Оружие в его руках

Глава 11

Утро выдалось сумбурным. Отец, который с утра первым вошел в мою комнату, заметив уже подготовленные чемоданы, тепло улыбнулся и сказал, что проводит меня к аэропорту. Обида, которая сидела внутри меня на этого мужчину на короткий миг куда-то улетучилась, и я вскочила с кровати и крепко обняла его. Точно так же, как я всегда обнимала его раньше.

Отец, словно истосковавшийся по своей дочке, заключил меня в кольце своих рук, целуя в макушку. Он был высоким мужчиной — под метр восемьдесят. Когда его волосы еще не поросли сединой, он обладал великолепной черной копной волос, которые, намокнув, завивались маленькими рогаликами, обрамляя его лоб. Сейчас они стали жесткими, придавали возраста отцу, но при всем при том, он не потерял своей привлекательности.

— Я люблю тебя, папа, — прошептала я ему в грудь, даже не рассчитывая на то, что он услышит. Но папа услышал и ещё крепче сжал меня в своих объятиях.

— Детка, и я тебя очень люблю. Прости, что все так выходит.

— Иногда нужно чем-то жертвовать ради достижения определенных целей, да? — В голове снова всплывали картинки наших ссор из-за свадьбы и его причастности к наркотикам.

— Иногда тебе просто не оставляют выбора. Ты можешь сразу согласиться и отдать то, что они требуют, или ты начнешь бороться, но по итогу проиграешь. И тогда ставки вырастут, проценты поднимутся и тебе нужно будет отдать не только первоначальный взнос, но ещё и проценты.

— Кто тебя за язык дернул, папа? Ты знал, кто такой Ромеро и его сыновья, но ты все равно ляпнул про меня.

— Я сам не знаю. — Он расцепил свои руки и отпустил меня. — Мне очень жаль, правда. — Его глаза были полны печали, и я поверила ему. Не потому что он смотрел на меня так, как кот в сапогах смотрел на Шрека. Нет. Просто в его голосе было что-то, что заставило меня поверить. Я слышала, как надломился его голос и перешел почти на шепот. Так происходит, когда человек не справляется со своими эмоциями. — Мне жаль, что я подставил тебя под удар. Но тогда я думал, что ты влюблена в Стефано, а он оказался просто одним из многих твоих любимых голливудских актеров.

— Я никогда никого не любила в том смысле, о котором ты сейчас говоришь. По большей части потому что я не видела у вас с мамой такой любви. Но я могу любить по-другому. — Я подняла свои карие глаза на него и уставилась в его голубые, словно небо, глаза. Я первые говорила ему причину своей закрытости. Я вообще была впервые настолько откровенна с кем-то из родителей. — Я могу стать настоящим другом, потому что рядом со мной есть друзья. Я могу полюбить кого-то, как брата, потому что за неимением кровного родственника, я все же обрела в свое время такого человека. Я даже знаю, что такое любовь к ребенку, потому что это вы мне показывали. Любовь многогранна.

— Ты права, дочка. Я слышал, как ты разговаривала со Стефано, и я уверен, что ты решила найти другой выход из этой ситуации. Ты — сильная девочка.

— У меня твои и мамины гены. И это лучшее, что случилось со мной.

— Ошибаешься, — он улыбнулся и заправил пряди волос за уши, — это ты — лучшее, что случилось в нашей с мамой жизни. — Он поцеловал меня в лоб. — Собирайся. Машина Россини уже у ворот.

Я кивнула и поспешила позвонить подруге, параллельно натягивая на себя спортивные шорты и майку. Она взяла трубку с третьего раза, когда я уже чистила зубы.

— До тебя, как до белого дома, — ворчала я, пока пыталась заделать высокий хвост. — Я выезжаю, встретимся в «Линате»?

— Да. Хорошо. Я тоже выезжаю. — На той стороне послышались посторонние звуки, и голос подруги принял неприятные нотки. — Я же сказала, что еду в Нью-Йорк. Одна. — Рычала девушка, а ответом ей было такое же рычание грубым гортанным голосом. Этот голос я узнала — Хосе. Они снова ссорились. — Отдай.

— Кто у тебя там? Андреа? — Его голос стал громче, и я в испуге затаила дыхание. Он отобрал у нее телефон.

— Ты чокнутый! — Крикнула Моника, и я снова услышала шорохи.

