Орда

Глава 5

Сразу после монгольских послов вполне предсказуемо заговорили монгольские генералы. До полудня монголы своими наскоками пытались завладеть нашим базовым «гуляй-городом» расположившемся в бывшем боярском селе между лесом и берегом Клязьмы.

И одновременно часть монгольских сил устремилась по Клязьме навстречу спешащим к городу двум арьергардным «волоколамским» корпусам. Но здесь их поджидал облом. В удобном для обороны месте — там, где густой лес вплотную подступает к руслу реки, по обоим берегам в самых узких местах, были поставлены два хорошо укреплённых гуляй-города, занимаемые двумя ратями из корпуса Мечеслава, а реку пересекала огромная полынья образованная подрывами шимозы. Здесь же располагались и сами «шимозамёты» и их метательные снаряды — бочки с взрывчаткой. Эх, жаль, что монголы не стали атаковать эти две укреппозиции, а сразу принялись выискивать обходные пути! Настырно намереваясь попытаться атаковать «волоколамские» корпуса на марше.

А в это время, пока монголы думали, как им обойти неожиданное препятствие, другая часть их Орды в попытках, достойных лучшего применения, продолжала испытывать на крепость наш базовый лагерь под Владимиром. Но щиты «гуляй-города» установленные по периметру лагеря и усиленные артиллерией являлись для конницы неодолимым препятствием. Особенно, если учитывать то обстоятельство, что степняки оперировали из-за особенностей местности, далеко не всеми своими силами, которыми располагали. В то время как несколько тысяч всадников кружились вокруг лагеря, десятки тысяч были вынуждены простаивать без дела в пригороде Владимира.

Волны конный лавы с определённой периодичностью накатывали, начинали грохотать орудия, первые шеренги рушились в снег, к старым нагромождениям застывших трупов оставшихся валяться от предыдущий атаки прибавлялись новые, а к стенам «гуляй-города» так и вообще на коне было проблематично подъехать! Те, кто доскакивали спешивались и пытались перебраться через стены, в то время как в эту спрессованную толпу штурмующих летели стрелы и болты. На таких близких дистанциях арбалетными болтами любая бронь пробивается навылет, а щиты насмерть пригвождаются к груди, голове, руке… В случае с плохо доспешенными степняками один болт зачастую убивал сразу двоих «штурмовиков». А самое главное было в том, что силы штурмующих «гуляй-город» были совершенно несопоставимы с теми силами, что засели внутри него. Чтобы всё это осознать монголам хватило пары сильно растянутых по времени атак. А потом, уже ближе к вечеру, ордынцы подозрительно завозились у своих китайских камнемётов, снимая их с осады Владимира. Тут и без слов всем стало понятно, куда они их хотят переместить и для каких именно целей использовать.

Начиная с вечера, и всю ночь напролёт, под светом прожекторов в лагерь прибывал слегка потрёпанный монгольскими наскоками, но можно сказать отделавшийся лёгким испугом, Второй корпус Малка. По причине того, что к западу от нашего базового лагеря Клязьма оказалась намертво перекрыта, монголы никак не могли развернуться во всю свою мощь на узких зимних дорогах, от чего были вынуждены бросать единовременно в бой против Малка лишь жалкие крохи из состава своей громадной армии.

А вот последнему, замыкающему арьергард Первому корпусу Клоча повезло куда меньше. Монголы весь остаток первого дня медленно просачивались сквозь леса, обходя перегораживающие им путь береговые заставы и расположенную между ними речную полынью. 10-ая и 11-ая рать, состоящие из шести полков, не теряли времени даром и активно обустраивались на месте. В то время как 7-й Можайский и 26-й Изяславльский полки безвылазно сидели на своих укреплённых позициях, остальные четыре полка — трудились в поте лица, к западу от полыньи буравя лёд и вмораживая в него колья, надолбы, рубя лес и сооружая прямо на речном льду полноценную засеку, соединяющуюся по берегам реки с двумя блокгаузами.

Первый корпус, повинуясь приказу, в спешном порядке покидал хорошо обустроенный лагерь на месте где когда-то стоял огромный монгольский обоз, сейчас, к слову, «хищно расхищаемый» смоленскими купцами, получившими на то санкцию свыше. Эти законтрактованные внештатные перевозчики тылового обеспечения, словно голодные пираньи, накинулись на брошенный в реку кровящий кусок мяса. Золото и серебро, естественно, им не досталось и вывозилось отдельно служащими УВД, но зато шатры, ковры, шёлк и прочие «побрякушки» вывозились торгашами с пугающей скоростью. В нагрузку со всем этим хабаром, в обезлюдевшую Москву купеческими караванами доставлялись бывшие монгольские полоняники. Пустующих дворов там сейчас много — занимай любой понравившейся, обустраивайся и живи!

В первом корпусе из двенадцати полков только два — 34-й Пинский и 66-й Жабачевский не имели боевого опыта, остальные же десять полков участвовали как минимум в Зимней кампании прошлого года. Оставив в этом лагере уже занятом городовыми ополченцами и боярскими отрядами всё лишнее, полки в предрассветную зимнюю темень выступили в путь.

Передовые дозоры ратьеров прокладывали дорогу и разведывали местность. По ветру развевались полковые знамёна, качались в такт движениям длинные копья. Но не прошёл корпус и трёх километров, как был атакован половецкими стрелковыми сотнями, попытавшимися замедлить продвижение войск вперёд, связать их боем. Однако ветеранские полки и не думали останавливаться, шагали вперёд, стреляли в ответ, вынуждая степняков держаться на почтительном расстоянии.

