Особое задание

Глава 28

Аэробус набрал высоту, табло «Пристегнуть привязные ремни» погасло, и Вован, как оказалось, еще не летавший на этом типе «Боинга», унесся в пилотскую кабину. Девочки о чем-то трепались, по-моему, о каких-то модных кутюрье, и я попытался немного вздремнуть, чтобы восстановить силы после бессонной ночи. Увы, как обычно, что-то должно было помешать моим самым скромным мечтам:

— Слава Аллаху! Неверные! — заголосил противным голоском кто-то за моей спиной. — Ваш самолет захвачен! Если вы будете сохранять спокойствие, то, может быть, никто не пострадает!

Я повернулся назад и увидел двух невысоких мужчин, по внешнему виду выходцев откуда-то с востока, сжимающих в руках пистолеты и тужащихся от осознания собственной значимости. Салон первого класса тут же заохал, запричитал, у кого-то началась истерика, и террористы этому явно обрадовались: один из них гордо выпятил впалую грудь и уверенным шагом направился к кабине пилотов. Я слегка подобрал под себя ноги, готовясь действовать. Бородатый воин Аллаха рванул дверь и ворвался внутрь с воплем: «Руки вверх! Буду стрелять!», в ответ на что из пилотской кабины донесся бас Вована:

— Отвали, падла, ты мне мешаешь!

Потом опять нечленораздельный вопль террориста, звук глухого удара, и его тело вылетело вместе с дверью к нам в салон, пролетело до лестницы на первый этаж и загремело вниз.

— Бинго! — шепотом отметила Мицуко. — Но что же сейчас будет?

— А ничего! Немного позабавимся! — так же шепотом обрадованно ответила ей Татьяна.

Я погордился ее вере в наши силы, и, скорчив крайне испуганное лицо, тряся подбородком, словно сдерживая слезы, повернулся ко второму террористу, с удивлением на лице как раз повернувшегося от созерцания полета друга к пилотской кабине. На его лице была заметна недюжинная работа мысли. Наконец, парень догадался, что ему нужен заложник, и, пробежав по лицам сидящих в салоне, он выбрал самое запуганное. Мое:

— Ты! — заорал он, захлебываясь слюной и подойдя ко мне вплотную. — Вставай!

Я встал, и террорист немного стушевался: при его ста шестидесяти сантиметрах заложник под метр девяносто его немного пугал. Но, увидя, что мои колени подгибаются от панического ужаса, он поборол свою нерешительность и, схватив меня за руку, приставил пистолет куда-то в область правой ягодичной мышцы и толкнул меня вперед. Я послушно сделал первый шаг, потом упал на пол, испуганно проблеял, чтобы он не стрелял, тут же на негнущихся ногах вскочил снова, сделал еще два шага и упал снова.

На лице отважного воина Аллаха появилась брезгливость пополам с презрением. Дождавшись, пока я встану, он попытался ударить меня рукояткой пистолета по голове, но к этому я был готов, и как только ствол оружия отклонился от горизонтали, захватил затворную раму пистолета левой рукой, чтобы он ненароком не выстрелил, а правой разнес вдребезги его кадык. Тело с безобразно вытаращенными глазами сползло на пол у моих ног, и я выдернул «Беретту» из обмякшей ладони.

Мои девочки захлопали было в ладоши, но я возмутился:

— Там, внизу, наверняка еще кто-то есть! Не спугните мне их!

В это время из кабины на шум выглянула голова пилота, и, почему-то пьяным голосом спросила:

— Что за шум, а драки нет?

— Драка только что закончилась! — мило улыбаясь, ответил ему я. — Куда девать труп?

Пилот икнул, тупо пошевелил бровями, потом опять икнул, прислушался к голосам в кабине, и предложил:

— Вован говорит, чтобы запихивали в туалет!

— Джонни! — раздалось сзади. — Ты ничего не забыл?

Я повернулся и увидел Людку, Юльку и Татьяну, волочащими по полу первого террориста, судя по всему, пытающегося вернуться в сознание.

— Спасибо, конечно, но кто вам разрешал бродить по салону? Тут водятся всякие злые дядьки! А ну-ка марш на свои места!

— Ну, Джонни! Ну, нам там скучно! А рядом с тобой весело и безопасно!

