Оригиналы

Глава 11

— Расскажи об этом еще раз, — говорит Элла в понедельник за завтраком. Хотелось бы, чтобы она была более чувствительной: она знает, что после свидания с Дейвом я случайно столкнулась с Шоном. От этой мысли мне становится тошно.

— Эл, я все рассказала тебе вчера, когда вернулась домой, — говорю я, закатывая глаза. — Дважды. — Я все еще в пижаме; мама ушла по делам, когда я встала.

— Ты могла забыть что-то, — говорит она. — Давай еще раз все проговорим. Я собираюсь встретиться с ним меньше, чем через час!

Хотя я уверена, что она уже знает свидание вдоль и поперек, до таких маленьких мелочей, как, например, то, что весь фильм он сидел с поднятой на подлокотник левой ногой. Я опять ей все рассказываю, жуя хлопья и тяжело сглатывая каждый раз, когда думаю о Шоне.

Бетси, должно быть, знает, о чем я думаю, потому что она вступает в разговор, когда я делаю слишком долгую паузу — она тоже уже запомнила все подробности.

— Но он не пытался поцеловать тебя? — спрашивает Элла, когда я закончила. — Всего лишь обнял? — Она выглядит немного обиженной. Ревнующей. С чего бы ей такой быть? Кем-то, кто выглядит так, будто у нее украли ее свидание в кино.

— Всего лишь обнял, — уверяю я.

— Покажи мне, как он делал это, — говорит Элла, вставая из-за стола. Она двигается неловко, как будто не уверена, что ее перебинтованная лодыжка поддержит ее: но та выдерживает. Я смотрю на нее с открытым ртом.

— Хочешь, чтобы я повторила объятие? — спрашиваю я со смешком. Она кивает, улыбаясь, как безумная. У меня в арсенале есть осторожная улыбка. Я редко пользуюсь ею, но когда смотрю на Бетси, то вижу, что она в точности отражает лицо Эллы.

У меня по спине начинают ползти мурашки.

— Я точно не собираюсь обнимать тебя, — говорю я и опять смеюсь. — Не так.

— Сделай это, — говорит Элла. — Давай же!

— Элла! — говорю я. — Ты знаешь, что значит обниматься. Это было только объятие. — Невозможно не думать о руках Шона, обнимающих меня в пятницу вечером. Это было объятие.

— Хорошо, — говорит она. Унося свою тарелку в раковину, смотрит на меня суровым взглядом. Несмотря на ее колебание секунду назад, идет она хорошо; мама разрешила ей пойти в школу. — Думаю, нужно попытаться заставить его обнять меня опять.

— Уверена, это не будет для тебя проблемой, — говорит Бетси с набитым ртом.

— Определенно, — мечтательно произносит Элла.

Я бросаю взгляд на часы, раздумывая, когда же мама вернется.

— Девчонки? — говорю я. — Мне надо с вами кое о чем поговорить. — Я так много думаю об этом, что мне даже приснился мамин секретный офис прошлой ночью; я знаю, что мне нужно рассказать им об этом.

Я хотела сделать это раньше, но вчера у мамы был тот редкий выходной, она была дома с момента, как я вернулась из кино с Дейвом и до тех пор, пока мы не пошли спать прошлой ночью. Может, она даже спала в своей постели, что бывает очень редко. Это моя первая возможность поговорить с Эллой и Бетси наедине.

— Все хорошо? — спрашивает Бет, смотря на меня с любопытством.

— Да, но…

— Если все хорошо, можно мы поговорим сегодня вечером? — перебивает Элла. — Мне нужно приготовиться.

Открываю рот, чтобы объяснить, что, наверное, нам нужно поговорить сейчас, — потому что я не уверена, где мама будет потом, — но сигнализация пищит, оповещая нас, что ворота открываются. Мама дома.

— Хорошо, — говорю я. Затем, чтобы не волновать их, добавляю: — Правда, это не так уж и важно. Вечер подойдет.

— Это план, — говорит Элла перед тем, как выплыть из кухни. Напевая себе под нос, она поднимается по лестнице немного медленнее, чем обычно, из-за своей лодыжки. Я слышала эту песню раньше: ее включал мне Дейв по дороге в кино.

В школе отгоняю мысли о маме и фокусируюсь на Шоне. Вхожу в творческий класс. Он явно все еще злится на меня с того момента, как увидел нас с Дейвом в торговом центре.

Шон сидит напряженно и смотрит прямо перед собой. Возможно, это только мое воображение, но мне кажется, что он отодвинул свою парту на один или два дюйма.

