Глава 3

— Эй, ты знаешь, что за парень в творческой мастерской? — спрашиваю я у Эллы следующим утром за завтраком. — Тот, который со странной прической? Он сидит на нашем обычном месте. Кстати, спасибо, что предупредила меня об этом.

Она смотрит на меня, веселясь, возможно потому, что она не знает, или из-за того, что удивляется, почему я спрашиваю. Почувствовав, что мои щёки вот-вот вспыхнут, я начинаю намазывать масло на тост, лишь бы не смотреть на нее.

— Да? — спрашивает она. — Что с ним?

— Он поздоровался со мной, и я почувствовала себя идиоткой, потому что не знаю его имени.

Элла только пристально на меня глядит.

Я закатываю глаза.

— Элла! — кричу я. — Хватить вертеться вокруг да около. Как его зовут?

Она посмеивается, встает и кладет свою тарелку в раковину. Я уже думаю, что она собирается полностью меня проигнорировать, но на полпути к выходу она через плечо говорит его имя:

— Шон Келли.

Я потратила последние десять минут в танцевальном классе перед зеркалом, прихорашиваясь, вместо репетиции. После моего быстрого душа, я зачесываю волосы назад, собирая их во влажный хвост, и спешу к классу творческого мастерства, охваченная мыслью увидеть парня, которого я не знаю. Он никогда не приходит раньше, чем звенит звонок, но когда мистер Эймс поворачивается, чтобы написать сегодняшний список слов на доске, он оборачивается за своим столом.

Моим столом.

— Привет, Элизабет.

Бац!

— Привет, Шон, — говорю я в ответ, заталкивая бабочек подальше. Я хочу назвать его полным именем, но это будет как-то по-детски, поэтому я просто произношу его мысленно.

Привет, Шон Келли.

По дороге в школу я мысленно прокрутила пару вариантов начала разговора, но, к сожалению, начинается урок, поэтому мне не представляется шанс использовать их. Шону приходится развернуться, и мне остается смотреть на его широкую спину почти весь урок, прерываясь только для периодических взглядов на мистера Эймса, чтобы он не вызывал меня. Мне удается остаться незамеченной. Но во время звонка мистер Эймс все-таки зовет меня: просит ненадолго задержаться после урока. Разочарованная, я бросаю взгляд на Шона, выходящего из кабинета, затем иду вперед.

— Благодарю за то, что задержалась, — говорит мистер Эймс. — Не заставлю тебя опоздать на следующий урок — я просто хотел сказать, насколько потрясающей была твоя история про собаку.

— Правда? — спрашиваю я, не обращая внимания на частое использование им слова «потрясающий».

— Безусловно, — говорит он с теплой улыбкой, начиная поправлять бумаги на кафедре. — Намного лучше, чем твое изложение на прошлой неделе, и…

Что-то перевернулось в моем животе. В чем-то я лучше Эллы.

— … я просто хотел сказать, что жду от тебя больших подвигов в этом году.

— Вау, — немного смущенно говорю я. — Это и правда… спасибо, мистер Эймс!

Еще ни один учитель не подзывал меня, чтобы сказать, что я делаю что-то хорошо. Удивительно, из-за этого у меня появляется желание нестись домой и начинать делать вечернюю домашнюю работу прямо сейчас.

— Не за что, — отвечает мистер Эймс. — Увидимся завтра.

— Увидимся, — эхом повторяю я, разворачиваясь и выходя их кабинета. Я так погружена в свои счастливые мысли, что почти врезаюсь в кого-то, выходя в коридор. Проходит секунда, прежде чем я понимаю, что этим «кто-то» был Шон.

— У тебя проблемы?

«Ты ждал меня?» — мысленно удивляюсь я.

— Да нет, — говорю я. — Он просто сказал, что ему понравилась моя история про собаку.

— Он сказал, что она потрясающая? — спрашивает Шон, чем заставляет меня рассмеяться.

— Так и сказал!

— Это здорово, — говорит Шон, отходя от стены. Он запихивает свой Айфон в карман, вешает сумку на плечо и присоединяется ко мне, подтверждая, что он и правда ждал. — Теперь тебе куда?

— На чирлидинг. — Я стараюсь удержаться от недовольных ноток в голосе. Вообще, члены команды хорошие — даже милые. Капитан Грейсон Дженнингс строгая, но справедливая. Я просто не прониклась идеей быть подброшенной в воздух, учитывая, что ловит меня всего лишь пара худых девчонок.

