Ошибка «2012». Игра нипочём

Краев. Любители гробовой тишины

Когда он добрался домой, было время обеда.

– Ты меня уважаешь? – сразу задал ему Рубен традиционный русский вопрос. И, не дожидаясь ответа, потащил Краева к столу. – Будем хаш кушать. Хоть и не утро после попойки, но все равно хорошо. [85]

Ещё как хорошо! Из говяжьих-то ножек и разварного рубца, да с тёртой редькой и чесноком, не говоря уже о лаваше…

Краев отвалился от стола отяжелевшим и добрым, исполненным всепрощения и склонным к мудрому созерцанию. Однако всё же залез в древнюю, даже в компьютер не привнесённую записную книжку и нашёл-таки номер Коли Бороды.

Наичернейшего следопыта, копалу из копал. Собственно, Коля был трофейщик Божьей милостью, совершенный универсал. [86] С ним Краев познакомился, когда писал «О Блокаде, как она есть». Сошлись легко, точки соприкосновения высветились моментально – Коля тоже воевал в горячей точке, где-то в Африке, в государстве Серебряный Берег. Служба там, по его рассказам, была тяжела необыкновенно. В особенности для тех, кто пренебрегал запретом на секс с местными девушками. И не потому, что политработники так уж свирепствовали насчёт морального кодекса. Просто там, в Африке, народ припеваючи живёт с такими бактериями, от которых у европейца может запросто отвалиться главный мужской причиндал. И лекарства против этого наука ещё не изобрела. А ведь предупреждали балбесов…

Эх, Коля Борода, только бы ты сейчас на линии оказался!..

Краев набрал номер, поднес трубку к уху, услышал знакомый голос и несказанно обрадовался:

– Колян, ты? Это Краев Олег, по литературной части. Что, помнишь? И любишь? Самой братской любовью? Мерси, тронут до слёз… Колян, мне с тобой поговорить надо бы. Не, по телефону не стоит… Что, на Васькином? У Крузенштерна? Через час? Очень хорошо, буду.

Через пятьдесят минут он уже смотрел на блики, скакавшие по мелким волнам, на чаек, на суда, на бронзового адмирала. Говорят, курсанты-моряки одевают его в день своего выпуска в тельняшку. Огромную, специального пошива, согласно нерушимой традиции…

Коля Борода прибыл точно, минута в минуту, на огромном, как глыба, фиолетовом джипе. Наши люди на таких в булочную не ездят.

– Мастерам пера наше пламенное здрасте…

– Мастерам лопаты, – ухмыльнулся Краев, – тем же концом по тому же месту. Ну привет, привет.

– Эх, жаль, выпить нету. – Коля братски обнял его, сплюнул в Неву и перешёл к делу: – Ну что, брат, очередной шедевр готовишь? Информацию роешь?.. Только я, наверное, тебя огорчу, у меня теперь ничего интересного. Перековался, живу по уставу, чту закон… Прикинь, поисковым отрядом командую. Разрешения, согласования, лицензирование… и прочая хрень. Короче, весь беленький и пушистый, аж тошно.

На первый взгляд он производил впечатление весельчака, открытого и доброго рубахи-парня, но в соответствующих кругах о нём ходили легенды. Достаточно суровые. Когда много лет назад на него попробовали наехать конкуренты, он взял да и устроил им настоящий Сталинград. На невской многострадальной земле снова рвались мины, свистели осколки, лаяли шмайсеры и лилась кровь. После чего настала тишина. Гробовая. В буквальном смысле. И стояла долго… Коля Борода был не тот человек, с которым стоило портить отношения, ну да Краев об этом не держал даже и мысли.

– Не, Колян, – улыбнулся он. – Дело у меня личное, сугубо шкурное. Ты уж извини… Ствол нужен позарез. Тяжело в России без нагана.

