Осада

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Ночь в Анклаве Шейдов наступила как углубление общего мрака, когда воздух стал тяжелым и теплым и затянулся чернильным туманом. Галаэрон сидел на балконе перед главной спальней Виллы Дузари, не дежуря, но наблюдая. Несмотря на поздний час, из черного мрака доносился ровный ропот и грохот проезжающего транспорта, достаточно громкий, чтобы не дать компании беспокойных домохозяев оторваться от своих подушек. Арис был внизу, в нижних лабиринтах города, в своей мастерской. Руха рыскала по дому в поисках Малика, который, очевидно, находился где-то еще, кроме своей комнаты. Только Вала лежала в постели по другую сторону двери от того места, где сидел Галаэрон. Она не спала, просто смотрела в лезвие своего черного меча, с задумчивой улыбкой на полных губах и мягкостью в глазах, чуждой им днем. Галаэрон знал, что она присматривает за своим сыном в Ваасе.

По ночам темный меч часто погружал ее в транс и показывал, что происходит в спальнях Гранитной Башни. Она называла это «ходьбой во сне», хотя это больше походило на шпионаж. За те месяцы, что они провели вместе, он научился читать выражение ее лица и определять, когда она навещает Шелдона. То, что в эти дни меч, казалось, смотрел на мальчика все чаще, было одной из немногих вещей, которые заставляли Галаэрона думать, что оружие может быть не совсем зловещим.

Хотя он и не завидовал Вале за то, что она мельком видела сына, Галаэрон завидовал им. Его собственные отец и сестра были потеряны в тумане войны – мертвые или недосягаемые, он не знал. Мечи Эверески, отчаянно пытавшиеся спасти ворота в Рокнест, уже стали легендой. Судя по всему, Аобрик Нихмеду возглавлял атаку, и Галаэрон не был настолько глуп, чтобы поверить, что простой певец клинков может выжить в любой битве, в которой Хелбен Арунсун, один из Избранных Мистры, исчез без следа. Его сестра Кейя осталась запертой в Эвереске. Хотя Галаэрон не мог быть уверен даже в этом, поскольку фаэриммы давным-давно прекратили всякую связь с Последним Пристанищем, воздвигнув вокруг Шараэдима магическую мертвую стену. Ему было невыносимо думать о своей маленькой сестре, восьмидесятилетней, едва взрослой, сидящей в одиночестве на верхушке дерева, грустной и испуганной, вероятно, голодной и, возможно, даже в отчаянии, в то время как снаружи фаэриммы окружили город, ожидая возможности войти. И все же альтернатива , что мифал уже рухнул и Эвереска пала, была слишком ужасна, чтобы думать о ней.

И это дело рук Галаэрона: побег фаэриммов, осада Эверески, вся война. Он вызвал это в один из тех ужасных моментов, которые эльф тысячу раз прокручивал в своей голове, говоря себе, что, если бы он сделал это, или сказал то, или просто оставил все это в покое, все было бы хорошо.

Вместо этого Галаэрон и его Стражи Гробниц последовали за отрядом разрушителей склепов в давно забытые шахты дворфов и обнаружили Валу и ее ваасанских воинов, готовящихся к встрече с их хозяином, теневым магом Мелегонтом Тантулом. В последовавшей суматохе Галаэрон отдал приказ, который прорвал Стену Шарнов, почти две дюжины людей и эльфов погибли, а фаэриммы сбежали, чтобы начать атаку на Эвереску.

Вала и шадовары сто раз говорили ему, что он всего лишь выполнял свой долг и ни в чем не виноват, но их слова не могли изменить того, что произошло, или того, что он чувствовал по этому поводу. Желая исправить свою ошибку, Галаэрон объединил свои силы с Валой и ее теневым магом и решил призвать единственную помощь, которая, казалось, была способна победить зло, которое он выпустил. По пути он научился использовать магию теней и вышел за свои пределы, открыв себя разрушительному влиянию Теневого Плетения и начав отчаянную битву против собственной тени за обладание своим духом. Казалось, на каждом шагу он принимал неверное решение, и теперь, когда он не был уверен, принадлежат ли мысли, проносящиеся в его голове, ему самому или его «теневому я», он почти боялся вообще что-либо решать.