Шон кивает так, что раздражает меня, как будто он думает, что я являюсь частью чирлидинга.

— А что делаешь ты после школы? — спрашиваю я немного резковато. Он смеётся.

— Да много чего, — отвечает Шон. — Тусуюсь с друзьями. Читаю. Играю в игры. Пишу. Иногда я фотографирую.

— Что? — спрашиваю я, грубый тон исчез.

— Ну, я делаю все фотографии для школьного Фейсбука, — отвечает он. — Но то, что мне действительно нравится, это фотографировать вещи вокруг города. Моя мама профессиональный фотограф для бизнеса, журналов и прочего, и время от времени она позволяет мне помочь ей.

— Звучит здорово, — говорю я, пытаясь выглядеть безразличной, когда мне действительно хочется запустить игру в режиме принимающей стороны и задать ему множество личных вопросов.

— Здесь я тебя оставлю, — сказал он, кивая на табличку с надписью «ДЕВУШКИ» на двери.

— Спасибо… эм… что проводил меня сюда, — говорю я, чувствуя стеснение от того, как я стою, от звука моего голоса. От всего.

— Конечно, — говорит он. — Увидимся позже.

И потом он поворачивается и уходит, не слишком быстро и не слишком медленно. Он просто идёт, ему комфортно, рюкзак за плечом как у нормального ребенка с нормальной жизнью.

Просто… нормально.

У Бетси серьёзные судороги сегодня, так что Элла и я тянем жребий на вечер. Сегодня среда, что означает начальные курсы английского в местном колледже, но каждая из нас готова пройти через это ради возможности увидеть звезды. Не то чтобы нам запрещалось выходить в ночное время суток или что-либо ещё, просто только одна из нас может быть снаружи за раз.

Конечно же, Элла побеждает. Ухмыльнувшись, она зачесывает волосы назад, потому что мои всё ещё запутаны после танцев, надевает медальон и прыгает за дверь, как тигр.

Я люблю её, но иногда она — сплошное мучение.

Единственный плюс в моём проигрыше — это возможность провести время наедине с Бетси. Мы проводили вместе время днём, но теперь мы видимся ночью. Вчера мы только увиделись во время нескольких утренних школьных занятий, прежде чем я ушла выполнять вторую часть. Когда я вернулась, она немедленно ушла исполнять вечернюю часть. В какой-то степени я рада, что сегодня она чувствует себя не очень хорошо.

— Итак, что происходит? — спрашиваю я её, присоединяясь к ней в комнате отдыха. Она щурясь смотрит в телевизор, потому что, даже несмотря на то, что спереди дом окутан соснами, сзади открывается вид на долину и заходящее солнце бросает настолько яркие блики на экран, что ты вряд ли сможешь там что-нибудь рассмотреть.

— Только страдания, — отвечает Бетси. У неё на талии грелка и миска с мороженым в руках. Мой цикл начался сегодня утром, так же как и у Элл, я уверена. Различие в том, что для нас это ничего не значит.

— Мне жаль, Бет, — сочувствую я. — Может быть, ты что-нибудь хочешь?

— Я хочу, чтобы это глупое солнце наконец-то село, — отвечает она. — Можешь это сделать?

Я встаю и закрываю тяжелыми шторами окружающий мир: вид, который ты можешь увидеть в гостиничном номере, который начинается в первоклассной комнате и заканчивается в мельчайшей капле света. Мы останавливались в двух отелях по дороге из Флориды в Калифорнию, и нам нравился гостиничный сервис и закрытый бассейн.

— Сделано, — говорю я, как только опускаюсь на диван напротив Бетси. — Что мы смотрим?

— Выбирай, — говорит она, кидая мне пульт. — У меня нет сил переключать каналы.

Я начинаю щелкать каналы, но, не найдя ничего подходящего, возвращаюсь к тому, с чего начали. Спустя полчаса начинается повторный показ «Друзей». Он смешной до такой степени, что мой бок начинает колоть от смеха. Во время первой рекламы я опять начинаю болтать.

— Ну, есть ли симпатичные парни в вечернем классе? — спрашиваю я. Бетси пожимает плечами c «койки».

— На самом деле нет, — говорит она. — Все они соревнующиеся ботаны.

— Как мы.

— Точно, — говорит Бетси. — Иногда я сомневаюсь, стоит ли… вечерами понедельника и среды мы могли бы заниматься вещами, которые гораздо интереснее.

— Например?

