От французской революции конца XVIII века до Первой Мировой Войны

Глава 1 ЕВРОПА В КАНУН ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

XVIII век был переломным в истории нового времени. Еще почти во всей Европе господствовал феодальный строй, еще казалось незыблемым и несокрушимым могущество феодальных монархий, а уже ряд верных примет предвещал их близкое падение.

То здесь, то там в разных концах Европейского континента и далеко за его пределами, в Новом Свете, в Америке, на протяжении всего XVIII в., в особенности во второй его половине, вспыхивали социальные конфликты большого напряжения: крестьянские восстания, народно-освободительные войны, всякого рода революционные движения. Новые идеи и взгляды, обладавшие огромной революционизирующей силой, все шире и глубже воздействовали на сознание масс.

Еще задолго до Французской революции в Нидерландах разразилась так называемая революция «патриотов», или Батавская революция. По выражению Фернана Броделя, она представляла собой череду запутанных бурных событий, случайностей, речей, разговоров, межпартийной ненависти и вооруженных столкновений.

Эти события стали первой революцией Европейского континента, предзнаменованием Французской революции, очень глубоким кризисом, который расколол даже буржуазные семьи, с невиданным ожесточением восстановил отца против сына, мужа против жены.

Революционный пожар вскоре перекинулся к ближайшим соседям, в бельгийские провинции, все еще находившиеся под властью австрийских Габсбургов. Здесь вспыхнула Брабантская революция, которая была уже второй попыткой обретения свободы и независимости бельгийцами. Первая, как известно, в эпоху Нидерландской революции XVI в. завершилась здесь поражением и возвращением мятежных провинций под власть испанского короля.

В конце XVIII в. Республика Соединенных провинций Нидерландов перестала быть лидером в мировой торговле, лишилась прежнего могущества и вернулась в разряд держав второго ранга.

Действительно, на фоне быстрого промышленного развития постоянного соперника Республики — Англии экономическое положение самих Соединенных провинций выглядело более чем печально. Экономический спад наблюдался во всех основных отраслях хозяйства страны: сукноделии, кораблестроении, сельском хозяйстве, рыболовстве — и был особенно чувствителен в торговле. Основной причиной такого экономического положения явился упадок нидерландского стапельного рынка, который был необходимым промежуточным этапом складывания мирового рынка и на который ориентировалось все хозяйство Соединенных провинций. Отныне Англия с ее сильным флотом и развитой промышленностью становится властелином мира.

И все же речь может идти лишь об относительном спаде в экономике Республики в указанный период. Кредит Нидерландов был все еще непоколебим, и активность сместилась окончательно из сферы торговли в банковское дело. По оценкам современников, нидерландские капиталы в 1782 г. достигали в млрд гульденов, а 760 млн из этой суммы приходилось на внешние займы и государственный долг. Это свидетельствует о том, что нидерландская купеческая олигархия постепенно трансформировалась в общество кредиторов-рантье. Но не только олигархи постоянно участвовали в займах Генеральных штатов, провинций и городов. Любой богатый налогоплательщик видел в этом свою прямую выгоду. К тому же нужда в займах постоянно увеличивалась. В такой стране, как Соединенные провинции, огромные средства уходили на поддержание в должном состоянии гидросооружений и транспортных путей, в постоянных кредитах нуждалась огромная колониальная империя. До определенного момента Республика вообще не испытывала недостатка в наличных деньгах, что и превратило Амстердам к концу XVIII в., когда экономический кризис охватил почти все государства Европы, в финансовый центр континента. Особенно низкие ставки процента, обилие денег, не вкладывавшихся более в производство, — все это сделало процесс предоставления иностранных займов основным занятием Республики. Они охотно выделялись всем — от союзников до противников, от России до восставших североамериканских колоний, но самый большой процент составляли займы Англии. (Из общей суммы внешних займов Нидерландов в 1782 г. займы Англии составляли 83 %.) Именно туда отправлялись избыточные капиталы нидерландского купечества, ежедневно и ежечасно делая Англию сильнее и направляя ее мощь против самого себя и против слабеющей Республики в целом.

На общем фоне экономического спада все резче стали выявляться несовершенство и эклектика политической системы Нидерландов, сложившейся еще в конце XVI в. В ней по-прежнему сочетались как республиканские, так и своеобразные монархические (в лице статхаудера) элементы правления. Это противоречие вызывало постоянные внутриполитические конфликты в Соединенных провинциях, выдвигая на авансцену истории то оранжистов-сторонников усиления власти статхаудера, то голландскую купеческую олигархию, отстаивавшую провинциальный партикуляризм и свободу предпринимательства. Каждое новое ухудшение внешнеполитического положения государства позволяло оранжистам укреплять свои политические позиции и временно отстранять от власти купеческую олигархию. Но в последней трети XVIII в. она все реже и реже занимала самостоятельную позицию, действуя заодно с оранжистами.

Откровенная проанглийская ориентация правящей партии оранжистов во главе со статхаудером Вильгельмом V вызывала нарастающее недовольство в кругах средней и мелкой буржуазии, желавшей ликвидировать господство торговой и финансовой олигархии, не отстаивавшей более национальных интересов и таким образом тормозившей экономическое развитие страны.

Однако к началу 80-х годов отношения Соединенных провинций и Англии резко ухудшились. Сначала помощь, а затем и официальное признание Республикой Соединенных Штатов Америки привели к вооруженным англо-нидерландским столкновениям на морских коммуникациях. Англичане не только стали конфисковывать грузы и суда, следовавшие из Нидерландов в Северную Америку, но и принуждали экипажи захваченных судов к службе в английском флоте. Присоединение же Республики к Лиге нейтральных держав, объединившей фактически все невоюющие страны Европы с целью охранять свои торговые караваны от нападения англичан, вызвало куда более неожиданную для Республики реакцию со стороны Лондона. 31 декабря 1780 г. Англия объявила Соединенным провинциям войну, которая вошла в историю под названием «четвертая англо-голландская война». Ситуация была исключительной. Впервые за последние 100 лет статхаудер из дома Оранских должен был вести войну с англичанами.

С неожиданной жестокостью английская военная мощь, взращенная на нидерландских кредитах, обрушилась на Республику. Поражение следовало за поражением. Флот Соединенных провинций был в плохом состоянии: из 70 боевых кораблей, числившихся в списке, меньше половины были оснащены оружием. Из-за блокады портов была практически прервана торговля страны, нанесен тяжелый удар по судоходству, часть нидерландских колоний перешла в руки англичан. Оказавшись в бедственном положении, население городов и деревень Республики вовлекалось в различные манифестации, сопровождавшиеся острыми политическими выступлениями, чтением широко распространявшихся в это время памфлетов и составлением различного рода обращений к властям. Активно участвовали в этом как мелкая и средняя промышленная буржуазия, так и крестьянство, платившее непомерно высокие налоги и зависимое от городской буржуазии в западных провинциях и от дворянства в восточных. Нападкам подвергались прежде всего бездействие статхаудера на фоне полного поражения в войне с Англией, равнодушие оранжистов к судьбе страны, коррупция чиновников и всевластие регентов, сформировавших замкнутый общественный слой, в котором важные и наиболее доходные должности передавались только друг другу или по наследству.

В этой обстановке в восточной провинции Утрехт формируется буржуазная партия, члены которой стали называть себя «патриотами». Причем если в ходе войны за австрийское наследство «патриотами» называли себя те, кто призывал восстановить власть статхаудера и спасти страну от французского нашествия, то теперь ядро партии «патриотов» составляли промышленная буржуазия, оппозиционное дворянство и регентство, несогласное с политикой статхаудера. Однако обрести самостоятельность в управлении страной они могли, лишь объединившись с бюргерами и крестьянством, а также получив поддержку священников-католиков.

Идеология «патриотов» формировалась под воздействием идей французских и английских просветителей. «Патриоты» выступали за ограничение власти статхаудера, проведение демократических реформ в системе управления Республики, чтобы к руководству государством допускались не только регенты, но и другие граждане, ратовали за создание системы контроля над управляющими, за свободу выступлений и прессы, за большее участие властей в процессе стимулирования отечественной экономики, а в сфере внешней политики выступали за союз с Францией, против Англии. Защиту отечества «патриоты» считали священным долгом каждого гражданина.

Первой политической программой партии «патриотов» стал демократический манифест «К народу Нидерландов», опубликованный анонимно в виде памфлета — обращения к нации.

Время, «когда у голландцев впервые за последние два столетия появилась наконец разумная мысль — положить конец безумному хозяйничанью Оранской династии и превратить страну в настоящую республику», — «время патриотов» (как называют его в нидерландской историографии) навсегда вписало в историю страны много славных имен. Но среди них есть одно, которое для современников той эпохи звучало как призыв к действию, призыв к борьбе. Это имя — Иоанн Дирк Ван дер Капеллен тот ден Пол, дворянин из Оверэйссела, лидер партии «патриотов» и анонимный автор манифеста «К народу Нидерландов».

Поводом к опубликованию манифеста явилось предательское поведение Вильгельма V во время морского сражения на Доггер-банке 5 августа 1781 г. По случаю одержанной нидерландским флотом победы, первой (и единственной) в ходе войны, статхаудер выразил нескрываемую досаду. Такое откровенное выражение проанглийских настроений, полное безразличие к судьбе Соединенных провинций вызвали взрыв возмущения в стране.

Поражение Республики поставило ее правительство в опасное положение. Вся ответственность за создавшуюся ситуацию ложилась на существующую правительственную систему, которая с середины XVIII в. наделяла статхаудера особыми полномочиями и ставила его в должности главы всех регентов. Как главнокомандующий армией и адмирал всех морских сил Республики, Вильгельм V был виновен в слабости армии и флота. Не без основания его обвиняли в отсутствии патриотических настроений: вмешательство Англии в систему обороны было очевидным.

Анонимная брошюра «К народу Нидерландов» (ее объем превышал 80 страниц) была распространена на улицах больших городов Соединенных провинций 26 сентября 1781 г. В ней провозглашались суверенные права народа и выдвигались серьезные обвинения против статхаудера в узурпации этих прав. Из-за этого, как, впрочем, и из-за увлекательного стиля и манеры аргументации, манифест произвел на нидерландцев огромное впечатление.

Он был написан в виде «письма человека, заслуживающего доверия и делающего это в интересах страны». Цель автора заключалась в том, чтобы дать подробный отчет о положении дел в стране «со старых времен до настоящего момента», выявить все причины бедствий Нидерландов, «ничего не скрывая», и рассказать всем простым людям о том, кто является истинным виновником сложившегося положения.

Дав историческую картину развития страны, выявив причины ее экономического упадка, изложив подробный перечень мер, с помощью которых можно было бы восстановить былую мощь Нидерландов, автор переходил к самой важной части своей работы — изложению программы действий.

«Собирайтесь в ваших городах и деревнях, — призывал он, — и выбирайте из числа присутствующих нескольких честных граждан, хороших патриотов, на которых вы бы могли положиться. Отправляйте их, как ваших уполномоченных, на собрания штатов ваших провинций и накажите, чтобы они от имени и по поручению всей нации вместе со штатами каждой провинции провели точное расследование причин той медлительности и слабости, с которыми была организована защита страны от страшного, грозного врага.

Далее прикажите им, также от имени и по поручению нации, вместе со штатами главных провинций учредить Совет по контролю за действиями Его Величества. И пусть этот Совет как можно скорее составит план действий по спасению родины и даст ему ход.

Пусть ваши уполномоченные время от времени открыто сообщают о ходе расследования, публикуя отчеты в газетах. Добивайтесь свободы печати, так как она является основой вашей национальной свободы. Когда нельзя говорить свободно со своими соотечественниками и нельзя их заблаговременно о чем-нибудь предупредить, это значит, что угнетатели народа хорошо делают свое дело.

Вооружайтесь все, выбирайте тех, кто умеет командовать, и уверенно начинайте действовать (как и народ Америки, не проливший ни капли крови, пока на него не напали англичане)».

Таким образом, программа действий, предложенная автором, включала четыре пункта:

1) избрать совет уполномоченных для проведения расследования причин военных поражений;

2) учредить специальный совет для контроля за действиями статхаудера;

3) установить свободу печати;

4) создать повсеместно отряды гражданской милиции.

Исследование текста этого важного программного документа позволяет сделать следующий вывод: основываясь на принципах философии просветителей о естественных и неотделимых правах человека, о свободе слова, личности, совести, о сопротивлении угнетению, Ван дер Капеллен в манифесте «К народу Нидерландов» выразил устремления средней и мелкой буржуазии, находившейся на положении маловлиятельной оппозиции и желавшей получить власть. Это был революционный призыв к ликвидации остатков феодализма и господства торговой и финансовой олигархии, ставшей главным препятствием на пути дальнейшего развития страны.

По определению современников, манифест «К народу Нидерландов» произвел в обществе «эффект, подобный электрическому шоку». По силе своего воздействия на массы он мог быть сравним лишь с «Эдиктом о низложении» (Филиппа II в 1580 г.), предшествовавшим установлению новой политической системы в Нидерландах.

Строгим указом покупка и хранение брошюры были запрещены. Правительство обещало выплатить крупную сумму денег тому, кто сообщит имя автора. Несмотря на подобные меры, манифест продолжал переходить из рук в руки. Почти сразу же он был переведен на французский, немецкий и английский языки.

Вооруженная программой, сформулированной в манифесте, партия «патриотов» осенью 1781 г. перешла в наступление. Программа начала быстро претворяться в жизнь.

Повсеместно формировались добровольческие отряды гражданской милиции. Создававшиеся ранее для отражения угрозы со стороны внешнего врага, они становились теперь надежной опорой партии «патриотов» внутри страны. В провинциях избирались советы уполномоченных, оказывавшие давление извне на магистраты и провинциальные штаты и осуществлявшие контроль за их действиями.

Благодаря широкому кругу вопросов, затронутых в манифесте, партия «патриотов» получила поддержку со стороны бюргеров, крестьянства и священников-католиков.

Поднялся авторитет и самого Ван дер Капеллена, который становится во главе партии. Ав 1782 г., избранный депутатом, он получил наконец доступ и в штаты Оверэйссела.

Влияние партии «патриотов» постепенно распространяется и на западные провинции. Здесь начинают созывать собрания регентов, поддерживавших «патриотов», демократические общенациональные съезды уполномоченных добровольческих отрядов. И даже неожиданная смерть Ван дер Капеллена в июне 1784 г., лишившая «патриотов» авторитетного вождя, не прервала восходящую линию демократического движения. Спустя год, в июне 1785 г., на съезде уполномоченных добровольческих отрядов гражданской милиции обнародуется так называемое «Обязательство». В этом документе главной целью движения провозглашалось установление в Соединенных провинциях власти народного представительного собрания, которому должен подчиняться статхаудер. А в конце того же года принимается новая, более радикальная программа действий партии, написанная публицистом В. Фенье и суконщиком П. Фреде под влиянием американской Декларации независимости. «Патриоты» переходят в наступление. В стране начинается своеобразная буржуазная революция.

Политическим центром революционных событий стала провинция Утрехт, где, как и в Оверэйсселе, Гелдерланде и Брабанте, из-за отсутствия могущественной торговой буржуазии и влиятельного дворянства статхаудеры пользовались наибольшим авторитетом. Именно поэтому наиболее радикальные требования «патриотов» нашли здесь благодатную почву. В Утрехте издавалась (в 1781–1787 гг.) и самая известная газета «патриотов» «De Post van den Neder-Rijn» («Вести с Нижнего Рейна»). Это свободное от цензуры издание остро критиковало политику статхаудера, публиковало на своих страницах различные статьи о судебных делах, заведенных на вымогателей и взяточников из окружения Вильгельма V. За эти злободневные публикации газета была запрещена во многих городах Республики, а на площади города Арнхема один номер был даже символически сожжен на специально сколоченном для этого эшафоте. Тем не менее газета распространялась подпольно, и ее тираж достиг 3 тыс. экземпляров.

Здесь же находился и центр гражданской милиции, небольшие отряды которой в городах и деревнях (так называемые свободные корпуса) являлись одновременно и ностальгией по средневековью, и современным революционным порывом (повторенным позже в национальной гвардии эпохи Французской революции).

В провинциях шла упорная борьба за власть. Толпы горожан под руководством «патриотов» окружали ратуши крупных нидерландских городов, призывая разобраться с действиями статхаудера, обвиняя его во всех несчастьях и бедах государства. В Голландии, Фрисландии и Утрехте статхаудера лишили права назначать членов магистратов. Бургомистры Амстердама, Гарлема и Дордрехта, вынужденные под давлением народа принять сторону «патриотов», лишили статха-удера права командовать военным гарнизоном, расквартированным в Гааге. Гарнизон перешел в распоряжение гражданской милиции. После этого могущественная и богатейшая из семи провинций Голландия, а вслед за ней и Утрехт отрешили Вильгельма V от звания наследственного статхаудера и адмирала флота Республики. Штаты Голландии отменили также обязательное ношение оранжевой кокарды и пение «Вильгельмуса» — гимна оранжистов. Руководство армией осуществляла теперь комиссия, состоявшая из пяти депутатов. Отстраненный от дел статхаудер Вильгельм V 15 сентября 1785 г. покинул Гаагу и выехал в провинцию Гелдерланд, где год спустя обосновался в городе Неймегене.

Памфлеты, петиции и революционные газеты способствовали роспуску старых магистратов и замене их новыми, избранными всеми гражданами. Это привело к расколу движения в провинциальных штатах. Большинство регентов не разделяли до конца политического радикализма «патриотов» и не желали полностью уступать им власть. В Утрехте и Амстердаме регенты стали активно сопротивляться поднимающейся волне демократических перемен и все больше склонялись к компромиссу со статхаудером. Именно такая половинчатая позиция в руководстве «патриотов» в крупнейших городах страны предопределила поражение революционного движения.

Реакция восторжествовала сначала в провинции Гелдерланд, затем статхаудера поддержала и провинция Зеландия. Во Фрисландии все демократические преобразования остановились на полдороге. К лету 1786 г. практически весь север страны был под властью оранжистов. Однако в центральных провинциях (Голландии, Утрехте, Оверэйсселе и несколько позднее в Гронингене), где оранжисты не обладали достаточной силой, «патриоты» все еще контролировали положение.

Большая помощь оранжистам, в том числе и финансовая, поступала из Лондона через британскую дипломатическую миссию в Гааге, возглавляемую послом Гаррисом. Французская и прусская дипломатические миссии, хотя и очень нерешительно, все же пытались добиться компромисса между враждующими сторонами. Но благодаря английской поддержке армия статхаудера значительно усилилась, и в 1787 г. уже отмечались отдельные вооруженные столкновения между армией Вильгельма V и отрядами гражданской милиции. Нидерландская революция, оригинальность которой до сего момента заключалась в отсутствии элементов насилия, летом 1787 г. вот-вот должна была перерасти в гражданскую войну. Угроза возможной иностранной интервенции возрастала, особенно после смерти Фридриха II, которому долгое время удавалось оказывать сдерживающее влияние на враждующие партии в Республике.

Тем не менее в июне произошел инцидент, послуживший поводом для военного вмешательства. Супруга статхаудера Вильгельмина, урожденная прусская принцесса, предприняла попытку вернуться в Гаагу с целью восстановить там власть оранжистов. Однако недалеко от Гауды она была задержана отрядом гражданской милиции, охранявшим границы голландской провинции. Новый прусский король Фридрих Вильгельм II, брат задержанной принцессы, воспринял это как прямое оскорбление. За этим последовал прусский ультиматум. «Патриоты» не уступали, рассчитывая на поддержку Версаля, но реакции со стороны Франции не последовало. 8 сентября из Берлина был отправлен новый ультиматум, а 13 сентября 1787 г. 26-тысячная прусская армия вступила на территорию Соединенных провинций. Командовал армией герцог Брауншвейгский, племянник советника Вильгельма V. Операция превратилась в «военную прогулку», так как регулярная армия была на стороне интервентов, а гражданская милиция не смогла остановить противника: 16 сентября пал гарнизон Утрехта, 20-го — Гааги, а 10 октября прусско-оранжистские войска вошли в Амстердам, последний бастион «патриотов». Статхаудер вновь вступил в свои права, был издан так называемый «Гаранционный акт», по которому функции статхаудера становились составной и неотъемлемой частью конституции.

Таким образом, вмешательство европейских держав помогло Вильгельму V прервать развитие революции в Нидерландах, но только на время. Поддержка Франции, демократизация политической жизни и определенная централизация власти были необходимы, чтобы дело революционеров-«патриотов» победило.

После возвращения статхаудера «патриоты» подверглись сильным репрессиям. Тысячи из них, спасаясь от преследований, покинули страну. Некоторые эмигрировали в Соединенные Штаты, но большая часть обосновалась во Франции. Лидеры нидерландских «патриотов» (Данделс, Ван Гоф) играли там не последнюю роль в предреволюционной агитации, а спустя несколько лет вместе с французской революционной армией вернулись на родину, чтобы продолжить здесь дело, начатое в 80-е годы.

События 1784–1787 гг., определяемые нидерландской историографией как «время патриотов», «движение патриотов», «борьба между аристократами и демократами», были, по существу, незавершенной и своеобразной буржуазной революцией. Это была революция, направленная против остатков феодализма и господства самой буржуазии, но только одной ее фракции — торговой и финансовой олигархии, ставшей главным препятствием на пути дальнейшего развития страны.

Нидерландская революция 80-х годов XVIII в., хотя и не могла противостоять объединенным силам оранжистов и вмешательству европейских стран, оказала революционизирующее влияние на Европу, передав «эстафету» сначала соседнему Брабанту, а затем и Франции. Не случайно спустя несколько лет в революционной Франции слово «патриот» стало синонимом слова «революционер». События 1784–1787 гг. в Республике Соединенных провинций Нидерландов явились своего рода прологом Французской буржуазной революции XVIII в.

В конце XVIII в. Бельгия как самостоятельное государство еще не существовала. Само понятие «Бельгия» происходит от названия гордых и воинственных племен белгов, которые в древности населяли территорию между Сеной и Нижним Рейном. Белги оказали ожесточенное сопротивление римским легионерам Гая Юлия Цезаря, сумевшего подчинить их страну и создать римскую провинцию Белгика только после нескольких лет кровопролитной войны.

В эпоху позднего средневековья бельгийские провинции стали ареной первой буржуазной революции в Европе, сочетавшей в себе антифеодальную борьбу с национально-освободительным движением против испанского господства. Нидерландская революция на территории Бельгии завершилась реставрацией испанского господства и католицизма, феодальной реакцией. Северные же Нидерланды (Республика Соединенных провинций Нидерландов) добились независимости, и с тех пор развитие их и Южных Нидерландов пошло в различных направлениях.

После войны за испанское наследство бельгийские провинции по Раштадтскому договору 1714 г. были переданы из-под власти Испании во владение австрийских Габсбургов. Наибольшего процветания австрийские Нидерланды достигли в пору правления императрицы Марии Терезии, проводившей политику просвещенного абсолютизма.

Во время Марии Терезии бельгийскими провинциями фактически правил герцог Карл Лотарингский. При нем торговля и промышленность бурно развивались, сооружались новые каналы и дороги, в Брюсселе были построены многие великолепные дворцы. Поднялся уровень учебных заведений, были основаны так называемые colleges Theresiens, военная школа в Антверпене и Академия в Брюсселе. В Лувенском университете были учреждены новые кафедры и установлен особый контроль над школами духовных конгрегаций.

Австрийские Нидерланды, насчитывавшие 10 провинций, управлялись главным генерал-губернатором, которым и был Карл Лотарингский, полномочными министрами, главнокомандующим войсками, а также тремя советами — государственным советом, частным советом и советом финансов. Наряду с общей администрацией каждая провинция имела свою собственную, как если бы она была независимым государством: у каждой были своя таможенная система, свои законы, так что провинции существенно отличались одна от другой. Эта разобщенность, отсутствие единой системы мер, весов, длины, денежной системы, а также таможенные преграды в то же время тормозили дальнейшее развитие капитализма.

Духовенство имело огромное влияние в стране. Бельгийцы к тому же считали себя свободным народом и обожали свои права, которые основывались на хартии, состоявшей из 59 статей, заставлявшей монарха подтвердить все их привилегии и избавлявшей бельгийцев от присяги, если бы монарх нарушил их договор.

После смерти Марии Терезии в 1780 г. на престол вступил ее старший сын Иосиф II, одна из самых противоречивых личностей Габсбургской династии. Одни называли его народным кайзером и освободителем крестьян, даже кайзером-революционером, другие же окрестили его врагом церкви и доктринером. Иосиф II обладал огромной энергией и работоспособностью, но ему явно не хватало знания людей и политического инстинкта своей матери. В становлении его как личности заметную роль сыграли иезуиты и австрийский просветитель Кристоф фон Бартенштейн. Сильное воздействие на него оказали просветительские идеи профессора Венского университета А. фон Мартини, который считал, что только сильное централизованное государство может гарантировать права человека.

Иосиф II мечтал создать современное хорошо организованное и управляемое государство, которое заботилось бы о благе населения, а не о славе своего господина. С именем этого императора связаны отмена личной зависимости крестьян, принятие эдикта о веротерпимости, реформы в области права, социальной политики и здравоохранения, реформа образования, поддержка сельского хозяйства, ремесла и промышленности. Однако стремление императора к жесткой централизации, желание идти напролом в достижении своих целей привели к нарастающему сопротивлению политике Иосифа II со стороны различных социальных и национальных сил.

Основная цель Иосифа II в отношении бельгийских провинций — превратить их в одну из провинций империи, чтобы окончательно централизовать австрийское государство.

В начале 1787 г. Иосиф II предпринял ряд административных реформ, против которых бельгийцы особенно не возражали. До тех пор бельгийские провинции, династически связанные с остальными землями габсбургской монархии, сохранили многие свои местные права и привилегии. Во главе управления в качестве наместника государя стоял генерал-губернатор, непременно из членов царствующего дома, пользовавшийся правом издавать обязательные указы и распоряжения, назначать должностных лиц и созывать штаты. Он же был начальником всех местных войск — одним словом, он считался верховным главой всей администрации. Вторым после него лицом был полномочный министр, представитель от венского двора, он замещал наместника в случае его отсутствия и обязан был обо всем доносить в Вену государственному канцлеру. Фактически он и держал всю власть в своих руках, а наместники служили больше для представительства. Три совета — государственный, тайный и финансовый, состоявшие из коронных чиновников, — были орудиями центральной власти в бельгийских провинциях. Но наряду с этими коронными учреждениями продолжало существовать в довольно широких масштабах и самоуправление.

Каждая из провинций имела свои собственные представительные учреждения, в которые входили духовенство, дворянство и так называемое третье сословие. Штаты созывались два раза в год, а в промежуток между заседаниями делами заведовала комиссия из депутатов. Без согласия штатов ни один указ не имел законной силы: только они давали денежные средства правительству под видом субсидий. Низшие административные должности также замещались выборным порядком. Права провинций были изложены и подтверждены в старинных хартиях и договорах, и государь при вступлении на престол клялся соблюдать их условия. Наиболее полной и законченной была хартия Брабантского герцогства, так называемая «Joyeuse Entrée». В ней излагались важные постановления, охранявшие личную и политическую свободу граждан. Статья 59 гласила, что подданные имеют право отказать своему государю в службе и повиновении, если тот нарушит условия хартии. Это была еще чисто феодальная реминисценция, подобную которой можно найти в старом венгерском, польском и чешском государственном устройстве. В этой системе, сохранившей много черт средневекового быта, имелось немало недостатков, которые видели и сами бельгийцы. Поэтому правительство уже давно стремилось к реформе администрации и суда, преследуя при этом определенные цели.

Хартия «Joyeuse Entrée» шла вразрез с новым абсолютистским режимом: необходимость испрашивать согласия штатов на взимание налогов стесняла его в денежном отношении, регистрация указов советами мешала установлению полицейского государства, существование выборных властей противоречило принципу бюрократической централизации. Мария Терезия стремилась провести в австрийских Нидерландах те реформы, которые ей так хорошо удались в других наследственных землях. Кое-что в этом направлении было сделано: фландрские чины, например, согласились на оплату ежегодных, определенных раз навсегда субсидий.

Главным препятствием на пути осуществления Иосифом II его мечты о создании централизованного государства была католическая церковь, имевшая огромное влияние в южных провинциях. Поэтому в первые пять лет своего правления он обратил свой реформенный энтузиазм на уменьшение роли церкви в стране. 12 октября 1781 г. появился его первый указ о веротерпимости. Император заявлял в нем, что он по-прежнему покровительствует католицизму, но желает отныне видеть в человеке только гражданина, и поэтому протестанты получили права, во всем одинаковые с правами католиков, в занятии должностей во всех сферах: в промышленности, торговле, в государственных учреждениях. Месяц спустя Иосиф II провозгласил, что монастыри должны быть независимы от папы, и вскоре запретил священникам обращаться в Рим по вопросам разрешения на брак между родственниками. А в 1783 г. он уничтожил все монастыри и конгрегации, считая их бесполезными, не разрешил обращаться к папе в случае спорных вопросов, запретил епископам печатать свои грамоты без его печати, а все религиозные общества объединил в одну ассоциацию под названием «активной любви к ближнему», отобрал все земельные богатства у монастырей и епископов, преобразовал духовные семинарии, создал новые катехизисы. Он приказал священникам читать его будущие указы с кафедры во время службы. Австрийский император также установил обязательное слушание лекций в течение пяти лет в духовной семинарии Лувена для тех лиц, которым предстояло обучать будущих прелатов страны. Все эти указы были нацелены на то, чтобы не только ослабить влияние церкви, но и подчинить ее государству, а также вытеснить католицизм из страны и заменить его протестантской религией. Нигде духовенство не имело большего влияния, чем в Бельгии, и поэтому все кары, которые падали на него, возмущали бельгийцев.

Декретом от 1 января 1787 г. Иосиф II уничтожил все существовавшие ранее провинциальные бельгийские трибуналы и заменил их 64 трибуналами первой инстанции, двумя апелляционными советами в Брюсселе. Затем были упразднены прежние три совета (государственный, частный и совет финансов) и заменены единым для всех провинций Советом под председательством полномочного министра. Император коснулся даже ремесленных обществ и в одном акте запрещал продавать собственность, делать долги, подавать в суд без разрешения правительства.

В административных целях австрийские Нидерланды были разделены на девять округов, заменивших традиционное деление страны на провинции. Каждый округ должен был контролироваться интендантом и комиссионерами вместо привычного органа власти в провинции — штатов. К тому же император запретил штатам заседать круглый год. Отныне они собирались только два раза в год, чтобы утвердить суммы налогов, взимаемых Австрией.

Январские указы Иосифа II задели привилегии наиболее политически образованной и активной группы населения — юристов, большинство которых практиковали в Брюсселе. Conseil de Brabant, наиболее важная судебная инстанция в Брабанте, посчитал, что император превысил свои полномочия, и отказался публиковать или регистрировать новый указ как закон. Более того, Совет отказался передать свои полномочия назначенным императором новым юридическим властям. Это противостояние административной и судебной власти бельгийских провинций, главным образом Брабанта, реформаторской деятельности Иосифа II привело к возникновению широкого антиавстрийского движения по всей стране. Движение сопротивления перестало быть просто битвой нескольких адвокатов за сохранение своих позиций, как это было в первые месяцы 1787 г. Вместо простой защиты традиционных административной и судебной систем появились более широкие призывы к восстанию против Иосифа II, узурпатора конституционных прав народа.

Наиболее мощными и продолжительными были выступления на территории Брабанта, поэтому эта революция вошла в историю под названием Брабантской. Относительно ее начала в зарубежной историографии существуют различные мнения. Одни историки считают, что она вспыхнула в октябре 1789 г., другие относят ее к гораздо более раннему времени, к 1787 г. Так, известный историк, блестящий знаток проблем Французской революции А. З. Манфред считает, что революция в Бельгии плавно переходит от национально-освободительного движения 1787–1789 гг. к самим революционным событиям 1789–1790 гг. М. Робеспьер в своей речи «О войне» от 25 января 1792 г. говорил: «В Брабанте революция началась раньше, чем у нас, и отнюдь не основана на наших примерах, на наших принципах; она началась в 1787 г.» Современный американский историк Жаннет Поляски определяет хронологические рамки Брабантской революции 1787–1793 гг. Думается, что правы и те и другие. Бесспорно, что революция началась в 1787 г., но своего пика она достигла в конце 1789 — начале 1790 г.

В 1789 г. Иосиф II распустил Брабантские штаты и объявил их вне закона, заявив, что отныне он будет управлять своими брабантскими подданными самостоятельно, без помощи штатов. Одной прокламацией он уничтожил существовавшую веками систему представительных учреждений и устранил единственный путь легальной оппозиции. Эта мера вызвала всеобщее негодование. К тому же события в Париже, взятие Бастилии внесли еще большее волнение: все бельгийцы открыто обсуждали свое положение, сравнивая его с ситуацией во Франции.

Конечной целью Иосифа II как реформатора было стремление подчинить церковь суверенной власти государства. Введя строгий контроль за образованием священников и стараясь проконтролировать все виды церковной деятельности, Иосиф II руководствовался теорией историка церкви Юстинуса Феброниуса (1701–1790), который хотел, с одной стороны, ограничить власть Рима, а с другой — выступал за то, чтобы гражданские власти принимали большее участие в делах церкви. (28). Проповедуя веротерпимость, Иосиф II и его сторонники часто ущемляли другие религии — протестантизм и иудаизм.

В ответ на грубое австрийское вмешательство во внутреннюю жизнь бельгийских провинций в целях полного порабощения страны сразу же поднялась могучая волна оппозиционного, теперь уже, в сущности, даже революционного движения снизу. Бельгийский народ, разделенный партикуляристскими рамками, сословными и имущественными перегородками, восстал как один человек. Впервые после героического периода нидерландской революции и борьбы с «испанской фурией» Брабантская, Фландрская и другие провинции встали в оппозицию к австрийскому режиму.

Своего максимального революционного обострения бельгийский кризис достиг под непосредственным воздействием Французской революции. Как и во Франции, ломка вековых устоев была свойственна и бельгийской революции. Но необычайно устойчивые пережитки бельгийского муниципального цехового феодализма с его иллюзиями, не утраченными еще даже широкими демократическими массами городского населения (вплоть до его плебейских элементов), явились едва ли не основной причиной того, что австро-бельгийские провинции были очень скоро совлечены с подлинно революционного, французского восходящего пути всего национального движения и вскоре оказались во власти консервативных сторонников сословного представительства и клерикалов. Таким образом, бельгийская Брабантская революция не смогла разрешить задачу ломки старых феодальных устоев бельгийского общества. Сопоставление революции в австрийских Нидерландах с революцией на другой бельгийской территории, в Льеже, показывает с предельной ясностью, что именно в этом суть проблемы Брабантской революции. Революция в Льежском архиепископстве, входившем в состав Вестфальского округа Священной Римской империи, началась восстанием уже 18 августа 1789 г., т. е. через месяц после взятия Бастилии и за два месяца до открытого возмущения основной части населения австрийских Нидерландов. Для нее характерно не только то, что она была первым непосредственным революционным откликом на события во Франции, но и то, что в отличие от собственно Брабантской скромная по своему масштабу Льежская революция развивалась по классической схеме буржуазных революций той эпохи. Широкие массы трудящихся города и деревни — четвертое сословие — выступали здесь в качестве основной движущей силы революции под руководством новой буржуазии. Они толкали эту новую буржуазию в направлении расширения и углубления революции и применяли в процессе борьбы плебейские способы разрешения прогрессивных задач, стоявших перед революцией буржуазной. Реакционные утопические иллюзии, связанные с идеалами гораздо более слабой здесь цеховщины, не давили в этом церковном княжестве на революционное движение в такой степени, как в соседних валлонских и фламандских провинциях. Дело в том, что на этой бельгийской территории тяжелый удар цехам был нанесен еще в XVII в.

