«Прорыв на восток организовать так, чтобы ни одна дивизия не была окружена или отрезана противником…»
Танки «Тайфуна» под Калугой и Тулой. Значение Калуги и Тулы для обороны Москвы. Оборона 50-й армии на Десне. Удар Гудериана. Отход от Десны. Падение Кирова, Людинова, Жиздры. 217-я стрелковая и судьба полковника Грачева. Отважный курд Саманд Сиабандов. Подвиг людиновских подпольщиков. Алексей Шумавцов. Отец Викторин Зарецкий. Пропажа генерала Ерёменко. Ставка возлагает командование войсками Брянского фронта на генерала Петрова. Северный и южный котлы под Брянском. Из дневника фон Бока: «Главные силы русских, скорее всего, уже вырвались из окружения». Выход армии к Хвастовичам.
На девятый день после прорыва оборонительных линий Красной армии на Десне восточнее Рославля немецкие танки стояли уже у Калуги и производили частичную перегруппировку, готовясь к атаке на город.
Осень 1941 года выдалась на редкость теплой и погожей. Командующий войсками группы армий «Центр» фельдмаршал Фёдор фон Бок торопил свои дивизии вперед. До наступления холодов нужно было успеть завершить окружение русской столицы, сомкнуть северный и южный потоки наступающих группировок восточнее Москвы и придушить в этом гигантском котле остатки Красной армии. Котлы под Брянском, Рославлем и Вязьмой принесли колоссальные победы. Но фон Бок прекрасно понимал, что эти победы имеют характер промежуточных результатов. Цель – Москва – по-прежнему оставалась недостигнутой. График наступления срывался. Заминка под Вязьмой, Рославлем и Брянском, связанная с ликвидацией котлов и подсчетом трофеев, могла стоить слишком дорого. Но тогда, в начале октября, все казалось поправимым.
Немецкие танкисты, стоя на башнях своих приземистых T-IV, разглядывали в бинокли восточный горизонт. Колонна остановилась неподалеку от железнодорожной станции Товарково. Впереди слышалась стрельба. Кажется, происходило что-то серьезное. Тяжелые снаряды иногда пролетали над головами танкистов и рвались в тылу. Это была неприцельная стрельба. Или с авангардом, ушедшим вперед, уже покончено, и иваны переносят огонь в глубину, нащупывая их колонну, или там идет бесперспективный бой.
Из головы колонны передали команду рассредоточиться, и спустя несколько минут на дороге легли первые снаряды. Значит, произошло первое.
Так встретили немцев на подступах к Калуге.
Калуга и окрестности составляли левое крыло Можайской линии обороны. Калужский участок к моменту прорыва немцев под Рославлем оказался самым малопригодным к ведению боевых действий. Достроить его попросту не успели. Калужан эшелонами гоняли под Ельню и к Рославлю копать противотанковые рвы, но о строительстве подобного в окрестностях города, похоже, власти и не помышляли. Все были уверены, что враг сюда не пройдет, будет остановлен на Десне и Днепре в сотнях километрах от Оки.
Достаточного количества войск в Калуге тоже не оказалось. 5-я гвардейская дивизия полковника Миронова и части 194-й стрелковой дивизии, случайно оказавшиеся в районе Калуги на пути от Вязьмы в район Брянска, приняли бой на ключевом рубеже возле деревни Плетенёвки и затем несколько суток сдерживали движение двух немецких армейских корпусов [1] . Обе дивизии к тому времени будут подчинены полевому управлению 49-й армии генерала Захаркина. И это спасет положение.
Калуга была взята штурмом в ночь с 13 на 14 октября 1941 года. В город вошли дивизии 13-го армейского корпуса.
В эту ночь левее Калуги на юго-западе 50-я армия генерала Петрова вела переправу через реку Рессету. Уже несколько суток она дралась с перевернутыми флангами, пытаясь вырваться из окружения.
Судьба ближайших дней и месяцев сложится так, что эти две армии, 50-я и 49-я, будут стоять бок о бок от Высокиничей до Тулы и сдерживать натиск правого крыла и центра немецких войск, рвущихся к Москве. Вперед, в ходе декабрьского наступления, они пойдут тоже рядом, часто помогая одна другой. Фланговые дивизии, прикрывающие стык, будут передаваться то 49-й, то 50-й армии в зависимости от обстоятельств и оперативных задач.