— Не знаю, — говорит она. — Прыжки с парашютом. Мини-гольф. Веселыми вещами.

— Ты хочешь спрыгнуть с парашютом сегодня вечером? — спрашиваю я, смеясь.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Да, — говорю я, кивая. — Интересно, что сказала бы мама, если бы мы попросили ее прыгнуть с парашюта.

Бетси смотрит на меня, и мы обе начинаем смеяться над нелепостью этой идеи. Когда мы успокаиваемся, она спокойно произносит:

— Я думаю, мама слишком остро реагирует на все эти экзамены. — Я перевожу взгляд на телевизор; реклама на беззвучном режиме. — Изменение нашего расписания и прочее.

— Я тоже так думаю, — говорю я, не имея ни малейшего желания говорить о маме. К счастью, начинается программа. Но мне тяжело на ней сосредоточиться. Меня мучают воспоминания.

— А что насчет второй половины дня? — Бет прерывает мои размышления. Я сосредотачиваюсь, и до меня доходит, что уже идет очередная реклама. Я смотрю на нее с недоумением.

— Парни? — объясняет она. И мысли о матери сменяются Шоном. Должно быть, это отразилось на моем лице, потому что она убирает грелку и взволнованно садится.

— Расскажи мне! — говорит она. Я напряженно улыбаюсь, и мне требуется глубокий вздох, чтобы расслабить лицо и произнести хоть что-нибудь.

— Его зовут Шон, и я сижу позади него в творческой мастерской, — сообщаю я. Глаза Бет широко распахнуты и сверкают как у маленькой девочки. — Он милый неожиданным образом. И высокий, но не сутулится. И он очень внимательный и забавный, и он ждал меня после урока, чтобы проводить до чирлидинга.

— О Боже мой! Что еще?

— Дай подумать… Он немного помешан на своем Айфоне, но он увлекается творчеством, как очевидно в письменной форме, а также фотографией. А я говорила, что он выглядит как супергерой?

— Как Супермен?

— Скорее, как менее занудный Кларк Кент, — говорю я. — Нет, стой! Он как менее занудный сын Кларка Кента, который возглавляет рок-группу.

— А он правда в группе? — спрашивает Бет взволнованным голосом.

— Нет, не думаю, — говорю я. — Но он очень классный.

— И он нравится тебе, — говорит Бетси мечтательным голосом, как будто она играет в прекрасной любовной сцене в кино, а не обсуждает мою жизнь.

— Да, — соглашаюсь я, признаваясь в этом одновременно и себе, и Бетси.

— Вау.

Мы сидим, мгновение глядя в никуда, и, возможно, обе воображаем, как бы это было — сходить с кем-нибудь на свидание. Бетси первая говорит об этом.

— Следует спросить еще раз, — говорит она. — Я думаю, время пришло. Элизабет Бест — единственная девушка в школе, которая не ходит на свидания. Это странно.

— Она скажет нет, — говорю я, вспоминая прошлый раз. Однажды на юге парень по имени Шейн Уилльямс пригласил Бетси на вечер встречи выпускников после урока обществоведения (в прошлом году Бетси выполняла вторую часть). Мама сказала «нет» еще до того, как вопрос сорвался с губ Бет.

— Да, но тогда нам было только пятнадцать, и ты же знаешь, какая она заботливая, — говорит Бет. — К тому же она испугалась, что наш сосед шпионит за нами. Я понимаю. Я имею в виду, она могла попасть в тюрьму, если бы кто-нибудь узнал о нас. Но сейчас все по-другому. Мы осторожнее. Нам семнадцать.

— До января нет, — говорю я, состроив ей смешную рожицу, а потом перевожу взгляд на телевизор. — И я не знаю, Бет. Не думаю, что она пойдет на это.

— Я займусь этим, — говорит Бетси. — Предложу обсудить.

После того как не подействовал даже Ибупрофен, Бетси ложится спать раньше. Я выключаю телевизор и лениво плетусь в комнату с удобным пледом, в который все еще закутаны мои плечи. Решаю проверить наш Фейсбук — Фейсбук, ради заведения которого нам пришлось умолять маму, Фейсбук, который она разрешила завести только потому, что наши учителя с юга иногда присылали нам дополнительные задания.

Конечно же, у нас всего один аккаунт на троих.

