Успокоилась я только к вечеру. Ко мне, как я и предполагала пришла Луиза и справилась о моем здоровье. Не без внимания остался вопрос о работе Хосе. Женщину волновала причина нашего разлада с её сыном.
— И все же, Андреа, что произошло?
Женщина сидела на стуле за письменным столом, делая какие-то заметки в своем ежедневнике. Она украдкой поглядывала в мою сторону, словно боясь встретиться взглядом. Я же все так же лежала в своей пастели, окутанная до ушей в одеяло. Не столько от холода, сколько просто хотелось спрятаться от всех.
— Мы просто поссорились, Луиза.
— Вы часто ссорились, и Моника, так же, как и сейчас вставала на твою сторону. Правда, в этот раз мои дети вовсе не желают разговаривать друг с другом. Я беспокоюсь, понимаешь?
— Я понимаю вас, — на меня нахлынуло чувство вины. Луиза — мать Хосе и Моники, и ей определенно не нравится все произошедшее ровно так же, как и моим родителям. Я боялась, что если расскажу ей всю правду, то дружеские отношения семей может дать трещину. Я этого не хотела. — Просто мы не сошлись характерами.
— Брехня, — фыркнула женщина, и наши глаза наконец встретились. Её возмущенные и мои удивленные: Луиза — очень образованная и благородная женщина, она и слова грубого никогда не могла сказать. Увидев мое выражение лица, женщина усмехнулась. — Когда в доме со всех сторон слышишь ругань, сам начинаешь так же выражаться.
— Послушайте, спасибо вам, что приглядываете за мной.
— Это моя работа, Андреа. — Деловито ответила она, слегка прищурившись.
— Хосе просто сильно обиделся на меня из-за того, что я сорвалась на него, — врала я. — Сами понимаете, предстоящая свадьба, переезд…
Женщина кивнула, не став больше меня допрашивать. Посмотрев на нее, у меня закралась мысль, что она совсем не поверила в то, что я сказала. Впрочем, женщина сама понимала, что всей правды я все равно не расскажу. Уходя из комнаты, она пожелала мне выздоравливать.
Когда дверь закрылась, я укуталась одеялом с головой, зажмурилась и попыталась уснуть, но сон не шел. Я слышала каждый шорох в доме. Напротив, моей комнаты располагался кабинет отца, когда-то я специально выбрала эту комнату, хоть она была и меньше остальных, лишь потому, чтобы быть ближе к отцу.
Как же все противоречиво в этом мире! Люди, которых ты любишь больше всех на свете, в мгновение ока становятся для тебя чужими. И чем дольше ты живешь, тем меньше людей остается, которым можно было доверять. С начала из этой цепочки отсеялась мама, когда начала раз за разом заводить романы на стороне, следом за ней ушло мое доверие к отцу, а теперь…Хосе в последнее время для меня был самым близким человеком, а сейчас? Кем он был для меня сейчас? Я все еще была зла на него. Я хотела ненавидеть его так сильно, чтобы аж зубы сводило, но я не ненавидела его. Напротив, даже сейчас, когда он повел себя по-свински, я желала ему добра.
Пусть будет счастлив, только подальше от нашей семьи.
В чем-то я была согласна с папой — Хосе не нужно было работать у нас. Особенно сейчас, когда мне осталось просыпаться в моей постели каких-то несколько дней. Мы привязались все друг к другу, и я чувствовала, какой болезненной была бы разлука для всех нас.
Зазвонил телефон, и я, недовольно прорычав пару бранных слов, приняла трубку. Не заметив, что это был видео звонок, я приложила трубку к уху и хриплым едва сонным голосом пробормотала:
— Алло.
— Солнышко, а почему так темно? — Ехидный голос Стефано заполонил комнату из общего динамика.
— А? — Я посмотрела на экран и увидела ухоженное лицо мужчины. — Ой.
— Ой? — Рассмеялся мужчина. — Ты успокоилась?
— Успокоишься с вами. — Проворчала я и увидела озорную улыбку Россини. Через экран телефона он даже не казался мне геем. — Тоже решил спросить, как я себя чувствую?
— И это тоже. — Собеседник на той стороне разговора кивнул и потер подбородок. Причем сделал это так изящно, что моя рука тоже потянулась к подбородку, но я вовремя её отдернула.