Монголы всё прибывали, первые появившиеся сотни стали превращаться в тысячи, грозно нависающие над полками. Очень скоро эти тысячи, атакуя вдоль пологих берегов Клязьмы, начинают яростно кидаться на вытянувшиеся в длинную линию полки, а получив отпор тут же отскакивать назад. Через несколько часов монгольский шурин Батыя нойон Хостоврул, пытаясь, во что бы то ни стало, не допустить объединение русских войск, меняет тактику, часть вверенных ему войск ссаживает с коней, а затем кольями, завалами и выстроенными за ними спешенными половцами перекрывает 1-му корпусу дорогу на Владимир.

Степняки радуются, наконец-то урусы прекратили движение, остановились, а самое главное пушки впереди идущего полка развернули свои жерла и теперь вместо того чтобы стрелять по конникам, перенесли свой огонь на завал, но, что плохо, очень быстро разнося его в труху, а стоящих за ним воинов в кровавые ошмётки. Хостоврул понимает, что настал момент дать этой колонне решительный бой, вбить урусов в снег, или, по крайне мере, остановить их здесь на несколько часов, ожидая идущего сюда подкрепления по проложенным в лесу тропам.

Монголы забили в свои барабаны — наккара и тут же бросились вперёд, издавая дикие вопли. На этот раз лёгкая конница следовала за тяжелой. В русских колоннах из-за гула артиллерийских орудий этот барабанный бой был еле слышен. Но то, что враг изготавливается для атаки, идущие в авангарде полки 1-й рати в составе 2-го Смоленского, 15-го Вержавского и 8-го Полоцкого поняли сразу. 2-й Смоленский полк оставил своих пушкарей на попечение идущего сзади Вержавского полка, устремляется к завалу. Очень скоро половцы узнают, что такое штурмовые батальоны, гранаты, ружья и какой он теперь новый русский строй в рукопашной сече!

Пока Смоленский полк «огнём и мечом» торил путь, на окутанные непроглядным пороховым дымом вержавлян и полочан всей своей силой обрушился Хостоврул. Ряды тяжёлой конницы сильно прорежены арт-огнём, её атака захлёбывается, вперёд опять вырывается лёгкая конница. С шелестящим воем тысячи монгольских стрел застучали по щитам и доспехам. Монголы стремительно опустошают свои колчаны, получая в ответ ещё больший поток стрел, болтов и пуль. Шеренги русских стрелков поочерёдно приседают, а у монголов выцеливая стреляют только первые ряды конницы, скачущие следом не могут прицельно стрелять из-за мешающих им спин, которые, впрочем, очень быстро освобождают обзор, падая с застрявшей стрелой или болтом в снег. Но и монгольские стрелы с тяжёлыми широкими наконечниками используемые для ближней стрельбы, закалённые в солёной воде и выпускаемые одна за одной из мощных составных луков, вязли в щитах и часто пробивали доспехи, нанося серьёзный урон нашим построениям.

Ещё один из любимых монголами трюков не срабатывает в полной мере, степняков на такой дистанции боя гибнет намного больше, чем русских. Теперь монголы, если не желают полностью источить свои ряды, вынуждены как можно быстрее сближаться и бросаться в рукопашную. От ударов тяжёлых копий с хрипом падают степные кони. На снегу валяется много русских воинов, чудовищная численность ордынской конницы идущей напролом делает своё чёрное дело. Русский строй рвётся в нескольких местах, но никакого бонуса это монголам не приносит, ведь эти терции могут продолжать сражаться даже в полном окружении, главное не впадать в панику!

На помощь атакованному Полоцкому полку уже спешит следующий за ним вслед 4-й Дорогобужский открывший по монголам фланкирующий огонь. А следом ещё два полка 2-й рати 17-й Оршанский и 14-й Минский спешат принять участие в завязавшемся бою. Не прошло и часа, как проход расчищен, а численность багатуров уменьшилась на несколько тысяч. Хостоврулу, если он хочет хоть что-то сохранить от вверенного ему тумена, ничего другого не остаётся делать, как отдать приказ на отход.

Усилившись прибывшими подкреплениями, нойон успевает провести ещё одну атаку, закончившуюся также безрезультатно. А дальше было поздно что-то изменить, 2-й Смоленский полк уже достиг гостеприимно открытые 7-м Можайским ворота левобережного блокгауза. Да и сил атаковать концевые полки у Хостоврула тоже не было, вторая атака закончилась для монголов таким же бесполезным кровопролитием, что и первая их попытка.

Уже за полночь весь 1-й корпус Клоча добрался до лагеря и укрылся в нём. И вот теперь, когда все корпуса собрались вместе, затягивать время не имело смысла, так как ордынцы уже принялись активно перекрывать все коммуникации связывающие нас с «Большой Землёй».

— Клоч, твой корпус завтра днём будет отдыхать, оставшись в лагере и в блокгаузах, возражения не принимаются! Часть «гуляй-городских» саней с щитами мы у тебя забираем. Теперь поговорим о самой операции. Первый этап наступления должен закончиться взятием Вознесенского монастыря. — Я занимался уже давно привычным делом — вёл военное совещание.

Деревянный, с каменной церковью, хорошо укреплённый Вознесенский монастырь занимал в моих планах важное значение. Прежде всего, из — за своего стратегического положения — близости к городу, его Золотым Воротам и выгодного географического местоположения — монастырь располагался на высоком холме.

— Закрепившись в монастыре, на следующий день, вторым этапом наступления, мы должны выйти к Волжским воротам, прорвав тем самым осаду. В «Новый город» должны будут войти 4-ая и 5-ая рать второго корпуса Малка в составе 9-го Полоцкого; 6-го Ржевского; 20-го Лукомльского, 13-го Минского; 11-й Витебского и 16-го Ельненского. Если монголы к этому моменту добровольно не покинут «Новый Город», то этим ратям придётся закрепившись в воротах, начать планомерную «очистку» этой части Владимира. Опыт уличных боёв у этих подразделений имеется и не малый!