— Отлично, — говорю я сама себе, идя к своему месту. Сажусь и делаю глубокий вдох. Наверное, это правильно, что он злится: я в любом случае не могу встречаться с ним.

Но эмоционально у меня не выходит смириться с этим. Я знаю, что должна попытаться уладить с отношения, или же мне предстоит «поломка» с элементами мыльной оперы.

— Шон, — шепчу я ему в спину. Он игнорирует меня. — Шон, — шепчу опять. Наклоняюсь вперед и касаюсь его правой руки. Он не двигается. — Шон! — шепчу громче. — Мне нужно поговорить с тобой.

Наконец он медленно оборачивается, но совсем не так, как раньше, когда разговаривал со мной. Когда он уделял мне все свое внимание.

— Что такое? — говорит он равнодушным голосом, как будто я — никто.

— Мне нужно поговорить с тобой о вчерашнем, — шепчу я. — Я хочу объяснить.

— Не нужно, — говорит он, пожимая плечами так, будто ему все равно. Его голос громче моего, и отсутствие взаимности почти больнее, чем его слова. — Я в порядке.

— Правда, Шон, — начинаю я, но вмешивается Наташа.

— Эй, Шон, — говорит она, глядя на меня с ухмылкой. — Покажи мне то приложение, о котором говорил раньше. — Раньше? Ревность нападает на меня, и я внезапно понимаю, что почувствовал Шон, когда увидел меня с Дэйвом.

Он вытаскивает свой телефон и начинает разговаривать с Наташей о приложении, фотографируя ее и затем делая что-то на экране.

Вместо того чтобы позволить гневу одержать вверх над собой, я пытаюсь перенаправить свою энергию на разговор с ним. А для этого требуется легкое прикосновение.

— Можно мне посмотреть?

Шон смотрит на меня, и по его глазам я вижу, что он борется с собой — одновременно хочет ненавидеть меня и подойти ближе, как будто ничего не случилось.

Несколько секунд он думает, что делать дальше, Наташа кидает мне взгляд «Отвали!», но я стою на своем.

— Ты просто ходячий сборник приложений, — шучу я, тепло улыбаясь ему. Это глупо, однако сработало: его лицо смягчается, и он поворачивает экран так, чтобы и Наташа, и я могли видеть его.

Урок может начаться в любой момент; я только надеюсь, что, прежде чем он начнется, смогу достаточно растопить айсберг, чтобы позже поговорить с ним нормально.

— Ну, это приложение потрясающее, — говорит Шон, смотря на экран, затем на Наташу и быстрым взглядом на меня. Оно называется Твиннер. Ну, знаете, как Твиттер, только с «твин».

— Понятно, — говорю я.

— Круто, — не отстает Наташа, чересчур кокетничая.

Шон продолжает объяснять.

— Нужно загрузить свое фото, и оно использует лицевое опознавательное обеспечение, чтобы найти твоего близнеца на всех фото в интернете, — говорит он, держа телефон повыше, чтобы нам было лучше видно. — Видите? Мы только что нашли Наташиного.

На экране фотография девушки с теми же чертами лица, но совершенно другими волосами и телосложением.

— Она действительно выглядит как ты, — говорю я Наташе.

— Она пытается, — говорит Наташа, немного выгибая спину. Пытаясь контролировать взгляд, думаю о моих зеркальных копиях, Бетси и Элле.

Не могу не удивляться, почему кто-то не хочет быть неповторимым. А затем приходит мысль, что это приложение — мамин самый страшный кошмар.

Мама.

Я думаю о том, что мама — причина, по которой у меня нет своей полной личности. Она — причина, по которой я не могу встречаться с Шоном; причина, по которой прямо сейчас ему больно и он злится на меня.

Она что-то прячет от нас — и мне начинает казаться, что это гораздо больше, чем просто личное офисное пространство. Кажется, что мама больше озабочена тем, чтобы не попасть в неприятности, чем быть с нами.

Что-то должно поменяться. Просто обязано.

— Найди моего, — говорю я Шону под внезапной и яростной волной бунта.

— Ну, попробуй, — бормочет Наташа сквозь зубы, перед тем как повернуться к своему приятелю на другом ряду, скучая с того момента, как я присоединилась к разговору. Я немного краснею, но Шон просто игнорирует ее. Он начинает бегать пальцами по клавиатуре.

— Разве тебе не нужна фотография? — спрашиваю я.

— У меня есть, — говорит он тихо, смотря на экран. Меня затопляет облегчение.

— Вот, — говорит он несколько секунд спустя. — Вообще-то, это самое лучшее совпадение, которое я когда-либо видел.