Лидерами революционного движения были адвокат Анри Ван дер Ноот и полковник Жан Франсуа Вонк; партии, которые они возглавили, стали называться партиями «ноотистов» и «вонкистов». Партия «ноотистов» отстаивала интересы адвокатов, юристов, духовенства, дворян, крупной аристократии, а также интересы провинциальных штатов. Их целью было восстановить социальный статус бельгийских провинций и неприкосновенность конституции XIV в. «Joyeuse Entrée». Партию же «вонкистов» поддерживали торговые слои, средняя буржуазия, цеховые мастера. И она, так же как и партия «ноотистов», имела свои комитеты почти во всех брабантских городах.

Возглавив революционное движение в бельгийских провинциях, Ван дер Ноот стремился привлечь влиятельные иностранные державы к борьбе бельгийцев против Австрии. Вначале он обратился к ближайшему соседу, нидерландскому пенсионарию Лауренсу Питеру Ван дер Спихелу. Ван дер Ноот попытался убедить Соединенные провинции, что при подавлении восставших бельгийцев Иосиф II использует богатство их страны, чтобы напасть на Республику Соединенных провинций. Ван дер Спихел сдержанно ответил на просьбы Ван дер Ноота о военной помощи, хотя Ван дер Ноот предлагал в случае победы над австрийцами назначить второго сына принца Оранского бельгийским статхаудером или обсудить возможность вхождения бельгийских провинций в состав Республики Соединенных провинций. Ван дер Спихел отверг предложения Ван дер Ноота, но посоветовал тому обратиться к Пруссии и Англии.

Вернувшись в Англию, Ван дер Ноот попытался убедить англичан, что Австрия, завладев богатством процветающих бельгийских провинций, объединится с Америкой, Францией и Россией и будет угрожать позиции Англии, как сильной морской державы. Англия в помощи отказала. Переговоры с Пруссией, которая была озабочена ослаблением Польши и территориальными амбициями Австрии, были также безуспешными.

Между тем в ночь с 23 на 24 октября бельгийская добровольческая армия, сформированная из эмигрантов в городе Бреда, ступила на территорию Австрийских Нидерландов и начала освобождение провинции Брабант. На борьбу против австрийского гнета поднялись жители Брюсселя, Намюра, Гента, Брюгге, Остенде и других городов. К декабрю 1789 г. почти вся территория бельгийских провинций (кроме Антверпена и провинции Люксембург) была очищена от австрийских войск. 18 декабря 1789 г. члены революционного комитета, созданного в г. Бреда, торжественно въезжали в Брюссель.

Вся страна обсуждала вопрос о низложении Иосифа II. Для выработки новой конституции и способа управления страной было объявлено о создании Национального конгресса. Однако после изгнания австрийцев с новой силой проявились противоречия между двумя основными партиями восставших. Клерикалы, аристократы, консерваторы во главе с Ван дер Ноотом требовали сохранения старого порядка, прежних привилегий, когда каждая провинция представляла собой почти самостоятельное государство и управлялась выборными от двух сословий, духовенства и дворянства, органами. Опираясь на большинство населения, Ван дер Ноот считал, что революция очень мало изменяет жизнь в стране и что только Генеральные штаты заменят власть Иосифа II.

Приверженцы же Вонка утверждали, что в стране теперь должны быть проведены самые демократические реформы, в результате которых маленькие города и села будут пользоваться такими же правами, какими обладали большие города. Партия Вонка полагала, что революция была проведена в интересах всего народа, а не нескольких привилегированных сословий и что, поскольку революция была делом нации, результаты ее должны касаться представителей всего народа.

Собравшийся в Брюсселе Национальный конгресс девяти освобожденных провинций 11 января 1790 г. провозгласил создание независимого государства Бельгийские Соединенные Штаты (Etats Belgiques Unis). Законодательная власть в новом государстве принадлежала штатам, исполнительная власть (право объявлять войну или заключать мир, вступать в союзы с другими державами, назначать посланников, чеканить монету) — конгрессу, который должен был состоять из депутатов отдельных штатов. Но вплоть до августа этот конгресс сливался с соединенными штатами, одни и те же люди осуществляли как законодательную, так и исполнительную власть.

Большинство из членов конгресса были сторонниками партии Ван дер Ноота; сам он стал министром, а Вонку был предложен пост председателя совета финансов, но он не вошел в состав министерства, напротив, основал новое «патриотическое общество», которое, признавая высший авторитет конгресса, предлагало провести некоторые реформы в выборной системе, расширить избирательные права по принципу французских. Духовенство же всеми силами боролось против демократической партии и 17 февраля 1790 г. преподнесло Генеральным штатам адрес, покрытый 400 тыс. подписей и требовавший восстановления прежней конституции.

Однако острая внутриполитическая борьба ослабила силы молодого бельгийского государства, и этим не замедлила воспользоваться Австрийская империя. В декабре 1790 г. 30-тысячная австрийская армия вступила на территорию бельгийских провинций и восстановила власть Габсбургов.

Таким образом, Брабантская революция закончилась поражением для бельгийских провинций, но она имела очень важное политическое и историческое значение. Существование в течение десяти месяцев Бельгийских Соединенных Штатов — это первый и единственный пример, когда Бельгия была федеративной республикой и независимым государством. Значение Брабантской революциии еще и в том, что благодаря этим событиям был осуществлен переход от «старого порядка» к индустриальному обществу. Эта революция занимает свое место в ряду буржуазных революций конца XVIII столетия — американской 1776–1783 гг. и французской 1789–1799 гг., так как была первой, хоть и неудачной, попыткой обретения бельгийским народом независимости.

После битвы при Жемаппе 6 ноября 1792 г. началась первая французская оккупация. 20 января 1793 г. прогрессивно настроенные слои епископства Льежского проголосовали за присоединение к Франции. Однако после победы при Неер-виндене 18 марта 1793 г. австрийские войска вновь вступили на территорию Южных Нидерландов.

В ходе революционных войн Франция перешла в наступление, и 26 июня 1794 г. в сражении при Флерюсе генерал Журдан разбил австрийские войска и освободил бельгийские провинции от почти векового австрийского господства. В состав Франции, помимо собственно австрийских Нидерландов, были включены епископство Льежское и герцогство Буйонское. Страна была по французскому образцу разделена на девять департаментов: Лис (со столицей в Брюгге), Шельда (Гент), Де-Нет (Антверпен), Внутренний Маас (Маастрихт), Диль (Брюссель), Урт (Льеж), Жемапп (Монс), Самбра-и-Маас (Намюр) и Форе (Люксембург).

Сравнительно недолгий период французского господства оставил здесь глубокие следы. Главные завоевания Французской революции: уничтожение феодально-сословного порядка, введение прогрессивного французского законодательства, а также административного и судебного устройства и, наконец, провозглашенная французами свобода судоходства по Шельде, закрытой до того в течение 144 лет, — имели большое значение для бельгийских провинций, дали толчок росту буржуазии и формированию рабочего класса, открыли путь дальнейшему развитию капитализма, утверждению буржуазного строя.

Глава 2 ВЕЛИКАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Попытки проведения реформ, которые предпринимало французское правительство начиная с 70-х годов XVIII в., встречали ожесточенное сопротивление придворной знати. Эта оппозиция была частью более общего явления жизни Франции последних предреволюционных десятилетий, которое историки называют «дворянской реакцией».

Цели дворянской реакции противоречили доминирующим тенденциям развития Франции в XVIII в., а именно возвышению буржуазии и освобождению крестьянского хозяйства от пут сеньориального строя. Она ущемляла интересы этих классов, тем самым подталкивая их к насильственным формам протеста против вопиющей несправедливости.

Многое в судьбе французской монархии зависело и от стечения обстоятельств, неподвластных воле правительств и народов, в том числе и от колебаний цен мирового рынка, и от стихийных бедствий.

Благоприятная экономическая конъюнктура, обусловившая рост промышленного и сельскохозяйственного производства в XVIII в., имела и свою оборотную сторону — рост цен. Из-за плохого урожая 1788 г. выступления против дороговизны приобрели на редкость массовый и грозный характер.

Продовольственные трудности усугублял общий хозяйственный застой. На их фоне резко обострилась проблема дефицита государственного бюджета. Во Франции тяжелым бременем на бюджет легли еще и расходы на помощь американским повстанцам. В итоге к 1788 г. бюджетный дефицит возрос почти до 160 млн ливров (что составляло около трети всех доходов государства), причем на выплату долгов уходило свыше 40 % всех государственных расходов. Резкой критике подвергались высокие расходы на содержание двора. К 1788 г. сумма средств, затраченных на эти цели, возросла до 42 млн ливров.

Правительство понимало необходимость повышения доходности государственного бюджета. Это предполагало коренную реформу системы налогообложения, включая ликвидацию налоговых льгот и привилегий дворянства и духовенства. Однако все попытки осуществить такую реформу, предпринимавшиеся правительством во второй половине 70-х и в 80-е годы, разбивались о сопротивление знати и придворных кругов.

В 1787 г. по предложению генерального контролера финансов Калонна Людовик XVI созвал «собрание нотаблей», т. е. высшей знати. И когда Калонн предложил им одобрить введение поземельного налога, подлежащего уплате всеми землевладельцами без различия сословной принадлежности, они, не вдаваясь в дискуссию, просто потребовали у короля отправить в отставку строптивого министра.

Чтобы сдвинуть с места реформу налоговой системы и найти способ решения проблемы бюджетного дефицита, Людовик XVI назначил новым генеральным контролером финансов женевского банкира Жака Неккера (1732–1804), принадлежавшего к школе либеральных экономистов. В целях обеспечения общественной поддержки политике реформ он уговорил короля созвать Генеральные штаты, собрание представителей всех трех сословий королевства, которые последний раз собирались в 1614 г.

Созыв Генеральных штатов после столь длительного перерыва уже сам по себе явился крупным политическим событием. Его значение еще больше возросло, когда король распорядился вдвое увеличить число депутатов от третьего сословия, которое таким образом сравнялось с числом депутатов от обоих привилегированных сословий, вместе взятых. Поэтому в просветительских кругах расценивали созыв Генеральных штатов как меру, предвещающую проведение глубоких перемен в общественном строе, и прежде всего уравнение в правах всех сословий. Выборы проводились весной 1789 г. В них участвовали все без исключения дворяне и духовные лица, а также мужчины, достигшие 25 лет и внесенные в списки налогоплательщиков. Женщины, как правило, правом голоса не пользовались. В Генеральные штаты были избраны 291 депутат от духовенства, 285 — от дворянства и 578 — от третьего сословия.

5 мая 1789 г. в Версале открылись заседания Генеральных штатов. Перед депутатами с программной речью выступил король, упомянувший лишь о финансовых трудностях правительства и ни словом не обмолвившийся о политических и социальных реформах. Большую дискуссию среди депутатов вызвал старинный регламент работы Генеральных штатов, оставленный без изменений: они должны были заседать и голосовать отдельно по сословиям. Такой регламент автоматически превращал депутатов третьего сословия в меньшинство, хотя они составляли половину от общей численности депутатов. Депутаты третьего сословия требовали общих всесословных заседаний и индивидуального (поголовного) голосования.

12 июня они призвали депутатов других сословий присоединиться к ним, а 17 июня объявили себя Национальным собранием. Это смелое решение нарушало существующий порядок и фактически означало начало революции. 19 июня депутаты от духовенства большинством голосов приняли решение объединиться с третьим сословием. Поскольку правительство пыталось помешать их заседаниям, 20 июня, собравшись в зале для игры в мяч, они поклялись не расходиться, пока не примут конституцию государства.

23 июня Людовик XVI на общем собрании депутатов объявил им, что готов ввести равное для всех подданных налогообложение, реформировать судопроизводство и вообще сделать многое из того, чего добивалось третье сословие. Но он подчеркнул, что не намерен ни с кем делить власть и поэтому не собирается отменять прежний регламент работы Генеральных штатов. С угрозой в голосе он заявил: «Если вы не поддержите меня, то я вполне могу обойтись и без вас». Угроза короля вызвала большое волнение среди депутатов третьего сословия. Они остались на своих местах и после того, как заседание было закрыто.

Людовик XVI уступил давлению революционных сил и 27 июня приказал депутатам от дворянства присоединиться к их коллегам от двух других сословий. Революция, таким образом, торжествовала первую победу.

9 июля 1789 г. депутаты всех сословий объявили себя Национальным Учредительным собранием. Фактически они посягнули на одну из прерогатив короля — право определять устройство государства. Была образована комиссия для разработки конституции.

Эти действия всполошили придворную знать, убедившую короля занять твердую позицию по отношению к депутатам. К Парижу стали стягиваться войска. 12 июля произошли столкновения между революционным народом и стражами порядка. А утром 14 июля вооруженная толпа двинулась по направлению к крепости Бастилия, где, как предполагалось, хранились запасы пороха и оружия.

Штурму Бастилии суждено было стать символом Французской революции. Это событие не только знаменовало выход на политическую арену городских народных низов — санкюлотов[1], как говорили в то время, но и явилось наглядным свидетельством крушения старого порядка. В назидание потомкам старая крепость-тюрьма была срыта.

Взятие Бастилии повергло в панику окружение Людовика XVI. Многие аристократы бежали из Версаля или из своих родовых поместий за границу. В их числе был и младший брат Людовика XVI граф д’Артуа.

Людовик XVI не пожелал последовать примеру своего брата. Он пошел на уступки, приняв из рук людей, которых еще накануне презрительно именовал «бунтовщиками», трехцветную сине-бело-красную кокарду. Это было сделано в знак примирения короля с революционным народом Парижа (красный и синий — цвета парижского герба, белый — королевского знамени Бурбонов). Трехцветная кокарда стала символом революционной власти и со временем трансформировалась в новый государственный флаг Франции.

Победа 14 июля воодушевила оппозиционно настроенные слои населения в столице и провинции, вплоть до самых отдаленных уголков страны. В городах повсеместно формировались новые институты власти и местного самоуправления. В Париже еще накануне восстания 14 июля возник революционный орган исполнительной власти — муниципалитет, который приступил к формированию гражданской милиции. Вскоре после взятия Бастилии был избран мэр столицы, а гражданская милиция была переименована в национальную гвардию. В конце июля в столице был создан и орган представительной власти — генеральный совет Парижской коммуны. С конца июля «муниципальная революция» развернулась и в провинции. Одновременно сельские местности Франции охватил «великий страх». Так называют панические настроения, которые распространились среди крестьян в связи со слухами о том, что банды разбойников, нанятых «аристократами», якобы собираются уничтожить на корню урожай текущего года. Крестьяне нападали на поместья и замки дворян, подвергая их полному разграблению. Во время нападений крестьяне в особенности стремились уничтожить хранившиеся в замках документы.

Крестьянские восстания и «муниципальная революция» углубили размежевание между «патриотами» и противниками происходивших в стране перемен, которых именовали, не всегда, впрочем, заслуженно, «аристократами». Весьма разнородным по составу был и революционный лагерь, в котором объединились не только выходцы из третьего сословия, но и многие дворяне и духовные лица. Таким образом, размежевание между силами революции и контрреволюции прошло не по границам сословий или классов, но внутри их. Да и грань между самими революционным и контрреволюционным лагерями постоянно менялась в зависимости от изменения политической обстановки.

Аграрные беспорядки подтолкнули депутатов Учредительного собрания к первой за все время их законодательной деятельности глубокой реформе. На своем заседании в ночь с 4 на 5 августа 1789 г. они высказались за отмену сословных привилегий, вызывавших недовольство громадного большинства населения.

Декретом от 5-11 августа безвозмездно отменялись сеньориальные повинности, вытекающие из личной зависимости крестьянина, равно как упразднялась и сама эта зависимость. Отменялись церковная десятина и ряд дворянских привилегий. Но некоторые сеньориальные повинности подлежали выкупу на условиях, которые Собрание обещало определить позднее.

Выражением энтузиазма, охватившего революционно настроенное большинство депутатов, стала знаменитая «Декларация прав человека и гражданина», разработанная конституционной комиссией Учредительного собрания в качестве введения к будущей конституции государства и утвержденная Собранием 26 августа 1789 г. Как видно из ее содержания, авторы «Декларации» преследовали две главные цели: покончить с политическим наследием «старого порядка» и заложить основания нового строя. В статье 3 говорится: «Источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника». В этих словах усматривается опровержение «божественного права» короля на власть, равно как и полномочий таких корпоративных органов, как парламенты. Осуждение сословных различий и привилегий содержится в статьях 1 и 6.

Вместе с тем «Декларация» дает перечень «естественных и неотъемлемых прав человека», таких, как свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Она провозглашает верховенство закона и основной принцип правового государства: «Все, что не воспрещено законом, то разрешено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом». В «Декларации» подчеркивается необходимость создания гарантий личной безопасности граждан. А свободное выражение мыслей и мнений рассматривается как «одно из драгоценнейших прав человека».

Четкость, афористичность формулировок «Декларации прав человека и гражданина» сделали ее одним из самых известных политических документов не только эпохи Французской революции, но и всемирной истории в целом.

Король отказался утвердить декрет от 5-11 августа и «Декларацию прав человека и гражданина». Поэтому с конца августа тревожные слухи снова поползли по Парижу: «аристократы» оказывают на короля давление, чтобы заставить его силой разогнать Учредительное собрание. Особенно усердствовали в распространении этих слухов агенты герцога Орлеанского. Филипп, герцог Орлеанский (1747–1793), один из богатейших людей Франции, был прямым потомком брата короля Людовика XIV и возглавлял младшую ветвь династии Бурбонов — династию Орлеанов. Еще до революции он приобрел репутацию сторонника просветительских идей. В 1789 г. герцог Орлеанский был избран депутатом Генеральных штатов от дворянства. Одним из первых он стал заседать вместе с депутатами третьего сословия. Современники подозревали герцога Орлеанского в стремлении сместить Людовика XVI и занять французский трон. Внес свою лепту в нагнетание напряженности и столичный муниципалитет. Он усматривал происки «аристократов» в том, что экономическое положение снова ухудшилось, цены на хлеб выросли, а недовольство санкюлотов достигло критической точки.

Вооруженная толпа парижского простонародья 5 октября выступила на Версаль; 6 октября нападавшие захватили дворец, проникнув во внутренние покои королевской четы. Людовик XVI принял все их требования. Он пообещал подписать декрет Учредительного собрания, «Декларацию прав человека и гражданина» и согласился с немедленным переездом в Париж вместе с королевой, наследником и двором.

Так 5–6 октября 1789 г. закончился начальный период революции, период неопределенности и колебаний, когда никто не мог бы сказать с уверенностью, кому же принадлежала в стране реальная власть — Учредительному собранию или королю. После похода на Версаль революционеры могли вздохнуть с облегчением: в лице королевской четы они получили мощное оружие давления на своих врагов. В Тюильрийском дворце, под бдительным надзором национальной гвардии, Людовик XVI и его близкие оказались фактически на положении заложников.

Начавшийся осенью 1789 г. относительно мирный период развития революции обеспечил благоприятные условия для проведения назревших и давно обсуждавшихся просветительскими кругами реформ общественного строя, экономических отношений и системы налогообложения.

Наиболее важные реформы, связанные с упразднением «старого порядка» и учреждением новых общественных отношений, были осуществлены в первой половине 1790 г. Прежде всего Учредительное собрание определило порядок выкупа феодальных повинностей, как было обещано декретом от 5-11 августа 1789 г. Было сохранено различие между так называемыми личными и реальными феодальными правами. Личные права признавались незаконными и подлежали безвозмездной отмене. Что касалось «реальных прав» — а это были ценз, шампары (натуральный оброк) и ренты, а также пошлина, взимаемая при переходе земли в другие руки, — то они подлежали выкупу, поскольку, как считалось, вытекали из предоставления феодалами крестьянам в держание земельного участка. Сумма выкупа была установлена в размере, в 20 раз превышающем годовой доход от денежных повинностей.

Признавая большое значение этой реформы, направленной на ликвидацию феодальных порядков в деревне, нельзя не отметить, что она в какой-то мере запоздала. После «великого страха» июля-августа 1789 г. крестьяне почти повсеместно перестали вносить сеньоральные платежи. И не было силы, которая могла бы заставить их это делать. В таких условиях оправданно было бы отменить повинности без выкупа. Но депутаты Учредительного собрания, стоявшие на страже прав собственности крупных землевладельцев, не пошли на это. В итоге их реформа оказалась неработоспособной. Во всяком случае, крестьяне не спешили воспользоваться предоставленным им правом выкупа повинностей. К весне 1790 г. в основном завершилось и реформирование налоговой системы. Были отменены все прежние налоги, включая соляной налог — габель, может быть, самый ненавистный из всех. Вместо них были введены три прямых налога: на земельную собственность, движимое имущество и торгово-промышленную деятельность. Кроме того, был принят закон, упразднявший корпорации и государственную регламентацию экономической деятельности. Отменялись привилегии монопольных торговых компаний, таких, как Ост-Индская.

Учредительное собрание отменило также и другие ограничения торговой и промышленной деятельности — внутренние пошлины и таможни, в том числе и городские заставы. Была восстановлена свобода хлебной торговли, за исключением продаж на экспорт.

В совокупности аграрная и налоговая реформы, закон против корпораций и другие меры экономического характера учреждали во Франции режим свободной конкуренции. По замыслу депутатов, эти меры должны были обеспечить процветание. Но поскольку реформы были проведены в условиях хозяйственного застоя, начавшегося еще до революции, к которому прибавилась дезорганизация экономики, усилившаяся уже по причине самой революции, их последствия оказались во многом разочаровывающими. Возросла спекуляция, подскочили цены на товары первой необходимости, богатые стали еще богаче, бедные — беднее. В результате возросло социальное напряжение, прежде всего в больших городах, население которых особенно болезненно ощущало перепады экономической конъюнктуры.

В завершение этих реформ, закладывавших новые основы общественных отношений, дворянство и духовенство утратили свой привилегированный статус. В июне 1790 г. Учредительное собрание отменило институт наследственного дворянства и все связанные с ним титулы. Граждан звали теперь по имени (фамилии) главы семьи, а не по аристократическим титулам. Герцог Орлеанский взял себе имя Филиппа Эгалите (т. е. Филиппа Равенство). Согласно «гражданскому устройству духовенства», введенному во второй половине 1790 г., упразднялись и все церковные титулы, кроме епископа и кюре (приходского священника). Из ведения церкви изымалась регистрация рождений, смертей и браков. Законным признавался только гражданский брак. Вводилась выборность епископов и приходских священников. Утверждение епископов папой отменялось. Наконец, протестанты уравнивались в правах с католиками.

Проводя реформы, Учредительное собрание не забывало о главной цели своей деятельности — подготовке конституции. Эта работа началась еще в июле 1789 г., когда была образована конституционная комиссия, и в общей сложности заняла два года. Лишь 3 сентября 1791 г. депутаты приняли окончательный текст конституции. В ней нашли отражение все главные достижения политической мысли Просвещения.

Конституция закрепила широкие права и свободы, которые были провозглашены в «Декларации прав человека и гражданина» 1789 г. (служившей введением к основному тексту конституции). Она закрепила монархический образ правления и принцип разделения властей, согласно которому исполнительная власть принадлежала королю, а законодательная — парламенту.

Но статус короля был решительно изменен. При «старом порядке» он считался королем Франции «милостью Божьей», т. е. как бы стоял над законами государства, теперь же по решению Учредительного собрания он стал именоваться «королем французов милостью Божьей и в силу конституционного закона государства». Как глава исполнительной власти, король сохранял широкие полномочия: он назначал министров, возглавлял администрацию, командовал армией и флотом, назначал послов в зарубежные государства, а также заботился о «внутренней безопасности королевства». Но он был лишен права объявлять войну и заключать мир.

Организация законодательной власти и соотношение между ней и исполнительной властью во второй половине 1789 г. были предметом бурных дебатов в Учредительном собрании, в результате которых депутаты отказались от первоначальной идеи создания двухпалатного парламента и предоставили королю лишь право отлагательного, а не абсолютного вето.

Однопалатный парламент назывался Национальным законодательным собранием. В его компетенцию входили законодательная инициатива и принятие законов, определение государственных расходов, введение налогов, учреждение государственных должностей, объявление войны и ратификация международных договоров. Кроме власти короля и законодательного собрания, создавалась также независимая от них судебная власть.

Конституция 1791 г. ограничивала избирательные права граждан. Все граждане были разделены на «активных», которые только и могли участвовать в выборах, и «пассивных», лишенных такой возможности. «Активными» гражданами являлись мужчины, достигшие 25 лет, не находящиеся в услужении и уплачивающие прямой налог в размере трехдневной заработной платы. Этим критериям во Франции удовлетворяли 4,3 млн человек, т. е. 15 % всего населения и 61 % мужчин старше 25 лет. Для тех граждан, кто хотел выдвинуть свою кандидатуру в депутаты парламента, имущественная планка была еще выше — они должны были платить прямой налог в размере не менее 51 ливра. Выборы были многоступенчатыми: избиратели выбирали выборщиков, а уже те голосовали за депутатов.

Конституция закрепляла новое административное устройство страны, введенное в начале 1790 г. Вместо унаследованной от средних веков весьма запутанной системы вводилась новая, простая и рациональная. Вся территория была разделена на 83 небольших, приблизительно равных по размерам департамента. Низшей административной единицей стала коммуна. Коммуны больших городов, таких, как Париж, разделялись на секции. Местным территориальным общностям от департамента до коммуны были предоставлены широкие права самоуправления.

Преобразования первого года революции ущемляли интересы различных слоев населения. Потерпевшей стороной были прежде всего бывшие привилегированные сословия — дворяне и духовенство. Часть из них, понимавшие неизбежность и даже необходимость общественных перемен, восприняли это достаточно спокойно. Но даже те, кто выражал недовольство переменами, первоначально ограничивались лишь пассивными формами сопротивления, например отъездом в эмиграцию. Противники революции оказались застигнуты врасплох и не были готовы к решительной борьбе. К тому же дворянство опасалось за судьбу Людовика XVI, оказавшегося в руках революционеров.

Духовенство первым поднялось на открытую борьбу против революции. Отчасти спровоцировали его сами депутаты Учредительного собрания. В своем большинстве они относились к церкви недоброжелательно, как хранительнице предрассудков и невежества. Принимая декреты о «гражданском устройстве духовенства», они довольно грубо вторглись во внутрицерковные дела и попытались превратить эту автономную организацию, основанную на вековых традициях и обычаях, в некую разновидность государственного учреждения. Еще в ноябре 1789 г. был принят декрет, передававший все церковные имущества в распоряжение государства, которое обязалось платить священникам жалованье. Превращенные таким образом в государственных служащих, священники вынуждены были под угрозой отрешения от должности принести специальную присягу.

Принудительные меры вызвали резкий протест духовенства. Его подавляющее большинство отказалось присягнуть гражданскому устройству. Среди приходских священников доля таких «отказников» достигала 80–90 %. Из 135 епископов и архиепископов, которые были во Франции до революции, присягнуло только 7. Позицию неприсягнувшего духовенства поддержал римский престол. Но и депутаты Учредительного собрания не желали идти на уступки. Таким образом государство оказалось втнятутым в затяжной конфликт с католической церковью.

Этот конфликт совпал с углублением финансового кризиса, который также был спровоцирован недальновидными действиями Учредительного собрания. Революция унаследовала от «старого порядка» бюджетный дефицит. С началом революции он еще больше обострился: старая налоговая система уже не работала (население перестало платить налоги), новая — еще только создавалась. Чтобы выйти из тупика, Учредительное собрание решило в декабре 1789 г. продать часть церковных имуществ и под их залог выпустило на 400 млн ливров ассигнаты (ценные процентные бумаги). Операция оказалась успешной, и в августе 1790 г. выпуск ассигнатов был увеличен до 1200 млн ливров. Причем на этот раз были выпущены ассигнаты мелкого достоинства, что превратило их в обычные бумажные деньги, обращавшиеся наряду с золотой монетой.

Накачивание экономики бумажными деньгами привело к настоящей экономической катастрофе. Не имевшие достаточного обеспечения, ассигнаты начали обесцениваться. Как следствие — цены возросли еще больше. Это ударило по материальному положению тех слоев населения, которые жили на заработную плату, — наемным работникам города и деревни.

Летом 1790 г. во Франции повсеместно развернулась борьба рабочих городских предприятий и сельских батраков за повышение заработной платы. Это серьезно тревожило депутатов Учредительного собрания. В июне 1791 г. оно приняло закон против «коалиций» (стачек), так называемый закон Ле Шапелье, по имени автора законопроекта. Впрочем, последовательно защищая свободу труда, депутаты этим же законом запретили соглашения и между работодателями.

О политических партиях применительно к истории Французской революции можно говорить лишь условно, как о более или менее расплывчатых группировках единомышленников или даже как о тенденциях, организационно не оформленных.

В первые год-два революции возникли две противоположные по целям партии: роялисты, партия противников революционных преобразований, и конституционная партия (или партия конституционных монархистов), выступавшая за преобразования в рамках конституции 1791 г. Вождем непримиримых роялистов, вставших на путь подготовки контрреволюционных заговоров, стал граф д’Артуа. Другие группы роялистов участвовали в деятельности Учредительного собрания, добиваясь предоставления королю насколько возможно больших прав и прерогатив по конституции. По степени готовности идти с ними на компромиссы отличались течения и внутри конституционной партии. Ее вождями были Мирабо, Сийес, Лафайет, Варнав, Мунье и Малуэ.

Самым ярким из них был Оноре Габриель Рикетти, граф де Мирабо (1749–1791), который принадлежал к умеренному течению. Он происходил из очень знатной семьи. В молодости Мирабо прославился скандальными выходками, за которые несколько раз попадал в тюрьму. Он умер на вершине политической славы. Его прах был помещен в Пантеон — усыпальницу выдающихся людей Франции, созданную во время революции. Лишь после смерти стали известны его тайные письма Людовику XVI, в которых он предлагал королю помощь в борьбе с революцией.

Более радикальное крыло конституционно-монархической партии возглавлял вместе с братьями Ламетами и Дюпором Антуан-Пьер Барнав (1761–1793). Адвокат по профессии, он в 1791 г. также сблизился с королевским двором, вступил в переписку с Марией Антуанеттой, убеждая королевскую чету согласиться с конституцией. После свержения монархии в 1792 г. Барнав был арестован, а спустя год казнен по приговору Революционного трибунала.

Революция способствовала появлению во Франции новых форм политической самоорганизации граждан, получивших название «клубов». Этим английским словом (а клубы впервые появились именно в Великобритании) еще до революции назывались небольшие собрания граждан, встречавшихся более или менее регулярно для обсуждения политических дел.

Первым возник клуб депутатов третьего сословия от Бретани, поэтому и названный Бретонским. В октябре 1789 г. вместе с Учредительным собранием он переехал в Париж и был переименован в Общество друзей конституции. Разместился он в трапезной доминиканского монастыря Св. Якова, и по местонахождению его чаще всего называли просто Якобинским клубом. В середине 1790 г. членами клуба были около 1200 человек. Он установил тесные связи с провинцией, где возникло свыше 150 его отделений. Якобинскому клубу была суждена громкая слава. Его членами являлись почти все видные деятели конституционно-монархической партии — Лафайет, Барнав, Дюпор. В середине 1791 г. среди членов клуба усилились республиканские настроения, и тогда первые роли в нем начали играть Бриссо, Петион и Робеспьер. Летом 1793 г. Якобинский клуб стал центром выработки государственной политики революционной Франции. Он пережил переворот 9 термидора и был закрыт правительством в ноябре 1794 г.

В апреле 1790 г. возник более демократический и по составу и по настроениям клуб, взявший название «Общество друзей прав человека и гражданина». Поскольку он помещался в монастыре кордельеров (так во Франции называли членов монашеского ордена францисканцев), то и упоминали его чаще как Клуб кордельеров. Членами его были Дантон, Марат, Камиль Демулен и другие, всего 300–400 человек. Клуб кордельеров принимал активное участие в организации почти всех народных восстаний революционной эпохи. В 1793 г. руководящую роль в нем играли вожди народного движения в Париже Эбер и Венсан. В 1794 г. Робеспьер, незадолго до своего падения, добился запрета Клуба кордельеров, ареста и казни его руководителей.

В результате раскола Якобинского клуба и выхода из него умеренных членов в июле 1791 г. возникло Общество друзей конституции. Его членами стали Лафайет, Барнав, Дюпор и братья Ламеты. Они со своими сторонниками нашли приют в монастыре фейянов, откуда и неофициальное название их общества — Клуб фейянов. Этот клуб действовал около года — до августа 1792 г. Когда монархия была свергнута и к власти во Франции пришли республиканцы, клуб прекратил существование.

Признаком нового обострения политических противоречий во Франции явилось распространение тревожных слухов. В начале 1791 г. в революционных кругах упорно заговорили о готовящемся бегстве королевской семьи за границу. Когда в апреле Людовик XVI попытался выехать на кратковременный отдых в замок Сен-Клу близ Парижа, толпа санкюлотов попросту преградила ему дорогу и заставила вернуться обратно в Тюильрийский дворец. С этого момента королевская чета, сознавая опасность своего положения, начала и на самом деле активно готовиться к побегу. Ей в этом помогал шведский дипломат граф Аксель Ферзен (1755–1810). До революции он служил во французской армии и в составе корпуса Рошамбо участвовал в войне за независимость в Северной Америке. Представленный ко французскому двору, он был очарован Марией Антуанеттой. Во время революции Ферзен принял горячее участие в судьбе французской королевской четы и был одним из организаторов их побега в ночь на 20 июня 1791 г.

Тем временем в Париже революционные власти обнаружили отсутствие короля и разослали во все стороны нарочных с приказом перехватить беглецов. Людовик XVI был опознан на почтовой станции Сент-Мену, пока он беседовал с местными крестьянами об урожае. Станционный смотритель Друэ сообщил о нем революционным властям. 21 июня во время остановки в местечке Варенн он и был задержан. Под конвоем национальных гвардейцев королевская чета была возвращена в Тюильрийский дворец. На всем пути следования этой процессии вдоль дорог теснились враждебно настроенные к королю толпы народа.

Попытка бегства короля привела к углублению политического кризиса, исподволь нараставшего во Франции в течение последних месяцев. Она фактически перечеркнула двухлетние усилия Учредительного собрания по созданию конституции. Когда работа над ней в основном была уже закончена, король, который по конституции становился главой исполнительной власти с широкими полномочиями, попытался открыто перейти в лагерь противников нового порядка. В политических кругах столицы, среди депутатов Учредительного собрания впервые с начала революции громко прозвучали требования об упразднении монархии и установлении республики. В частности, такое требование выдвинул Клуб кордельеров. Однако большинство Учредительного собрания его отклонило.

В целях давления на Учредительное собрание кордельеры решили организовать народную демонстрацию и 17 июля начали собирать на Марсовом поле подписи под республиканской петицией. Власти объявили ее незаконной. Когда демонстранты отказались разойтись, по приказу командующего Национальной гвардией Лафайета прозвучали ружейные залпы. После разгона демонстрации на Марсовом поле осталось лежать несколько десятков трупов.

