Думитра лежала на кровати с полуоткрытыми глазами, следя из-под ресниц за игрой теней в комнате. Она чувствовала усталость после тяжелого дня и хотела только одного — поскорее заснуть, но сон не приходил. В подобных случаях она обычно закрывала глаза, но не совсем, а так, чтобы предметы теряли свои реальные очертания, превращаясь в бесформенную массу, не властную над воображением. И тогда она отделялась от них, с легкостью уносилась к дальнему краю неба, проглядывавшему меж соседних домов. Большие и маленькие звезды мерцали в бесконечности космоса. Луна величиной с колесо телеги разливала по небу серебряный свет, который проникал в комнату и придавал вещам магический вид.
Думитра увидела, как на небе оторвалась огненная точка и полетела прямо в ее сторону. В оконном стекле внезапно вспыхнула молния, воздух в комнате вскипел и… все утихло, словно ничего не произошло.
«Интересно, что бы сказал дядя, если бы увидел все это. С ним-то наверняка ничего подобного не происходит, оттого-то он такой холодный и непроницаемый, как зеркало». Думитра подождала еще немного, но было по-прежнему совершенно тихо, тогда она решила заснуть, увидеть сны и все позабыть. Не успела она завершить мысль, как ее ослепил яркий шар света. Он то поднимался к потолку, то прикасался к предметам, словно заигрывая с ними, то замирал на полу. Шар несколько раз касался лба и плеча Думитры, и эти прикосновения походили на удивительно нежную ласку.
«Что же это такое?» — спросила себя Думитра, не находя никакого объяснения. Она кусала руки до крови, щипала себя за щеки. Нет, это ей не снилось. Шар продолжал весело перемещаться по комнате, но Думитра перестала следить за ним из-за боли в глазах. Словно почувствовав ее состояние, шар исчез. Думитра успокоилась, попробовала было собраться с мыслями, как вдруг откуда-то из-за спины послышался вздох. Она вскочила и по инерции спросила:
— Кто там?
Никто не ответил. Лишь только воздух как-то странно вибрировал, потревоженный чужим присутствием. Думитра снова улеглась, решив больше не обращать внимания на звуки, раздававшиеся на улице, но вздох повторился.
Думитра больше ничего не понимала. Кто бы мог быть в столь поздний час? И тут она заметила рядом с кроватью хрупкую светловолосую девочку лет семи-восьми.
Думитра сообразила, что дверь заперта и девочка никак не могла попасть в квартиру, расположенную к тому же на третьем этаже. С едва скрываемым беспокойством она спросила:
— Как ты вошла? Ты кто?
Девочка сразу не ответила. Она неподвижно глядела Думитре прямо в глаза, словно не понимая языка. Через некоторое время она заговорила, нащупывая слова, словно слепой — предметы:
— Я вошла… просто… вместе с лунным светом. Меня зовут Инея.
— А откуда ты взялась, скажи на милость? — заволновалась еще сильнее Думитра.
Девочка не спешила с ответом. Сначала она медленно повернулась в окну и указала куда-то на небо, на какую-то только ей одной заметную звезду.
— Вон оттуда, с той далекой звезды.
«Похоже, она больна, — решила Думитра. — Наверняка я все-таки забыла запереть дверь, а она сбежала из какой-то лечебницы».
На всякий случай Думитра решила обращаться с девочкой помягче и попытаться узнать правду.
— Присядь, отдохни. Ты наверняка хочешь есть?
Девочка снова посмотрела Думитре прямо в глаза, словно пытаясь понять услышанное. В первый момент Думитра просто не сообразила, что происходит, но затем пришла в ужас: Инея росла прямо на глазах. Теперь ей было уже лет восемнадцать-девятнадцать. Немного поколебавшись, девушка ответила:
— Нет, я не голодна.
Инея с легкостью оторвалась от места, на котором стояла, словно была невесомой, и воздушной походкой направилась к Думитре, присела рядом на кровать, и тогда стало заметно, что у нее не было тела, вернее, оно было… но, во всяком случае, не такое, как у всех людей. Странное существо, лишенное плоти, мышц, нервов, она выглядела скорее как поток плотного света, вырванного из материальности того шара, с той лишь разницей, что Инея обладала внешностью и признаками человека.
Думитра не удержалась и дотронулась до руки девушки. Никакого сопротивления. Ее пальцы погрузились в светящееся вещество, прошли сквозь него, отдернулись, при этом форма руки девушки осталась неизменной.