— Сейчас хорошо. Правда, мои бока уже затекли валяться в кровати. — Я притворно вздохнула и выразительно посмотрела на него, из-за чего грудь мужчины снова разразил хохот.
— Тогда у меня для тебя прекрасная новость.
— И какая?
— Я только что разговаривал с твоим отцом, и мы пришли к решению перевезти тебя в Нью-Йорк раньше.
Я опешила. Я догадывалась, почему отец решил меня пораньше отослать в Нью-Йорк. Определенно, все из-за сегодняшней ситуации. Видимо, мой отец решил оградить меня наверняка от экс-друга.
Почему Стефано согласился? Неужели мой отец все рассказал? И как, черт возьми, я буду в Нью-Йорке, когда Стефано осталось работать ещё пару недель в Вашингтоне? И как я оставлю здесь Мон-Мон?! Она сойдет с ума!
Я уже представила, как она кидается в мою сторону первыми попавшимися ей под руки предметами. Я уже видела её заплаканные глаза и такие же, только полные гнева, глаза Хосе. От него это не скрылось бы. И я даже была уверена, что он присутствовал бы при всей этой сцене.
Все мысли клубились в моей голове, отображая на лице полное смятение. Это заметил мужчина и позвал меня по имени, но я не отозвалась.
— Эй, Венера?
Громкий голос Стефано вырвал меня из цепких сетей мох мыслей, и я растерянно посмотрела в экран.
— Ты слышала, что я тебе сказал?
— Да. Только вот одно меня смущает: почему опять все без моего ведома происходит?! — Мой голос принял нотки злости, что, казалось, только позабавило мужчину. Он никогда не относился ко мне серьезно, кроме той ночи в моем доме. — Тебе смешно?
— Вот что говорят про злых хомяков, — он еще шире улыбнулся, встретившись в моим недоуменным взглядом. Я была не то, что зла. Я была в гневе!
— Это не смешно, Стефано! — Рявкнула я. — Какой Нью-Йорк?!
— В Америке который, — продолжал веселиться Россини. Я сжала ладони в кулаки.
— Ты еще две недели будешь работать в Вашингтоне, Стефано. Что мне там делать две недели одной?
— Ты можешь взять с собой подругу и мать. Но только без твоего цепного пса.
— Он больше не работает на нас, — выпалила я. Стефано сжал челюсти, будто бы борясь с приступом злости.
Ох уж эти итальянские мужчины! Они заводятся с пол оборота.
— И почему? — Хрипло отозвался он. — Только, Андреа, без лжи. После того, как нас научили держать пистолет в руках, нас учат распознавать ложь. И поверь мне, в ней я очень хорош.
Я и не сомневаюсь.
И я все рассказала. Без утайки. Даже не упустила момента в тренажерном зале и признания Хосе. Раз мы с моим женихом теперь в одной упряжке, мы не могли иметь друг от друга секреты. И я первая решила выложить все карты на стол. Правда, уже на середине своего рассказа, я пожалела об этом. Его и без того черные, словно ночь, глаза теперь были едва различимы со зрачками. Словно демон вселился в тело мужчины. Он продолжал молчать, тем самым побуждая меня продолжать мой рассказ.
— То есть, — когда я закончила говорить, подал голос Стефано. — Он тебе предлагал секс? Да я убью его!
— Он был не в себе, — начала защищать я Хосе, прекрасно зная, на что способны эти мужчины. — Но ты же сам говорил мне, что я могу спать с любым мужчиной. — Я понизила голос. — Сам понимаешь почему.
— То есть, ты была бы не против? — Взревел жених, и я увидела белый потолок номера, в котором жил Стефано и звуки падения — он выбросил телефон в гневе.
— Я просто не понимаю тебя.
— А я тебе сейчас объясню, — он буквально кричал. И хоть я все еще продолжала таращиться на потолок в Вашингтоне, я видела тень, которую он отбрасывал из-за своих хождений. — Не я один заметил странные взгляды этого выродка! Моя мать, Луи и, черт тебя дери, отец! Андреа, ты хоть понимаешь, что моя семья только за одно слово такое должна убить его?!
— Но у нас с тобой все иначе! И я выйду замуж за тебя девственницей! — В ответ повысила голос я.
За дверью послышались шорохи, и я, вскочив с кровати, услышала возмущенное «Ну, спасибо!» и резко открыла дверь. На пороге стояла растерянная домработница. Я обратилась к ней, полностью игнорируя словесный поток Стефано.