– Вот сука жизнь, – расстроился Борода. – Никакого покоя честным налогоплательщикам. Дожили, называется. Если уж писатели за стволы стали хвататься… – Он вытащил «Pall Mall», вопросительно посмотрел на Краева, уважительно кивнул и щёлкнул зажигалкой. – Правильно, а я вот, дурак, всё травлюсь, прямой дорогой топаю к раку легких… – И Коля глубоко затянулся, словно желая показать, как далеко он зашёл по этой дороге. – Значит, так. Могу парабеллум ноль восьмой, [87] вальтер пэ-тридцать восемь, [88] наш наган калибра семь шестьдесят две. Если намерения серьёзные, то нет проблем с трёхлинейкой, [89] винтовкой Маузера или эм-пэ сороковым. [90] А если совсем уж припёрло, рекомендую эмгэ-сорок два [91] – решает все проблемы, причём радикально. Пару недель подождёшь? Раньше никак – завтра в Долину смерти [92] еду, а там – мама, роди меня обратно, детки, личный состав. В общем, недели через две, когда буду в Питере, подвезу… Потерпит?

– Да меня, Колян, самого через две недели в Питере уже не будет, – погрустнел Краев. – Такое навалилось… Рассказывать неохота…

Похоже, Борода расслышал в его голосе некие нотки. Перестав улыбаться, он бросил сигарету и поманил Краева к джипу. Сдвинул в багажнике резиновый поддон, потревожил обивку пола, приоткрыл потайной лючок и… вытащил наган.

– Вот, владей. Проверено, осечек не даёт. И чистый, я отвечаю.

– Спасибо. – Краев взял, взвесил на руке, кинул благодарный взгляд и спохватился: – Сам-то ты как? Без напряга?

– Абсолютно, – рассмеялся Борода. – Во-первых, не последний, а во-вторых, там, в Долине, этих стволов… В прекрасной сохранности… Особенно если в кобуре лежал да в суглинке… Нашим детям ещё хватит. А может, и внукам.

Подмигнул Краеву и принялся приводить интерьер в порядок. Лючок на защёлку, фирменную обивку на место, на неё резиновый ковёр. Хрен что найдёшь, а если специально обученная собака – кто её видел, эту собаку, на гаишном посту? – вдруг что и найдёт, то хрен что докажешь. Машина наверняка по доверенности, хозяин – где-то далеко… Я не я и корова, соответственно, не моя. И на стволе, который скоро вновь там поселится, само собой, ничьих отпечатков. Ага, беленький и пушистый…

Краев вдумчиво убрал пушку подальше, проверил, как лежит, посмотрел на Бороду:

– Только без обид… из спасибо шубу не сошьёшь. Сколько с меня?

– Да ни хрена, – расцвёл Колян. – Ещё раз говорю, этого добра в Долине до жопы. А ты у нас один, надежда литературы. Пиши давай, твори, решай свои проблемы. А ещё, самое главное, не забудь про бумажку: мол, нашёл эту дуру в парке под кустом и несу сдавать в родную милицию. Внизу – ФИО, дата, подпись, место проживания. Каждый раз, как выходишь со стволом, не ленись, пиши по новой, чтобы свежая дата была. Сам знаешь: чем больше бумаги, тем чище задница… Ну что, брат, может, нам по пути? Я сейчас в ГДР… [93]

– «Мне в другую сторону», – рассмеялся Краев и протянул ему руку. – И ещё раз спасибо. Это для меня сейчас – как в бою, когда «рожком» выручают… Ну, бывай.

– Постой, – мягко придержал его Борода. – Тебе сны снятся? Про Афган?..

– Нет, брат, – тихо ответил Краев. – Не снятся. Ни про Афган, ни про баб, ни про что другое. Темно как у негра в жопе.