— Странная ты какая!
Девушка улыбнулась и ответила на этот раз почти сразу, словно привыкнув к неизвестным словам:
— Да… мы все такие.
— Кто это мы?
— Жители звезды Илира.
«Она настаивает на том, что явилась со звезды. Впрочем, на земную жительницу она не очень похожа. Надо же мне было угодить в такую ситуацию», — досадовала Думитра еще и оттого, что не знала, как поступить дальше.
Подобные истории с ней раньше не приключались. Она, правда, слышала, что где-то за границей (забыла, в каком именно городе) появился похожий инопланетянин, однако долго не протянул. Люди провели с ним столько экспериментов, что он не выдержал и в один прекрасный день исчез так же неожиданно, как и появился. Ну да ладно, то ведь был полноценный мужчина, а это — девочка, хотя сейчас ей уже было лет двадцать пять. Она опять подросла. И потом, тот инопланетянин попал к ученому, а она, Думитра, кто она такая? Всего лишь бедная художница.
— И зачем же ты явилась на землю, Инея?
— Мне нужно было прийти.
— Тебе здесь очень нравится?
— Мне нужно было прийти, — упрямо повторила девушка.
— А почему ты выбрала именно меня?
— Ты мечтательница.
— Ха-ха-ха, — засмеялась Думитра. — Словно тебе было известно, какая я на самом деле!
— Как видишь, известно.
— И как там, на вашей звезде?
— Время течет по-другому — сразу с десяти сторон Вселенной. И еще у нас нет теней.
— А здесь есть.
— Вижу, — сказала девушка.
— Ты не хочешь спать?
— Пока нет. Я еще только вхожу в ваше время.
При этих словах Думитра опять вспомнила о необычности ситуации, в которую она попала, и с некоторым страхом подумала о своих друзьях и знакомых. Что они скажут, когда увидят гостью?
— Не бойся, — ответила Инея на мысль Думитры. — Сейчас они меня не увидят, а к утру я уже ничем не буду отличаться от остальных людей. Я умею переходить из одного состояния в другое. Просто я не тороплюсь. Еще есть время.
Сказав это, она поднялась, прошла своей плывущей походкой к окну и дотронулась до почек цветка в горшке. Думитра широко раскрыла глаза от удивления, потому что почки тут же распустились, и цветы, похожие на восковые звездочки, украсили подоконник.
Думитра забыла про сон. Слишком невероятными казались события, и от избытка переживаний сон улетучился. Она накинула на плечи халат и включила свет. Достала сигарету из ящика тумбочки и, устроившись в кресле, глубоко и жадно затянулась, избегая смотреть в сторону, где находилась Инея. Думитра еще питала тайную надежду, что это был призрак и сигаретный дым вырвет ее из видений. Но призрак подал голос, и Думитра окончательно смирилась.
— Ты должна радоваться, что я существую, а не огорчаться. Ты позабыла о нашей близости… Когда ты рисуешь, когда стоишь перед холстом, разве эти редкие минуты вдохновения не пробуждают и не укрепляют память твоей души?
Думитра, однако, не осмеливалась смотреть в ту сторону, откуда доносился голос. На нее навалилась тяжесть стыда за свой дурацкий страх, рожденный инстинктом самосохранения, когда во что бы то ни стало хочется походить на всех окружающих, лишь бы только жить без забот, наступить на свое сердце и медленно приспособиться к поверхностному дыханию.
— И все-таки, зачем ты пришла?
— Я нужна тебе.
— А тому ученому, к которому явился кто-то со звезд, ему это тоже было нужно?
— Да, но «лишенные лицá» захотели использовать его открытие в своих корыстных целях, и ученый поддался их соблазну, поэтому и лишился всего.
— Кто это такие — «лишенные лицá»?
— Это люди, которых влекут на земле деньги, слава и прочие блага. Но тебе не грозит опасность с этой стороны.
Думитра слабо улыбнулась.
— Выходит, мне следует ожидать ее с другой стороны?
— Каждая планета от чего-то страдает, а вместе с ней и ее обитатели. Я хочу, чтобы ты не страдала.
— Что-то с трудом верится, что тебе это удастся. Мы рождаемся, любим, умираем. Все связано со страданием. Случаются, правда, и маленькие радости.
— Мы отправимся вместе на Остров голубых снов. До рассвета ты вернешься обратно.
— На Остров голубых снов? А где он находится?