Не уверена, что я ожидала увидеть, но явно не это. Когда я беру телефон из его протянутой руки, я с трудом дышу, смотря на экран. Девушка действительно выглядит как я. Как мы.

Несколько секунд я думаю, что возможно это Бетси или Элла, но потом понимаю, что она выглядит немного старше, и ее лицо круглее. Но у нас те же самые глаза и цвет волос, кудряшки.

— Это невероятно, — говорю я, протягивая телефон Шону до того, как Мистер Эймс говорит ему убрать его. У меня в животе тяжелое ползающее чувство. Сумасшедшая мысль, овладевающая мной.

Она и есть Оригинал? Она — Бэт?

— Я могу отправить тебе ее, если хочешь, — говорит Шон, быстро посмотрев на меня.

— А? — спрашиваю я растерянно.

— Твиннер не выдает имена, но можно написать людям, и они ответят, если захотят увидеться.

— О, — говорю я, вытаскивая лэптоп и чувствуя себя так, будто моя голова сразу на двух планетах. Возможно, он считает меня сумасшедшей. Складывая все воедино, говорю: — Хорошо. Это немного волнующе.

— Как скажешь.

Мистер Эймс заканчивает писать на доске и идет к подиуму.

— Шон? — шепчу я.

— Да?

— Я все еще хочу объясниться, — говорю я. — О вчерашнем. Это не то, что ты подумал.

Долгая пауза. Я уже не надеюсь, что он ответит. Но он отвечает.

— Я выслушаю.

День заканчивается отлично. Шон уверяет меня, когда звенит звонок, что у него серьезные планы после школы — он собирается фотографироваться с мамой — и даже не извиняется, что не поговорит со мной.

После тог, как мы прощаемся на выходе из коридора английского, иду к своему шкафчику, чувствуя себя гораздо лучше, чем раньше.

Никто не получает по голове во время чирлидинга. И когда я прихожу домой, мама на пути к работе, так что я не хочу разговаривать с ней.

Проходят часы, и, наконец, возвращается Бетси.

— О чем ты хотела поговорить? — спрашивает Бетси, когда мы устраиваемся на диване. — Ты разгадала смысл жизни?

— Типа того, — говорю я, смеясь. — Нет, это серьезнее.

Элла и Бетси тут же уделили мне все свое внимание. Не уверена, как лучше им рассказать, о чем я думаю. Начинаю с офиса.

— Помните тот день, когда мы с мамой поссорились и я поехала за ней? — спрашиваю я. Они одновременно кивают, как будто специально договорились.

— Как мы могли забыть тот день? — спрашивает Элла. Ее тон шутливый, но он причиняет боль. Бетси шлепает ее по рукам.

— В любом случае, — говорю я, — мама сказала, что поедет по делам, но она этого не сделала.

— Что же она делала? — спрашивает Элла, хмурясь в замешательстве.

— Она поехала к маленькому офисному зданию, — говорю я. Бет тоже хмурится. — Я думала, что у нее встреча или еще что-то, но затем она вышла из машины и отперла дверь. Своим ключом. Как будто это ее офис.

— Что? — спрашивает Бет. — Почему?

— Не имею представления, — говорю я. — Но она странная, вы не думаете?

— Ты уверена, что тебе не показалось, что она отперла его? — спрашивает Элла. — Может быть…

— Она отперла его.

— Это так странно, — говорит Элла. — Я имею в виду, что у нее уже есть здесь офис, и наверняка еще один в больнице.

— Зачем ей понадобился еще один? — спрашивает Бетси, заканчивая мысль Эллы.

Мы молчим. Не сосчитать, сколько раз я могла бы сказать «я не знаю». Позволяю им прийти в себя, прежде чем рассказать еще об одном. Я рассказываю им о Твиннере и о том, как я позволила Шону использовать мое фото, чтобы найти моего близнеца.

— Лиззи! — кричит Элла. — Это было ужасно глупо!

— Возможно, — говорю я. — А возможно и нет. Но суть не в этом, а в том, что нашлось соответствие. Она выглядит так же, как мы; старше, но в остальном так же. — Мы уставились друг на друга. Наконец Бетси начинает говорить.

— Ты думаешь, это она, да? — спрашивает она взволнованно. Бетси всегда больше всех восхищалась девушкой, которую мы звали Бэт. — Ты думаешь, что она Оригинал.

— Возможно, нет, — говорю я. Я сомневаюсь. — Но что, если это и вправду она?

— Невозможно, — говорит Элла. — Это значит, что мама лгала, а это нелогично. Зачем ей так много рассказывать нам о том, как нас создавали, но лгать о том, что Оригинал мертва?

