Осада

ГЛАВА ШЕСТАЯ

С Мостом Борескира, спрятанным где-то под коричневым озером, которое когда-то было равниной к северу от Когтей Троллей, спасательная армия Лаэраль пересекала Извилистую Воду на флотилии промокших от дождя бревенчатых плотов. Сама Лаэраль провела три магических ориентира через две мили мутной воды, и вместе со своими разведчиками на гиппогрифах и несколькими дюжинами своих лучших боевых магов она стояла на страже на западном берегу, ожидая нападения фаэриммов в любой момент. Это была последняя река, которую им предстояло пересечь, прежде чем они доберутся до Эверески, и если враг намеревался остановить их, то он должен был быть там, и Лаэраль знала, что есть хороший шанс, что они это сделают. В дополнение к замедлению продвижения спасательной армии до ползания, ужасная погода наносила ужасный урон здоровью и духу армии. Среди них не было ни одного воина, который сомневался бы в том, что они обязаны своими жизнями силам Шейда. Если бы шадовары не появились тогда, когда они появились на Высоких Болотах, вражеская орда выбила бы их с возвышенности и стерла бы армию с лица земли. Многие офицеры начали сомневаться в разумности продолжения марша вообще. В то время как жрецы и целители сводили смертность от болезней к минимуму, большинство солдат лихорадило и, из-за постоянных дождей, портивших рационы, ослабевало от голода. Даже если они доберутся до Эверески вовремя, их плохое состояние будет только бременем для тех, кто уже на месте. Лаэраль отказалась слушать эти доводы. Рано или поздно погода испортится, так и должно было случиться, и несколько солнечных дней сотворят чудеса, чтобы ободрить ее армию. Более того, она была уверена, что фаэриммы в конце концов найдут способ пробить теневой барьер. Когда это произойдет, шипастые извлекут урок из своей ошибки и рассеются по Фаэруну, и единственное, что сможет остановить их, – это огромная численность спасательной армии Лаэраль. Скорее всего, там был ее любимый Хелбен. Он исчез в битве при Рокнесте, защищая троицу высших магов Эвермита, когда они пытались открыть врата перемещения, которые позволили бы Глубоководью послать спасательные силы в считанные мгновения, а не месяцы, и Лаэраль была полна решимости выяснить, что с ним стало. Она бы знала, если бы он умер – как Избранная, она бы почувствовала его потерю в Плетении – так что он либо был втянут на другой план, когда фаэриммы захватили врата, либо оказался в ловушке внутри Эверески с эльфами. Она ставила на Эвереску, хотя бы потому, что уже сделала то немногое, что было возможно, чтобы связаться с ним на других планах. Из-под дождя показались первые плоты, глубокие голоса двух сотен варваров Утгардта распевали мрачную тягучую песню, подтягивая себя по направляющему канату. Лаэраль начала думать, что ее армия действительно успешно переправится. Плоты были расположены на расстоянии около тридцати шагов друг от друга, достаточно далеко, чтобы избежать попадания магического огненного шара, метеоритного дождя или какой-либо другой атаки, но достаточно близко, чтобы воины на любом плоту могли помочь другим, если они попадут под атаку. Далекий гром начал раскатываться над горизонтом со стороны Леса Змеев. Лаэраль назначила своих боевых магов наземной обороной, а затем подняла своих всадников на гиппогрифах в воздух, чтобы установить защитный экран в пятидесяти шагах впереди береговой линии. Гром перерос в безошибочно узнаваемый рев стучащих сапог и рычащих голосов, но дождевые тучи были такими плотными, что Лаэраль не могла разглядеть своих врагов даже с высоты ста футов. Рев становился все громче и проходил под ней. Лаэраль пикировала вниз, пока не увидела сначала туманную темноту земли, а затем тысячи продолговатых отпечатков ботинок, просто появляющихся в грязи. Кто-то превратил всю армию в невидимку, и это означало, фаэриммов, возможно, несколько.

Она направила ладонь на переднюю шеренгу и произнесла несколько слогов рассеивающей магии, и десятиярдовый круг атакующих багбиров появился не более чем в тридцати шагах от берега. Несколько боевых магов подняли руки в заклинаниях, и стена пламени длиной в милю поднялась, чтобы поглотить первую шеренгу багбиров. Большинство упало там, где стояло, но сотни зверей, спотыкаясь, бросились вперед, ревя от боли и поднимая огромные двуглавые топоры, когда они, шатаясь, приближались к тонкой линии магов. Первые утгардтцы уже плескались на берегу навстречу зверям, но грязь была глубока, их было мало, а времени оставалось еще меньше.

