Я проснулся, потому что на кухне звенела посуда. Спустился вниз — Хани стояла на табуретке и выбрасывала всякий хлам из кухонных шкафов. На разделочном столе я увидел коробку, уже набитую до половины едой, картонками, контейнерами.
— Доброе утро, Хани!
— Ой! Как ты меня напугал. — Хани спустилась с табуретки. — С добрым утром, внучок. А я вот только начала. Буду тут все чистить.
— Помочь?
Хани прищурилась, разглядывая очередную жестянку.
— Давай. Пригодятся твои молодые глаза. Какой тут срок годности?
Я подошел поближе.
— Две тысячи четырнадцатый. На выброс.
— Правда? Ну, даже не знаю. Говорят, в жестяных банках продукты долго хранятся.
— Никто такого не говорит, Хани.
Она рассмеялась и бросила жестянку в коробку.
— Как закончу со шкафами, займусь холодильником. Тесса обещала прислать мне помощницу. — Бабушка умолкла, посмотрела на коробку — та была полна. Потом она произнесла негромко: — Я стараюсь, Джейк.
— И я тоже, Хани. Пойду узнаю, собираются ли Мейсон и Лоуви сегодня на наблюдения. И никаких видеоигр. Честное слово!
Глаза у бабушки блеснули.
— Вот и умничка. Кстати, я сегодня пойду на рынок за продуктами. Чего тебе принести?
— Замороженной пиццы?
— Будет сделано.
— И еще арахисового масла, пожалуйста. И джема. И крекеров. Еще мороженого. Шоколада. И…
Тут Хани меня оборвала:
— Гадостей покупать не буду! И еще мне же нужно все это домой дотащить! — добавила она с ухмылкой.
— Может, сходить с тобой?
Она покачала головой.
— В следующий раз обязательно пойдем вместе. Вдруг найдем что-то особенное?
— Отлично. — Я улыбнулся в предвкушении.
— Ах, мальчик ты мой, ты прямо исцеляешь мне душу. Показываешь, что даже в моем возрасте жизнь может стать приключением.
Первую остановку я сделал на местной свалке. Хуже того, мусора оказалось столько, что ездить пришлось дважды. Закончив, я доехал до дома Мейсона — вдруг он все еще хочет со мной дружить? Остановился и увидел, что он как раз закончил заряжать электромобиль. Как хорошо, что я его перехватил!
— Пошли погуляем? — предложил я.
Он бросил на меня угрюмый взгляд, передернул плечами.
— Ну давай.
— Эй, ну прости меня, пожалуйста. Я совсем не хотел, чтобы у тебя отобрали телефон.
— И вайфай тоже.
Я поморщился.
— Угу, — произнес я уныло.
— Ладно, неважно, — сказал он, глянув на меня искоса.
— Что, правда?
— Ага. Я думал, что буду торчать один на этом острове. И мне нечем будет заняться, кроме видеоигр.
Я скривился.
— Ты хочешь сказать, я лучше видеоигр?
Он фыркнул.
— Вряд ли. И все же — да. Ты такой, нормальный.
Мне сразу полегчало.
— Поехали за Лоуви. Если она на нас не обиделась. На твоем электромобиле или на моем?
Мейсон запрыгнул ко мне.
— Тут все равно заняться нечем, так что ладно. Поехали.
Дом тети Лоуви, Сисси, был меньше, чем у Мейсона, — скорее как «Птичье Гнездо». Из него открывался отличный вид на лагуну. Лоуви выбежала к нам навстречу, как всегда полная энергии.
— Куда мы сегодня, народ?
— В Природоохранный центр, — ответили мы хором. И рассмеялись.
Я вел тележку по узкой дороге, стараясь не попадать в глубокие выбоины. Рассказал друзьям про пушечное ядро. Стоило мне остановиться, мы все выскочили и помчались его смотреть.
Да, вот оно, лежит в витрине. В темном углу, у самой двери. Неудивительно, что мы его не заметили! Желтый ярлык, на нем имена тех, кто его нашел: Эрик Поттер и Рэнд Пайпер; случилось это в 1985 году.
— Может, и мы найдем ядро, — размечтался Мейсон.