— Андреа? Ты здесь? — Я молчала. В горле словно стоял ком, и я попросту не могла вымолвить ни слова. — Андреа, я знаю, что ты нас слышишь. Ответь!

Мужчина был на взводе.

Черт бы тебя побрал, Хосе!

Я закусила нижнюю губу и все же подала голос. Он прозвучал так, словно это был писк мыши.

— Я здесь.

— Куда ты уезжаешь? — Его грубость выбила меня из равновесия. Сколько я себя помнила, мужчина всегда был со мной обходительным. Да, он мог повысить голос, но даже тогда, когда мы ссорились, я всегда видела и слышала теплоту, а сейчас только холодная сталь.

— С чего ты решил, что я уезжаю? — в такой же интонации спросила я. Хосе усмехнулся и, по всей видимости, чертыхнулся.

— Ты считаешь меня за дурака? Моника ни за что бы не уехала, пока ты бы покинула бы город. Точно так же, как и я. — Последнее предложение он добавил с горечью. Даже я ощутила этот неприятный осадок. Они были привязаны ко мне.

— А ты считаешь нормальным было так себя вести? — Накинулась, словно коршун я на мужчину. — Ты сам все испортил. И нет! Я никуда не уезжаю!

— Точно?

Если словно было нужно убедиться в своей правоте. И я его понимала. Он запутался. Потерял разницу между любовью и привязанностью и только таким методом я могла бы доказать ему, что я для Хосе — не больше чем сестра. Мое сердце было каменным, и вряд ли кто сможет найти там что-то живое.

Да, как многие девушки, я могла обратить внимание на внешность или какой-то шарм мужчины. Как, например, это случилось со Стефано. Я с самого начала видела в нем только обложку, только фантик. И развернув обертку от конфеты, я не увидела ничего стоящего. Я не теряла голову от чувств, как это делала моя подруга и другие знакомые девочки. Я была обычной, как и они. Просто не видела смысла в том, чтобы тратить свои эмоции на это.

И вот сейчас, чувствуя тяжесть своего ответа. Словно Фемида на весах я пыталась сделать справедливый выбор и не нашла ничего лучше, чем соврать ему. Ложь — грех, но этот грех во благо.

— Точно. — Я постаралась уверенным тоном ответить ему. — А теперь дай трубку Мон-Мон, я хочу с ней поговорить.

Ничего не говоря, он передал трубку подруги, и она только прошептала мне «Линате» и отключила вызов.

Мама стояла в холле дома. Ее руки были сцеплены в замок и сложены за спиной — она так всегда делала, когда её что-то беспокоило. Это как самозащита. Привычка, полученная еще до замужества. И такую привычку переняла я от нее, а она, в свою очередь, от своей покойной матери. Бабушка Роуз была железной женщиной. Эдакая Маргарет Тэтчер только родом из Рима.

Когда я подошла к ней, женщина крепко меня обняла, зарываясь в волосы. Я никогда бы не подумала, что мне придется так спешно уезжать из родительского дома. Правда, зная горячи и неуравновешенный характер друга, я понимала, что если сейчас не сяду в самолет, то возможно он получит пулю в лоб. Я хотела, чтобы все жили счастливо. Но уезжая сейчас, я не могла с легкостью отпустить всю ситуацию. Я знала, на свадьбе со Стефано будет семья Хосе, и, возможно, будет он сам, и мне было очень страшно за то, что может произойти на этом торжестве.

— Детка, позвони, как будешь в пентхаусе, хорошо?

— Мам, я сказала Хосе, что не уезжаю. Поддержите эту историю как можно дольше. Я ему не доверяю. — Женщина коротко кивнула и поцеловала меня в висок. — Я люблю тебя.

— И я тебя. — Тихо ответила она.

Папа положил мои вещи в багажник авто, и мама, все еще державшая меня до этого момента в объятиях, нехотя отпустила. Она смерила отца ледяным взглядом, и это словно спустило меня с небес на землю. Все так же, как и несколько часов ранее. Они не любили друг друга и никогда уже не полюбят. Папа ответил ей таким же ледяным и пустым взглядом, коротко кивнул и открыл для меня дверь машины. Следом сел сам, и наш семиместный седан отправился к аэропорту.