А тогда, в октябре, после катастрофы под Вязьмой, Рославлем и Брянском, никакого фронта и локтевого взаимодействия еще не было. Войска с колоссальными потерями в живой силе и вооружении выходили из окружения. Фронты были разорваны, управление армиями потеряно, да и сами армии фактически прекратили свое существование. Их создавали заново, на новых рубежах из остатков растрепанных дивизий и частей.
50-я армия генерала Петрова входила в состав Брянского фронта и занимала рубеж обороны на правом фланге, примыкающем к левофланговой 43-й армии Резервного фронта. Позиции ее проходили по линии Фроловка, Рековичи, Столбы, Красная Слобода, Слобода Попсуева по восточному берегу реки Десны к северу от Брянска в сторону Рославля. Протяженность фронта – 46 километров. Состав армии: 217, 258, 260, 269, 278, 280, 290, 299-я стрелковые, 55-я кавалерийская дивизия, артполки и инженерные части.
Как известно, «Тайфун» на участке Брянского фронта ударил раньше основного срока – 30 сентября. Командующий 2-й танковой группой генерал Гудериан спешил воспользоваться хорошей погодой, ведь впереди его ждало бездорожье. Удар он наносил на юг, в сторону Киева. Не задействованные в основной операции, которая начиналась только через двое суток, силы воздушного флота группы армий «Центр» работали на него.
Первый удар танкового клина Гудериана приняла на себя 13-я армия генерала Городнянского. Немцы атаковали в районе Шостки и Ямполя и сразу же глубоко вклинились в порядки 13-й. На главном направлении глубина вклинения составила 30 километров – это уже было похоже на прорыв на всю глубину обороны. Начался марш Гудериана на юг. Он будет удачным для немцев. Но, как говорят некоторые историки, именно отвлечение в район Киева мощнейшей танковой группировки вскоре станет одной из причин неудачи под Москвой.
50-я армия стояла на Десне, прикрывая Киров, Жиздру, Мценск, и ждала своей участи. Противник на участке ее обороны пока молчал.
2 октября, когда стало ясно, что Брянский фронт прорван, Сталин позвонил командующему войсками фронта генерал-полковнику Ерёменко.
– Необходимо уничтожить противника, перешедшего в наступление, – сказал Верховный, выслушав доклад Ерёменко.
– Есть. Будет уничтожен, – заверил Сталина комфронта.
Но катастрофа была уже предрешена.
События развивались так. Днем раньше, 1 октября, моторизованные и пехотные дивизии 4-й полевой армии и 4-й танковой группы нанесли сильнейший удар из районов Рославля и Глухова в стык Резервного и Брянского фронтов. Стык прикрывали 43-я армия Резервного и 50-я армия Брянского фронта. Противник сконцентрировал здесь основные ударные силы, добившись многократного превосходства в живой силе, танках, орудиях и самолетах.
Немцы прорвали фронт в районе Варшавского шоссе и устремились вперед. Одновременно часть сил была повернула вдоль железной дороги Рославль – Киров. Здесь наступающие колонны врага встретила 217-я стрелковая дивизия 50-й армии. Завязались тяжелые бои, в ходе которых сразу стало очевидным, что противостоять кратно превосходящему противнику невозможно. Одна из кровопролитных схваток дивизии с наступающими частями противника произошла под селом Бутчином (ныне Куйбышевского района Калужской области) при попытке прикрыть город Людиново.
Дивизией командовал полковник М.А. Грачёв. Он отдал приказ на отход, прикрываясь усиленными арьергардами. Дивизия с боями отходила на восток. Казалось, все для нее повторялось. В августе 1941 года дивизия попала в окружение в составе 28-й армии генерала В.Я. Качалова. Трагедия произошла недалеко отсюда, северо-западнее, в районе Рославля. Во время выхода из окружения командарм погиб. Вскоре вышел приказ № 270, подписанный Сталиным. В приказе Верховного генерал Качалов был объявлен предателем и заочно осужден. Только в 1953 году, когда стали известны все обстоятельства героической гибели командарма, Верховный суд СССР отменил приказ № 270.