— Я сказал — марш! — Уже совершенно серьезно приказал я. — Это вам не игрушки, а захват самолета! Настоящий! Так что никаких мне воздушных поцелуйчиков! — добавил я, заметив, что Люда пользуется запрещенными аргументами. — Сами разберемся!

Вован выглянул из кабины, посмотрел на два тела у меня под ногами, поднял пьяный в ноль взгляд на меня и, запинаясь на каждом слове, спросил:

— Что, в натуре террористы? Они чо, совсем охренели? Меняй курс, меняй курс! А я еще не разобрался, как его менять! Козлы! Не дают нормальным пацанам немного побалдеть! — он немного подумал, отпил немного из бутылки в левой руке и спросил: — Слушай, а какого черта они вообще делают на моем самолете?

— Еще не знаю! Если ты немного подежуришь у лестницы, то разберусь.

— А чо там делать?

— Увидишь его друганов, либо мочи на месте, либо тащи сюда! — объяснил ему я. — Только не шуми особенно! А то возьмут, не дай бог, заложников, — проблем не оберешься!

— Намек понял! — икнул он. — Я пошел!

Я присел около бородача, и внимательно присмотрелся к нему. Он уже был в сознании, но, почему-то пытался это скрыть. Как ни странно, на его теле, кроме синяка под обоими глазами, видимых повреждений не было. А, значит, не было и особого рычага для воздействия на него. Я отвесил ему небольшую затрещину класса «Мотылек», от чего его голова попыталась оторваться и зажить самостоятельной жизнью, но упрямый мужичок не подал и вида.

— Считаю до трех, и ты — в сознании! — предупредил его я, и тут же сломал ему палец.

— Ты же сказал, что до трех! — взвыл он, трепыхаясь под моим коленом, передавившим его шею.

— А я пошутил! Я вообще люблю пошутить! — улыбнулся я и сломал второй палец.

— Что тебе надо? — захрипел от дикой боли мужчина. — Почему не спрашиваешь?

— А разве ты видишь, что я любопытен? Мне от тебя не надо ничего! Я просто немного развлекаюсь! У меня отпуск, понимаешь? А кучка скотов мне пытается его испортить! Так что я тебе мщу! — и сломал третий, придавливая его шею к полу так, чтобы он не мог особенно шуметь.

— Не надо больше! — чуть не плакал бородатый. — Я все скажу!

— А с чего ты взял, что меня это заинтересует?

— Но, ведь самолет должен взорваться! У Махмуда взрыватель! Нас десять человек!

— И что с того? — удивился я. — Ну, взорвется он! А у меня и так плохое настроение! И мне сегодня это не волнует! Зато я напоследок хоть кому-то отомщу! — четвертый палец террориста сухо хрустнул в моих руках.

— Не надо больше! — уже плакал он в голос. — Я не виноват! Меня заставили!

— Ну, вот, теперь начал мне сказки рассказывать! — и сломал последний палец на этой руке. — Дай мне вторую руку!

В общем, за десять минут он выболтал все, что знал: приметы всех террористов, их вооружение, тип и масса взрывчатки в багаже, и даже то, что при любом раскладе двое членов группы не должны проявлять себя. Что их он не видел никогда, но узнает по татуировке на животе! Что один из них должен находиться в салоне первого класса!

Последнее сообщение меня насторожило, но я немного не успел: вполне благообразный джентльмен, услышав последнюю фразу моей жертвы, метнулся к Юльке, как раз идущей мимо из туалета, куда они упаковали труп, и приставил ей к горлу нож:

— Брось сюда пистолет, гяур!

— Сам ты гяур, уродец! — возмутился я. — Убери руки от моей подруги! Учти, я тебя предупреждаю последний раз!

— Ну, ты, чмо болотное! — рявкнул из-за его спины Вован. — Ты чо, не понял? Да я тебе пасть порву на фиг! Поршни вырву, недоумок!