— Государь! — с моего согласия взял слово начальник полевой разведки. — По докладам наших ратьеров, монголы огородили Владимир тыном, который не даёт осажденным прорваться из города или производить вылазки. И Вознесенский монастырь — один из узловых пунктов этой осадной линии. Поэтому пушки надо будет в передних рядах наступления держать, чтобы проломить тын с наименьшими потерями.

— Согласен с тобой, Душило, лишь отчасти. Контрвалационную линию, на первом этапе, будем пробивать только у Вознесенского монастыря. 4-я и 5-я рати наступлением на Волжские ворота должны отвлечь на себя внимание монголов, но саму осадную линию им брать и ломать незачем, этим займёмся на второй день наступления. Как только позиции на монастырском холме будут взяты, по сигналу ракетницы, войска, наступавшие на Волжские ворота, должны будут немедленно остановиться. С взятием Вознесенского монастыря мы вскрываем монгольскую оборону, что даст нам возможность обстреливать фланги монголов и весь смысл сооружённой ими осадной линии будет потерян.

— Государь, предлагаю силами моей 6-ой рати, а именно 12-м Витебским; 30-м Слонимским и 19-й Ростиславльским полками занять монастырь уже этой ночью! За два часа до рассвета мы внезапно атакуем располагающихся там монголов. А с рассветом к нам подтянутся оставшиеся силы. — Неожиданно внёс довольно разумное, на мой взгляд, предложение корпусный воевода Малк.

— Принимается, воевода! — вслух сказал я после недолгих раздумий. — Идея у тебя возникла хорошая, только сразу всей ратью в монастырь не суйся, а действую по — батальонно, используя прожектора. Если действовать решительно и быстро, то возможен успех. А с рассветом 6-ю рать мы поддержим общевойсковым наступлением.

Еще некоторое время «обсасывали» план, разбирали действия других корпусов и ратей в различных гипотетических ситуациях.

— Далее 17-я и 18-я рати обслуживающие и передвигающие гуляй — город в случае остановки, или не дай Бог, отступления, должны будут сходу организовать сплошную фронтальную защитную линию и помочь продержаться до подхода подкреплений. Перекатывать «гуляй-город» будем без использования лошадей. Два бойца будут катить один щит, а своё вооружение и всё лишнее прикрепят к самому щиту. Внутри «гуляй-города» будут передвигаться «шимозамёты», использовать их будем, в крайнем случае, или если много монголов скопиться на льду Клязьмы. Также внутри «гуляй-города» будут находиться все оставшиеся у нас ратьеры. Гуляй-город к концу дня желательно подкатить поближе к монастырю. Соответственно и ночевать войска будут в пределах монастыря или в палатках за щитами гуляй-города. Спать войска будут попеременно, ночные атаки или вылазки со стороны монгол вполне возможны.

— Верно государь! — согласился Аржанин, — надо нам гуляй — городом подстраховаться. А то в моём корпусе бестолочей хватает!

— Оставшиеся одиннадцать ратей, выстроившись в каре в шахматном порядке, будут двигаться в сторону города. Всего четыре линии, в каждой линии две или три рати. Через каждые два часа линии, по возможности меняются местами. Завтра через два часа наступления первая линия останавливается, рати трёх сзади идущих линий её обходят, и первая линия оказывается в тылу. И так должно повторяться через каждые пару часов. В итоге Малк, две твои рати — 4-я и 5-я утром, в начале наступления будут в первой линии, и в ней же снова окажутся только ближе к вечеру.

Эта взаимозаменяемость практиковалась потому, что наибольшую нагрузку во время боёв, несли шедшие на острие атаки фронтальные рати.

— Я со своей сотней буду находиться в каре резервной 16-й рати. Эта рать будет двигаться, по обстоятельствам, рядом с «гуляй-городом» или внутри. Осенью в Смоленске мы с вами отрабатывали такие построения и перемещения, поэтому, думаю, справитесь!

— Справимся, государь! А если мы сможем всё — таки прорваться к Волжским воротам? — взялся за старое Малк, причём, шельмец, спросил с напускным равнодушием.

— Вряд ли это случится. Войска и так будут измотаны длинным и тяжёлом переходом сопряжённым с непрерывными боями, и не вздумайте их напрасно гробить! Эти ворота мы и так возьмём, но … послезавтра, — поэтому, гнать, во что бы то ни стало рати на приступ Волжский ворот — я запрещаю!

— Так точно, государь! — с предельно серьёзным и понимающим видом ответил Малк.

— Не спешим мы оттого, что послезавтра по монголам с тыла должны будут ударить ратьеры вместе с конным отрядом Коловрата. Ратьеры, собранные в один кулак, уже завершают широкий обходной манёвр, двигаясь вместе с местными проводниками по лесу. А уже послезавтра, когда начнётся второй этап операции, ратьеры должны будут атаковать монголов с тыла, активно при этом используя конную артиллерию. Далее им предстоит действовать по обстоятельствам — или отходить на Суздаль, оставив прикрывать свой отход по Клязьме спешенный батальон с приданными им минёрами, или же попытаться соединиться с остальной армией.

Но совещание на этом и не думало заканчиваться, оно продолжилось. Утрясалось множество мелочных вопросов, а для наглядного закрепления пройденного материала даже была проведена двусторонняя штабная игра.

7 февраля вместе со звуком труб, боем барабанов и матерными окриками командиров лагерь просыпался. В бледно — розовой рассветной мгле пришли в грозное движение пехотные колонны. Полки, хорошо знавшие свой манёвр, бряцая оружием и доспехами, быстро образовывали рати, а те, в свою очередь, как по мановению волшебной палочки, расправлялись в хищные четырёхугольники.

Для противостояния мобильной, очень многотысячной, постоянно перетекающей с места на место монгольской коннице мною вместе с воеводами ещё осенью было принято решение использовать каре.