Но одно он знал наверняка, одно решение было его собственным. Он сделает все, чтобы спасти Эвереску, пойдет на любые жертвы, чтобы исправить свою ужасную ошибку. Галаэрон откинулся назад и попытался очистить свой разум, но обнаружил, что слишком взволнован. Его мысли все время возвращались к утру, гадая, устроит ли Хадрун обещанную аудиенцию или найдет еще один предлог, чтобы отложить ее, и будет ли помощь Высочайшего решением его теневых проблем или просто еще одной ошибкой.

Конечно, не предвещало ничего хорошего то, что шадовары скрыли тот факт, что Анклав Шейдов отдаляется от Эверески. Но даже Галаэрон мог видеть, как его тень использовала бы эту информацию, чтобы подпитывать его подозрения и заставить его не доверять тому, кто больше всего способен помочь ему вернуть свой дух. Было время, когда он мог успокоить свои мысли, отступив в Дремление, но Галаэрон потерял связь с этой гранью эльфийской природы, когда позволил своей тени вторгнуться в свое сознание. Вместо того чтобы погрузиться в полузабытый транс воспоминаний и общих эмоций других эльфов, он погрузился в тот же бесчувственный, наполненный кошмарами сон, что и люди.

Но в эту ночь даже сон не приходил. Он проводил ночные часы, вглядываясь в темноту, слушая, как грохочет город под его балконом, снова и снова прокручивая в голове одни и те же мысли и сомнения, пока мрак не побледнел от темно-черного до рассветно-серого, и из мрака не вышел Арис, неся свою статую битвы Эсканора с фаэриммами. Уже законченная, она была лучшей из всех работ Ариса, настолько текучей, что казалось, вот-вот вырвется из рук великана. Фигура принца была благородной и величественной, одна рука все еще была протянута к фаэримму, которого он только что убил, когда он повернулся лицом к своему новому нападавшему. Само существо было связано с ним хвостом, пронзающим его живот, а также двумя руками, обернутыми вокруг его горла, художественная экспрессия, предпринятая, чтобы создать впечатление, что зверь парит рядом с ним без поддержки.

— Арис, это великолепно! — сказала Вала, присоединяясь к Галаэрону на балконе, когда каменный гигант вошел во двор. — Ты сделал это за одну ночь?

— Я не смог бы закончить без Малика — сказал Арис.

Статуя находилась на уровне балкона, и гигант говорил сверху, полуобернувшись к пустым воротам. — Он сделал большую часть полировки.

— И во что тебе обошлась эта милость? — спросила Руха, выходя из-за колоннады им навстречу. — В руку или в душу?

— Это не твое дело, мегера, — сказал Малик. — Нельзя ожидать, что ты поймешь, что один друг делает для другого, раз у тебя нет своего.

Он вытянул шею в сторону балкона.

— Ты могла бы привести себя в порядок, чтобы выглядеть достойно. Принц уже на пути сюда.

— Принц? — спросил Галаэрон. — Какой именно?

— Эсканор, конечно — сказал Малик. — Если ты мудр, то воспользуешься моим опытом и не сделаешь ничего, чтобы побудить его вернуться.

— Нет вора хуже королевского.

Галаэрон взглянул на Валу, которая лишь пожала плечами и повернулась, чтобы надеть свои доспехи, по ваасанским стандартам, намного превосходящие любой из темных нарядов, доставленных слугами Хадруна. Галаэрон выбрал свой дорожный плащ, так как даже самая грубая ткань Эверески считалась экстравагантной у не-эльфов.

К тому времени, как они переоделись и присоединились к остальным во дворе, свита Эсканора уже вливалась в ворота. Высокий, даже по шадоварским меркам, принц был виден в середине группы, его медные глаза сверкали поверх голов сопровождающих. Галаэрон и остальные опустились на колени и ждали, пока стражники займут свои посты по периметру двора. Эсканор направился прямо к статуе Ариса и медленно обошел ее, проводя пальцами по гладкому камню. Когда он дошел до того места, где хвостовой шип пронзил его живот, он заметно поморщился и отвернулся, подняв голову, чтобы обратиться к коленопреклоненному гиганту.