— Давайте попробуем, — поддержал его я. Мне хотелось сделать то же, что и папа.
— Вот вам прикольный факт, — продолжил Мейсон. — А вы знаете, что первую пушку сделали в Китае? И там же изобрели порох?
Я приподнял брови. Нет, я этого не знал.
— Ладно, вперед, на поиски. Согласны?
— Эй, у меня есть одна идея. Давайте за мной! — крикнула Лоуви, выскочила за дверь и побежала вниз по лестнице.
Мы — следом и дальше, по главной дороге.
— А чего мы бежим? — выкрикнул я. — Поехали на тележке!
— Нет! Не отставай! — поторопила меня Лоуви.
— Мне кажется, она вообще не умеет ходить пешком, — пробормотал Мейсон.
Мы оба прибавили ходу. Лоуви оглянулась через плечо, будто дразнясь, и помчалась еще быстрее. Длинная коса хлопала ее по спине. Мы с Мейсоном тоже приналегли, пронеслись мимо причала, где мужчина и женщина — ловцы крабов — возились со своими сетями.
А за причалом на темно-синей воде так и кишели самые разные птицы. Мы оказались в другой части лагуны. Там, у широкого деревянного настила, положенного прямо на воду, стояло несколько каяков, лежали спасательные жилеты и весла. Мы с Мейсоном согнулись пополам и пытались отдышаться.
Вид у нас, видимо, был здорово озадаченный, потому что Лоуви окликнула нас:
— Народ, чего ждете? Сказали же, что хотите на поиски!
— Ну… — ответил я, распрямляясь.
— Тогда надевайте жилеты! Поплывем на каяке! — Лоуви уже успела нацепить желто-оранжевый спасательный жилет.
— Нельзя так вот просто взять каяк. Он же чужой.
— А вот и можно. Они тут затем и лежат.
— Ну не знаю. Я в последний раз плавал на каяке в шесть лет, — признался я. — Да и тогда греб не сам.
— Да это просто! Я вас научу. — Лоуви схватила весло, подошла к краю настила. Взялась за нос оранжевого каяка. — Сперва нужно поставить ноги на оба борта, вот так, — сказала она, показывая. — А потом плюхнуться на попу.
Лоуви ловко уселась на сиденье.
— Главное — найти центр тяжести и не вывалиться. И не наклоняться далеко в сторону.
Похоже, действительно просто. Я надел жилет — очень хотелось попробовать. Положил весло на край настила, столкнул желтый каяк в воду, стараясь во всем подражать Лоуви. Страшно загордился, когда попа попала туда, куда надо.
— Молодчина! Теперь ты давай! — поторопила Лоуви Мейсона.
— Ну уж нет! — откликнулся он. — В жизни не плавал на каяке и теперь не собираюсь.
— Да ладно, ты, неженка. Ты же бойскаут! — поддразнила его Лоуви.
Мейсон встопорщился, как рассерженный кот, готовый к драке.
— Бойскауты, к твоему сведению, предпочитают ходить по твердой земле. Лично я видел на поверхности воды кучу черных голов аллигаторов и их горбатые спины. Не хочу я пойти на корм крокодилам. А вы, глупые люди, давайте, вперед.
У меня от его слов храбрости поубавилось. Я исподтишка окинул лагуну взглядом… так, на всякий случай.
— Да ладно тебе! Посмотри на Джейка! Он вообще ничего не умеет, но хоть пытается.
— Вот уж спасибо, — обиделся я.
— Будет так здорово! Ну пожа-а-а-алуйста! — протянула Лоуви.
Мейсон скрестил руки на груди.
— Известный факт: утопление находится на пятом месте среди непреднамеренных смертей. Думаете, я совсем идиот и полезу в эту хлипкую лодку? Нет. Ни за что. Не дождетесь.
Лоуви закатила глаза.
— Да не бойся ты. В этой штуке не утонешь. — Она ткнула в жилет сразу обоими указательными пальцами.
— Факты есть факты. Каждый пятый утонувший — ребенок младше четырнадцати лет. Демографическая статистика. И жилет не спасет от голодного аллигатора.
— Слушай, хватит уже про аллигаторов, — попросил я.