– А мне снятся. – Коля убрал руку с его плеча. – Каждую ночь, цветные. Джунгли зелёные, кровища красная, повстанцы чёрные… Есть там племечко одно людоедское – атси. Так они перед тем, как на праздник кого-нибудь съесть, человека живьём отбивают, точно свиную котлету… дубинами… все кости ломают, чтобы мясо было нежней… выдерживают сутки-двое, а потом в глине запекают. Эх… Ладно, брат, извини. Я об этом ни с кем не говорю, вот и… Ну всё, давай. Может, ещё когда встретимся…

«Эх, брат…» Краев снова пожал протянутую руку и вылез из гостеприимного джипа. Закрыть бы глаза и ехать, подрёмывая под уютное ворчание дизеля, – долго-долго… Прямо туда, где на старом паркете – квадраты пыльного солнца…

Дома он осмотрел наган, разобрал, почистил, поприцеливался, погрел в руке. Ствол и правда был хорош, в отличном состоянии, патроны ему под стать, без каких-либо окислов на капсюлях. Хоть сейчас бери и жми на спуск. Не подведёт.

«А подведёт – Бороду предъявами закидаю…» – идиотски рассмеялся он про себя. Не так страшен конец, как его ожидание. С ума спятить можно.

«Так, может, всё-таки не тянуть кота за хвост?..»

Краев зримо представил себе судорожные хлопоты Рубена с Тамарой, нашествие в квартиру милиции – и преисполнился отвращения. Потом перед умственным взором нарисовался тот самый котище. Огромный, рыжий и наглый. С длинным извивающимся хвостом…

«Тьфу, брысь!»

В комнате у него был старый шкаф с зеркальной дверцей посередине. Маленький Олежка любил забираться в него, как в таинственную пещеру. Мама, располнев и подурнев к старости, однажды заставила выросшего сына снять зеркало и переставить физиономией внутрь. Говорила, ей было очень уж тошно смотреть на собственное отражение. После её кончины Краев вернул зеркало на штатное место – по просьбе жены, да так и оставил, чтобы ненароком не выйти на улицу в футболке задом наперёд или наизнанку (водилось за ним такое, особенно в периоды творческого экстаза). Господи, думал ли он, что когда-нибудь ох как поймёт покойную маму!.. Что хорошего теперь могло показать ему зеркало?.. Этапы медленного угасания?..

Краев подошёл поближе, погладил деревянную раму и, привычно опустив веки, скинул пелену с глаз. Мир сразу изменился, сделался понятным и донельзя простым, знаки предначертанности людей и предметов высветились, как линии на ладони. Однако сам Краев отражался в зеркале окутанным какой-то зелёной дымкой, всё связанное с ним было расплывчато. Ни о чём определённом не говорили и вещи, с ним породнённые: стол, любимые джинсы (те самые, с крохотным пятнышком от укола…), ноутбук, книги на полках… даже древняя продавленная тахта, на которой он вырос и которую столько раз хотел заменить, но неизменно отступался, рука так и не поднялась вынести на помойку.

– Ну конечно, – снова перестал видеть Краев. – Закон подлости. Сапожник без сапог.

И замолчал, задумался – вспомнил, что то же самое сказал ему и поганец Панафидин, когда звонил в последний раз. Номер у него, помнится, был ещё странный, из одних семёрок, сулящих великий жизненный выигрыш…

«Так, так, так. – Краев сел, снова взял наган, почесал дулом висок. – Ну да. Непростой дядечка. Расщелина мудреца… А не из одного ли колодца мы с ним водичку хлебали?..»

К своим способностям Краев относился спокойно, без мистических всхлипов. Когда начал замечать за собой необычное, почитал соответствующие книжки и пришёл к выводу, что нечаянно причастился «ювенильной» водички – какой-то там первозданной и первородной, образующейся жутко глубоко в недрах земли. Воду эту, насколько он понял, никто из писавших о ней живьём не видал и подавно не пробовал, но все были премного наслышаны. Якобы она с первого глотка то ли капитально нарушала гормональный баланс, то ли, наоборот, выправляла, делая человека таким, каким его изначально замыслил Творец, – тут мнения пишущих расходились. Естественно ли для человека умение входить в транс, или, по-научному, вызывать изменённое состояние сознания? Нужно ли человечеству через одного быть Аполлониями Тианскими, [94] пифиями, Вангами, Нострадамусами и Кашпировскими?.. Или была-таки сермяжная правда в легенде, рассказанной Панафидиным? Может, не зря таилась живая водичка в глубокой пещере, поди до неё доберись?..