Глава 29

Утро началось со звонка мобильного телефона Татьяны: звонили Толян и Лиза. Наслышавшись всяких страстей-мордастей по телевизору, они тут же бросились узнавать, что же с их любимой дочкой и мною. С нами все было хорошо, только вот шевелиться не хотелось: измученное тело отказывалось двигаться. Но я героически поболтал с другом и компаньоном, успокоил его, сообщил, что и с остальными все в порядке и вернул трубку девушке, чтобы она выболтала все, что может: ей это в кайф, вот пусть и отдувается! Все равно я половины не помнил…

Потом звонили Лена, Илона, Гоша и еще куча наших знакомых и друзей, включая Мигелито и, к моему удивлению, майора Вильямса! Последнего я поздравил с повышением по службе, заслуженной наградой и потребовал проставиться. Вильямс, клятвенно пообещав, что решит вопрос, вскоре тоже отключился.

Потом в номер постучал Вован, и Людка с Юлькой, подобрав свои вещи, вместе с Татьяной исчезли в ванной, где сразу зашумела вода.

— Привет, братан! — с порога начал он. — Я уже порешал все с этими соревнованиями. Приколись, мы, как почетные гости, обойдемся без взвешивания! И без отборочных боев! Так что нас ждут там к девяти вечера! Я заявил нас в абсолютной категории. Тебя — по карате, а себя — по сумо. Я там почитал правила этого самого сумо! Обхохочешься! Надо вытолкнуть противника за круг! Или уронить! И все! Остальные правила — полная туфта! Только вот одежда в этом сумо мне не понравилась! Я чо, лох, носить такие трусы? Я убедил судей разрешить мне бороться в кимоно. Они долго сопротивлялись, но, в итоге, сдались!

— А, еще, у них такие прикольные косички на головах! Как у баб! — вспомнил он, устроившись в кресле и посадив молчаливую Мицуко к себе на колено и приобняв ее за плечи. — Я прикинул такую у себя на лысом черепе, — он похлопал ладонью по своей бритой голове, — И чуть не лопнул от смеха.

— Мицуко! — обратился я к девушке. — А ты чего такая испуганная?

— Я боюсь!

— Не бойся, я же сказал, что никого не обижу! — ободряюще похлопал ее по плечу Вован. — Я буду нежен!

— Да я боюсь за тебя! — полными слез глазами посмотрела она на него и вдруг порывисто обняла его бычью шею своими тоненькими ручками. — Может, не надо?

— А чо за меня-то бояться? — удивленно посмотрел на меня Вован. — Я там не видел ни одного нормального мужика! Так, одни недомерки! Толстые, правда, ужасно. А отказываться я не умею! — он нежно приласкал девушку и чмокнул ее в ухо.

— А что с правилами у меня? — поинтересовался я, не в силах сдерживаться, чтобы не заржать при этом комичном зрелище.

— У тебя вроде посерьезнее! Бой в полный контакт, на руках какие-то тряпочки, можно все, кроме ударов в пах, горло и глаза. Трехминутный бой без остановки. Или до чистой победы добиванием или нокаутом.

— Понятно! — почесал затылок я. — Как в армии. Не мешало бы немного потянуться!

— Ладно, тянись! А мы зайдем за тобой перед выездом… — Вован встал и, стукнув меня по плечу, удалился.

* * *

Довольно большой зрительный зал оказался забит до отказа. Люди стояли на лестницах, в коридорах и проходах, откуда можно было хоть краем глаза увидеть происходящее на татами. Охрана с непроницаемыми лицами в наглухо застегнутых костюмах стояла на каждом углу, не реагируя даже на рев трибун. В фойе работал тотализатор. Девочки, посовещавшись, рванули делать ставки. Мы с Вованом и сопровождающим нас юношей подождали, пока они освободятся, и поинтересовались результатами:

— Все ставят против вас! — гордо отрапортовала Юлька. — Двадцать один к одному. На тебя и сорок к одному — на Вована… Мы все поставили по сто тысяч за вас!

Наш провожатый вытаращил глаза, но промолчал. Я довольно приобнял девушку и похвалил ее:

— Молодец!

Вован, судя по выражению его лица, слегка обиделся…

Потом нас проводили в раздевалку, а дам, — на выделенные им места для особо важных персон. Переодевшись, мы с Вованом прошли по коридорам к помостам и, удобно устроившись в уголке зала, с интересом принялись наблюдать за происходящим на татами.

