Это был старый железнодорожный отель на Мейн-стрит, зажатый между проселочной дорогой и автострадой. Его кирпичный фасад с узкими окнами был таким печальным, будто большие грузовики, годами проезжавшие мимо, разбили его каменную душу. В холле по углам стояли медные плевательницы, на стенах висели старые фотогравюры с видами Тихого океана. За карточным столом в углу сидело четверо железнодорожников. У них были спокойные лица и твердые руки людей, привыкших жить по расписанию.
Клерк был старый, с морщинами на лице и зелеными тенями под глазами.
На нем была черная альпаковая шляпа. Да, мистер и миссис Десмонд были зарегистрированы, номер 310, третий этаж. Телефона нет, можно просто подняться. Посыльный по воскресеньям выходной, – так рассказал он.
Я направился к лифту. Клерк остановил меня.
– Подождите минутку, молодой человек. Вы же все равно идете наверх. Передайте, пожалуйста, телеграмму мистеру Десмонду. Она пришла сегодня утром и мне не хотелось его беспокоить.
Зеленые тени придавали его лицу какой-то загробный вид.
Я взял запечатанный желтый конверт.
– Я передам его.
– Лифт не работает, – проныл он. – Вам придется подняться по лестнице.
На втором этаже было жарче, чем на первом, на третьем стояла духота.
В конце глухого, без окна, коридора, освещенного двадцативаттной лампочкой, я нашел дверь, которую искал. С ее ручки свисала картонка с надписью: «не беспокоить».
Я постучал. Застонали пружины кровати. Женский голос сонно спросил:
– Кто это? Джулиан?
– Флори? – отозвался я.
Нетвердые шаги прошлепали к двери. Флори промямлила в замочную скважину:
– Минутку. Я сегодня ничего не соображаю.
Я сунул телеграмму в карман пиджака. Дверь отворилась внутрь, и я шагнул в комнату. В течение долгих пяти или шести секунд Флори молча смотрела на меня. Ее черные волосы были спутаны и скручены в спирали. Глаза под нависшими веками устало блестели. При той странной испуганной позе, какую приняло ее голое тело, ее бедра и грудь казались какими-то лишними. Очерченные ярко-красной помадой губы на желтоватом лице были похожи на увядшую розу, втиснутую в пластилин.
Она вдруг рванулась к кровати и натянула на себя простыню. Ее рот широко раскрылся, и я увидел бледные нежные десны.
– Что вам угодно?
– Не вас, Флори. Не бойтесь.
Воздух в комнате был спертый, пропитанный запахом дешевого спиртного и духов. На полу возле кровати стоял полупустой кувшин с мускатным пойлом. Одежда Флори была разбросана по полу, валялась в кресле и на комоде. Я догадался, что она снимала ее с привычной яростью еще до того, как напилась до потери сознания.
– Кто вы? Вас послал Джулиан?
– "Служба охраны отелей" наняла меня для проверки фальшивых регистраций.
Я не упомянул о том, что работа моя на этом поприще окончилась лет десять назад.
Флори вцепилась в край простыни.
– Я не регистрировалась. Это все сделал он. А больше мы ничего не делали. Он привез меня сюда вчера вечером и оставил с кувшином этой мускатной бурды. Потом он уехал, и с тех пор я его не видела. Я прождала его полночи, но он так и не вернулся. Так что причем здесь я?
– Я заключу с вами сделку. Если будете со мной сотрудничать – никакого штрафа.
Тень подозрения легла на ее лицо.
– Как понимать – сотрудничать?
Ее тело напряженно застыло под простыней.
– Просто ответить на мои вопросы. Нужен-то мне Десмонд. Похоже, что он от вас сбежал.
– Сколько сейчас времени?
– Час тридцать.
– Сегодня воскресенье?
– Угу.
– Удрал! Он обещал взять меня с собой.
Она села, продолжая прикрывать простыней свое чрезмерно пышное тело.
– Как вы с ним познакомились?