На каждом из четырех углов каре следовала полевая артиллерия. Из девяти батальонов рати восемь батальонов образовывали квадрат. Девятый батальон находился внутри, перемещая помимо боеприпасов и запасного вооружения ещё и пушки, положенные по штату полкам, но не вмещающиеся в карейные углы. И в случае остановки каре, пушки могли быть перекинуты на ту или иную сторону атакуемого квадрата. Кроме того, этот «внутренний» батальон выполнял функцию карейного резерва.

Каре в виде формы боевого порядка возникло в ходе борьбы против турецкой кавалерии. Сначала оно использовалось только в обороне. Однако фельдмаршал Румянцев приспособил каре для решения наступательных операций. Суворов тоже видел в каре «движимые редуты», которые обладали высокими оборонительными и наступательными потенциалами.

Благодаря высокой огневой мощи каре, наступление можно было вести даже в условиях абсолютного окружения. Замкнутое со всех сторон, каре не боялось прорыва, так как вторгшихся внутрь мог с легкостью переколоть карейный резерв. Внешние четыре ряда каре опускали копья, создав непреодолимую преграду для атакующей конницы, в то время внутренние ряды вели стрельбу, нанося огромные потери атакующим. Также каре имело большие возможности для действий на труднопроходимых местностях. При надобности каре могло сворачиваться в колонну. Во всяком случае, все эти свойства каре были подмечены мною на проводимых осенью учениях. На практике же, каре ни мне, ни моим воеводам использовать до сегодняшнего дня ещё не приходилось.

Наконец, первые коробки каре стали выходить на огромное Раменское поле. Оно ровным ковром расстилалось до самых городских стен захваченного монголами «Нового города» — западной части Владимира.

Между квадратами каре имелся простреливаемый с двух сторон километровый интервал. Таким образом, общая протяжённость фронта наступления составляла, в зависимости от линии, от двух до трёх километров. Стрельбу вели не только фронтальные батальоны, но им, по мере сил, помогали фланги и тыл, беспрестанно ведя по противнику навесную стрельбу, или настильную, при появлении монголов в простреливаемых насквозь интервалах.

Все пикинеры в каре были выведены на внешний периметр, оставив тыловые, внутренние шеренги целиком на откуп стрелкам. Перемещаемая внутри квадратов первой линии артиллерия, беспрестанно вела навесную стрельбу, помогая таким образом расчищать дорогу. Вслед за четырьмя карейными линиями начал движение и гуляй — город.

Минувшей ночью шестая рать неожиданным для врага ночным рейдом сумела занять Вознесенский монастырь и сейчас, в полном окружении, отбивалась от наседающих на неё монголов. Своей героической обороной 12-й Витебский, 30-й Слонимский и 19-й Ростиславльский полки сильно упрощали задачу остальным войскам, оттягивая на себя часть вражеских сил.

А на линии горизонта сгущались, словно грозовые тучи, десятки тысяч вражеской конницы. Тумены перестраивались в боевой порядок в пять рядов, каждая сотня — джагун отделялась от соседей интервалами. Два передних ряда составляли тяжеловооруженные конники, вооруженные копьями, булавами и мечами. В остальных трех рядах стояла легкая конница, главным её оружием были луки. Разбившись в перетекающие друг в друга формации, Орда резко тронулась с места. Под ногами задрожала земля, а в ушах зловеще зазвучал глухой гул, что производили десятки тысяч копыт. Казалось, на нас надвигается какое — то единое, живое амёбообразное существо, чудище, внушающее суеверный страх.

Над четвёртым и пятым каре первой линии начали подниматься облака белого дыма, в это скопище, пришедшее в движение, полетели картечные гранаты.

Не останавливаясь, прямо на ходу, легкая конница правого и левого крыла начала выдвигаться через промежутки между передовыми рядами, стремясь охватить первые линии. Эта тактика называлась «тулугма». Если противник выдерживал наскок легкой кавалерии, эти отряды отходили, а на их место выдвигались другие. Лучники лёгкой конницы начинали осыпать противника градом стрел издали. Если враг бросался в атаку, стрелки отступали, бежали, а потом возвращались. Так могло продолжаться весь день. А потом, остатки утомленной и прореженной стрелами армии противника, атаковала тяжелая конница, составляющая пятую часть чисто монгольских подразделений, нанося решительный удар.

Но здесь и сейчас у них этот трюк очень плохо получался и не приносил явно видимого положительного результата. Ежесекундно возникающие то там, то здесь кровавые просеки, устраиваемые картечным огнём и густой перестрелкой из луков и арбалетов, беспрестанно создавали в рядах лёгкой конницы завалы из тел.

На острие этих вражеских атак неизменно оказывались половцы. Воевали они по большей части вынужденно и с большим удовольствием драпанули бы с этой не нужной им войны, но такой возможности у них не было. Сзади половцев всё время подпирали монгольские части, поэтому половцы умирали во множестве и к исходу первого дня в огромном количестве полегли в безпрерывных боях. Но не одни только горемычные половцы несли безвозвратные потери. С не меньшим успехом в кровавых боях перемалывалась и уничтожалась «кадровая» монгольская армия.

Буквально затопившие карейные линии отряды монгольской конницы, казалось, и не думали навязывать ближний бой. Стараясь держаться на дистанции двадцати-сорока метров перед наступающими ратями, они выстроились поотрядно цепью в круги и «вращаясь» по часовой стрелке — так что мишень всегда была слева от стрелка, то есть в самой удобной для лучников позиции, начали закручивать свои фирменные «карусели», засыпая наши войска стрелами. Каждый монгольский лучник успевал сделать несколько выстрелов, после чего «хоровод» уводил его из зоны стрельбы.