Действуя где силой, а где уговорами, конституционные монархисты сумели на какое-то время разрядить политическое напряжение. Чтобы спасти свое детище — проект монархической конституции, они утверждали, что король не собирался бежать, а его попытались похитить. 3 сентября 1791 г. Учредительное собрание приняло окончательный текст конституции и представило ее на утверждение Людовику XVI; 13 сентября король ее утвердил, а на следующий день присягнул ей на верность. В конце месяца Учредительное собрание объявило о самороспуске. В манифесте по этому случаю Людовик XVI провозгласил: «Революция закончилась!»

Между тем никогда еще внутриполитическое положение революционной Франции не было таким неустойчивым, как осенью 1791 г. Попытка побега короля и расстрел демонстрации 14 июля привели к глубокому расколу революционных сил. Возник некий прообраз республиканской партии, которая начала расшатывать здание конституционной монархии, с таким трудом воздвигнутое за два года революции. Контрреволюционные силы, остававшиеся в меньшинстве, получили таким образом возможность использовать в своих интересах противоречия в стане революционеров.

Еще летом 1791 г. состоялись выборы Законодательного собрания, предусмотренного конституцией. В результате этих выборов состав депутатского корпуса полностью обновился. Тому причиной было решение Учредительного собрания, что никто из его членов не подлежит переизбранию в новую законодательную палату. Это решение было продиктовано благородными целями — продемонстрировать бескорыстие депутатов Учредительного собрания, расчистить дорогу новым, свежим силам, но привело к печальным последствиям. В Законодательное собрание пришли неопытные, малоизвестные политики. Им предстояло заново, буквально с азов осваивать сложную науку парламентаризма, в которой за два года проб и ошибок преуспели их предшественники.

В Законодательное собрание было избрано 745 депутатов, причем в нем было меньше выходцев из дворян и духовенства, чем раньше, зато явственно преобладали представители свободных профессий, в особенности адвокаты (400 человек). В новой палате практически не осталось роялистов. Но и о безраздельном господстве партии конституционных монархистов тоже не приходилось говорить. Их группировка насчитывала 250 депутатов, которые в большинстве были членами Клуба фейянов.

Конституционных монархистов потеснили республиканцы числом около 150. Среди них в первые же месяцы наметились противоречия между более умеренным крылом и радикальным. Умеренных, вождями которых были Бриссо, Кондорсе, Верньо, современники называли «бриссотинцами». Историки еще в XIX в. придумали им более звучное название — «жирондисты», поскольку ряд видных руководителей этой партии, в том числе Верньо, представляли в Законодательном собрании департамент Жиронда (на юго-западе Франции с центром в городе Бордо). Радикальное крыло республиканской партии получило название «Гора», или «монтаньяры» (от фр. montagnards — «горцы»). Согласно одной из версий, это название произошло оттого, что группа радикально настроенных республиканцев, расположилась на верхних скамьях амфитеатра Законодательного собрания. И жирондисты и монтаньяры в большинстве своем были членами Якобинского клуба. Остальные три с половиной сотни депутатов объявили себя независимыми и попеременно склонялись к поддержке то конституционных монархистов, то жирондистов.

Надежды на то, что с принятием конституции революция закончилась и институты новой власти начнут работать в спокойном режиме на благо народа, уже осенью 1791 г. рассеялись как дым. Франция столкнулась с реальными, а не мнимыми заговорами «аристократов» и с общим подъемом контрреволюционного движения. Средний брат Людовика XVI граф Прованский, бежавший в Австрию, встал во главе контрреволюционной эмиграции. Он объявил, что Людовик XVI находится в плену у революционеров, и на этом основании принял титул регента Франции. Было образовано правительство во главе с Калонном и создана 15-тысячная армия под командованием принца Конде. «Столицей» французской контрреволюционной эмиграции стал г. Кобленц в Западной Германии.

В самой Франции на почве конфликта с католической церковью вспыхнули первые народные восстания против революции. На эти и им подобные выступления контрреволюции Законодательное собрание ответило репрессивными мерами. Специальным декретом оно обязало графа Прованского вернуться во Францию под угрозой лишения его всех прав. Другим декретом Законодательное собрание пригрозило отнять у эмигрантов все должности, пенсии и доходы с имений, если они не вернутся домой в двухмесячный срок. Если бы они попытались тайно проникнуть во Францию, то их должны были бы судить как изменников. Наконец, суровые кары ожидали и неприсягнувших священников — вплоть до суда и тюремного заключения.

Людовик XVI, однако, воспользовался своим правом вето и приостановил действие этих декретов. Его шаг вызвал бурное негодование республиканских и радикальных группировок. Конфликт между королем и Законодательным собранием относительно декретов об эмигрантах и неприсягнувших священниках еще только разгорался, как возник новый повод для межпартийных столкновений — угроза военной интервенции из-за рубежа.

Вплоть до лета 1791 г. иностранные державы не проявляли большого интереса к событиям во Франции. Главным образом потому, что европейские державы были заняты другими неотложными делами и войнами.

Однако неудачная попытка бегства короля за границу в июне 1791 г. резко изменила отношение европейских монархов к событиям во Франции. Их встревожило столь бесцеремонное обращение с «помазанником Божьим». Кроме того, Мария Антуанетта приходилась родной сестрой императору Леопольду II Габсбургу, избранному императором Священной Римской империи после смерти Иосифа II в 1790 г. К этому времени в основном закончились и войны, которые приковывали внимание держав в первые годы революции. Все это наряду с давним соперничеством, побуждавшим державы воспользоваться ослаблением Франции в своих интересах, продиктовало им политику вмешательства во внутренние дела этой страны.

27 августа 1791 г. в саксонском замке Пильниц император Леопольд II и прусский король Фридрих Вильгельм II подписали декларацию в защиту «монархического образа правления» во Франции. Они недвусмысленно заявили о своей готовности подкрепить эти слова военной силой. Угроза военной интервенции привела к резкому размежеванию политических сил во Франции. Более всех были удовлетворены роялисты, стремившиеся приблизить день и час вступления иностранных армий во Францию в целях подавления революции. Отныне двор Людовика XVI стал делать все возможное для разжигания вооруженного конфликта между Францией и странами, подписавшими Пильницкую декларацию. Партию же конституционных монархистов такая перспектива не устраивала. Они не сомневались, что война потрясет основы воздвигнутого ими государства, и старались если не предотвратить ее вовсе, то хотя бы ограничить боевыми действиями против тех мелких государств на западе Германии, где нашли приют контрреволюционные эмигранты. Их поддерживали монтаньяры, отдававшие себе отчет в многочисленных опасностях, подстерегавших революцию на стезе войны. Однако жирондисты ухватились за войну как за радикальное средство ниспровержения монархии и установления республики. Они полагали, что война окончательно обнажит контрреволюционную политику двора Людовика XVI и тогда королевская власть будет сметена мощным взрывом народного негодования. По их убеждению, монархия была главным препятствием на пути французского народа к счастью и процветанию.

В марте 1792 г. Людовик XVI назначил министрами жирондистов или близких к ним политических деятелей — Дюмурье, Лакоста, Ролана, Клавьера и др. А месяц спустя, 20 апреля, с их согласия он предложил Законодательному собранию объявить войну Австрии. Подавляющим большинством голосов депутаты поддержали это предложение. Даже те из них, кто сомневался в обоснованности этого решения, поддались обаянию освободительных целей и задач этой войны.

Спустя неделю французские войска вступили на территорию Южных Нидерландов. Вялые боевые действия продолжались до тех пор, пока в начале июля на Рейне не появилась сильная прусская армия под командованием герцога Брауншвейгского. Над Францией нависла угроза иностранного вторжения.

Министерство жирондистов попыталось исправить положение, ужесточив свою внутреннюю политику. По его инициативе в мае 1792 г. Законодательное собрание приняло новый декрет против неприсягнувших священников. Одновременно была распущена королевская гвардия, командир которой был предан суду по обвинению в подготовке контрреволюционного переворота. В начале июня последовало решение организовать в окрестностях Парижа военный лагерь для отрядов добровольцев, направляемых департаментами для обороны столицы от нападения противника, которых называли «федератами». Но Людовик XVI отказался подтвердить новые декреты Законодательного собрания, и в середине июня отправил министров-жирондистов в отставку. Тем временем Париж превратился в военную крепость, куда отовсюду стекались отряды «федератов» (добровольцев, направляемых департаментами для обороны столицы). 11 июля 1792 г. Законодательное собрание объявило: «Отечество в опасности», призвав на военную службу всех граждан, способных носить оружие.

Республиканцам невольно подыграл герцог Брауншвейгский. 25 июля он опубликовал манифест, в котором от имени австрийского и прусского монархов грозил парижанам суровыми карами — «военной расправой и полным разрушением» столицы, если они допустят по отношению к Людовику XVI «хоть малейшее оскорбление, хоть малейшее насилие».

Едва парижане прослышали о манифесте, как в адрес Законодательного собрания со всех сторон посыпались требования о низложении короля. Ввиду колебаний депутатов в Париже возникла повстанческая Коммуна, которая отстранила от власти законный муниципалитет и призвала революционный народ на штурм Тюильрийского дворца.

Вечером 9 августа королевский дворец был со всех сторон окружен «федератами» и отрядами повстанцев, и на следующий день Людовик XVI вынужден был покинуть его вместе с членами своей семьи и отдаться под покровительство Законодательного собрания.

Штурм Тюильрийского дворца решил судьбу монархии во Франции. Законодательное собрание уже не могло противиться требованию вооруженных повстанцев о низложении короля. 10 августа 1792 г. оно послушно декретировало «отстранение главы исполнительной власти от его функций».

Восстание 10 августа 1792 г. обозначило важный поворот в истории Французской революции. И до него народные низы не раз вмешивались в ход событий, как бы торопя их и задавая им направление. При этом революционной элите — депутатам законодательных палат, клубам, революционному муниципалитету Парижа — в течение двух лет удавалось удерживать народное движение под своим влиянием.

Восстание 10 августа 1792 г. было свидетельством того, что народное движение начало выходить из-под влияния революционных вождей. Оно было организовано «снизу» — активистами народного движения, образовавшими повстанческую Коммуну, хотя и при поддержке республиканских клубов и партий. С этого момента на протяжении короткого времени народное движение играет не только активную, но и относительно самостоятельную роль в революции, нередко навязывая ее политическим руководителям свои «плебейские» цели и методы борьбы.

После восстания 10 августа повстанческая Коммуна добилась признания своих полномочий Законодательным собранием, которое поспешило выполнить и ряд ее требований. Людовик XVI с семьей были арестованы и заключены в ожидании решения своей участи в башню Тампль (бывший замок ордена рыцарей-тамплиеров). Взамен существующих органов власти было решено избрать новую учредительную палату, которую по примеру американского конституционного конвента 1787 г. назвали Национальным конвентом. Причем деление граждан на «активных» и «пассивных» на выборах Конвента отменялось. Законодательное собрание учредило трибунал для суда над контрреволюционными заговорщиками, который вынес первые в истории революции смертные приговоры по политическим обвинениям. Также впервые в качестве орудия казни была применена гильотина. Наконец, всем неприсягнувшим священникам было предписано покинуть Францию. В противном случае им грозил арест.

В конце августа 1792 г. Парижская коммуна под предлогом борьбы с контрреволюционными заговорщиками и «предателями» организовала силами национальной гвардии и «федератов» аресты «подозрительных» лиц. А затем, 2–5 сентября, Коммуна позволила революционным толпам при прямом попустительстве должностных лиц, например министра юстиции Дантона, осуществить массовые убийства заключенных парижских тюрем, большей частью ни в каких заговорах не замешанных. По примеру Парижа подобные расправы произошли и в других городах — Версале, Реймсе, Лионе, Кане. Жертвами так называемых «сентябрьских убийств» только в Париже стали до полутора тысяч человек.

20 сентября 1792 г. состоялось последнее заседание Законодательного собрания, и в тот же день начал свою работу новоизбранный Конвент. Он насчитывал свыше 750 депутатов, из которых 79 были в прошлом членами Учредительного собрания, а 181 — Законодательного.

По профессии большинство депутатов Конвента, как до него и большинство членов Законодательного собрания, были юристами и вообще лицами свободных профессий (свыше 500). Но в политическом составе Конвента по сравнению с Законодательным собранием произошли большие изменения. Практически прекратила существование некогда господствующая партия конституционных монархистов. Несколько видных ее деятелей, избранных в Конвент, в частности Сийес, не имели особого влияния. Бесспорно господствовали в Конвенте республиканские группировки. Самой крупной из них были жирондисты, насчитывавшие 165 депутатов. Из Законодательного собрания в Конвент перешли все их видные деятели — Бриссо, Верньо, Кондорсе и Гаде. Немного уступали им в численности монтаньяры — ПО депутатов. Их возглавляли Робеспьер, Дантон, Марат, Кутон, Карно и Сен-Жюст. Спустя несколько месяцев число монтаньяров увеличилось до 150 человек. Большинство депутатов (около 500 человек) прямо не входили ни в одну группировку, но поддерживали ту из них, за которой в данный момент были сила и власть. Их презрительно называли «болотом».

Одним из первых актов Конвента, принятым 21 сентября 1792 г., было упразднение монархии и учреждение во Франции республики. В историю она вошла как Первая и существовала почти 12 лет — до того момента, пока в марте 1804 г. ее не упразднил Наполеон Бонапарт, объявленный императором.

В Конвенте с самого начала обострилось соперничество между жирондистами и монтаньярами за первенство. Их вражда во многом объяснялась различиями в социальной и политической природе обеих партий. Сила жирондистов заключалась в их связях с провинцией, с торговыми и промышленными интересами портовых городов запада и юго-запада Франции. При всем авантюризме своей внешней и внутренней политики жирондисты стремились сохранить облик респектабельной правящей партии, уважающей законность (в том числе и права собственности) и нормы парламентаризма. Придя к власти, они отмежевались и от Коммуны, и от ответственности за «сентябрьские убийства». Осенью 1792 г. они покинули Якобинский клуб, что ознаменовало их разрыв с монтаньярами.

Более демократической по своему облику была партия монтаньяров. После ухода жирондистов из Якобинского клуба именем якобинцев стали называть партию монтаньяров. Им удалось завоевать доверие народных революционных движений городов. В частности, они установили тесные связи с Парижской коммуной, руководители которой Шометт и Эбер вступили в Якобинский клуб. Опираясь на Коммуну и народные движения, монтаньяры сумели в дальнейшем победить жирондистов.

Начало работы Конвента совпало с некоторым улучшением военного положения революционной Франции. Осенью 1792 г. французам удалось добиться важных побед. 20 сентября они заставили пруссаков отступить близ местечка Вальми, а 6 ноября разгромили австрийцев в сражении при Жемаппе. Французские армии вторглись в Южные Нидерланды и германские земли, овладев городами Брюссель, Майнц и Франкфурт-на-Майне.

В связи с перенесением военных действий за пределы Франции встал вопрос о политике по отношению к странам и народам, занятым французскими войсками. Вопрос весьма щекотливый, потому что эти страны издавна были целью французской внешней экспансии, по крайней мере со времени короля Людовика XIV, стремившегося овладеть «естественными границами» по Рейну.

Осенью 1792 г. по вопросам внешней политики в Конвенте разгорелись бурные дебаты. В конце концов была принята теория революционной войны, т. е. войны, ведущейся не в целях захвата чужих территорий, а в целях утверждения принципов и идеалов Французской революции за рубежами страны. 15 декабря по докладу Камбона, выдвинувшего лозунг «Мир — хижинам, война — дворцам!», Конвент принял декрет, который обязал командование французской армии на оккупированной территории отменять феодальные права и привилегии, крепостное право, церковную десятину, отстранять старые власти и организовывать избрание новой администрации. Правда, плату за освобождение этот декрет возложил на сами народы оккупированных стран. Они должны были снабжать французские войска одеждой, продовольствием и денежными средствами для оплаты военных расходов.

Но едва успел отзвучать этот лозунг, как Конвент стал, по существу, аннексировать «освобожденные» страны, ссылаясь при этом на просьбы их народов об объединении с Францией. В конце 1792 — начале 1793 г. таким образом к Франции были присоединены Южные Нидерланды (будущая Бельгия), германские земли на левом берегу Рейна, а также Савойя и Ницца.

На фоне победных реляций с фронта обострилась борьба за власть между жирондистами и монтаньярами. Яблоком раздора между ними стала судьба Людовика Капета, как стали называть свергнутого короля, лишенного своего официального титула. Наказать его за преступления против революции потребовала Коммуна. Это требование поддержали монтаньяры. Жирондисты заняли уклончивую позицию. Их не особенно беспокоила судьба Людовика XVI, но они прекрасно понимали, что расправа над ним еще выше поднимет авторитет Коммуны и монтаньяров.

Под давлением Коммуны депутаты Конвента все же решили провести следствие по делу о преступлениях короля. Было установлено, что он поддерживал связи с контрреволюционной эмиграцией и дворами Австрии и Пруссии и призывал во Францию иностранные войска. Обнаружились также свидетельства тому, что с ним обсуждали планы государственного переворота такие видные деятели конституционно-монархической партии, как Мирабо и Лафайет. Можно представить, какая кара ожидала этих политиков, если бы Мирабо не умер еще в 1791 г., а Лафайет не бежал вскоре после восстания 10 августа 1792 г. к австрийцам (которые его арестовали и несколько лет продержали в тюрьме). Во всяком случае, представленные документы показались депутатам настолько убедительными, что 3 декабря 1792 г. они решили предать бывшего короля суду Конвента.

Процесс над бывшим королем растянулся более чем на месяц. Его виновность была признана депутатами единогласно. «Апелляция к народу» (т. е. референдум) была отвергнута значительным перевесом голосов. Наконец, большинством всего лишь в один голос бывший король был приговорен к смертной казни. 21 января 1793 г. Людовик XVI был обезглавлен на гильотине[2]. Осуждение и казнь бывшего короля явились крупной политической победой монтаньяров над жирондистами. С этого времени начинается взлет их могущества.

Весной 1793 г. международное и внутреннее положение Французской республики резко ухудшилось. Оккупация и аннексия иностранных земель, а также казнь Людбвика XVI настроили против Франции большинство государств: Великобритания, Республика Соединенных провинций Нидерландов, Священная Римская империя, Россия, Испания, Сардинское королевство и другие заявили о разрыве отношений с республикой. Большинство из них поддержали Австрию и Пруссию в войне с Францией. Возникла так называемая первая антифранцузская коалиция, организатором которой явилась Великобритания. Целями войны со стороны коалиции были как борьба с французской экспансией, так и стремление восстановить во Франции монархию Бурбонов. При этом воюющие державы, в особенности Великобритания, не забывали и о своих давних счетах с этой страной.

В марте 1793 г. французы потерпели крупное военное поражение в Нидерландах, которое вынудило их отступить с завоеванной территории. За этим поражением последовал еще один удар: в апреле командующий французской Северной армией, действовавшей против австрийцев в Нидерландах, генерал Дюмурье перешел на сторону противника. Хотя ему не удалось увлечь за собой войска, тем не менее ущерб для Франции был огромен. Одновременно вспыхнуло и контрреволюционное восстание в тылу. Его подняли крестьяне на северо-западе страны. Одним из центров восстания стал департамент Вандея, поэтому его и называют Вандейским, а самих повстанцев — вандейцами. Повстанцев к северу от Луары, в Бретани и департаменте Мэн, называли шуанами, поскольку их боевым кличем был крик лесной совы (лесная сова по-французски — chat-huant). Население этого довольно отсталого в экономическом и культурном отношении края отличалось большой религиозностью и преданностью монархии. Поэтому, когда начались преследования неприсягнувших священников, а в особенности когда был казнен Людовик XVI, контрреволюционному дворянству не составило большого труда поднять крестьян на восстание. Причем среди его руководителей были не только дворяне, но и простолюдины. Вандейское и шуанское восстания продолжались с перерывами приблизительно до 1800 г. Война между повстанцами и республиканскими войсками отличалась крайней жестокостью.

Резко ухудшилось весной и экономическое положение Франции. Конвент продолжал накачивать экономику необеспеченными ассигнатами. В результате их курс к январю 1793 г. упал по сравнению с первоначальным до 50 %. Еще в большей пропорции выросли цены на основные потребительские товары.

На почве дороговизны в крупных городах, особенно в Париже, вспыхнули народные волнения. Во главе этого движения стоял бывший священник Жак Ру. В дороговизне и нехватке продовольствия он обвинял скупщиков и спекулянтов, которые наживаются на несчастье бедняков. Поэтому, с одной стороны, он требовал их сурового наказания, вплоть до смертной казни, а с другой — отмены свободы хлебной торговли, установления государственного контроля за запасами продовольствия, а также введения твердых цен на продукты питания. За экстремизм современники прозвали Жака Ру и его сторонников «бешеными».

Ухудшение положения республики привело к обострению борьбы за власть между жирондистами и монтаньярами. Фактически это была борьба между двумя путями выхода из очередного кризиса, в котором оказалась революция. Жирондисты придерживались пути половинчатой законности и компромиссов, монтаньяры — революционного насилия и беспощадной борьбы. С самого начала шансы жирондистов на успех были крайне малы. После свержения монархии, казни Людовика XVI и образования антифранцузской коалиции держав рассчитывать на компромисс с противником можно было только в отдаленной перспективе. Республика ввязалась в войну, в которой ей предстояло или победить, или погибнуть. В борьбе за власть преимущество монтаньярам обеспечило то, что они поддержали требования революционных народных движений о чрезвычайных мерах борьбы против контрреволюции. Жирондисты, сопротивляясь этим требованиям, постепенно растеряли свое влияние среди санкюлотов.

Уже весной 1793 г. Конвент вопреки сопротивлению жирондистов принял ряд декретов в целях усиления борьбы с контрреволюцией. Частью они носили сугубо репрессивный характер, такие, как декрет о создании революционного трибунала, о наказании смертной казнью без суда и следствия всех «мятежников», об ограничении свободы печати, вводивший смертную казнь за «написание или издание трудов и статей, призывающих к роспуску Собрания представителей нации и восстановлению королевской власти».

Ряд мер был направлен на повышение боеспособности армии. Конвент направил 82 депутата в департаменты для ускорения набора в армию 300 тыс. призывников, в каждую из армий республики командировалось по три депутата для контроля за действиями командования. Эти «депутаты в миссии» получили право смещать и брать под арест генералов. 6 апреля 1793 г. создается чрезвычайный орган государственного управления — Комитет общественного спасения из девяти членов, решения которого по неотложным делам внутренней и внешней политики были обязательны для исполнения министрами правительства. Наконец, 4 мая 1793 г. Конвент принимает декрет о максимуме цен на зерно. Этим декретом устанавливался предел роста цен на зерно и муку и одновременно брались на учет все запасы зерна в стране.

Столь суровые меры не могли дать немедленно (и не дали) ожидаемые результаты. Вожаки народного движения полагали, что это происходит потому, что «изменники» в институтах власти срывают исполнение принятых декретов. Еще в апреле 1793 г. сначала Марат, один из руководителей Якобинского клуба, а затем и Коммуна потребовали призвать к ответу виновных лиц, само собой разумеется жирондистов. Жан-Поль Марат (1743–1793) был врачом по профессии. В начале революции он стал издавать в Париже газету «L’ami du peuple» («Друг народа»), сделавшую его имя очень известным. В ней Марат призывал к беспощадной расправе с врагами революции. В частности, в декабре 1790 г. он писал: «Еще год тому назад для нашей свободы и счастья было бы достаточно отрубить пять или шесть сотен голов. Сегодня уже и десять тысяч не покажется много. Пройдет несколько месяцев, и придется отрубить не меньше ста тысяч голов, и это будет правильно, потому что мы не обретем покоя до тех пор, пока не уничтожим всех без исключения врагов родины».

Но жирондисты не собирались сдаваться без боя. Они добились постановления Конвента об аресте Марата и двух вожаков народного движения — Эбера и Варле. Эти шаги Конвента и послужили причиной нового восстания, организованного секциями Парижа. 31 мая 1793 г. вооруженная толпа вторглась в зал заседания Конвента и предъявила свои требования: начать судебные преследования против жирондистов, организовать «революционную армию» для регулярного снабжения Парижа продовольствием и добиться исполнения законов о максимуме цен и налогообложении богачей. Поскольку Конвент не спешил выполнять требования повстанцев, Коммуна в ночь с 1 на 2 июня самочинно арестовала несколько вождей жирондистов и окружила плотным кольцом национальной гвардии здание Конвента. Угроза насилия заставила депутатов капитулировать. 2 июня Конвент принял декрет об аресте 22 депутатов-жирондистов.

В результате восстания 31 мая — 2 июня 1793 г. господствующей партией в Конвенте стали монтаньяры-якобинцы. Они получили власть из рук санкюлотов и должны были хоть в какой-то мере выполнить требования народного движения. В противном случае их могла постигнуть участь жирондистов.

Программа, которую предстояло выполнить монтаньярам, была в общих чертах намечена декретами Конвента от марта — мая 1793 г. Когда монтаньяры пришли к власти, военное положение республики казалось безнадежным. На внешних фронтах республиканские армии отступали. 9 апреля 1793 г. австрийцы вторглись во Францию из Нидерландов, они взяли ряд крепостей, прикрывавших путь на Париж. 23 июля пруссакам сдался гарнизон Майнца. На юге войска Сардинского королевства заняли Савойю и Ниццу. Испанцы перешли Пиренейские горы и начали наступление на Байонну и Перпиньян. Англичане объявили в июне блокаду всех французских портов, перехватывая даже суда нейтральных стран. 29 августа им сдался Тулон — крупнейшая крепость и база французского флота на Средиземном море.

Грозную опасность для республики представлял так называемый «федералистский мятеж», поднятый жирондистами в провинции. Летом 1793 г. им было охвачено 60 из 83 департаментов Франции. Мятеж подняли избегнувшие ареста депутаты-жирондисты, а также тесно связанные с жирондистской партией муниципалитеты крупных торговых городов, таких, как Лион, Марсель, Тулон, Ним, Тулуза и Бордо. Лозунгом этого мятежа было создание федерации автономных департаментов в противовес, как говорили его вожди, «диктатуре Парижа». Шесть департаментов, расположенных в Нормандии, на севере страны, образовали единое руководство. Они создали армию, которая развернула наступление на Париж. Одним из кульминационных моментов федералистского мятежа явилось убийство 13 июля 1793 г. Марата, совершенное роялистской Шарлоттой Кордэ.

Одновременно с военными поражениями и мятежами не ослабевало и давление на монтаньяров «снизу», со стороны народного движения городов. Летом 1793 г. курс ассигнатов упал до рекордно низкой отметки — 22–23 % первоначальной стоимости. Некоторые секции Парижа требовали введения «всеобщего максимума», т. е. государственного контроля за ценами на все потребительские товары.

Первое, что сделали якобинцы, придя к власти, это приняли серию аграрных декретов, отменявших сеньориальные повинности без всякого выкупа и разрешавших продажу земель, конфискованных у эмигрантов, небольшими участками в рассрочку на 10 лет. 24 июня 1793 г. они добились одобрения новой конституции, над которой Конвент безуспешно работал в течение ряда месяцев. Во многих отношениях она представляла собой противоположность Конституции 1791 г. Вместо монархии она учреждала республику, вместо представительного правления — элементы прямой демократии, вместо принципа разделения властей — их единство.

Конституция 1793 г. вводила во Франции всеобщее избирательное право, которым пользовались все мужчины, достигшие 21 года и проживающие не меньше шести месяцев в своем избирательном округе. Сроком на один год граждане избирали Законодательный корпус, которому принадлежали самые широкие права: издание законов, заведование бюджетом и введение налогов, контроль за должностными лицами и судебное преследование лиц, покушающихся на безопасность республики. Законодательный корпус выбирал исполнительный совет из 25 членов. На него возлагалось руководство общим управлением в республике. Законы, одобренные Законодательным корпусом, выносились на всенародный референдум, если против них возражала часть первичных собраний избирателей. Конституции 1793 г. была предпослана «Декларация прав человека и гражданина» в новой редакции. Она содержала более широкий перечень прав и свобод по сравнению со своей предшественницей 1789 г. В ней говорилось: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность».

Конституция 1793 г. так и не была введена в действие. Вместо этого монтаньяры стали укреплять чрезвычайные (т. е. неконституционные) институты власти и применять соответствующие методы правления. В июле-августе был обновлен состав Комитета общественного спасения, образованного еще жирондистским Конвентом. В результате его членами стали такие энергичные деятели якобинцев, как Робеспьер, Ку-тон, Сен-Жюст и Карно.

Самым авторитетным вождем правящей партии стал в это время Максимилиан Робеспьер (1758–1794). В прошлом адвокат в Аррасе, он избирался депутатом Генеральных штатов от третьего сословия. Робеспьер часто выступал с трибуны Учредительного собрания (только в 1790 г. произнес 80 речей), но его отличало не столько красноречие, сколько целеустремленность. Слушая его, Мирабо однажды сказал: «Он далеко пойдет, потому что верит в то, что говорит». В полной мере Робеспьер проявил свои политические таланты после крушения монархии в 1792 г., требуя, между прочим, покарать Людовика XVI без всякого суда. На фоне других революционных политиков, погрязших в коррупции, он выделялся щепетильностью, за что получил прозвище «Неподкупный».

Ближайшими сподвижниками Робеспьера были Жорж Кутон (1755–1794), адвокат, избранию которого депутатом Национального конвента не помешала болезнь (паралич нижней части тела), и Луи Сен-Жюст (1767–1794). Он тоже получил юридическое образование. В первые годы революции Сен-Жюст командовал национальной гвардией в Пикардии. Во время суда над Людовиком XVI он произнес в Национальном конвенте памятные слова: «Короля надо судить… за одно то, что он король… Всякий король является мятежником и узурпатором». Более прагматичным политиком был Лазар Карно (1753–1823), по профессии военный инженер. В Комитете общественного спасения он занимался преимущественно военными делами, в частности реорганизацией армии. Когда в 1794 г. Робеспьер был свергнут и казнен, Кутон и Сен-Жюст разделили его судьбу. Напротив, Карно приветствовал эти события как «революцию». Впоследствии Наполеон Бонапарт, став первым консулом, назначил Карно военным министром. Но тот, будучи прямым и честным республиканцем, отверг милости диктатора.

Наряду с Комитетом общественного спасения возросло значение также созданного ранее Комитета общей безопасности, который сосредоточил в своих руках функции политической полиции. Меры по укреплению институтов исполнительной власти в целях борьбы с контрреволюцией были закреплены декретом Конвента от 10 октября 1793 г. о революционном порядке управления. Согласно этому декрету, введение в действие конституции откладывалось до заключения мира, а Комитет общественного спасения наделялся широчайшими полномочиями. Хотя Конвент по-прежнему считался высшим институтом власти, фактически же возникла диктатура возглавляемых якобинцами комитетов общественного спасения и общей безопасности, перед которыми трепетали и враги и друзья.

В период правления монтаньяров во Франции резко усилилась административная централизация. В пылу борьбы с федералистским мятежом они повели наступление на авторитет и полномочия местных властей. Еще в больших масштабах, чем когда-либо раньше, якобинцы прибегли к принудительной мобилизации мужчин в армию. Декрет от 23 августа фактически вводил в стране всеобщую воинскую повинность. Пошли якобинцы и на дальнейшее ограничение свободы торговли и усиление государственного контроля над экономикой. Это выразилось прежде всего в централизованном управлении предприятиями, работавшими на армию. Наконец, была введена государственная монополия внешней торговли.

Под влиянием народных требований вмешательство государства в экономику принимало нередко грубые, насильственные формы. Декретом от 5 сентября 1793 г. создавались так называемые «революционные армии», предназначенные для использования внутри страны. В частности, они широко применялись для конфискации продовольственных запасов и доставки их в большие города. Уступая требованиям санкюлотов и в то же время стремясь овладеть ценовыми рычагами управления экономикой, монтаньяры 29 сентября 1793 г. провели через Конвент декрет о всеобщем максимуме, установивший предельные цены на широкий круг товаров и ограничивший рост заработной платы. В условиях высокой инфляции этот декрет разрушил легальный рынок, что привело к образованию нелегального «черного рынка».

Придя к власти, якобинцы обнаружили, что они со всех сторон окружены врагами — жирондистами, монархистами, неприсягнувшими священниками, вандейцами, иностранными шпионами («агентами Питта»), спекулянтами и пр. Чтобы победить врагов, они прибегли к самым суровым мерам насилия и принуждения, какие только знала история. Система этих мер и получила название «террор». Это был государственный террор, т. е. политика насилия и принуждения, целенаправленно проводимая правительством. При этом упрочение военного положения республики весной 1794 г. отнюдь не повлекло за собой свертывания террора, ставшего как бы неотъемлемым методом правления якобинцев. 17 сентября Конвент принял «Закон о подозрительных». Этот закон грубейшим образом нарушал все декларированные ранее права и свободы человека, в том числе и самые элементарные права личной неприкосновенности. Он предписывал арест и содержание в тюрьме людей только лишь по подозрению в преступных замыслах (даже не деяниях!) Подозрительными объявлялись «сторонники тирании, федерализма и враги свободы», уволенные от должности чиновники, не проявляющие «постоянно своей преданности революции» дворяне и многие другие, не совершавшие никаких преступлений, люди.

Благодаря этому закону быстрее закрутились колесики репрессивного механизма республики. Революционный трибунал окончательно превратился в слепое орудие уничтожения явных или мнимых противников власти якобинцев. 14 октября начался процесс бывшей королевы Марии Антуанетты, один из самых постыдных в истории революции, поскольку на нем малолетнего Луи-Шарля заставили свидетельствовать против своей матери. Уже 16 октября она была казнена. Через две недели последовала казнь 21 жирондиста, а 6 ноября был казнен бывший герцог Орлеанский. Список жертв террора продолжал расти с устрашающей скоростью. Общее число жертв террора в 1793–1794 гг. достигало, как полагают историки, 33–40 тыс. человек. Из них по приговорам чрезвычайных судов было казнено св. 16 тыс. человек. Подавляющее большинство всех осужденных — более 80 % — принадлежало отнюдь не к бывшим привилегированным классам, а к третьему сословию.

Меры устрашения и насилия в сочетании с кропотливой организационной работой позволили якобинцам победить в войне с федералистами-мятежниками и армиями иностранных государств. К началу 1794 г. была создана более чем миллионная армия, которая численно превосходила силы противника. Была повышена боеспособность и поднят боевой дух республиканской армии. Одновременно почти полностью обновился ее командный состав. На место офицеров и генералов старой королевской службы пришло новое поколение командиров.

Уже во второй половине 1793 г. были подавлены основные очаги федералистского мятежа. Республиканские войска взяли Марсель, Лион, Тулон (при участии Наполеона Бонапарта, командовавшего осадной артиллерией). К концу декабря были разгромлены и основные силы вандейцев, после чего последовали жесточайшие репрессии против мирного населения, в результате которых, по мнению историков, погибло не меньше 10 тыс. человек.

Подавление федералистского мятежа также сопровождалось неоправданными насилиями и бесчинствами. Вот выдержка из декрета Конвента от 12 октября 1793 г., изданного по случаю взятия Лиона. Статья 3: «Город Лион будет разрушен… На развалинах Лиона будет воздвигнута колонна, которая напомнит потомству о преступлениях и наказании роялистов этого города такой надписью: «Лион восстал против свободы, Лиона больше нет»». Две тысячи жителей Лиона стали жертвами репрессий.