В самом аэропорту нас ждал неприятный сюрприз. Там, где стояли и ждали своих пассажиров самолеты, около нашего бизнес-джета в шляпе с большими бортами и коротеньком облегающем сарафане стояла Элизабет — жена Луи. Моника, которая шла рядом со мной, презрительно фыркнула и сказала ядовитую фразу, от которой меня разразил хохот. Отец, мирно шедший рядом с нами, это услышал.

— Девочки, тише! — Укоризненно посмотрел на подругу, и та вжала голову в плечи.

— Верни мне Хрум-Хрум, — словно только что опомнившись, процедила сквозь зубы я, прекрасно зная, что он слышал мою фразу.

— После свадьбы. — Коротко ответил он, и я вспылила.

После свадьбы она уже будет в поместье у Россини!

— Её раньше купят Россини!

— Так даже лучше. — Уголки его губ чуть приподнялись. Заметив это, я резко встала и бросила дорожную сумку ему в ноги.

— Знаешь, что! Я забираю свои слова назад! Я не люблю тебя! — Я метала молнии в него, но отец лишь пожал плечами и, как-то грустно мне сообщил.

— Ты ничего не потеряешь, если Россини купят твою лошадь, Андреа. Ты будешь так же на ней кататься, когда тебе вздумается, а мои деньги останутся целыми.

Даже Моника удивленно уставилась на моего отца. Я открыла рот, чтобы ответить заготовленным возмущением, но она меня перебила:

— Кто вы и что вы сделали с сеньором Моретти? Не этого мужчину я знала всю жизнь.

В её голове было столько разочарования, даже больше, чем чувствовала я.

— Простите, дети. Вы поймете, когда подрастете. Чао, Элизабет. — Он наклонился поцеловать ей тыльную сторону ладони, и я заметила, как его взгляд скользнул по груди женщины. Та улыбнулась своей фирменной фальшивой улыбкой и посмотрела на меня.

— Андреа, Стефано попросил меня проводить вас в ваш дом. Думаю, тебе и твоей подружке там понравиться.

Я усмехнулась, изогнув бровь.

— Стефано попросил тебя? — В моем голове было столько иронии, что девушка, почувствовав это недовольно скривилась.

— Мой муж меня об этом попросил. И я, разумеется, согласилась. Кто может отказать такому роскошному мужчине? — Она захихикала, а я, не растерявшись, ответила ей.

— Особенно, когда у тебя нет право выбора.

Отец шикнул на меня, Моника, стоящая рядом, сдавленно засмеялась, стараясь прикрыть свой смех кашлем, а сама Элизабет прищурилась и ухмыльнулась. От её ухмылки по моей спине пробежал холодок.

— Скоро и ты будешь женой Россини, крошка.

— Крошка…Булочка… Мон, походу у кого-то и вправду проблемы с мучным.

На этот раз Моника рассмеялась от души, а лицо Элизабет раскраснелось до такой степени, что была похожа на помидор. Отец принялся извиняться перед ней за мое поведение, а я, в свою очередь, взяла ручную кладь с собой и стала подниматься по трапу, усаживаясь в самолет.

Приятный бортпроводник нам улыбнулся, попросил пристегнуть ремни и не расстегивать ровно до того момента, пока не погаснет табло в центре салона. Мы с Моникой пристегнулись и попросили поскорее взлетать — очень хотелось оставить надоедливую Элизабет в Милане.

— Но как же сеньора Россини, сеньорита? — Удивленно спросил бортпроводник, на бейдже которого было выведено имя Мартин.

— Мартин, она нас только проводила. Мы торопимся.

— А её вещи? Они уже загружены в багажный отсек! — Смятению парня не было предела.

— Это все мои вещи. — На удивленные уверенным тоном сорвала я, и тот, поверив мне, кивнул и закрыл дверь самолета. Из иллюминатора я увидела растерянное лицо девушки, и не менее растерянное лицо моего отца. Когда самолет стал отъезжать, я видела, как та стала яростно жестикулировать руками и что-то кричать. Мартин, тот самый стюард, хотел было отворить дверь, но я не позволила.

— Мартин, она так прощается!

— Очень эмоциональная девушка, — заметил молодой человек и сел на место для персонала, не забыл при этом пристегнуться.

