Особые обстоятельства

Глава 11. Чужие тайны

Взлететь на нужный этаж в нужную квартиру — дело вроде бы быстрое, но, когда ты чувствуешь нити чужого бессилия и вины, кажется, что каждая ступенька отнимает у тебя целую вечность.

Толкнуть знакомую дверь, ворваться в комнату, тысячу раз убить себя мысленно за неоправданную клевету — и застать Дарьяна, смывающего кровь с ладоней. В тазу — порозовевшая вода, сюртук воспитанника доктора — на полу, на белой рубашке в районе предплечья — алое пятно.

Взгляд, полный ненависти.

— Зачем вы пришли? Хотите добавить очередную клевету?

Да, Димитрий солгал. Эта ложь должна была вывести свидетеля из равновесия, но провернуть этот трюк с Нежеланом оказалось не так легко. Дарьян более доверчив, более внушаем, газетчик — принимает к сведению, но делает по-своему, его сложнее загнать в угол.

Вроде оба с улицы, а всё-таки очень разные.

И бывшие враги, что Димитрий не учитывал. Просчитался. Так же как с оружием под подушкой: не яд и не нож — пистолет. Ошибка. Очень серьезная ошибка, забери тебя демоны, безмозглый ищейка!

— Проваливайте!

Димитрий посмотрел на пышущего яростью Нежелана и облегчённо выдохнул.

— Летнь, я ввел вас в заблуждение. Ученик сида Угль мне ничего о вас не говорил, я всего лишь хотел добиться от вас искренности, упомянув этот ложный факт.

— Спасибо за информацию. Приму к сведению. А теперь уходите! И учтите, сыщик Кривз, я буду писать на вас жалобу!

Хотелось сказать насмешливое: "Дрожу от страха!". Но вымолвил он:

— Ваше право.

Дарьян закатал рукав и принялся обрабатывать рану. Димитрий бросил быстрый взгляд в его сторону и облегчённо выдохнул: царапина. Да, крови натекло, но это мелочи, ведь серьезно ничего не задето. Сыщик повернулся к Дарьяну, кивнул.

— Должен так же извиниться перед вами за то, что напал на вас в кабинете доктора.

— Идите вы со своими извинениями… Отцу в уши.

Нежелан хрипло, болезненно рассмеялся.

— О, сыщик, который работает так грубо, немногого добьется!

Дураки. Что за идиотское противостояние? Ему всего лишь нужна совершенно пустяковая информация, а они хранят сплетни, как государственную тайну!

— Вы чужой здесь, Кривз. Не забывайте об этом.

Дарьян пытался перевязать сам себя, ухватив один край повязки зубами. Ни сыщик, ни газетчик помощь не предложили.

Чужой… А он всегда и везде чужой. Такого второго на всем Континенте не найдешь.

Да? Кто же он тогда? Откуда? Не зря же он знает вещи, которых в этом мире быть не может?

"В этом"? Значит, есть другие?

Голова шла кругом от вопросов. Скомкано попрощавшись, Димитрий вышел из комнаты. У входа в дом уже голосила пышнотелая хозяйка, что-то объясняющая двум людям в форме. Один был уже знакомый сыщику квартальный, другого он не вспомнил. Пришлось придумывать объяснения, успокаивать всех троих и отсылать обратно за неимением состава преступления. За спинами подчинённых сида Урд маячил бледный Вито. Едва те отошли, Димитрий спросил:

— Ну как?

Вито побледнел ещё больше.

— Я порасспрашивал, как вы наказывали, про тех, кого не будут искать. Нищих, бездомных, одиноких. Трое. Сид Кривз, три трупа. Один — девчонка на пустыре. У нее было перерезано горло. Да, были какие-то символы из веток деревьев разложены вокруг, но на них ребята не сильно обратили внимание. Она за день до этого у дочки сида Урд, гуляющей по рынку, браслет стащила. Стая подумала, за то ее и порешили. Второй и третий труп — Чернявка и ее подружка. Девки из Черного квартала — того, где фабрики стоят. Из них спустили кровь, точь-в-точь как в нашем третьем трупе. Но никто не искал их, одна сирота, у другой мать немощная. Скончалась на днях.

Две сразу? Значит, убийца либо действует не один, либо покупает сонный порошок в аптеке.

— Едем! — вскричал Димитрий и чуть ли не бегом отправился к коляске. — Едем немедленно! Покажи мне места. Тела закопали?