Лаэраль вытащила самородок угля из кармана и низко пролетела перед горящими багбирами, кроша уголь в порошок и произнося сложное заклинание. Земля под атакующими зверями стала черной и вязкой, отчего они опустились по колени, потом по пояс и, пока они продолжали бороться, по грудь. Везде, где их пылающие тела соприкасались с черной грязью, она тоже начинала гореть, и вскоре полоса была заполнена ревущими пугалами оранжевого пламени. В конце своего атакующего прохода Лаэраль поднялась в бурю камней из пращей и ручных топоров. Ни одна из атак не проникла сквозь ее защитную магию, но количества было достаточно, чтобы замедлить ее подъем. Она обернулась и обнаружила, что смотрит на море багберов и гноллов, видимых в тот момент, когда некоторые начали атаковать. Сквозь орду проталкивались небольшие отряды бехолдеров и иллитидов со щупальцами на лицах, пробивая дыры в магической защите, сдерживающей их массы. От фаэриммов, которые управляли армией, Лаэраль не видела никаких признаков. Возможно даже, что иллитиды и бехолдеры сами не знали, где находятся эти существа или даже что они там. Фаэриммы с удовольствием использовали свою магию, чтобы заставить других существ выполнять их волю, и часто жертвы даже не осознавали, что ими управляют. Хор криков снова привлек внимание Лаэраль к разлившейся реке, где с флангов ворвались две стаи бехолдеров, чтобы атаковать плот. Она щелкнула ногтем по кольцу на большом пальце, чтобы активировать его магию передачи сообщений. Она представила себе суровое лицо предводителя своих разведчиков на гиппогрифах и подумала:

— Элберн, они пытаются захватить плоты с флангов.

—Как вы и предсказывали, миледи, — последовал ответ Элберна. — Мы повернем это против них.

Скакун Элберна издал серию резких визгов, которые заставили разведчиков разделиться на две группы и развернуться, чтобы нырнуть на два пролета бехолдеров сзади. Лаэраль посмотрела на серое небо, чтобы убедиться, что ни один фаэримм не появился из облаков позади ее разведчиков. Буря треска и грохота взорвалась над рекой, когда маги и жрецы на плотах начали швырять заклинания в атакующих бехолдеров. Мгновение спустя к этому звуку присоединились крики и вопли тонущих воинов, когда существа ответили лучами распада и лучами смерти. Гиппогрифы завизжали, зазвенели арбалеты, и тела с обеих сторон начали падать в воду. Когда Лаэраль снова повернулась к главному сражению, первый бехолдер уже стоял у стены огня, выплескивая зеленый луч из своего огромного центрального глаза и медленно рассеивая магию, которая поддерживала его горение. Она указала пальцами на существо и разорвала его на части десятью золотыми вспышками волшебного огня. Боевые маги заполнили брешь новой завесой огня, как раз, когда первые багбиры двинулись вперед, чтобы использовать ее, но еще дюжина бехолдеров уже плыла вверх, чтобы погасить пламя своими антимагическими лучами. Лаэраль вытащила из-за пояса пару волшебных палочек и полетела вдоль линии, одной рукой метая магические снаряды, а другой – молнии.

Ближайшие бехолдеры умерли прежде, чем смогли открыть брешь, но те, что были в дальнем конце, погасили огромные полосы пламени, и багбиры и гноллы десятками хлынули внутрь. Их встречали бури огненных метеоров и пляшущие цепи молний, но боевые маги не могли остановить их всех. Скудные отряды утгардтцев были вынуждены встречать их у смоляной траншеи Лаэраль, и слишком часто именно варвары падали. Со второй и третьей волн плотов поднималось все больше воинов, но поскольку конвой плотов все еще подвергался атаке со стороны бехолдеров, поток скоро прекратится. Лаэраль закончила свой проход и убила последнего из бехолдеров, затем повернулась и обнаружила еще две дюжины атакующих огненную стену позади нее. Она снова двинулась вниз по линии и почувствовала ментальный толчок, когда иллитид попытался взорвать ее своей ошеломляющей силой. Ее мысленный щит крепко держался против нападения, но она знала, что это только вопрос времени, когда существо заставит одного из своих спутников-бехолдеров направить на нее свой рассеивающий магию луч и попытается снова, и это сработает. Ей придется позвать сестру... еще раз.

— Шторм, — Лаэраль не потрудилась воспользоваться магией. Как и все Избранные Мистры, когда имя Шторм произносили где-нибудь на Фаэруне, она всегда слышала его и следующие несколько слов. — Нужна помощь. Я в…

Лаэраль все еще говорила, когда появилась Шторм, пошатываясь от телепортации и падая на землю. Лаэраль едва успела схватить ее за запястье, чтобы удержать от падения в трясину багбиров и гноллов, кричащих, чтобы прорваться сквозь огненную стену внизу. Если бы ты дала мне закончить — сказала Лаэраль, поднимаясь над пращами багбиров, я бы сказала «в воздухе».