Такие атаки монгольских лучников уже на первой стадии боя выполняли не только задачу изматывания противника и расстройства его рядов, но и зачастую вызывали бегство противника, с последующим его полным разгромом тяжеловооруженными копейщиками. А находящиеся в тылу тумены, в это время, под защитой своих лучников всё время бросались в атаки, с целью опрокинуть наступающих. Монгольские полководцы отрывали из своего лагеря тысячу за тысячей, перемежая лёгкую конницу с тяжёлой, безжалостно бросали их в топку начавшейся мясорубки. Но отлаженный механизм монгольской армии, к всеобщему недоумению командования, в этот раз сбоил, работая вхолостую и не принося ожидаемых от него результатов.

Из — за постоянного перекрёстного картечного огня и туч стрел на первых порах степняки всё никак не могли приблизиться к наступающим ратям. Их передовые шеренги тяжёлой конницы, скакавшие в доспехах, с копьями наперевес дистанционно уничтожались картечно — арбалетным обстрелом. Лёгкая же конница, главным оружием которой были лук со стрелами, прорывать построения панцирной пехоты, была малопригодна по определению. Они были облачены в кожано — матерчатые доспехи, являющиеся очень уязвимыми даже для наших стрелков — лучников. Монголы огрызались, поднимали в воздух десятки тысяч стрел. Русские рати им отвечали тем же. Небо темнело, а стрелы с громким, частым треском, сталкивались друг с другом в воздухе, и резко обрывали свой полёт, падали на снег, утыканный древками как ёжик.

Поэтому, вольготно крутить свои «конные карусели» перед наступающим противником, обстреливая его из своих дальнобойных луков, у монголов сегодня совсем не получалось — русские в ответ поднимали не менее чёрные тучи из стрел, разбавляя их «артиллерийским огоньком». Массированный обстрел из луков, арбалетов, ружей и пушек, создавая завесу из огня и стали буквально прорубал себе пространство, постоянно отодвигал монголов в стороны от наступающих линий каре, не давая им возможности сблизиться для масштабного фронтального столкновения. Случающиеся иногда локальные прорывы, заканчивались для монголов пшиком — всех прорвавшихся просто и без затей закалывали и вырубали пиками и бердышами.

Спустя несколько часов от момента начала наступления, в бой втянулось не степное отрепье, а настоящие монгольские части и они сразу преподнесли нам неприятный сюрприз. Теперь «хороводы» начали с куда более дальней дистанции водить всадники вооружённые настоящими монгольскими луками («саадак»). Этот лук склеивался под прессом из трех слоев дерева и кости, обматывался сухожилиями. Его просушка длилась несколько лет. Но нам были известны только общие принципы производства, а сам секрет изготовления этих луков хранился в строжайшей тайне. Стрела, выпущенная из такого лука, была способна за 300 метров пробить доспех. Ну и это ещё не всё! Во — вторых, монголы стреляли не в статичном положении, а сидя на лошади, пуская её в скач. Скорость лошади придаёт стрелам дополнительную инерцию движения, что позволяет им лететь дальше и бить мощней. Убойная дальность стрел при такой стрельбе у монголов достигала 500 метров!

Поэтому не удивительно, что монголы предпочитали обстреливать противника из луков, увертываясь от его атак. Такой обстрел мог длиться иногда несколько дней, и монголы вынимали сабли лишь тогда, когда враги были изранены и падали от изнеможения. Последнюю, добивающую, атаку проводила тяжёлая конница. Во время больших сражений этой атаке предшествовал обстрел из позаимствованных у китайцев «огненных катапульт» — эти катапульты стреляли наполненными порохом бомбами, которые, взрываясь, прожигали искрами даже латы. Но с нами и эта тактика монголов не работала. Крупные скопления монголов мы могли расстреливать «дальней картечью», её эффективная дальность составляла — 430–750 м., а картечные гранаты могли улететь ещё дальше.

Впереди у нас, по счастью, не было конницы, которую при таком обстреле было просто невозможно уберечь. А пехотинцы, мало того, что были доспешные, так ещё и укрывались за крепкими, многослойными фанерными щитами. Но самое главное, у нас была настоящая артиллерия, совсем не чета китайским «огненным катапультам». Кружить конные «карусели» под артиллерийским огнём ни у монголов, ни у других, менее искушённых степняков, совсем не получалось.

Ордынцы, видя малую эффективность такой стрельбы, и неся при этом большие потери от нашей артиллерии, были вынуждены сближаться. Но чем ближе они подходили, тем серьёзнее нарастал ответный огонь. Эта «стена огня, стрел, болтов и пуль» оказывалась для монголов просто не преодолимой.

Орудия щедро нашпиговывали железом авангард атакующих, тем самым затормаживая следующие ряды, заставляя их спотыкаться о гору трупов. А в образующуюся невообразимую мешанину из живых и мертвых, многочисленные орудийные батареи посылали всё новые, скрежещущие металлом залпы. Наши лучники тоже не оставались безучастными, принимаясь активно расстреливать живые завалы и ведя бой по площадям, а арбалетчики начинали вести «снайперскую» стрельбу болтами. Они сноровисто крутили вороты, которые оттягивали назад толстую тетиву, зацепляя ее за спусковой рычаг, а затем следовали убойные и, что немаловажно, прицельные выстрелы.

Монгольские ханы и нойоны отчётливо понимали, что если продолжится отступление, то русские просто соединятся с осаждённым городом, и все их многодневные труды окажутся напрасными. Поэтому, они с отчаянной яростью то и дело бросали в бой конные тысячи, но всякий раз те были вынужденно отскакивать. Несколько раз монголы, неся чудовищные потери, навязывали ближний бой, сходясь в рукопашную, но всякий раз оказывались биты. Их лошади пугались звуков близкой пушечной пальбы и взрывов ручных гранат. Стрельцам была дана чёткая команда — при приближении противника на дальность броска гранаты — немедленно забрасывать ими вражескую конницу, что стрельцы с удовольствием и делали. А уж про сыплющиеся на головы монголов нескончаемым стальным дождём стрелы и болты и говорить нечего — укрыться от него было невозможно. Несмотря на то, что кони монгольской тяжёлой конницы сплошь были завёрнуты в железные и кожаные панцири, нескончаемый железный поток с неба выбивал и их, неизменно находя уязвимые места в их защите.