А посмотреть было на что: на двух площадках одновременно шли жестокие бои. На круглой боролись сумоисты, а на квадратной, покрытой плотными матами, — все остальные. Уровень подготовки бойцов был высочайшим, и я гораздо добросовестнее начал готовиться к бою, разминая каждый сустав и связку. Вован с интересом наблюдал за маневрами бойцов сумо и терроризировал нашего провожатого своими расспросами. Мне то и дело приходилось встревать в их разговор и переводить на русский язык отдельные английские термины и выражения. Наконец мой друг решил, что достаточно разобрался в правилах, и довольно разлегся на полу, закинув руки за голову.

— Ты не хочешь размяться? — удивленно спросил его я.

— А зачем? У них ниже центр тяжести, а у меня — преимущество в силе и росте! В общем, мне по фигу!

— Понятно! — сказал я и продолжил разогреваться.

Наконец, наступил и наш черед: на площадку вызвали Вована. Я, подпрыгивая на месте и разминая плечи и руки, переместился поближе к кругу, около которого уже стучал себя в грудь противник моего друга. Как сказала бы Татьяна, он был не симпатичным: жирняга довольно маленького роста, со смешной повязкой на бедрах, с косичкой, лоснящейся от жира! Мне его стало немного жалко: Вован смотрелся гораздо импозантнее. Однако, когда мой друг влез на помост, со всех трибун раздался дружный свист: кимоно Вована явно было не в кассу. Однако он флегматично повел плечами, презрительно досмотрел ритуал, исполненный японцем со всякими там притопами-прихлопами и гулко стукнул в ответ кулаком по своей широченной груди. Бой начался, и японец, рванувшись с места, как болид из Формулы 1, уперся в грудь слегка подавшегося вперед Вована. Потом, не обращая внимания на судорожное сопротивление противника, совершенно спокойно русский атлет поднял японца в воздух и уронил на земляной пол. Потом повернулся в сторону трибуны с девочками и послал им довольно неуклюжий воздушный поцелуй.

Зал молчал. Даже судьи непонимающе смотрели на потерявшего сознание от удара о помост бойца и не произносили ни слова. Наконец я решил немного разрядить ситуацию и захлопал в ладоши. Аплодисменты тут же подхватила наша «группа поддержки», и тут прорвало сначала судей, потом зал: под свист, улюлюканье и редкие хлопки бедного японца привели в себя и увели куда-то в раздевалку. Вован гордо принял поклон судьи и присуждение ему победы и степенно направился ко мне.

Потом на татами вызвали меня, и тут зал даже встретил меня жидкими аплодисментами: я был выше противника, разве что всего на голову, а победа Вована заставила зал немного почесать затылки.

Противник оказался очень шустрым: стоило начаться схватке, как его руки и ноги так и замелькали вокруг меня. Зато с силой и жесткостью у него было намного хуже: я, даже не пытаясь сократить дистанцию, сначала вырубил ему постоянно выставленную вперед левую ногу, потом воткнул кулак в бицепс атакующей руки, потом немного неудачно приняв на предплечье круговой удар руки, получил в ухо своей же рукой и со всей дури ударил противника ногой. В подставленный блок, который не был рассчитан на удар такой силы и поэтому поддался. Японец рванулся назад, неудачно оперся на плохо слушающуюся левую ногу, медленнее, чем надо поднял на блок правую руку и пропустил мой левый крюк в голову. Этого оказалось вполне достаточно: тоненькая накладка на моем кулаке вряд ли сильно смягчила удар, и он, потеряв сознание, мешком свалился на пол.

Теперь уже зал заорал и захлопал: такой бой они понимали! А я довольно поклонился судьям, противнику, еще не пришедшему в сознание, а потом помахал руками своим благоверным.

— Мы заработали неплохие бабки! — улыбкой встретил меня Вован.

— Не мы, а девочки! — рассмеялся я. — Ты хоть один цент поставил?

— Неа! Но ужином то они нас, я надеюсь, накормят? — захохотал он. — Я так люблю слово «халява»!

— Ни фига себе, халява! — я кивнул в сторону гудящих зрителей. — Для кого-то это подвиг!

— Ох, а Мицуко, небось радуется! — мечтательно пробормотал Вован, снова растянувшись на полу.

— А ты, я вижу, втюрился по самые уши! — и, заметив реакцию друга, добавил: — И даже краснеть научился! Ну, ладно, ладно! — примирительно поднял я ладони вверх, — просто я за вас рад! Она очень хорошая девушка!

— Без тебя знаю! — исподлобья посмотрел на меня он и, немного подумав, рассмеялся. — Но не могу не признать, что определенная заслуга в том, что я с ней познакомился, принадлежит тебе.