— Клянусь кровавыми звездами, где они находят столько этих зверей? — спросила Шторм, сориентировавшись и глядя на орду внизу. Получив

предупреждение о переправе, она была полностью вооружена и в доспехах.

— Вижу, на этот раз шейды не помогут.

— У шадовар могут быть дела поважнее, чем присматривать за мной — сказала Лаэраль. — Это не значит, что они нас предают.

— Не значит? — Шторм активировала свою собственную левитацию, затем вытащила пару палочек и подняла бровь.

— Что-нибудь слышно от Хелбена?

— Шадовары не имеют никакого отношения к его исчезновению. — Лаэраль указала сестре на противоположный конец боевой линии, затем добавила:

— Их еще даже не было здесь.

— Один из них был, — добавила Шторм. — Как ты думаешь, не позвать ли нам еще сестер?

— Абсолютно нет, — ответила Лаэраль, ныряя к своему концу битвы. — Ты и так достаточно ужасна.

Следующую четверть часа они провели, летая взад и вперед над боевыми линиями, взрывая бехолдеров и иллитидов магией с высоты, иногда прибегая к более мощной магии, такой как заклинания солнечных вспышек и зажигательные облака, когда они отставали, и вражеские существа прорывались в количестве большем, чем боевые маги могли остановить. Однажды Шторм попала в антимагический луч бехолдера, когда иллитид разнёс ее разум, и Лаэраль пришлось использовать магию остановки времени, чтобы спасти ее. После того, как один из военных жрецов Темпуса восстановил ее в боеспособности, Шторм дважды отвечала ей взаимностью, один раз заключив Лаэраль в защитную сферу сверкающих цветов, а другой раз, создав магическую руку, которая отбивала потенциальных нападающих, пока она не прибыла, чтобы унести свою сестру в безопасное место. В конце концов, они просто отошли от бехолдеров и иллитидов, чтобы убить. План Лаэраль по отражению фланговых атак на караваны плотов также сработал, и багбиры и гноллы были вынуждены бездействовать, пока спасательная армия подтягивалась к берегу за защитной стеной огня. Сестры знали по тому простому факту, что их чудовищные враги остались сражаться, что где-то в орде все еще есть фаэриммы, но они также знали, что существа будут осторожны, чтобы не показать себя в присутствии Избранных Мистры. Особое оружие Избранных, серебряный огонь, было одной из немногих форм магии, которая наверняка причиняла вред этим тварям, и существа были очень осторожны. Как только последний из плотов был переправлен, Лаэраль и Шторм спустились вниз, чтобы присоединиться к командирам разных рот на военном совете. Дождь лил сильнее, чем когда-либо, их воины были измотаны переправой, а враги были свежее и сильнее. С другой стороны, у них было небольшое преимущество в численности и большое преимущество в магии, и Лаэраль была уверена, что они справятся. Хотя стена пламени была в добрых двадцати шагах позади нее, Лаэраль чувствовала, как ее жар прогоняет влагу с ее промокшей одежды.

— Что скажете, джентльмены — спросила она. — Атаковать сейчас или провести ночь за нашей стеной огня, а утром вступить с ними в бой?

— Утром мы, эльфы, не будем свежее — сказал лорд Йораэдия, командовавший пятью сотнями воинов и магов Эвермита. Он взглянул на Лаэраль с явным выражением презрения, затем повернулся к черноволосому предводителю утгардтцев Черного Льва, вождю Клаву, и сказал: — Я не могу себе представить, чтобы даже ваши соплеменники хорошо спали этой ночью. Коготь пожал плечами. — Спим мы или нет, нам все равно — сказал он, — но ночь любит желтые шкуры и гуляющих собак. Мы возьмем с собой больше пожаров смерти, нападая до наступления темноты. Не зная, была ли она больше удивлена или встревожена фатализмом в их голосах, Лаэраль нахмурилась и начала упрекать командиров, но потом спохватилась и заставила себя улыбнуться.

— Вы, джентльмены, позволяете погоде омрачать ваши суждения — сказала она. — Здесь двое Избранных Мистры. Неужели вы думаете, что нас могут победить несколько тысяч гноллов и багбиров?

— Вас? Нет, — ответил вождь Клав, неопределенно махнув рукой в сторону армии, — но остальные из нас не Избранные. Остальные из нас умрут.

Лаэраль услышала нервный ропот в рядах, но проигнорировала его и сосредоточила свое внимание на командирах.

— Даже Избранные умирают — сказала она, —но эта армия не умрет. Не сегодня.