Под непрекращающийся ни на минуту грохот артиллерии монголы медленно отходили. Линии ратей по — прежнему наступали эшелонировано, регулярно меняясь между собой местами, теперь изначально третья линия каре превратилась во фронтальную. Наступающие линии сведённых в коробки каре ратей шли грозной поступью, проторивая в кровавом снегу себе дорогу. Бойцы упорно продвигались к Владимиру, дисциплинированно и мужественно шагали по ковру, состоящему из замёрзших трупов. Под еле слышный, в какофонии адских звуков, барабанный бой они старались идти мерным шагом, в ногу, часто при этом сбиваясь, перешагивая трупные завалы, но сохраняя сплочённость в своих рядах и будучи уверенными в собственных силах.

На глазах у ханов, издалека внимательно наблюдающих за своим степным воинством, творилось что — то невообразимое. Снежно — белое Раменское поле быстро окрашивалось кровавыми, трепыхающимися телами ордынских воинов. А чудно выстроившиеся в большие пустые квадраты урусские пешцы, ежесекундно огрызаясь своими пушками, то замирали, отбивая натиск, то опять приходили в движение, и как ни в чём не бывало, продолжали медленной поступью приближаться к осаждённому городу. Урусы, казалось бы, без видимых усилий, теснили и обращали вспять Орду, созданную самим Потрясателем Вселенной!

— Я не узнаю своих батыров!? Они словно по колдовству обратились в стаю беззубых собак, гавкающих на лениво бредущих медведей! — в сердцах выпалил Бату — хан своему наставнику Субедею. Тот лишь хмуро повёл бровью над своим незрячим глазом, глухо ответив:

— Саин-хан, беззубыми твоих воинов делают пороховые китайские трубки, что урусы улучшили и поставили себе на службу. Но даже не они первопричина. Вспомни Коломну, где погиб твой дядя хан Кулькан. Там сомкнутый пеший строй суздальско — рязанских урусских ратников своим стремительным таранным ударом обратил в бегство тумены ханов Тангута и Бури и затем эти пешцы вместе с русскими конными дружинами зажали хана Кулькана. Прорываясь из окружения, он был смертельно ранен. Эти же смоленские урусы и подавно сущие порождения тьмы! Они хорошо обходятся и вовсе без конницы, а их пешие рати многочисленнее, лучше вооружены и выучены. Кроме того, не забывай, джихангир, о коннице, что спрятана в передвижном обозе. Она ещё не ни разу не оголила свои мечи. Но эта конница служит Улайтимуру Смоленскому чем — то вроде наших тургаудов. Но там её мало, Улайтимур своих кэшиктэнов или где — то ловко прячет за ратями или она нас по — тихому обходит — тут одно из двух.

— Что же делать? — с мрачной злостью задал вопрос Бату — хан, имеющий ещё и очень нравящееся ему прозвище Саин-хан, означающее «великолепный правитель».

— Уходить, пока не поздно! — чуть задумавшись, ответил Субедей. И его лицо тут же ожгла плётка Саин-хана.

— Молчи и не смей мне такое предлагать! Похоже, что ты и сам из тигра превратился в трусливого шакала. В моего лучшего полководца вселились урусские злые духи! Надо срочно позвать шаманов! Чую я, что тут вокруг творится какое — то урусское колдовство!

Бату — хан тронул своего коня вперёд, бросив на Субедея взгляд полный презрения. Субедей молча утёр рассечённый кровоточащий лоб, устремив свой единственный глаз на грохочущие, низвергающие дым и пламень, русские квадраты. Отъехав подальше от шатра Батыя, краем уха он слушал неистовые камлания шаманов и с каким — то ранее не присущим ему мазохистским упоением наблюдал за агонией монгольской конницы, бестолку кружащей и устилающей своими телами кровавую дорогу для урусских войск.

Когда шаманы совершили все необходимые обряды, джихангир не успокаивается и посылает для зубодробительного удара, свою элитную тяжёлую конницу — «кэшиктэнов», являющихся «маневренным резервом», наносящий по противнику решительный удар.

Из 10–ти тысяч тумена кэшиктэнов (состоящих из «тургаудов» — дневной стражи — самое многочисленное подразделение этого элитного тумена, «кебтеулов» — ночной стражи и «хорчинов» — лучников), а Западный поход к «Последнему морю» отправилось 7 тыс. этого элитного тумена и сейчас, по воле Бату — хана, в бой было брошено 4 тысячи этих конных гвардейцев, заведённых когда-то ещё самим Чингис — ханом.

Передовые каре урусов, завидев нового противника, тут же останавливаются, в стенах квадрата появляются дополнительные коридоры, через которые высовывают свои чугунные головы, едущие внутри каре пушки. Орудия постоянно, даже во время движения находящиеся по углам квадрата тоже наводят свои чёрные жерла на очередную конную лаву.

Вертевшаяся впереди ратей лёгкая конница степняков, не теряя времени даром, принялась готовить площадку для выступления своей гвардии, разбирая завалы из мёртвых тел, привязывая эти туши верёвками, захватывая арканами и оттягивая их назад.

Эта самая мощная волна монгольского наступления прокатилась через все четыре линии, дошла, выплеснувшись до самых щитов «гуляй-города», кровавой пеной устилая снег сотнями тел. Пробиваясь сквозь артиллерийский картечный заслон, монголы вплотную сблизились, проламываясь сквозь выставленные вперёд сплошным частоколом пики, добравшись, отчаянно при этом теряя скорость, до линии щитов первых шеренг сразу нескольких ратей. Лютая сеча закипела по всему Раменскому полю.