Армиям республики удалось отстоять страну и от внешнего противника, силы которого были скованы на границах. На Рейне и в Савойе иностранные войска были даже отброшены назад. В январе 1794 г. Комитет общественного спасения принял решение о начале общего наступления на всех фронтах. Главная битва кампании этого года произошла 26 июня при селении Флерюс в Южных Нидерландах. Французы наголову разгромили австрийцев, а затем овладели Брюсселем, Антверпеном и Льежем. Одновременно они заняли весь левый берег Рейна, включая города Кёльн, Бонн и Кобленц, и наконец вторглись в Испанию.

Победить в войне с мятежниками и иностранными державами оказалось легче, чем преодолеть экономический кризис и предотвратить обнищание широких слоев населения, страдавших от дороговизны и безработицы. Поэтому очень скоро якобинцы оказались под перекрестным огнем критики. «Бешеные» во главе с Жаком Ру, а вслед за ними и так называемые эбертисты (сторонники Эбера) обрушились на монтаньяров за то, что, по их мнению, борьба со спекуляцией велась недостаточно энергично. Их агитация нашла отклик среди санкюлотов, выходивших на демонстрации под этими лозунгами. Это не на шутку встревожило монтаньяров, которые дорожили поддержкой народных движений — своей главной опорой в стране. Поэтому они пошли на коварный шаг — обвинили Жака Ру и Эбера в контрреволюционных происках. Уже в начале сентября 1793 г. Жак Ру был арестован и предан суду Революционного трибунала. Не питая иллюзий относительно уготованной ему участи, Ру в тюрьме покончил жизнь самоубийством. Гораздо труднее монтаньярам было добраться до Эбера, который пользовался среди санкюлотов огромной популярностью как журналист, издатель революционной газеты «Папаша Дюшен», а кроме того, был еще и одним из руководителей грозной Коммуны. Но когда на заседании Клуба кордельеров Эбер высказался за новое восстание против Конвента, монтаньяры не упустили случая расправиться и с ним. В ночь с 13 на 14 марта 1794 г. он был арестован и спустя несколько дней казнен.

По мере того как улучшалось военное положение республики, все громче звучали голоса и тех, кто считал, что террор больше не нужен и пора вернуться к законности и порядку. Сторонники террора, подозревая таких людей в чрезмерной уступчивости контрреволюционерам, прозвали их «снисходительными». Большей частью это были состоятельные и предприимчивые люди, которые неплохо обогатились за время революции, используя связи в правительстве, и теперь мечтали о спокойной жизни. Наиболее заметной фигурой среди «снисходительных» был Дантон. Их взгляды выражала газета «Le Vieux Cordelier» («Старый кордельер»), которую в декабре 1793 г. начал издавать Камиль Демулен. Она повела искусную, внешне безупречную кампанию против крайностей политики террора.

Не пора ли и в самом деле было положить конец террору? Влиятельные деятели партии монтаньяров так не считали. Одни из них, такие как Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон, исходили из того, что, пока контрреволюция не сломлена окончательно, пока не восторжествовали истинно республиканские добродетели — патриотизм, гражданственность, самоотверженность, — рано складывать оружие. Другие, более циничные деятели правящей группировки, такие, как Колло д’Эрбуа, Фуше, Баррас, Тальен и Фрерон, запятнавшие свою репутацию бесчинствами во время подавления федералистского мятежа, выступали за продолжение террора, потому что понимали: с восстановлением законного порядка им придется ответить за свои злодеяния. Те и другие лишь искали предлог, чтобы убрать с дороги «снисходительных».

Такой предлог представился, когда обнаружилось, что «снисходительные» замешаны в финансовом скандале, связанном с ликвидацией Ост-Индской компании. 30 апреля было принято решение об аресте Дантона и Демулена. Об этом Дантона тотчас же предупредили его друзья, предложившие ему бежать за границу. Уверенный в том, что популярность служит ему надежной защитой от преследований, Дантон отказался от этого предложения, заметив: «Нельзя унести родину на подошвах своих башмаков». Спустя несколько часов он вместе с другими «снисходительными» был арестован. Они предстали перед Революционным трибуналом и 5 апреля были казнены.

Расправа с «бешеными», эбертистами и «снисходительными» не только не сняла тревогу монтаньяров за будущее революции, с которой они неразрывно связали свою судьбу, но, наоборот, сделала их еще более подозрительными. 20 июня 1794 г. Конвент принял декрет о реорганизации Революционного трибунала. Фактически он означал торжество беззакония. После принятия этого декрета террор приобрел еще более разнузданные и дикие формы, чем ранее. Согласно этому декрету, задачей Революционного трибунала являлось не правосудие, а наказание «врагов народа». Понятие «враги народа» истолковывалось в декрете столь широко, что при желании кого угодно можно было подвести под это определение. Единственной мерой наказания для «врагов народа» объявлялась смертная казнь. Декрет освобождал судей от необходимости тщательного расследования всех обстоятельств дела подсудимого, а также от соблюдения законов: «единственным руководством для вынесения приговора должна быть совесть присяжных». Декрет обязывал всех граждан доносить на «врагов народа» и даже предоставлял каждому право их лично задерживать и передавать властям.

Террор лишь приумножил число врагов монтаньяров. Панический страх, который они испытывали перед «врагами народа» весной 1794 г., свидетельствовал о том, что они сознавали падение своего влияния в обществе.

Нуждаясь в средстве сплотить вокруг себя народ, монтаньяры обратились к религии. Необходимость духовной связи, объединяющей всех граждан, ощущалась ими особенно остро потому, что разрыв революционной Франции с католицизмом казался бесповоротным. В конце 1793 г. страну захлестнула волна дехристианизации, сопровождавшаяся закрытием и разграблением храмов, глумлением над предметами культа, насилиями над священниками (даже принявшими гражданское устройство церкви). Толчок этому движению был дан декретом от 5 октября 1792 г. о введении нового революционного летосчисления и календаря. Началом нового летосчисления объявлялось 22 сентября 1792 г., т. е. первый день существования во Франции республики. Устанавливались новые названия месяцев по 30 дней в каждом, число которых оставалось прежним — 12. Недели упразднялись и заменялись декадами. Последние пять (в високосном году — шесть) дней года объявлялись праздничными и назывались «санкюлотидами». Согласно новому календарю, день принятия этого декрета датировался 14 вандемьера II года республики.

Дехристианизация сопровождалась насаждением нового гражданского культа, связанного с празднованием годовщин событий революции (например, Дня федерации 14 июля) и почитанием мучеников революции, к лику которых был причислен среди прочих и Марат. Его прах был помещен в Пантеон — усыпальницу великих людей, основанную еще Учредительным собранием в 1791 г. Туда же были перенесены останки Вольтера и Руссо. Попытка создания светской религии воплотилась в культе Разума, празднование которого состоялось 10 ноября 1793 г. Однако Робеспьер, не одобрявший крайностей дехристианизации, остался равнодушен и к новому культу Разума, тем более что инициаторами его создания были эбертисты и дантонисты. Робеспьер противопоставил ему культ Верховного существа, связанный с прославлением гражданских добродетелей. По докладу Робеспьера 7 мая 1794 г. Конвент принял декрет, которым вводилась новая государственная религия, призванная заменить католицизм и укрепить единство республики; 8 мая состоялось помпезное празднование нового культа, распорядителем которого был художник Луи Давид. Все дома Парижа были украшены трехцветными флагами и другими символами революции. Собравшись в Тюильрийском саду, парижане направились через весь город к Марсову полю. Во главе праздничной процессии шествовал Робеспьер, за ним — депутаты Конвента, держащие в руках букеты из хлебных колосьев, цветов и фруктов. На Марсовом поле участники манифестации исполнили гимн в честь Верховного существа и поклялись в вечной ненависти к тирании.

Учреждение культа Верховного существа, жрецом которого фактически стал Робеспьер, а вслед за тем усиление террора, не знавшего границ, окончательно раскололи правящую группировку монтаньяров. Тщеславием Робеспьера были возмущены его ближайшие сподвижники — Карно, Бийо-Варенн, Колло д’Эрбуа, подозревавшие его в стремлении к личной диктатуре. Со своей стороны «террористы» Баррас, Фуше, Фрерон и Тальен боялись, как бы «Неподкупный» не отдал их за прежние бесчинства под скорый суд Революционного трибунала. И те и другие почувствовали угрозу в словах Робеспьера, когда, выступая в Конвенте 26 июля 1794 г. (8 термидора), он обрушился с нападками на «предателей», «злодеев» и «мятежников», никого, впрочем, не называя по имени. Конвент не дал согласия на публикацию его речи, что было открытым выражением недоверия. Но, уверенный в своей неуязвимости, Робеспьер не внял этому предостережению. На следующий день (9 термидора) в Конвенте депутаты прямо объявили Робеспьера «тираном» и «новым Кромвелем», а затем, даже не дав ему сказать ни слова в свое оправдание, проголосовали за арест «Неподкупного» и его ближайших сподвижников. В ночь с 9 на 10 термидора Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон были арестованы. Их препроводили в Революционный трибунал, который, не мешкая, в тот же день, 10 термидора, отправил их на гильотину.

С падением Робеспьера партия монтаньяров фактически перестала существовать. Лишь жалкие ее остатки — не более 30 депутатов — пытались действовать в прежнем духе. Остальные же, как говорили современники, «спустились с Горы в болото». Началось постепенное ослабление тисков насилия и принуждения, в которые было зажато французское общество в правление монтаньяров. Как только канули в прошлое времена террора и принудительной республиканской добродетели, перестали быть опасными и предосудительными роскошь и богатство. Богатые люди не только не скрывали свое богатство, но даже нарочито выставляли его напоказ. Большей частью это были так называемые «новые богачи» (по-французски — «нувориши»), т. е. люди, разбогатевшие недавно, во время революции. Они-то и щеголяли друг перед другом своим богатством, наслаждались всеми доступными за деньги удовольствиями, причем делали это грубо, вызывающе, что обычно и свойственно выскочкам. Светская жизнь — салоны, балы, — почти было полностью прекратившаяся в Париже во время террора, возобновилась еще с большим блеском. В моду вошли экстравагантные прически, вроде стриженых затылков, будто подготовленных для ножа гильотины, полупрозрачные наряды дам и эпатирующие формы проведения досуга, например ночные танцы на могильных плитах кладбища Сен-Сюльпис. На балах тон задавали жены банкиров, политических деятелей и жертв политических репрессий — красавицы Тереза Тальен, Франсуаза Рекамье и Жозефина Богарне.

Политика термидорианцев нашла выражение в постепенном разрушении той системы властных учреждений, которую выстроили монтаньяры в период террора. Была сужена компетенция некогда всесильных комитетов общественного спасения и общей безопасности, восстановлены законные формы судопроизводства, упразднена Парижская коммуна. В Конвент вернулись изгнанные из него или покинувшие его в страхе перед репрессиями жирондисты и монархисты-конституционалисты. Одновременно депутаты «болота» начали расправляться с теми «террористами», кто в свое время покинул Робеспьера и теперь пытался приспособиться к новой политической обстановке. Так, был осужден на смерть и гильотинирован палач Нанта Каррье, за соучастие в «тирании Робеспьера» Конвент декретировал арест Барера, Бийо-Варенна, Колло д’Эрбуа и Вадье. Прах «мученика революции» Марата был вынесен из Пантеона. В области религиозной политики термидорианский Конвент отверг эксперименты монтаньяров с культами Разума и Верховного существа и сделал шаг к примирению с католиками.

Постепенно термидорианцы ослабили и государственный контроль над экономикой. В сентябре 1794 г. Конвент продлил действие законов о максимуме, однако не подкрепил это решение мерами принуждения против «спекулянтов». «Черный рынок» сразу отреагировал на изменение условий — из подполья он вышел на белый свет и стал просто рынком, на котором свободно совершались сделки купли и продажи. Одновременно термидорианцы передали в частные руки несколько национальных мануфактур и упразднили государственную монополию внешней торговли. Все эти перемены увенчала полная отмена законов о максимуме 24 декабря 1794 г. Восстановление свободы торговли в условиях глубокого экономического кризиса, в котором находилась Франция после пяти лет революции, привело к резкому падению курса ассигнатов: в марте 1795 г. он составил всего лишь 15 % номинала. Крестьяне отказывались продавать продукты за бумажные деньги. Приостановился подвоз продовольствия в большие города. Весной 1795 г. рынки Парижа, Лиона, Бордо, Тулузы зияли пустыми прилавками. В лавках, в которых еще торговали, цены взлетели на заоблачную высоту и продолжали расти. По расчетам историков, стоимость жизни в Париже по сравнению с 1790 г. выросла в 10 раз!

Обнищание широких слоев городского населения было той почвой, которая породила в апреле и мае 1795 г. (соответственно в жерминале и прериале по революционному календарю) восстания в Париже. Оба они происходили под лозунгами «Хлеба и конституции 1793 г.!» Народные восстания в жерминале и прериале были сурово подавлены регулярными войсками и национальной гвардией. Преследованиям подверглись последние из видных монтаньяров, сохранившиеся в Конвенте, в том числе и художник Давид.

Поражение народных восстаний воодушевило роялистов, которые вновь, впервые за много лет, подняли голову во Франции. Перемены в стране, казалось, подавали им некоторую надежду на восстановление монархии. В сентябре 1795 г. они подняли мятеж в Париже с целью свергнуть республику и были уже близки к победе, когда на выручку правительству пришли молодые революционные генералы, в том числе Бонапарт. Прямо на улицах столицы он расстрелял мятежников картечью из пушек. Во многом благодаря его энергичным действиям республика была спасена.

В период затишья между народными восстаниями и мятежом роялистов Конвент разработал новую конституцию Франции. Как и предыдущая конституция, принятая в 1793 г. монтаньярами, она учреждала во Франции республиканский строй. Но в основу ее были положены принципы, на которых базировалась монархическая Конституция 1791 г., причем с поправками на накопленный с тех пор опыт революции.

Конституция 1795 г. (или III года республики) восстанавливала цензовое (ограниченное) избирательное право и двухступенчатую систему выборов. Причем особенно высокий имущественный ценз был установлен для выборщиков. Во Франции ему удовлетворяло всего лишь около 30 тыс. человек. В основу конституции был положен принцип разделения властей. Высшая законодательная власть принадлежала двум палатам — Совету пятисот и Совету старейшин. Законотворческие функции между ними были разделены: Совет пятисот выступал с законодательной инициативой и обсуждал законопроекты, но окончательно утверждал их Совет старейшин. Обе палаты ежегодно обновлялись на одну треть. Исполнительная власть вручалась Директории из пяти членов, которая назначалась Советом старейшин по представлению Совета пятисот. Полномочия местных властей были ограничены, и они подчинялись контролю Директории.

В конституции чувствовалось стремление учредителей создать гарантии против диктатуры какого-либо одного института власти или политической партии. С этой целью создавался баланс между обеими законодательными палатами и устанавливался сложный способ избрания Директории. Кроме того, специальными декретами Конвент постановил, что не менее двух третей законодательных палат должно быть избрано из числа членов самого Конвента. Эта мера оказалась весьма своевременной. Благодаря ей были сорваны планы роялистов захвата власти путем выборов.

В ноябре 1795 г. завершились выборы в законодательные палаты и была сформирована Директория. Ее именем также называют республику 1795–1799 гг., когда действовала Конституция 1795 г. Развитие Франции в период Директории определялось двумя противоречивыми тенденциями. Правительству удалось обуздать инфляцию: в феврале 1796 г. была прекращена эмиссия ассигнатов, и Франция вернулась к металлическим деньгам — золотой и серебряной монете. Победа над инфляцией позволила преодолеть экономический кризис первых лет революции. Во второй половине 90-х годов начался рост промышленности, сельского хозяйства и торговли.

Но улучшение экономического положения не способствовало политической консолидации общества. Конституцию 1795 г. постигла участь всех предшествовавших французских конституций: она не смогла стать основой прочного государственного строя. Новое правительство было вынуждено вести борьбу на два фронта: против монархистов, включая и их непримиримое крыло — роялистов, и против остатков партии монтаньяров-якобинцев, не смирившихся с поражением 9 термидора. Не располагая достаточной опорой в стране, Директория сплошь и рядом прибегала к государственным переворотам как средству сохранения власти. Причем она не стеснялась в борьбе с монархистами звать на помощь якобинцев, и наоборот. Такая политика тактических союзов то с одной, то с другой из крайних партий в зависимости от того, кто считался главным врагом в данное время, получила название «политика качелей».

Первое время своим главным врагом Директория считала монархистов. Они добились большого успеха на выборах 1795 г. в законодательные палаты. Республику спасло то, что две трети всех депутатских мест было выделено бывшим членам Конвента. Но среди этих «правительственных» депутатов (числом чуть более 500) лишь меньшинство можно было считать последовательными противниками монархии. К ним относились прежде всего около 150 так называемых «цареубийц», т. е. бывших депутатов Конвента, проголосовавших в январе 1793 г. за казнь Людовика XVI. Для них восстановление монархии было бы смерти подобно.

В апреле 1797 г. состоялись промежуточные выборы в законодательные палаты, на которых монархисты добились уже не просто успеха, а настоящей победы. В связи с этим возникла реальная угроза монархической реставрации. По решению законодательных палат была прекращена продажа национальных имуществ. Во Францию в большом числе стали возвращаться эмигранты и неприсягнувшие священники. В этих условиях Директория, опираясь на преданных республике генералов, в том числе на Бонапарта, осуществила государственный переворот. В сентябре (фрюктидоре) 1797 г. результаты выборов были аннулированы, 177 депутатов-монархистов арестованы и высланы из страны, частично в Гвиану. Одновременно преследованиям подверглись вернувшиеся во Францию эмигранты и неприсягнувшие священники.

Попытка монархической реставрации, обеспокоившая общественное мнение, способствовала росту популярности якобинцев. Это отразилось на результатах очередных выборов в мае 1798 г. Предвидя победу якобинцев, Директория провела декрет о проверке полномочий вновь избранных депутатов. Благодаря этой уловке ей удалось помешать избранию в законодательные палаты 106 кандидатов от оппозиции. Фактически был осуществлен еще один государственный переворот, хотя и прикрытый некой видимостью законности.

Благодаря победам, которых Франция добилась еще в правление якобинцев, военное положение Директории было прочным. В апреле 1795 г. был подписан мирный договор с Пруссией, в июле — с Испанией. В мае 1795 г. был заключен союзный договор с Батавской республикой, образованной французами вместо независимой Республики Соединенных провинций Нидерландов. По этому договору Франция получила 100 млн флоринов компенсации и разместила на территории союзного государства свой 25-тысячный экспедиционный корпус. Наконец, в октябре 1795 г. были аннексированы Южные Нидерланды (будущая Бельгия). Господство французов привело в 1798 г. к восстанию населения аннексированных провинций, жестоко подавленному.

В 1796 г. Франция нанесла сокрушительный удар по остаткам антифранцузской коалиции на континенте — Австрии и Пьемонту. Ряд побед, одержанных в 1796–1798 гг., вскружили голову и Бонапарту и Директории, которые решили поставить на колени последнего еще не сложившего оружие противника — Великобританию. Поскольку две экспедиции, организованные французами против Британских островов (в Ирландию) в 1796 и 1798 гг., закончились полным провалом, было решено нанести удар там, где его меньше всего ждали, — в Египте. Эта страна формально никак не была связана с Великобританией. В ней правили мамлюки, которые находились под верховной властью турецких султанов. Но Египет контролировал кратчайший путь из Европы к сердцу британской колониальной империи — Индии. Завоевав его, Франция не только компенсировала бы колониальные потери в войнах XVIII в., но и стала бы угрожать британским владениям в Южной Азии.

19 мая 1798 г. французский флот, имея на борту 40 тыс. солдат, под командованием генерала Бонапарта направился к Египту. По пути французы захватили остров Мальта. Разбив армию мамлюков в знаменитой битве у пирамид 21 июля, Бонапарт двинулся на завоевание Сирии. Но здесь его постигла неудача, и он был вынужден вернуться в Египет. Впрочем, исход египетского похода был предрешен задолго до поражений в Сирии. Еще 1 и 2 августа 1798 г. британский флот под командованием адмирала Нельсона уничтожил французские корабли в бухте Абукир. Таким образом, армия Бонапарта оказалась в западне. В августе 1799 г. Бонапарт тайно отплыл во Францию. Армия, брошенная им на произвол судьбы, капитулировала в сентябре 1801 г.

Причиной, заставившей Бонапарта уехать из Египта, помимо неудачи похода, было резкое ухудшение военного и внутриполитического положения Франции. Против нее снова выступила вторая антифранцузская коалиция, которая возникла в 1798–1799 гг.

Захват Бонапартом Мальты привел к войне с Россией, выступившей в защиту ордена рыцарей-иоаннитов, великим магистром которого являлся император Павел. Нападение французов на Египет заставило Османскую империю примкнуть к Великобритании и России, с которыми она в январе 1799 г. заключила союзный договор. После победы адмирала Нельсона при Абукире осмелел неаполитанский король Фердинанд IV, женатый на сестре казненной французской королевы Марии Антуанетты; он ненавидел режим «цареубийц». Что касается Австрии, то Франция сама объявила ей войну в марте 1799 г., после того как та согласилась пропустить через свою территорию русские войска.

Французам сравнительно легко удалось разбить неаполитанского короля. В январе 1799 г. на юге Апеннинского полуострова была образована «дочерняя» (марионеточная) Партенопейская республика. Но после этой победы их стали преследовать неудачи. В марте соединенный русско-турецкий флот под командованием адмирала Ушакова захватил остров Корфу. Одновременно в Северную Италию вторглись австрийские войска, поддержанные двумя русскими корпусами под командованием фельдмаршала Суворова. К концу лета французы были вынуждены очистить Северную Италию. Русские и австрийцы потеснили их и в Южной Германии. Наконец, в августе британский и русский десанты высадились в Голландии. Возникла угроза потери Францией всех прежних завоеваний.

Между тем очередные выборы, состоявшиеся в апреле 1799 г., пошатнули власть Директории. И на этот раз якобинцы добились крупного успеха. Но в отличие от предыдущих выборов Директория не посмела отменить их результаты. Ее нерешительностью и воспользовались новоизбранные депутаты-оппозиционеры, совершившие своего рода «контрпереворот». В июне (прериале) 1799 г. палаты добились увольнения сразу трех членов Директории из пяти. Конфликт Директории и законодательных палат привел к тому, что страна стала управляться еще хуже, чем раньше. Распоряжения правительства, имевшие непосредственное отношение к обороне, не выполнялись. Солдаты массами дезертировали из армии, не страшась наказания. В Вандее возобновилось повстанческое движение, в Париже и других крупных городах звучали призывы к санкюлотам вооружаться пиками.

В страну, оказавшуюся на грани новой гражданской войны, прибыл в октябре 1799 г. генерал Бонапарт. Его встретили как «спасителя отечества» все те люди, кто не видел иного пути спасения Франции как от монархической реставрации, так и от повторения ужасов террора, кроме государственного переворота в целях установления сильной исполнительной власти. Душой заговора оказался член Директории, в прошлом видный деятель конституционно-монархической партии Сийес. Он давно уже подыскивал военачальника, которому можно было бы поручить осуществление этого плана. Взгляд Сийеса остановился на Бонапарте, который обладал для этого всеми данными. Он был не только исключительно популярной личностью в армии и народе, но уже однажды, в вандемьере 1795 г., оказал республике подобного рода услуги.

Государственный переворот был осуществлен в два этапа. 9 ноября 1799 г. (18 брюмера VIII года республики) обе законодательные палаты под предлогом раскрытия заговора якобинцев были переведены в целях безопасности из Парижа в пригородный замок Сен-Клу, а Бонапарт назначен командующим парижского гарнизона. В тот же день он добился отставки членов Директории и таким образом сосредоточил в своих руках всю полноту военной и гражданской власти. Оставалось только получить признание его полномочий от законодательных палат. На следующий день, 19 брюмера, Бонапарт явился в Сен-Клу и предстал перед палатами. Вопреки ожиданиям депутаты потребовали от генерала отчета в его действиях. Особенно враждебно приняли Бонапарта в Совете пятисот. С большим трудом ему удалось все-таки добиться от них одобрения государственного переворота. Было объявлено, что Директория прекращает существование, исполнительная власть вручается трем временным консулам, в том числе Бонапарту и Сийесу, а вместо палат создаются две законодательные комиссии, которым надлежит разработать новую конституцию.

Переворот 18–19 брюмера положил конец более чем десятилетнему периоду революционных бурь и потрясений и привел к установлению во Франции военной диктатуры, которая в общих чертах сохранялась вплоть до 1814 г. Эти события, таким образом, представляли собой важный рубеж в политическом развитии страны, с которым обычно и связывается завершение революции. До бонапартистского переворота Франция шла новыми, непроторенными путями, вызывая то восхищение, то осуждение окружающего мира. Бонапарт, придя к власти, наоборот, решительно отказался от революционных экспериментов и подчеркнуто стремился придать своему правлению черты умеренности и консерватизма.

Уйдя в прошлое, революция оставила глубокий след в настоящем. Для народов Европы она служила и служит до сих пор точкой отсчета в движении по пути общественных преобразований. Именно со времени Французской революции возникло понимание того, что государство и общество могут быть изменены к лучшему не только «сверху», в результате мер, принимаемых по своему усмотрению правительствами, но и благодаря прямым энергичным действиям простых граждан «снизу». Во многом именно неудача реформ в духе «просвещенного абсолютизма» заставила французов прибегнуть к массовым насильственным действиям, чтобы сломить сопротивление двора и «аристократов» необходимым нововведениям.

Вместе с тем Французская революция положила начало и затянувшемуся на два столетия спору о том, какой способ общественных преобразований лучше — мирные реформы «сверху» или революционное насилие «снизу». Что и говорить, реформы «сверху» почти всегда далеки от совершенства. Они нередко были непоследовательными, половинчатыми, отвечали прежде всего интересам правительств, а интересы народов принимались в расчет уже потом.

Но так ли уж бесспорно по сравнению с ними преимущество революционного пути преобразований? Опыт Французской революции не дает простого и ясного ответа на этот вопрос. С одной стороны, крестьяне, плебейские слои городского населения, вообще масса небогатых и незнатных французов добились во время революции удовлетворения многих важных требований. Достаточно упомянуть хотя бы об отмене сеньориальных повинностей, о возможности купить в рассрочку участок земли, об установлении гражданского равенства всех людей, наконец, об избирательных правах. Обо всех этих достижениях революции жителям других европейских стран еще долгие десятилетия оставалось только мечтать. Все так. Но вспомним и о той «цене», которую заплатили французы за эти преимущества, — гражданская война, террор, растянувшиеся почти на четверть столетия внешние войны почти со всей Европы, насильственная смерть десятков и сотен тысяч сограждан. Не покажется ли кому-то эта «цена» слишком высокой?

Революция бесспорно поделила надвое историю Франции. Она осуществила глубокие изменения в стране. Общество «старого порядка» навсегда осталось в прошлом. Феодальным повинностям, сословным и корпоративным привилегиям уже не суждено было возродиться. Новое административное деление страны на департаменты стерло границы между историческими провинциями — свидетелями средневековой раздробленности. Глубокий след революция оставила в нравах народа. В сознании людей новые, политические и гражданские ценности потеснили старые, религиозные и монархические. Имея за плечами опыт революции, уже трудно было поверить в средневековую сказку о «добром короле милостью Божьей». Представления о том, что народ является источником власти и что он вправе призвать к ответу свое правительство, проникли глубоко в народную психологию. А с новым взглядом на государство наметилась и политизация общественных отношений: постепенно на смену старинным сословным, корпоративным, религиозным и клановым противоречиям пришли противоречия политические, связанные с вовлечением широких слоев населения в борьбу по вопросам о том, какими должны быть государство и правительство.

Но как ни покажется странным, революция не только не прервала, но в чем-то даже усилила преемственную связь между Францией «старого» и «нового порядка». Это выразилось прежде всего в том, что различные революционные правительства шаг за шагом в кратчайшие сроки осуществили заветную мечту французских монархов, начиная с XVI–XVII вв., — административную централизацию государства, подчинение его отдельных частей центральному правительству. Причем наибольшей степени эта централизация достигла в период правления самых ярых противников монархии — монтаньяров-«цареубийц». Это же правительство практически решило и центральную внешнеполитическую задачу королей из династии Бурбонов. Благодаря победам республиканских армий в 1794–1795 гг. Франция обрела «естественную границу» на востоке — по реке Рейну — и сделала решающий шаг к господству в Европе.

Глава 3 КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРИЯ ВО ФРАНЦИИ

В оценке порядков, установившихся во Франции после государственного переворота 18–19 брюмера, равно как и в оценке личности человека, возглавившего этот переворот, историки расходятся во мнениях не меньше, чем по отношению к революции. Можно ли назвать этот переворот контрреволюционным и, следовательно, не положил ли он конец революции? Или наоборот, не представлял ли он собой попытку спасти революцию, вывести ее из опасного тупика, угрожавшего реставрацией монархии Бурбонов, и не основал ли он режим, являвшийся по существу продолжением революции, хотя и в своеобразной форме? Наконец, какую роль сыграл в этой истории Наполеон Бонапарт — могильщика или наследника революции?

Особую остроту спорам в историографии по этим и другим вопросам истории Франции начала XIX в. придает то, что многие историки испытывают на себе невыразимое обаяние личности Бонапарта. Он был, несомненно, деятелем харизматического типа, способным пробуждать глубокие чувства и переживания, как оказалось, не только у современников, но и у далеких потомков. Знакомясь с произведениями историков, трудно не заметить, что у одних он вызывает безотчетную симпатию, а у других — плохо скрываемую антипатию. Оба эти чувства объясняют, наверное, то, почему история Франции и Европы в его правление традиционно привлекают в науке повышенное внимание, а его многочисленные биографии, если не по качеству, то по количеству, бьют рекорды этого жанра литературы.

По-видимому, однозначно оценить правление Наполеона Бонапарта и его роль в истории не представляется возможным. Порядки, установившиеся во Франции после переворота 18–19 брюмера, в одно и то же время представляли собой отрицание революции (и в этом смысле воплощали контрреволюционный дух) и ее продолжение, связанное с защитой и упрочением тех революционных завоеваний, которые бесспорно были приняты большинством народа. Если все же попытаться как-то оценить порядки во Франции в начале XIX в., то лучше всего воспользоваться емким понятием «постреволюционный режим». Переворот 18–19 брюмера представлял собой попытку найти достойный выход из революции, которая давно стала тяготить самих ее участников. Но выход не на пути новых общественных потрясений, с которыми была бы неизбежно в то время связана реставрация монархии Бурбонов, а на пути политической и социальной стабилизации в той форме, которая в условиях непрекращающихся внешних войн представлялась единственно возможной и приемлемой для населения, — диктатуры.

Конституция 1799 года. Под диктовку Бонапарта законодательные комиссии, созданные после переворота 18–19 брюмера, разработали проект новой конституции, который был обнародован 13 декабря (22 фримера VIII года республики). Согласно этому проекту, исполнительная власть резко усиливалась за счет законодательной, а также учреждалась должность первого консула, который сосредоточил бы в своих руках самые широкие, фактически диктаторские полномочия. Новая конституция была вынесена на всенародное одобрение (плебисцит), которое и было получено благодаря многочисленным подтасовкам и злоупотреблениям преданных Бонапарту чиновников. Всего лишь 1562 человека (на 3 млн голосовавших) осмелились сказать ей «нет». Две трети избирателей вообще не приняли участия в голосовании.

Конституция 1799 г. (VIII года республики) была написана, как того требовал Бонапарт, «кратко и неясно». Формально в ее основу был положен принцип разделения властей. Но фактически законодательная власть была поставлена в зависимость от исполнительной, которая вручалась трем консулам, назначаемым на 10 лет одной из законодательных палат — сенатом. При этом наиболее широкие полномочия были сосредоточены в руках первого консула: назначение министров и других должностных лиц (гражданских и военных), командование армией, заключение международных договоров и пр. Первому консулу также принадлежало право законодательной инициативы. Законодательным палатам оставалось только готовить законопроекты (это была функция Государственного совета), их обсуждать (чем занимался Трибунат) и голосовать без обсуждения (право Законодательного корпуса). Закон вводил в действие также первый консул.

Конституция восстанавливала всеобщее избирательное право. Но кроме тех редких случаев, когда какой-нибудь вопрос выносился на всенародное одобрение, как, например, сама Конституция 1799 г., это право не применялось. Фактически основные институты власти формировались путем назначения. Консулы назначали членов сената, сенаторы назначали членов Трибуната и Законодательного собрания и т. д. Таким образом, все звенья государственного управления находились под контролем исполнительной власти и лично первого консула. Конституция 1799 г. учреждала во Франции диктатуру.

Современники шутили: «Что в конституции? — Бонапарт!»

Зачем генералу-республиканцу понадобилась диктаторская власть? Идея военной диктатуры, скорее всего, была внушена Бонапарту его окружением — людьми, тесно связавшими свою судьбу с революцией и боявшимися все потерять в случае реставрации власти Бурбонов. В большинстве своем это были в прошлом члены представительных палат революционного времени, пережившие благодаря счастливой случайности или собственной малозначимости потрясения прежних лет. Они в равной мере опасались как крайностей гражданской войны и революционного террора, воспоминания о которых были еще слишком свежи в памяти, так и роялистской контрреволюции. И все они мечтали о «твердой руке» диктатора, который обеспечил бы порядок и спокойствие внутри Франции, а также ее защиту от угрозы извне. Среди сановников нового режима выделялись: Сийес, бывший член Учредительного собрания и организатор бонапартистского переворота, назначенный Бонапартом на должность председателя сената; Камбасерес, в прошлом член Конвента, принадлежавший к «болоту», который занял пост второго консула; Лебрен, роялист, присоединившийся к республике, который был назначен третьим консулом; «террорист» и «цареубийца» Фуше, оставленный в должности министра полиции; Талейран, бывший епископ, член Учредительного собрания и дипломат, получивший из рук Бонапарта портфель министра иностранных дел.

Очень скоро Бонапарту представилась возможность доказать своим сторонникам, что они сделали правильный выбор. 24 декабря 1800 г. он едва избежал гибели от взрыва «адской машины» на улице Сен-Никез. После этого на всех заведомых врагов бонапартистской диктатуры обрушились суровые репрессии. В Гвиану, французскую колонию в Южной Америке, прозванную из-за нездорового климата «сухой гильотиной», без всякого суда и следствия были сосланы 130 видных якобинцев. Впоследствии были также схвачены и преданы суду роялисты, подозревавшиеся в том, что они участвовали в заговоре в целях убийства Бонапарта и восстановления монархии. Многие из них были казнены, в том числе легендарный предводитель вандейских повстанцев Кадудаль.

Эти действия Бонапарта обнадежили его сторонников. Они получили доказательства того, что он не только не допустит «анархии», связанной с разгулом революционной стихии, но и не польстится на посулы роялистов. Сторонники монархии на первых порах действительно надеялись, что он, как генерал Монк в Англии в 1660 г., восстановит власть законной династии.

Законотворческая деятельность Бонапарта. Уверенность сторонникам Бонапарта внушала и энергичная деятельность первого консула, направленная на упрочение его власти и одновременно на сохранение и защиту общественных перемен, происшедших во Франции за время революции. Средством к достижению первой цели служила централизация государственного управления.