— Вам чего? — Мой вопрос прозвучал грубо, и женщина, работающая у нас с самого переезда в Милан, возмущенно выпрямилась. — Нечего подслушивать у двери! — Рявкнула я и захлопнула дверь. Прождав еще полминуты, я снова резко отворила ее и снова увидела эту женщину. — Я не ясно выразилась?
— Нахалка, — уходя прочь, бубнила себе под нос женщина. Дальнейших её слов я не слышала, но прекрасна понимала, что на этом её возмущения не закончены.
— Что у тебя там происходит? — Неожиданно спокойно спросил меня Стефано. Я даже удивилась тому, как быстро меняется его настроение.
— Служанка уши грела. — Ответила я. — В общем, после утреннего неприятного разговора, я поехала в приют для животных к Хрум-Хрум, — словно не было нашей пятиминутной перепалки, продолжила рассказывать я. — Там я наслаждалась её обществом, пока не пришли твой брат и его расфуфыренная женушка. Я узнала, что она захотела эту лошадь, Луи внес залог.
— И это было конечной остановкой, — подытожил за меня мужчина и снова потер подбородок. Его телефон уже был у него в руках, и я снова могла лицезреть его в полном облачении.
— Да. Твой брат привез меня в больницу и, по всей видимости, позвонил моим родителям. А дальше пошла цепная реакция. Ты бы слышал, какой ор стоял на всю больницу, когда я очнулась.
— Представляю. — Хмыкнул Стефано. — И этот урод тоже там был?
— Хосе, — поправила я, че вызвала у него новую волну раздражения.
— Да хоть Папа Римский!
— Ты вместо того, чтобы зацикливаться на Хосе, мог бы подумать о том, что нам с простынями делать!
— Мы просто сломаем эту традицию, Андреа. Свадьба будет в Милане, а в первую брачную ночь мы отправимся уже к нам домой.
— Как у тебя все просто. — Фыркнула я. — И неужели никто не заметит нашего отсутствия?
— Все далеко не просто. И последует потом много неприятных вопросов. Но проще сказать, что мы сгорали от желания отказаться в нашей с тобой постели, чем прибегать к крайним мерам.
О каких крайних мерах говорил Стефано, мне даже думать не хотелось. Я лишь только покачала головой соглашаясь и уповая на сдающую свои позиции омерту 2 их компании.
— Собирай вещи, солнышко и зови подружек. Завтра за тобой приедет водитель нашей семьи и отвезет тебя в аэропорт.
— Я полечу частным рейсом? — Тихо спросила, все еще переваривая наш странный разговор. Нас бросало из стороны в сторону.
— Да. На бизнес-джете. Оттуда же, куда прилетали мы с тобой после свадьбы Луи.
Мы попрощались и завершили вызов. Поднявшись, наконец, с кровати я стала потихоньку собирать вещи в чемодан, останавливаясь буквально у каждой полки и рассматривая фотографии. Почти все сделаны в Нью-Йорке и почти на всех мне около семи лет. Маленькая счастливая девочка улыбалась мне из рамки. Это было мое день рождение. Маленькая Андреа держала в руках огромный рожок с шоколадным мороженым, а рядом с ней стоял грузный мужчина с проседью — мой дедушка. Мама фотографировала нас, а на заднем плане затесался папа, который в очередной раз решал свои вопросы по бизнесу. Ностальгия накрыла волной и, погладив стеклянное обрамление рамки, я положила её в сумку.
Спустя пару часов, уложив все вещи в чемоданы, я вышла в коридор. На улице стояла глубокая ночь, и вся прислуга уже ушла по своим комнатам. Я медленно прогуливалась по коридору, словно запоминая каждый уголок, словно я сюда могла и не вернуться больше. Я утопала в воспоминаниях.
Открыв дверь в комнату отдыха, которая оказалась пустой, я словно видела нашу святую троицу: я, Моника и Хосе сидели на большом угловом диване, ели мороженое и смотрели какой-то неинтересный фильм. Я слышала, как мы смеялись и устраивали бои подушками. Проигравшим у нас всегда оказывалась Моника, потому что её старший брат, в отличие от меня, не щадил.