— Простите меня, если я нахожу ваши суждения несколько туманными — сказал лорд Йораэдия.

— Туманными? — Лаэраль начинала злиться, и растущий ропот в рядах не помогал делу. — Чем же затуманено мое суждение?

— Ты боишься за своего мужчину. — Вождь Клав оглянулся через плечо, затем снова посмотрел на Лаэраль, и она поймала себя на том, что сжимает кулаки, чтобы не сделать то, о чем потом пожалеет. — Твоя преданность делает ему честь, но она ослепляет тебя от нашей опасности.

Лаэраль почувствовала себя так, словно ее ударили. Йораэдия, Клав, все командиры смотрели на нее так, словно действительно верили, что она привела их всех на смерть только ради Хелбена.

— Я здесь не слепая, сказала она. — Если ты не видишь…

— Лаэраль, подожди — сказала Шторм. Она указала вверх по реке, туда, где из-под дождя только что показались десятки огромных чешуйчатых крыльев. Они были большими, как паруса, и достаточно синими, чтобы разглядеть цвет в серой пелене, и даже если бы сестры никогда прежде не видели Ярости Драконов, они бы поняли, что происходит, увидев так много полных клыков ртов.

— Может быть, они правы, — сказала Шторм.

Через окно мира во дворце Теламонта Тантула в Анклаве Шейдов драконы выглядели как простор синего моря, сияющего сквозь дыру в облаках, их огромные крылья колыхались, как волны, их голубая чешуя вспыхивала, как свет на воде, все, кроме лидера. Вожак был голой костью, в пустых глазницах его черепа поблескивали голубые угольки, а когти были достаточно большими, чтобы хватать за головы даже самых больших его последователей. Это мог быть только Малигрис, глупый синий, который продал свою душу Культу Дракона, чтобы убить своего ненавистного правителя Суссетиласиса и претендовать на титул Синего Сюзерена Анаврока. Хотя Галаэрон никогда не встречался с самим драколичем, молодые синие, которые приходили на край пустыни, чтобы питаться могильными ворами и их лошадьми, часто демонстрировали неповиновение, говоря о глупости своего сюзерена. Однако они не были бунтярями, несколько самых маленьких змиев в Ярости были именно теми, кто с таким удовольствием высмеивал своего правителя перед Галаэроном. Перед драконами возникла наклонная бурая равнина с оранжевым полукругом огня, освещающим верхний край, и тысячами крошечных пятен, чернящих окружающую землю. Галаэрон узнал в пятнышках воинов, но равнину он опознал только через несколько мгновений, когда ныряющие драконы приблизились настолько, что он смог разглядеть течение, льющееся по крыше амбара. Галаэрон сосредоточил свое внимание на огненной стене, и пятнышки разделились на две армии. Большая из них, состоящая как из более крупных фигур, так и из превосходящих их по численности, была сдерживаема потрескивающей стеной огня. Меньшая армия оказалась в ловушке у реки, флотилия бревенчатых плотов была выброшена на илистый берег позади них, а гораздо большая армия – впереди. Судя по всему, они знали, что драконы пикируют за ними, потому что их стройные ряды растворялись в хаосе, стекая в реку или сгрудившись у стены огня.

Изображение в окне мира начало становиться размытым и грубым, с клочьями тени, смыкающимися по краям. Галаэрон сосредоточил свое внимание в центре паникующей армии, где небольшая кучка фигур стояла, глядя на драконов в относительном спокойствии. Окно мира изо всех сил старалось подчиниться его воле, но то, что мешало ему, было слишком сильным. Он увидел пару женщин со знакомыми лицами и длинными серебряными локонами, испуганного золотого эльфа, и чернобородого, голубоглазого варвара Утгардта. Затем изображение стало неузнаваемым размытым пятном, и тени накатились, и не было ничего, кроме темноты. Холодная и знакомая тишина окутала Галаэрона. Он обернулся и увидел платиновые глаза Теламонта Тантула, сияющие из-под темного капюшона.

— Это спасательная армия из Глубоководья! — сказал Галаэрон. — Что ты пытаешься скрыть?

Рукав Теламонта поднялся, и Галаэрон почувствовал, как тонкий палец помахал перед его носом.

— Ты не должен позволять своему теневому я делать выводы за тебя, эльф.

Теламонт ждал, и, как обычно, Галаэрон почувствовал тяжесть вопроса, не услышав его.

— Прошу прощения, Высочайший. — Когда окно мира закрылось, я, естественно, предположил, что ты взял все под свой контроль.

— Потому что я хотел кое-что скрыть от тебя.

Галаэрон кивнул.

— Мы уже некоторое время наблюдаем, как они готовятся к переправе — сказал он. — Мне было интересно, почему ты до сих пор не послал помощь.

