Особое задание

П. Таренков ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Провокатора распознать трудно. Выдавая себя за друга, товарища, единомышленника, до тонкости изучив свое презренное ремесло, он умело заметает следы своей черной работы, отдаляя час расплаты. Более четверти века оставалась нераскрытой тайна одного предательства. О том, как был найден и разоблачен провокатор, сумевший втереться в семью старшей сестры В. И. Ленина — А. И. Елизаровой, и пойдет речь в этих воспоминаниях.

В 1935 году я занимался изучением архивов Саратовского жандармского управления. Папки с «делами» политически неблагонадежных, горы различной переписки, и на всем этом слой многолетней пыли…

Уже много дней читал я доносы агентов охранки, дворников, полицейских. Очень хотелось единым махом отделаться от всей этой гадости. Пересиливая отвращение к «творениям» царской охранки, я продолжал настойчиво изучать папки с «делами».

Однажды, это было уже к концу рабочего дня, я извлек из кучи архивных дел очередную папку. В ней лежала общая тетрадь в черном дерматиновом переплете. Смахнув пыль с ее обложки, я обнаружил на переплете четкую надпись: «Сергеев». Тетрадь привлекла мое внимание.

Забыв о позднем часе, я внимательно вчитывался в каждую страничку, исписанную каллиграфическим почерком без единой помарки. Прописные буквы некоторых строк, видимо, по мнению автора, весьма значительных, были выполнены с особым усердием, с витиеватыми завитушками.

Листок за листком с черными ровными строчками. И чем больше я вчитывался, тем больше открывалась передо мной черная душа автора.

Я понял, что это работа очень опытного провокатора. Ни в одном своем донесении он не отступил от раз и навсегда заведенных правил: каждое свое послание шефу жандармов он начинал с даты его составления и уж только потом переходил к изложению.

И вдруг мелькнула крупно написанная фамилия: «Ульянов».

Я впился в текст этой странички, и вскоре стало ясно, что речь идет о Владимире Ильиче Ленине. В своем донесении в охранку провокатор излагал содержание письма, присланного Владимиром Ильичем из Парижа в Саратов М. Т. Елизарову. Сергеев не забыл поставить дату: январь, 1911 год.

Действительно, Марк Тимофеевич Елизаров с женой Анной Ильиничной Ульяновой проживал тогда в Саратове по Панкратьевской улице, в доме № 7, квартире № 5. Мне было известно, что в конце 1910 года к Елизаровым из Москвы приехала младшая сестра Ильича — Мария Ильинична. С ней вместе приехала и мать Ленина — Мария Александровна.

Чем больше я вчитывался в строчки донесений, тем отчетливее вырисовывался облик человека, сумевшего втереться в доверие к семье революционеров. Он со скрупулезной точностью описывал все, что происходило у Елизаровых. С такой же точностью он воспроизвел и письма Владимира Ильича, которые читались в присутствии этого жандармского прислужника.

Сергеев недаром получал свои тридцать сребреников. Верный пес жандармов не жалея сил старался использовать оказанное ему доверие в семье Елизаровых и самым подлым образом доносил все услышанное и увиденное.

Долго я сидел, размышляя над прочитанной тетрадью. Одна мысль не давала покоя: как узнать, кто скрывался под фамилией Сергеев, как разоблачить и наказать иуду?

Лихорадочно начал искать новые улики. Время потеряло для меня значение. За короткий срок мне удалось найти еще двадцать тетрадей, на обложке которых стояло «Сергеев».

Дни и ночи проходили в кропотливой работе, пока не выяснилось, что все «труды» не что иное, как копии с оригиналов донесений, переписанные рукой жандармского чиновника. А где же подлинники?

По листикам перебрано много дел, ведомостей, различной переписки. И поиски увенчались успехом: на столе появилось с десяток расписок, отпечатанных типографским способом, на которых стояла подпись «Сергеев», удостоверяющая, что за сотрудничество с жандармами он получил за такой-то месяц двадцать пять рублей золотом. И хотя Сергеев подписывался вымышленной фамилией, но это была уже его личная подпись. Это был уже успех. Появилась уверенность, что тайна предательства, остававшаяся в тени долгие годы, будет раскрыта.