* * *

Следующий бой у Вована выдался, не в пример первому, сложным: его новый соперник, наученный горьким опытом предшественника, не давал себя захватить и как мог оттеснял русского к краю площадки. Наконец, озверев от тщетных попыток вцепиться в такого верткого при такой большой массе японца, Вован просто толкнул его как следует, и, как всегда, перестарался: бедняга вылетел за пределы круга, сбил с ног судью и с грохотом упал в ряды особо приближенных к площадке зрителей, сломав себе при падении два ребра и палец на руке.

Сконфуженно посмотрев на меня, Вован развел руками и горько вздохнул. Однако, судя по восторженному реву трибун, такой удар делал честь любому мастеру. И, успокоенный довольным судьей, он гордо слез с помоста, дожидаться финального поединка.

А у меня предпоследний бой выдался, как ни странно, легким: уже на исходе первых тридцати секунд боя я слегка раздвинул локти, защищающие живот, и мой противник радостно ударил меня с правой ноги. Увы, я сместился в сторону и, подхватив его вытянутую ногу рукой, вышиб из-под него опорную, после чего добил его кулаком. Под рев трибун я немного попрыгал на татами, размахивая руками, потом пару раз поклонился появившимся у меня поклонникам и тоже пошел отдыхать.

Перед финальными боями какой-то седой «крендель», по классификации все того же Вована, минут двадцать толкал речь на японском языке, потом весь зал встал и долго кланялся портрету какого-то мужичка, висевшего на стене невдалеке от нас. Мы с Вованом тоже встали, пару раз поклонились портрету, а потом просто постояли, скрестив руки на груди. Потом, заметив, что все сели, снова растянулись на полу. Потом заиграла местная музыка, застучали барабаны, и Вована пригласили на помост. Раздалась команда, и его противник бросился в атаку. Не сильно уступая ему в росте, он весил, по-моему, даже побольше, а свирепая рожа в теории должна была устрашить кого угодно. Кого угодно, но не Вована: он встретил атаку сильным ударом обеих ладоней в грудь. Японец пошатнулся, но захватил его кимоно и удержался от падения. Потом пошло такое месилово, что я пару раз даже испугался, что они передерутся, а каков мой русский друг в бешенстве, я себе прекрасно представлял. Однако все обошлось: в конце второй минуты слегка озверевший от постоянных атак противника Вован долбанул его ладонью по плечу, и у того отнялась рука. Дальнейшее было делом техники: обрадованный боец отключил японцу вторую руку, потом пропустил его атакующую тушу мимо себя и придал звучным шлепком дополнительное ускорение. В рядах зрителей образовалась солидная просека: гигант остановился только метров через пять, собрав рядов восемь скамеек. А Вован тем временем свалил с помоста, подошел к трибуне, на которой тихо радовалась его победе Мицуко и, подозвав ее к себе, вдруг посадил ее себе на плечо и вернулся на обратно. Трибуны ревели от восторга, Мицуко плакала, сидя на его плече, а судьи, почти подпрыгивая на месте, вдвоем держали правую руку обыкновенного русского братана, подняв ее в жесте победы.

Порадовавшись за друга, на помост пошел и я. Увы, мне пришлось совсем туго: за первые две минуты я раза два зевнул бросок, и больно падал, еле уворачиваясь, лежа на полу, от мощных добивающих ударов противника. Потом я постепенно приспособился к его манере ведения боя, и начал отвечать. К середине третьей минуты мы оба были забрызганы кровью от многочисленных ссадин и покрыты синяками. Последние десять секунд боя мы просто убивали друг друга ударами, которые, на мой взгляд, держать невозможно. Потом прозвучал гонг, и, к моему ужасу, было объявлено дополнительное время. Я с мукой посмотрел на жилистого и довольно высокого противника и заметил, что и он не особенно счастлив от подобной перспективы. Кроме того, он слегка поморщился при шаге с правой ноги, и я, уже плюнув на все условности, боль и усталость, бросился в бой. Еще две минуты он держался, но потом пропустил удар в лицо, и, пошатываясь от помутнения в глазах, сделал шаг назад. Я остановился, не став добивать и так ничего не видящего противника, не смотря на дикий рев трибун, и понимая, что, что такой шанс может не повториться. Дав ему прийти в себя, я дождался начала его атаки и уже хладнокровно добил ему правую ногу, потом ушел от броска и снова достал его в голову. Японец, пошатываясь, стоял лицом ко мне, его руки опустились вниз, ноги дрожали от напряжения, пытаясь удержать тело в вертикальном положении, и я снова остановился, не став его добивать. Вместо этого я отошел на шаг назад, поклонился ему и показал судьям жестами, что отказываюсь дальше драться. Тут же прозвучал гонг, и трибуны, за миг до этого оравшие что-то невообразимое, разом затихли: мой недавний соперник на трясущихся ногах подошел ко мне, опустился передо мной на колени, снял с себя затейливо украшенный иероглифами черный пояс и с поклоном протянул его мне! Я недоуменно посмотрел на Мицуко, так и сидящую на плече Вована, и она кивнула мне головой: «Бери, мол».