— Ты гадал, что я надеюсь получить, не отправив помощь, — поправил Теламонт. — Ты должен знать свои собственные мысли, Галаэрон, иначе ты никогда не будешь жить в мире со своей тенью. Галаэрон кивнул.

— Хорошо, но что ты надеешься получить, не посылая помощи?

Глаза Теламонта одобрительно заблестели.

— Уже лучше, эльф. Ответ – ничего. Я послал помощь.

Галаэрон взглянул в окно мира. Картина оставалась черным туманом, но он знал, что лучше не оскорблять Высочайшего, сомневаясь в правдивости его слов.

— Потери спасательной армии будут невелики. Возможно, когда-нибудь они даже доберутся до Эверески, хотя я не вижу, что хорошего они там могут сделать. Мы должны беспокоиться о тебе, Галаэрон. Мне не нравится эта озабоченность, которую я чувствую. Это опасно.

Теламонт поднял рукав, чтобы махнуть Галаэрону в сторону его личной гостиной, и они вместе вошли во мрак.

— Что тебя беспокоит?

Галаэрон был так удивлен, услышав вопрос, заданный вслух, что ответ начал выплескиваться прежде, чем он успел его сформулировать.

— Ты знаешь, что Эсканор попросил Валу сопровождать его в атаке на фаэриммов Миф Драннора.

— Она прекрасный воин, и ее темный меч обладает силой — сказал Теламонт. — Это хороший выбор.

— Я хочу, чтобы ты оставил ее здесь.

— Вала не из тех, кто прячется от смерти — сказал Теламонт. — Даже если бы такое было возможно, она стала бы меньше думать о себе.

— Это не то, что меня беспокоит — сказал Галаэрон. — Она может сама о себе позаботиться, даже в пещере, полной фаэриммов, но она нужна мне здесь.

— А, обещание.

Они дошли до арки и вошли в небольшую угловую комнату с окнами из тонко нарезанного обсидиана на двух стенах. За окнами привычный мрак, окутывавший анклав, казался почти несуществующим, открывая захватывающий, хотя и несколько затемненный, вид на пески Анаврока, катящиеся внизу. Теламонт указал Галаэрону на стул рядом с одним из окон, сел напротив, затем сказал

— Она обещала убить тебя, если твоя тень возьмет верх.

Галаэрон кивнул.

— Мне нужно знать, что она здесь, чтобы сдержать свое слово.

— Нет, не нужно.

Хадрун неожиданно появился рядом с Высочайшим, снова проводя ногтем большого пальца по глубокому углублению посоха. Теламонт заказал вино для себя и Галаэрона, и ноготь сенешаля так глубоко вонзился в желобок, что кончик большого пальца побледнел до светло-серого. Теламонт продолжал:

— Вале никогда не придется выполнять это обещание, пока ты в моей компании.

Галаэрон склонил голову.

— Ты способен на многое, Высочайший, но даже ты не можешь разрешить мой теневой кризис за меня, как ты говорил сам, уже много раз.

Теламонт поднял рукав, чтобы заставить его замолчать, и Галаэрон увидел полупрозрачный силуэт иссохшего когтя, вырисовывающийся серым на фоне слабого света обсидиановых окон.

— Но, если ты собираешься лгать, лги мне, а не себе.

Галаэрон нахмурился.

— Что ты говоришь?

— Ты знаешь, о чем я говорю — сказал Теламонт. — По крайней мере, твоя тень точно

— Что я не хочу, чтобы Вала уходила, потому что ревную?

Теламонт молчал. Галаэрон встал и зашагал через комнату, едва не наткнувшись на маленький письменный стол, прежде чем заметил, что тот плавает в темноте.

— Эльфы не ревнуют.

— И не засыпают, — ответил Теламонт, — и не видят снов, как люди.

Галаэрон проглотил нарастающий гнев и повернулся лицом к Высочайшему.

— А что, если я ревную? Я все еще хочу, чтобы ты оставил ее здесь.

Теламонт посмотрел на проплывающую мимо пустыню.

— А кому это нужно?

Галаэрон на мгновение задумался и понял, что думает только о себе, а не о Вале. Она почувствует себя униженной, если подумает, что он не доверяет ей, а он все еще не хочет, чтобы она уходила.

— Разве это имеет значение? — спросил Галаэрон.

Закутанная в капюшон голова Теламонта одобрительно качнулась.

— Ты начинаешь понимать, но я не стану вмешиваться в миссию Эсканора. — Он отвернулся от окна и вперил в Галаэрона свой платиновый взгляд. — Забудь об этой женщине. Твоя тень будет использовать твою любовь против тебя, и такие эмоциональные привязанности могут только помешать твоим занятиям.