— Очень похоже. Как настоящий — сказал он.

Хотя Эсканор провел три дня в постели, приходя в себя после удаления яйца фаэримма, он не выказывал никаких признаков слабости.

— Могу поклясться, что он движется.

— Спасибо, — сказал Арис. — Твои слова для меня очень много значат.

— По правде говоря, она мне так нравится, что я хотел бы купить её для своей виллы, — сказал Эсканор.

Он жестом подозвал к себе слугу без доспехов.

— Мис заплатит столько, сколько ты сочтешь справедливым.

— Заплатит? — Арис, казалось, на мгновение задумался над этим, а затем сказал:

— К сожалению, я уже обещал эту статую Хадруну.

Все присутствующие дружно ахнули, а потом Эсканор рявкнул:

— Хадруну?!

Для Высочайшего, уважаемый принц, — быстро ответил Малик. — Хотя я уверен, что Арис может сделать еще одну в кратчайшие сроки, особенно учитывая, что цена не имеет большого значения.

— Еще одну? — эхом отозвался Арис. — А почему их должно быть две?

— Есть много веских причин — сказал Малик, осмелившись встать и без разрешения направиться к свите Эсканора. — Я расскажу вам все позже, но сначала позвольте мне поговорить с управляющим принца.

Эсканор жестом приказал стражникам отойти и, пересекая двор, свирепо посмотрел на маленького человечка.

— Малик, неужели ты действительно хочешь оскорбить Высочайшего, скопировав дворцовое сокровище? — Лицо Малика побледнело.

Он начал бормотать извинения, но Эсканор жестом велел ему замолчать и двинулся через двор, жестом приказывая остальным встать.

— Видите, статуя была только одной из причин, почему я просил, показать вам путь ко дворцу.

Он остановился перед Валой и взял ее руки в свои.

— Я хотел поблагодарить тебя за спасение моей жизни. Рафа сказал мне, что ты дралась как настоящий дьявол.

Вала даже покраснела, и Галаэрону сразу же не понравилось, как ее зеленые глаза выдержали взгляд принца.

— Ничего особенного, — сказала она, оставляя свои руки в руках Эсканора. — Нападавший отвлекся.

Галаэрон придвинулся ближе к Вале.

— Ты отвернулся не вовремя, принц, иначе мог бы убить его сам, пока он был оглушен телепортацией.

— Да, жаль, что я не смог прочитать твои мысли — сказал Эсканор, устремив медный взгляд на Галаэрона и отпустив руки Валы. — Ты был прав, держа фаэриммов в пещере. Было бы опасно позволить им сбежать с секретом сращивания.

Оставив Галаэрона дымиться, Эсканор повернулся к Рухе.

— Ты та самая арфистка, который преследует Малика?

— Так и есть. — Эсканор посмотрел на маленького человечка так, словно ему было трудно в это поверить. — Неужели он действительно такой ужасный преступник?

— Не стоит недооценивать его, принц — сказала Руха. — Те, кто это делают, часто расплачиваются за ошибку жизнью.

Это вызвало у Эсканора полную клыков ухмылку.

— Тогда я рад, что ты здесь, чтобы наблюдать за ним, арфистка, но запомни предупреждение Хадруна – Малик не совершил никакого преступления в этом городе, и если он это сделает, то наше правосудие решит дело.

Руха склонила голову.

— Мое единственное желание – проследить, чтобы он не причинил больше вреда, чем уже причинил.

— Хорошо. — Эсканор повернулся к Вале и жестом указал на ворота. — Если ты и твои друзья соблаговолите сопровождать Галаэрона, то Высочайшему будет угодно, чтобы вы осмотрели дворец сегодня утром.

Вала кивнула и двинулась вперед. Галаэрон шагнул к ней, убедившись, что встал между ней и Эсканором, когда остальные сомкнулись вокруг них. Заметил ли принц этот маневр, сказать было невозможно, но Вала нахмурилась безошибочно. Когда свита покинула ворота, она наклонилась ближе и прошептала:

— Твоя тень показывается, Галаэрон. Как ты думаешь, может пойти не так?

— Ничем не могу помочь.