— В космосе, — Инея улыбнулась, затем огляделась вокруг, словно что-то разыскивая, и, заметив последнюю картину Думитры, замерла. Свежая краска еще не успела высохнуть, и Думитра, перехватив руку Инеи, чтобы не дать ей испачкаться, опять вздрогнула, потому что коснулась лишь воздуха, может быть, несколько более сгущенного.
Инея понимающе улыбнулась и приободрила:
— Ничего, ты привыкнешь. В конце концов, если б я захотела, то смогла бы изменить свою природу прямо сейчас, но зачем торопиться?
Инея разглядывала картину. На ней, между небом и землей, озаряя бесконечное пространство внутренним светом, был изображен остров, похожий на гигантское яйцо правильной формы. Молочно-голубые волны омывали его со всех сторон.
Думитра поглядела на свою картину и догадалась, что собирается сказать ее новая знакомая:
— Именно так и выглядит Остров голубых снов. Ну что скажешь, пойдем?
— А разве он существует?
— Нельзя вообразить то, чего нет. Если что-то нельзя описать словами, то нельзя и изобразить. Я хочу помочь тебе понять, что ни одно из подлинных человеческих переживаний не теряется. Ты создала неповторимый Остров голубых снов, разве тебе не интересно на него взглянуть? На холсте изображен только его образ, а сам остров — ждет, пульсируя в пространстве. Это недопустимо, — повысила голос Инея.
— Что ты имеешь в виду? — Думитре хотелось ее успокоить.
— Недопустимо так сильно верить во время творения, чтобы потом, в повседневной жизни, от всего отказаться. Это просто непростительно. Ты должна его увидеть, пройтись по его чистым полям, может быть, тогда ты поймешь, что я тебе говорю.
— Но как мы сумеем туда попасть?
Девушка оставила вопрос висеть в воздухе, вместо ответа подошла к Думитре и произнесла заботливым голосом, словно обращаясь к больной:
— Закрой глаза и не бойся, доверься мне…
Думитра закрыла глаза, и Инея стала произносить слова на неизвестном языке. Звуки проникли в ее кровь, и волны пурпурного потока понесли их к сердцу, к мозгу. В тех звуках было что-то от волшебных песен Орфея, они разливали по телу Думитры тепло и покой. Она чувствовала себя сильной, независимой, хозяином своей собственной воли. Думитра больше не думала о мнении знакомых, своего злого дядюшки. Пусть себе считают, что она неустроенна, одержима, вообще не в своем уме. Что они понимают? Разве дано им испытать радость обнаружения своего «я», превосходящую все радости на свете? Разве им доступен смысл фразы Эминеску: «Верни мне самого себя»? Они с таким апломбом произносит его имя, даже не удосуживаясь прочитать хорошенько ею творения.
Звуки прекратились, и Думитра ощутила ритмичную, волнообразную дрожь в спине. Казалось, она вся устремилась вверх, подобно могучему ветру, и не было силы, способной удержать этот свободный порыв. Она оказалась во власти неведомой энергии, которая скрывалась в ней самой. Скорость вращения была невообразимой. Неведомый мотор жизни включился в ее теле и теперь рвался наружу, требовал нового пространства.
Думитра сорвалась с места. Она устремилась ввысь со всей силой тоски, скрываемой долгие годы, необъяснимой тоски по идеалу, отчуждающей ее от окружающего мира. Нет, она любила людей. Боже, как она их любила! Думитра видела их бессмертными и прекрасными. Она парила по комнате, превратившись в сферу, похожую на сферу Инеи, с той лишь разницей, что была лазурного цвета.
Думитра закричала: «Инея, Инея, где ты?» — но не услышала своего голоса. Ее охватило отчаяние.
Другая светящаяся сфера приблизилась и нежно прикоснулась к ней. И тогда Думитра поняла: в таком состоянии можно обходиться без слов.
— На Остров голубых снов, к мосту между нами и людьми, — мысленно позвала золотая сфера Инеи.
— На Остров голубых снов, к мосту между зримым и неведомым, — отозвалась лазурная сфера Думитры.
Они летели со скоростью мысли, однако Думитра с удивлением отметила, что испытывает удовольствие от всех подробностей звездного полета. Они вырвались из атмосферы, пронзили луну, и, по мере преодоления земного притяжения, их сферы постепенно вытянулись до яйцеобразной формы. «Мы словно столбы света», — подумала Думитра, глядя на себя одновременно с десяти сторон.