Дивизию выводили опытные и храбрые командиры. К примеру, 766-м стрелковым полком командовал Герой Советского Союза подполковник И.Я. Кравченко. Звание Героя он получил еще в 1940 году во время боев в «зимней войне» на линии Маннергейма.
Забегая немного вперед, скажу, что 217-я с незначительными потерями выйдет из окружения и будет успешно драться под Тулой. Выведет ее начальник политотдела Сиабандов. Но полковник Грачёв во время боев в районе Волхова попадет в немецкий плен. В 1945 году он будет освобожден из плена, но тут же, уже от своих, получит «десятку» без права переписки «за сотрудничество» с немцами в период пребывания в плену. Что это было за сотрудничество, неизвестно. В 1956 году бывшего полковника реабилитируют. После лагерей Михаил Алексеевич проживет недолго, умрет в 1963 году.
А 217-я стрелковая дивизия пройдет долгой и славной дорогой боев и побед. Получит звание Унечской Краснознаменной орденов Ленина и Суворова. Войну завершит в Восточной Пруссии. Командовать ее полками и батальонами будут уже другие офицеры.
Подполковник Саманд Алиевич Сиабандов пройдет с дивизией до победы. Отважный курд тогда, в октябре 41-го, за вывод дивизии из окружения будет награжден солдатской медалью «За отвагу». Впоследствии к его наградам прибавятся два ордена Красного Знамени, три ордена Отечественной войны, два из них 1-й степени. В 1944 году при форсировании реки Нарев возглавит ударную группу дивизии, вновь отличится и будет представлен к званию Героя Советского Союза. После войны будет жить в Ереване, напишет несколько книг и составит курдско-армянский словарь.
4 октября генерал Петров доложил в штаб фронта: 217-я стрелковая дивизия к исходу дня отходит в район Олыпаницы, Волынский переезд, высота 96,7 – южнее Людинова в 20 километрах.
Здесь, в районе Людинова, к ней присоединились остатки 290-й стрелковой дивизии и 643-й корпусной артполк. Полки и батальоны заняли оборону. Вскоре появился противник и тут же атаковал. Но и первая, и вторая, и последующие попытки немцев прорвать оборону дивизий были пресечены. Отлично работали артиллеристы. Двое суток сдерживали наши бойцы противника на этом участке. Но вскоре стала очевидной опасность обхода с флангов. И снова начался марш на восток. Людиново пришлось оставить.
Рабочий городок Людиново (ныне центр одноименного района Калужской области) в историю Великой Отечественной войны вошел подвигом своих подпольщиков и партизан. Здесь действовала группа комсомольцев под руководством Алексея Шумавцова. Вместе с ними работал местный священник отец Викторин (Зарецкий). Алексею Шумавцову к моменту прихода в Людиново немцев только-только исполнилось 16 лет. Несмотря на юный возраст, он смог так организовать и вести работу подпольной группы, что ни немецкие власти во главе с комендантом города майором Бенкендорфом, ни местная полиция долгое время не могли понять, почему взрываются важнейшие объекты, каким образом и через кого из города уходит в лес информация о расположении немецких частей, их численности, вооружении. Партизаны переправляли ценные сведения дальше. Итогом этой работы были налеты советской авиации на склады боеприпасов в прифронтовой полосе, на хранилища горючего в ближайшем тылу немецкой группировки, которая держала фронт в районе Людинова. Причем бомбовые удары были настолько точными и сокрушительными, что немцы вскоре поняли природу их происхождения. Кроме того, группа Орла (агентурная кличка Алексея Шумавцова) провела серию диверсий: взорвала мост, уничтожила электростанцию, склад горючего, подорвала и вывела из строя десятки грузовых машин, принадлежавших германской армии. Когда Красная армия в ходе Московской наступательной операции приблизилась к Людинову, а это произошло в январе 1942 года, Орёл получил задание разведать систему обороны фашистов северо-западнее города. Данные были собраны в самые короткие сроки и переданы в лес.