Взяв власть в свои руки, Бонапарт отменил выборность глав местной администрации и полностью подчинил ее своему контролю. Он лично назначал префектов (глав администрации) департаментов и мэров городов с населением свыше 5 тыс. человек. На этих должностных лиц было полностью возложено местное управление. Представительные учреждения — департаментские, окружные, муниципальные советы — получили чисто совещательные функции и также назначались первым консулом или префектами. Особенно сильно были ущемлены права Парижа, органы самоуправления которого сыграли исключительно важную роль во время революции. Должность мэра французской столицы и общегородской муниципалитет были вовсе упразднены. Париж в административном отношении был подчинен префекту столичного департамента Сена, причем охрана общественного порядка вверялась особому должностному лицу — префекту полиции.

Отменил Бонапарт и выборность судей. Он сам назначал членов всех судебных инстанций, которые получали государственное жалованье. По существу, они превратились в чиновников, чья служебная карьера зависела от благорасположения первого консула.

Административную централизацию дополняли меры по усилению полицейского контроля над всеми сторонами общественной жизни. Одной из первых жертв этого наступления на права и свободы граждан стала печать. Уже в январе 1800 г. под предлогом борьбы с происками врагов республики было закрыто большинство парижских газет — 60 из 73. Тем, которые продолжали выходить, было строжайше запрещено касаться политики. Одна из них, «Le Moniteur», получила статус официальной. Хотя формально не существовало цензуры печати, фактически ее осуществлял Фуше. Спустя несколько лет число выходивших в Париже газет сократилось до четырех, и Бонапарт, будучи в зените власти и славы, подумывал о том, чтобы оставить только одну, правительственную газету. Во всяком случае, в провинции было разрешено издавать лишь по одной газете в каждом департаменте. Уничтожение свободы печати, преследования оппозиции придали правлению Бонапарта ярко выраженный характер полицейского режима.

Одновременно с укреплением власти Бонапарта и под покровом его деспотического правления шла кропотливая работа по упорядочению законодательства с учетом новых принципов и норм права, которые утвердились во Франции со времени революции, — гражданского равенства, защиты собственности, законности. В 1800 г. была образована комиссия по созданию свода гражданских законов, охватывающих широкую сферу экономических и семейных отношений. И уже в марте 1804 г. был опубликован Гражданский кодекс, впоследствии получивший название «Кодекс Наполеона».

Гражданский кодекс 1804 г., или Кодекс Наполеона, закрепил в качестве основы законодательства знаменитые «принципы 1789 года» — свободу личности, равенство всех граждан перед законом, свободу совести и светский характер государства, свободу труда. Право собственности в нем определялось как естественное право, предшествовавшее образованию общества, как «право пользоваться и распоряжаться вещами самым неограниченным образом, лишь за исключением таких способов их использования, которые запрещены законами». Отношения собственности были положены и в основу семейных отношений: власть мужа над женой и отца над детьми опиралась на право главы семьи единолично распоряжаться всем семейным имуществом. Кодекс Наполеона предусматривал при вступлении в брак заключение брачного контракта, определявшего имущественные отношения будущих супругов. При этом сохранялись учрежденные революцией гражданский брак (венчание в церкви могло иметь место только после официальной регистрации брака в мэрии) и право на развод. Большое внимание он уделял вопросам наследования. В частности, из числа наследников семейного имущества исключались «незаконнорожденные», т. е. родившиеся вне зарегистрированного брака дети. Под предлогом защиты свободы труда был оставлен в силе закон Ле-Шапелье 1791 г., запрещавший «коалиции» рабочих и работодателей.

Одновременно с Гражданским кодексом велась работа по составлению ряда других сводов законов, среди которых наиболее важными были Коммерческий (принят в 1807 г.) и Уголовный (в 1810 г.) кодексы.

Установление империи. Стремление к наследственной власти в форме монархии возникло у Бонапарта не без влияния конституционных монархистов из его окружения, таких, как Талейран. Оно окрепло в нем по мере роста его единоличной власти и успехов внешней политики, связанной главным образом с ведением завоевательных войн.

Обеспечив нейтралитет Пруссии и России, в мае 1800 г. Бонапарт во главе армии вторгся через Альпийские горы в Северную Италию. 14 июня он разбил австрийские войска в сражении при Маренго. Уже в феврале 1801 г. Австрия заключила с ним Люневильский мир, по которому отказалась от Бельгии, признала новую восточную границу Франции по реке Рейну и созданные ею «дочерние» республики. Оставшаяся в одиночестве Великобритания также была вынуждена вступить с ним в переговоры. Они завершились подписанием в Амьене договора о мире 25 марта 1802 г. По этому договору Великобритания сняла морскую блокаду Франции, облегчив ей торговлю с колониальными странами, но не признала ни ее новых «естественных границ» на востоке, ни «дочерних» республик.

Отныне ни внешних, ни внутренних препятствий учреждению наследственной власти Бонапарта не существовало. Важным шагом на пути к преобразованию консульской республики в монархию было то, что в мае 1802 г. он получил титул пожизненного консула.

Начиная с весны 1802 г. подготовка к учреждению новой монархии пошла полным ходом. Прежде всего Бонапарт принял меры к тому, чтобы завоевать доверие многочисленных и влиятельных сторонников таких традиционных институтов французской монархии, как католическая церковь и дворянство. Еще в июне 1801 г. с папой римским был подписан конкордат (договор), согласно которому католицизм признавался «религией огромного большинства французских граждан», а церковь отказывалась от претензий на утраченное в годы революции имущество. В апреле 1802 г., на Пасху, в соборе Парижской богоматери состоялась церемония, посвященная установлению «всеобщего (Амьенского) и церковного мира». Тогда же, в апреле 1802 г., была объявлена амнистия эмигрантам, значительную часть которых составляли монархически настроенные дворяне. Эмигранты получали право на возврат своего имущества, конфискованного во время революции, правда, при условии, если оно еще не обрело новых владельцев.

Бонапарт принял меры к созданию и нового, преданного только ему дворянства. Первым шагом в этом направлении было учреждение в мае 1802 г. Почетного легиона. Его члены, получавшие некоторые имущественные привилегии, должны были составить своего рода аристократию будущей монархии. Эта мера противоречила принципу гражданского равенства, провозглашенному во время революции и закрепленному новым законодательством.

Почетный легион первоначально состоял из 15 когорт по 400 членов (офицеров и легионеров) в каждой, отобранных самим Бонапартом. Когортам были переданы национальные имущества, доход от которых позволял выплачивать жалованье каждому члену легиона в зависимости от его чина и обеспечивать его жилищем. В июле 1804 г. был учрежден орден Почетного легиона. Всего с 1802 по 1814 г. членами Почетного легиона были назначены 48 тыс. человек.

Возобновление в 1803 г. войны с Великобританией, так и не примирившейся с территориальными завоеваниями Франции в Европе, облегчило Бонапарту осуществление его замыслов. Перед угрозой французского вторжения на острова, для подготовки которого в городке Булонь на северо-востоке Франции был устроен военный лагерь, правительство Великобритании совместно с роялистской эмиграцией попыталось физически устранить Бонапарта. В начале 1804 г. французская полиция раскрыла роялистский заговор, во главе которого якобы стоял некий французский «принц». Методом исключения Бонапарт пришел к выводу, что этим принцем был не кто иной, как герцог Энгиенский, младший в роду Конде, мирно проживавший в германском государстве Баден вблизи от французской границы. Он был похищен, предан суду военного трибунала и расстрелян во рву Венсеннского замка близ Парижа, несмотря на то что отрицал свое участие в заговоре.

Возобновление войны, заговоры роялистов и покушения на жизнь первого консула — все это сыграло на руку Бонапарту, который нуждался в доводах, чтобы объяснить французам, зачем им нужна новая монархия. Ведь еще совсем недавно они свергли монархию Бурбонов, а затем в течение многих лет проливали кровь, защищая республику. Вслед за казнью герцога Энгиенского, как по команде, в адрес Бонапарта потекли обращения граждан, призывавших его установить наследственность высшей власти и основать новую династию в целях защиты «их существования, собственности и родины» от происков сторонников старого строя.

Как бы уступая давлению общественного мнения, 18 мая 1804 г. Бонапарт провозгласил себя императором Наполеоном. По этому случаю в очередной раз была переработана конституция. Вынесенная на плебисцит, она была одобрена подавляющим числом голосов — 3,5 млн против 2,5 тыс. 2 декабря 1804 г. в соборе Парижской богоматери состоялась пышная церемония коронации, для участия в которой приехал папа римский Пий VII. Нимало не смущаясь, Бонапарт нарушил древний обряд: он взял из рук папы и сам возложил себе на голову императорскую корону.

Согласно конституции 18 мая 1804 г. (XII года), республика во Франции формально сохранялась. В ней говорилось: «Управление республикой поручается императору, который получает титул императора французов». Этот титул передавался по наследству тем же образом, что и королевский, — в «законном» мужском потомстве в порядке первородства. Система управления государством почти не изменилась. Лишь в 1808 г. французское государство стало официально именоваться империей.

Император Наполеон быстро восстановил наряду с титулом и другие атрибуты монархического правления. О прежней республиканской простоте нравов, когда к «гражданину Бонапарту» с просьбой или заявлением мог обратиться любой француз, отныне не могло быть и речи. Императора Наполеона окружал пышный двор. Он был организован по образцу двора Людовика XVI. И располагался он в бывших королевских дворцах и замках — Тюильри, Фонтенбло, Сен-Клу и др. От Версальского дворца Наполеону пришлось отказаться: во время революции он сильно пострадал и нуждался в серьезном ремонте.

Завершилось и формирование дворянства империи. Старые, дореволюционные дворянские титулы, упраздненные еще в 1790 г., так и не были восстановлены. Зато были созданы новые титулы, которыми император вознаграждал своих подданных за верность, причем особенно щедро — за военную службу. Постепенно сложилась иерархия титулов дворян империи: князья, герцоги, графы, бароны. В 1808 г. к дворянству империи был окончательно приравнен Почетный легион: его члены получили наследственный титул шевалье (кавалера). Создание дворянства империи не привело к восстановлению феодальных отношений и повинностей крестьянства.

Вершина могущества. В 1805 г. Великобритании удалось воссоздать антифранцузскую коалицию (третью по счету) европейских держав с участием России, Австрии, Неаполитанского королевства и Швеции. В этих условиях Наполеон отказался от планов вторжения на Британские острова с моря и направил свою «великую армию» против врагов на континенте. Под ее ударами австрийцы без боя сдали Вену, а после поражения объединенных русско-австрийских войск в битве при Аустерлице 2 декабря 1805 г. подписали с Наполеоном мир.

Радость, которую эта победа доставила Наполеону, несколько сгладила впечатление от катастрофы, постигшей французов на море. 21 октября 1805 г. объединенный франко-испанский флот был почти полностью уничтожен британской эскадрой под командованием адмирала Нельсона в морском сражении у мыса Трафальгар близ берегов Испании. Это сражение положило конец морскому соперничеству Великобритании и Франции в течение минувшего столетия. Отныне Великобритания стала бесспорной «владычицей морей».

В 1806 г. антифранцузская коалиция, развалившаяся было после поражений предыдущего года, была воссоздана (так называемая четвертая коалиция). Вместо выбывшей из войны Австрии в ней участвовала Пруссия. Однако прусскую армию французы наголову разгромили в сражениях при Йене и Ауэрштедте. В конце октября 1806 г. Наполеон во главе «великой армии» вступил в Берлин. Здесь он принял важное решение, призванное уравнять шансы на победу с Великобританией после поражения в Трафальгарском сражении. 21 ноября 1806 г. Наполеон подписал декрет о континентальной блокаде.

Согласно этому декрету, на территории Франции и зависимых от нее стран запрещалась торговля с Великобританией. Это была сугубо военная мера, являвшаяся ответом на морскую блокаду, объявленную этой страной против Франции. Учитывая большие объемы британского экспорта в страны Европы, Наполеон надеялся, что континентальная блокада подорвет экономическое могущество Великобритании, лишит ее средств к продолжению борьбы. С этого времени одной из основных целей войн, которые он вел в Европе, стало стремление заставить как можно больше стран присоединиться к континентальной блокаде.

Несмотря на оккупацию французами Пруссии, союзники продолжали войну. Сопротивляясь, русская армия и остатки прусской отступили через польские земли в Восточную Пруссию. Здесь произошло несколько ожесточенных сражений. Решающее значение для исхода кампании имела победа французов при Фридланде 14 июня 1807 г. Через несколько дней после нее было заключено перемирие. А 7 июля французский и российский императоры подписали в городе Тильзите договор о союзе между Францией и Россией. В обмен на присоединение к континентальной блокаде Александр I заручился поддержкой Наполеона в войнах против Швеции и Османской империи. Здесь же, в Тильзите, был подписан франко-прусский договор, согласно которому Пруссия также присоединилась к континентальной блокаде. Кроме того, она теряла свои польские земли, захваченные в результате разделов Польши в 1793 и 1795 гг. На них было образовано дружественное Франции Великое герцогство Варшавское.

Добившись целей своей внешней политики на востоке, Наполеон перенес главный удар на противоположный край Европы. В 1807 г. он в ультимативной форме потребовал присоединения Португалии к континентальной блокаде. Когда ультиматум был отвергнут, в эту страну вторглась французская армия. Началась многолетняя война, в ходе которой на помощь португальцам прибыли британские войска.

В 1808 г. война охватила весь Пиренейский полуостров. Пытаясь окончательно подчинить себе Испанию, и без того проводившую профранцузскую политику, Наполеон обманным путем лишил власти законного короля Карла IV и его сына и наследника Фердинанда и посадил на испанский трон своего брата Жозефа Бонапарта. В ответ на эти действия испанцы восстали. И хотя Наполеону, вступившему в Испанию во главе 200-тысячной армии, удалось подавить основные очаги восстания, борьба не прекратилась. Она приняла форму народного сопротивления — герильи.

Неудачами французов на Пиренейском полуострове решила воспользоваться Австрия. В 1809 г. она образовала вместе с Великобританией новую (пятую) антифранцузскую коалицию. Однако в сражении при Ваграме Наполеон разбил австрийцев и вынудил их уже в октябре 1806 г. подписать тяжелый для них мирный договор: Австрия теряла ряд территорий, в том числе и выход к Адриатическому морю, сокращала свою армию, выплачивала большую контрибуцию и присоединялась к континентальной блокаде.

Свои военные и политические победы Наполеон закрепил в 1810 г. браком с дочерью императора Франца I австрийской принцессой Марией Луизой. С 1796 г. Наполеон был женат на одной из парижских красавиц эпохи Директории, Жозефине Богарне. От предыдущего брака с казненным в 1794 г. генералом Богарне у нее были сын Евгений и дочь Гортензия. В 1804 г. одновременно с Наполеоном Жозефина была коронована императрицей. Их брак оказался бездетным, что главным образом и побудило Наполеона в 1809 г. развестись и заняться поисками новой супруги. Сначала он сватался к великой княжне Анне Павловне, сестре императора Александра I. Получив вежливый, но твердый отказ, Наполеон попросил руки австрийской принцессы Марии Луизы, на этот раз успешно. От нового брака у Наполеона родился сын, получивший титул римского короля (его называли также Наполеоном II). (Воспитывавшийся в основном при австрийском дворе, он умер еще совсем молодым в 1832 г.) Таким образом, Наполеон породнился с одной из старейших и знатнейших династий Европы. Учитывая, что монархисты считали его «узурпатором», похитившим французский трон, это давало ему надежду войти на равных в круг законных государей.

«Великая империя». Следующие год-два были временем наибольшего могущества империи Наполеона. Он по своему усмотрению перекраивал политическую карту Европы, менял правительства, сажал на троны монархов. Многочисленные «дочерние» республики, созданные в Центральной и Южной Европе еще Директорией, были частично упразднены и присоединены к Франции. В результате этих аннексий некоторые государства Европы исчезли с ее карты: Пьемонт, Тоскана, Парма, Папская область в Италии, Голландия в Северной Европе; другие лишились части своей территории: Испания, монархия Габсбургов (потерявшая Южные Нидерланды и некоторые владения на Балканах). Возникла «Великая империя», численность населения которой к 1811 г. возросла до 44 млн человек (т. е. за 10 лет почти удвоилась).

По периметру границ «Великой империи» Наполеон создал сплошную полосу подконтрольных себе государств. В них большей частью был установлен монархический образ правления. Монархами — королями и великими герцогами — стали назначенные Наполеоном лица, как правило его родственники — братья, сестры, племянники и пр. Королем Голландии стал Луи Бонапарт, Вестфалии — Жером Бонапарт, Неаполя — сначала Жозеф Бонапарт (которого сменил видный военачальник Мюрат, зять Наполеона, женатый на его сестре Каролине), Испании — вновь Жозеф, великой герцогиней Тосканы — Элиза, сестра Наполеона, вице-королем Италии — его пасынок Евгений Богарне (королем Италии стал сам Наполеон). Такой порядок как бы возрождал древний феодальный обычай «пожалований» сеньорами тех или иных земель во владение своим вассалам. Но еще больше он свидетельствовал о стремлении Наполеона с помощью семейных («братских») уз упрочить свое международное влияние.

Управление зависимыми от Франции странами, расположенными на большом расстоянии от границ империи и на стратегически важном направлении экспансии — на восток, Наполеон организовал иным способом. Не рискуя доверить столь ответственное дело своим родственникам, о государственных способностях которых он был невысокого мнения, император оставил их под управлением местных династий или должностных лиц. А себе присвоил полномочия протектора (покровителя), предоставлявшие ему возможность в любой момент лично вмешиваться в их дела. Именно так было организовано управление Рейнским союзом и Великим герцогством Варшавским.

Рейнский союз был образован в 1806 г. в составе 16 (в 1811 г. уже 36) германских государств (Баден, Вюртемберг, Бавария и др.) со столицей во Франкфурте-на-Майне. В качестве князя-примаса его возглавил майнцский архиепископ Даль-берг. Великое герцогство Варшавское Наполеон создал в 1807 г. из восточных прусских земель, ранее принадлежавших Речи Посполитой. Его он передал в управление своему союзнику саксонскому королю Фридриху Августу. Аналогичным образом управлялась и соседняя с Францией Швейцария. Еще в 1803 г. Наполеон упразднил Гельветическую «дочернюю» республику и восстановил Швейцарскую конфедерацию в составе 19 кантонов (вместо 13, как было раньше) под своим верховным покровительством.

От вассальных и зависимых стран Наполеон добивался в первую очередь поддержки его внешней политики, включая и присоединение к континентальной блокаде, а также участия в его бесконечных завоевательных походах. Так, например, Рейнский союз был обязан в случае войны выделить в помощь Франции 63 тыс. солдат. Наполеон действительно сумел переложить на эти страны значительную долю военного бремени. Начиная с 1804 г. численность иностранных контингентов французской армии непрерывно росла и к 1807–1809 гг. достигла 100 тыс. человек. Во время похода 1812 г. в Россию «великая армия» Наполеона уже только на четверть состояла из уроженцев «внутренних» департаментов Франции (в границах 1792 г.), остальные происходили из аннексированных земель или из союзных Франции государств.

В итоге Наполеон в пору своего наибольшего могущества сумел создать весьма стройную систему отношений с подвластными ему странами, которая обеспечивала господство Франции в континентальной Европе. Это была система неравноправных отношений, напоминавшая пирамиду. Ее венчала Франция, ставшая благодаря аннексиям самым крупным и сильным государством Европы. Уровнем ниже располагались вассальные «братские» монархии, преданные интересам Франции, которые находились с ней в «семейной» унии и непосредственно прикрывали собой ее рубежи. За ними шли зависимые государства, которым Наполеон лично оказывал «покровительство». Хотя их формальный статус был ниже, они тоже беспрекословно следовали в русле политики наполеоновской Франции, защищая «дальние рубежи» ее обороны и служа в руках Наполеона орудием давления на Пруссию, Австрию и Россию.

После подписания союзных договоров с Россией в 1807 г. и с Пруссией в 1809 г., а также бракосочетания с австрийской принцессой в 1810 г. Наполеон подводит под эту властную пирамиду широкую основу. Ею служили крупнейшие государства Европы, вынужденные после поражения в войнах принять условия «французского мира» и играть впредь по его, Наполеона, правилам.

Реформы «по французскому образцу». Как человек просветительской культуры, Наполеон был убежден в необходимости более разумного общественного устройства, основанного на принципах, провозглашенных революцией. Свою миссию он видел не только в защите достижений революции во Франции, но и в реформировании по ее примеру подвластных стран.

Одним из главных завоеваний революции Наполеон считал отмену феодального порядка. Соответственно в тех странах, на которые распространялась его власть, также принимались меры к отмене сеньориальных повинностей крестьян, церковной десятины, ремесленных корпораций. Особенно активно эта политика проводилась в период Консульства, преимущественно на территориях, аннексированных Францией, на которые были распространены французское законодательство и административная система, — в Нидерландах, на левом берегу Рейна.

Однако с течением времени антифеодальный пыл наполеоновской администрации поубавился. На более отдаленных от Франции территориях Германии, Италии, Испании, формально сохранявших независимость, завоеватели действовали более осторожно, сообразуясь с настроениями местных элит — аристократии, крупных землевладельцев, городского патрициата, поддержкой которых весьма дорожили. Сыграло роль и общее усиление консервативного крена в политике Наполеона с установлением империи.

В Бельгии, Голландии и Северной Италии феодальный порядок был упразднен еще в 90-е годы, во время войн, которые вела французская республика. Чуть позже то же самое произошло на германских землях по левому берегу Рейна, аннексированных наполеоновской Францией в 1801 г.

В германских землях, лежащих по другую сторону Рейна, политика Наполеона в этой области не отличалась последовательностью. Если в Вестфальском королевстве, отданном под управление Жерома Бонапарта, антифеодальные меры проводились энергично, то во многих других государствах, таких, как Саксония или Вюртемберг, они успешно тормозились местными элитами. Причем в отличие от Франции, где феодальные повинности крестьян были безвозмездно отменены в 1793 г., в Германии крестьяне обязаны были их выкупать.

В Великом герцогстве Варшавском Наполеон вообще пошел на компромисс с местной знатью, учитывая важное стратегическое положение страны. Крепостная зависимость крестьян была упразднена, однако сохранились феодальные повинности, в том числе барщина, церковная десятина, а также сословные привилегии дворянства. Подобной же тактики Наполеон придерживался в Папской области и Неаполитанском королевстве. Первоначально не стремился он к «потрясению основ» и в Испании. Но когда в ответ на французскую агрессию испанцы восстали, Наполеон принял более жесткие меры: упразднил инквизицию, закрыл треть монастырей, отменил сеньориальные права.

Важнейшим достижением революционной эпохи наряду с упразднением феодального порядка Наполеон считал учреждение нового общественного строя, покоящегося на принципах индивидуальной свободы, юридического равенства граждан и права собственности. Эти принципы были закреплены новым гражданским кодексом Франции, или Кодексом Наполеона, принятым в 1804 г. Распространение норм французского законодательства в подвластных ему странах Наполеон считал одной из главных задач своей политики.

Кодекс Наполеона, равно как и другие французские законы, с самого начала применялся на аннексированных Францией территориях от Голландии до Пьемонта. В 1806 г. он был введен в Итальянском королевстве, в 1807 г. — в Неаполе и некоторых германских государствах, например в Вестфальском королевстве. В 1810 г. его приняла Польша. Были сделаны попытки применить его нормы и в Испании.

Признание права собственности, расширение свободы предпринимательской деятельности, единообразие законов способствовали развитию хозяйственных связей между народами Западной Европы, оказавшимися под властью наполеоновской Франции. Это же было одним из побочных последствий континентальной блокады, резко затруднившей торговлю с Великобританией и колониями и заставившей страны континента полагаться в основном на собственные ресурсы. Постепенно стало складываться некое подобие объединенного рынка европейских стран, за исключением Великобритании. В определенной мере это означало разрыв с политикой меркантилизма, проводившейся в XVII–XVIII вв.

Правда, этот европейский рынок был своеобразным. На нем господствовали французские купцы и негоцианты, которым Наполеон предоставил щедрые привилегии, вызывавшие сначала зависть, а потом и возмущение купечества других стран. В 1810 г. Наполеон распорядился выдавать особые разрешения (лицензии) на торговлю с Великобританией и колониями только французским купцам. Таким образом, лицензионная торговля, монополизированная французами, превратилась для них в источник легкой наживы. Выиграл и французский бюджет. На лицензионные товары были установлены такие высокие таможенные пошлины, что потребителю приходилось за них платить втридорога, как за контрабандные.

Большое значение Наполеон придавал и культурной экспансии Франции, которая выражалась прежде всего в расширении сферы применения французского языка. Уже в XVIII в. он был языком дипломатии и просветительской литературы. Но именно Наполеон попытался придать французскому языку статус официального в подвластных ему странах. Определенных успехов он добился (не говоря уже об аннексированных территориях) в Германии и Италии, где на французском языке отправлялось правосудие, выходили книги, газеты и журналы, в театрах ставились спектакли, велось преподавание в учебных заведениях. Насаждение французского языка, конечно, способствовало усвоению народами Европы новых политических, правовых и научных ценностей, становившихся частью их собственной культуры. Но вместе с тем эта политика вызывала протест гуманитарной интеллигенции, усматривавшей в ней угрозу самобытной национальной культуре.

Благодаря усилиям Наполеона в годы его правления возникло новое устройство Европы. Впервые за несколько столетий было восстановлено политическое единство Запада, утраченное в эпоху феодальной раздробленности. Но это не было результатом свободного выбора правительств или самих граждан. Десятки стран и народов были объединены вопреки своей воле силой французского оружия. Наполеон считал, что «его» Европу ожидало великое будущее. Так думают и теперь некоторые почитатели памяти «великого императора», называя его имя среди других поборников европейского единства. Но нельзя осчастливить людей вопреки их желанию. Не удалось это сделать и Наполеону. Его «единая» Европа покоилась на хрупком основании. Изолированная на островах, казалось бы, загнанная в угол Великобритания не сложила оружия. Не смирились с французским господством и народы покоренных Наполеоном стран.

Экономика и общество. Одним из важных слагаемых могущества наполеоновской империи было оживление экономики. После целого десятилетия глубокого кризиса, связанного с событиями революции, в начале XIX в. возобновился рост производства. Это обеспечило и повышение уровня благосостояния населения, и доходы государственного бюджета, и потребности беспрестанно воюющей армии в разнообразном оружии и снаряжении.

Экономический рост свидетельствовал о том, что меры по оздоровлению экономики, принятые во второй половине 90-х годов термидорианским Конвентом, а затем и Директорией, начали приносить плоды. Правда, Директории не довелось пожать плоды своих усилий: в результате переворота 18–19 брюмера она пала раньше, чем рост экономики приобрел устойчивый характер. В полной мере от этих плодов вкусил лишь Наполеон. Поэтому в глазах французов он снискал репутацию не только «спасителя» отечества, защитившего страну от внешних врагов, но и мудрого правителя, сумевшего впервые за долгие годы добиться процветания.

Впрочем, Наполеон отчасти тоже заслужил славу творца этого «экономического чуда» первой империи. Фактически он завершил реформу государственных финансов, начало которой положило прежнее правительство. Ему удалось ликвидировать дефицит государственного бюджета, который был во многом связан с плохим поступлением налогов. Став первым консулом, Наполеон реорганизовал налоговое ведомство. Он перенес центр тяжести в его деятельности со сбора прямых налогов (поземельный) на косвенные (табак, алкогольные напитки). В целях укрепления системы кредита в 1800 г. был образован Французский банк. Это было частное учреждение, но оно действовало под государственным контролем. Его главная задача заключалась в обеспечении стабильности рынка ценных бумаг. В 1803 г. Французский банк получил монополию на эмиссию бумажных денег. Тогда же в обращение был введен серебряный франк, свободно обменивавшийся на бумажные деньги. В 1802 г. едва ли не впервые на памяти живущих поколений удалось сбалансировать расходную и доходную части государственного бюджета Франции. Возобновилась выплата процентов по государственной ренте (долговым обязательствам), что для собственнических слоев населения было самым наглядным подтверждением достижений экономической политики Бонапарта. Все эти меры повысили доверие вкладчиков к национальной валюте и ценным бумагам.

Оздоровление финансов способствовало росту инвестиций в промышленность. Это послужило важной предпосылкой промышленной революции, которая во Франции началась именно в правление Наполеона. К этому времени мировым лидером в области использования машин в промышленности была Великобритания, где машинная индустрия начала быстро развиваться еще в последней трети XVIII в. Во Франции незадолго до начала революции были осуществлены лишь первые опыты применения техники в промышленности. Тогда возникло несколько фабрик, оснащенных механическими прялками. Но часть из них почти сразу же закрылись по причине нерентабельности. Политические и экономические бури времен революции отнюдь не способствовали техническим нововведениям. И лишь когда эти бури окончательно улеглись, Франция действительно вступила в эпоху промышленной революции.

Первой отраслью промышленности, пережившей техническую реконструкцию, было хлопкопрядение. Если в 80-е годы XVIII в. количество механических веретен исчислялось сотнями, то на рубеже веков счет пошел уже на тысячи. В последние годы империи их число приблизилось к 1 млн. Одновременно возникло механическое бумаготкачество и ситцепечатание.

Техническому перевороту в хлопчатобумажной промышленности способствовала политика таможенного протекционизма, которую проводило правительство империи. Крайним выражением этой политики явилась континентальная блокада, объявленная Наполеоном Великобритании в 1806 г. Запрет на ввоз британских товаров в страны, присоединившиеся к блокаде, создал «тепличные» условия для развития механизированных предприятий во Франции. Они получили надежную защиту от разорительной конкуренции британских фабрик и заводов. Кроме того, они заняли монопольное положение на рынках многих европейских стран, где ранее господствовали британские промышленники.

Однако постепенно континентальная блокада и политика Наполеона в целом вошли в противоречие с задачами промышленного развития страны. Сокращение торговли с Великобританией и колониями болезненно отразилось на положении тех отраслей промышленности, которые использовали привозное сырье, в том числе и на работе хлопчатобумажных фабрик, получавших хлопок из-за границы. Они жили буквально на «голодном пайке». В 1805 и 1810 гг. торговая политика Наполеона привела к экономическим кризисам. Это заставило его узаконить контрабанду, ставшую жизненной потребностью для многих отраслей промышленности, слоев населения и местностей Европы, путем выдачи купцам специальных «лицензий» на ввоз запрещенных товаров.

В то же время искусственное закрытие рынка для конкурентов заметно ослабило стимулы французских промышленников к повышению производительности труда. Промышленная революция в начале XIX в. приобрела во Франции однобокий характер. Технические нововведения почти не затронули производство шерстяных, льняных и шелковых тканей, металлургическую и горнодобывающую промышленность. Паровой двигатель оставался редкостью: к концу империи его имели не более полутора десятков предприятий, в основном шахт (которые использовали его для откачки воды).

Сельское хозяйство оказалось еще менее восприимчивым к прогрессу, чем промышленность. Несмотря на то что многие земельные участки и поместья сменили своих владельцев в связи с массовыми продажами и перепродажами национальных имуществ во время революции, в начале XIX в. во Франции не произошло значительных улучшений в агротехнике и агрикультуре. Соответственно низкими оставались производительность труда и уровень доходов массы сельского населения. А это, в свою очередь, тормозило расширение внутреннего рынка. Промышленная революция, таким образом, не была поддержана революцией аграрной.

Вялому протеканию промышленной революции соответствовала и социальная структура общества. За годы Французской революции и правления Наполеона она не претерпела серьезных изменений. Большинство населения страны, как и при «старом порядке», проживало в сельской местности. Самым многочисленным общественным классом оставалось крестьянство, закрепившее благодаря революции свои земельные владения в собственность. Сколько-нибудь существенно не изменились и предпринимательские слои населения, среди которых, как и раньше, преобладали представители традиционного торгово-денежного капитала — негоцианты и банкиры. Впрочем, в их состав вошла разношерстная группа «новых богачей» («нуворишей»). Она, однако, быстро растворилась среди представителей «старого богатства». Несмотря на конфискации имущества эмигрантов, крупное землевладение сохранилось. А благодаря раздаче Наполеоном земельных и прочих пожалований, а также созданию дворянства империи наметилась даже попятная тенденция в общественном развитии. Общество империи по ряду важных признаков, отмеченных выше, очень напоминало дореволюционный «старый порядок».

Но главное, изменились принципы, на которых строились взаимоотношения различных социальных групп внутри общества. Аристократическому идеалу сословного неравенства империя противопоставила принцип гражданского равенства. В то же время она резко отмежевалась и от выдвинутого в ходе революции идеала равенства без бедных и богатых. В итоге империя учредила общество, основанное на признании правового равенства граждан, но закрепившее фактическое социальное их неравенство. Богатство, а не родовитость и знатность, как при «старом порядке», стало главным критерием личного преуспеяния и общественного положения гражданина. А предпочтительными способами приобретения богатства — экономическая деятельность и государственная служба.

Если государственная служба в годы империи оказалась поистине «золотой жилой» для тысяч смелых, предприимчивых, душой и телом преданных императору молодых людей, воевавших под его знаменами или заполнявших многочисленные государственные канцелярии, то экономическая деятельность сулила столько же надежд, сколько и разочарований. Даже то, что Наполеон открыл свободный доступ французским товарам на рынки большинства стран Европы, не всегда радовало самих же французских промышленников и купцов. В силу относительно низкого уровня развития производства во Франции они не всегда имели возможность освоить эти рынки. Особенно если речь шла об отдаленных странах, таких, например, как Россия. Так, заставив Россию присоединиться к континентальной блокаде, Наполеон не сумел вполне компенсировать ей потерю такого торгового партнера, каким была Великобритания. Французам везти свои товары в Россию, во-первых, было далеко и невыгодно. Их больше устраивали рынки в Германии и Италии. Во-вторых, они зачастую не могли предложить России те же товары и по столь же привлекательной цене, как Великобритания.

Между тем активная завоевательная политика Наполеона весьма дорого обходилась казне, а следовательно, и налогоплательщикам. И хотя с открытой оппозицией со стороны деловых кругов Наполеон в течение своего правления не сталкивался (противоречить императору было небезопасно, да и потери для состоятельных классов от его политики до поры до времени компенсировались выгодами), тем не менее недовольство постепенно нарастало. Это ослабляло империю изнутри.

Континентальная блокада в конечном счете провалилась не только как чисто военная мера, как оружие в борьбе против Великобритании. Она истощила ресурсы Франции и тем самым ускорила крах самой империи.

Поход в Россию. В 1812 г., так до конца и не покорив народы Пиренейского полуострова, имея за плечами ворох нерешенных проблем на родине, Наполеон предпринял поход в Россию. К этому его побуждали непомерное честолюбие и все более независимая политика Александра I, который не поддержал Францию в войне против Австрии в 1809 г.

«Великая армия» Наполеона, вторгнувшаяся в Россию 12/24 июня 1812 г., насчитывала свыше полумиллиона человек. На две трети она состояла из солдат союзных или зависимых от Франции стран — немцев, поляков, итальянцев, испанцев, большинство из которых шли на войну без особого энтузиазма. Однако наполеоновская армия значительно превосходила русскую армию численностью. План Наполеона заключался в том, чтобы разгромить противника в серии «решающих» приграничных сражений, после чего продиктовать императору Александру I мир на своих условиях. Но русские военачальники Барклай-де-Толли и Багратион уклонились от сражения, которое им пытался навязать Наполеон. Отступая, они добились соединения основных сил русской армии близ Смоленска.