Джентльмен завертел головой, пытаясь удержать в поле зрения сразу двух разъяренных мужчин. Увы, это ему никак не удавалось, и он немного ошибся: забыл про Татьяну и Людмилу, сидящих почти прямо за ним. Впрочем, он не представлял, насколько жестокими могут быть тренированные мною женщины: Людмила, поднявшись за его спиной, рванула на себя руку с зажатым в ней ножом и одновременно врубила левым локтем под основание его черепа. Юлька, давно спокойно ожидающая удобного момента, затылком размозжила его нос, а правый локоть вбила ему в печень. Очень акцентировано, между прочим! Татьяна, которой мешали спинки сидений и Людмила, стоящая перед ней, запрыгнула на кресло и тоненьким длинным каблучком со снятой с ноги туфельки со всей силы врезала ему по темени. Мы с Вованом тоже не стояли на месте, и, к удовольствию пассажиров, третий террорист отправился в теперь уже общий туалет составить компанию второму. Первого, впрочем, мы утрамбовали туда же, предварительно связав ему ноги с руками за спиной, превратив его в симпатичную, по мнению Юльки, «промокашку». Я, правда, не понял аналогии, но мне было не до расспросов: надо было похвалить девушек, удостовериться, что истерик и шока с их стороны не ожидается, и при этом смотреть за лестницей. Наконец, возбуждение после короткого боя немного спало, наши красавицы перестали тараторить, и мы с почти протрезвевшим Вованом начали обсуждение тактики предстоящего освобождения самолета. Собственно, проблема была одна: террорист в бизнес-классе, чьих примет мы не знали. Кроме полумесяца на левой груди.

Времени, чтобы особенно долго совещаться, не было, так как молчание своих людей, отправленных к пилотам, могло уже насторожить неведомого Махмуда. Поэтому мы начали действовать:

— Уважаемые дамы и господа! — объявил командир корабля. — Просим вас сохранять спокойствие! Наш самолет захвачен террористами, и мы начинаем выполнять их требования! Наш самолет меняет курс, и через несколько часов, совершит посадку в аэропорту города Пекин! Еще раз прошу вас не совершать никаких действий, способных спровоцировать террористов на насилие!

Через минуту по лестнице загрохотали сапоги, и еще один воин Аллаха, матерящийся как сапожник, понесся в кабину пилотов: еще бы, Пекин не входил в планы Махмуда! Глухой удар, и Вован, выглянув в салон, виновато развел руками:

— Хлипкий какой-то попался! Я легонько стукнул его по голове, а он сломался! Я не хотел!

— Да ладно! — успокоил я его. — Там, внизу, их еще много! Успеешь потренироваться!

— Извините, уважаемые террористы! В прошлом сообщении прозвучала небольшая ошибка! Вместо аэропорта города Пекин мы направляемся в город Владивосток!

Процедура с матерящимися «гостями» повторилась, разве что их, для разнообразия, оказалось двое. Пришлось подключаться и мне. Вован опять перестарался, а мне удалось обойтись «малой кровью» — мой «пациент» с выбитыми поясничными позвонками и парализованный, с ужасом смотрел, как я заклеиваю ему рот липкой лентой, найденной кем-то из пассажиров, и даже не пытался сопротивляться. Я ему даже немного посочувствовал.

Следующие минут десять террористы не давали о себе знать. Даже после объявления нового курса, на Канаду, куда они в действительности и собирались. То ли успокоились, то ли решали какие-то внутренние проблемы. Наконец, мне стало скучно и бортовое радио снова ожило:

— Уважаемые господа! К нашему сожалению, мы снова меняем курс: бизнесмены из России предложили нам пять миллионов наличными для незапланированной посадки в Благовещенске! Террористы любезно согласились!

После такого сообщения в первый класс влетело сразу три человека, и без помощи девочек мы бы не обошлись без стрельбы. Я очень торопился, и тоже не рассчитал силы удара, так что для морга нам пришлось выделить еще один туалет. Но помощи довольным собою воительницам не понадобилось: их террорист, хоть и остался в живых, уже навсегда потерял возможность ходить, улыбаться и любить. А Вован опять был в своем репертуаре.

Решив, что пора приниматься за оставшихся внизу троих деятелей, я приказал девочкам ждать и, приведя свой костюм в полный порядок, отобрал у джентльмена, сидящего в первом ряду трость, направился вниз, немного покачиваясь на ходу.