– Мы не знакомились. Как-то вечером на прошлой неделе он явился в приемную, кажется во вторник. Я только что закончила уборку. Доктор уже ушел, в библиотеку или куда-то еще, и я была совсем одна.
– А где была миссис Беннинг?
– Наверху, я думаю. Да, она была наверху с этой цветной девушкой, своей подругой.
– С Люси Чампион?
– Да, с ней. У некоторых людей такие странные друзья. Эта Люси пришла к ней в гости, и они поднялись наверх. Джулиан Десмонд сказал, что хотел увидеть именно меня. Он рассказывал мне сказки о том, как на Гавайях нанял медсестру за четыреста долларов в месяц! А я вела себя как дура. Позволила выспрашивать меня о моей работе, а вечером он встретился со мной, напоил и задал мне кучу вопросов о миссис Беннинг и этой Люси. Я сказала ему, что понятия не имею ни о Люси, ни о миссис Беннинг. Ему хотелось узнать, когда она вернулась к мужу, крашеные ли у нее волосы, на самом ли деле они женаты и тому подобное.
– И что вы ему сказали?
– Сказала, что она вернулась в конце уикэнда, две недели тому назад. Когда я пришла в понедельник утром, она уже была дома. Доктор сказал: «Познакомьтесь с моей женой. Она была в санатории». Она не показалась мне крашеной...
Внезапно Флори замолчала. Посидев немного, она сказала:
– Вот все, что я ему рассказала. Я поняла, к чему он подбирается, и вам не удастся поймать меня на игре в шантаж.
– Понятно. А было еще о чем рассказать?
– Нет. Больше ничего, совсем ничего. Я ничего не знаю о миссис Беннинг. Она для меня тайна.
Я изменил тактику.
– Почему она вас уволила?
– Она меня не увольняла.
– Почему же вы уехали?
– Я больше не хотела на нее работать.
– Но вчера вы еще у нее работали.
– Да, конечно, но это было до того, как она рассчитала... то есть, как я узнала... как я ушла...
– В субботу вы были там весь день?
– До шести. В шесть я ухожу, если нет дополнительной работы.
– Миссис Беннинг весь день была дома?
– Да, большую часть времени. Она выходила только под вечер, сказала, что идет в магазин за воскресными покупками.
– В какое время она уходила?
– Около пяти, немного раньше пяти.
– Когда она вернулась?
– Я ушла раньше, чем она вернулась.
– А доктор был дома?
– Насколько я знаю, он был дома.
– Он не пошел с ней?
– Нет, он сказал, что хочет отдохнуть.
– Когда вы видели ее после этого?
– Я ее не видела.
– Вы видели ее в кафе «Том» около восьми вечера.
– Да, да, я забыла.
Флори явно смутилась.
– Она дала вам деньги?
Она заколебалась.
– Нет.
Однако она инстинктивно повернулась и бросила взгляд на красную сумочку, стоявшую на комоде.
– Сколько она дала вам денег? – Она не давала.
– Сколько?
– Только расчет.
Флори стала заикаться.
– Мне дали только расчет.
– Сколько же это вышло?
– Триста долларов. – Многовато для расчета, а?
Она перевела тяжелый взгляд на потолок, потом снова взглянула на красную сумочку, словно боялась, что та оживет и куда-нибудь улетит. – Это с премией, – нашла она нужное слово. – Она дала мне премию.
– За что? Она ведь вас не любила.
– Это вы меня не любите, – проговорила она детским голосом. – Я ничего плохого не сделала и не понимаю, почему вы на меня наскакиваете. – Я вас очень люблю, – ответил я. – Просто я стараюсь раскрыть несколько убийств, а вы – важная свидетельница.
– Если я свидетельница, то мне придется вернуть деньги? Мою премию?
– Если не будете слишком много болтать, то не придется.
– Вы не скажете?
– И не подумаю. Так что же она у вас купила, Флори?
– Кровь, – ответила она. – Я обнаружила на полу в кабинете для осмотра несколько кровяных пятен. Засохшей крови. Я их стерла.
– Когда это было?
– В понедельник, две недели назад, в тот день, когда я впервые увидела миссис Беннинг. Я спросила насчет крови у мистера Беннинга, а тот ответил, что во время уикэнда у него был непредвиденный пациент – турист, который порезал палец. Я и забыла об этом случае, пока вчера миссис Беннинг не завела про это разговор.
– Как та женщина, что запретила своим детям совать в нос горошины.
– А кто она такая? – почти радостно спросила Флори.
– Это сказка. Суть состоит в том, что дети сунули в нос горошины, как только она повернулась к ним спиной. Держу пари, что вы сказали Десмонду об этих пятнах, как только миссис Беннинг повернулась к вам спиной.
– И вовсе нет, – ответила она тем юношеским голоском, который свидетельствует о виновности. – Но что я могу поделать, если люди вечно водят меня за нос.
Она попыталась отвлечь мое внимание.
– Во всяком случае, его фамилия совсем не Десмонд, а Хэйст или как-то похоже. Я заглянула в его водительские права.
– Когда?
– Вчера вечером в машине.
– В «бьюике»?
– Да. Лично я думаю, что он ее украл. Но у меня нет с ним ничего общего. Она уже была у него, когда он приехал и забрал меня. Он пытался втолковать мне, что нашел ее, представляете? Сказал, что она стоит пять тысяч, а может быть и больше. Я сказала ему, что подержанный «бьюик» стоит дешевле, но он только рассмеялся.
– Это была двухцветная зеленая машина 1948 года?
– Насчет года я не знаю. «Бьюик» с двумя дверцами и двух цветов. Он украл ее, да?
– Думаю, он действительно ее нашел. Он не сказал, где?
– Нет, но должно быть в городе. До этого у него машины не было, а в десять часов он уже приехал в «бьюике» забрать меня. Но где парень может найти «бьюик»?
– Это интересный вопрос. Оденьтесь, Флори, я отвернусь.
– Вы меня не арестуете? Я ведь ничего не сделала плохого... ничего плохого...
– Я просто хочу, чтобы вы кое-кого опознали, вот и все.
– Кого?
– Тоже интересный вопрос.
Я отошел к окну и попытался его открыть. Я уже с трудом выносил жару и вонь в комнате. Окно поднялось сантиметров на десять и застряло навсегда. Оно выходило на север, в направлении к зданиям муниципалитета и отеля «Миссион». На замершей в лучах яркого солнца улице устало тащилось несколько пешеходов и фырча ползли машины. За своей спиной я слышал шарканье расческой с поломанными зубьями, спокойное дыхание Флори, щелканье застежек, шелест шелковых чулок, стук каблуков по полу и шум бегущей в раковине воды. Под окном на остановке автобус принимал пассажиров: беременную мексиканку со стадом полуголых кирпичного цвета ребятишек, рабочего с фермы в комбинезоне, который мог быть и отцом этих детей, старика с палкой, отбрасывающего на асфальт трехногую тень, и двух молодых солдат, по всему своему виду презирающих любое путешествие по любой земле и под любым солнцем. Толпа медленно продвигалась, пьяная от солнца, пестрая как змея.
– Готово, – сообщила Флори.
Поверх батистовой блузы она надела ярко-красный жакет. Волосы зачесала назад, обнажив лицо, выглядевшее более жестким под бело-красной косметической маской. Она с беспокойством посмотрела на меня и щелкнула замком красной сумочки из искусственной кожи.
– Куда мы поедем?
– В больницу.
– Он в больнице?
– Увидим.
Я отнес ее картонный чемодан вниз. Хэйс заплатил за комнату вперед. Старый клерк не спросил меня про телеграмму. Игроки проводили нас понимающими взглядами.
Очутившись в моей машине, Флори погрузилась в угрюмое молчание. Я повел машину через город к больнице. Сквозь запыленные окна с колеблющимися на жаре занавесками, улицы и здания казались похожими на изображение города, преломленное восприятием Флори. Асфальт под каблуками был мягким как живая плоть.
А в морге было холодно.