Наблюдая за беспомощным барахтаньем и возмущением Элизабет, у которой в самое неподходящее для нее время от ветра слетела шляпа, я не смогла сдержать победную улыбку. Я непринужденно помахала ей рукой, будучи не совсем уверенной в том, видела ли мое довльное лицо миссис Россини. Вскоре эта улыбка превратилась в смех, который я подхватила от нескончаемого хохота подруги. Стюард, который все это время наблюдал за нами, лишь недоуменно пожимал плечами, удивляясь, мол каких только пассажиров не встретишь за свою летную карьеру.

Я уже предвкушала ругань Россини на меня, но это никак не омрачало мое настроение. Я должна была как-то уделать эту пустышку.

Америка встретила нас знойным воздухом и грязью. Я поморщилась. Моника, вышедшая из аэропорта сразу после меня, тоже сморщила свой прямой формы носик и недовольно пробурчала:

— И что в этом городе такого?

Я лишь пожала плечами, соглашаясь с ней. Я тоже не видела ничего хорошего в Нью-Йоркской атмосфере. Да, в этом городе я родилась и выросла. Да, еще год назад мне безумно хотелось вернутся в этот город к своим друзьям и улочкам. Только сейчас, спустившись с трапа на землю, я понимала, что это не мой дом. Я гостья в городе, в котором выросла. Я гостья, хоть и знала наизусть самые популярные уголки этого места. Я гостья и на этом точка.

— Не знаю. Не поверишь, но я скучаю по Милану. — Ответила я подруге и услышала ее вздох. Моя милая девочка тоже прикипела к узким итальянским улочкам, громким спорам на улице и нескончаемому солнцу, даже когда над городом заходили тучи. — Но есть и свои плюсы. — Я лукаво улыбнулась. — Помнишь Майка Стоуна и Стефани Джордан?

— Эта та самая сладкая парочка школы? — Почувствовав мой игривый настрой, поддержала меня подруга. — Конечно! Что ты задумала?

— Пока ничего плохого.

— Ты никогда ничего плохого не думаешь! — Фыркнула подруга и рассмеялась, когда я ткнула пальцем её в бок. — А я предлагаю их навестить!

Наш разговор прервал вибрирующий телефон, что находился у меня в сумке. Он так долго и настырно трезвонил, что мне пришлось обратить на него внимание. Вытащив его, я увидела знакомые буквы. Стефано Россини.

— Солнышко, — елейным голосом проговорил он. — Как долетела?

Я буквально слышала иронию в его голосе, которая пробивалась сквозь толщу безразличия. Он изо всех сил старался то ли не засмеяться, то ли не накричать на меня.

— Только вышли из аэропорта, — беспечно ответила я и почувствовала, как от пристального взгляда подруги у меня краснели щеки. С ума сойти! Год назад я подумать не могла, что буду так любезничать с этим человеком. Да что там! Я вообще предположить не могла, что мы когда-нибудь встретимся.

— Как долетели?

— С ветерком, — отшутилась я.

— Элизабет проводит вас до нашей квартиры. Скажу сразу — это подарок моих родителей на нашу свадьбу. Её только купили, и там нужно ещё все обставить. — Он на секунду замолчал, а потом тихо добавил. — Я не предполагал, что ты так рано переедешь туда.

— Элизабет? — Холодок пробежался по моей спине, и я перевела взгляд, полный ужаса на Мелани. Та уже бесшумно хохотала. — Она спрашивает, какой адрес.

— Не уж то. — Саркастично рассмеявшись, Стефано проговорил. — А не потому ли она спрашивает адрес, что вы оставили ее за бортом самолета догонять свою шляпку? — Я не выдержала и рассмеялась. — Какие же вы еще дети. — Раздраженно бросил он.

— А ты думал, я полечу с этой выскочкой в одном самолете? — Вспылила я. — Скажи спасибо, что я ее в воздухе не сбросила!

— Думаю, тебе бы мой брат сказал большое спасибо, — совершенно искренне ответил он, от чего мои брови взметнулись вверх от удивления. — В общем так, мне осталось тут доделать кое-какие дела. Я уговорил агента освободить меня раньше на недельку. Адрес я тебе, конечно, скажу, но ключи от нее были у Элизабет. — Теперь смеялся он. — Две малолетки в большом городе. Я даже не знаю, чего начинать бояться!

— Разве у управляющего нет запасного ключа?

— Есть. У меня. — Я простонала на непонятном для себя и остальных языке ругательство. — 2 West 67th Street. Скажешь Фамилию Россини, и тебя впустят.