Крупнейшее сражение этой кампании произошло 26 августа / 7 сентября 1812 г. у села Бородино, когда французы приблизились к Москве на расстояние всего нескольких десятков километров. К этому времени из-за больших потерь, которые понесла наполеоновская армия, силы противников почти сравнялись.

Однако Бородинское сражение не дало существенного перевеса ни одной из сторон. По его окончании армии фактически вернулись на исходные позиции. Главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов готов был возобновить сражение наутро, но, узнав о большом количестве убитых и раненых, принял решение об отступлении и о сдаче Москвы противнику без боя. Большинство москвичей покинули город вслед за армией.

Брошенная жителями Москва оказалась западней для армии Наполеона. На его предложения о переговорах Александр I не ответил. Переждать суровую русскую зиму на теплых московских квартирах также не удалось. В городе вскоре после прихода французов начались пожары, в которых сгорело две трети всех домов. Армии угрожал голод. Прождав в нерешительности месяц, Наполеон 7/19 октября вывел армию из Москвы и попытался пробиться к Калуге, где располагались продовольственные склады русской армии. Но, получив отпор, он был принужден к отступлению.

В ходе отступления «великая армия» перестала существовать. 13/26 декабря 1812 г. ее остатки пересекли российскую границу в обратном направлении. Но еще раньше Наполеон, оставив командование армией Мюрату, поспешно уехал в Париж, откуда пришли известия о попытке государственного переворота в целях его низложения, предпринятой генералом-республиканцем Мале.

Прибыв в Париж и сместив префекта полиции, допустившего покушение на его власть, Наполеон немедленно приступил к формированию новой армии для продолжения войны на востоке Европы. И уже в апреле 1813 г. он во главе 150-тысячного войска снова появился в Германии.

Гибель империи. Разгром «великой армии» в России послужил сигналом к созданию новой (шестой) антифранцузской коалиции. В ее состав вошли наряду с Россией и Великобританией Пруссия, Швеция и Австрия.

Начало кампании 1813 г. оказалось для союзников неудачным. В мае французы добились победы в сражениях при Лютцене и Бауцене в Саксонии. Но когда союзники подтянули резервы и обеспечили себе значительное численное превосходство над противником, произошел перелом в ходе военных действий. В августе по отдельности потерпели поражение видные наполеоновские военачальники Макдональд и Удино, в сентябре — Ней. Основные силы наполеоновской армии были разгромлены в «битве народов» под Лейпцигом 16–19 октября. Понеся огромные потери, французы в беспорядке бежали с поля сражения.

Поражение под Лейпцигом ознаменовало закат политического и военного могущества Наполеона. Его покинули последние союзники, в частности Саксония и Бавария. Народы Европы один за другим стряхивали с себя иноземное господство. Как и в начале правления Наполеона, армии стран — членов антифранцузской коалиции вплотную приблизились к границам Франции. Однако обеспечить надежную защиту ее территории он был уже не в силах. Прошли те времена, когда массовый призыв новобранцев в армию позволял в короткие сроки довести ее численность до многих сотен тысяч человек. Двадцать лет почти непрерывных войн, начиная с 1792 г., обескровили Францию. Ее прямые безвозвратные потери составили около 1 млн человек. Страна устала от войны. Под любым предлогом, включая и умышленное нанесение себе тяжких увечий, молодежь уклонялась от военной службы. Маленькие города и села были наводнены бандами дезертиров. Поэтому, когда 350-тысячная армия союзников вступила в декабре 1813 г. на французскую территорию, Наполеон смог выставить против нее всего лишь около 70 тыс. солдат.

Во время кампании 1814 г. Наполеон в последний раз блеснул своими полководческими дарованиями. Постоянно находясь в движении, умело маневрируя, он внезапно нападал на превосходящие силы противника, нередко вынуждая их к отступлению. Особенно удачной для него была середина февраля, когда за восемь дней он одержал семь побед. Но эти победы имели местное значение и не могли изменить общий ход войны. В полном сознании своей непобедимой мощи союзники, не отвлекаясь на те мелкие неприятности, которые доставлял им Наполеон, вели наступление на Париж.

1 марта четыре основные державы антифранцузской коалиции: Великобритания, Россия, Австрия и Пруссия, подписали в Шомоне, маленьком французском городке, лежащем на полпути от Рейна к Парижу, союзный договор. По этому договору они обязались не вступать в сепаратные переговоры с Францией и довести с ней войну до полной победы. Каждая из держав должна была выставить по 150 тыс. солдат. Для Великобритании было сделано исключение: вместо армии она предоставляла союзникам ежегодную субсидию в 5 млн ф. ст.

30 марта войска союзников подошли к стенам Парижа. В тот же день его защитники, опасавшиеся, как бы их город не постигла участь Москвы, сложили оружие. На следующий день император Александр I и прусский король Фридрих Вильгельм III во главе своих армий вступили во французскую столицу.

Наполеон, которого эти события застали близ Парижа, в замке Фонтенбло, не терял надежды на сохранение власти. Его все еще окружали 60 тыс. преданных солдат. Кроме того, он рассчитывал на сочувствие тестя, императора Австрии. Но случилось то, чего Наполеон ожидал меньше всего: он не встретил понимания у своих приближенных. Маршалы Ней, Бертье и Лефевр потеряли веру в победу и посоветовали императору отречься от престола в пользу сына, римского короля. Несколько дней Наполеон колебался, но 6 апреля все же подписал отречение.

Но было уже поздно. По инициативе Талейрана еще 1 апреля сенат сформировал временное правительство, а 3 апреля объявил о низложении Наполеона, виновного «в нарушении присяги и покушении на права народа, поскольку набирал в армию и взимал налоги в обход положений конституции». Сенат 6 апреля предложил корону Людовику XVIII. 11 апреля союзники заключили в Фонтенбло договор, отдававший в пожизненное владение Наполеону остров Эльба в Средиземном море.

Узнав о своей участи, Наполеон попытался покончить жизнь самоубийством. В конце концов он смирился с неизбежным. И вот, 20 апреля в дворике замка Фонтенбло состоялось его прощание с гвардией. Многие из солдат не могли сдержать слезы при виде своего несчастного императора. После этого Наполеон немедленно отправился в изгнание.

Подошла к концу наполеоновская эпопея, волновавшая современников на протяжении полутора десятков лет. В сущности, Наполеона Бонапарта постигла та же участь, что и революционные группировки, правившие во Франции до него. Ему не удалось основать прочный и устойчивый режим, который он мог бы передать своим преемникам. Трудно отрицать, что Наполеон ближе других подошел к этой цели. Длительность его пребывания у власти побила все рекорды революционного времени. В области внутренней и внешней политики он мог гордиться такими успехами, какие и не снились его предшественникам. Однако правлению Наполеона было свойственно неразрешимое внутреннее противоречие, которое рано или поздно должно было привести к его краху. Важным, если не основным, слагаемым успехов его внутренней и внешней политики были завоевательные войны. Именно эти войны в короткие сроки сплотили французское общество вокруг Наполеона и обеспечили международное признание его режима. Он стал пленником своей военной славы. Чтобы сохранить власть, он должен был вновь и вновь доказывать всему миру свое военное превосходство, пока окончательно не подорвал силы Франции.

Глава 4 ЕВРОПЕЙСКИЙ МИР НА РУБЕЖЕ ЭПОХ: КОНЕЦ XVIII ВЕКА-1815 ГОД

События во Франции оказали глубокое влияние на все страны европейского мира, не только затронув систему международных отношений, но и во многом определив внутриполитические процессы в этих государствах.

Великобритания. К концу 80-х годов XVIII в. картина экономического, внутриполитического и международного положения Великобритании уже мало чем напоминала состояние глубокого кризиса, вызванного бесславной войной с бывшими североамериканскими колониями несколькими годами раньше. Кабинет Уильяма Питта Младшего, пользовавшийся стабильной поддержкой парламентского большинства (это подтвердили выборы 1790 г.) и неизменно благосклонным отношением Георга III (1760–1820), добился значительных успехов. Фискальные мероприятия Питта в области налогообложения и таможенной политики, сокращение излишних государственных расходов, борьба с синекурами и казнокрадством в сочетании с умело проведенными административными реформами увенчались успехом. Росла и укреплялась промышленность — налицо был огромный шаг вперед фабричной системы, бурно развивались в первую очередь металлургия, машиностроение, текстильное производство, судостроение, стабильно росли заработки трудящихся. Активизировалась торговля (особую роль сыграл договор с Францией 1786 г., фактически основанный на принципах свободной торговли), британские товары завоевывали новые рынки, особенно в Азии и Америке; общий объем экспорта в 1784–1792 гг. вырос на 70 %. Государственный долг, составлявший в 1783 г. 243 млн ф. ст. сократился за 10 лет всего до 10 млн.

Однако всем этим успехам все меньше и меньше соответствовала архаичная политическая система страны, хотя по сравнению с сословно-абсолютистской континентальной Европой внешне она даже выглядела прогрессивно. Страна по-прежнему управлялась чрезвычайно ограниченным числом аристократических семейств, зачастую не отличавшихся высокими деловыми и моральными стандартами, при послушной поддержке парламентского большинства, состоявшего из политически малоактивных джентри. Быстро менявшийся с ростом промышленности и торговли во многом буржуазный облик Британии удивительно мало отражался на персональном составе членов палаты общин. Робкие попытки Питта Младшего реформировать представительную власть в середине 80-х годов натолкнулись на глухое сопротивление парламента, вызвали открытое недовольство короля, и больше к этой проблеме Питт старался не возвращаться.

По-прежнему велика была власть палаты лордов, состоявшей из представителей титулованной знати и высшего духовенства, в частности она имела право вето на решения нижней палаты. Не было и речи об ответственном перед парламентом кабинете, его члены были прежде всего министрами Георга III, которому принадлежало исключительное право их назначения и смены. Прочность позиций самого Питта в огромной степени зависела от монаршей благосклонности, его лишь с большими оговорками можно считать первым премьер-министром нового времени.

Несмотря на то что после кризиса 1782 г. вроде бы не приходилось говорить о режиме личной власти Георга III, влияние этого далеко не блестяще одаренного монарха не только на состав, но и на текущую и долгосрочную политику кабинета и вообще на государственный механизм было исключительно велико. Его права справедливо вполне сопоставимы с полномочиями президентов Франции или США более позднего периода. Институт монархии составлял ядро британской политической системы, временная невозможность исполнения королем своих обязанностей привела к глубокому внутреннему кризису конца 1788 — начала 1789 г.

Государственная власть все также проявляла прямо-таки средневековую нетерпимость по отношению к католикам и диссентерам, всячески третируя их. Это положение отрицательно сказывалось на и без того не простых отношениях с Ирландией. Такова была обстановка в Англии к моменту начала революции во Франции.

Поначалу многие британцы встретили революцию отнюдь не враждебно, если не сказать благосклонно. Собрание Генеральных штатов, клятва в зале для игры в мяч, взятие Бастилии, провозглашение Национального собрания, позднее осенний марш на Версаль и т. д. — все это не вызвало неприятия по ту сторону Ла-Манша. Это не означает, однако, что британцам импонировали революционные принципы и лозунги.

Одни были рады видеть ослабление традиционного противника, надеясь, что внутренние неурядицы подорвут усиливавшиеся в последние годы позиции Франции на международной арене, другие рассматривали происходящее как возмездие французам за их помощь 13 американским колониям во время последней войны. Однозначно и искренне приветствовали революцию, пожалуй, лишь виги во главе с их бессменным вождем и вечным парламентским оппонентом Питта Ч. Д. Фоксом (1759–1806). Они видели во французских событиях конец тирании и неограниченных привилегий верхов и нищеты народных масс, ибо Франция зачастую представлялась как страна «папистов, черного хлеба и деревянных башмаков». По словам современника, самого Фокса обуревали сильнейшие чувства, он не мог дышать другим воздухом, помимо воздуха свободы.

Более сдержанные политики, включая Питта и его сподвижников, начинали с тревогой взирать на торжество идей свободы, равенства и братства, и особенно из-за попытки распространить их за пределами Франции. Они, впрочем, рассчитывали, что революция завершится установлением режима, сходного с тем, что утвердился в Англии после 1688 г. Далеко не случайным было и появление в конце 1790 г. знаменитого памфлета Э. Берка «Размышления о французской революции», являвшегося в первую очередь откликом на влияние событий во Франции на Англию и положившего начало консервативной трактовке Французской революции.

По мере радикализации хода событий во Франции господствующие позиции не без влияния Берка заняла точка зрения, что все разговоры о равенстве и братстве неуместны в Британии с ее идеальным государственным устройством и что лишь безответственные люди вроде Фокса и его немногочисленных сподвижников (виги в это время пребывали в парламенте в безнадежном меньшинстве, редко собирая при голосовании больше 100 голосов в свою пользу) могли аплодировать событиям во Франции. И все же в Англии множились революционные общества и ассоциации. Например, уже в ноябре 1789 г. «Лондонское революционное общество» (название, впрочем, не имело никакого отношения к Франции, общество было создано в связи со столетием «славной революции») приняло обращение к Национальному собранию, поздравлявшее его с победой справедливости и свободы над абсолютизмом. Тем не менее какой-либо «республиканизм» выражали лишь те, кого было принято считать политическими позерами и экстремистами. К последним стали относить и радикалов-вигов, которые под несомненным влиянием событий на континенте вновь подняли знамя борьбы за избирательную реформу. Так, в 1791 г. в Бирмингеме была создана «Ассоциация движения за реформу», годом позже — общество «Друзей народа» с аналогичными целями.

Все это воспринималось властями без восторга. Памфлет Берка постепенно стал манифестом противников каких-либо реформ, способных подорвать существующий порядок. Большинство парламентариев, члены кабинета во главе с Питтом и сам Георг III, сообразивший, что под угрозой находился престол не только Людовика XVI, но и его собственный, заняли позицию неприятия Французской революции. Внутренние волнения следовало подавить. Публикация возбуждающих статей и памфлетов, а также несанкционированные собрания были запрещены королевскими прокламациями и решениями правительства. Положение усугубилось объявленной Францией 1 февраля 1793 г. войной, которую Питт и король всеми силами старались избежать, первый — для продолжения своей политики реконструкции, последний — в силу присущего ему миролюбия.

В этих условиях даже Фокс, только что заявлявший, что Франция не делала ничего для того, чтобы спровоцировать войну, как истинный патриот, был вынужден умерить свой пыл. Тем не менее, власти перешли к открытым репрессиям против сторонников революции. Подавляющее большинство британцев было готово поддержать жесткие меры в отношении сторонников «цареубийц». Король изгнал Фокса из Тайного совета, а с середины 90-х годов вигская парламентская оппозиция практически прекратила существовать. Администрация Питта обрушилась на свободу выражения общественного мнения, что мотивировалось заботой о безопасности страны. К «якобинцам» и «открытым врагам» с подачи Георга III стали причислять и сторонников парламентской реформы. Реформаторские и революционные настроения перестали различать, сторонников «революционных» ассоциаций отождествляли со сторонниками насилия во Франции. Точку в этом вопросе поставил Питт, заявивший в середине 1793 г., что никакие реформы не могут быть проведены и, более того, нельзя даже выступать в их защиту, пока страна находится в состоянии войны.

Уже к середине 90-х годов повсеместно стали ощущаться отрицательные последствия войны, положение усугубили плохой урожай 1795 г. и вызванный им рост цен. В октябре этого года огромная толпа встретила парламентариев свистом, бранью и выкриками: «Хлеба!», «Мира!» и «Долой Питта!» В другом месте градом камней был засыпан экипаж Георга III, король чудом не пострадал. Не без влияния подобных эксцессов репрессивная политика властей усиливалась, дело дошло до приостановки Habeas Corpus Act и серии смертных приговоров в отношении «смутьянов».

Войны против Франции всех трех коалиций, в создании которых Великобритания принимала самое активное участие, ни в 1795–1797 гг., ни в 1798–1801 гг., ни в 1804–1805 гг. не увенчались достижением поставленных целей. Самому Питту не суждено было увидеть окончание войны. Несмотря на блестящую победу Горацио Нельсона при Трафальгаре в конце 1805 г., решающей битвой оказался Аустерлиц, после чего Питт заявил: «Сверните карту Европы, она не понадобится в течение 10 лет». Действительно, потребовалось около 10 лет для достижения окончательной победы.

Разгром Наполеона при Ватерлоо войсками англичан под командованием лорда Веллингтона и пруссаков в 1815 г. ознаменовал завершение войны с Францией и принес Англии, да и всей Европе долгожданный мир. С одной стороны, казалось бы, налицо были все основания для оптимизма. Британцы были одним из немногих европейских народов, не покорившихся Наполеону. За годы войны многократно усилилась военная мощь страны, налицо был явный прогресс в экономическом развитии, принесший процветание многим промышленникам, торговцам и лендлордам. Внутриполитическое устройство в целом выдержало серьезные испытания, хотя и пришлось пойти на явное сокращение свободы. Англия не столкнулась с глобальными внутренними потрясениями, французские события не перекинулись по другую сторону Ла-Манша. Однако все это была лишь одна сторона медали.

Германские земли. В Германии в конце XVIII в. не сложилось революционной ситуации, события там развивались совсем по другому пути, нежели в соседней Франции. Политика просвещенного абсолютизма, проводившаяся в ряде германских государств, способствовала некоторому сглаживанию социальных конфликтов. Если во Франции и других романских странах в мобилизации народа на политическую борьбу, в привлечении его к поддержке либеральных лозунгов важную роль играл антиклерикализм, то в Германии он не приобрел особого значения благодаря религиозной гетерогенности и политике веротерпимости, проводившейся в ряде государств. Преобладающее большинство населения германских земель той поры было политически индифферентно. Слабая и неразвитая немецкая буржуазия не могла выдвинуть политическую программу, способную активизировать народные массы. В просвещенных кругах до 1789 г. даже не возникало дискуссии о возможности создания конституционного государства на основе политической свободы (вне сословно-корпоративной системы).

Революционные события во Франции встретили сильный и неоднозначный отклик у германской общественности. До казни Людовика XVI многие представители немецкой интеллигенции высказывали воодушевление революцией и ее идеями. Среди них — Гегель и Шеллинг, Кант и Фихте, Гердер и Шиллер и многие другие. В отдельных районах произошли народные выступления. Но эти выступления имели локальный характер, революционных лозунгов восставшими не выдвигалось.

Правительства Пруссии и Австрии, обеспокоенные развитием революции и опасностью распространения ее идей в немецких землях, заключили союз против революционной Франции. Весной 1792 г. начались военные действия. В решающем сражении у Вальми 20 сентября 1792 г. союзные войска потерпели поражение. Две лучшие европейские армии не смогли противостоять революционному духу французов. Известны слова великого Гёте, что с поражения под Вальми началась новая эпоха всемирной истории. Французы перешли в наступление и в конце года заняли Рейнскую область.

Революционные события во Франции оказали наибольшее воздействие на маленькие германские государства на левобережье Рейна. Особенно сильным было революционное брожение в Майнце, Вормсе и Шпеере, где в результате французской оккупации образовались революционные правительства. Наиболее яркие события, связанные с деятельностью так называемых немецких якобинцев, произошли в Майнце. После того как французский маршал Кюстин в октябре 1792 г. занял Майнц, в городе образовалось якобинское «Общество друзей равенства и свободы» во главе с библиотекарем Майнцского университета Георгом Форстером. Общество насчитывало около 500 человек. Немецкие якобинцы стремились к демократической конституции, основанной на принципе народного суверенитета, однако они не имели представления о том, как осуществить свои идеи в Германии. Возглавив временную администрацию Майнца, Форстер стал добиваться его присоединения к Франции. В марте 1793 г. майнцский Конвент принял решение о выходе из состава Германской империи. 30 марта французский Конвент удовлетворил просьбу делегации во главе с Форстером о присоединении Майнца к Франции. Однако летом 1793 г. прусские войска после многомесячной осады заняли Майнц. Французы временно оставили левый берег Рейна. Форстер остался в вынужденной эмиграции в Париже, где умер в 1794 г., многие его сподвижники были казнены, некоторым удалось бежать.

Осенью 1794 г. эта территория вновь была оккупирована Францией. Уцелевшие во время расправы 1793 г. якобинцы вернулись в Майнц, надеясь при поддержке французского генерала Гоша осуществить объединение всех рейнских земель в республику. Однако их чаяния потерпели окончательный крах после падения якобинской диктатуры во Франции. По Базельскому миру 1795 г. Пруссия отдала Франции свои владения на левом берегу Рейна. Рейнская область была присоединена к Франции и разделена на четыре департамента.

Якобинское движение в Германии развивалось прежде всего в среде радикально настроенной интеллигенции, поддержки среди широких народных масс оно не нашло. Отмены феодальных повинностей крестьяне от якобинского правительства не дождались, поборы французских войск вызывали возмущение у населения. Уже в декабре 1792 г. Форстер осознавал, что «Германия не дозрела ни до какой революции». Он с горечью констатировал: «Наш грубый, нищий, необразованный народ может только неистовствовать, но не организовываться». После казни Людовика XVI неприятие революции народом еще больше усилилось. Так, в выборах в майнцский конвент приняли участие всего 9 % населения. Во время осады Майнца радикалы ввели террор, оттолкнув от себя жителей города, с воодушевлением встретивших приход прусских войск. Характеризуя деятельность немецких якобинцев, современные германские историки отмечают, что воздействие их на революционизацию Германии было скорее негативным. Участие интеллигентов в якобинском движении способствовало дискредитации просветительских идей. В целом не стоит преувеличивать роль и широту распространения якобинства в Германии (что было характерно для ряда восточногерманских историков).

Свержение монархии во Франции, казнь короля, затем тирания Робеспьера — по мере своей радикализации Французская революция все больше отталкивала немецкую интеллигенцию. Отношение к ней большей части общества стало враждебным. К. Шлегель возмущался, что французы предали свои идеалы, Г. Ф. Гегель писал по поводу казни Людовика, что «в этой кровавой драме растаяло облако свободы». И. Кант, у которого революция сначала вызвала «сочувствие, граничащее с энтузиазмом», позже подчеркивал в «Метафизике нравов», что изменения в государственном устройстве «могут быть произведены только самим сувереном путем реформы, а не народом путем революции». Многие вновь вернулись к идеалу старой имперской конституции — к надеждам, которым скоро суждено было испариться в связи с распадом Священной Римской империи.

Германия под властью Наполеона. Революционные войны окончились поражением европейских держав. После Базельского мира 1795 г. Пруссия 11 лет не присоединялась к антифранцузским коалициям. Люневильский мир, заключенный в 1801 г., после разгрома второй коалиции, подтвердил переход левобережья Рейна (с населением более 3 млн человек) к Франции. Мелкие князья, потерявшие там свои владения, ожидали компенсации за них. В 1803 г. произошла так называемая «княжеская революция» старой Германии — ее территориальный передел по проекту Наполеона. Земли духовных владетелей были секуляризированы, большинство независимых имперских городов и ряд мелких светских княжеств «медиатизированы», т. е. они перестали существовать как политические единицы. Земли 112 уничтоженных мелких государств были присоединены к средним и крупным. На юге и юго-востоке Германии появился ряд укрупненных государств, ставших противовесом Австрии и Пруссии. «Медиатизация» в целом была прогрессивным актом, она способствовала уменьшению раздробленности германских земель. Новые «средние» государства стремились утвердить свой суверенитет, являясь противниками старой имперской структуры. Но их суверенитет не был жизнеспособен, так как был ориентирован на Францию, укреплял ее позиции. В 1805 г. на северо-западе Германии было создано Великое герцогство Бергское, правителем которого Наполеон назначил маршала Мюрата. В июле 1806 г. Наполеон объединил 16 южногерманских государств (впоследствии к ним присоединились еще пять) в Рейнский союз. Члены этого союза объявили о своем выходе из состава Священной Римской империи. Протектором союза стал Наполеон, и все государства — члены союза приняли на себя обязательство предоставлять ему свои войска. Еще раз произошла медиатизация мелких государств средними.

С образованием Рейнского союза окончилось почти тысячелетнее существование Священной Римской империи. Мощное давление французской революционной армии, обострение внутренних противоречий, австро-прусский дуализм, равно как и стремление территориальных князей к суверенитету, отжившая раздробленная организация имперской церкви, дворянства и городов, уничтожили ее. Казалось, «Германия» превратилась в чисто географическое понятие. Однако этого не произошло. Исчезнув из действительности, империя стала мечтой немцев, символом, объединявшим их.

Усиление французских позиций в германских землях побудило Пруссию вступить в войну с Наполеоном. Война была короткой и бесславной. Прусская армия была плохо вооружена и подготовлена, неманевренна, возглавлялась неспособными генералами, ее боевой дух был низок. 14 октября 1806 г. в сражениях при Йене и Ауэрштедте прусская армия была разгромлена, и через несколько дней французские войска заняли Берлин. «Король проиграл битву, первейший долг граждан — спокойствие» — эти слова полицейского президента Берлина стали классическим выражением позиции большинства пруссаков. Народ пассивно взирал на происходящее. Лишь горстка патриотов продолжала сопротивление, мужественная оборона Любека под руководством генерала Блюхера и Кольбер-га под руководством генерала Гнейзенау были исключением. Административно-политическая и военная система, созданная Фридрихом Великим, потерпела крах, не смогла противостоять веяниям новой эпохи. Согласно условиям заключенного в июле 1807 г. Тильзитского мира, Пруссия лишилась более половины своих территорий. На востоке страны было образовано Великое герцогство Варшавское (во главе с королем Саксонии), на западе из прусских земель Гессен-Касселя, Брауншвейга, большей части Ганновера Наполеон создал Вестфальское королевство, королем которого назначил своего младшего брата Жерома. По образному выражению Ф. Меринга, это были две шпоры, вонзившиеся в тело Пруссии. Согласно Парижской конвенции (от 8 сентября 1808 г.), Пруссия должна была уплатить Франции контрибуцию в размере 140 млн фр. — сумма по тем временам огромная. До полной выплаты контрибуции французские войска (157 тыс. человек) оставались на территории Пруссии. Численность прусской армии ограничивалась 42 тыс. человек. Таким образом, поражение 1806 г. превратило Пруссию в третьестепенное государство, поставило ее на грань национальной катастрофы.

Реформы в Пруссии. В Пруссии политика модернизации имела свои традиции. Реформы просвещенного абсолютизма смягчили противоречия феодальной системы, не меняя ее основ. Во многом благодаря им Пруссии удалось избежать революционной ситуации. В конце 90-х годов XVIII в. тенденция к реформированию старого строя усилилась. В 1797 г. молодой король Фридрих Вильгельм III создал специальные комиссии по гражданским и военным реформам, в которых обсуждалось большинство программных пунктов будущих преобразований. Однако на рубеже XVIII–XIX вв. процесс разработки реформ затормозился. Только военная катастрофа 1806 г. кардинально изменила ситуацию. Создание условий для экономического и политического подъема в кратчайший срок оказалось жизненной необходимостью. Перед Пруссией стояла двойная задача восстановления собственной внешней и внутренней мощи. В своем послании прусскому королю К. фон Гарденберг указывал на необходимость скорейшего проведения «революции сверху», дабы она не началась «снизу». С его легкой руки термин «революция сверху» стал использоваться историками при характеристике прусских реформ. Одним из наиболее удачных определений, введенных в последние годы немецкой историографией, на наш взгляд, является термин «оборонительная модернизация», емко характеризующий суть прусских преобразований.

Социальная база реформаторского движения была узкой, и успех деятельности реформаторов (представителей высшей администрации и офицерства) во многом зависел от поддержки короля. Одной из главных целей правительства реформаторы (в соответствии с идеями И. Канта) считали создание условий для свободного развития личности, воспитание из подданного сознательного гражданина. Большое значение для них имела национальная идея. Они стремились трансформировать прусское государство в «нацию» и считали свою деятельность «миссией Германии». В области экономических преобразований реформаторы опирались на учение А. Смита, идея освобождения экономических сил реализовалась в то время в Пруссии значительно полнее, нежели в других немецких государствах. Реформы начались с приходом к власти в сентябре 1807 г. министерства К. фон Штейна, просуществовавшего чуть больше года, затем их продолжило министерство К. фон Гарденберга (1810–1822). Несмотря на определенное различие во взглядах этих двух выдающихся деятелей, направленность их политики была общей, и можно говорить о «штейн-гарденберговских реформах» как о едином комплексе мер по модернизации прусского государства.

Центральным преобразованием этого периода явилась аграрная реформа. 9 октября 1807 г. вышел «Октябрьский эдикт», заложивший основу демократизации прусского общества. Отменялась личная крепостная зависимость крестьян. Помимо личной свободы, крестьяне получили свободу перемены местожительства и женитьбы. Вопросы собственности на землю и выкупа феодальных повинностей, однако, еще не были разрешены. «Октябрьским эдиктом» уничтожалось старое сословное деление общества, устанавливался свободный переход земель, буржуазия и крестьянство получили право покупать дворянские земли. Была объявлена свобода выбора профессии. Все эти нововведения подрывали традиционные феодальные устои жизни, они вызвали мощную волну протеста в юнкерской среде.

После вынужденной отставки Штейна в 1808 г. реформирование аграрного законодательства было продолжено министерством Гарденберга, сформированным в 1810 г. Ему предстояло решить вопрос о выкупе земли. Под давлением юнкерства первоначальный проект, предполагавший передачу крестьянам в собственность обрабатываемой ими земли, был переделан. 14 сентября 1811 г. вышел эдикт о регулировании, установивший размеры выкупа для разных категорий крестьян. Они превращались в собственников, уступая помещикам вместо выкупа от трети до половины своих наделов. Эдиктом о регулировании юнкерство не было удовлетворено, в 1812–1815 гг. он применялся мало, большинство земель остались невыкупленными. Одновременно с эдиктом о регулировании вышло постановление, упразднившее крестьянскую общину. Произошел раздел общинных угодий и передел пахотной земли.

Радикальное воздействие на уничтожение сословных барьеров и развитие производительных сил страны оказали проведенные Гарденбергом реформы финансов и цехов. Финансовая реформа (1810–1812) была вызвана крайним дефицитом государственной казны. Подверглась секуляризации церковная собственность, был введен налог на роскошь, модернизирована система налогообложения. Учреждение промыслового налога положило начало новой эпохе в сфере торговли и предпринимательства. Цеховые монополии и привилегии были ликвидированы, выход из цеховой организации стал свободным. Покупка промыслового свидетельства давала любому прусскому подданному право открыть торговое или промышленное предприятие. Этот закон сначала наиболее активно применялся в сельском ремесле, переживавшем период расцвета. В городах свобода выхода из цехов была непопулярна.

Упразднение таких традиционных общественных форм, как крестьянская община и цехи в городах, вызвало первоначально шок у населения. Рушился старый, привычный уклад жизни, когда корпоративные организации обеспечивали каждому своему члену небольшой, но стабильный доход. Приходящий ему на смену буржуазный индивидуализм, конкуренция и борьба за существование пугали большинство прусских крестьян и ремесленников. На первый план для них выступали трудности преобразований, а сопутствующие им выгоды — большая производительность труда, быстрое развитие экономики, возможность личного обогащения — были осознаны по прошествии ряда лет. Негативную реакцию общественности вызвал и изданный в 1812 г. эдикт о равноправии евреев, позволивший представителям этой нации активно включиться в общественную и экономическую жизнь страны.

Важное значение для модернизации прусского государства имела административная реформа. При Штейне высшим органом управления стал Совет министров. По французскому образцу было создано пять министерств. Совет министров был подотчетен непосредственно королю, который отныне представлял на его рассмотрение свои указы. Позиции высшей администрации укрепились. Вместо прежней автократии короля сформировалось двойное бюрократическо-монархическое управление. Наряду с реформой высшей администрации была проведена реформа провинциального управления, разработан проект реорганизации окружной администрации.

Наиболее значительной из административных реформ Штейна стало введение городского самоуправления (1808). Моделью для нее послужил французский муниципальный декрет от 14 декабря 1789 г. Согласно замыслу Штейна, городское самоуправление должно было стать органической частью общегосударственной административной системы и вместе с тем являться противовесом чрезмерной бюрократизации и централизации общества, мощным средством политического воспитания народа и привлечения его к участию в государственных делах. Были окончательно уничтожены остатки феодальных привилегий городов. Функции городских судов и полиции перешли к государству. Однако его надзор над городами сводился к минимуму. Городские общины получили право самостоятельно решать свои внутренние дела. Новая модель городского самоуправления ликвидировала феодальные пережитки. В городах победила либеральная представительная система, открывшая для буржуазии возможность свободного политического развития и участия в управлении.

Реформа административной системы, хотя и незавершенная, сыграла колоссальную роль в усилении прусского государства. Сочетание централизации государственного управления с введением на низших уровнях свободной инициативы оказалось очень плодотворным. Усилился бюрократический аппарат, от эффективности которого зависел успех проведения реформ.

Огромное значение для укрепления внутренней мощи Пруссии и освобождения ее от ига Наполеона имела военная реформа, проведение которой началось в 1807 г. Душой реформы стали выдающиеся офицеры — Шарнгорст, Гнейзенау и Бойен. Целью реформы было создать боеспособную армию против Наполеона, а для этого следовало разбудить национальные чувства немцев, поднять их боевой дух, развить личную инициативу. Офицеры, сдавшие крепости Наполеону, были отданы под суд, капитулировавшие воинские части расформированы. Была отменена привилегия дворян на получение офицерских званий, что способствовало ломке сословных барьеров в армии. Вербовка наемников была прекращена, отменены телесные наказания. Реформаторы нашли отличный способ обойти условия Парижской конвенции, ограничивавшей численность прусской армии 42 тыс. человек. Была создана так называемая крюмперская система — набор всех военнообязанных на месяц в полки. Обученные за месяц крюмперы распускались, затем осуществлялся новый набор. Таким образом к лету 1811 г. в Пруссии было подготовлено уже около 35 тыс. обученных резервистов.

Значительный вклад в дело гражданского и национального воспитания последующих поколений внесла реформа образования. В 1809–1810 гг. прусским министром образования В. фон Гумбольдтом, другом Шиллера и Гёте, были заложены основы системы образования, действовавшей в Пруссии и Германии до 1933 г. Образование стало всеобщим и государственным. Низшую его ступень составляли народные школы, среднюю — реальные училища и гимназии. Кульминационным пунктом реформ Гумбольдта была реорганизация университетов. В 1810 г. был основан Берлинский университет. В высших учебных заведениях была свободная атмосфера, здесь царили либеральные порядки, образовывались студенческие союзы.

Реформы начала XIX в. позволили Пруссии не только восстановиться, но и дали мощный импульс ее дальнейшему развитию, именно в них большинство историков видят основу последующего экономического, военного и политического расцвета державы, позволившего ей через несколько десятилетий объединить под своей эгидой Германию.