Пикинеры, по команде освобождаются от ставших бесполезными копий и тут же вооружаются острыми мечами. Они, строго по резким, коротким трелям свистков, сразу бьют по прорвавшимся врагам всей шеренгой, так как их в своё время учили. Выцеливая морду, шею, бока и любые другие плохо защищённые части захлёбывающихся и хрипящих от крови лошадей. Совместные шеренговые удары наносятся сразу сдвоенные, вслед за дезориентирующим противника ударом щита, следует короткий, колющий выпад мечом, подсекающий брюхо татарским коням. Тяжёлые удары щитов сразу во многих местах опрокидывают противника, нокаутируют и оглушают лошадей, а следующие сразу выпады мечей взрезают плоть и смертельно ранят ошеломлённого противника. В снег валятся распоротые кони, рядом елозят по снегу монгольские всадники. Из — за спин пикинеров не менее эффективно действуют убравшие луки и вооружившиеся бердышами стрелки. И прорвавшимся врагам остаётся только со злобным бессилием массово гибнуть.

Кони скакавшие в задних рядах оказывали на впереди скачущих невыносимое давление, заставляя фронтальную конницу волей — не волей бросаться и насаживаться на копья. Между конных отрядов в развалку на своих кривых ногах передвигались тысячи спешенных монголов, с криками бросаясь на шеренги пикинеров, завязывались многочисленные рукопашные схватки.

Три квадрата каре оказались прорваны неприятелем. Это не было критично, но только в том случае, если не возникнет паника. Оснащение и сама структура наших войск, где самостоятельной тактической единицей может выступать даже отдельно взятый взвод, были таковы, что они даже в полном окружении могут продолжать эффективно сражаться. Но степнякам это неизвестно, они спешат расширить образовавшуюся прореху, сбегаясь туда, впопыхах пробираясь между телами перебитых товарищей. Но, даже ворвавшись в каре, монголы не могут навести там «шороху», заставить всех разбегаться. Каждый наш пехотинец точно знает, что начать рушить строй и убегать от вражеской конницы — это самый быстрый и действенный способ самоубийства. На учениях отрабатывался и такой вариант, чтобы каждый боец на собственной шкуре почувствовал себя загнанным конными охотниками зверем. Поэтому, в случае прорыва, управление атакованным каре децентрализуется на полковые и батальонные колонны, которые превращаются в самостоятельные боевые единицы, продолжая, как ни в чём не бывало вести бой, с внешнего и внутреннего радиуса, если карейный резерв самостоятельно не справляется с купированием прорыва. И ворвавшимся в центр каре монголам сразу приходится не сладко. Они не только всем скопом попадают под перекрёстный обстрел сразу с четырёх сторон, но и моментально нарываются на карейный резерв в лице батальона, тут же уничтожавшего прорвавшегося противника и затыкающего своим личным составом возникшую дыру.

Прорывом с последующим боевым соприкосновением противостоящих друг другу войск пытается воспользоваться лёгкая степная конница. Она, укрывшись за спинами своих тяжелобронированных собратьев, начинает прорываться, вплотную подходя к нашим пехотным построениям и спрыгивая с коней, пешими бросаются в бой. В таких обстоятельствах наша артиллерия оказывается бесполезной, чтобы не задеть своих она может продолжать вести навесной огонь только по дальним дистанциям. Но вот раздаётся ещё одна команда, и по накапливающейся перед линией щитов конницей, в дело вступают стрельцы — начинают забрасывать противника гранатами, снаряжённых пироксилином. Череда частых взрывов крошит, напичкивает осколками и изламывает тела противников. За первой волной взрывов, с короткими промежутками, следуют вторая и третья. Страх и инстинкты берут власть над разумом степняков, они разворачивают своих испуганных, совсем обессиленных коней и наконец, цунами, оставляя обломки из тел, то там, то здесь начинает откатываться назад.

В нашем противостоянии с ордынцами установился свой собственный ритм сражения, состоящий из чередующихся между собой фаз затишья и внезапных возобновлений кровавого побоища. Так, в часы активизации боёв, не смотря на раны и усталость, пехотинцы сражались как заведённые бездушные машины и казались неуязвимыми. Когда же степняки, очередной раз «умывшись кровью», и повинуясь приказам отдаваемых белыми и чёрными флагами или же даже самовольно отступая выходили из боя, чтобы перегруппироваться и с новыми силами обрушиться на своего врага, пехотинцы, прежде чем продолжить движение вперёд, несколько минут переводили дух, обессиленно опёршись о щиты, пики, бердыши, перевязывали прямо на месте легкораненых, тяжёлых, на носилках, эвакуировали в тыл. Звучали команды и со стонами выпрямившись, подняв зазубренные клинки и исколотые стрелами щиты, под звуки оглушительной артиллерийской канонады, перебивающей пороховой вонью тошнотворный смрад боя, пехота возобновляла прерванное боем наступление. Сквозь заливающий и раздражающий глаза пот и пороховой дым, перейдя через тела сотен конских туш, усеивающих собой всё пространство вокруг, воины железной и нерушимой стеной встречали очередную вылазку врага, сбившись со счёта, который уже раз, проходили через разведку боем, плавно перерастающую в ужасное побоище. Стоны усталости исходящие от наших войск в редкие минуты отдыха, в прямом боестолкновении, как по волшебству, сменялись громкими воплями и грозным рычанием, а атакующие нас монголы уже не выкрикивали свой боевой клич, а просто, израненные и забрызганные в собственной крови они выли от своей бессильной ярости, от осознания невозможности разбить и рассеять русское воинство.

Всё это время я со своей конной сотней телохранителей двигался внутри передвижного гуляй — города. Несколько тысяч монголов ещё в первой половине дня проскакали по Клязьме и ударили с тыла. Пришлось переместиться от греха подальше за линию передвижных щитов.