Я широко улыбнулась и была готова расцеловать его в трубку.

— Спасибо!

— Ты меня порой удивляешь, — усмехнулся он и отключился.

В нашем распоряжении были несколько дней безрассудства и свободы. Мы с Моникой, вспоминая наши школьные годы, навестили практически всех своих друзей и практически каждый удивлялся новости о моей скорой свадьбе с Россини. Но больше их удивляло не то, что я выхожу замуж в восемнадцать лет, а то, кто являлся моим женихом. Анджела даже залилась смехом, не поверив мне, пока я не сделала видео-звонок в Вашингтон. Стефано был жутко не доволен, но промолчал.

Моника отрывалась хлеще меня — она посетила почти все клубы Нью-Йорка, и в каждом из них она находила себе кавалера. Я беспокоилась о подруге. Её тотальная любовь к Лео не могла так быстро пропасть. Видимо, что-то произошло за все то время, пока я купалась в собственной жалости.

— Моника, — я подкараулила девушку, выходящую шатающейся из очередного клуба, — Моника! Стой же ты!

Она оттолкнула меня и побрела в сторону парка. Неспешно бродя, едва переставляя ноги, она дошла до ближайшей лавочки и упала на нее, запрокидывая голову назад. Я села рядом с ней.

— Что происходит, Мон? Почему наше веселье превратилось в запой?

Она подняла на меня свои мутные глаза и криво улыбнулась. Её ресницы подрагивали, а грудь едва вздымалась, словно на нее положили груду камней. Запах алкоголя резко вонзился мне в нос, но я старалась не морщиться.

— Почему? — Заплетавшимся языком переспросила она и засмеялась. — А ты не понимаешь?

— Не понимаю, — тихо ответила я и протянула руку, чтобы приобнять подругу, но та впервые отказалась от телесного контакта со мной. Моя рука так и осталась поднятой. — Что с тобой?

— Ничего. Просто моя подруга выходит через два дня замуж, мой брат, который по ней сохнет, натворил дел, а мой парень, без которого я не представляю жизни, предпочитает своего хозяина мне. Он, как цепной пес, вьется возле Луиджи. Вечно говорит о том, что нам нельзя раскрывать свои отношения. Как мне веселиться на твоей свадьбе, когда я буду знать, что он где-то рядом, но я не могу к нему подойти?

Поток слов полился из её рта. Девушка стала чаще всхлипывать и под конец своей речи вовсе разрыдалась. Я положила голову подруги себе на колени (в этот раз она не сопротивлялась) и стала медленно гладить её по голове.

— Пусть я и выхожу замуж, Мон-Мон, но все так же буду оставаться твоей подругой. Леонардо… — я протяжно вздохнула, — твой Лео просто не может по-другому, понимаешь? Если бы ты видела то, что видела я, ты бы не стала беспокоиться о том, что он не разрешает тебе быть с ним чаще, чем он может. Это мафия. А мафия — синоним смерти. Она их неотъемлемая часть, от которой не убежать.

— Почему он тогда против знакомства с родителями? — она резко вскинула голову, но я положила её обратно на колени.

— А как Луиза и твой брат воспримут члена мафии? — Я усмехнулась. — Боюсь даже, что будет с твоим отцом, если он узнает, что его через чур любопытная дочурка вляпалась в такое.

— Ты разложила все по полочкам, — она обняла мои колени. — Что насчет Хосе?

— Твой брат — дурак. — Я слегка дернула её за локон, и девушка тихо рассмеялась. — Он профукал такую крепкую дружбу.

— Если он смог её профукать, значит, не такой уж сильной эта дружба была.

Девушка поднялась, заправила свои волосы за уши и оперлась ладонями на колени, вытянув при этом руки. Она смотрела на меня, все еще покрытыми туманом, но уже внимающими моим словам глазами. Губы её были сжаты в тонкую линию.

— Знаешь, Андреа, — она потерла колени, — мой брат странный парень. Мы все странные. Только когда тебе было плохо именно мы оказывались рядом.

— К чему ты мне все это говоришь? — С прищуром уставилась я на подругу.

— К тому, что, когда Хосе было плохо, когда он изводил себя, ты поставила свою обиду выше вашей дружбы. Когда ты узнала про Стефано, мы были рядом. Когда ты узнала правду о своих родителях, мы все втроем переживали эти моменты, но стоило ему раз оступиться, ты вычеркнула его их своей жизни, словно его там и не существовало.