— Нашу закопала стая, а девчонок в речку выкинули.

— Жаль. Ну, ладно. Эй, извозчик, гони быстрее!

И они погнали. На самом деле торопиться не было причины — следы давно затоптаны, тела убраны, но внутри Димитрия грызло что-то невидимое, резало острыми ножами, переворачивало внутренности. Было неспокойно, напала суетливость. И вроде никого уже не спасти, но…

Хотя, почему не спасти? Будут ещё убийства. Ритуалы разные, только предпоследний, со сцеженной кровью повторялся. Причина? Научный интерес? Кому-то попала книга о магии, и он решил попробовать все подряд? Тогда почему один раз он повторился? Попытка мести? Кому? Нис Бель тут никаким боком. Вену Кос? Хотят сместить? Или это месть за что-то? Если брать за отправную точку влюбленного юношу — хочет отомстить вену за то, что не помог добиться правосудия? Ритуал призыва демона в эту схему укладывается. Но все равно сомнительно. Вен Кос младший? Подозрительный, очень делом интересуется и просто обязан иметь конфликт с отцом из-за своего образа жизни. Политический заказ? О, опорочить чьей-либо имя можно гораздо менее кровавыми и более действенными методами. Тем более наместник в приграничной провинции — кому он нужен? Это не борьба за придворные чины, к государю ближе не станешь, денег побольше не заработаешь. Маньяк? Кроме случая с ритуалом, где погибли трое человек, и убитым предположительно зверем мужчиной, все остальные были незамужние девушки.

Вито тоже суетился. Приехали к Худому кварталу, прошли к пустырю. Мальчишка бегал, скрываясь в высокой траве почти с головой. Что-то искал, впрочем, как и Димитрий, но ничего они не нашли. Даже место, где лежал труп, определили очень приблизительно — за прошедшие недели там, где было натоптано, трава поднялась. Обратно шли молча, Вито неторопливо пинал камешки, засунув руки в карманы.

— Ты найдешь. У тебя нюх. — сообщил женский голос. Это когда-то было, в прошлом. Гомон… пивной? Разговоры за соседним столом. И рядом — женщина, которая уверяет его, что все нормально. — Ты всегда находишь, нутром чуешь. Просто иногда отвлекаешься на мелкие случаи. Ведь тебя ведут эмоции, чувства, тайны, а убийца далеко не всегда эмоционален или таинственен. Ты найдешь.

— Я найду, — сказал Димитрий понурившемуся Вито. — Я всегда нахожу.

Паренёк кивнул.

Съездили на фабрику, но там ничего узнать не удалось. Да, эти две работали. Не пришли на смену. А зачем искать, их таких знаете сколько? Работу не каждый выдержит. То какая шалава на улицу пойдет, передком приторговывать, то замуж выскочит, не предупредив, то якобы заболеет — а почто им на работе нужны ленивицы да вруньи? Пришли работать — пусть работают! А не хотят — пошли вон, других возьмём! Этих баб фабричных, вон, как муравьев в лесу! Без рабочих рук фабрика не останется!

Вито сжимал кулаки, однако, повинуясь взгляду начальства, молчал. Выйдя на улицу, Димитрий похвалил мальчишку за сдержанность, но тот лишь озабоченно нахмурился в ответ. Сходили по соседям, узнали только, что у сироты вроде как был ухажёр, да приличный, целый кулёк конфет ей притащил! Ухажёра никто не видел, зато молва о конфетах разнеслась по всему кварталу.

"В этом городе слишком много мужчин, которых никто не видел," — отметил Димитрий, и они отправились к дому ниса Бель. Пока ехали, Димитрий заметил Дарьяна, мелькнувшего опять где-то в неблагополучных районах города со своим медицинским саквояжем.

Нис принял сыщика почти сразу. Выглядел он таким же строгим, собранным и аккуратным, как и в прошлый раз. Ни капли волнения.

— Вы нашли убийц?

Нутро у него было холодным и твердым, как будто сделанным из камня. Или изо льда.

— Есть подозреваемые. Однако, необходимо найти мотив.

Уверенность. Этот холод давала уверенность в своей правоте. Чтобы он не делал — он считал это верным и был абсолютно спокоен.

Впрочем, когда-то Димитрия пытались утопить с точно такой же уверенностью в своей правоте.

