Я подхватил свою машину у мотеля «Горный вид» и поехал к дому доктора Беннинга. За его окнами с белыми рамами света не было. Из неухоженного двора дом выглядел как давно уже нежилой. Серые двери казались непрочными на фоне темно-красного неба, подобно наспех сколоченным театральным подмосткам.
Я позвонил, и дом сразу ожил. Где-то за его стенами звонок прогудел, как растревоженное насекомое. Я подождал и снова позвонил, но опять не получил ответа. Двери наверху были застеклены по давно прошедшей моде. Я прижался лицом к стеклу, но ничего не увидел. В одном углу стекло треснуло и держалось непрочно.
Я надел шоферскую перчатку и нажал на треснувший угол. Кусок стекла выскочил и разбился на полу. Я подождал, оглядел улицу и позвонил в третий раз. Поскольку никто мне не ответил и никто не появился на улице, я просунул руку и отпер замок.
Войдя, я закрыл и запер дверь рукой в перчатке. Разбитое стекло хрустнуло у меня под ногами. Двигаясь вдоль стены, я нащупал дверь в приемную. Через окно в комнату проникал с улицы слабый свет, придавая комнате какую-то странную красоту. Так порой некогда красивой старой женщине придает красоту густая вуаль.
Я открыл шкаф, стоящий в углу за письменным столом. Включив карманный фонарь и загородив собой свет, я просмотрел ящик с карточками пациентов. Карточки Люси Чампион там не оказалось.
Я выключил фонарик и двинулся вдоль стены к внутренней двери. Осторожно открыв ее, я проскользнул в комнату и закрылся там. Снова включив фонарь, я обвел белым стержнем его луча стены и мебель. Она состояла из дубового стола, вращающегося кресла и пары стульев, и частично заполненного медицинскими книгами и журналами шкафа. Над книжным шкафом, на окрашенной клеевой краской стене, висел в рамке диплом, выданный в июне 1933 года медицинским учреждением, о котором я никогда не слышал.
Через открытую дверь я прошел в смежную комнату с окрашенными масляной краской стенами и линолеумом на полу. Коричневые пятна на одной стене указывали, что там когда-то стояла плита. Большую часть комнаты занимал железный стол, покрашенный в коричневый цвет и отделанный черным кожзаменителем. Еще там стоял помятый белый эмалированный шкафчик для инструментов и стерилизатор у стены напротив. На другой стороне была раковина с краном. Я подошел к стенному шкафу и подергал ручку двери. Заперто.
Мне удалось открыть его дверь вторым универсальным ключом. Мой фонарик выхватил из темноты ослепительный оскал смерти.
Пятнадцатью сантиметрами выше уровня моих глаз, скелет сумрачно смотрел пустыми провалами глазниц. Когда прошел секундный шок, я подумал, что это верно останки гиганта, но потом увидел, что ноги скелета болтаются над полом. Вся эта штуковина висела в шкафу на проволоке, прикрученной к перекладине. Все ее сочленения были аккуратно соединены проволокой и слегка покачивались. Полосатая тень скелета маячила на задней стене шкафа. Он был для меня не просто вещью, но останками человека. Древнее братское чувство говорило мне, что следует пожать его лишенную плоти руку. Он был одинок и заброшен, но я боялся до него дотронуться.
Что-то скрипнуло в доме – дверь или пол. Звук был не громче мышиного писка, но воздух встал комом в моем горле. Я прислушался и услышал слабый свист своего дыхания и хлюпание капающей из крана воды. Дрожащими пальцами я снова запер шкаф и сунул ключ в карман.
Не включая фонарика, я вернулся в темноте к двери комнаты для консультаций. Только я переступил через порог, как в глаза мне ударил свет. У противоположной стены, держа руку на выключателе, стояла жена доктора Беннинга. Она была настолько неподвижна, что ее можно было принять за фигуру с фрески, за часть самой стены.
– Что здесь происходит?
Я хрипло выдавил из себя.
– Доктора здесь не оказалось, и я решил подождать его.
– Вы что, взломщик? Наркоман? Мы здесь наркотиков не держим.
– Я пришел кое о чем спросить. Думал, что в кабинете я может быть найду ответ.
– Что спросить?
Маленький пистолетик в ее руке отливал тем же холодным металлическим блеском, что и ее глаза.
– Уберите пистолет, миссис Беннинг. Я не могу говорить, когда перед моим лицом торчит железо.
– Нет, говорите.
Она оттолкнулась от стены и двинулась ко мне. Даже в движении ее тело казалось спокойным и холодным. Но я чувствовал ее силу.
