Орёлъ i соколъ

1.

Марыля влюбилась в этого странного генерала. Если только это прагматичное польское сердечко балерины было способно на любовь.

Собственно что меняется в жизни артистки со сменой режимов?

Разве что только цвет мундиров.

А все остальное – остается прежним.

Весь порядок жизни, состоящей из нескончаемой череды развлечений.

Катание в открытых автомобилях или в запряженных вороными рысаками рессорных колясках по утренней Варшаве. Пикники на берегах Вислы, балы в королевском дворце, роскошные букеты от поклонников по окончании спектаклей, богатые подарки, пылкие признания, ночи, полные безумств…

Все осталось, как и прежде.

Только строгие серые мундиры ухажеров из Войска Польского с их стоячими красными воротничками сменились на темно-зеленые гимнастерки с синими галифе нынешних ухажеров из Красной Армии.

А так…

Мудрый Борэк Пшебульский – их постоянный концертмейстер и пианист, всегда сопровождавший труппу в гастролях и на репетициях, а поэтому ставший для балеринок совершенно своим, он сказал как-то Марыле, что знаменитая пани Валевская как-то выпросила у Наполеона независимости для Польши. Так отчего бы и Марыле теперь не попробовать?

Эти слова Борэка Пшебульского запали в девичью душу.

Как и все артистки, Марыля была очень честолюбива.

Почему бы тогда не прославиться, если не как первой балетной туфелькой Европы, а как спасительницей Польши? Как навеки вошла в историю страны знаменитая любовница Бонапарта.

Олег заехал за Марылей ровно в десять.

Он был за рулём новой немецкой машины.

Ах, какая это была машина!

Хорьх-кабриолет с откидывающимся кожаным верхом. Широкий, низкосидящий, хищный хорьх. Он весь сверкал свежим лаком – двуцветный – светлобежевый по длинному капоту и крыльям, и тёмно-коричневый по бокам. Сиденье рядом с водителем было свободно для Марыли, а позади Олега – на широком диване коричневой кожи сидел уже знакомый Марыле английский музыкант – Джон Леннон в своей вечной линялой курточке из синего коттона, такой, какие носят рабочие сцены и в круглых очечках, какие бывают у аптечных провизоров и библиотечных архивариусов. По бокам английского музыканта – слева и справа от него, сверкали улыбками две девушки.

Когда машина тронулась, Олег познакомил их с Марылей, – это спортсменки – Маша – теннисистка и Алина – гимнастка.

Объяснялись на смеси русского, французского и английского.

Джон совершенно не говорил по-русски, но неплохо владел языком Вольтера.

– Марыля, я напишу музыку к рок-балету, – сказал Джон, – и причем в этом балете, который поставит мой друг Баланчин, одну партию будет танцевать не балерина, а спортсменка по художественной гимнастике, это будет здорово, – при этом Джон обнял Алину и с нежной улыбкой посмотрел на девушку.

– А что такое рок-балет? – спросила Марыля, оборачиваясь назад.

Набегающий ветер красиво взметал светлые пряди ее волос.

– Вы не слышали рок-оперу Ллойда и Вебера? – изумился Джон, – тогда надо непременно дать вам послушать.

– А кто будет делать декорации? – поинтересовался Олег, не отрывая глаз от набегавшей под капот дороги.

– Я думаю, Энди Вархолл, – откликнулся Джон, – представляешь, какая будет сенсация, балет на музыку Джона Леннона в постановке Баланчина и солистки Алина Кабаева и Марыля Брыльска. Каково! ….

Место для пикника выбрали на крутом берегу реки, откуда открывался прекрасный вид на широкий плес, на песчаный островок посреди Вислы и на островерхий костел на том, казавшимся далеким отсюда берегу.

Девушки постелили на траву большую белую скатерть, достали из багажника корзинки с вином и снедью и с природной женской хозяйственностью принялись раскладывать и расставлять привезенное угощение.

Широко расставив ноги, Джон стоял зажмурившись, подставляя лицо жаркому полуденному солнцу.

– Это не как у вас в Англии! – назидательно заметил Олег, – здесь климат континентальный.