— Может, она не хотела, чтобы мы могли найти ее, — предполагает Бетси. Ее темные глаза сверкают, как будто ей поручили миссию. — Может, есть что-то связанное с ней, и мама не хочет, чтобы мы знали об этом.

— Может, ты сумасшедшая? — говорит Элла, наклоняясь, чтобы захватить горсть чипсов.

— А может, мама тоже ничего не знает, — говорю я. — Может, заказчики лгали ученым о смерти Оригинала. Может, они просто хотели иметь дубликат для…

— Оу, — говорит Бетси. — Ребенок-дубликат? Как запасная покрышка?

— В мире есть ненормальные, — говорю я, пожимая плечами. — Никогда не знаешь, что случится. Но, честно, ставлю все деньги на то, что мама единственная, кто лгал нам.

— Ты просто сердишься на нее из-за Шона, — говорит Бетси. — Ты не думаешь так по-настоящему.

— Разве? — говорю я с сарказмом. — Она скрывает от нас офис; что еще она прячет? Можно смело предположить, что она также врала нам об Оригинале. О том, что ребенок не умер, и по какой-то причине она не хочет, чтобы мы знали об этом. — Я делаю паузу, и мысль настигает меня. — Она могла бы прятать Бэт в том странном офисе.

— Ну ты даешь, — говорит Бет с круглыми глазами. — Мы ведь говорим о маме.

— Если ты так убеждена, проследи за ней опять, — предлагает Элла в перерывах между хрустом, как будто преследование мамы — самое обычное дело на планете. Я смешно смотрю на нее.

— Серьезно. В смысле, может, ты ошибаешься — возможно, все просто. Может быть, она присматривала за офисом коллеги, пока он путешествовал, или еще что. Просто проследи за ней опять и будешь точно знать.

В середине ночи, когда я все еще не сплю, воображая наше воссоединение с давно потерянным ДНК-донором в стиле ток-шоу, все еще представляя, что могло происходить в мамином секретном офисе, натягиваю толстовку и на цыпочках выхожу из своей комнаты в коридор.

Прислушиваюсь к тишине комнат, все ли спят; ничего не услышав, я тихо спускаюсь. В какой-то момент я думаю последовать совету Эллы: возвратиться к офису мамы и приложить больше усилий, чтобы попасть внутрь.

Но все словно в фильме ужасов и меня бросает в озноб в моем теплом доме. Вместо этого я предпочитаю обыскать офис мамы дома.

Ничего не изменилось, когда я последний раз была здесь — даже запасных денег все еще меньше сорока долларов. Я открываю нижний ящик и вижу кипы писем из Вайоминга.

То же самое любопытство побеждает, когда я была здесь в прошлый раз. Беру одну из кип и перекладываю банковский счет из аккуратно порванного открытого конверта.

Перед тем как мы переехали, мама много разговаривала по телефону с парнем, которого мы шутливо назвали Волшебником. Она не рассказывала нам о нем ничего, кроме того, что он ее друг и помогает ей иногда.

Это случилось, когда он посоветовал ей перевести деньги через корпорацию в другом штате, которая называлась Trifecta Inc., и находилась она в Вайоминге.

У нас было двойное прикрытие — фальшивая корпорация и новые личности. Две новые личности, конечно же: одна — для нее и вторая — для нас троих.

Мама сказала, что ей хорошо заплатили за клонирование, поэтому она могла нас обеспечивать. Но она всегда утверждала, что ей нужна работа для прикрытия.

Однако когда я просматриваю банковский счет за последний месяц, что-то странное попадается мне на глаза: первого числа на хранение в банк были положены двадцать тысяч долларов.

Я открываю другой счет, и у меня отвисает челюсть: еще двадцать тысяч долларов были положены в банк первого числа в позапрошлом месяце.

Я нахожу еще один счет и еще двадцать тысяч. Там больше двадцати счетов, обнаруживающих депозиты с той же самой сумой.

Я чувствую себя взволнованно, как будто поймала маму в чем-то; убираю все на место и бегу наверх. Включаю компьютер и ввожу в интернет поиск среднюю зарплату доктора экстренной медицинской помощи.

Когда результат высвечивается на экране, я разочарована. Они могут заработать около 250,000 долларов в год: даже я с проблемами в математике знаю, что это больше чем двадцать тысяч в месяц.

Я посмеиваюсь над собой, перед тем как выключить компьютер и забраться назад в постель.

Даже если остается тот факт, что я видела, как мама отпирает офис, возможно, Элла права — это определенно что-то хорошее. Может, она и вправду поливает чьи-то цветы.

Чувствуя себя глупо, я отгоняю мысли о маме и думаю о Шоне, пока не засыпаю.