Я вхожу в систему и проверяю, есть ли уведомления, отлично зная, что не могу ответить ни на один комментарий, потому что Элла «на задании» этим вечером, но, по крайней мере, я могу порыскать по страничкам и убить немного времени перед сном. Убеждаюсь, что скрыта для просмотра, на тот случай, если люди в курсе, что сейчас Элизабет Бест на курсах в колледже, а потом просматриваю обновления. Элла заходила на страничку за пять минут до урока.

Элизабет Бест восхищается прекрасной луной на пути к вечернему классу.

В то время как я молча проклинаю Эллу за эту ошибку, маленькое уведомление в верхнем левом угла привлекает мой взгляд: у нас есть запрос о дружбе. Это может быть кто угодно, так что я ничего не подозреваю, когда кликаю на ссылку и смотрю, кто это.

Шон Келли.

Я глубоко вздыхаю и задерживаю дыхание, когда принимаю заявку и перехожу на его страничку чтобы посмотреть её. У него 530 друзей; я стараюсь не чувствовать себя не отвечающей требованиям. Его статусы часто обновляются и они забавны, и я не удивляюсь, когда нахожу несколько фотоальбомов.

Я листаю его фотографии и замечаю две вещи: он фотогеничный и много фотографий изображают его и других девушек. Яма образуется у меня в животе, когда я вижу Шона, одетого для танцев, с Грейсон Дженнингс рядом с ним. Он такой притягательный; и, конечно же, у него свидание с милой, красивой, во-всех-отношениях-прекрасной капитаншей чирлидеров.

Конечно, как иначе.

Другие фотоальбомы содержат его фотографии. Здесь есть мастерски оформленные пейзажи, броские старые поезда, пожилые рокеры и съемка детского карнавала под необычными углами и в винтажной обработке. В середине альбома я жму «Далее» и нахожу журнал «Севентин», на обложке которого крупным планом изображена Грейсон. Она вся в веснушках и лучезарно улыбается с цветком в волосах. Это почти заставляет меня хотеть умереть, но я вовремя вспоминаю, что вчера на практике она рассказывала, что встречается с каким-то Купером. Но всё же как может треть человека конкурировать с одной целой Грейсон?

Небольшой флажок появляется в углу моего экрана, говоря мне, что у меня есть новое личное сообщение. Адреналин пронзает меня, когда я вижу, что оно от Шона.

Шон Келли.

Одну минуту назад.


Привет, Элизабет!

Вау, твоё имя такое длинное. Тебе безумно нужен ник.

Что происходит? Я видел, ты в вечернем классе.

Чем ты занимаешься? Ответь, если сможешь.

Моё сердце колотится в груди и не может остановиться. Я уставилась на пустой квадрат, ожидающий моего ответа, не зная, что делать. Я не могу ответить… или могу? Он может подумать, что это просто я, Элизабет, отвечаю из класса. Но что, если Элла войдёт в аккаунт и напишет что-нибудь противоречивое? Нет, она не сможет. Она слишком старательная.

Так и не решив, я отворачиваюсь от компьютера и выхожу из комнаты. Я иду вниз, в основном, чтобы выиграть себе время на обдумывание. Бесцельно я направляюсь на кухню и открываю холодильник. Я хватаю содовую и залезаю в подсобку за чипсами, после чего начинаю нервно поглощать их горстками.

Вернувшись в свою комнату, я сажусь и перечитываю его сообщение. Я вытираю руки от соленых чипсов о мои штаны, затем, поддавшись импульсу, я печатаю.

Элизабет Бест.

5 минут назад.


Привет, Шон.

Спасибо за предложение дружбы. Что касается моего имени, лично у меня нет проблем с Элизабет, но если ты произносишь по буквам или печатаешь, и это вызывает у тебя проблему, не стесняйся, придумай мне ник. Но ему лучше быть хорошим.

Да, я в классе. Я посещаю начальные курсы английского в этом семестре и пойду на продвинутые в следующем. Возможно, ещё на начальную математику в следующем году, так что у меня будет два класса к тому времени, как я пойду в колледж. Моя мама очень, очень волнуется о том, чтобы я попала в хороший колледж.

Я сижу и смотрю на это сообщение. Оно уже длиннее, чем его первое сообщение, которое заставляет меня хотеть изменить свое. Но вместо того чтобы перемудрить, я просто нажимаю «Ответить». Минуты спустя, от него приходит другое сообщение.

Шон Келли.

2 минуты спустя.


Не буду приставать к тебе. Я не хочу, чтобы тебя выгнали из класса. Но я наверняка буду думать о нике. Увидимся завтра на творчестве.