Подпольщики были арестованы в октябре 42-го. Их выдал полиции мастер локомобильного завода. Начались допросы, пытки. 10 ноября 1942 года Алексей Шумавцов и его товарищи были казнены на окраине города. В середине 50-х годов в Москве на одном из железнодорожных вокзалов был арестован бывший старший следователь полиции города Людинова и командир полицейской роты, сотрудник Русской тайной полиции, действовавшей на оккупированной территории в пользу германской армии, Дмитрий Иванов. Следователям КГБ именно от бывшего полицейского стало известно и об Алексее Шумавцове и его товарищах, и о том, как твердо они держались на допросах, не выдав никого, и о той работе, которая были проведена группой Орла за год оккупации Людинова. В 1957 году Алексею Шумавцову и его товарищам было присвоено звание Героя Советского Союза. Священник Свято-Лазаревского храма города Людинова отец Викторин (агентурная кличка Ясный) в 2007 году Указом Президента РФ по ходатайству прихожан и краеведов Калужской области награжден медалью «За отвагу». После провала группы комсомольцев-подпольщиков и казни Орла Ясный остался вне подозрения немцев и полиции и смог работать в одиночку до конца оккупации города Людинова, обеспечивая бывшего начальника Людиновского райотдела НКВД, а в тот период командира партизанского отряда Василия Золотухина самыми свежими разведданными.
Но вернемся в 50-ю армию, в начало октября 41-го, в полные трагедии дни и ночи прорыва немецких дивизий на восток и крушения фронтов, прикрывавших Москву.
6 октября генерал Петров доложил начальнику Генштаба о том, что противник в 15.30 захватил Брянск, что немецкие танки вошли в город с востока, что в Людинове тоже танки противника и что после короткой паузы танковая колонна вышла в направлении Жиздры, что связи со штабом фронта нет, и запросил «указаний, что делать, удерживать ли занимаемый рубеж».
Дело в том, что в эти дни штаб 50-й армии потерял связь со штабом фронта. Вернее и исторически точнее: штаб Брянского фронта, расположенный в районе Свень,
6 октября приблизительно в 14.30 атакованный немецкими танками, под огнем танковых пулеметов вынужден был эвакуироваться в район Белёва. Как комментирует этот эпизод военный историк Лев Лопуховский, «управление войсками фронта было полностью парализовано, что самым серьезным образом осложнило их положение. С этого момента о судьбе командующего фронтом несколько дней ничего не было известно» [2] .
Теперь о пропаже комфронта известно все: генерал-полковник Ерёменко в эти дни командовал войсками одной из дивизий 3-й армии, лично отражая атаки противника, который тем временем целенаправленно осуществлял охват армий Брянского фронта и формировал котел. В личной храбрости генералу Ерёменко отказать нельзя, но вот командование войсками фронта он в эти дни явно упустил. И противник этим воспользовался. Правда, в штабе группы армий «Центр» несколько недооценили упорство армий, противостоящих 2-й полевой армии и танковым частям Гудериана. В ответ на обеспокоенность командующего 2-й танковой армией угрозой его левому флангу из штаба фон Бока ему ответили: «Окружение противника перед левым флангом 2-й армии не имеет столь решающее значение, как продвижение 2-й танковой армии на северо-восток. Если намеченный удар танковой армии и правым флангом 4-й армии будет успешным, то противник перед фронтом 2-й армии не избежит уничтожения…» [3]
Танки Гудериана в те дни летели на юг, как на крыльях, в сутки покрывая расстояние 50–60 километров.
На запрос генерала Петрова, обратившегося в Генштаб напрямую, маршал Шапошников отдал распоряжение принять все меры к розыску комфронта. И далее: «При отсутствии Ерёменко Вам вступить во временное командование фронтом. Срочно выделить резерв для удара на восток в направлении на Орёл. Под хорошим прикрытием организуйте отвод армий фронта на рубеж Орла, Курска. Не допускайте окружения и паники. Директива передается» [4] .
Генерала Ерёменко в те дни разыскивали всеми возможными средствами. Но поскольку так и не нашли, 7 октября Ставка приняла решение: возложить временно командование войсками фронта на командарма-50 генерал-майора М.П. Петрова, «подтвердив всем трем армиям фронта их задачу пробиваться на восток за линию ст. Ворошилово, Поныри, Льгов». «Прорыв на восток организовать так, чтобы ни одна дивизия не была окружена или отрезана противником, а матчасть артиллерии и пулеметов должна быть сохранена. Срочно донесите, какую имеете связь с 3-й и 13-й армиями. Донесите коротко наметку плана действий» [5] .