— В каяке они тебя не съедят. Ну давай, Мейсон! — выкрикнула Лоуви. — Мы будем как настоящие натуралисты!
— Я вам вот что скажу, — ответил он. — Плывите к нашему причалу. А я пойду по суше. Поглядим, кто первый успеет.
— Меня устраивает, — сказал я. — Мы будем Льюисом и Кларком.
— А я — Сакагавеей, — сказала Ловуи.
— И кто она такая? — поинтересовался я.
Глаза у Лоуви досадливо блеснули.
— Вот про Льюиса и Кларка знаете, а про нее нет. Сакагавея была индианкой, и она помогала Льюису и Кларку по ходу экспедиции. Она все знала про дикую природу, животных, растения. Собственно, без нее они бы вряд ли уцелели.
— Ладно, — согласился я. — Тогда ты — Сакагавея.
Лоуви с довольным видом улыбнулась.
— Прилив начинается. Вперед!
И она оттолкнулась веслом от настила.
Я попытался повторить то же самое, каяк закачался.
— Я тоже двинул! — сообщил Мейсон и припустил бегом.
Лоуви оказалась хорошим учителем. Она терпеливо показывала мне, как с помощью весла двигаться вперед и назад. На весле с обоих концов были лопасти, формой напоминавшие птичье перо. Я сделал гребок. Второй. Третий. Скоро поймал ритм и уже не отставал от Лоуви. Каяк оказался даже устойчивее, чем я думал.
Вокруг больше никого не было. Мы шли по узким протокам у самого берега — я даже не боялся упасть в воду.
Остров отсюда выглядел совсем иначе. Берега протоки были покрыты вязкой жижей, тут и там сидели крошечные крабы. У каждого была большая клешня, которая торчала вверх. Из жижи крабы вылезали с негромким хлопком — вблизи его было слышно. Но когда на них наползала моя тень, они тут же срывались с места и прятались в свои норки.
— А что это за крабы в иле, с клешней как у Халка? — спросил я у Лоуви.
Она захихикала. Ее звонкий смех заставил меня улыбнуться.
— Крабы-скрипачи! — ответила она из своего каяка. — Их в иле миллионы миллиардов.
— А что такое ил?
— Смеешься? Ты не знаешь, что такое ил?
— Знал бы — стал бы спрашивать?
— Так называется вязкая грязь, которая тут повсюду.
Я сморщил нос.
— Она еще и вонючая.
Лоуви опять рассмеялась.
— Привыкнешь. Мама это называет болотным парфюмом.
Солнце сияло над головой, искрилось на воде. Мы плыли по протоке, и я действительно чувствовал себя натуралистом. На каждом повороте нас ждало что-то новое. Очередная излука — и в небо взмыла одинокая белая цапля, черные лапы свисали сзади. Впереди из воды выпрыгнула серебристая рыбка. Возле самого моего каяка мелькнула крупная рыба с черной точкой на хвосте — так близко, хоть хватай голыми руками.
Я иногда опускал пальцы в гладкую прохладную воду. Но и не зевал — вдруг появится аллигатор. Или акула.
Мейсон свистнул нам с берега — лихо, в два пальца, и очень громко. Я приветственно махнул ему веслом.
— Салют, Льюис! — крикнул я.
— Салют, Кларк! — Он помахал рукой и снова исчез в тени высоких деревьев.
— Ух как мне хочется нарисовать все это в своем журнале, — крикнул я Лоуви.
Она перестала грести, мы встали борт в борт, чтобы не кричать. Медленно плыли по протоке, о днища каяков плескалась темная вода.
— Ты становишься настоящим натуралистом, Джейк, — заметила Лоуви. — У тебя даже журнал наблюдений есть. Я тоже начала такой вести. Мне нравится записывать, что случилось за день. Почти как в дневник.
— Что случилось, у меня не очень получается записывать, — сознался я. — Я все больше рисую. Зато… я теперь пишу папе. Письма. Почти каждый день. Ему все можно рассказывать — что я видел, что чувствовал. Я когда ему пишу, мне кажется, что он рядом. — Я смутился, тряхнул головой. — Это, наверное, непонятно.
— Почему же, понятно, — возразила Лоуви.