Остров оказался таким же, как на картине Думитры. То же гигантское яйцо совершенной формы, но только не окаменевшее, как мрамор, а пульсирующее, как сердце. Он был создан из неведомого Думитре вещества — загадочного сгустка света и дыхания, испещренного голубыми венками. Чтобы приблизиться к острову, понадобилось совершить то же волнообразное движение, как и раньше при превращении в сферу.
Гигантский остров принял их как знакомых. Его приветственная улыбка проявилась в цветущем поле и появлении множества светлых деревьев. Самое удивительное, что все вокруг ежесекундно менялось: новые цветы, новые деревья. Остров плодоносил с детской изобретательностью.
— Он еще молод, — объяснила Инея, сияя поблизости, — и только учится плодоносить. Поэтому «лишенные лица» не должны сюда проникнуть — ведь остров не умеет еще переносить страдания или болезни. Это на старой земле «лишенные лица» перемещаются без всяких усилий. Вам еще многое придется от них вытерпеть.
— Опять эти «лишенные лица». Кто они такие, в конце концов, и почему нам придется много вытерпеть?
— Сейчас я все объясню. Скажи, у вас на земле есть злые люди?
— Есть.
— Вот и все объяснение. У этих злых людей как раз и нет лица.
— А мне всегда казалось, что есть.
— Только внешне. Однако, по сути, они все растеряли: их руки и ноги служат другим существам, а именно — тем вампирическим остаткам Вселенной, отброшенным на огромные расстояния от нашего звездного архипелага, которые нашли убежище в космических пещерах. Они мечтают о мести, однако к звездам им трудно подобраться, потому что их сразу же отталкивает радиоактивное поле, вот они и набрасываются на планеты.
— Что же им нужно от нас?
— Они мечтают подменить всех людей, одного за другим. Великие художники в своих произведениях много раз предупреждали об этой опасности. В этом нет ничего удивительного, ведь художники невиннее, они открыты для света и легче воспринимают наше вдохновение. Мы любим их как детей и часто посещаем, только многим кажется, что это сон, они не верят в наше существование. Они даже придумали для нас земное имя — музы.
— Да-да, музы. Я тоже вас так называла.
— Знаю.
— А «лишенные лица» сильно отличаются от обычных людей?
— Конечно. Они безмерно тщеславны, жестоки, ограничены собственным эгоизмом. Ради зыбких благ и славы они пойдут на все. На их лице постоянная жесткая маска. Запомни, что самые ужасные их дела случаются по вашей воле и при самых обычных обстоятельствах, так что даже может показаться, что причина их — в самом человеческом обществе. «Лишенные лица» легко находят друг друга, объединяются в группы, провоцируя террор и бойню между людьми. Их излюбленное оружие — ложь и коварство.
Думитра вспомнила о старой дорогой земле, и горечь стрелой пронзила ее сердце.
— Тебе пора обратно, Думитра. Немедленно. Уходи, я не хочу, чтобы страдал остров. Он ведь чувствует то же, что и ты, ведь он — часть тебя самой.
— Все уже прошло, не беспокойся, я прогнала все свои грустные мысли.
Думитре в самом деле удалось развеять без следа печаль, и теперь она сияла, как и раньше, без единой тени в лазурной колонне своего света.
— Интересно все-таки, как они вселяются в людей. Это, наверно, очень сложный психологический процесс?
— Чужаки, или, как их называют ваши ученые в своих научных гипотезах, волны антипатии, легко разрушают ауру, или, по-вашему, магнитное поле людей, лишенных воли, чистосердечия, наконец, просто доброты. Падение наступает незаметно, в снах или мыслях, потому что реальные поступки — уже следствия психических переживаний, произошедших ранее. Вот, к примеру, как описывает это перерождение один ваш поэт:
Так, сидя за столом средь болтунов
И хвастунов, вином разгоряченных,
Разгоряченный сам своей же речью.
Своим же пустословием ободрен,
Он даже не заметил: то ли в двери,
То ль просто так, невидимый никем,
Чужак явился в дом — туманом, паром,
Лиловым вихрем, шалым ветерком,
И вряд ли кто сумел бы объяснить,
Что воплощает он и из какой
Неразличимой, странной ткани соткан,
Без образа, без контура, без лика…
Думитра прекрасно помнила стихи, память по каким-то своим неведомым путям донесла давно прочитанные строки:
И лишь улыбка хладная его,
Сама как будто в воздухе витая,
Дрожа в тяжелых складках занавесок
И затемняя трезвый свет в глазах,
Его — тот призрак — в чем-то выдавала…
И вот, покуда этот человек
С другими в красноречье состязался,
Ему виденье распахнуло грудь —
Так можно разодрать дупло пустое —
И, как в приют желанный, как в шалаш,
В нее вошло. И только в этот миг
Увидели пирующие: вздрогнул
Оратор и невольно застонал.