Вид пьяного вдрабадан пассажира мгновенно вывел из себя и так взвинченного сюрпризами на борту террориста. Он метнулся ко мне и попытался пнуть меня ногой в живот. Я скользнул мимо, свернул ему шею и подхватил падающий пистолет. Потом, держа всех пассажиров на прицеле, приказал всем раздеться по пояс. В отличие от своих коллег в первом классе, эти, уже запуганные до полусмерти происходящим на борту, молча повиновались, и уже через минуту я лицезрел их в неглиже. Решив, что мне уже и так все «по барабану», я заставил дам снять и бюстгальтеры. Плача от унижения, они повиновались, и я добросовестно, не пропуская ни единой симпатичной груди, осмотрел всех на предмет обнаружения террориста. Увы, в этом салоне его не оказалось. Тогда я позвал Вована, и он принял вахту в этом царстве разврата. А я двинулся дальше: Махмуд, словно чувствуя, что запахло жареным, контролировал последний салон с пассажирами.

Не мудрствуя лукаво, я осторожно выглянул в щелочку между занавесками, удостоверился, что никакого взрывателя в руках у него нет, и просто прострелил ему голову. Под дикие крики пассажиров я метнулся к нему, и, не прекращая смотреть по сторонам, обыскал тело. К моему облегчению, взрыватель оказался в его боковом кармане, и я уже не так нервно отступил назад, к Вовану. Последний бандит должен был уже понять, что их песенка спета, и я не хотел, чтобы он открыл стрельбу или порезал кого-нибудь из пассажиров. Поэтому через минуту в салон спокойно вошел Вован и отправился проверять туалеты. Потом, встав в конце салона, он дождался, когда появлюсь я, и мы оба, держа в руках пистолеты, приказали пассажирам раздеться по пояс.

Как ни странно, последним воином Аллаха оказалась молодая и симпатичная девушка в третьем ряду слева от меня. Слава Богу, что я неравнодушен к женской груди, а то бы пропустил момент, когда она рванулась ко мне с зажатым в руке ножом. За миг до этого я краем глаза заметил постороннее темное пятно на ее довольно симпатичном, хоть и маловатом на мой вкус, бюсте. Но мне повезло, и девушка меня не достала. Зато достал я, сломав ей руку с ножом. И ничуть этому не расстроился. Потом, все-таки проверив всех остальных пассажиров, и, облизнувшись при виде парочки особо соблазнительных дам, я объяснил людям причины массового стриптиза. Потом, разрешив привести себя в порядок, подхватил свою жертву на плечо и оставил другу возможность потаскать очередной труп.

— Ты это куда ее потащил, развратник! И почему она голая? Что, ее сиськи понравились? — возмутилась Татьяна при виде моей добычи. — Они же раза в два меньше, чем тебе нравится! И рожа у нее так себе!

— Это террористка! Видишь, рука сломана! А на груди у нее наколка! — попытался было объяснить я.

— Так пока мы тут за вас беспокоимся, вы там баб раздеваете? И на чужую грудь пялитесь? У, развратники! — засмеялась она. — И как, симпатичные есть?

— Штуки четыре!

— Груди или хозяйки? — захихикала Людмила.

— Хозяйки, конечно!

— А где Вован? — испуганно спросила Мицуко. — Он еще внизу?

— Да, разбирается там кое с кем!

— Я надеюсь, не с теми дамами? — озабоченно спросила явно приревновавшая своего мужчину девушка.

— Да! Помогает им одеться! — пошутил я, и Мицуко, покраснев, тут же понеслась по лестнице вниз.

Вскоре аэробус был более-менее приведен в порядок; освобожденные стюардессы засновали между пассажиров, разнося ужин и напитки, а я по радио мило болтал со службой безопасности Токийского аэропорта, то и дело консультируясь у своего беспалого помощника.

Поводов для особого оптимизма они мне не дали: по их мнению, существовала довольно большая вероятность того, что бомба в багаже имела дополнительный взрыватель. Срабатывающий либо от таймера, либо от перепадов давления. — Прецеденты взрыва самолета при посадке, оказывается, уже были. И мы с Вованом, более предметно пообщавшись с оставшимися в живых фанатиками, сломав особо несговорчивым по несколько костей, все-таки вынуждены были лезть в багажное отделение. Вспотев и перемазавшись в пыли, мы все-таки нашли эту чертову бомбу, правда, потратив на поиски почти три часа.