В зеленых глазах Валы мелькнул огонек, и она удивила его улыбкой.

— Значит, ты ревнуешь.

— Эльфы не испытывают ревности, а даже если бы и испытывали, ревновать не к чему — сказал он.

Хотя чувства, которые они разделяли друг к другу, за последние несколько месяцев стали слишком сильными, чтобы скрывать их, Галаэрон по-прежнему не желал действовать в соответствии с ними. Мало того, что Вала была человеком, который состарится на его глазах, она обещала оставаться с ним только до тех пор, пока его теневой кризис не закончится, или она будет вынуждена закончить его за него. После этого она вернется к своему сыну в Ваасу, и Галаэрон не думал, что несколько месяцев любви стоят того, чтобы смотреть, как она уходит. Это и так будет достаточно тяжело.

— Я не хочу, чтобы ты забыла о своем обещании.

— Зачем мне это? — спросила Вала.

Галаэрон пожал плечами.

— Потому что принц могущественен и богат, а у вас, людей, такая слабость к мимолетным удовольствиям.

— Галаэрон, — сказала она, устало качая головой, — мимолетные удовольствия – это не слабости! Они – основа жизни.

Вала отвернулась, и свита продолжила свой путь по улице.

Вымощенная более тусклой версией того же черного камня, что лежал во дворе Виллы Дузари, аллея была узкой и извилистой, виляя через похожий на каньон лабиринт темных зданий, таких высоких, что даже Арису пришлось вытянуть шею, чтобы взглянуть на многих жителей, которые приветствовали Эсканора и выражали ему теплые пожелания, когда процессия проходила мимо. Переулков было немного, и те, которые они пересекали, всегда шли вверх по склону налево, и вниз по склону направо. Галаэрону постепенно стало ясно, что они поднимаются по спирали вверх по пологому холму, хотя один из них был настолько покрыт нависающими строениями, что его рельеф почти невозможно было различить.

По мере того как они поднимались, виллы становились все больше и величественнее, в конце концов став такими огромными, что требовалась целая минута, чтобы пройти мимо. Когда они миновали один из самых больших особняков с многочисленными шпилями, летящими контрфорсами и рядами длинных бочкообразных сводов, ведущих в затененные помещения, принц Эсканор остановился и помахал в его сторону.

— Моя обитель — сказал он. — Надеюсь, вы придете ко мне, когда мы будем не так заняты своими военными обязанностями.

Хотя Эсканор старался обращаться ко всем своим гостям, Галаэрон, или его тень, знал, что приглашение предназначалось в первую очередь Вале. Подавив желание предположить, что приглашение придет в первый раз, когда только Вала будет свободна ответить, он просто посмотрел на улицу и спросил, далеко ли до Дворца Высочайшего. Эсканор махнул ему рукой.

— Недалеко.

На самом деле это было не так. Сразу за домом принца улица выходила на широкую площадь на вершине холма, окруженную такими же особняками, все с самыми большими входами, направленными к ее центру. В кольце вокруг площади стоял лес мрачных скульптур, все они стояли в урнах из полированного обсидиана с единственной лентой тени, поднимающейся в постоянно меняющейся фигуре шадоварского воина или волшебника. Недалеко от особняка Эсканора стояло единственное изображение, которое Галаэрон узнал: изображение шадовара, который помог освободить фаэриммов, Мелегонта Тантула.

— Кольцо героев — сказал Эсканор, махнув рукой на стену фигур. — Все присутствующие здесь погибли, оказывая большую услугу Анклаву Шейдов.

— Их должны быть тысячи! — ахнула Вала.

— Десятки тысяч, — сказал Эсканор. — Анклав Шейдов – это древний город с древними врагами, и большую часть нашего времени на плане тени мы провели, защищаясь от нападений малаугримов.

— Малаугримы! — Ахнула Руха. — Тогда фаэриммы должны казаться тебе слабыми врагами, я полагаю.

— Другими, но не слабыми. Первое правило на плане тени – никогда не недооценивать врага — сказал Эсканор и повернулся к Арису.

— Если хочешь, я попрошу кого-нибудь научить тебя читать истории о скульптурах мрака в их меняющихся формах. Это вызвало у великана редкую улыбку.