Память подкинула каверзу, сбивая с рабочего лада, и притихла, не собираясь давать объяснений.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов. И мне очень важно получить честные ответы.

— Задавайте.

Сказано безразлично. Холод… Что там, за ним? Что его питает? Целый ком спутанных нитей. Переплелись так, что вросли друг в друга. Долг. О, нис из тех людей, которые со выбранного пути не сворачивают. И угрызениями совести не болеют. Решил — сделал. Ведь все, что решил — на благо.

— У вас две дочери, верно?

— Верно.

Подозрительность. Логично, каким боком к убийствам могут быть причастны девочки? Вот к…

К чему? В чём ты, нис, обвиняешь своих детей?

— Старшую уже пора выдавать замуж, говорят.

— Это семейное дело. Вам что до него?

Злость есть. И обида. Старая-старая, но всё ещё остро режущая душу. Она срослась почему-то с долгом. Ты прячешь ее от самого себя, ты прикрываешь свою… месть?.. мифическим "так надо" и "во благо". Что там ещё внутри, покажи! Эту мешанину самостоятельно сложно разобрать на части.

— Да, конечно, семейное. Судья так и сказал влюблённому парню.

Ни один мускул на лице ниса не дрогнул.

— Вы все сплетни в городе собираете или лично я вам приглянулся?

— Это неправда?

— Смотря что "это".

Брезгливость. Да, что-то вроде нее. Как будто нису не хочется мараться, но он знает, что на нём есть пятно. И отчаянно это пятно пытается смыть, закрасить, задрапировать.

Тайна… Да, пахнет тайной. Она спрятана в самом сердце грязного клубка эмоций и желаний. Это нечто… нить стыда!… Это нечто постыдное, обидное, трактующееся как предательство. От любви — один узелок, а дальше нить растворилась в других, исчезла.

Брезгливость, грязь, предательство, несостоявшаяся любовь, стыд, тайна.

Придется рисковать.

— Неправда, что вы наказываете детей за грехи матери?

Изумление. Лицо холодное, но вот внутри четко видны его контуры. Димитрий смешал известный всем факт с тем, что никому не известно. То, что отец ограничивает дочерей во всем, город знает. Значит, тайна — измена их матери?

Надо бы развить успех, пока нис дезориентирован.

— Ваше отношение так красноречиво, что впору задуматься, а ваши ли это дети.

— Да как вы смеете! Это моя дочь!

Моя. Одна. Какая?

— В таком случае почему вы не хотите отпустить старшую от себя? Выдать замуж?

Непоколебимость.

— Она останется здесь! Ей нужно хорошее воспитание! Слабая женщина без твердой мужской руки не обойдется!

Вот та самая уверенность. Фанатичная какая-то. Димитрию от такой всегда становилось тошно.

— Верное средство — розги!

Нис Бель опомнился.

— Не ваше дело, как я воспитываю дочерей! В этом нет ничего противозаконного!

— К сожалению, вы почти правы. Почти. Если это не доведение до самоубийства. И не убийство. Иначе вами заинтересуется наш отдел. Вы ведь знаете, если отец забьет ребенка до полусмерти или доведет до петли, детей могут забрать. А младшей вы уже нашли достойную партию?

— Это вас не касается! — заявил нис, но всё-таки добавил: — На следующий год мы поедем в столицу.

— Похвально. А старшую закуете в кандалы и посадите в сундук, чтоб без присмотра не осталась?

О, а вот и ярость. И презрение. Всё-таки не так уж вы холодны, нис Бель!

— Не смейте порочить наше доброе имя! Ваши инсинуации оскорбительны!

— Ну, дуэли уже запрещены. Можете обвинить меня в клевете или ещё чем-нибудь. Будет презанятный процесс.

— Мне нет до вас никакого дела, — с чувством собственного достоинства сказал нис. — Если вы закончили вызнавать сплетни, прошу покинуть мой кабинет.

— Нет. Я пришел совсем за другим. Мне нужно имя юноши, который сватался к вашей старшей дочери.

Опять презрение. И злость. Юноша посмел дать девчонке надежду. Наверно, она даже влюбилась в ответ. Как деспоту-отцу на такое не злиться?

Может ли именно он быть маньяком? Ратует за чистоту, невинность, строгие нормы морали, не выпускает из дома дочерей. Жертвы в основном — незамужние девушки. Если исключить ритуал призыва и убитого зверем мужчину — получится картина?