У Галаэрона закружилась голова. Он, конечно, знал о своем растущем влечении к Вале, но никогда не называл это любовью, даже мысленно. Эльфы должны были знать друг друга годами, иногда десятилетиями, прежде чем они чувствовали, что-то близкое к тому, что люди описывали как любовь, а он знал Валу всего несколько месяцев. Сказать, что он любит ее... Хотя, большинство эльфов тоже не спят и не видят снов. Галаэрон почувствовал тяжесть вопроса и, подняв глаза, увидел, что Теламонт все еще смотрит на него.

— Занятия? — спросил он, надеясь скрыть, что на самом деле происходит у него в голове.

Глаза Теламонта блеснули. — Твои занятия магией — сказал он. — Ты довольно одаренный иннатот. Как только ты обретешь мир со своей тенью, я начну учить тебя всерьез.

— Действительно?

Даже для Галаэрона ответ прозвучал менее чем восторженно, но он продолжал видеть Валу в объятиях Эсканора, и это был образ, с которым он никогда не хотел чувствовать себя комфортно. — Это для меня неожиданность. Мелегонт предупредил меня, чтобы я вообще прекратил использовать магию.

— Мелегонт всегда был осторожен, — ответил Теламонт. — Прекрасное качество для шпионов ... но ограничивающее.

Хадрун вышел из сумрака с вином. Сначала он обслужил Теламонта, затем пересек комнату, чтобы предложить Галаэрону стакан какого-то уксусного черного пойла, которое не использовали бы для маринования траков в Эвереске. Галаэрон поднял руку, чтобы отказаться, и поклонился Теламонту.

— Ты дал мне много поводов для размышлений, — сказал он. — Если позволишь, я вернусь на Виллу Дузари, чтобы помедитировать.

Глаза Теламонта потускнели, но он поднял рукав и взмахом руки отпустил Галаэрона.

— Если ты считаешь, что так будет лучше. Возможно, Хадрун присоединится ко мне вместо тебя.

— Я буду польщен, Высочайший. — Хадрун бросил на Галаэрона огненный взгляд, затем повернулся к окну так быстро, что кубок слетел с подноса и пролился.

— Какая жалость, придется принести другой.

Галаэрон покинул гостиную, чувствуя, как волосы встают дыбом на затылке, а мысли ревут, как песчаные бури, которые время от времени заставляют город подниматься в холодный воздух на много миль над пустыней. Как и Мелегонт до него, Высочайший явно планировал помочь Галаэрону полностью реализовать свой потенциал как мага, и не заботясь о том, чего это может стоить Галаэрону или тем, кто его окружает. Учитывая цену, которую он заплатил только за то, чтобы научиться рисовать на Теневом Плетении, он вовсе не стремился увеличить глубину своих знаний, особенно учитывая то, что Теламонт только что сказал, что это будет стоить ему. Он все еще был достаточно эльфом, чтобы отказаться от своих эмоций, но потерять Валу было немыслимо, особенно потерять ее из-за Эсканора.

Галаэрон прибыл на Виллу Дузари злой и решительный. Он обнаружил, что его спутники собрались во дворе, сидя на подушках на земле, чтобы разделить вечернюю трапезу с Арисом, который полулежал вдоль одной стороны двора, подперев голову ладонью размером с седло.

— Галаэрон, какой сюрприз — сказала Вала.

В ее голосе не было настоящего энтузиазма. Она все еще не забыла резких слов, которые он сказал ей после битвы за мифаллар, и каждый раз, когда Галаэрон думал извиниться, тень в нем, казалось, превращала момент во что-то неловкое или горькое.

— Принеси себе тарелку и кружку — сказала она. — У нас много еды на всех.

Вместо того чтобы шагнуть в затененную колоннаду, как предложила Вала, Галаэрон направился прямо к группе. Руха перевела взгляд с него на Валу, потом обратно и поднялась с призрачной грацией. Малик продолжал сидеть, наблюдая за ведьмой прищуренными глазами. Арис приветственно кивнул эльфу.

— Садись, сказала ведьма. — Я пойду.

Она исчезла в здании. Вала неохотно подвинулась, чтобы освободить место для Галаэрона, но он остановился рядом с ней и остался стоять, полностью игнорируя Малика и великана.

— Вала, ты не можешь пойти этой ночью с Эсканором.

Она посмотрела на него с выражением недоверия.

— Кто ты такой, чтобы указывать мне, чего я не могу?

Лицо Галаэрона вспыхнуло гневом.

— Я … Я …

Удивленный тем, что не может ответить на этот вопрос, он замолчал. Какое право он имеет на ее решение? Он никогда не говорил ей слов любви, фактически отрицал даже самому себе, что чувствует нечто подобное, пока Эсканор не начал проявлять к ней интерес. Между ними была только одна клятва.