Осмотрев взрывное устройство, я решил, что время внизу потрачено не зря, но разминировать ее не стал: многолетнее отсутствие практики, отсутствие нужных инструментов и наличие более простого выхода свели на нет весь мой энтузиазм. Поэтому мы, к дикой панике пассажиров, разгерметизировали салон, вышвырнули бомбу наружу, снова закрыли дверь и после этого основательно нажрались. Причем вместе с узнавшими о бомбе пассажирами и пилотами. Лишь второй пилот, насильно усаженный за штурвал, голодными глазами провожал каждую выпитую в кабине бутылку, и клял свое невезение по полной программе. Однако ведь хоть кто-нибудь должен был сажать этот проклятый самолет? Поэтому мы и командир корабля остались непреклонны.

Токийские полицейские ворвались в остановившийся на специальной стоянке аэробус, и, рассыпавшись по его салонам, удивленно затараторили в миниатюрные рации: самолет спал мертвецким сном. Лишь Дуглас, второй пилот, злобно улыбаясь, встретил их, безуспешно пытаясь разыскать хоть капельку спиртного.

Пока выгружали тела террористов и выволакивали пьяных пассажиров, нам дали немного поспать. Но затем пришла наша очередь, и, совершенно беспардонно прервав наш сон, они попытались замучить меня и Вована вопросами. Однако Вован, спросонья не поняв, что же от него хотят эти назойливые мелкие людишки, спросил меня:

— Они принесли выпить?

И, услышав мое «Нет!», снова захрапел. А меня, вернее, мой сон спасла Татьяна, как мой зам по связям с общественностью, приняв удар на себя. Вместе со своими подругами они что-то там плели, откровенно завираясь, и, предоставленный самому себе, я снова провалился в сон.

Проснулся я от гнусного домогательства подлючего солнечного луча, упершегося прямо в мой левый глаз. Несмотря на все мои уговоры, он не сдвинулся в сторону ни на миллиметр! Я решил, что придется шевелиться мне. И шевельнулся. В результате чего оказался на полу, рядом со знакомым ботинком. Поздоровавшись с ним, я извинился за будущую грубость, и смачно обматерил и солнечный луч, и его родственников, и весь род до седьмого колена включительно, и погоду, и где-то шарахающиеся облака… Потом, решив, что влияние на меня Вована уж очень заметно, понял, что на полу не так уж и неудобно, но тут мой сон окончательно пропал. Потому что перед моими глазами возникла прелестная женская ножка.

Я твердо знал, что ножки обычно встречаются парами, и попытался покрутить глазами, чтобы обнаружить вторую. Но, увы, не нашел. Пришлось шевельнуть шеей. Увы, лучше бы я этого не делал: в моей голове взорвалось килограмма два взрывчатки, и я застонал.

Но, к моему великому облегчению, где-то недалеко от ножки обреталась такая же прелестная ручка, и она поставила передо мной на пол стакан с моим любимым рассолом! Я героически бросился бороться с земным тяготением, и минуты через две, чуть не перевернув бокал, добрался до его содержимого. Мое последующее удовольствие трудно передать: я начал оживать. В это время к этой самой ноге присоединилась вторая, и нежные сильные руки, только, к моему ужасу, в количестве четырех штук подняли меня на кровать. Я с ужасом представил себе этого монстра, и, собравшись с духом, перевернулся на спину.

К счастью, вместо монстра меня таскали Юлька и Люда, шикарно одетые и донельзя счастливые.

— Доброе утро, любимый! — хихикая, хором произнесли они. — Как тебе спалось?

— А я разве спал? — спросил я, и задумался. — А где мы, собственно? Это же не наша кровать?

— Не наша, наблюдательный ты мой! — рассмеялась Людмила. — Мы в Токио, в отеле!

— А что мы тут делаем? — удивился я.

— Ты — не просыпаешься! А мы тебя будим!

— А вообще?

— Отпуск у нас, чудо ты наше бестолковое! — это уже веселилась Юлька. — И тебе пора в ванну!

— Не могу пока! — честно ответил я.

— А придется! — и меня поволокли умывать.

Не могу сказать, что был против. Только вот пить из душа мне не давали, а меня мучил жесточайший сушняк. Но мои мучительницы были непреклонны, и вскоре с их помощью я был упакован в костюм с галстуком и ботинки. Правда, трусов на меня не одели, сообщив, что так им будет веселее и приятнее предвкушать наступление вечера. Честно говоря, я не совсем понял, что они имели в виду, и на всякий случай согласно кивнул головой.

Потом меня насильно покормили завтраком, и, уже почти пришедшего в себя, вытолкали из номера.