Реформы в рейнских государствах. Ускоренный процесс модернизации происходил в наполеоновский период также и в государствах Рейнского союза. Первостепенную роль здесь сыграло стремление Наполеона консолидировать империю, увеличить ее финансовый и военный потенциал. Существовали и серьезные внутренние причины реформ — необходимость укрепления государств, интеграции в них новых областей. Территория Бадена увеличилась в 4 раза, Вюртемберга — в 2, новая Бавария охватывала почти 80 прежде самостоятельных областей. Новые государства должны были укрепить свой государственный суверенитет вопреки всем феодальным, церковным и коммунальным привилегиям. Во многом им предстояло осуществить централизаторские и бюрократические реформы позднего абсолютизма, вполне в духе XVIII в. И эти реформы были реформами бюрократии, этапом в борьбе за власть бюрократии и сил феодализма.

Главным делом реформ было создание новой организации единого и эффективного управления. Повсюду были образованы новые административные округа, управлявшиеся централизованно и иерархически. Коллегиальных органов, как в Пруссии, здесь не сформировалось. Были уничтожены сословно-корпоративные свободы и привилегии, введено государственное регулирование всей социальной сферы: женитьбы, гражданского права, цехов, общин, налогов, школы и церкви. Были провозглашены равенство подданных перед законом, равное налогообложение, гарантия безопасности и собственности, равный доступ к занятию должностей. Осуществилась реформа судопроизводства — функции управления и юстиции были разделены, введены независимость суда и несменяемость судей. В Вестфалии и Берге был принят Кодекс Наполеона, в Бадене и Франкфурте произошла его модификация.

Огромное значение имели церковные реформы, необходимость проведения которых во многих случаях обусловливалась конфессиональной гетерогенностью новых государств. Так, правящие династии Бадена и Вюртемберга были протестантскими, но большинство населения являлось католиками, а в Баварии, имевшей сильную католическую традицию, проживало много протестантов. Были провозглашены религиозная веротерпимость, равноправие конфессий, введен государственный надзор над церковью. Осуществилась секуляризация монастырей и церковных земель. Наиболее радикальной она была на левобережье Рейна и в Баварии, где монастырские земли были объявлены государственными и распроданы. Вместе с монастырями на юге и западе Германии был уничтожен важнейший оплот феодализма, стало возможным основание современного государства. Церковь превратилась просто в институт воспитания народа, священники — в государственных служащих, а финансирование церковных дел взяло на себя государство.

В рейнских землях идеи либеральной модернизации общества и формирования национального представительства получили значительно больший резонанс, нежели в Пруссии. В 1807 г. была принята конституция в Вестфалии (составлялась она в Париже), в 1808 г. — в Баварии. Обе они предусматривали участие узкого круга избирателей в национальном представительстве на основе имущественного ценза, а не сословной принадлежности. В Баварии палата депутатов должна была решать вопросы, касавшиеся законов и бюджета, предложенных правительством. Были гарантированы буржуазные права и свободы. Однако это была лишь видимость конституционализма. Вестфальская палата депутатов созывалась лишь дважды, баварская же не созывалась вообще. Причина того, что представительная система не функционировала, оказалась та же, что и в Пруссии: имеющие право быть избранными — по преимуществу дворяне — выказывали себя противниками реформ. Конституции предполагали наличие состоятельной и образованной буржуазии, которая еще не сформировалась. Народ мыслил в духе сословных традиций, проведение реформ подстегивалось только бюрократическим путем.

Давая комплексную характеристику развития рейнских государств в наполеоновский период, исследователи вместе с тем выделяют в этой области несколько регионов, каждый со своей спецификой.

Особое положение было у левобережных рейнских областей, входивших с 1801 по 1814 г. в состав Франции. Здесь господствовала доабсолютистская феодально-сословная система, поэтому были проведены наиболее радикальные реформы. На этой территории действовали французские законы. Функционировали рациональная и эффективная система управления, правовая и судебная система, основанная на свободе личности и собственности, социальной мобильности и равенстве перед законом. Реформы в этом регионе особенно способствовали развитию буржуазного общества и экономики. В социальной сфере левобережные рейнские области сильно опережали всю остальную Германию.

Срединные и северные германские государства почти не были затронуты реформами. В Саксонии и обоих Мекленбургах сохранилась феодальная организация государства и общества.

Наполеоновские государства — Вестфалия, Берг, отчасти и Франкфурт — должны были стать «модельными государствами» реформ во французском духе. Новые законодательная и правовая системы играли в них особую роль. Однако реформы здесь в большей степени декларировались, нежели претворялись в жизнь. В условиях иноземного господства реальные возможности проведения преобразований были минимальны. Контрибуции, военная повинность, все повышающиеся налоги истощили эти государства. Значительная часть поместий отошла к французскому военному дворянству. Вестфалию это поставило на грань банкротства, что воспрепятствовало освобождению крестьян, в Берге, правда, положение было не столь тяжелым.

Классическими странами реформ стали южногерманские государства — Бавария, Баден, Вюртемберг, Нассау и др. Сложившиеся здесь в этот период традиции проведения реформ функционировали на протяжении всего XIX в.

Реформы в рейнских землях уничтожили старый феодальный режим, заменив его современным централизованным и бюрократическим государственным аппаратом. Долгое время эти реформы находились как бы в тени прусских реформ, рассматривались историками либо как продукт иноземного господства, либо как сугубо рационалистические и просветительские мероприятия. Многие современные исследователи справедливо рассматривают оба типа реформ как равнозначные. Идеи национального воспитания и мобилизации сил народа, развития его инициативы и участия в общественной жизни, бывшие лейтмотивом прусских реформ, не нашли отклика в рейнских странах. Здесь в центре внимания были «государство», его консолидация, а национализм не играл особой роли. В проведении либеральных экономических преобразований Пруссия опередила другие германские земли, однако в рейнских государствах реформы оказались мощнее и последовательнее в преодолении сословных барьеров и введении революционного принципа равенства. Реформы начала XIX в. в Германии стали полновесной альтернативой революции, они привели к мощнейшим структурным сдвигам в государственной, общественной и экономической сферах и надолго определили пути развития германских земель.

Национально-освободительное движение в Германии в период французского владычества. Отношение различных кругов германского общества к господству Наполеона не было однозначным. Основная масса народа сначала восприняла его равнодушно. В Баварии и Южной Германии были сильны профранцузские настроения; вскоре, однако, они испарились. Недовольство людей росло по мере того, как увеличивались тяготы оккупационного режима. Постой французских солдат, рекрутирование, налоги, спесивость поработителей и национальный гнет — все это вызвало со временем пассивное сопротивление простого народа. В то же время немецкие князья проявляли лояльность по отношению к Наполеону, рассчитывая получить для себя выгоды. Их поведение вызывало негодование и резкую критику патриотов, обвинявших этих государей в предательстве. Отношение буржуазии к Наполеону было двояким. Недовольство испытывали те ее круги, по интересам которых сильно ударила континентальная блокада. Многие возлагали надежды на проведение реформ. Вся рейнская публицистика той поры выступала в поддержку прогрессивных идей Наполеона и его преобразований (определенную роль в таком единодушии, несомненно, играла и цензура). Часть немецкой интеллигенции относилась к Наполеону с симпатией, видя в нем гения, преобразующего мир, наследника идей Французской революции, но без присущих ей крайностей. Им восхищался Гёте, Гегель считал его воплощением «мирового духа», Гейне, тогда еще мальчик, сохранил возвышенное представление о нем на всю жизнь. Однако такая позиция не была типичной. У большинства идеализация французского императора продолжалась недолго. Бывший якобинец Жорес стал приверженцем идеи национального освобождения и единства. Фихте из якобинца превратился в одного из крупнейших идеологов национализма. В Германии ширилось сопротивление поработителям, и в 1806–1813 гг. сформировалось немецкое национальное движение.

Национальная идеология в Германии начала зарождаться во второй половине XVIII в. Хотя в то время преобладал космополитизм, а в классической литературе превалировали гражданские, общечеловеческие мотивы, но уже появилось рефлективное осознание «национальной культуры». Эпохой в формировании идеологии национализма стали труды Гердера, пробудившие интерес к национальному характеру, истории, особенностям языка и народной культуры. Немецкие романтики акцентировали внимание на особенном, индивидуальном, на народном духе и народном творчестве. Ведущее значение стало придаваться тому факту, что немцы — нация благодаря языку, истории, формам жизни и самовыражения. Политическим источником немецкого национализма была Великая Французская революция. Французы самоопределились, конституировались как нация, несмотря на региональные, сословные и религиозные различия. Когда народ стремится к суверенитету, он становится нацией. Позже в немецкой либеральной традиции эта идея формулировалась как право наций на самоопределение и право индивидуума определять свою национальность. Национальное порабощение, попытка Наполеона унифицировать Европу пробудили самосознание немцев.

Немецкие патриоты — противники Наполеона — в основном принадлежали к среде чиновничества, офицерства и интеллигенции. К их числу относились вдохновители прусских реформ — Штейн, Шарнгорст, Гнейзенау, Гумбольдт и др. В большинстве случаев стремления к реформам и освобождению совпадали, однако не всегда.

Новую национальную идеологию пропагандировали Фихте в своих «Речах к немецкой нации» (1807–1808) и публицист Арндт. Им удалось соединить прежние неполитические идеи культурной и народной нации с национально-демократической тенденцией Французской революции. Высшей целью они провозгласили стремление к освобождению нации и образованию национального государства.

Ранняя фаза немецкого национализма имела антифранцузскую и вообще антироманскую направленность, некоторые элементы шовинизма. По мнению Фихте, немцы представляли собой новый тип человека, не деформированный латинянами и призванный занять свое место на вершине человеческого развития. Арндт проповедовал идею «крестового похода» против «демона» Наполеона и ненависть к французам.

Сопротивление захватчикам принимало в Германии разные формы: распространение патриотической литературы, создание тайных организаций национальной оппозиции, партизанская борьба и индивидуальный террор. Патриотическое направление играло важную роль в берлинской публицистке. В Германии распространялись антифранцузские издания. В 1808 г. в Кёнигсберге возникла тайная патриотическая организация «Тугендбунд» («Союз добродетели»). Целью ее было возрождение родины, достичь которого предполагалось путем реформ. Это был первый росток патриотического движения. В 1809 г., когда оживились надежды на освобождение (приходили вести о героическом сопротивлении испанцев, создавалась пятая антифранцузская коалиция), начали действовать первые партизанские отряды.

Прусский король Фридрих Вильгельм III долго не решался на сопротивление Наполеону. В 1811 г. он отклонил предложенный Гнейзенау план всеобщего восстания в Северной Германии. В феврале 1812 г., когда Наполеон обязал Пруссию предоставить ему 20 тыс. солдат для войны с Россией и пропустить его армию через территорию страны, 500 прусских офицеров подали в отставку. Гнейзенау эмигрировал в Англию, Бойен и Клаузевиц — в Россию. Туда же приехал по приглашению русского императора находившийся в изгнании Штейн. Сопротивление захватчикам нарастало. Своего пика оно достигло в национальном восстании 1813 г.

Немецкое национальное восстание 1813 года. Война Наполеона с Россией дала мощный импульс подготовке антифранцузского восстания в Германии. В июне 1812 г. в России по проекту и под руководством Штейна был создан Немецкий комитет, задачами которого были проведение в Германии антинаполеоновской агитации, организация партизанских отрядов для подготовки немецкого восстания, создание Русско-немецкого легиона из пленных или дезертировавших из французской армии солдат. Вербовка пленных в этот легион проходила успешно с октября 1812 г., когда русские войска перешли в наступление. К маю 1813 г. численность легиона возросла до 10 тыс. человек.

В декабре 1812 г. в Таурогене прусский генерал Йорк подписал с русским командованием конвенцию о прекращении военных действий с Россией; 20-тысячный прусский корпус перешел на сторону русских. В январе 1813 г. в Кёнигсберг приехал Штейн, на которого Александр I возложил управление освобожденными немецкими землями (до заключения соглашения с прусским королем). Штейн и Йорк призвали немецкий народ к восстанию, требовали всеобщего вооружения народа и создания «ландвера» (народного ополчения); это было начало освободительной войны. Прусский король Фридрих Вильгельм III в феврале 1813 г. наконец заключил с Россией союз против Наполеона; 17 марта вышло воззвание короля «К моему народу!» (это было первое в истории обращение прусского монарха к народу!) Король призывал своих подданных к восстанию против Наполеона и обещал проведение реформ государственного строя. В тот же день был издан указ о создании ландвера. Регулярная армия, крюмперы и ландвер (составлявший 10–12 % прусских вооруженных сил) оказались мощным и боеспособным военным формированием, насчитывавшим около 200 тыс. человек. Волна патриотического подъема захлестнула страну. В разоренной Пруссии на военные нужды жители собрали 6,5 млн талеров. Прусско-немецкий патриотизм стал частью общественного сознания. С помощью русских войск прусской армии удалось освободить страну от захватчиков.

Немецкое национальное восстание охватывало в основном территорию Пруссии. В государствах Рейнского союза и на юге Германии население в целом сохраняло лояльность Наполеону. В Вестфалии и Берге имели место отдельные волнения, но их быстро подавили.

Национально-освободительная война в Германии имела двойственный характер. Это была война народа за освобождение и обновление жизни и война монархов и правительств, стремившихся к восстановлению стабильности, «старого порядка» и к соблюдению собственных интересов.

Разгром армии Наполеона в битве под Лейпцигом (16–19 октября 1813 г.) ознаменовал конец французского господства в Германии. Рейнский союз распался.

Австрийская империя. Австрийская империя представляла собой весьма сложное государственное образование. Она состояла из ряда земель: собственно австрийских, чешских, итальянских, земель венгерской короны и др. (причем на протяжении XIX в. их состав и административное деление несколько раз изменялись). Уровень социально-экономического и культурно-политического развития провинций существенно различался. Под скипетром Габсбургов объединялось 11 национальностей: немцы, венгры, чехи, поляки, русины (украинцы), хорваты, сербы, румыны, словенцы, словаки, итальянцы. Австрийские немцы не составляли большинства населения империи. В 1851 г. в стране насчитывалось 21,6 % немцев (7,9 млн из 36,5 млн всего населения), 15,3 % итальянцев, 13,4 % венгров, 11 % чехов. Впоследствии эти пропорции изменились несущественно. Так, в 1910 г. в монархии было 23,4 % немцев, 19,6 % венгров и 12,7 % чехов (все население — 51 млн).

Австрийский монарх, являясь императором Священной Римской империи, внутри страны носил титул эрцгерцога Австрии, Штирии, Каринтии и Крайны, короля Венгрии, Богемии, маркграфа Моравии и пр. и пр. Еще Гегель отмечал, что «Австрия — это не королевство, а империя, совокупность многих политических организмов, которые сами по себе являются королевствами». Объединяла их династия Габсбургов. Имперская идеология Габсбургов была явственно наднациональна. Более 100 лет, с 1740 по 1848 г., они проводили политику централизованного абсолютизма в стремлении построить сильное автократическое государство.

На рубеже XVIII–XIX вв. Австрийская империя переживала серьезный кризис. Широкая оппозиция сил «старого порядка» централизаторским радикальным реформам Иосифа II, восстание в Бельгии, угроза открытого выступления против Габсбургов в Венгрии, экономический кризис, внешнеполитические неудачи, опасность распространения революционных идей в стране — все это заставляло правящую элиту искать адекватные сложившимся условиям методы управления, более или менее успешно лавировать между различными социальными и национальными силами.

Участие в войнах против революционной Франции имело важные последствия для внутренней политики Австрии первого десятилетия XIX в. Патриотические настроения, охватившие в эти годы многие германские государства, призывы к национальной войне немцев за освобождение нашли отклик и в Австрии в 1805–1809 гг., когда правительство возглавлял граф Филипп Штадион — швабский аристократ, который стремился сделать борьбу с Францией делом всего народа. С этой целью была развернута широкая пропагандистская кампания по мобилизации общественного мнения. Важную роль в ней играл талантливый публицист Фридрих фон Генц. Штадион вынашивал планы реформирования монархии в духе федерализма: оживления деятельности сословных представительств в землях, продолжения реформ, начатых в период просвещенного абсолютизма, в том числе процесса освобождения крестьян. Однако сокрушительное поражение, которое потерпела Австрия в 1809 г. в войне с Наполеоном, положило конец этим планам.

К тому же австрийский монарх Франц II отнюдь не был склонен поддерживать реформаторские устремления своего министра. Вступивший на престол в 1792 г., он по масштабу своей личности значительно уступал дяде и отцу — просвещенным государям Иосифу II и Леопольду II. Страх перед распространением революционных идей, которое, в частности, привело к возникновению в стране якобинского движения, заставлял Франца придавать особое значение деятельности полиции и ужесточению цензуры. При нем цензура стала превентивной и охватывала все, что писалось и печаталось. Был усилен государственный контроль над школами, духовенству снова были предоставлены особые права в сфере начального образования. Известный австрийский писатель, современник Франца II, Ф. Грильпарцер так характеризовал своего императора: «Недальновидный, но остро видящий вблизи, он ввел в своем государстве такой полицейский гнет, который едва ли имеет аналог в современной истории».

Тем не менее и в этот период все же проводился ряд реформ в духе йозефинизма (см.: «История Европы», т. 4, ч. 3, гл. 8). Административная реформа была направлена на модернизацию системы управления государством, осуществлялась реорганизация финансового ведомства. Но эти реформы не были завершены. Необходимость противостоять такому противнику, как Наполеон, заставила заняться военной реформой, которую проводил брат императора, талантливый полководец эрцгерцог Карл. Процесс кодификации уголовного и гражданского права завершился изданием в 1811 г. Всеобщего гражданского кодекса.

Важное значение для монархии имело принятие 10 августа 1804 г. Францем титула «император Австрии» (Франц I) в ответ на провозглашение Наполеона императором французов. Этот шаг не был согласован ни с сословным представительством Венгрии, имевшей особый статус в государстве, ни с курфюрстами и рейхстагом Священной Римской империи, императором которой Франц оставался до 1806 г., когда под сильным давлением Наполеона он вынужден был сложить с себя императорскую корону и заявить об упразднении империи. Так была перевернута важнейшая страница в истории германских государств и открыт новый этап в поисках решения германского вопроса.

Войны с Наполеоном тяжело сказались на экономике Австрии. Основной проблемой внутренней политики стали состояние финансов страны, растущая инфляция. В 1811 г. финансовый кризис привел к существенной девальвации бумажных денег. Однако война 1813 г. снова финансировалась с помощью эмиссии. Постоянная угроза государственного банкротства сужала возможности маневра правительства.

После поражения и унизительного для Австрии Шенбруннского мира 1809 г. политику империи стал определять новый министр иностранных дел Клеменс Лотар Меттерних, олицетворявший для многих современников систему, которая просуществовала несколько десятилетий. Вряд ли найдется государственный деятель, вызывавший такие спорные оценки и при жизни, и после смерти. Наполеон называл его «самым большим лжецом столетия». Одни современники восхищались его иезуитско-дипломатическим искусством, другие упрекали в поверхностности, аморальности, эпикурействе. Кем же был этот человек? Баловнем судьбы, салонным дипломатом, врагом всякого прогресса? Или крупным государственным деятелем, непревзойденным дипломатом, обеспечившим Европе мир на несколько десятилетий? И. В. Гёте после длительной беседы с Меттернихом 26 октября 1813 г. так оценил его: Меттерних принадлежит «к тем личностям, которые на верхних ступенях земного бытия приобщились к высшей образованности и чьи качества вселяют в нас отрадную уверенность в том, что разум и человечность одержат верх и ясный ум скоро снова победит преходящий хаос».

Сегодня, при всех спорных вопросах, невозможно отрицать, что Меттерних был фигурой крупного масштаба на европейской арене и играл определяющую роль в истории Австрийской империи первой половины XIX в. В значительной степени ловкой и осторожной дипломатии Меттерниха Австрия обязана тем, что сохранила свое положение европейской державы первого ранга. Ему пришлось балансировать между Наполеоном и антинаполеоновской коалицией, не порывая окончательно ни с той, ни с другой стороной и пытаясь укрепить положение империи. Этому должно было способствовать и заключение в 1810 г. брака между Наполеоном и дочерью императора Франца I Марией Луизой.

Обязавшись по договору от 14 марта 1812 г. помогать Франции в случае войны с Россией, Австрия в то же время стремилась не допустить крупных военных столкновений с русскими войсками. Меттерних проводил выжидательную политику и в 1813 г. Он не хотел ставить на одну карту, стремился определить характер войны: это должна была быть не национально-патриотическая война народов, а война государств за восстановление леги- имности и равновесия сил на континенте. Одной из целей его политики было стремление помешать гегемонии России в Европе, не допустить, чтобы Пруссия стала ее сателлитом. Поэтому Франция должна была быть сохранена в качестве противовеса России. Эти идеи определили позиции Австрии на Венском конгрессе.

Венгрия. На рубеже XVIII–XIX вв. королевство Венгрия, обладавшее особым государственно-правовым статусом в рамках монархии Габсбургов, было этнически пестрым и конфессионально неоднородным. Согласно переписи 1804 г., впервые учитывавшей национальную принадлежность (критерием которой служил родной язык), в Венгрии (включая королевство Хорватия-Славония) проживало чуть менее 8 млн человек, из них 42 % венгров, 18,5 % хорватов и сербов, 14 % словаков, 10 % румын, 9,2 % немцев, 3,8 % русин. В княжестве Трансильвания, исторически связанном с Венгрией, но находившемся в прямом подчинении Вене, венгры также не составляли большинства (35,9 %). Основным населением княжества были румыны (52,7 %), доля трансильванских немцев (саксов) была 8,7 %.

Ни одну конфессию нельзя связать с какой-либо этнической группой: католицизм исповедовали венгры, хорваты, словаки и немцы (около 60 % населения), кальвинизм — преимущественно венгры (15 %), православие — сербы, румыны и русины (15,5 %), лютеранство — немцы и словаки (9 %), часть русинов и румын были униатами. Данных о конфессиональном составе населения Трансильвании в начале XIX в. нет.

Экономическая политика Вены была направлена на развитие промышленности прежде всего в наследственных австро-чешских провинциях. В общеимперском разделении труда Венгрии отводилась роль поставщика дешевой сельскохозяйственной продукции и промышленного сырья. Именно поэтому еще в начале XIX в. Венгрия оставалась преимущественно аграрной страной, в которой крестьянство составляло около 90 % населения. Бюргерство не превышало 2 % и концентрировалось главным образом в крупных городах, таких, как Пешт и Буда. Доля дворянства была сравнительно высока и составляла в среднем по стране 4,5–5 % населения. В районах бывшего турецкого владычества она была не более 1 %, в то время как в не подвергшихся османскому завоеванию северо-западных областях доходила до 16 %.

Лишь венгры и хорваты обладали полной социальной структурой, т. е. в их рядах были представители дворянства, духовенства, нарождавшейся буржуазии и крестьян. Этническое словацкое дворянство было ассимилировано венгерским господствующим классом, поэтому словаки, а также румыны и русины оставались преимущественно крестьянскими этносами: своего дворянства у них не было, городское сословие находилось в стадии формирования, а интеллигенция состояла главным образом из духовенства. Со времен католической контрреформации сохранились конфессиональные различия внутри отдельных социальных групп. Так, венгерская аристократия, за исключением нескольких семей, оставалась католической, а мелкое и среднее дворянство в большинстве своем — протестантским. Православных дворян почти не было, возводимые в дворянское достоинство хорваты и сербы Военной границы, как правило, переходили в католичество.

Начало революционных событий во Франции застало венгерское общество в состоянии сильнейшего брожения. Реформы просвещенного абсолютизма не только способствовали продвижению Венгрии по пути модернизации, но и заложили основы глубоких конфликтов между страной и имперскими властями. Стремление Иосифа II превратить монархию Габсбургов в унитарное государство с единым языком, финансами, административной и судебной системой закономерно вызвало наиболее решительный протест именно в полуавтономной Венгрии. К концу 1789 г. лагерь оппозиции объединял как мелкое и среднее дворянство, едва ли не полностью устраненное от власти, так и многих прежних сторонников императора, разочарованных германизаторским характером реформ. На фоне углублявшегося экономического кризиса, восстания в Бельгии (1787), неудачной войны с Турцией (1788–1790) и революционных событий во Франции венгерские сословия пригрозили прекратить мобилизацию рекрутов и поставки продовольствия армии. 28 января 1790 г. смертельно больной Иосиф II отменил большинство своих реформ в Венгрии и впервые за четверть века созвал Государственное собрание.

Новый император Леопольд II (1790–1792) оказался в сложнейшей ситуации. Война с Оттоманской Портой отвлекала все больше сил и средств. В Венгрии некоторые лидеры сословной оппозиции открыто призывали к детронизации Габсбургов. Союзник турецкого султана прусский король Фридрих Вильгельм II вступил в тайные переговоры с венграми, которые за военную и дипломатическую поддержку требования независимости Венгрии обещали передать Пруссии Галицию. Мудрый Леопольд немедленно инициировал австро-прусские переговоры в Райхенбахе, где 27 июля было заключено соглашение, по которому Австрия возвращала Турции территории, захваченные в ходе недавней войны, а Пруссия, в свою очередь, отказывалась от поддержки венгерской оппозиции. Венгерским лидерам, лишившимся мощного внешнеполитического союзника, пришлось признать Леопольда II венгерским королем в обмен на подтверждение автономного статуса Венгрии.

Политические программы и лозунги Государственного собрания 1790–1791 гг. иллюстрируют постепенное вызревание буржуазно-национальной идеологии. Привилегированные сословия, считавшие себя венгерской нацией, всегда стремились сохранить свой исключительный статус путем обеспечения максимально большей независимости страны от монарха. Для этого использовались любые атрибуты этой независимости, будь то законодательство, венгерский язык или национальный костюм. Начертав священные слова «свобода», «отечество» и «конституция» на своих знаменах, движение сословной оппозиции дало мощнейший импульс венгерскому национализму, и дворянство выступило носителем и защитником венгерской национальной идеи. Обладая привлекательностью для всех слоев общества если не на деле, то в стремлении к осуществлению идеала, эти лозунги объединяли всю венгерскую нацию независимо от сословных границ. Понимая, какую опасность таит в себе консолидация общества вокруг «национальных» лозунгов, Леопольд мастерски прибег к тактике «разделяй и властвуй». Император стремился обратить зарождавшиеся национальные движения невенгерских народов против сословной оппозиции.

Государственное собрание 1790 г. продемонстрировало соединение патриотических убеждений с идеалами Просвещения. Реформистски настроенное крыло собрания сформулировало задачу преодоления экономической, социально-политической и культурной отсталости Венгрии. Однако накануне открытия Государственного собрания 1792 г. император Леопольд неожиданно скончался. При императоре Франце I в условиях войны с революционной Францией конституционные проекты были положены под сукно, с тем чтобы в 1825 г., в «эпоху реформ», вновь встать в повестку дня буржуазных преобразований.

Заговор «венгерских якобинцев». Подлинный смысл революционных событий во Франции понимали немногие, но идеи свободы и равенства находили живой отклик у политически активной части венгерского общества. Разочарование, вызванное нежеланием правительства проводить в Венгрии какие-либо реформы, способствовало сближению оппозиционного дворянства с недворянской интеллигенцией. По всей стране под видом клубов и читален создавались тайные общества, члены которых читали «Moniteur», обсуждали события во Франции, переводили «Марсельезу» на латынь и венгерский. «Почерк» завсегдатаев этих клубов узнаваем в комитатских петициях первой половины 90-х годов. На политической авансцене, конечно, красовались дворяне, но подлинной движущей силой оппозиции была интеллигенция демократических убеждений.

Наиболее ярким представителем этой социальной группы был молодой талантливый юрист, выходец из недворянской протестантской среды Й. Хайноци. Он выступал за упразднение всех феодальных повинностей крестьян, введение всеобщего налогообложения, признание непривилегированных сословий частью венгерской нации. Таким образом, Хайноци представлял ту часть интеллигенции, которая сумела отождествить дело социального прогресса с национальной независимостью.

В 1793 г. в тайное общество, членом которого был Хайноци, вступил тайный агент австрийской полиции И. Мартинович. Этот высокообразованный и честолюбивый человек мотивировал службу в полиции возможностью в донесениях излагать императору свои взгляды на пути реформирования венгерского общества. Не получив признания у властей, Мартинович настойчиво искал сближения с демократическим движением. В отличие от Хайноци и его единомышленников, которые стремились убедить дворянство в необходимости буржуазных реформ, Мартинович хотел привлечь короля к проведению реформ путем безжалостного уничтожения венгерского дворянства и венгерских государственно-политических традиций.

Перу Мартиновича принадлежит проект венгерской конституции, предусматривавшей двухпалатный парламент: дворянство и третье сословие. Характерно, что, будучи космополитом, которому чужды какие бы то ни было национальные чувства, Мартинович тем не менее предложил — впервые в истории венгерской политической мысли — разделить страну на автономные округа по этническому признаку. Став признанным лидером движения, он создал разветвленную тайную организацию, состоявшую из массового «Общества реформаторов» и более узкого, законспирированного «Общества свободы и равенства». Самым сложным оставался вопрос о примирении дворянского реформизма с буржуазным радикализмом: если Хайноци искренне верил в союз дворян и национальной буржуазии, то для Мартиновича союз с дворянством оставался промежуточным этапом, способом прийти к власти.

В июле 1794 г. Мартинович был арестован по делу одной из австрийских якобинских организаций и, рассчитывая на снисхождение, выдал властям своих венгерских товарищей и планы антиправительственного выступления. В 1795 г. семеро якобинцев, среди них Мартинович и Хайноци, были казнены. Жестокость расправы не соответствовала тяжести преступления: большинство заговорщиков отвергали революционное насилие. К судебному разбирательству привлекались сотни членов обоих тайных обществ. В стране был установлен жесткий полицейский режим. Политическая жизнь в условиях тотальной слежки практически замерла.

В годы австро-французских войн Наполеон неоднократно направлял в страну своих агентов для изучения настроений в различных слоях общества, однако, несмотря на глубокое недовольство венгерских сословий все возраставшими расходами на содержание армии, возможность открытого наступления против династии была ничтожна. Континентальная блокада открывала перед венгерскими землевладельцами и владельцами мануфактур неограниченные возможности для быстрого обогащения. В 1811 г. в Вене разразился финансовый крах, вызванный непомерным ростом государственного долга вследствие военных расходов. Венгерское Государственное собрание отказалось признать двадцатикратную девальвацию гульдена, и в 1812 г. Францу I пришлось его распустить. Меттерних настаивал на введении в Венгрии военного положения, и только мудрая позиция наместника эрцгерцога Иосифа Габсбурга удержала власти от этого опрометчивого шага.

Италия. Политическое, социально-экономическое и духовное развитие итальянских государств в конце XVIII — начале XIX в. характеризовалось после реформ в некоторых из них в духе «просвещенного абсолютизма» и известного экономического оживления первой половины XVIII в. повышенной конфликтностью. Жесткая конфронтация поборников реакции и вышедших на политическую арену либералов — «умеренных» и демократов-«якобинцев» осложнялась мощными социальными движениями крестьянских масс, не находивших поддержки своим социальным чаяниям ни у традиционалистских сил, ни у поборников свободы и равенства. Быстрое распространение под воздействием Французской революции идей Просвещения и положений «Декларации прав человека и гражданина», а также известия о свержении монархии, о новых принципах социальной и внешней политики Французской республики, об аграрном законодательстве стали мощным катализатором пробуждения активности сторонников радикального обновления Италии на началах свободы, конституционного устройства и представительных учреждений. Было положено начало движению за возрождение Италии (Рисорджименто), которое, то усиливаясь, то прерываясь на долгие годы торжества реакции, продолжалось вплоть до создания в 1861 г. Итальянского королевства и завершилось в 1870–1871 гг. присоединением Папской области и сокрушением светской власти папы римского.

Особое место в политических битвах конца XVIII — начала XIX в. занял период 1796–1799 гг. Тогда под совместным напором Итальянской армии Франции во главе с Наполеоном Бонапартом и демократических сил Пьемонта, Тосканы, Папской области, Неаполитанского королевства и других государств пали монархии и были опробованы республиканские формы правления; предпринимались шаги по объединению государств Северной и Центральной Италии. Был сделан прорыв в духовной жизни благодаря появлению либеральных и прогрессивных изданий, отменены отжившие нормы, ограничивавшие личную свободу граждан и затруднявшие развитие института частной собственности.

Взрыв общественно-политических движений и социальных выступлений в итальянских государствах произошел тогда, когда, по компетентному суждению видного итальянского историка Р. Виллари, социальные противоречия и политические трудности в них достигли особой остроты, а попытки реформ, призванных смягчить их, и в частности воспрепятствовать процессу концентрации земли в руках дворянства и буржуазии в ущерб крестьянству, захлебнулись. Но и последовавшие под воздействием событий во Франции политические и социальные потрясения не облегчили положения крестьянских масс, хотя и сопровождались широким перераспределением земельных владений (за счет церковных и общинных земель).

В противовес Франции, где укрепился институт крестьянской собственности на землю, на Апеннинском полуострове ускоренными темпами продолжался процесс обезземеливания крестьянства и упрочения крупного дворянского и буржуазного землевладения. Развитие капитализма в деревне было отягчено сохранением и даже умножением социального и налогового бремени по отношению к главной массе населения Италии — крестьянству. Крестьянская «жакерия» в итальянских государствах из-за раздробленности последних носила локальный, очаговый характер. Стихийный характер крестьянских выступлений выражался в широком применении типичных для крестьянских бунтов форм борьбы — нападений на дворянские усадьбы и муниципальные органы, поджогов и т. п. В их подавлении участвовали феодально-монархические круги и верные им войска, силы порядка прогрессивных режимов либерально-демократического характера и французские регулярные части.

Уже в событиях конца XVIII — начала XIX в. обнаружился роковой для судеб либерально-демократических кругов разрыв их чаяний и интересов с ценностями традиционалистской культуры. Последняя облекалась в форму религиозных верований и суеверий, отторгавших идеи свободомыслия, равенства граждан, отличалась приверженностью к привычным формам жизни. Носителями этой культуры были в массе своей сельские жители и представители городских низов Рима, Неаполя и других южных городов. Этот тип культуры был искусно использован противниками революционных потрясений и приверженцами старых порядков — монархическими кругами, дворянством, духовенством и представителями высшей бюрократии.

Бурный взлет республиканского и демократического движений, захвативших по мере продвижения французских войск на юг и Неаполитанское королевство, захлебнулся после их отступления под напором сил антифранцузской коалиции. Отпор французам и патриотам оказало движение за веру — «санфедистское движение», в состав которого входили крестьянство и городские низы, руководимые реакционным духовенством. В результате воцарившейся реакции рухнули Неаполитанская (Партенопейская) и Римская республики, а затем Цизальпинская и Генуэзская.

Жестокие расправы участвовавших в «санфедистском движении» невежественных крестьян и горожан с республиканцами, да и просто с имущими и образованными людьми, дополнились целенаправленными репрессиями по приговорам королевского и папского судов. Сотни руководителей республиканского движения были повешены или обезглавлены, тысячи патриотов погибли в неравных схватках, десятки тысяч подверглись репрессиям. «Мартиролог Рисорджименто», открытый казненными заговорщиками 1794 и 1795 гг. и продолженный пьемонтскими патриотами, павшими в 1796, 1797 и 1798 гг., был увеличен длинным списком жертв «неаполитанской революции», а затем Рима, Анконы и других городов Папской области.