Это мило… но разочаровывает. Я хочу написать ответ, что он не отвлекает меня, что я хочу разговаривать с ним всю ночь. Но он думает, что я в классе, и, кроме того, это звучало бы отчаянно. Вместо этого я просто пишу «Увидимся завтра» и оставляю всё как есть.

Я встаю и чищу зубы, думая, что он оставил меня счастливой и печальной в одно и то же время, как шар из протонов и электронов, и я не могу поверить, что просто подумала о такой аналогии, возможно, я не настолько тупа, в конце концов, мам.

Когда я возвращаюсь, чтобы выключить компьютер, я замечаю, что Элла закончила занятия и снова обновила статус. Мне посчастливилось посмотреть на комментарии, когда пришел ещё один.

Шон Келли.


Как насчёт Звёздной девчонки, ну, ты знаешь, потому что ты любишь луну? Нет, это так же длинно, как Элизабет. Я продолжаю думать.

Я подавляю хихиканье при мысли, что Шон пытается придумать мне ник, тогда же я понимаю кое-что и начинаю нервничать. По его комментарию, Элла может понять, что я была здесь, когда не должна была. Только я собираюсь позвонить ей по стационарному телефону, как приходит другой комментарий.

Он от… Дэвида.

Дэвид Чанслер.


Эй, ты. Не забывай, о чём мы говорили. Увидимся на заседании школьного совета.

ЧТО? Что за «Не забывай, о чём мы говорили»? Что это значит? Я решаю дождаться, пока Элла не вернется домой, и спросить её об этом; мне не пришлось ждать долго: она появляется намного быстрее, чем обычно Бетси. Внезапно Элла возникает в моей комнате, и она разгневана.

— Что ты делала он-лайн, когда это было моё время? — спрашивает она, руки на бедрах.

— Что случилось с Дэвидом?

— Что случилось с Шоном?

Мы одновременно краснеем — красные пятна распространяются на наших лбах и яблоками на щеках — обмен подробностями наших секретов практически давит, не давая произнести эти слова. Элла колеблется мгновение, перед тем как подойти и плюхнуться на мою кровать. Она хватает меня за руку, и мы лежим рядом друг с другом на спине, сложив руки между нами. Проходит несколько минут тишины.

— Это бессмысленно, — говорит она тихо. Побежденно.

— Бессмысленно, — соглашаюсь я, чувство тоски накатывает на меня. Это впервые непривычно, хотя, это как желать что-то того, что никогда не было на первом месте.

— Если только… — говорит Элла ещё тише. Моя голова поворачивается посмотреть на неё, она смотрит в потолок.

— Если только что? — спрашиваю я.

— Ничего, — быстро говорит она. — Просто, что, если бы мы могли вернуться к тому, чтобы притворяться тройней, как когда мы были маленькими? Что, если бы мы могли снова жить нормальной жизнью?

Слова Эллы придают форму тому, что грызло меня последние несколько месяцев. Дело в том, что я не позволяла себе иметь это в виду. Тот факт, что, может быть, после всего этого времени я начинаю думать, что это неправильно, чтобы мы жили как один человек. Тот факт, что я задавалась вопросом о-почти-жажде-перемен. Но, зная все, что мама дала нам, о ее карьере, какая-либо социальная жизнь выглядит кощунством.

— Это слишком рискованно, — говорю я. — Что, если они нас найдут?

— Это невозможно сделать, просто посмотрев на нас, — отвечает Элла. — Суд был семь лет назад.

— Мы обе знаем, что у мамы паранойя, — говорю я со вздохом. — Но она до сих пор думает так.

Элла стихает на некоторое время, и когда я слышу, как кто-то говорит, я удивляюсь, что это я.

— Что мы должны делать? — спрашиваю я.

Настал черед Эллы посмотреть на меня, на её лице волнение.

— Поговорить с ней?

Я трясу головой.

— Не уверена, что это поможет.

— Тогда что?

— Я не знаю, — говорю я. — Что-то. Мы должны сделать что-то… правильно?

Мы снова замолкаем на некоторое время, глядя в потолок и теряясь в себе, но, вероятно, думая об одном и том же. Элла и я дышим одновременно, мы звучим точно также. Это легко получить загипнотизированную синхронность, и достаточно скоро я начинаю клевать носом.

— Могу я поспать здесь сегодня? — спрашивает Элла, возвращая меня из сна обратно.

— Конечно, — говорю я сонно, потому что я хочу, чтобы она была здесь. И не хочу быть одна.

Загрузка...