Словно облитая холодной водой, я вскочила с лавочки и уставилась на подругу с широко открытыми глазами. Что она такое говорила? Как она могла? Я всем сердцем любила Хосе и переживала за него, но он поддался собственной похоти. С начала моя мать, потом я. Какая дружба могла это вытерпеть?

— А когда он развлекался с моей матерью, а потом полез ко мне? Где была его дружба в этот момент, а?

Мой голос предательски сорвался. Я всхлипнула и отвернулась от подруги. Нас окружали старые тополи. По правую руку от меня таился, изолированный от людей, старый пруд, к которому каждую весну слетались утки. Сейчас был тот период, когда птицы создавали свои гнездышки, следили за маленькими утятами. Мой взгляд зацепился за куст, в котором шуршали утки. Вдруг из него выплыл маленький утенок, но мама-утка проследовала за ним, обогнала его и загнала обратно в свое гнездышко. Я ухмыльнулась.

И чем же мы отличаемся от них? Мы такие же несмышлёные дети, как и эти утята. Вечно норовим выплыть из материнского дома навстречу приключениями, сами не осознавая того, какую глупость совершаем. Я была точно такой же, когда в пятнадцать лет сбежала из дома, когда соглашалась на сделку со Стефано, когда позволила бизнесу отца взять над нашими узами вверх. Как бы я хотела вернуться обратно в то время, когда меня окружали друзья, любящий папа, когда я еще не знала о существовании Россини и их сфере деятельности.

Тяжелая рука опустилась на мое плечо. Вздрогнув, я обернулась и столкнулась с черными глазами моего жениха. Его брови были нахмурены, едва соединяясь на переносице. Губы были сжаты, словно ему приходилось немалых усилий удерживать в себе весь свой гнев.

Моника, заметившая Стефано, выпрямилась и натянула на себя улыбку. В таком положении я выглядела еще более пьяной, чем была на самом деле. Вскочив со скамьи, она подошла к нам и тихо пробормотала.

— Пойдем домой, Андреа. Я сегодня выпила лишнего.

— Ты права, — холодность в голосе Стефано резала уши. Его пальцы все еще больно сжимали мое плечо, очевидно, оставляя после себя следы. — Ты перебрала. Андреа, я отвезу тебя домой.

— Моника, пойдем. — Я протянула руку подруге, но та обошла нас и побрела к припаркованной около входа в парк машине. Я повернулась к жениху. — Прости её.

— Я вернулся как можно скорее в Нью-Йорк не для того, чтобы разыскивать свою невесту и её пьяную подружку.

— Я понимаю.

— Я зол, Андреа. — Он зло улыбнулся и коснулся пряди моих волос. — А когда я зол, я зову Александро.

— Тогда я думаю, нам с Моникой лучше остаться в отеле.

— Нет, — протянул он и чуть дернул за волосы. — Мы поедем к нам домой. Я отвезу вас, а сам поеду к нему. Хорошо, что он приехал на нашу свадьбу раньше.

— Хорошо. — Только и сказала я.

Когда мы сели в авто, Моника уже спала на заднем сидении. Я осторожно положила её голову к себе на колени и до самого дома гладила её шелковистые волосы. Мне было жаль подругу, но и со своей гордостью, я ничего не могла поделать. Я надеялась, что спустя время мы все пройдем этот этап отрицания и подойдем к принятию.

— Я слышал ваш разговор, — сидя на переднем сидении, набирая сообщение, сказал Россини. — Все же надо было его прикончить.

— Ты хоть понимаешь, что было бы со мной в таком случае?

— Ты настолько сильно к нему привязана? — Черные брови мужчины взлетели вверх, когда он, оторвавшись от телефона, обернулся ко мне.

— Он — мой друг. Брат моей лучшей подруги, Стефано. Я не могу так поступить с ним. К тому же, помниться мне, ты против насилия.

— Я не люблю, когда кто-то метит на то, что принадлежит мне.

— Я не вещь! — Шикнула я, от него Моника тихо заскулила и мне пришлось говорить тише. — И я не принадлежу тебе.

