Июль сменился августом. Дни и ночи стояли жаркие, влажные. Даже в тени было не спрятаться от температуры под сорок. Днем мы плавали в бассейне в «Хейлер-Хаусе» или выходили в океан на катере Лоуви. Мне ужасно нравилось на воде.
Мы с Мейсоном и Лоуви сдружились крепче прежнего. Один начинал фразу, другой заканчивал. У нас сложилась своя стая, четвертым в ней был Живчик. Иногда мы называли себя тремя мушкетерами. А еще писарями — из-за наших журналов. Мейсону нравилось название «Водяные крысы» — так нас назвал Устричник Олли. Я придумал название «Койоты», но потом мы решили, что Живчик обидится, если его снова примут за койота. Лоуви сказала — подождем, пока не придумаем совершенно замечательное название… и самое подходящее.
— Услышим — сразу поймем, — заявила она.
Мы сидели на деревянных складных креслах на террасе перед Природоохранным центром. У нас там был любимый стол — рядом с полкой, которую специально поставили в центре, чтобы мы складывали туда свои находки. Тут по лестнице неожиданно поднялись Джуди, Алисия, Хани и тетя Лоуви Сисси.
— Привет, ребятки! — поздоровалась Джуди, махнув нам рукой. Ее голубые глаза блестели. — У нас новости.
Мы испуганно переглянулись. Что мы еще такое натворили?
Джуди рассмеялась:
— Новости хорошие. Ваши исправительные работы закончились!
Лоуви скривилась, зато мы с Мейсоном дали друг другу пять.
Алисия добавила:
— Мы очень довольны тем, как вы помогли нашему отряду этим летом. Просто молодцы. — Она посмотрела на Хани. — И думаю, вы должны как следует поблагодарить мисс Хелен за то, чему она вас научила за эти полтора месяца.
— Спасибо! — выкрикнули мы хором и захлопали. А я даже крикнул «Ура!».
Хани так и засияла. Выглядела она не хуже прежнего: загорелая, подтянутая, собранная. Я рассмеялся, вспомнив слова Хани, что нам полезно играть на улице. Видимо, ей оказалось полезно вставать спозаранку каждое утро.
— А можно мы и дальше будем вам помогать? — встревоженно спросила Лоуви.
— Ну конечно. Кстати… — Алисия повернулась к Джуди.
Джуди шагнула вперед. В руке у нее был холщовый мешок.
— Мы только что назначили вас первыми членами «Детского черепашьего отряда» острова Дьюис. — Она выдала каждому из нас кепку с логотипом «Черепашьего отряда» острова Дьюис. — Кепки особенные. Посмотрите на название.
Мы посмотрели, что написано на наших синих кепках. Крупные буквы складывались в слова: «РАССВЕТНЫЙ ПАТРУЛЬ».
Мы тут же натянули кепки и одобрительно посмотрели друг на друга.
Хани повернулась к нам.
— Я согласна выходить в патруль до конца сезона. Что скажете?
Лоуви запрыгала и захлопала в ладоши:
— Да!
Мы с Мейсоном переглянулись и кивнули:
— Ладно.
— Рада это слышать, — сказала Джуди. — Мамы-черепахи уже уплыли, но детенышам еще предстоит родиться. На берегу еще много что произойдет. Кстати, на этой неделе в одном из гнезд должны вылупиться черепашата.
— А следующее за ним на очереди — твое! — сказала Алисия, глядя на Лоуви. — То самое, которое вы так доблестно защищали.
Прошло несколько дней. Мы с Хани как раз доели мой любимый ужин — жареную рыбу и свежую капусту. Хани сидела в своем синем кресле, положив ноги на скамеечку, и читала. Я тоже читал, лежа на диване, на ногах у меня устроился Живчик.
Я успел перечитать почти все книги с папиной полки. Сейчас я был примерно на середине «Топора». Мне казалось, что у нас много общего с тринадцатилетним героем книги — Брайаном Робсоном. Их самолет потерпел крушение в глухой местности, и ему пришлось выживать самостоятельно, а был у него только топор.