– Вы еще одна вшивая ищейка, не так ли?
– Средней честности, так будет вернее. Что с Флори?
Она остановилась посреди комнаты, слегка расставив ноги. Глаза ее, цвета пистолета, были темными и пустыми.
– Если эта машина выстрелит и причинит мне вред, вы попадете в переделку, – сказал я. – Уберите его, это ни к чему.
Она, казалось, не слышала меня.
– Думаю, я вас уже видела. Вы были в кафе. Что случилось с Флори, никого не касается, кроме нее и меня. Я рассчитала ее и прогнала. Мне не нравится, когда мой персонал болтается с подозрительными личностями. Вас беспокоил этот вопрос?
– В том числе и этот.
– Прекрасно. А теперь убирайтесь или вас арестуют как взломщика. Пистолет чуть шевельнулся, но испуг тронул меня своими холодными пальцами.
– Не думаю, что вы на это пойдете.
– Хотите остаться и проверить?
Она посмотрела на телефон на письменном столе.
– Пожалуй. Вы знаете свое слабое место, иначе вызвали бы фараонов сразу. Между прочим, разговариваете вы не как жена врача.
– Может быть вы хотите посмотреть мое свидетельство о браке?
Она слегка улыбнулась, показав кончик языка между белыми зубами.
– Я могу разговаривать по-разному. Это зависит от того, с кем я говорю. С грязными ищейками я разговариваю с помощью пистолета.
– Мне не нравятся слова «грязная ищейка».
– Ему не нравится, – сказала она, ни к кому не обращаясь.
– Как вы думаете, что мне от вас нужно?
– Деньги. Или вы из тех, кто берет плату натурой?
– Неплохая мысль. Как-нибудь попробую. Теперь же я хотел бы знать, что делала в этом кабинете Люси Чампион. И если вы так и не хотите убрать пушку, держите ее поосторожнее.
Она по-прежнему стояла, слегка расставив ноги, напряженно вцепившись в пистолет, как престарелый пенсионер в свою палку. Одного движения пальца было достаточно, чтобы нажать на спуск и застрелить меня.
– Он боится.
Ее губы были полны презрения и насмешки, но она перевела палец в более безопасное положение.
– При чем тут Люси Чампион. Я не знаю никакой Люси Чампион.
– Молодая цветущая женщина, которая приходила сюда днем. – А... эта. У доктора много всяких пациентов. – И многих из них убивают?
– Дурацкий вопрос. И все же я не смеюсь, заметьте.
– Люси тоже было не до смеха. Сегодня днем ей перерезали горло.
Она постаралась проглотить это, не моргнув глазом, но на самом деле была потрясена. Ее напряженное тело, более чем когда-либо, напоминало куклу, скользящую по волнам.
– Вы хотите сказать, что она умерла? – проговорила она монотонным голосом.
– Да.
Она закрыла глаза и покачнулась, но не упала. Я сделал длинный шаг, взял из ее руки пистолет и открыл затвор. Он не был заряжен.
– Вы ее знали, миссис Беннинг?
Вопрос вывел ее из состояния транса. Глаза ее открылись, снова эмалево твердые и непроницаемые.
– Она была пациенткой моего мужа. Он, естественно, получит шок. Эта штука, между прочим, принадлежит ему.
Она надела на себя маску респектабельности и подобрала подходящий к случаю голос.
Я бросил пистолет на стол, защелкнув затвор.
– А скелет в шкафу тоже его?
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Как хотите. Вы знали, о чем я говорю, когда я сказал о смерти Люси. Она подняла руку ко лбу, белому под угольно-черными волосами.
– Я не переношу известий о смерти, особенно знакомых мне людей.
– Насколько хорошо вы ее знали?
– Она была пациенткой, я же сказала. Я видела ее здесь пару раз.
– Почему же здесь нет ее карточки?
– Карточки?
– В картотеке постоянных пациентов. – Не знаю. Вы что, собираетесь продержать меня тут на ногах всю ночь? Имейте в виду, муж может вернуться в любую минуту.
– Вы давно замужем, миссис Беннинг?
– А вам какое дело, черт возьми! А теперь убирайтесь отсюда или я вызову полицию!
Она проговорила это неубедительным тоном. С тех пор, как я сообщил ей, что Люси убита, она лишилась силы. Она была похожа на лунатика, старающегося проснуться.
– Давайте, зовите.
– Хр...
Звук получился таким, какой бывает при рвоте.
– Продолжайте делать гадости, только убирайтесь прочь с моих глаз!
Верхние полушария ее грудей просвечивали сквозь материю ее формы как холодные трепещущие луны.