Но от своих пехотных каре мы не отставали, поскольку они двигались рваным ритмом, будучи вынуждены то и дело останавливаться, чтобы принять бой, усмиряя бесчисленные ордынские конные лавы.

Монголы во второй половине дня всё больше норовили атаковать наши каре спереди и слева, при этом, практически не заходя справа, где начинался спуск к берегу. Несколько раз, залетев в интервалы и попав под перекрёстный огонь, стали избегать совать туда свой нос. Поэтому вскоре пришлось отдать приказ вестовым проводить ротацию ратей не только по вертикали, но и по горизонтали.

Я не только издали обозревал бои, но и слышал всё происходящее. Оттуда, с передовых рубежей исходил леденящий душу шум битвы. До нашего слуха доносились отголоски боевых монгольских гортанных кличей, надсадные зажатых в давке, вопли и крики раненных, треск ломающих древков копий, лязг и скрежет стали о сталь и нескончаемая орудийная пальба. Облака шрапнелей расцветали дымным цветом в рядах монгольской конницы, щедро разбрасывая во все стороны кроваво — металлические брызги. Но непрерывные громовые раскаты пушек не могли удерживать на расстоянии бесноватых монголов. Неся чудовищные потери, монголы то и дело, как заведённые продолжали настырно лезть вперёд, с отчаянием обречённых бросая своих коней на ощетинившиеся ёжиком пики.

В первый день наступления гранаты нас хорошо выручали и, наверное, только благодаря им, применяемых в самые критические моменты, мы не начинали отвод войск за стены медленно передвигающегося в глубоком тылу гуляй — города.

Такой интенсивности бои нуждались в постоянной подпитки резервами. От нашего передвижного «гуляй-города» ратьерами в наступающие каре, в затишьях между боями, постоянно доставлялись связки стрел, болтов и артиллерийские снаряды. А в обратном направлении транспортировались раненные, их размещали в крытых по типу фургонов санях.

А около трёх часов дня, оставив в трёх покинутых лагерях три полка, к движущемуся в арьергарде «гуляй-городу» бодро пришагал развёрнутый в три квадрата каре Первый корпус. При этом монголы, занятые разборками с напирающими на них ратями, не оказали резервному корпусу никакого противодействия. И пришёл Клоч не один, а с ещё одним «гуляй-городом», правда, перемещался он в разобранном виде. Лошади, понукаемые возницами, везли сотни окованных железом «гуляй-городских» деревянных щитов (высота — 2,3 м., ширина — 2 м.) с амбразурами. Для удобства транспортировки они были установлены на полозьях, а сверху укрыты односкатной крышей — для защиты от падающих сверху стрел. Теперь большая часть старого лагеря была снята с места и некогда огромный лагерь превратился в куда более скромных размеров блокгауз.

И вот, когда уже начало смеркаться, я заметил, что каре первой линии, наступавшие на Вознесенский монастырь, наконец, прорвали кольцо блокады и воссоединились с засевшими на монастырском холме ратями. Это же обстоятельство подтвердила флажная сигнализация.

— Подать сигнал остановить атаку! — сразу распорядился я. — План наступления на сегодняшний день выполнен!

Вверх взмыло знамя, проревели особым способом трубы, пехотные каре отзеркалили полученную ими команду и начали медленно останавливаться. С ходу, при активном участии свежего первого корпуса, развёртывался полевой лагерь.

Из гуляй — города Первого корпуса быстро выпрягались кони, а сами щиты скреплялись меж собой цепями. Часть ратников, под охраной ставших по периметру ратей, начала ввинчиваться в промёрзшую землю коловоротами, устанавливая вокруг нового лагеря, заранее припасённые заострённые колья.

— Двигаем к монастырю, там организуем штаб и заночуем! — отдал приказ своим телохранителям, первым трогая коня.

Теперь с территории Вознесенского монастыря, занимающего в округе господствующую высоту, пушки могли легко простреливать всё пространство между Золотыми и Волжскими воротами, а также русло Клязьмы, при этом целиком контролируя подступы к «гуляй-городу» выстраиваемому у подножия холма.

Монголы, прореженные картечью, болтами и стрелами последовав нашему примеру, тоже перестали проявлять наступательную активность. Непобедимые тумены прошедшим днём изрядно пролили своей крови, а потому опасались подходить близко к успокоившимся и начавшим «окапываться» войскам, интуитивно действуя по известной на Руси мудрости — «не буди лихо, пока оно тихо». Замёрзшие тела тысяч монголов вперемешку с тушами лошадей, лежащие как целыми завалами, так и беспорядочно разбросанными по всему полю, мрачно дополняли пейзаж.

Неожиданно для монголов, русские, весь день пёршие вперёд как дикий тур сквозь кустарник, по сигналу затормозили свой разбег и так и остались стоять до самой ночи, не двигаясь ни на шаг с места. Ханы, нойоны и темники это известие встретили с немалой долей облегчения. У них появилось время опомниться, собраться с силами, выявить ошибки и просчёты в командовании, а затем попытаться завтра взять реванш, ударив по русским со всей своей степной яростью.

Жители осаждённого Владимира неожиданно для самих себя обретшие надежду на спасение в лице смоленских полков, весь прошедший день с жадным любопытством взирали на разворачивающуюся прямо у них на глазах величайшую битву. Всюду на линии уцелевших и обрушенных, изломанных многодневной осадой стенах, обращённых в сторону захваченного «Нового города» и к Клязьме, чернели людские толпы. Здесь собрался весь город — мужчины, женщины, подростки, даже дряхлые старики и малые дети. Шумными, радостными воплями и криками они приветствовали и подбадривали деблокирующие город войска. При помощи арбалетных выстрелов горожанам были посланы болты с посланиями. В них обговаривались условные сигналы, по которым владимирцы должны были всеми наличными силами совершить вылазку из города. Действовать самостоятельно, без соответствующих приказов, им категорически воспрещалось.