Я посмотрел в потолок и подумал: а случись такое со мной, смог бы я выжить? Когда я сюда приехал в начале лета, не выжил бы точно. Но с тех пор я многое узнал про животных и растения, про океан и сушу. Да и про себя самого тоже. Я подумал, что, может, я бы как-то и справился.
Зазвонил телефон, мы с Хани оба вскинули головы. Я пошел было отвечать, но Хани меня остановила:
— Я возьму. Я, кажется, знаю, в чем дело.
Я пристально следил за ее движениями, за выражением лица — она повторяла:
— Ага… ага… да, конечно.
Повесила трубку — глаза ее блестели.
— Собирай рюкзак, Джейк! Похоже, сегодня вылупляются.
Живчик почувствовал наше волнение, залаял, вскочил.
— Живчика не берем, — твердо сказала Хани. — У гнезда никаких собак.
— Но это же и его гнездо! В смысле, он нашел нас у этого гнезда.
— Правило строгое. Никаких исключений.
— Прости, малыш, — сказал я своему псу — он бросил на меня доверчивый взгляд, и мне стало стыдно. Я дал Живчику косточку в утешение, а потом мы пошли к двери.
Хани гнала электромобиль по проселочным дорогам, и через несколько минут мы уже оказались на берегу. Когда речь шла о черепахах, Хани умела быть очень шустрой.
— Повезло нам, — сказала она, останавливаясь. — Полная луна!
Луна светила ярко, освещая пляж, точно сцену в театре. Хани дала мне особый фонарик с красным стеклом.
— Это твое специальное снаряжение. Свет у него красный, не желтый. Только такой и можно включать, когда вылупляются черепашки. От желтого они могут запутаться. Инстинкт велит им двигаться к самому яркому источнику света. В дикой природе это свет луны и звезд над морем.
Хани подала мне шезлонг.
— Но с появлением электричества все изменилось. Ведь теперь свет исходит и из домов, и от уличных фонарей. Выбравшись из гнезда, черепашки видят желтый свет, а они же еще совсем крошечные, вот и ползут не к океану, а на улицы. А там их ждет верная смерть. — Хани подхватила мешок с оборудованием. — То же самое и со светом фонариков. Вот почему тем, кто живет у берега, важно выключать свет, а нам — пользоваться только красными фонариками. — Она еще раз посмотрела на полную луну. — Впрочем, сегодня луна светит ярко, обойдемся и без фонариков. Глаза скоро привыкнут. — Она закинула мешок на плечо. — Сюда, Джейк, — добавила она и повела меня по тропинке на берег.
Казалось, что песок на тропинке так и светится под луной. Хани оказалась права. Глаза мои скоро начали различать вдалеке очертания и фигуры. Когда мы вышли на берег, я увидел, что Джуди с Алисией уже у гнезда. Они мигали нам красными фонарями, чтобы мы видели, куда идти.
Хани поставила свой шезлонг, потом направилась к гнезду.
— Мы очень переживаем за это гнездо, — сказала она мне. — Поскольку его разорил койот и пришлось переместить яйца, нужно приготовиться к тому, что черепашки не вылупятся вовсе.
— Ясно. — Я подумал, как в этом случае расстроится Лоуви.
Хани наклонилась, рассмотрела гнездо, а потом повернулась ко мне. Глаза ее сияли как звезды.
— Началось, Джейк.
Я почувствовал, как сердце забилось сильнее, сел на корточки, чтобы посмотреть поближе. Но видел только песок.
— Ничего не вижу.
— Смотри внимательнее. Видишь, что он слегка проваливается?
— Да.
— Это знак, что черепашки уже вылупились и вот-вот вылезут.
— То есть они все-таки родятся?
— Обязательно.
Я страшно обрадовался. Поскорее бы рассказать Лоуви!
Хани заговорила совсем тихо:
— Все детеныши в гнезде разбивают скорлупу одновременно. Те, что сверху, раскапывают песок, те, что снизу, отталкивают его — и так они поднимаются вверх, как на лифте.
Я представил себе крошечных черепашек, набившихся в лифт, идущий вверх. На какой вам этаж, господа?