Что-то не так. Все время два случая выбиваются из общего ряда.

— Мне глубоко безразлична судьба этого человека, но хотелось бы знать, зачем вам это.

— Он — один из предполагаемых подозреваемых.

Удовлетворение. Оно заполнило мужчину до краев. Чувство торжества справедливости. Мелкий выскочка, пытавшийся совратить его подопечную, будет наказан. Ненастоящую дочь он накажет сам.

Димитрий порадовался, что сидел на стуле, а не стоял. От такого резкого изменения эмоций мог бы и покачнуться.

Дёрнуть? За грязную смесь сросшихся нитей? Если бы сид разъярился и забил бы дочь до сильных повреждений — можно было бы передать ее под опеку другого человека. Но вряд ли это та цена свободы, которую девочка готова платить. Да и свободы ли? Кому передадут ее — большой вопрос. Не станет ли хуже?

— Конечно. Мне не сложно назвать имя. Более того, я с чистым сердцем могу свидетельствовать, что этот человек неоднократно пытался вызвать меня на дуэль вопреки Живому закону. Клеветал на мою семью, обратившись напрямую к судьям с абсурдным требованием забрать у меня детей. Пытался обесчестить мою дочь, склоняя ее ко греховным поступкам пустословными вульгарными стишками. Это сын нисы Аль. Славен нис Аль.

В какой-то мере ожидаемо. Убитая Арджа — подруга его сестры. Он нигде не появлялся последнее время. Его не захотел выдавать Нежелан, а что может растопить сердце уличного ребенка, как не настоящая любовь? В которую дети стаи так отчаянно не верят лишь потому, что бояться, что им ее никогда не достанется. Как не досталось любви материнской. Красивая история разлученных влюбленных, козни отца-деспота — история для хорошей статьи, а то и для романа. Но пока у этой сказки нет конца, ни счастливого, ни печального.

— Благодарю. — Димитрий встал. — Разрешите откланяться.

— Удачного завершения дела, — почти улыбнулся мужчина-холод, забывший начало разговора и весьма удовлетворённый его окончанием. Кривз покинул кабинет.

Письмо к хранителю музея. Если вспомнить количество клякс, закрывающих буквы — получится шесть. Нис Аль.

Димитрий шел неторопливо. В какой-то момент ему почудилось чужое присутствие около кабинета, но он никого не встретил и с жалобами к нему никто не бросился. Только в холле он заметил, как мелькнул за окном силуэт мужчины с медицинским саквояжем.

Вылететь за порог — пара секунд. Метнуться в нужную сторону — ещё три. Сид, торопливо поворачивающий за угол дома, вскрикнул, когда его схватили за локоть.

— Добрый день! Вы заходите или уходите?

— Ух-хожу.

— Тогда я вас провожу.

— Мн-не в другую ст-торону.

— А мне в ту же, что и вам. Что же вы так заикаетесь, любезный? Кто-то рассказал по секрету о широте моих полномочий? Но я даже не достал нож или иголки.

Доктор побледнел. Димитрий вывел его на улицу, потом они немного прогулялись практически под руку, завернули на соседнюю улочку, потом зашлив темный переулок с тупиком.

— Я…

Кривз не дал мужчине договорить. Схватил за горло, прижал к ближайшей стене.

— Зачем вы ходите к нису Бель?

— Его д-дочери б-больны…

Димитрий почувствовал ярость. Свою собственную. Она растекалась по жилам огненной лавой.

— Я знаю, что это за болезнь. И вы расскажете мне о ней подробнее. До последнего синяка.

Сид Угль взглянул в глаза Димитрия — и затрясся. Но он рассказал про сестер нис Бель все, что знал, хоть и стал заикаться ещё больше. Про вену Кос, увы, доктор ничего сказать не мог — ей правда вызывали врача из столицы. Но он предполагал, что вена, в отличии от девушек Бель, действительно больна.

Димитрий отпустил трясущегося сида, тот попятился, шепча:

— Я буду молчать. Обо всем. Буду молчать. Буду… — и повторял это, словно заклинание, пока не скрылся, пятясь, с глаз.