— Ни один подарок не порадовал бы меня больше.

Принцу стоило только взглянуть в сторону своего управляющего, и Мис сказал:

— Это будет сделано сегодня.

Эсканор кивнул и повернулся к Галаэрону.

— Тебе интересно, что говорит о тебе история Мелегонта?

Галаэрон покачал головой.

— Только если там будет сказано, что он удостоен чести втянуть Эвереску и Глубоководье в войну против фаэриммов. Вала начала было укоризненно шипеть, но Эсканор остановил ее, подняв руку.

— Мы должны ожидать от него подозрений.

Несмотря на терпеливые слова принца, цвет его глаз стал гневно-красным. — Я думаю, нам следует поспешить к Высочайшему. Тень Галаэрона делает его глупым и недоверчивым, а это плохой знак.

Эсканор провел их через сотню шагов мимо мрачных скульптур и вышел на дальнюю сторону Кольца Героев. Прямо впереди возвышалось сумрачное великолепие Дворца Высочайшего, его гладкие стены из полированного обсидиана и затененные шпили исчезали в теневой дымке наверху. Как и многое в Анклаве Шейдов, он, казалось, изобиловал извилистыми изгибами и преувеличенными пропорциями, с формой, которая не могла быть названа или даже удержана в памяти больше, чем на мимолетное впечатление.

Не обращая никакого внимания на то, что рота заклинателей-охранников шадовар вытянулась по стойке «смирно», Эсканор направил свою свиту в сводчатый портал, такой высокий, что Арису едва пришлось пригнуть голову. Пройдя через короткий проход, они вошли в огромный зал со стеклянными изгибами и сумеречной прозрачностью, где каждый контрфорс уходил в темноту, а каждый коридор исчезал в тени. Сотня или больше высокородных шадовар входили и выходили из дверей, или стояли, хрипло переговариваясь, или терпеливо сидели на скамьях вдоль стен, их глаза цвета драгоценных камней ярко светились в темноте за их спинами.

Не обращая внимания на шепот приветствий и любопытные взгляды, бросаемые на проходящую мимо свиту, Эсканор повел свою группу по центру зала к многолюдной зоне отдыха за огромной парой охраняемых дверей. Командир отряда опустился на колени и сообщил Эсканору, что он уже послал сообщение о прибытии принца. Несколько мгновений спустя одна из дверей открылась, и Хадрун выскользнул, чтобы сообщить им, что Всевышний занят и примет их, как только сможет. Глаза Эсканор выглядели, как будто они могли прожечь отверстия в сенешале.

— Ты сообщил ему, что я здесь с эльфом?

Хадрун, не дрогнув, встретил гневный взгляд принца. Он с…

— Я спрашивал, с кем он был? — прорычал Эсканор, шагнув к двери. Хадрун повернулся, чтобы прервать его.

— Сейчас я вас объявлю.

— Мы войдем сразу за тобой, — сказал Эсканор, ловя дверь, когда сенешаль попытался ее закрыть. — Эльф должен немедленно приступить к занятиям.

— Ну конечно.

Хадрун жестом пригласил Галаэрона и его спутников пройти, но Мис, Рафа и остальная свита принца остались позади. Они очутились в комнате, еще более мрачной, чем большой приемный зал, где мрак падал на их кожу, как пепел, и клочья теней проплывали мимо длинными дымчатыми лентами.

Когда Хадрун и Эсканор повели группу вперед, голоса невидимых шепчущих то поднимались, то опускались в окружающей темноте, и холодные мурашки пробежали по коже Галаэрона. Наконец, они приблизились к шепоту, который не затихал и по мере того, как они продолжали идти, и в конце концов превратился в более полные тона нормальной речи. Галаэрон узнал в одном из говоривших женщину, а в другом голос, обращавшийся к нему во дворе крыла.

Прежде чем они подошли достаточно близко, чтобы понять, о чем идет речь, Хадрун заставил их опуститься на колени и прижаться лбами к полу. Два голоса перестали бормотать, затем воздух стал холодным и неподвижным.

— Я знаю, как ты занят войной, Эсканор, — сказал Высочайший. Его голос был таким же свистящим и сильным, как и раньше. — Благодарю тебя за то, что ты делаешь.