— Выбравшись к самой поверхности, — продолжала Хани, — маленькие черепашки проводят там несколько дней, за это время у них затвердевает панцирь. Там они сейчас и сидят. И даже слышат нас.
— Все сидят внутри? А чего не вылезают?
— Ждут, когда песок остынет. Это для них главный знак. Инстинкт подсказывает им самый подходящий момент, когда можно двинуться домой, к океану. Как именно выглядит эта подсказка, мы не знаем.
— Но мы же этого дождемся, да?
— Обязательно. И будем их охранять на пути к океану.
— От крабов-призраков, — свирепо сказал я.
Хани рассмеялась.
— Верно. У нас, любительниц черепах, есть такая поговорка: хороший краб-призрак — мертвый краб-призрак. Назначаю тебя ответственным за крабов. Не подпускай их.
Хани раскрыла свой шезлонг.
— Ну, давай сядем и будем ждать появления черепашек. Вряд ли это произойдет скоро, так что устраивайся поудобнее. Понадобится еще спрей от комаров — говори.
— Джейк! — По берегу неслась Лоуви, под мышкой — свернутое пляжное полотенце. За ней мчался Мейсон, тоже с полотенцем.
— Что мы пропустили? — спросила она, задыхаясь.
— Они вылупляются!
Лоуви пискнула и бросилась к гнезду.
— То есть их вылупится ровно восемьдесят две штуки? — уточнил Мейсон, вглядываясь в гнездо.
— Этого я не знаю. Но некоторые вылупятся точно. — Я указал на вмятину. — Погодите-ка. Тут что-то изменилось. — Я повернулся через плечо. — Хани! Из гнезда что-то торчит!
Все три женщины с удивленным бормотанием вскочили с мест и подошли посмотреть.
— Ага, ласта! — воскликнула Хани.
— Прямо сейчас полезут? — спросил Мейсон, крепко сцепив руки.
— Уже скоро, — ответила Джуди. — Ждать, когда черепашки вылезут из гнезда, — все равно что ждать рождения младенца. Бывает быстро. Бывает очень долго. Вы усаживайтесь поудобнее. Знаете же, пока смотришь на чайник, он никогда не закипит.
Мы с Мейсоном и Лоуви расстелили полотенца неподалеку от гнезда. Время тянулось медленно, мы всё ждали и ждали. Без дела не сидели одни комары — они пытались нас съесть.
— А можно умереть от комариных укусов? — жаловался я, прихлопывая на предплечье очередного кровососа.
— А ты бы надел рубашку с длинным рукавом. Я что, ничему тебя не научила? — поддела меня Лоуви.
— Выдай нам какой-нибудь интересный факт, — попросил я Мейсона. Меня уже доконали.
Мейсон почесал в затылке.
— А ты знаешь, что название головастой черепахи происходит от ее большой головы?
— Да! — простонал я. — Это каждый дурак знает!
Мейсон подумал.
— А ты знаешь, что у морских черепах есть собственные приборы джи-пи-эс?
Я посмотрел на него.
— Нет. Что, правда?
— Ага. Они ориентируются по магнитному полю Земли.
— Во, это прикольный факт, — согласился я.
— Кстати, о черепахах: чего они так медленно? Ты как думаешь, у них там все в порядке? — спросил Мейсон.
— Хани сказала, что это дело долгое.
Мейсон вытащил телефон из рюкзака.
— Ребеночек уже совсем скоро родится. Я должен следить за мамой. У меня тут написан план на случай экстренной ситуации. — Он начал прокручивать экран.
Лоуви продолжала закапывать ноги в песок, пользуясь вместо лопаты большой раковиной.
Шли часы, луна поднималась все выше. Стояла у нас почти над головами. Мейсон то и дело смотрел в телефон. Свет от экрана озарял его лицо. Брови у него были озабоченно сдвинуты.
Подошла Джуди, подала Мейсону красный стикер.
— Эй, приятель, тут у нас черепашки. Залепи экран. Или выключи телефон.
— Спасибо, но я, наверное, пойду домой. Очень обидно, но уже поздно, а мама там одна, — сказал Мейсон.
Джуди улыбнулась.
— У нее тоже скоро детеныш вылупится, да?