Я тоже опустился на колени, с таким же поклоном принял у него пояс, и взамен отдал ему свой, белый, купленный утром в магазине вместе с кимоно. К моему удивлению, японец приложил мой подарок ко лбу и торжественно им обвязался!

Что тут началось, трудно передать: трибуны заревели от восторга; потерявшего сознание японца куда-то утащили его секунданты или друзья, черт их разберет, все какие-то одинаковые. Потом меня с Вованом награждали, вручив офигенные самурайские мечи со своими подставками, что меня очень порадовало: не люблю уродовать стены оружием. Особенно коврами и оружием. Оно мне еще в армии надоело. А вот подставочка — другое дело! Потом я вспомнил о своих девочках, явно не слабо обогатившихся на здоровье своего Шефа, друга и любовника в моем лице, и отправился, расталкивая выбежавших в зал зрителей, за ними. Правда, ширины плеч, чтобы рассадить всех троих, мне не хватило бы, но я не особенно расстроился: я просто обнял их всех вместе, перемазав Татьянино платье кровью из разбитых брови и носа. Потом мы давали автографы, с кем-то фотографировались, мною занимались врачи, потом еще какие-то деятели запудривали мои побои. В общем, вечерок выдался что надо. А потом нас повезли есть, вернее, жрать! Чему я очень обрадовался, так как длительные физические нагрузки подстегнули мой и без того не слабый аппетит.

До отеля мы добрались под утро, слегка бухие, конкретно обожравшиеся и чертовски веселые. Мицуко не сводила с Вована влюбленных глаз, по-моему, даже перестав на него дышать. Так что, попрощавшись в фойе отеля с нашими романтиками, я с оторвами ввалился в номер и тут же полез в ванну.

Тем временем Юлька расселась на полу в комнате, вывалила на пол какие-то бумажки с записями, пачки денег и кредитки и занялась подсчетами. Люда и Таня залезли на мою спину, разминая затекшие мышцы и подбадривая меня поцелуями и щекоткой. К тому времени, когда я был чисто вымыт и обложен не менее чистыми девочками на кровати, Юлька закончила свои расчеты и гордо сообщила:

— Мы заработали три миллиона четыреста сорок тысяч баков с мелочью!

— Сколько? — не поверил я.

— Три четыреста сорок! На рыло! — уточнила она. — Если считать и тебя с Вованом!

— Прямо, как на скачках! — восхитился я.

— Точно! А ты прямо как породистый жеребец!

— Именно так! — с восторгом подхватила Люда. — Жеребец, и еще какой!

— Чур, я сегодня первая! — тут же завопила Татьяна и, обняв меня покрепче, добавила: — А вы пока там где-нибудь потусуйтесь, и организуйте жеребцу чего-нибудь пощипать!

— Моя грудь устроит? — весело захихикала Юлька.

— И не только твоя! — усмехнулся я. — Я вам поотщипаю все на фиг, если не накормите потом, как следует…

— Накормим! Потом! Если захочешь! — захохотали они и, игриво подмигнув Татьяне, скрылись в другой комнате. Оставив только эхо: — Оставь и нам немного…

— Тут его много, вам хватит! — уже почти про себя огрызнулась Татьяна, потом плотоядно облизнулась, потянулась всем телом, поцеловала меня в живот и промурлыкала: — Хотя, смотря как посмотреть…

* * *

Увы, меня хватило только на Татьяну и Люду. И совсем немного досталось Юльке. Где-то на полчаса. Поняв, что большего ей сегодня не обломится, она расстроилась и, позвав подруг, мстительно заявила:

— Вот хрен вы его получите завтра и послезавтра, вредины ненасытные! А ты чего разулыбался? Совсем обессилел, говоришь? С тремя девушками, значит, справиться не можешь? Тоже мне, герой! Эх, жизнь моя жестянка! Ну ее в болото…

Угомонить ее удалось не скоро. Только после предложения Люды «помочь ей догнаться». Испуганная Юлька спряталась под мою руку и тихо засопела, притворяясь, что спит. Потом и вправду заснула. Я еще немного поболтал с Татьяной о дальнейших планах на отдых и постепенно провалился в сон…

Загрузка...