно черного народа. Это имя исторически относится к метисам, конечно, с примесью меланийского элемента, но не тождественных ему, что подтверждает стих 5, гл. XX Книги Бытия. Впрочем, в Священных книгах очень часто встречается наказание виновных через упадок их потомства, поэтому не буду приводить другие примеры.
Я считаю, что в Библии не говорится о том, что Хам лично станет черным или рабом, но только о том, что придет день, когда Ханаан, т. е. один из сыновей Хама, деградирует и по крови и по благородству и будет в услужении у своих двоюродных братьев. Добавлю еще одно последнее замечание. Потомство Хама не ограничивалось Ханааном. Кроме него у патриарха было еще три сына: Гус, Месраим и Фут, и нигде нет ни слова о том, что проклятие коснулось и их. Не кажется ли читателю странным тот факт, что истинный виновник и большая часть его детей оказались в стороне, а кара обрушилась на одного члена семьи — Ханаана, того самого, у кого были территориальные и религиозные разногласия с детьми Израиля? Следовательно, речь идет не о физиологии, а скорее о политике.
Итак, хамиты пришли в новые земли, заранее отягощенные проклятием в отношении крови и судьбы. Однако энергия, свойственная их «белой» природе, позволила им создать несколько сильных государств. Первая ассирийская династия, патриции городов Ханаана — вот главные вехи тех далеких времен, характер которых в каком-то смысле воплотился в Немроде.[58]
Эти крупные завоевания, эти дерзкие и далекие походы не могли быть мирными. Пришельцам противостояли племена, настолько же примитивные, насколько жестокие, что требовало еще больше принуждения. Естественно, что встретившись с упорными чужаками, которые пришли грабить их, эти племена противопоставили им неукротимую дикую ярость и вынудили переселенцев рассчитывать только на силу. Принять новый образ жизни они не могли, потому что для этого им не хватало ума. Следовательно, не приходилось надеяться на сознательное участие в цивилизаторском предприятии и оставалось только превратить обращаемых в живые механизмы, годные для черной работы.
Таким образом, как уже отмечалось, впечатление, которое белые хамиты испытали при виде своих отвратительных соперников, сродни тому, что ощутили позже индийские победители в отношении своих местных врагов, братьев тех соперников хамитов. Для пришельцев это были жестокие существа огромного роста. Это были чудовища, ужасающие своим уродством, своей силой и злобностью. Первое завоевание досталось с трудом по причине немалой численности врагов и силы их сопротивления, то яростного, то упрямо инертного, но не меньшей энергии потребовало поддержание порядка в созданном государстве. Единственным средством правления стало насилие. Вот почему Немрод, упомянутый выше, был в глазах Всевышнего посланцем с мечом в руках.
Все государства, вышедшие из лона этой первой миграции, отличались беспримерным деспотизмом.
Однако, будучи деспотами для своих рабов, хамиты скоро породили смешанное население, после чего положение бывших победителей стало менее устойчивым, а покоренные народы сделались менее угнетаемыми.
Между тем всесилие власти не могло допустить потери прерогатив, которые как нельзя лучше соответствовали природе и духу черной расы. Поэтому идея о способе правления и правах на власть нисколько не изменилась. Только власть теперь осуществлялась не под знаменем превосходства крови. Ее принцип основывался уже на приоритете групп, а не народов. Подобная деградация всегда происходит в истории смешанных наций.
Древние белые хамиты постепенно теряли свои позиции и в конце концов исчезли совсем. Мулаты, их потомки, все еще носили их имя в качестве почетного титула, хотя все больше и больше народ насыщался черным элементом. Это происходило по воле самых многочисленных ветвей их генеалогического древа. С этого момента физическая печать, которая должна была отличать потомство Ханаана и подтверждать их рабское служение более благочестивым детям, навек отметила все народы, образовавшиеся от слишком тесного союза белых завоевателей с покоренными представителями меланийской расы.
Одновременно с материальным слиянием появилась совершенно новая мораль, которая довершила окончательное отделение новых метисных народностей от древнего благородного ствола. Я буду говорить о сближении языков. Первые хамиты принесли с северо-востока один из диалектов той речи, которая первоначально была общей для белых групп и следы которой еще и сегодня легко обнаружить в языках всех наших европейских народов. По мере того, как пришлые племена вступали в контакт с темнокожими, их родной язык претерпевал изменения, а когда они смешались с ними окончательно, то и вовсе утратили его. Их язык оказался искажен до неузнаваемости меланийскими диалектами.