Мейсон фыркнул:
— Верно. Но уж больно все долго, как и с черепашками. Надо идти. Простите, народ.
— Хорошее дело — доверять своим инстинктам, как вот морские черепахи, — заметила Хани. — Она поднялась с шезлонга. — Давай довезу тебя до дому. — Она посмотрела на нас с Лоуви. — А вы оставайтесь на посту, ладно?
Хани переговорила с подругами, а потом они с Мейсоном зашагали прочь по берегу. Мы смотрели им вслед, пока силуэты не скрылись в темноте.
Я нажал кнопку на наручных часах, посмотрел время — на экране высветилось 23:32. Я зевнул. Мне еще не приходилось бывать на берегу так поздно вечером.
Лоуви вытянула ноги на полотенце, оперлась на локти.
— Джейк? — Она не сводила глаз с миллионов звезд у нас над головами.
— Да, — ответил я и тоже вытянул ноги.
— Я не хочу, чтобы это лето заканчивалось, — грустно произнесла Лоуви.
Мы смотрели, как на фоне луны лениво проплывают легкие облака.
— Я тоже. — Я зарылся пальцами ног в песок. — Я даже не знаю, где окажусь, когда оно закончится. Мама позвонила и сказала, что из-за папиной раны пока ничего не понятно.
— Может, ты здесь останешься? — спросила она с надеждой.
Я покачал головой.
— Вряд ли. Скорее всего, поеду обратно в Нью-Джерси. Пойду в седьмой класс. То есть опять в новую школу — в старшую.
— Нервничаешь?
— Немного. Впрочем, я уже привык быть новеньким. — Я набрал горсть песка, он медленно высыпался сквозь пальцы. — Говорят, там большие домашние задания. С другой стороны, приятно будет увидеть старых друзей. Странное дело — я все лето вообще про них не думал.
Лоуви ничего не сказала.
Я нашел в песке перламутровую ракушку, отдал ее Лоуви.
— Вы с Мейсоном теперь мои самые лучшие друзья.
Лоуви бережно взяла ракушку в руку, потом откинулась на полотенце, посмотрела на звезды.
— А вы — мои лучшие друзья.
Глаза ее блестели в свете луны. Я откинулся на полотенце. Мы лежали рядом и смотрели на миллиарды звезд, мерцавших в ночном небе.
— Вон, гляди! — Лоуви показала на одну из звезд. Она была больше и ярче остальных. — На нее можно загадать желание.
— Это Полярная звезда, — уточнил я. — Видишь? Она образует конец ручки Малого Ковша. Папа меня научил, что если найти Большой Ковш, то найдешь и Полярную звезду. — Я повернулся, посмотрел на Лоуви, но видел только ее профиль. — И потом, ведь, кажется, желание загадывают на первой звезде, которую увидят вечером?
— Здесь, на острове, видны сразу все звезды. Так что можно загадать желание на самой большой и яркой звезде. — Лоуви погладила свою толстую косу. А потом тихо спросила: — Джейк, ты какое загадаешь?
Я посмотрел на красный огонек самолета, мигавший вдалеке.
— Я бы хотел быть на этом самолете и лететь к папе. — Я повернулся к Лоуви. — А ты? Какое у тебя желание?
Она не ответила. Слышен был лишь ритмичный гул волн, накатывавшихся на берег.
Лоуви села, отряхнула песок.
— Да ну его. Только мелкие загадывают желания на звездах.
Я не мог понять, почему у нее так резко изменилось настроение.
— Джейк, — сказала Лоуви, вглядываясь в темноту, — кто-то идет.
Я вскочил и увидел, что от подмостков к нам движется знакомая фигура.
— Хани!
Джуди и Алисия включили фонарики, замахали ими.
Подошла Хани — дыхание у нее сбилось.
— Я что-то пропустила?
— Нет. Разве что укусы комаров и муравьев, — сказала, засмеявшись, Алисия.
Хани подошла к гнезду, присела.
— Ну не знаю, — произнесла она нараспев. — Котел кипит. Готовьтесь — сейчас выплеснется!
Мы все вскочили и поспешно стали убирать полотенца и шезлонги с дороги к океану.