В лимузин я влез сам. И столкнулся головами с Вованом, находившемся примерно в таком же состоянии, что и я. Вчерашние маленькие бутылочки, которые мы мешали друг с другом, сделали свое черное дело. Автомобиль тронулся, и я занялся борьбой с бунтующим желудком. Победил, но не скоро: мы, оказывается, уже успели приехать. В какое-то, уж очень японское на вид здание, с почетным караулом у ворот. Потом кто-то долго толкал речи на незнакомом языке, меня слепили вспышки камер, потом меня больно укололи в грудь, но давать сдачи мне было лень. Потом меня мучили какими-то дурацкими вопросами журналисты, тыкая прямо в лицо своими микрофонами. Отвечали девочки, а я с Вованом покачивались, как камыш на ветру и глупо улыбались. Потом нас снова затолкали в машину и отвезли есть. И пить. Вернее, пить и есть! Ну, мы и пили! Все, что давали! И допились до чертиков в глазах…

Однако к вечеру я начал снова приходить в себя: то ли организм переключился на «русский» режим, то ли обильная закуска ослабила действие алкоголя, то ли градусов в саке оказалось маловато. Одним словом, я начал понимать, что все вокруг пьют за нас!

— Танюш! А что за бодягу они тут развели? — немного невнятно спросил сидящую справа девушку.

— Я не Танюша, а Люда! Вернее, Людочка! — улыбнулась мне она. — Татьяна сидит от тебя слева!

— Лево это где? — попробовал пошутить я. И получил увесистый тычок в область селезенки:

— А вот тут! — Татьяна повернулась ко мне. — Ты, я смотрю, начал оживать?

— Ага! — промычал я. — И не врубаюсь, что тут происходит!

— Да ничего особенного! Всех нас наградили орденами! А это — банкет! По этому случаю!

— Ни фига себе! — удивился я. — А где мой орден?

— А ты посмотри на свою грудь! — рассмеялась Люда.

— На какую именно? — ухмыльнулся я и пробежался взглядом по ее груди, потом посмотрел на Татьянину, потом — на свою.

— А какая разница? У нас у всех они одинаковые! За исключением твоей. А награды — идентичны. За героизм и отвагу, проявленные при задержании особо опасных преступников!

— Эх! — вздохнул я. — Если бы не было разницы между твоей и моей грудью, то мне, поверь, было бы очень грустно! — подначил я Людмилу.

— Не спорю! — улыбнулась она. — О разнице поговорим вечером. А пока я бы на твоем месте немного обратила бы внимание по сторонам. Тут сидят всякие министры, банкиры, промышленники. Для нашего бизнеса знакомство с ними не повредит!

И я занялся работой: до поздней ночи обменивался визитками, предусмотрительно захваченными Татьяной, кланялся, как китайский болванчик, и улыбался, улыбался, улыбался… Пока у меня не свело щеки…

Татьяна всегда была рядом, то что-то наговаривая в свой диктофон, то протягивая мне очередную визитку, то подсказывая, как зовут кланяющегося мне японца. Людмила и Юлька околдовывали остальных, танцуя с галантными восточными бизнесменами, редко достающими им до переносицы, шутя и смеясь над шутками собеседников. А Вован и Мицуко просто купались в эпицентре тихого восторга зала: героиня — землячка, и ее кавалер — великан! Впрочем, мне было немного не до них: к полуночи я устал, как собака.

Надежды на спокойный сон после приема, увы, оказались «мечтами наивного сына чукотского оленевода», как потом выразилась Юлька: девушки, возбужденные прошедшим днем, потребовали своей доли любви, нежности и ласки, и я почти до рассвета выделял им все необходимое. Слава богу, недовольных не оказалось: когда я вышел из душа, вымотанный до предела Татьяной, уступившей сегодня своим подружкам первое и второе стартовые места, они уже все трое возлежали на постели и встречали мое появление аплодисментами.

Я устало поклонился, упал на кровать, и тут исполнилась мечта моей разгульной юности: мне преподнесли стакан холодного сока, а потом в три пары рук сделали мне такой массаж, что я даже подумал было о продолжении банкета… Но, слава богу, вовремя одумался: еще столько же любви я бы не перенес. В общем, гордо выслушав все до последнего комплимента себе любимому, я утонул в их объятьях и, под нежные поглаживания разных частей своего тела, спокойно и умиротворенно уснул.