Я посмотрел — шутит она или нет. Глаза у нее были ласковые, сочувствующие.
— По крайней мере, мне. — Она застенчиво улыбнулась. — Очень даже понятно.
Я и оглянуться не успел, а из меня уже полились рассказы о том, как я переживаю из-за папы и его ампутации. Под жарким солнцем, в этом водном лабиринте, слова будто вытаскивало из меня силой прилива.
Лоуви притихла. И я вдруг понял, что все время говорю сам.
— Прости, — сказал я смущенно. — Я разболтался. Тебе скучно.
— Нет, — тут же ответила Лоуви. Покачала головой. — Просто… — И она отвернулась.
— Просто — что?
— Я вот послушала, как ты рассказываешь про папу, про свои письма, и подумала о своем папе, что… может… мне бы тоже надо ему написать.
— А он что, типа, с вами не живет?
Лоуви перестала грести. Я тоже перестал, и вокруг внезапно стало ужасно тихо. Наши каяки плыли рядом по поверхности воды.
— Я тебе расскажу одну вещь, но ты обещай, что никому не разболтаешь.
— Да, обещаю.
— Мой папа Этан… — Лоуви запнулась. — Он не мой настоящий папа.
Чего тут такого особенного?
— Твои родители развелись?
Лоуви качнула головой:
— Нет. Они вообще не были женаты. Этан как бы всегда был моим отцом. И он очень хороший папа. Но мой настоящий отец, Даррил… — Она осеклась, но потом выпалила: — Он в тюрьме.
Рот у меня раскрылся сам собой. В тюрьме? Я никогда не знал никого, кто сидел бы в тюрьме.
Лоуви посмотрела мне в лицо и пожала плечами.
— Да, вот так все всегда и реагируют — поэтому я никому и не рассказываю.
— А за что его посадили в тюрьму?
— За кражу. Он не вор. В смысле, он украл… — попыталась она объяснить. — Даррил — музыкант, но, похоже, зарабатывает очень мало. Вот он и воровал, чтобы дальше заниматься музыкой. — Она закатила глаза. — Часто. Мама говорит: наконец получил по заслугам.
— Я тебе очень сочувствую.
Лоуви посмотрела в водяную даль.
— Да чего тут сочувствовать. Но и гордиться мне тоже нечем.
— А вы с ним встречаетесь?
Она качнула головой.
— Он мне писал пару раз, но мама сказала ему перестать. Не хочет, чтобы я с ним общалась. Я люблю своего папу Этана. Он меня удочерил, все такое. Но иногда все-таки думаю, как там Даррил. Интересно мне, понимаешь? А тут и ты еще заговорил про своего папу. Ну, что он так далеко.
— А может, тебе написать ему письмо? — Мне казалось, на этот вопрос очень просто ответить.
— Даже не знаю, — сказала Лоуви, нахмурившись. — И что я ему скажу?
— Ну можно спросить, как у него дела. И про другие интересные тебе вещи.
Она опять качнула головой.
— Да уж. Если я это сделаю, мама прямо с катушек слетит. Она мне даже имя его упоминать не разрешает.
— А мне стало легче, когда я начал писать папе. Он мне пока не ответил. И все равно так, будто бы… — Я пожал плечами. — Он не так далеко.
Лоуви опять взялась за весло.
— Давай прекратим этот разговор, — сказала она тем тоном, к которому прибегала, когда сердилась. — Я просто хотела объяснить, почему так странно себя вела, когда ты рассказывал про своего папу. — Она ткнула в меня пальцем и сощурилась. — И обещай: никому ни слова! Никогда!
Я не понял, почему она вдруг рассвирепела, и мне очень хотелось ее успокоить.
— Обещаю.
При этом на душе было нехорошо. Я все лето только и думал про своего папу, мне даже в голову не пришло расспросить Лоуви про ее семью. Или спросить у Мейсона, как там его мама.
— Давай, двинули, — сказала Лоуви, опуская весло в воду и делая мощный гребок. — Мейсон, наверное, уже на причале.
Лоуви понеслась вперед, снова став той Лоуви, которую я хорошо знал. Когда я поймал нужный ритм, руки у меня так и горели, а она уже скрылась за следующим поворотом.