Мы с Лоуви встали на колени у гнезда, плечом к плечу. Я не мог оторвать от него глаз. Круг на песке постоянно расширялся, он напоминал огромное печенье с шоколадной крошкой — из него повсюду торчали темные бугорки. Едва дыша, мы смотрели, как первый черепашонок — темно-коричневый, сантиметров пять в длину — вытащил наружу ласты, а потом выбрался из гнезда. И тут же двинулся, загребая песок, прямо к океану.
— Какой чудный, — восторженно прошептала Лоуви.
— Смотри на черепаший мини-след, — сказал я с усмешкой. Он был совсем крошечным в сравнении с полуметровой колеей, которую оставляют за собой взрослые морские черепахи.
— Разведчик, — пояснила Хани. — Скоро и остальные за ним.
И вот коричневые бугорки так и полезли наружу, как будто что-то выталкивало их изнутри. А потом бугорки стали превращаться в ласты и головки — десятки черепашат одновременно вылезали из гнезда.
Джуди вытащила из песка один из колышков — он преграждал путь.
— Ура! Вон они, пошли!
Действительно пошли! Крошечные бурые черепашата пихались, вылезали наружу, наползали друг на друга. Их было очень много. Они будто очумели — толкались, махали ластами. Им ужасно хотелось поскорее попасть в океан, где они проведут всю свою жизнь. И нужно было спешить, чтобы добраться туда живыми.
— Смотрите, пошли! — крикнул я.
Трудно было представить себе, что эти крохи вырастут большими и будут весить сто с лишним килограммов.
— Спешите домой, малыши! — выкрикнула Лоуви. Я видел, что она просто счастлива, ведь это черепашки из ее гнезда. Очень было обидно, что Мейсон все это пропустил.
Когда последний детеныш выбрался наружу, мы поднялись и стали охранять черепашек, которые ползли по берегу. Берег освещала луна, и нам были видны без малого восемьдесят черепашьих следов, пересекавшихся на гладком песке. Все для них оказывалось препятствиями: отпечатки человеческих ног, куски дерева, нанос, — но остановить их было невозможно.
— Никогда не сдавайтесь. Только вперед! — выкрикнул я от волнения.
Приблизившись к воде, черепашки рассредоточились по берегу. Издалека они казались черными камушками на мокром песке. Мы шли рядом, следя, чтобы их не тронули крабы-призраки.
Мы медленно продвигались к полосе прибоя, наблюдая за каждым шагом маленьких черепах. А потом первые черепашки нырнули в воду и сразу же скрылись в темноте.
— Куда они? — спросил я у Хани.
— Им теперь три дня плыть без остановки, пока они не доберутся до Мексиканского залива, где в огромном количестве растут водоросли, которые называются саргассум. — Хани посторонилась, чтобы пропустить двух черепашек: они оказались у самых ее ног.
— А маму свою они уже никогда не увидят?
— Никогда, — подтвердила Хани ласково. Я знал: она услышала в моем голосе, что я тоскую по своей маме. — Черепашки помогают друг другу, пока они в гнезде. А попав в океан, становятся пловцами-одиночками. Вести их будут инстинкт и удача.
— До свидания! — крикнул я. — И удачи вам!
Я почувствовал, как рука Хани скользнула по моему плечу.
— У меня всегда щемит сердце, когда приходит время расставаться.
— Моя мама говорит, что до зарослей саргассума доберутся немногие, только те, которым очень сильно повезет, — сказала Лоуви и встала рядом с нами у кромки воды.
— Верно, — подтвердила Хани. — Но каждая вылупившаяся сегодня самочка, которой удастся выжить и стать взрослой, вернется сюда и тоже отложит яйца. Произойдет это через двадцать девять лет. — Она сжала нам плечи. — Я, может, уже не успею с ней поздороваться. А вот вы — да.
Мы стояли у кромки воды до тех пор, пока последний черепашонок не нырнул в воду — уже начался отлив. По воде бежали полоски лунного света — как будто для черепашек проложили по океану золотую дорогу.
Я подумал: все они ушли. Покинули остров, уплыли в новую жизнь.
Скоро придет время и мне покинуть остров.