Казался он безумно одиноким,
Беспомощным… Он стал клониться вдруг.
Руками душный воздух обнимая
И словно умоляя возвратить
Утраченное…
— Это очень точное описание. Однако тех, кто предчувствует эту опасность, подстерегают другие искушения. Это испытание произойдет и в твоей судьбе. До сих пор тебе нечего было бояться. Пока что чужаки выжидают подходящего момента, и он наступит. Поэтому я и пришла, чтобы показать тебе Остров голубых снов. Человек, похожий на этот мирный остров, становится недоступным для чужаков, помни об этом!
«Ах! — подумала Думитра. — Почти то же самое мне говорил когда-то брат: „В мире моя душа находилась, словно в золотой раковине“. Если бы и на земле я чувствовала себя, как на этом Острове голубых снов, сколько бы пустого прошло мимо меня. Как я хочу наполниться тобой, загадочный остров, слиться воедино. В этом спасение от разочарования — оставаться самой собой, что бы ни случилось».
Какое-то время Инея ничего не сообщала Думитре. Она тихо сияла рядом, пребывая словно в нерешительности.
— Тебе нужно вернуться…
— Разве ты не пойдешь вместе со мной?
— Я приду потом. Я буду часто тебя навещать. Вот увидишь. Сейчас что-то в тебе еще мешает нашему сближению, но я приду. Мы не бросаем на ветер обещаний. Не расстраивайся, слышишь? Остров не должен страдать.
Но Думитра была обескуражена новостью и больше не могла сдерживать себя. Она надеялась, что они вместе вернутся на землю и Инея всегда будет рядом, больше не придется страдать от одиночества, которое она испытывала после смерти брата. Она надеялась, что жизнь ее наконец-то вольется в изначальный поток красоты, которая открывалась ей в миг откровения.
— Ты тоже хочешь меня оставить? Почему?
Думитре хотелось плакать, кричать, закрыть ладонями лицо. Ее обжигало недоумение, постепенно перешедшее в досаду и горе. Но свет не умеет плакать, не умеет кричать, у него нет рук. И тогда на Думитру легла тень. Совсем крошечное пятнышко горечи размером с листик или ягоду выскользнуло из нее и разлилось по поверхности острова, затаившись у только что выросших деревьев. Казалось, ничего не произошло, однако эти деревья больше не могли исчезнуть из подвижного теста острова, словно невидимая сила пригвоздила их к месту. Так они и остались торчать, смущенные и удивленные, постепенно утрачивая свое сияние, цепенея и застывая посреди этого красочного переменчивого мира.
На месте, куда упала тень, больше ничего не росло. Инея быстро подплыла к Думитре, почти слилась с ней, и она поняла, что произошло что-то непоправимое.
— Ты заразила остров, Думитра, — раздался откуда-то из глубины ее самой голос Инеи. — Это место не будет плодоносить, пока ты сама не избавишься от тени. А ведь этот остров — место отдохновения для тебя, Думитра, и для других. Он не должен ведать о грусти и слезах, ведь он — единственный путь к звездам, разве тебе это еще не понятно? Неужели ты не хочешь увидеть звезды?
Думитра виновато пылала.
— Я думали, ты вернешься со мной на землю, и мы никогда не будем расставаться. Теперь я вижу, что не готова, ведь из-за меня может серьезно заболеть остров. Да-да, я уйду. Сейчас, немедленно.
Она с ненасытной жадностью окинула взглядом сказочный остров. В последний раз. Гигантское живое яйцо пульсировало, множеством красок заливая все вокруг. На долгие световые годы простиралось его благотворное влияние. Великая связь между человеком и природой стала на этом острове решающей для совместного существования.
Мысль о том, что она никогда больше не попадет сюда, показалась Думитре невыносимой, и, чтобы избежать нестерпимой печали, приближение которой уже ощущалось, и не обрекать на страдания Остров, чудесный остров ее воображения, Думитра, не раздумывая, молнией устремилась к земле, этой терпеливой, способной все вынести колыбели.