Основные положения директивы были следующими:
«1. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает Вам:
а) энергично решить основную задачу фронта – разбив орловскую группировку противника, выйти на фронт Мценск (иск.), ст. Ворошилово, Поныри, Фатеж, Льгов, прикрывая направление на Тамбов и Воронеж;
б) Принять все меры к сохранению всех стрелковых и кавалерийских дивизий и материальной части, чтобы ни одна дивизия не была окружена или отрезана противником» [6] .
Поздно уже было догонять «подлеца Гудериана» и расходовать на эти нереальные марши и невозможные сражения силы и средства, которых у армий уже не оставалось.
Однако дальнейшие события показали, что те дивизии, которые потратили остаток своих сил на прорыв из окружения и выход на новые тыловые позиции, смогли сохранить не только свои наименования и знамена, но и основу, костяк командного состава, бойцов, а некоторые вытащили из болот и пойм Десны и Рессеты материальную часть – артиллерию, транспорт, тылы.
Генерал Петров начал вывод войск фронта из окружения.
Генерал же Ерёменко впоследствии, когда командарм-50 будет считаться пропавшим без вести, напишет: «Итак, 7 октября рано утром я отдал предварительные распоряжения, переговорив лично с командующими 13-й и 3-й армиями, а в 14.00 этого же дня отдал общий приказ о повороте фронта на 180 градусов». Все же не хватило наглости написать, что переговорил, мол, лично и с командующим 50-й армией…
Генерал Ерёменко, как выяснилось потом, тем временем находился в штабе 3-й армии генерала Крейзера [7] . И оттуда командовал фронтом. Правда, за эти дни ни одного приказа и распоряжения от командующего Брянским фронтом штаб 50-й армии не получил.
50-я армия попала в самую жестокую мясорубку. 3-я, 13-я и группа генерала Ермакова, несмотря на то что еще 30 сентября угодили под таран танкового клина Гудериана, растрепанные и постоянно отступающие от рубежа к рубежу, все же держались вместе и из окружения выходили по кратчайшему маршруту, выбирая те направления, где было легче прорваться. 50-я, упорно стоя на своих рубежах, была окружена, дралась в полной изоляции, а потом вынуждена была прорываться на восток, чтобы не сгинуть под пулями и гусеницами немецких танков и в лагерях военнопленных. Прорывалась она по маршруту, указанному из Москвы, из Генштаба. Ох уж этот Генштаб! [8]
Гудериан повернул свою 18-ю танковую дивизию на северо-запад, к Хвастовичам и Кцыни, и 9 октября соединился с пехотными частями 2-й полевой армии генерала Вейхса. Брянский фронт оказался расчлененным на южный и северный котлы. В южном (район Трубчевска, Навли и Сузёмок) сидели армии генералов Крейзера и Городнянского. В северном (Брянск, Дятьково) немцы начали сдавливать 50-ю. Группа генерала Ермакова действовала в отрыве от основных сил фронта, в районе Рыльск– Льгов.
А теперь давайте посмотрим, как реагировали в штабе группы армий «Центр» на попытки окруженных вырваться из запечатанных котлов.
Из дневника фельдмаршала фон Бока. Запись сделана 9 октября 1941 года.
«Издан специальный бюллетень, где говорится о втором котле под Брянском. Я позвонил Гальдеру и сказал, что намеренно никогда не упоминал об этом котле, так как его восточный фронт весьма шаток, и Гудериану с его слабыми, сравнительно, силами вряд ли удастся его надежно запечатать. Как только я повесил трубку, пришел рапорт о том, что там имели место две попытки прорыва, к счастью вовремя пресеченные. Гудериан подтягивает в этом направлении свои силы, чтобы ликвидировать возможность крупного прорыва. Атакой с западного направления захвачен Трубчевск.