— Ты дала мне обещание, — сказал он.

— На твоем месте я бы не стала напоминать мне об этом.

Понимая, что он ничего не добьется, бодаясь с ваасанкой, Галаэрон воспользовался моментом, чтобы успокоиться, и успокоить свою тень, которая шептала мрачные предупреждения об искренности угрозы, подразумеваемой в ее словах.

— Вала, мне нужно, чтобы ты осталась.

— У тебя забавный способ показать это, и я говорю не только о том, что ты сказал у мифаллара — сказала она. — Ты обращаешься со мной, как с какой-то девкой, которую можно снять за пару медяков, а со всеми остальными – как с домашней прислугой. Мне это не очень нравится.

Возмущение, которое Галаэрон почувствовал в своей тени, быстро сменилось холодным гневом, чем-то более тонким и хитрым. Он поймал себя на том, что кивает и смотрит в землю.

— Ты права — услышал он собственный голос. — Я должен принести тебе извинения.

Вала подняла бровь и ничего не сказала.

— И я принесу их тебе в свое время — сказал Галаэрон.

Его тень не позволила ему сказать, что он сожалеет. Он действительно хотел, но это были не те слова, которые сорвались с его губ. — И в нужном месте.

Вала нахмурилась.

— Сейчас все в порядке.

Галаэрон покачал головой.

— Нет, когда мы выберемся из этого проклятого города.

У Валы отвисла челюсть. — Ты хочешь уйти?

— Как можно скорее.

Галаэрон сел рядом с ней. Он чувствовал себя немного больным внутри, потому что слова были только тем, что его тень знала, что Вала хотела услышать, но что было плохого, на самом деле? Если Теламонт не окажет небольшую услугу, например, не оставит Валу в анклаве, то Галаэрон готов уйти.

— Мы начнем планировать после обеда и уйдём, как только соберем все необходимое, — сказал он.

Малик поднялся так быстро, что опрокинул тарелку.

— Уйти? А как же твое обучение?

— Насколько я могу судить, — сказала Вала, — Теламонт меньше заинтересован в том, чтобы научить Галаэрона контролировать свою тень, чем в том, чтобы превратить его в орудие Анклава Шейдов. Ему становится хуже, а не лучше, мы все это видим.

— Я этого не видел! — Малик попытался остановиться, но лицо его исказилось, и он продолжил:

— За исключением, конечно, того, что я имею в виду под «лучше», во многом зависит от текущих потребностей Единого.

— Не может быть никаких сомнений в том, что говорит Вала — сказал Арис. — Галаэрон обращается ко злу.

— Ну и что с того? — спросил Малик. Он повернулся, чтобы обратиться непосредственно к Галаэрону.

— Ты забыл Эвереску? Теламонту нужны знания в твоей голове, чтобы победить фаэриммов.

— Необходимость не может быть настолько велика, — возразила Вала, — иначе он не отодвинул бы анклав так далеко от линии фронта.

— Ты не можешь этого знать ... Хотя в пользу твоих доводов можно сказать многое. — Малик поморщился от проклятия, которое заставило его добавить эту последнюю часть, затем попробовал другую тактику. — Даже если нужда не велика, есть подразумеваемая сделка. Если ты покинешь шадовар, зачем им защищать Эвереску?

— Не думаю, что действия Галаэрона так или иначе повлияют на шадовар,

— сказал Арис. Он выпрямился и заговорил еще более задумчиво, чем обычно. — Шадовары служат шадоварам во всем. Они будут защищать Эвереску, потому что это лучший способ уничтожить своих врагов.

— Неужели здесь никто не может позволить человеку высказывать свои доводы, не испортив их логикой и здравым смыслом? — спросил Малик. Кипя от злости, он принялся трясти в Галаэрона ножкой жареной птицы.

— А кто это «мы»? Я никуда не пойду.

— Ты пойдёшь, — настаивал Галаэрон, смутно чувствуя себя преданным. — Как ты думаешь, Хадрун позволит тебе остаться в этом уютном доме после того, как мы уедем? Ты здесь только потому, что я здесь.

Малик выпрямился во весь рост, который был лишь немного выше гнома.

— У меня есть собственные средства — сказал он. — И даже если они подведут меня, я и раньше жил в трущобах, когда служба Единому требовала этого ... или, когда я не мог позволить себе ничего лучшего.

— И это нравится тебе больше нашей компании? — спросил Арис. — Друг мой, я не понимаю.

Малик вздохнул.

— Мне это совсем не нравится. Вы лучшие друзья, которых я когда-либо знал ... по крайней мере, не платя. — Лицо его потемнело, глаза-бусинки поймали Руху, когда она вернулась во двор с кружкой и тарелкой для Галаэрона.