— Ошибаешься. — Он поддался ко мне навстречу. — Согласившись на брак со мной, ты подписала себе приговор, милочка. Ты принадлежишь мне. — Искоса посмотрев на водителя, он небрежно бросил. — Дома договорим.

Остаток времени в пути мы провели в молчании, но стоило нам только переступить порог, Стефано схватил меня за предплечье и развернул к себе.

— Жду тебя на кухне.

Доводчики поочередно включались, стоило только мне приблизиться к нужному месту. Я завела пьяную и хныкающую подругу в гостевую спальню, в которой мы с Моникой жили эти беззаботные дни. Уложила ее на кровать и накрыла одеялом, перед этим сняв её туфли на высоком каблуке. Склонившись над ней, чтобы поцеловать в височную часть, я почувствовала себя той Андреа, которой была несколькими годами ранее. Лицо Моники было безмятежно и внушало чувство умиротворения, которое я так давно не испытывала. Поцеловав подругу, я вышла из комнаты, направляясь на кухню, где меня ждал Стефано, очевидно раздраженный и недовольный моим поведением.

Войдя в нашу просторную кухню в белом цвете, я увидела стоящего около окна мужчину, который мирно пил кофе, всматриваясь в ночную улицу. Услышав мои шаги, он не развернулся, лишь только показал рукой на стоящий подле него стул, приглашая присесть.

— Кофе в турке еще осталось, если хочешь. — Он говорил спокойно, что ввело меня в некий ступор.

— Ты хотел поговорить, — прочистив горло, я подошла к плите и, взяв из неразобранной коробки кружку, стала наливать себе остатки кофе.

— Да, хотел. — Он поставил кружку на подоконник и сам сел на предложенный мне стул. — К нашей свадьбе все готово.

— Да, я созванивалась сегодня с мамой. Осталось только подогнать по длине.

— Это не проблема. — Он оглядел меня с ног до головы. Я сделала тоже самое. Он выглядел идеально, даже чертовски уставший. Его прическа была уложена, словно стилист минутой ранее работал над ней. Под глазами ни морщинки, а руки, как всегда, ухожены. Что нельзя было сказать обо мне: тяжелый день дал свои плоды. Волосы на моей голове были взъерошены, макияж потек и глаза устало смотрели на все происходящее.

— Раньше это всегда было проблемой — я слишком меленькая.

— По возрасту или росту? — Поддел меня мужчина и подошел ближе. Он был на запретно близком расстоянии ко мне. Я чувствовала аромат ванили его геля для душа. Где он успел принять душ? Его дыхание обожгло мою кожу. — Я тебе говорил, что не надо говорить о том, кто я есть?

— Я и не говорила. — Пискнула я и почувствовала боль в руке — мужчина мертвой хваткой вцепился в мое запястье. — Пусти. Мне больно, Стефано.

— Ты подвергаешь опасности, Андреа, не только меня, но и себя тоже. Даже сраный водитель не должен знать обо мне. Понятно?

Я лишь кивнула. Он склонился еще ниже, не оставляя ни малейшего расстояния между нашими губами. Я ахнула, а он, усмехнувшись, прошептал.

— И да, по поводу собственности я не шутил. Согласившись стать моей женой, ты согласилась принадлежать мне полностью.

— Ты же говорил, что я могу быть с любым мужчиной. — Его глаза сузились, и он едва коснулся фалангами пальцев кончика моего носа. Внутри все колыхалось от волнения. Я не понимала. В какую игру он играл, и не была уверена, что я хотела во всем этом участвовать.

— Я еще не уверен в твоей преданности, милая. Вдруг в порыве страсти и вывались все мои секреты?

— Раз ты не уверен, зачем рассказал?

Он оставил мой вопрос без ответа. Отстранившись, он одним глотком допил свое кофе и уже выходил из кухни, когда я позвала его по имени. Он развернулся, держа руку на дверном косяке.

— Ответь мне.

— Не на все вопросы есть ответы. А если и есть, то не на все ты сама захочешь услышать.

— Я думала, что смогу стать тебе другом. — Вырвалось у меня. Стефано лишь усмехнулся.

— Я не враг тебе, Андреа.

— Но и не друг.

— И не друг.

Последнее, что он сказал перед тем, как выйти из кухни и отправить в отдельную обставленную спальню.

День. Через день я выйду замуж за этого человека. За человека, который никогда не станет для меня мужем, возможно, что и другом мне не будет.