Димитрий всмотрелся в яркое небо. Ни-че-го. "Учить" детей розгами — это, конечно, не то, что одобряется обществом, но, как верно заметил судья, подобное считается делом "семейным". Тем более, нис наказывает старшую дочь не сам, а поручает служанке. Влюбиться в девушку, которую считаешь чистой и непорочной, жениться на ней — и узнать, что та, которую ты почитал небожительницей, беременна — это серьезное испытание для влюбленного сердца. Нис Бель это испытание не прошел. Счёл жену развратной, ужасной женщиной, но секрет ее скрыл и доктора запугал, чтобы тот никому ничего не говорил. Так родился миф о недоношенности и болезненности старшей нисы. Через какое-то время родилась вторая, "настоящая" дочь. Жена же, не выдержав холодности и пренебрежения со стороны мужа, умерла, оставив двух детей на его попечение. Доктор считал, возможно, она сама отравилась, а может, просто зачахла, запертая в четырех стенах дома. Никто этот вопрос особо не исследовал: ниса считалась болезненной, обессилевшей после первых родов, никуда не выходила, к ней постоянно вызывали доктора, так что ее смерть всеми воспринималась, как нечто естественное, логичное. Доктор честно отмечал, что женщина действительно выглядела с каждым посещением все хуже.

Девочки, оставшись без матери, воспитывались в строгости. Старшая, конечно, в бо́льшей степени, чем младшая. В какой-то момент, будучи ребенком лет десяти, она столкнулась с сыном то ли кухарки, то ли горничной, то ли занесшего товар молочника. Нису доложили про нарушение правила "не общаться с мужчинами" и тот решил, что слов для обучения такой невоспитанной девочки мало. Так доктора в первый раз вызвали осмотреть потерявшую сознание маленькую нису. Сид Угль посчитал, что та упала в обморок скорее от потрясения или страха, чем от розог, о чем и сообщил казалось обеспокоенному отцу. Тот принял информацию к сведению. И, решив, что обморок — притворство, окончательно уверился, что телесные наказания необходимы для воспитания плода разврата.

Привлечь не за что. Можно приукрасить историю, выставить на всеобщее обозрение с помощью той же газеты, но нис Бель — кремень. Ему общественное мнение не помеха. Просто продолжит гнуть свою линию. К тому же, если выяснится причина, девчонку замуж никто не возьмёт, да и младшая сестра косвенно будет опозорена.

— Сид?

Вито упорно продолжал звать сыщика сидом. Правда, только когда забывался. Димитрий перевел взгляд с неба на мальчишку. Тот испуганно вздрогнул. Кривз прикрыл глаза, пытаясь упорядочить мысли и скрыть бушующую внутри злость.

Тишина была наполнена отдаленными звуками улицы. Вито как-то отчаянно спросил:

— Э… А что вы тут делаете? Я видел, как отсюда выбежал доктор. Он был похож на сумасшедшего.

— Мы все тут так или иначе сошли с ума, — раздается в темноте спокойный женский голос с нотками фатализма. Задорный мужской тут же подхватывает, переводя все в песню-шутку:

— Мы все тут так или иначе сошли с ума.

Мы все — немного смертники. Немного тьма.

Немного света нам отмеряли. Мне смерть — кума,

Мы все чуть-чуть по-разному сошли с ума.

Кто-то засмеялся. Кто-то выругался. Тихий девичий всхлип.

Димитрий посмотрел на паренька.

— Думаю. Стою вот и размышляю. Над бренностью бытия.

Вито хлопал глазами и молчал.

— Пошли. Будем арест организовывать.

— Арест??? Кого??? Как??? Это он убил всех???

— Вот это нам и надо выяснить.

Вито ужом вился вокруг, позабыв и о субординации, и о страхе. Страх был, точно, ещё минуту назад, Димитрий чувствовал. Теперь — только азарт и любопытство.

— А кого мы будем арестовывать? А кандалы нужны? А это большая шишка? А он признается? А как вы его вычислили? А он настоящий?

Последний вопрос умилял.

— Во-первых, он пока всего лишь подозреваемый. Во-вторых, умей смотреть на шаг вперёд. Это игра, Вито. И проигрывает тот, кто плохо просчитал ход и поверил в чужой блеф.

На какое-то мгновение помощник замолчал, пытаясь понять сказанное. Но, видимо, не смог.

— Вы как будто на другом языке говорите. Мы куда? В службу?

— Да, возьмём ещё пару человек.

— Кого арестовать-то надобно?

— Наша цель — Славен нис Аль.

От удивления Вито раскрыл рот. Потом закрыл и не проронил ни слова до самой службы.