Следующая дверь вела в столовую. Зайдя в комнату, я будто бы снова ощутила аромат индейки, приготовленной мамой на день благодарения. Даже переехав из одной страны в другую, привычки оставались неизменными. Я словно видела, как в нашей столовой снова собрались друзья родителей. Я снова сидела рядом с Моникой и Хосе. Вернее, между ними, потому что у них была странная тяга друг к другу. Вечно норовили то ущипнуть, то стукнуть. Ладно, что не плевались. Папа говорил тосты, мама счастливо смеялась, а я морщила нос от того, что я знаю, насколько бездарна её актерская игра. Но сейчас я понимала, что даже тот факт все равно не омрачил мое счастливое воспоминание.
Гостиная встретила меня теплым летним воздухом из окна. Я поежилась, прошла внутрь и села на кресло, в котором мы раньше часто любили с папой отдыхать. Я снова вспомнила все наши теплые душевные беседы, наши заговорщицкие взгляды и наш смех. Раньше между нами двумя было много смеха.
Последняя моя инстанция была кухней. Но стоило только мне подойти к арке, я увидела маму, смотрящую в окно и повернутую ко мне спиной. Я видела, как в кромешной темноте загорается ее опаленная сигарета и удивилась.
Мама никогда не курила.
Услышав шаги за спиной, она обернулась и поспешила затушить сигарету в раковине. Я подошла ближе к ней. Что-то мешало мне обнять её, хотя я готова признать, что мне очень этого хотелось. Мама обняла меня первая. Едва её руки коснулись моих плеч, я почувствовала, как её тело дрожит. Она плакала.
— Ты можешь со мной поехать. — Начала я, но женщина меня прервала и шепотом произнесла то, от чего у меня побежали мурашки по телу.
— Я все знаю, Андреа.
Что «все»? Про нас со Стефано или про Хосе?
— Я знаю, из-за чего у тебя случился обморок, детка. — Она отстранилась и коснулась моей щеки. — Хосе и вправду хотел этого?
— Он был не в себе. — Повторила во второй раз я слова парня.
— Но он влюблен в тебя, милая. А, может, это что-то уже более серьезное.
Я видела, как ей неприятно было это говорить. Я знала об их отношениях, и мне становилось жаль маму, ведь доля правды во всем этом есть. Я взяла её руки в свои и так же тихо ответила.
— Сейчас нельзя ничего сказать. Мы все привязались друг к другу. Он взрослый мужчина, а я уже не маленькая девочка. Просто чем дольше он со мной находился, тем чаще он видел перед собой женщину, а не друга.
— Ты права. Ты собрала уже вещи?
Я кивнула, и она снова меня обняла. Запах табака перебивал её сладкие духи, но я все равно ощущала этот тонкий шлейф. Я словно запоминала каждое мгновение с ней. Каждые минуты.
— Поехали со мной, мама. — Взмолилась я, но та грустно улыбнулась и убрала выбившуюся прядь с моего лица.
— А кто здесь будет заниматься подготовкой к свадьбе, милая?
— Я люблю тебя, — прошептала я и снова уткнулась в ее плечо. Мне хотелось насытиться её объятиями, но я никак не могла этого сделать. Впервые за долгое время я не держала на нее обиду. Во мне сидел страх. Точно такой же страх, какой бывает у котенка, которого оторвали от материнской груди и отдали в руки неизвестным большим и страшным людям.
— И мы с папой тебя любим, — прошептала в ответ она, поглаживая мои волосы.
Ночью я написала сообщение Монике и получила ответ почти сразу же.
«Что значит завтра, Андреа?»
«Разве наши родители не созванивались?» — поинтересовалась я. Следом я отправила ей сообщение. — «Так, ты поедешь или как?»
«Конечно!» — Она на несколько минут стихла, и я уже ложилась в постель, когда мой телефон завибрировал, и я увидела от нее смс, — «К черту, все равно я поступила в институт в Нью-Йорке».
«В тот же, в котором учились наши родители?»
«Ага. Только я Хосе ничего говорить про тебя не буду. Скажу, что поехала заселяться в общежитие».
«Спасибо. Думаешь, он ничего не заподозрит? Например, и мое отсутствие тоже?»
«Теперь о тебе в нашей семье не говорят. Я рассказала все маме. Прости.»
«Ничего.»
На этом наш разговор был закончен. Я закрыла глаза, уже прощаясь с домом. Не заметив как, я уснула.