В ночь с 9 на 10 октября в 3.00 пришел прямой приказ фюрера в кратчайшие сроки направить в распоряжение Гудериана 19-ю танковую дивизию и пехотный полк «Великая Германия», чтобы не позволить окруженному на юге от Брянска противнику совершить прорыв в восточном направлении! Я доложил, что 19-я танковая дивизия в настоящее время находится на юго-западе от Юхнова и что ее отвод с занимаемых позиций поставит под угрозу снабжение 4-й армии и частей люфтваффе, каковое осуществляется по дороге, контролируемой 19-й танковой дивизией. Более того, в соответствии с информацией, полученной от 2-й армии, Брянскую дорогу нельзя использовать по назначению ранее 10 октября по причине многочисленных повреждений. По исправным секциям дороги движутся колонны машин с горючим для 2-й танковой армии (2-я ТГ). Доставка горючего прежним окружным путем с юга не может осуществляться по причине ужасного состояния грунтовых дорог. В этой связи я затребовал разъяснения, каковое действие считать приоритетным – доставку горючего или передислокацию полка «Великая Германия». Из полученного ответа я себе уяснил, что Гудериан без 19-й дивизии может и обойтись и что доставка горючего конечно же имеет первый приоритет; однако передислокация полка «Великая Германия» в расположение 2-й танковой армии должна быть осуществлена по Брянской дороге в максимально сжатые сроки, как только состояние дороги это позволит.
Желая побыстрей прояснить обстановку под Брянском, я приказал танковой армии Гудериана разделаться с противником, окруженным на юге от города. С войсками, окруженными на севере от Брянска, предстоит иметь дело 2-й армии. При этом танковая армия должна следить за тем, чтобы противник из северного сектора окружения не прорвался в восточном направлении».
В конце дня фон Бок записал: «Гудериану предложено иметь в виду, что после выхода к Туле его танковую группу могут повернуть более резко, нежели планировалось ранее, на восток в общем направлении на Рязань» [9] .
Итак, ликвидацию северного котла, где пехотные дивизии Вейхса и танки Гудериана продолжали сжимать 50-ю армию, в немецких штабах считали делом ближайших дней.
Но уже на следующий день, 10 октября 1941 года, фон Бок записывает: «Попытки прорыва, предпринятые противником на юге от Брянска, успешно пресечены; так что вся вчерашняя суета и озабоченность по этому поводу оказались безосновательными. На севере Брянска, напротив, главные силы русских, скорее всего, уже вырвались из окружения. Тем не менее там еще много чего осталось, особенно в смысле вооружения и военного имущества» [10] .
За минувшие сутки дивизии армии генерала Петрова, прикрываясь сильными арьергардами, по раскисшим дорогам, а иногда и по бездорожью совершили пятидесятикилометровый марш и вышли к Хвастовичам.– Наше дело какое… – рассуждал пожилой боец Отяпов, расправляя перед ярким пламенем костра сырые портянки. – Наше дело солдатское. Приказали бежать – мы и бежим. Бежать – не позор. Это я вам говорю точно. Потому как можно и вернуться. – И Отяпов хитровато и весело улыбнулся, шевельнул свою портянку, от которой сразу пошел густой мужицкий дух; смешиваясь с дымом махорки, он завязался в такой ядреный жгут, которым можно было повалить любую вражью силу.
А их полк третьи сутки на марше. И марш-то какой-то несуразный. Командиры злые, неразговорчивые. Видать, думал себе боец Отяпов, все это оттого, что на прежних позициях много добра покидали, а теперь за такую бесхозяйственность и форменное вредительство придется отвечать перед родиной и народом. Но народ-то, перед которым надо было держать ответ, и сам бежал, горбясь под мокрым снегом в промокших шинелях и ватниках. Хорошо хоть винтовки не побросал. А родина все не кончалась и не кончалась. Правда, дороги становились все хуже и хуже.
– Ты, Отяпов, своим штандартом тут перед нами не маши, – сказал сержант-связист, прибившийся к их взводу по дороге.
– А что такое? Аппетит испорчу? Так все одно с утра ничего не ели и, видать, до утра ничего такого не предвидится.
– Вот выйдем к Рессете, там, в Хвастовичах, наши дивизионные тылы. Там нас ждут кухни и отдых. Так что, ребята, не падайте духом. – Ротный стоял чуть поодаль, под разлапистой елью, и тоже нервно курил, заглушая голод и тоску.