Если принц и ответил, то Галаэрон его не услышал. Вместо этого Хадрун сказал:

— Я устроил подношение от великана, Могучий.

— Подношение? Давай посмотрим.

Воздух стал менее холодным, когда Высочайший отошел, затем ноги Эсканора появились рядом с головой Галаэрона.

— Достаточно ли у тебя власти над своей тенью, чтобы держать язык за зубами, эльф?

— Если он этого не сделает, я смогу его сдержать — сказала Вала. Эсканор задумчиво посмотрел на нее, потом сказал:

— Хорошо. Встаньте.

Галаэрон и остальные встали и оказались лицом к лестнице у подножия укутанного мраком помоста. Эсканор указал на заднюю часть отряда.

— В его присутствии принято смотреть в лицо Высочайшему.

Галаэрон обернулся и увидел окутанную мраком фигуру, стоящую рядом с лодыжкой Ариса, голова в капюшоне повернута к статуе. Он начал медленно кружить вокруг нее, одобрительно кивая. Галаэрон мельком увидел пару платиновых глаз, сияющих из-под капюшона Высочайшего, но это было все, что он мог видеть. Сделав полный круг, он снова остановился у лодыжки Ариса. Мрак перед его телом закружился, послышались хлопки, затем он запрокинул голову, чтобы обратиться к гиганту, но Галаэрон все еще не мог видеть его лица.

— Воистину, ты не уступаешь ни одному создателю мрака в анклаве, — сказал Высочайший. — Я с гордостью выставлю её в Галерее Сокровищ вместе с лучшими произведениями искусства города.

— Ты оказываешь мне честь, превосходящую мои способности, — пророкотал Арис. — Если бы ты видел галереи рассказов в Тысяче Лиц до того, как они были уничтожены, ты бы знал, насколько слабы мои таланты.

— Фаэриммы многое отняли у всех нас — сказал Высочайший. — Я уверен, что их гибель не заменит того, что ты потерял, но знай, что они заплатят за это не только своими жизнями. Так обещал Мелегонт, и так обещаю я.

— Спасибо, — сказал Арис.

Малик поразил Галаэрона и, судя по удивленным вздохам, всех остальных тоже, появившись из темноты позади ног Ариса.

— Я тоже пришел с дарами — сказал он, сунув руку под мантию. — Единый поручил мне…

— Стой! — Руха мгновенно бросилась к нему, швыряя песок в его убранную руку и произнося какое-то бединское заклинание природы. Прежде чем она успела пройти достаточно далеко, чтобы Галаэрон понял, какое заклинание она собирается произнести, Высочайший жестом указал в ее сторону, и она оказалась вплетена в полдюжины темных щупалец. Ее вуаль продолжала трепетать, когда она произносила заклинание, но единственное, что выходило из-под нее, были облака темного пара.

— Разве Хадрун не предупредил тебя, арфистка? — спросил Высочайший. — То, что здесь делает Малик, тебя не касается.

Малик ухмыльнулся в сторону ведьмы, затем, все еще держа руку под одеждой, повернулся к Высочайшему. — Как я уже говорил, Единый…

— Твой подарок придется отложить на потом. — Высочайший отодвинулся от маленького человечка. — Хадрун договорится о времени. А теперь я действительно должен начать занятия с Галаэроном. Если вы, остальные, извините нас, Рафа и Мис ждут, чтобы осмотреть дворец вместе с вами.

С этими словами он повернулся и исчез во мраке. Эсканор жестом подозвал Валу к остальным.

— Не стесняйся наслаждаться экскурсией вместе со всеми. Галаэрону будет хорошо с нами.

Вала шагнула ближе к Галаэрону.

— Этого не случится.

— Так и будет. — как ни вежлива была улыбка Эсканора, она тоже была полна клыков. —Тебе не о чем беспокоиться, пока он находится в обществе Высочайшего. Не было отброшено тени, которую Теламонт Тантул не смог бы укротить.

— Тантул? — ахнул Галаэрон. — Так же, как и Мелегонт Тантул?

Принц кивнул.

— И Эсканор Тантул, — сказал он. — Все принцы тени – Тантулы.