В сущности мы не совсем вправе применять к языкам потомков Хама замечания, которые напрашиваются, когда речь заходит о финикийском или ливийском наречиях. В эти смешанные наречия проникло много элементов, выработанных позже в результате семитских миграций, и здесь можно заметить, что привнесенные элементы имели совершенно иной характер, отличный от характера языков, созданных черными хамитами. Впрочем, я так не считаю. То, что нам известно о ханаанском языке, и исследования береберских диалектов свидетельствуют о наличии общей языковой системы, пропитанной семитским духом в большей мере, нежели обладали им сами семитские языки; следовательно, имел место еще больший отход от форм языков белых народов, и оставалось все меньше следов речи благородной расы. Я считаю эту лингвистическую революцию следствием почти полной идентификации с черными народами и ниже приведу доказательства.
Хамиты деградировали, и вот мы видим их среди рабов в плену рабского духа, хотя по-прежнему в роли властителей, в окружении черных наложниц, которые рожают детей и внуков, имеющих все меньше и меньше общих черт с древними завоевателями. Однако в них еще есть кровь предков, поэтому они не дикари и не варвары. Они контролируют социальную организацию, которая исчезла много веков назад, но до сих пор на человечество падает тень чего-то чудовищного и безумного, хотя от этого не менее величественного.
Мир с тех пор не знал ничего подобного, ничего, сравнимого с плодами соединения белых хамитов с черными народами. Нигде больше не встретишь элементов такого союза, и неудивительно, что в гибридах двух типов уже ничего не остается от энергетики — как физической, так и моральной — первоисточника. Если черный элемент в целом сохранил свою чистоту и качества своих предков, то совсем иначе обстоит дело с белым типом. Наши нации, дальше всех отошедшие от своих истоков, представляют собой весьма неоднородные и очень мало гармоничные результаты целого ряда смешанных союзов — либо черных и белых, как на юге Европы, населенном испанцами, итальянцами, провансальцами, либо желтых и белых, как, например, англичане, немцы, русские на севере. Таким образом, метисы, отпрыски, условно говоря, белого отца, чья родословная вообще непонятна, не могут подняться до этнического уровня черных хамитов.
Браки этих людей совершались между типами, равными по силе и своеобразию. Конфликт между двумя характерами с особой силой выразился в потомстве и оставил в нем уже невозможный сегодня отпечаток мощи, источник безудержности. Сегодня мы наблюдаем убедительные доказательства этому: когда провансалец или итальянец становится отцом мулата, ребенок физически намного слабее, чем если бы он родился от отца-англичанина. А дело в том, что белый тип англосаксонца, хотя тоже далекий от чистоты, не ослаблен заранее меланийскими элементами, как народы, населяющие юг Европы, и он в состоянии передать своим потомкам-метисам больше первородной силы. Однако, как уже отмечалось, вряд ли самый сильный нынешний мулат сравнится с черным хамитом из Ассирии, который с копьем в руках наводил ужас на многие рабские нации.
Чтобы нарисовать близкий к реальности портрет ассирийца, напомню библейский рассказ о других метисах, более древних, чем он, история которых теряется в глубине веков. Речь идет о существах, живших до всемирного потопа, предков каинитов и ангелов. В данном случае следует освободиться от романтического налета, которым окутано имя этих таинственных созданий благодаря христианским текстам. Ханаанское воображение, создавшее столь причудливую мозаику, воспринимало вещи по-иному. Для ханаанцев, как впрочем и для евреев, ангелы были посланцами божественной сущности, однако скорее темными, нежели светлыми, больше облеченными в материальную силу, чем в чисто идеальную энергию. В этом качестве их представляли в уродливых формах, внушающих ужас, а не симпатию, как, например, херувимы с бычьей головой. Когда эти могучие создания соединились с дочерьми каинитов, появились гиганты, о характере которых можно судить по литературному отрывку, возможно, самому древнему на свете. Вот как обращается к своим женам один из потомков убийцы Авеля, видимо, близкий родственник этих опасных метисов:
«Услышьте мой голос, жены Ламеха, услышьте мое слово. Как я убил человека за свою рану и ребенка за его дерзости, так и семикратное возмездие Каину будет семидесятисемижды семикратным для Ламеха!».[59]
Этот эпизод кажется мне самой точной характеристикой черных хамитов, поэтому, думается, здесь нетрудно увидеть тесную связь и близкое сходство меж ду союзом, породившим их, и проклятым браком предков Ноя с тем другим, неизвестным нам типом, которого первобытное мышление, не без некоторого ужаса, поместило в ряд сверхъестественных существ.