Обсушиться они и на этот раз не успели. Пронеслось по лесу, от костра к костру вдоль остановившейся на час-другой дороги:
– Тушить костры! Приготовиться к маршу!
И снова двинулись по осенней слякоти, изнашивая остатки обуви, которая первая страдала во время таких изнурительных переходов. Вот, думал боец Отяпов, с беспокойством посматривая на свои ботинки, и спать вам не надобно, и есть не просите, а силу изнашиваете прежде моей. Еще месяц назад он получил со склада совсем новенькие ботинки. Крепкие, как борона, пахнущие дегтем. И сносу им, казалось, не будет. И что он в них повоевал? Какие такие сроки? Неделю и два дня. До этого, так сказать, нес службу при дивизионной прачечной. Там, с бабами, было повеселее. А тут вон и шутки никто не понимает…
В левом ботинке стало холодить, а вскоре захлюпало. Что ж ты, боец, с досадой поглядывал на него Отяпов, так скоро из строя запросился? Да, вот попробуй, хоть какой ты будь командир, но прикажи ему, ботинку, воду не пропускать! Хрен он тебя послушается. А ты, сутки не кормленный, с десятью патронами в подсумке, изволь исполняй то, что тебе прикажут. Хорошо, что придумал Отяпов себе вот какое облегчение жизни: выменял за табак у сержанта-связиста новенькую пару фланелевых портянок, подвернул их, сверху обмотки, и – как в сапогах! Но где-то сбоку, видать, раскис и начал расходиться шов. Надо бы просушить ботинок, почистить его и подбить свежими деревянными гвоздями. Но где о таком думать в этой кутерьме?
Спать на ходу для Отяпова – дело тоже привычное. Лишь бы на чей-нибудь штык не напороться. А то споткнется кто из впереди идущих, выставит свою винтовку со штыком, а ты – на его. Хорошо, народ почти побросал свои штыки. Ни к чему они теперь им, бегущим. Только за березки ими цепляться…
А дрема так и охватывает, так и ласкает тело. Нет сил отгонять ее. Так и прилег бы сейчас под любым кустом, не посмотрел бы ни на сырь, ни на что. Только бы выспаться всласть, а там будь что будет…
И посреди этих своих сугубо личных мыслей встрепенулся Отяпов, открыл глаза и увидел идущего рядом старшего лейтенанта Безлесова. Тот, похоже, тоже на него глянул. «Как бы не догадался, о чем я только что возмечтал», – беспокойно подумал Отяпов. Вспомнил вечернее происшествие…
ЧП случилось, когда только-только начало смеркаться и дивизия, закончив дневку, побатальонно начала выдвигаться на лесную дорогу. Из роты пропали двое. Отяпов их знал. Тамбовские. Вроде бы хорошие, надежные ребята. На Десне лежал с ними в одном окопе, когда немец налетел самолетами и начал обрабатывать тяжелыми бомбами передний край обороны полка. Ничего, медвежатиной от них после налета не пахло. Потом отбивали танковую атаку. Один танк прошел через их окопы, и артиллеристы подожгли его уже в тылу, возле блиндажей санчасти. Но и тут тамбовские не сплоховали. Стреляли, как все, отсекали пехоту.
И вот – ушли с поста. Смена пришла, а их и след простыл.
Роту послали на поиски. Прочесали ближайший перелесок, нашли. Сперва винтовки. Они их побросали в куст. Подсумки, гранаты. А потом и самих.
Расстреливали перед дорогой, чтобы видел весь полк. Зачитали приказ. Вырыли ямку. А полковая колонна все шла и шла мимо, и все смотрели на тамбовских, как они стояли над ямкой под березой белые как мел и ждали каждый своей пули.
Когда комендантские вскинули винтовки, Отяпов закрыл глаза. Смотреть на то, как умирали тамбовские, он не пожелал. Отяпову почему-то их было все же жалко. Хоть и присяге они изменили, и товарищей своих бросили, в том числе и его, Отяпова, но все же в душе стонала какая-то жалость и сомнение, что можно было бы не расстреливать тамбовских. Постращать, попозорить, но жизнь оставить. Потому Отяпов и зажмурился, когда захлопали возле березы затворы. А некоторые смотрели. И потом обсуждали, как падали расстрелянные в яму и как их комендантские закапывали…