— Это самое безопасное место для меня. Как только мы покинем этот город, адская ведьма воткнет мне в спину джамбию.

— Только если ты бежишь от правосудия Арфы — сказала Руха из-под вуали. — Но зачем бояться? Ты в безопасности в Анклаве Шейдов ... если только не собираешься уходить?

— Это не твое дело, — сказал Малик, и лицо его исказилось, когда проклятие заставило его продолжить.

— За исключением того, что уходят мои друзья, а не я. Единый требует моего присутствия в этом городе, чтобы его обитатели могли купаться в свете Черного Солнца.

— А ... — Арис кивнул, как будто это имело смысл. — Мой безрогий друг, я слишком много знаю о твоем боге, чтобы желать тебе успеха, но долг я понимаю. Твоей помощи будет не хватать на формовках.

Галаэрон продолжал чувствовать себя преданным, но знал, что лучше не думать, что он может спорить с Серафимом Лжи из-за подчинения воле своего бога.

— Делай, что должен, Малик. Можем ли мы доверить тебе хранить нашу тайну?

— Конечно, — ответил Малик. — Я уверен, что мог бы неплохо поживиться, прибежав к Хадруну, как только ты уйдешь, и объявив о побеге, но, по правде говоря, талант Ариса уже сделал меня богатым человеком, и я достаточно изучил его искусство, чтобы продолжать дело до тех пор, пока его уход не будет обнаружен. Вы можете быть уверены, что я буду так же предан вам, как своему богу, и ради собственной выгоды промолчу о вашем уходе. … по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не заставит меня раскрыть его против моей воли.

— О большем мы не можем просить — сказал Арис. — Если повезет, к тому времени мы будем уже далеко в пустыне.

— Пустыня? — спросила Руха. — Вы попытаетесь пересечь Анаврок ... пешком?

— Не думаю, что у Галаэрона хватит магии, чтобы перенести нас другим путем, — ответил Арис, глядя на Галаэрона в поисках подтверждения.

Галаэрон покачал головой. — Это выше моих сил.

— И с его стороны было бы неразумно раздвигать границы дозволенного, — добавила Вала.

— Мудрее, чем пытаться пройти через Анаврок — сказала Руха. — Ты ничего не знаешь о пустыне.

— Неважно, они должны уйти, и чем скорее, тем лучше. — Вала взяла его за руку. — Ты напугал меня, Галаэрон. Я уже начала думать, что ты хочешь заставить меня сдержать обещание. Галаэрон едва расслышал последнюю часть. Слово «они» все еще звучало в его голове.

— Они? — требовательно спросил он.

— Я не могу пойти с тобой — сказала Вала. — Я должна уйти с Эсканором в полночь. Если я не появлюсь, он поймет, что что—то не так, и мы все знаем, что они никогда не позволят тебе уйти добровольно, не со знаниями Мелегонта, все еще запертыми в твоей голове.

— Тогда мы подождем твоего возвращения — сказал Галаэрон. Это было все, что он мог сделать, чтобы не обвинить ее в желании уехать с Эсканором. — Это достаточно просто.

Вала покачала головой.

— Это не так. Я могу ненавидеть то, что Теламонт делает с тобой, но долг Гранитной Башни перед Мелегонтом еще не погашен.

— Мелегонт мертв — возразил Галаэрон.

— Значит, его долг становится моим долгом — сказала Вала. — И еще вопрос о моих людях, запертых в Эвереске. Я не могу вернуться в Ваасу, пока не узнаю, что с ними стало.

— Удобный предлог, — сказал Галаэрон.

Лицо Валы помрачнело от гнева.

— Удобный?

— Чтобы ты могла проводить время с принцем, — сказал Галаэрон. Он не очень-то в это верил, но слова все равно слетали с его губ. — Если бы я ушел ...

— Галаэрон, не делай этого. — Выражение лица Валы из сердитого стало печальным. — Ты должен идти.

— И оставить тебя Эсканору?

— Галаэрон, — начал Арис, — она бы никогда…

Вала подняла руку. — Да, я бы так и сделала, Арис. — Она повернулась к Галаэрону. — Ты прав, Галаэрон, я ничего не чувствовала к тебе со времен мифаллара.

— Это не имеет значения, — сказал Галаэрон. Кто это говорит? — подумал он, потому что это действительно имело значение. — Ты дала обещание.

Глаза Валы сузились.

— А теперь я его нарушаю, — она отвернулась от него и направилась в глубь виллы. — Я иду с Эсканором. Сделай нам обоим одолжение, Галаэрон, и не приходи сюда, когда я вернусь.