Свистящий голос Теламонта заполнил мрак вокруг них.

— Эсканор!

Эсканор коротко поклонился Вале, затем взял Галаэрона за руку и повел прочь.

— Галаэрон? — позвала Вала.

— Я буду ... в порядке — сказал Галаэрон, задыхаясь на последнем слове. То ли он был взволнован, то ли испуган, он даже не мог сказать, но его сердце так сильно забилось в горле, что он едва мог дышать. — Встретимся на вилле.

— Когда?

— Когда он закончит — сказал Эсканор. — Я сам приведу его.

Они миновали статую и исчезли в темноте, а через дюжину шагов оказались в мезонине невероятно высокого и очень большого атриума. Через отверстие в центре он увидел, что под ним раскинулась половина континента Фаэрун, от Побережья Мечей на западе до огромной Отмели Жажды в пустыне Анаврок, от руин Арабеля на юге до Высокого Льда на севере. В данный момент большая часть земли к западу от Анаврока была скрыта грозовыми облаками, в то время как все на Востоке было коричневым и выжженным нехарактерной для него засухой.

— Я привел тебя в нашу военную комнату, чтобы показать, почему Анклав Шейдов удаляется от Эверески — произнес тихий голос Теламонта Тантула. — Ты хотел знать.

— Да, — ответил Галаэрон.

— Ты подозреваешь нас в том, что мы нарушили обещание моего сына, — продолжал Теламонт. Галаэрон прикусил язык, борясь с желанием сказать, что он знал об этом.

— Говори свободно — настаивал Теламонт. — В военной комнате ни одно мнение не отвергается легко.

— Очень хорошо. — У Галаэрона так пересохло в горле, что слова застряли где-то в груди. — Как незерес, ты однажды потерял Анаврок из-за фаэриммов. — Он помедлил, пытаясь отделить то, во что верил, от того, во что верила его тень, но Теламонт был не в настроении ждать.

— И ты веришь, что Мелегонт намеренно выпустил фаэриммов на Эвереску, чтобы Глубоководье и остальной Фаэрун были втянуты в нашу войну, — продолжил Высочайший. — Скажи, что ты имеешь в виду, эльф. Единственный способ жить со своей тенью – дать ей голос.

— Ты это сделал? — спросил Галаэрон с нарастающим гневом. Теламонт некоторое время молчал, и Галаэрон начал слышать другие голоса, доносившиеся из-за стены военного зала, тихо шепчущие или горячо обсуждающие, иногда даже смеющиеся или кричащие, но когда он смотрел в сторону голосов, то никогда не видел больше чем нескольких пар светящихся глаз, обычно цвета драгоценных камней, но иногда металлических оттенков королевских кровей. Несколько мгновений спустя Теламонт Тантул, наконец, ответил.

— Вовлечение эльфов в войну было бы, конечно, полезным делом, но именно ты проломил Стену Шарнов. Как мы могли это предвидеть?

— В самом деле, как? — Галаэрон задумался, а потом сказал — Разбив склеп. Мелегонт, возможно, и не знал, что я приду, но он знал, что кто-то точно придет.

— Это, конечно, возможно — согласился Теламонт, — но можем ли мы, шадовары, быть достаточно умными, чтобы быть уверенными, что ты произнесешь нужное заклинание в нужное время? А если так, то не лучше ли нам быть союзниками, чем врагами? — спросил Эсканор.

— Если вы союзники, — сказал Галаэрон, пытаясь сосредоточиться на насущном вопросе. — До сих пор я видел достаточно мало доказательств этого.

— Ты видел недостаточно? — спросил Теламонт. — Посмотри еще раз.

Галаэрон снова перевел взгляд на лежащий внизу континент и с удивлением обнаружил, что не видит ничего, кроме грозовых облаков. Пока он смотрел, облака становились все больше и темнее, и вспышки молний пронзали их клубящиеся тела. Затем он нырнул в обширное, пропитанное дождем болото, где сотни людей-ящеров копошились с гораздо меньшим отрядом шадовар.

— Хелимберское Болото, на дальней стороне земель Серой Мантии — сказал Теламонт с едва заметной гордостью в голосе. — Видишь ли, Анклаву Шейдов не нужно быть рядом, чтобы проецировать свою силу. Наши воины – шейды, которые могут ходить по теням и пересекать Фаэрун по своему желанию. Эвереска не будет страдать из-за нашего отсутствия.

Хотя шадовары были вооружены магией и оружием теней, воины-шейды держались против примитивных ящеров. Галаэрон даже зашел бы так далеко, что сказал бы, что они, похоже, выдержат этот день, но это было не похоже на людей-ящеров, так стойко идти на смерть, и никогда в ровных рядах дисциплинированной армии. Что-то заставляло их атаковать, что-то, что заставляло их ненавидеть шадовар сверх всякой причины, или что-то, чего они боялись больше.

— Ты можешь их отозвать? — спросил Галаэрон, даже не пытаясь скрыть панику в голосе.

— В этом нет необходимости, — произнес мрачный голос принца Ривалена. — Мы не боимся потерять одну-две жизни, защищая наших союзников, а чешуйчатые потеряют целую армию.

Галаэрон поднял глаза и увидел фигуру Ривалена в рогатом шлеме, спускавшуюся с балкона, затем поймал себя на том, что качает головой.

— В этой битве есть нечто большее, чем мы видим — сказал он. — Вы те, кто проиграет воину, если не будете действовать быстро.

— И ты знаешь что там? — спросил Эсканор.

Галаэрон кивнул.

— Знаю.

— Как? — спросил Ривален.

Галаэрон только пожал плечами. Не знаю, откуда я это знаю, знаю только, что знаю.

Эсканор и Ривален переглянулись, и Эсканор спросил:

— Как ты это делал на Сращивании?

Галаэрон задумался, потом неохотно покачал головой. — Это то же чувство, но не такое сильное. В этом есть смысл – люди-ящеры так не дерутся. Должно быть, что-то двигает ими.

— Фаэриммы? — спросил Ривален. — Мы всегда ожидали, что несколько окажется снаружи, когда Эсканор поднимет барьер.

— Я тот, кто поднял его — сказал Галаэрон, злясь, что шадовары продолжают пренебрегать ролью, которую он сыграл в Сращивании. — И это не фаэриммы. Это слишком прямолинейно для них.

Слова, казалось, сами собой слетали с его губ.

— Они предпочитают оставаться скрытыми и работать через посредников. Это должен быть бехолдер, или, может быть, отряд иллитидов.

Оба принца повернулись к Высочайшему. Удивленный тем, что так легко выиграл спор, Галаэрон сделал то же самое, и обнаружил, что Теламонт Тантул стоит всего в нескольких шагах, его платиновые глаза сверкали из глубины капюшона. Галаэрон все еще не мог разглядеть форму его лица и даже то, был ли Высочайший бородат, как Мелегонт, или чисто выбрит, как большинство других принцев. Теламонт посмотрел над головой Галаэрона на принцев и сказал:

— На наш вопрос был дан ответ.

Не успел он произнести эти слова, как отряд шадовар начал истаивать в сверкающих тенях грозы, оставляя изумленных ящеров на свободе, чтобы захватить позицию, и бехолдер, который внезапно стал виден позади их линий, был так зол, что начал распылять свой луч распада вокруг наугад. Галаэрон с минуту смотрел на эту сцену, затем повернулся и увидел, что Теламонт Тантул все еще смотрит на него своими платиновыми глазами.

— Ты был с Мелегонтом, когда он умер — сказал Теламонт. — Между вами что-то произошло.

— Я потерял сознание, — выдохнул Галаэрон, вспоминая запутанную битву, в которой погиб Мелегонт. — Когда я пришел в себя, он уже ушёл.

— Не ушел. — Теламонт подплыл ближе, пока не оказался достаточно близко, чтобы поднять темный рукав и положить что-то темное и холодное на плечо Галаэрона. — Через тебя он все еще служит.

— Вот почему ты привел меня сюда? — Воздух был таким холодным и неподвижным, что Галаэрону стало трудно дышать. — Потому что Мелегонт передал мне свои знания о фаэриммах?

— Это не так уж плохо — сказал Эсканор. — Партнеры, нуждающиеся в помощи, создают самые сильные союзы.