Поначалу мне даже казалось, что выявить Сергеева не так уж сложно. Но время шло, а тайна все еще была не раскрыта. Видно, Сергеев был ценной фигурой для жандармов, и они постарались уничтожить все, что имело к нему отношение. Ни формуляра, ни личного дела, ни учетной карточки провокатора они не оставили.

В те годы следственные органы не располагали такой техникой, какая есть сейчас в судебной экспертизе. Но мы не собирались сдавать в архив добытые сведения о предательстве.

Как же найти провокатора? Оставался только один путь, следуя которым можно было напасть на след Сергеева, — это путь длительного и тщательного анализа.

Из всех донесений выписали фамилии тех, кто в них упоминался. Ясно, что провокатором мог быть человек, который посещал семью Елизаровых. Начали собирать почерки всех этих лиц и по методу логического исключения, отбрасывая непричастных к этому делу, сужать круг.

Выписали около двухсот фамилий. Какая же из них является настоящей фамилией провокатора Сергеева?

Это нам предстояло узнать…

Каждая фамилия, взятая на учет, подвергалась тщательной проверке. На место работы посылались запросы, устанавливались лица, добывались и сличались их почерки.

Время шло, и вместе с ним все более сужался круг…

Наконец в списке две фамилии. Оба из подозреваемых жили в Саратове. Один работал бухгалтером на предприятии. В девятисотых годах он был членом РСДРП, часто бывал у Елизаровых и, как видно, не пользовался большим доверием в этой семье. Другой, бывший паровозный машинист, тоже член РСДРП, пользовался расположением семьи Елизаровых, часто бывал у них. Сергеев давал ему лестный отзыв: умелый организатор маевок, митингов, демонстраций…

Что скажут они нам?

Прежде чем встретиться лично, решили еще раз тщательно проанализировать архивы, в которых упоминаются их фамилии.

На это ушло еще много вечеров…

Рукописи машиниста были малограмотными, и почерк его ничего общего не имел с подписью «Сергеев».

Остался один бухгалтер. Все мы сильно волновались: он или не он? Его рукопись вместе с денежными расписками и подписями «Сергеев» послали на экспертизу.

Теперь все зависело от результатов экспертизы. Но сидеть сложа руки и ждать результатов экспертизы не хватало терпения. Хотелось действовать. С еще большим рвением принялись за поиски других документов об этом человеке. И вот удача. На стол легло его прошение на высочайшее имя… Внимательно вчитываемся в текст. Что это? Глаза отказываются верить в увиденное. Буква «р» во всех случаях такая же, как в подписи «Сергеев», с такими же характерными, можно сказать, уникальными крючочками внизу и закруглением вверху!

Исследуем долго и тщательно почерк этого человека, на поиск которого ушли долгие годы. Да, сомнений не может быть. Это он, Сергеев!

Наше мнение научно подтвердила экспертиза…

На другой день я поехал на завод, где работал этот человек. Непреодолимая сила влекла меня туда, и я, не боясь его спугнуть, решил посмотреть на живого провокатора.

В большой комнате, отгороженной от посетителей барьером, находилось человек 15—20 счетных работников.

Я узнал его сразу. Вон он, сидит у окна. Сергеев-Крылов. По документам — 52 года. Но выглядит значительно старше. Дынеобразная голова почти лишена волос, и только около висков они еще сиротливо торчат. Из-за этого его большие уши кажутся огромнейшими. Черты лица — крупные, на лице глубокие морщины. Широкие седые брови нависли над серо-зелеными глазами. Он высокого роста и от этого немного горбится, вбирая свою дыню-голову в костлявые плечи. Мне кажется, что он все время ждет удара.

Так вот ты какой, Сергеев!

…На следствии иуда сидел согнувшись. Даже спустя столько лет, когда он вспоминал, что не пользовался достаточным доверием в семье Елизаровых-Ульяновых, можно было уловить в его голосе нотки сожаления. Он и сейчас не мог понять, чем вызвал к себе недоверие и почему при нем разговоры в семье Елизаровых велись осторожно.

Сергеев-Крылов сыграл гнусную роль в аресте Марии и Анны Ульяновых.

Он сидел жалкий, с трясущимися руками, стараясь вызвать у нас хотя бы каплю сострадания, но ничего, кроме омерзения, этот иуда у следователей не вызывал.

Четверть века он смертельно боялся возмездия за свое предательство, и оно надвигалось на него неотвратимо.