Оригиналы

Глава 7

В воскресенье мама решила, что хочет пойти в книжный магазин со своей дочкой. Так как это происходит днем, я единственная, кто тащится с ней. Обычно я всегда рада покинуть дом, и книжный в числе моих любимых мест. Но мои мысли о Шоне и, честно говоря, все, чего я действительно хочу, так это слушать слащавые песенки и думать о нем.

— Как ты, Лиззи? — спрашивает мама, полностью поглощенная дорогой. Мы выезжаем через ворота в комфортабельном седане, который она купила, когда мы переехали сюда.

— Эта машина пахнет лейкопластырями, — говорю я. — Как всегда.

Мама с весельем смотрит на меня.

— Ты увиливаешь от моего вопроса?

— Я в порядке, — говорю я, глядя в окно. — Ты решила что-нибудь насчёт свиданий?

— Нет ещё, — отвечает она спокойно. — Ты хочешь сказать мне что-нибудь об этом?

Что сказать? «Выбери меня! Выбери меня!»

— Нет.

— Кто такой Шон? — спрашивает она.

— Я только что сказала, что не хочу говорить об этом.

Она наградила меня таким взглядом, что мне пришлось уступить.

— Ладно. Он парень из моей творческой мастерской. — Я поворачиваю голову направо, чтобы скрыть улыбку, да так сильно, что шею начинает колоть изнутри.

— Я вижу, — говорит мама, протягивая руку, чтобы повернуть вниз кондиционер. Ей всегда холодно. — Что ещё?

Я подумываю рассказать ей о фотографиях Шона. Его спокойствии. Его общей привлекательности. Вместо этого я просто говорю:

— Ничего.

Мы едем в тишине несколько секунд, и я начинаю думать о том, как я действительно должна была провести кампанию Шона, когда Эллы не было рядом, чтобы сделать то же самое для Дейва. Но я не хотела организовывать кампанию для парня, который мне нравится. Я просто хотела увидеть, что произойдёт. Всё это так неестественно и несправедливо, и нереально, и миллион других слов с «не», что я хочу просто вернуться домой.

Мы останавливаемся на красном сигнале светофора, и мама заинтересованно смотрит на меня:

— Всё хорошо? — Загорается зеленый, так что она вынуждена перевести взгляд на дорогу, но это не останавливает её речь. — Ты выглядишь угрюмой в последнее время.

— Я не угрюма, — резко обрываю я. — Я просто… закончим это.

— Закончим что?

В тот самый момент я хочу забрать свои слова обратно, потому что я не хотела влезать в большую дискуссию по этому поводу. Я думаю, мама верит, что мы довольны или, по крайней мере, удовлетворены ситуацией. И я догадываюсь, до недавнего времени это было так. Я была довольна… возможно, потому, что я не знала ничего лучше. Но теперь я знаю, что положение дел должно меняться. Я только не знаю как. А без знания сейчас не время открываться, ведь это может привести к беде.

— Бетси не отдает взятые у меня вещи, — лгу я. — Я так хочу это прекратить, что могу визжать. Она не уважает моё личное пространство. И это не так, как если бы она тщательно подбирала комплект одежды, как я. Она говорит, что её гардероб плохо пахнет, но, как бы то ни было, это её проблемы.

— Я поговорю с ней, — говорит мама, сдерживая смех, который говорит мне, что она поверила тому, что я ей сказала. Я отдыхаю в молчании на всём пути до книжного магазина.

Внутри мы гуляем вместе по нескольким проходам, затем расходимся. Я смотрю практически на каждый корешок и читаю каждое описание книг в мягкой обложке на столе с новыми публикациями, после чего, расплачиваясь за книгу, я вижу читающую Элисон, которая танцевала впереди на прошлой неделе. Закончив, я встречаюсь с мамой в кофейне за углом.

— Ты была права, — говорит мама, сделав маленький глоток латте.

— Конечно, я права, — шучу я. — Но о чём ты конкретно?

Она смеется.

— Ты выросла. Ты почти женщина. — Она протягивает руку над столом и легким прикосновением снимает ниточку с моей толстовки.

— Фу, мам, не говори о том, что я стану женщиной, на публике, — говорю я, заставляя её снова тихонько смеяться.

— Извини, Элизабет. — Она называет меня Элизабет, когда мы вместе вне дома. — Я просто сентиментальна.

— Всё в порядке, я понимаю, о чём ты.

Я киваю в сторону двери, мама следует за мной. Когда мы выходим на яркое солнце, я счастлива провести время с ней и даже начинаю чувствовать небольшую ностальгию. Я думаю о лимонно-зеленом игрушечном домике во Флориде, который она купила подержанным и декорировала кусочками обоев. Она ложилась рядом с нами тремя так, чтобы мы могли прижаться и читать сказки на ночь. Она пела нам сочинённую ею песенку, назвав её «Три маленькие птички»; я всегда любила эту песенку.

На одной из стен она повесила помеченные картинки далеких людей и мест, вырезанные из журналов и книг, — я думаю, она хотела, чтобы мы жили в мире, хотя мы никуда не ходили. Мысль о том, как упорно мама работала, чтобы сделать нашу семью счастливой, сжимает мне сердце. В этот момент я снова чувствую близость с ней, такую, к которой мы привыкли.

Двумя часами позже я ненавижу мою маму всеми фибрами души.

В обед она бросает бомбу: одобрены свидания с Дэвидом Ченслером. Очевидно, что у неё есть друг в школьном совете и… Кого действительно заботит, почему и как? Нижняя строчка в списке показывает, что Дэвид лучше, чем Шон.

В то же время Элла и Бетси задают логичный вопрос:

— Мы действительно собираемся разбить свидания на части, или Элла может выйти на улицу ночью, если свидание вечернее?

Я не думаю ни о чем, но мама, вероятно, знает, что её решение было принято во время нашей прогулки в книжный магазин сегодня. Почему она побеспокоилась спросить о Шоне, если позднее она планировала предотвратить мои шансы с ним?

В середине разговора я встаю и сливаю мою полную пастой тарелку в раковину, затем уношусь в свою комнату. Никто не останавливает меня, никто не приходит в комнату отдыха ночью.

Позже Шон бессознательно сыпет соль на рану.

Я пялюсь на страницу целую минуту, эмоции сменяются одна за другой. Сначала я ликую — он хочет встретиться! — но затем я убита горем из-за моей реальной жизни. Ничто в этой ситуации не является даже отдаленно справедливым. И хотя я должна найти способ, чтобы вежливо отказаться, я этого не делаю. В этот момент я как будто одержима нормальной девушкой, девушкой, которой мама не диктует, с кем встречаться.

Я вижу, что он пишет другое сообщение, и с нервозностью ожидаю, чтобы прочитать его.

Я добавляю иконку со счастливым смайликом, благодарная за то, что Шон не может увидеть моё реальное лицо: красное и покрытое пятнами от слёз. Вздохнув тяжело и глубоко, я читаю:

Я кусаю губы, пытаясь обдумать извинения. Я знаю, я не могу сделать это. Мама ясно выразилась: только Дейв или никто. Но помимо этого игры проходят вечером; Бетси единственная, кто может встретиться с Шоном. Согласиться на это бессмысленно, как и носить дождевик в Сан-Диего. Но несмотря на всё это, нормальная девушка во мне просто хочет насладиться моментом.

Я не могу заставить свои пальцы подобраться поближе к «н», «е» и «т». Вместо этого я пишу: