Свод звездного неба над городом был похож на хрустальную крышу. Долина была как ковер, а шершавые сталагмитовые горы казались еле освещенными стенами. Когда я свернул с автострады, улицы Белла-сити были безлюдны. Дома в резком полуночном свете луны походили на серые тени, плавающие в собственных черных тенях.
Остановившись у дома Беннинга, я нажал на звонок и услышал, как он жалобным звуком отозвался в доме. Скрипнула дверь холла, и в образовавшейся полосе света появился доктор. Потом показалось его лицо над заделанным картоном уголком стекла входной двери. Лицо было тусклое и испещренное линиями, как старый кусок древесного угля.
Он открыл входную дверь.
– В чем дело? Зачем вы пришли?
– Покажите ваши руки, доктор.
Я показал ему пистолет в своей руке.
Он отступил, тучный в застегнутом комбинезоне, и вытянул вперед пустые руки.
– Только они грязные, – заметил он. – Я занимался уборкой в доме.
– Ваша жена умерла.
– Да, я знаю. Мне звонили из Лос-Анжелеса. Я готовлюсь к поездке.
Он посмотрел на мой пистолет словно на какую-то неприличную вещь.
– Может быть, вас послали за мной?
– Я приехал по собственной воле.
– Понаблюдать за моей скорбью, мистер Арчер? – спросил он с мрачной иронией. – Вы разочаруетесь. О ней я скорбеть не стану. Я слишком много из-за нее страдал.
Он повернул грязные руки ладонями вверх и посмотрел на них, потом сжал кулаки.
– Кто эта женщина, та, что ее убила?
– Уна Дюрано. Она тоже убита. Я ее застрелил.
– Очень благодарен вам за это.
Его слова казались такими же нереальными, как освещенные луной кулаки.
– Почему она сделала это?
– У нее было несколько причин. Одна из них та, что ваша жена была свидетельницей того, как стреляли в Синглентона.
– Бесс? Свидетельницей?
– Она видела, кто стрелял.
– А кто такой этот Синглентон?
– Вы знаете это не хуже меня, доктор. Он был любовником вашей жены почти столько же лет, сколько вы были на ней женаты. В него стреляли, и она привезла его сюда, чтобы вы сделали операцию. Он умер на операционном столе. Если бы это был кто-то посторонний, то тут еще можно было бы сомневаться и даже сочувствовать. Но он увел от вас Бесс. У вас были основания воткнуть в него скальпель.
Глубоким голосом он сказал:
– Мой враг был отдан в мои руки.
Потом он открыл глаза, и в них было такое изумление, словно он говорил во сне и очнулся от кошмара.
– К Люси это не могло относиться. Она пыталась вам помочь.
Беннинг рассмеялся. Огромным усилием он подавил этот смех и погрузился в молчание.
– Сегодня Бесс рассказала мне, что Люси помогала вам при операции.
Люси должна была знать, кто убил Синглентона. Когда над ее головой нависли тучи – неприятности с квартирной хозяйкой, потеря работы, слежка за ней детективов – она стала подумывать о продаже своих знаний семье Синглентона. Но она сделала ошибку: пришла к вам и дала вам шанс, прежде чем сделать решающий шаг. Если бы ей удалось достать у вас деньги, ей бы не понадобилось продавать вас и обнаруживать свое причастие к убийству. Вы дали ей деньги, какие были у вас в руках, их хватило бы, чтобы купить билет на поезд и уехать из города. Но вы позаботились о том, чтобы она не смогла уехать, вытащив из ее сумочки ключ от комнаты в мотеле. Люси опоздала на поезд в любом смысле этого слова. Когда она вернулась в мотель, вы уже поджидали ее. Она пыталась защититься ножом, но вы оказались сильнее ее.
– Вы не сможете это доказать, – сказал Беннинг. Наклонившись вперед, он пристально разглядывал бетонный пол.
– Свидетели найдутся. Если даже Флори не видела, как вы выходили, то кто-нибудь да видел. Не может быть, чтобы по пути в мотель «Горный вид» вы не встретили ни одного знакомого. Если понадобится, я опрошу весь город. Его голова резко поднялась, словно я нажал на кнопку под его подбородком.
– Почему вы хотите это сделать? Почему вы меня ненавидите?
Он спросил не меня, он спрашивал всех, кто его знал и не любил его.
– Люси была молодой девушкой, – ответил я. – У нее был парень, который хотел на ней жениться. У них был медовый месяц в морге, и Алекс все еще в тюрьме, отдувается за вас. Как можно простить вам те беды, которые вы натворили?
Он не ответил.
– Дело не только в убитых вами людях. Вы резали, варили в котле и жгли саму идею человечности. Вы терпеть ее не могли. Она была несовместима с вами и Уной Дюрано. Каждый человек вызывал в вас ненависть. Даже такая дешевая ищейка, как Макс Хэйс. И вы его сожгли. Разве не вы это сделали?
– Это неправда. Он потребовал денег, а у меня их не было.
– Вы могли бы принять яд, – сказал я. – Вам никогда не приходило это в голову? Наверное, и сейчас не приходит. Когда Макс нашел у вас в сарае «бьюик», то стал вашим врагом. Естественно, ему пришлось умереть. И когда он пришел к вам за деньгами, вы готовы были ко встрече с ним, с одеждой Синглентона, паяльной лампой и канистрой бензина. Вам, должно быть, показался великолепным план избавиться от Хэйса и в то же время инсценировать смерть Синглентона от несчастного случая. Но главным было свалить все свои дела на Бесс. Как только я сказал ей о машине, в которой был найден обгоревший труп, она поняла, что вы убили Макса. И она удрала от вас.
– Да, она меня оставила. После всего, что я сделал для нее.
– Не для нее, а для себя. Вы убили троих, потому что они угрожали вашей безопасности. Вы убили бы и Бесс, не исчезни она так быстро. Она не говорила мне об этом, но думаю, что знала. Именно ее вы хотели убить с самого начала, и убили бы, если бы не боялись.
Он вздрогнул о прикрыл рукой глаза.
– Зачем вы меня мучаете?
– Я хочу получить признание.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы овладеть собой. Когда он опустил руки, лицо его было спокойно. Глаза стали меньше и теплее, за ними уже не прятался зверь.
Он медленно встал с груды дров и сделал ко мне робкий шаг. – Я дам показания, мистер Арчер. Но позвольте мне на минутку зайти в свой кабинет.
– Нет.
– Это сберегло бы время и нервы всех нас.
– Но так было бы слишком легко. Я обещал себе получить полное удовлетворение. Я хочу видеть, как вы войдете в тюрьму, а Алекс выйдет.
– Вы жестокий человек.
– Надеюсь, что так. От мягкотелых и самовлюбленных людей, вроде вас, у меня бывают дурные сны.
С меня было довольно этого подвала, наполненного сломанными вещами, сыростью, жарой и разбитыми надеждами.
– Идемте, Беннинг. Желтая луна уже высоко стояла над звездами. Беннинг огляделся, и, видимо, ночь показалась ему только прибежищем теней, луна – дверцей, звезды – окнами в ужасающую ясность.
– Я действительно скорблю по Бесс. Я любил ее. Я ничего не мог поделать.
Мы сошли вниз по ступенькам, и короткая черная тень плелась, дергаясь, за ним по пятам.