Противостояние поборников сохранения существовавших до подъема общественно-политических и социальных движений порядков и сторонников обновления всех сфер жизнедеятельности на либерально-демократических принципах осложнилось тем, что Апеннинский полуостров стал наряду с германскими государствами ареной ожесточенного противоборства Франции с силами антифран-цузских коалиций. Итальянские государства становились разменной картой в дипломатическом и военно-стратегическом противостоянии Франции и ее союзников против объединенного фронта ведущих европейских государств. Более того, сначала Северная, а затем Средняя и Южная Италия стали рассматриваться французскими режимами, и особенно наполеоновской империей, как важный источник экономических и людских ресурсов, как зона распространения на них французского влияния и прямой экспансии.

Уже в 90-е годы XVIII в. Савойя и Ницца — западные владения Пьемонта, а затем и сам Пьемонт были непосредственно включены в состав Французской республики. Итальянские сторонники обновления, ориентировавшиеся на Францию, оказывались заложниками политической эволюции, которую претерпевала революционная Франция, — чередования жирондистского, якобинского и термидорианского режимов, правления Директории и империи.

Французские оккупационные силы, а также создаваемые под их эгидой новые режимы и государственные образования всемерно препятствовали деятельности революционно-демократических течений, предпочитая сотрудничество с «умеренными» фракциями прогрессивного лагеря. Тем самым было затруднено проведение радикальных преобразований, способных изменить к лучшему положение социальных низов. Более того, «патриоты» (как называли себя сторонники возрождения и обновления Италии) были вынуждены соучаствовать в осуществлении всякого рода конфискационных мер, навязанных итальянскому населению французскими завоевателями, усугублявших и без того крайне тяжелое положение основной массы населения.

В 1800 г. начался новый этап французской интервенции в Италию, которая вплоть до 1814–1815 гг. стала ареной нескончаемых политических преобразований под эгидой бонапартистского режима. Часть итальянских государств и территорий, особенно после конституирования наполеоновской империи, были превращены во французские департаменты; на базе бывшей Цизальпинской республики оформилась сначала Итальянская республика (1802), а затем Итальянское королевство во главе с самим Наполеоном Бонапартом (1805). В Неаполитанском королевстве, Лукке и ряде других государств были созданы бонапартистские монархии, возглавляемые родными или приближенными императора. Фактическое устранение от власти легитимных монархий в сочетании с продолжавшимся диктатом французских военных и светских властей резко осложнило положение зарождавшихся либеральных и демократических течений. В конце XVIII — начале XIX в. среди крупных политических мыслителей и активных участников политических баталий шел мучительный поиск оптимальных путей обновления Италии. Одни видели их по-прежнему в революционной борьбе и республиканском устройстве, другие — в реформах и конституционной монархии, третьи — в обращении к собственным историческим традициям и подъеме национального самосознания. Положение осложнялось французским диктатом и нараставшим утомлением основной массы населения, страдавшей от рецидивов реакции, бесконечных перемен и реквизиций в пользу Франции.

Вместе с тем нельзя недооценивать политический и социальный опыт, пережитый итальянским социумом под давлением французских оккупационных властей и бонапартистских режимов при поддержке либерально-конституционных и в меньшей мере демократических кругов и течений. Его составными частями были введение конституционных порядков, применение на Апеннинском полуострове передовых для своего времени норм гражданского, уголовного и других видов законодательства, новые принципы административного управления, формирование в рамках французской императорской армии итальянских регулярных воинских соединений. Соответственно расширялся круг лиц, приобщавшихся к буржуазному правосознанию, к основам буржуазного порядка и порывавших в той или иной мере с традиционалистским, в основе своей теологическим мировоззрением. Не случайно эстафету «патриотического» движения в начале XIX в. подхватили карбонарии, значительная часть которых воспроизводили идеи якобинства и бабувизма, совмещая их с приверженностью масонству и ритуалам тайных сообществ. Это не исключало возникновения в русле карбонаризма, оппозиционного французскому господству в Италии, реакционно-католических течений, вынашивавших идею реставрации на Апеннинском полуострове прежних порядков.

Не менее противоречивыми были социально-экономические и духовные процессы, протекавшие в Италии под воздействием революционной Франции и в годы наполеоновского господства. И без того достаточно сложная и весьма специфическая социальная структура различных регионов Италии, обусловленная своеобразием их исторической эволюции, столкнувшись с унификаторскими усилиями цезаристско-бонапартистских режимов, породила множество промежуточных социальных категорий в рамках сословий крестьянства, дворянства и буржуазии, соответственно усложнив и духовный климат в годы Реставрации.

В философских и политических трудах итальянских мыслителей на рубеже веков впервые формируется триединая задача итальянских прогрессивных сил: борьба за независимость против иностранного господства, за политическое объединение страны и борьба против деспотизма во имя гражданских и политических свобод, конституционно-правовых режимов. Тем более тяжелым ударом для передовых общественных кругов населения Апеннинского полуострова явился режим Реставрации, установленный в 1814–1815 гг. и просуществовавший с модификациями вплоть до конца 50-х годов XIX в.

Испания. Последняя треть XVIII в. была временем всплеска экономического и культурного развития Испании. То была эпоха «просвещенного абсолютизма», и Карл III был одним из выдающихся его представителей. Идеи Просвещения, попадая на испанскую почву, обретали плоть и кровь в экономических реформах, преследовавших цель ослабить путы «старого порядка», привнести в традиционные феодальные структуры капиталистические элементы и тем самым преодолеть обозначившуюся к тому времени нежизнеспособность многих государственных и общественных институтов и установлений.

Карл III обладал истинным талантом в выборе своих единомышленников. Он окружил себя деятельными протагонистами Просвещения, многих из них назначил министрами: графа Педро Пабло Аранду, Гаспара Мельчора де Ховельяно-са, графа Педро Родригеса Кампоманеса, графа Хосе Флоридобланку. Современные историки определяют эту эпоху как разновидность «революции сверху», авторитарную и патерналистскую, весьма точно выраженную в принципе «все для народа, но без народа».

Деятели испанского Просвещения изначально были противниками насильственного разрушения институтов «старого порядка», отстаивая идею реформ, способных обеспечить наиболее безболезненный переход к государственному и общественному устройству, основанному на принципах либерализма. Реформы встречали сопротивление. Как говаривал Карл III, «мои подданные поступают так же, как дети, которые плачут, когда их хотят вымыть». Не только аристократия и клир, но и крестьяне и жители маленьких городов, преобладавших в Испании, не всегда понимали суть реформ, порой проявляя неприкрытую враждебность к ним, полагая, что они посягают на освященные веками традиции.

Не столько смерть Карла III и воцарение в 1788 г. Карла IV, сколько Французская революция и особенно казнь Людовика XVI, а также якобинская диктатура нанесли удар ло устремлениям реформаторов, намеревавшихся модернизировать государство и общество. 24 мая 1794 г, Ховельянос записал в своем дневнике: «Мое осуждение неистовства французских республиканцев полностью объяснимо: это опасение, что оно ничего не создаст, а, напротив, ухудшит человеческую расу, а их жестокость, возведенная в систему, окрашенную в цвета и форму правосудия, направлена против защитников свободы».

Преобразования, начатые в эпоху «просвещенного абсолютизма», постигла та же участь, что и деяния иных реформаторов, не защищенных конституцией, не опиравшихся на закон и не встретивших поддержку народа. Попытки модернизации были прерваны.

На рубеже XVIII и XIX вв. Испания все еще продолжала оставаться сословным иерархическим обществом, своего рода пирамидой, вершину которой составляли титулованная знать и князья церкви, а основание — крестьянство. Из 37 300 тыс. га, составлявших территорию страны, 16 940 га принадлежали 1328 семействам знати, 1380 тыс. га — 32 279 учреждениям церкви. Согласно цензу 1797 г., из 11 500 тыс. жителей страны к знати было отнесено всего лишь 402 тыс. персон, или 3,4 %. Несмотря на королевский указ 1787 г., автором которого был Флоридобланка, сохранялся режим майората, способствовавший сохранению земельной собственности в руках титулованной знати. Также на бумаге остались и декреты о дезамортизации, направленные против концентрации земельной собственности, принадлежавшей учреждениям церкви, включая духовно-рыцарские ордена. Только треть земельной площади находилась в прямой юрисдикции короны, на остальной территории господствовал сеньориальный режим. На принадлежавших аристократии землях она обладала правом назначения алькальдов, муниципальных чиновников и судей. Аристократия и дворянство свято верили в то, что их идеалы, основанные на принципах крови и чести, выше, чем утилитарные устремления буржуазии. Эти убеждения разделялись и низами общества.

Мощный импульс к политическому пробуждению Испании дала война за независимость 1808–1813 гг.; ее следствием было включение в конституционный процесс не только «учеников Просвещения» и тех, кто почитал себя либералами, но и тех слоев нации, которые были ревностными защитниками «трона и алтаря» в традиционном толковании.

Нашествие Наполеона создало вакуум власти, который был «заполнен» народом с оружием, и либералы, противники насилия и сторонники эволюционных изменений путем реформ, оказались вынужденными встать на сторону этого вооруженного народа. После трагических событий 2 мая 1808 г., когда в предместье Мадрида французами были расстреляны первые повстанцы, всю страну заполнили хунты. 4 июня 1808 г. Наполеон объявил о назначении своего брата Жозефа королем Испании; 7 июля в Байоне испанцам была дарована конституция, скопированная с французской Конституции 1791 г.; 20 июля Жозеф вступил в Мадрид.

Образование правительства короля-узурпатора побудило поторопиться с легализацией альтернативной государственности. Этой цели послужил созыв Учредительных кортесов в Кадисе, впервые собравшихся 24 сентября 1810 г.

В отличие от традиционных кортесов, основанных на сословном представительстве (отметим, что с воцарением Бурбонов они не собрались), депутаты кадисских кортесов представляли нацию. Но по своей социальной стратификации новый испанский парламент вызывал ассоциации с кортесами минувших времен: из 308 депутатов 97 были служителями церкви (из них 5 епископов), 55 — чиновниками, 16 — профессорами университетов, депутатами стали также лишь 4 писателя, 2 врача, но 37 военных, 9 моряков, 8 титулованных аристократов и всего лишь 15 предпринимателей и 5 коммерсантов. Среди дворянства и аристократии, включая высшую титулованную знать, насчитывалось немало лиц, заявивших о себе как о сторонниках либерализма. Далеко не все депутаты были либералами. Но всех объединяла приверженность к принципам национального суверенитета как основе легитимизации государственности, альтернативной той, что была учреждена в Мадриде с помощью штыков французских оккупантов.

Депутаты кортесов в Кадисе принцип национального суверенитета не только не противопоставляли принципу свободы нации, но рассматривали их в неразрывной связи. Статья 3 конституции, провозглашенной 19 марта 1812 г., гласила: «Прежде всего нация является носителем суверенитета, и ей принадлежит исключительное право устанавливать свои основные законы». Согласно 1-й статье «…испанская нация, свободная и независимая, не является и не может стать наследием какого-либо семейства или лица». Кадисские законодатели попытались наполнить новым содержанием традиционную парадигму «король-народ», придав монархии облик парламентской или конституционной. Деятельность кортесов не ограничивалась принятием конституции. Знаменитый декрет от 6 июня 1811 г. упразднил сеньориальный режим. Были отменены также многие феодальные привилегии, включая исключительные права на охоту и рыбную ловлю, на пользование лесами и водами.

Ситуация, сложившаяся в годы наполеоновских войн, благоприятствовала объединению общественных групп, ориентированных на различные ценности, порой полярные и в других условиях трудно совместимые.

Новорожденный испанский либерализм встретился с безразличием и даже враждебностью традиционного общества. Испанцы, единые в борьбе против Наполеона, обнаружили контрастное несовпадение ориентаций в отношении не только духа и буквы конституции, рожденной кадисскими кортесами, но и будущего страны.

Для большинства участников освободительной борьбы против Наполеона Франция Просвещения и революции была олицетворением зла, а борьба с Наполеоном — «святой Крусадой», т. е. крестовым походом с земным воплощением антихриста.

Движение сопротивления против Наполеона было последним проявлением национального единодушия, хотя даже в те трагические годы стали все отчетливее проступать контуры феномена, впоследствии отразившегося в образе «двух Испаний» или даже «Испании» и «Анти-Испании».

Специфика дихотомии политической культуры испанского общества, отразившая узость социального спектра либеральной политической культуры, значительно уступившей сфере традиционной, предопределила стремительный поворот к абсолютизму, с легкостью совершенный Фердинандом VII, крах трудов и надежд деятелей кадисских кортесов.

В канун возвращения в Испанию, в тревоге за судьбу короны, Фердинанд VII в послании регентству от 7 марта 1814 г. одобрил «все, что было сделано для блага Испании в его отсутствие». Восторженный прием, оказанный королю не только грандами и духовенством, но и толпами народа, в глазах которого он был символом национальной независимости, развеял опасения Фердинанда VII. Абсолютизм был восстановлен. Конституция и все акты кортесов были отменены, не только коллаборационисты — «офранцуженные», но и наиболее видные деятели кортесов и провинциальных хунт были брошены в тюрьму, сосланы на галеры или высланы из Испании. Были восстановлены Кастильский, Вест-Индский, Финансовый и другие советы, бывшие частью государственного механизма прошлых времен. Иезуиты, изгнанные еще Карлом III, были возвращены в Испанию, инквизиция восстановлена.

Страна была разорена и обессилена шестилетней кровопролитной войной. Государственные финансы находились в состоянии хронического дефицита. Поступления в казну за счет налогов из американских колоний, охваченных войной за независимость, практически прекратились, доходы от торговли с ними были ничтожны. Для обуздания инфляции — этого наследия войны против французского нашествия — власти прибегали к ограничению в обращении драгоценных металлов, что имело весьма ограниченный эффект. Правительственные кабинеты, неспособные справиться с депрессией, принимавшей угрожающие размеры, сменялись один за другим. От финансового коллапса спасало то, что бóльшая часть сельскохозяйственного населения жила все еще в замкнутом мирке натурального хозяйства.

Истинным правительством страны была камарилья короля, озабоченная лишь поисками средств сохранения влияния при дворе и личным обогащением. Атмосфера реакции, воцарившаяся в стране, неблагоприятно сказывалась на духовной жизни. Печать вопреки обещанию Фердинанда VII находилась под гнетом жестокой цензуры. Из стен университетов изгонялись профессора, подозреваемые в «осквернении либерализмом». Великий Ф. Гойя воспользовался первой возможностью, чтобы эмигрировать; и он был не одинок в этом.

Церковь полностью восстановила свои привилегии, ущемленные принудительной дезамортизацией собственности монастырей еще со времен Карла IV, что имело последствия не только в духовной сфере, но и в политической жизни, так как большинство клира поддерживало традиционные установления, ведя за собой всецело доверявшую ему паству — крестьян и жителей маленьких городов и поселков, что составляло большинство населения страны. Все это сужало и без того ограниченную из-за слабости и фрагментарности развития капитализма базу противников абсолютизма.

Швейцария. Великая Французская революция усилила в Швейцарии стремление более развитых северо-западных кантонов к объединению и созданию централизованного государства. После 1789 г. демократические силы страны полагали, что союз ждут скорее положительные перемены и что они придут из Франции. В Швейцарии стали создаваться революционные клубы. В 1792 г. в кантонах Во, Вале и Женева вспыхнули беспорядки. Особенно серьезные действия произошли в Женеве, где власть захватили демократы, — было увеличено число якобинских клубов, даже создан трибунал, который казнил 11 аристократов. Но все эти движения оказались все-таки подавлены. В 1793 г. в Базеле была объявлена Рауракская республика, которая присоединилась к Франции; новые надежды страна получила в 1797 г., когда возросла вера в помощь от французов. Особой известностью пользовались тогда «патриоты» Петер Оке (Базель) и Ф. С. Лагарп (Лозанна), которые были уверены, что только вторжение французских войск сможет демократизировать институты управления союза. Тогда же провозгласили Леманскую республику, которая, однако, быстро исчезла с исторической сцены. В декабре 1797 г. Бонапарт встретился в Париже с П. Оксом и был создан проект конституции, по которой страна провозглашалась единой Гельветической республикой с центральным правительством. В январе 1798 г. кантон Во объявил себя независимым, а в апреле 1798 г. в Ааргау была принята та конституция, которую разработали в декабре 1797 г. и которая была точной копией французской Конституции 1795 г. По ее статьям все кантоны Швейцарии провозглашались равными, люди — свободными от крепостной зависимости, подтверждалась свобода совести, была отменена цензура и т. д. Но эти положения оставались на бумаге, а в действительности жители страны оказали отчаянное сопротивление французскому влиянию. И хотя конституция была принята и в Базеле, и в Люцерне, и в Солотурне, ее статьи не исполнялись. Резкий протест оказали жители Берна. Бонапарт поспешил осуществить давний план Франции — оккупировать Швейцарию; генерала Брюна он направил в Лозанну, а генерала Шонбурга — в Берн. Особенно были возмущены французской оккупацией старые «лесные» кантоны — Швиц, Унтервальден и Ури. Ожесточенная внутренняя борьба продолжалась и особенно обострилась потому, что страна стала плацдармом антинаполеоновской коалиции. В 1799 г. Австрия решила помочь Швейцарии освободиться от французских войск; она издавна стремилась присоединить ее к себе. Из Италии вызвали русскую армию (Россия тогда была союзницей Австрии) для соединения с австрийцами под Цюрихом. Войска под предводительством фельдмаршала А. В. Суворова героически преодолели абсолютно непроходимые места — перевал Сен-Готард и Чертов мост и, к огромному удивлению французского генерала А. Массена, вышли на соединение с австрийцами. Это стало беспрецедентным событием в военной истории. Швейцарское население, ограбленное повинностями на содержание французской армии и униженное своим положением вассала, приветствовало русских и способствовало их победоносному продвижению. До сих пор в Швейцарии бережно хранят память о Суворове, его офицерах и солдатах, берегут мемориальные места. В русских швейцарцы видели освободителей…

Гельветическая республика перестала существовать в 1803 г. Конституция была изменена, центральная власть отменена. Но борьба между сторонниками объединения и сторонниками кантональной структуры продолжалась. И все-таки существование Гельветической республики сделало многое — были почти уничтожены феодальные пережитки; страна сделала шаг вперед.

Поскольку беспорядки в стране продолжались с возрастающим ожесточением, была введена новая конституция, которую назвали «посреднической» (Acte de Meditation). Она объединила уже 19 кантонов, и снова под главенством сейма. Тогда же был заключен и оборонительно-наступательный союз, по которому Швейцария обязывалась поставлять 16 тыс. солдат для Наполеона: ее втянули в его завоевательные войны. Это вассальное положение обескровливало страну. Так, в ноябре 1812 г. при Березине арьергард был составлен из швейцарцев, и 6 тыс. солдат были уничтожены, закрывая собой отступающие наполеоновские войска.

С падением Наполеона Швейцария объявила о своем нейтралитете. А русские пришли ей на помощь; дружба Ф.С. де Лагарпа со своим венценосным учеником Александром I, главным победителем Наполеона, принесла Швейцарии успешные решения ряда центральных внешнеполитических проблем. Александр I посетил страну в 1814 г. и лично познакомился с родиной своего воспитателя. На Венском конгрессе благодаря заступничеству русского царя были пресечены попытки держав-победительниц прихватить части территории Швейцарии. Именно под влиянием России швейцарская делегация получила гарантию неприкосновенности границ конфедерации из 22 кантонов (три из которых разделены на два полукантона каждый) и получила от конгресса поддержку идеи «вечного нейтралитета».

Нидерланды. Антинаполеоновский блок, сложившийся в Нидерландах к началу 1813 г., включал представителей как «патриотов», инициаторов революции 1795 г. и создания Батавской республики, так и оранжистов, сторонников свергнутой династии Оранских. Но волнения в центральных городах страны в апреле-мае, вызванные новым набором в армию в Нидерландских департаментах Французской империи, практически перевесили чашу весов в пользу оранжистов. Ненависть к французам объединила всех и сделала лозунгом антинаполеоновской борьбы имя сына последнего статхаудера Вильгельма V, принца Вильгельма.

Годы французского господства тяжело отразились на экономике страны. Континентальная блокада свела на нет нидерландскую морскую торговлю, флот был частично уничтожен, какое-то количество судов оказалось в руках англичан. Портовые города опустели, судостроительные верфи были закрыты. Промышленность и сельское хозяйство пришли в упадок. С 1800 г. поступления в государственную казну сократились почти на 30 %, резко возрос государственный долг. Бремя налогов, рост цен, безработица и принудительная воинская повинность вызвали широкий размах народно-освободительного движения, к осени охватившего почти всю страну.

Поражение Наполеона в битве под Лейпцигом и последовавшее затем вступление русской и прусской армий в Нидерланды заставили французские войска спешно эвакуироваться. Повсюду, откуда они уходили, местное население громило ненавистные таможни и вывешивало флаги Оранской династии.

Последовавшие затем волнения в Амстердаме и Гааге, хорошо продуманные и организованные теоретиком оранжистского движения, бывшим пенсионарием Роттердама Г. К. ван Хогендорпом, подготовили почву для быстрого формирования временного правительства, главной целью которого должно было стать восстановление в стране власти Оранских. Не без участия соседних держав 30 ноября 1813 г. принц Вильгельм ступил на берег Схефененгена. В декабре временным правительством, возглавляемым ван Хогендорпом, принц был провозглашен суверенным государем Нидерландов под именем Вильгельма I.

Согласно временной Конституции 1814 г., Вильгельм I стал главой исполнительной власти, законодательная же власть принадлежала Генеральным штатам (им было возвращено их прежнее название). Гражданское равенство, свобода совести, ежегодное вотирование налогов, несменяемость судебных чинов придавали конституции относительно либеральный характер.

Некоторые важные элементы этой новой нидерландской политической системы восходили еще к «французскому периоду». В наследство от французов нидерландцам достались такие нововведения, как замена местных провинциальных законодательств общенациональными, коренная реформа и централизация правовой системы, многие изменения в административной системе. Но самое главное, была ликвидирована система независимых провинций. Если до 1795 г. страна представляла собой рыхлую федерацию (Республика Соединенных провинций), то после ухода французов она превратилась в унитарную монархию, и Генеральные штаты отныне обрели новый характер, представляя не семь независимых провинций, как было прежде, а всю нацию в целом.

В 1815 г. Венский конгресс вынес решение об объединении Нидерландов с Южными Нидерландами (территорией будущей Бельгии) в единое королевство Нидерландов, в которое вошли также епископство Льежское и Великое герцогство Люксембургское. (Вильгельм I был одновременно и великим герцогом Люксембурга.) Нидерланды, воссозданные с присоединением южных провинций в качестве независимого государства под монархической властью Оранского дома, по замыслу стран — участниц Венского конгресса должны были играть роль эффективного заслона в случае повторения французской экспансии. Но реальной силой в Европе Нидерланды могли стать, только владея колониями. О будущем страны и ее заморских территорий переговоры велись с принцем Вильгельмом еще в Лондоне в августе 1813 г. Возвращение нидерландских колоний было частью прежде всего европейских планов Англии, однако о возвращении всех территорий не могло быть и речи. Потребовалось почти 10 лет, чтобы границы колоний королевства Нидерландов были окончательно определены. С этого времени они включали Нидерландскую Индию (Индонезию), в которой вплоть до начала XX в. Нидерланды расширяли сферу своего колониального господства, и Нидерландскую Вест-Индию в Южной Америке. Тем не менее второй после Англии колониальной державе мира потребовалось немало лет, прежде чем она вновь стала получать доход от своих заморских владений.

Присоединение южных провинций потребовало внесения в нидерландскую конституцию определенных изменений. Это было поручено Особой комиссии, сформированной из равного числа представителей Северных и Южных Нидерландов. В комиссии возникло много спорных вопросов, но главным был, конечно, вопрос об организации высшего органа управления страной. Представители Севера настаивали на сохранении однопалатной системы Генеральных штатов, в то время как южане требовали учредить две палаты. Требования последних были приняты, и отныне Генеральные штаты состояли из двух палат.

В первой (верхней) палате было 40–60 членов, назначаемых пожизненно королем. Во вторую (нижнюю) палату северные и южные провинциальные штабы избирали по 55 человек с каждой стороны. Выборы были непрямые и с высоким избирательным цензом. Хотя избирательный корпус и был одним из самых многочисленных в Европе того времени — 60 тыс. избирателей в южных провинциях и 80 тыс. в северных (население каждой из этих территорий было в тот период соответственно 3 и 2,2 млн человек), тем не менее из-за высокого избирательного ценза бóльшая часть населения страны не была в нем представлена.

Новая конституция королевства Нидерландов практически не ограничивала власть Вильгельма I. Ему было предоставлено право назначать членов верхней палаты и формировать министерства. При этом ответственность министров не была оговорена. Король получил право исключительного контроля над колониями, и Генеральные штаты не имели никакой власти над администрацией колоний. Они также практически не обладали контролем и над финансами страны, так как бюджет, утверждаемый ими, делился на чрезвычайный — его обсуждали ежегодно — и обыкновенный, вотируемый сразу на 10 лет. Генеральные штаты могли отвергать законопроекты, но не имели права вносить в них поправки. Несменяемость судей была обещана, но лишь в будущем, о суде присяжных не упоминалось вовсе.

Хотя Генеральные штаты собирались поочередно то в Гааге, то в Брюсселе, главные правительственные и административные органы страны находились в Северных Нидерландах, в Голландии. На все важные государственные посты также назначались практически одни голландцы. В первом правительстве королевства Нидерландов, организованном в 1815 г., был один министр-южанин. А в 1829 г. из 15 министров и госсекретарей их было всего лишь трое.

Королевство Нидерландов официально было единым государством, но равное представительство обеих его частей в Генеральных штатах и две резиденции правительства (Гаага и Брюссель) свидетельствовали все же об определенном ограничении этого единства. К тому же неравномерное распределение власти между северными и южными провинциями, торговая и налоговая политика, ущемляющая интересы промышленного Юга, обязанного еще и выплачивать половину государственного долга северной части королевства, постоянные религиозные трения и перспектива всеобщей «нидерландизации» (с 1830 г. нидерландский язык должен был стать государственным) все больше и больше обостряли отношения между обеими частями страны. К концу 20-х годов деятельность брюссельской оппозиции в Генеральных штатах была настолько активной, что в декабре 1829 г. очередной десятилетний бюджет (устанавливавший пути и средства финансовой политики) был отвергнут во второй палате большинством голосов. Это было первое крупное поражение Вильгельма I в Генеральных штатах, за которым последовала целая серия оппозиционных выступлений бельгийских депутатов.

Страны Северной Европы. В конце XVIII — начале XIX в. на севере Европы существовало два относительно крупных в территориальном отношении, но небольших по численности государства — Швеция и Дания. Швеции принадлежала Финляндия, а также так называемая Шведская Померания и остров Рюген в Северной Германии, на берегу Балтики. Под властью датских Ольденбургов были, кроме собственно Дании, Норвегия с ее заморскими владениями — Исландией, Фарерскими островами и Гренландией и северогерманские герцогства Шлезвиг и Гольштейн.

Не участвуя до 1805 г. в англо-французской войне, Швеция и Дания-Норвегия извлекали значительные выгоды, торгуя с обеими воюющими сторонами. Они продолжали поддерживать отношения с Французской республикой. Положение коренным образом изменилось в 1805 г., когда наполеоновская экспансия подошла к этому региону. Густав IV Адольф (1792–1809) втянул Швецию в войну с Францией. После Тильзита Север выдвинулся на авансцену большой политики. В сентябре 1807 г. англичане напали на Копенгаген и захватили датско-норвежский флот. Дания объявила войну Англии и заключила 30 ноября 1907 г. союз с Наполеоном, присоединившись к континентальной блокаде. Пострадала от этого Норвегия, блокированная англичанами и лишившаяся подвоза продовольствия. В стране начался голод, вызвавший недовольство и усиливший сепаратистские настроения. Из-за невозможности управлять Норвегией из Копенгагена в стране была создана Правительственная комиссия, подобие правительства, действовавшая до 1810 г. В 1811 г. норвежцам удалось добиться создания университета.

В начале 1808 г. началась новая русско-шведская война. После того как русские войска быстро заняли южную часть Финляндии, где проживала бóльшая часть населения, в марте 1808 г. Александр I объявил о присоединении Финляндии к России. Проводя либерально-конституционную политику, царь предоставил финляндцам широкую автономию с сохранением прежних, шведских законов. В марте 1809 г. в городе Борго (Порвоо) было созвано четырехсословное собрание представителей страны — ланддаг. Финляндия, вошедшая в состав Российской империи как Великое княжество, получила собственное правительство — сенат, где председательствовал назначаемый царем генерал-губернатор. Бюджет был отделен от общероссийского. Официальным языком также остался шведский. Сохранялась и таможенная граница. В самом конце 1811 г., стремясь еще больше привлечь к себе своих новых подданных, Александр I передал Финляндии присоединенную к России еще в XVIII в. Выборгскую губернию, а в 1812 г. были воссозданы и финляндские вооруженные силы. Тогда были заложены основы финляндской государственности, а сама страна избавлена от разорительных войн и тяжелых военных расходов.

В Швеции, войну которой в 1808 г. объявили также Франция и Дания, утрата Финляндии и резкое ухудшение экономического положения привели к росту оппозиционных настроений. В марте 1809 г. восстали части Западной армии, действовавшей на норвежской границе, и двинулись на Стокгольм, где через несколько дней вышел из повиновения гарнизон. Король Густав IV Адольф был свергнут и выслан за границу; 6 июня 1809 г. риксдаг принял новую конституцию, покончившую с абсолютизмом. Был значительно расширен парламентский контроль над правительством, провозглашены гражданские свободы. Четырехсословный риксдаг был сохранен. Королем стал бездетный Карл XIII (1809–1818), дядя низложенного монарха. В 1810 г. риксдаг избрал престолонаследником наполеоновского маршала Ж. Б. Бернадота, князя Понте-Корво, который перешел в лютеранскую веру и принял новое имя Карл Юхан (с 1818 г. Карл XIV Юхан). Недворянское происхождение родоначальника новой династии подчеркивало буржуазный характер перемен. События 1809–1810 гг. явились верхушечной буржуазной революцией, важным шагом на пути превращения Швеции в современную конституционно-ограниченную монархию.

После заключения между Швецией и Россией во Фридрихсгаме (Хамина) 17 сентября 1809 г. мирного договора и вслед за кратким всплеском антирусских настроений в правящих кругах Швеции крепло убеждение в необходимости поддерживать добрососедские отношения с Россией и с ее помощью добиться присоединения Норвегии. Этой идеей, осуществить которую тщетно пытались Густав III и Густав IV Адольф, проникся и Карл Юхан. Он не оправдал возлагавшихся на него Наполеоном надежд. После того как в конце января 1812 г. французские войска под предлогом борьбы с нарушениями континентальной блокады оккупировали Шведскую Померанию, Швеция пошла на сближение и союз с Россией. 5 апреля 1812 г. в Санкт-Петербурге был заключен секретный русско-шведский союзный трактат против Наполеона. Россия согласилась на переход Норвегии к Швеции, навсегда отказавшейся от Финляндии. Предполагалось организовать совместный десант в тылу наполеоновских войск в Германии. После вторжения в Россию Наполеона союз России и Швеции был упрочен в личной встрече в августе 1812 г. Александра I и Карла Юхана в финском городе Або (Турку), где была заключена новая союзная конвенция, дополненная секретным «семейным договором» между двумя династиями.

Хотя Швеция вступила в войну лишь летом 1813 г., ее позиция имела для России большое значение во время Отечественной войны 1812 г. В начале марта 1813 г. Швеция заключила союзный договор с Великобританией, а в апреле — с Пруссией. В апреле-мае шведские войска переправились на континент. В июле 1813 г., после встречи руководителей антинаполеоновской коалиции в Трахенберге, Карл Юхан стал командующим одной из союзных армий, в состав которой вошли русские, прусские и шведские войска.

Датский же король Фредерик VI, после определенных колебаний в мар-те-мае 1813 г., когда он надеялся вбить клин между Швецией и ее союзниками, пошел все-таки на возобновление в июле союзного договора с Наполеоном. В сентябре он объявил войну Швеции.

В ноябре 1813 г., после «битвы народов» под Лейпцигом, когда, не зная еще о победе союзников, Фредерик VI неосторожно объявил войну России и Пруссии, шведский наследный принц двинул часть своей армии против Дании и вынудил ее в начале 1814 г. по мирному договору, подписанному в городе Киль, отказаться от Норвегии в пользу шведской короны. Издавна принадлежавшие Норвегии Гренландия, Исландия и Фарерские острова остались за Данией.

Норвежский народ отказался подчиниться условиям Кильского трактата. В стране началось национально-освободительное движение, которое возглавил бывший датский наместник принц Кристиан Фредерик. В феврале 1814 г. была провозглашена независимость Норвегии, сформировано временное правительство, присягу на верность которому принесло все взрослое население. В марте состоялись выборы в Государственное (Учредительное) собрание, начавшее свои заседания в местечке Эйдсволл 10 апреля. В состав собрания вошли не толко чиновники, бюргеры, интеллигенция, офицеры армии и флота, но и много крестьян, рядовые солдаты и матросы. Государственное собрание 17 мая приняло конституцию, довольно демократическую по тем временам (45 % взрослого мужского населения получило право голоса, значительно больше, чем в других европейских странах). При разработке основного закона составители использовали как передовой конституционный опыт Европы и Северной Америки, так и норвежское законодательство. В конституцию были заложены не только умеренно-либеральные принципы разделения властей Монтескье и Де Лольма, но и демократический принцип Руссо — суверенитет народа. В Норвегии вводилась конституционно-ограниченная монархия с несословным парламентом — стортингом. Тогда же, 17 мая, принц Кристиан Фредерик был избран королем Норвегии.

Завершение войны в Европе весной 1814 г. ухудшило внешнеполитическое положение молодого государства. Швеция не собиралась отказываться от своих притязаний. Попытки посреднической миссии союзных держав, фактическим главой которой был русский дипломат, будущий декабрист генерал М. Ф. Орлов, разрешить конфликт мирно не увенчались успехом. Непродолжительные военные действия между шведами и норвежцами в июле-августе 1814 г. стали последней в истории межскандинавской войной. Карл Юхан понимал невыгодность длительного конфликта и не без влияния Орлова согласился на сохранение норвежской Эйдсволлской конституции и предоставление Норвегии широкой внутренней самостоятельности. Норвегия тогда признала унию со Швецией, Кристиан Фредерик отрекся от престола и вернулся в Данию. В октябре в столице страны Кристиании собрался избранный по Эйдсволлской конституции парламент страны (стортинг), который 4 ноября утвердил изменения в основном законе и избрал шведского короля Карла XIII королем Норвегии. В ведение Стокгольма отходила только внешняя политика. Новое двуединое государство стало именоваться «Соединенные королевства Швеция и Норвегия». События 1814 г. в Норвегии были, по сути, национально-освободительной революцией.

С 1808 по 1815 г. политическая карта Северной Европы значительно изменилась: возникли два новых государства — Финляндия и Норвегия, первая в составе Российской империи, вторая в унии со Швецией. Швеция утратила последнее владение на континенте — Переднюю Померанию, которая досталась Пруссии. Дания, потеряв Норвегию, сохранила за собой Исландию, Гренландию и Фарерские острова, а также два северогерманских герцогства — Шлезвиг и Гольштейн. Сохранение немецкоязычных герцогств сулило в будущем большие осложнения для Дании. Таким образом, на исходе наполеоновских войн в североевропейской политической системе произошел важный сдвиг на пути формирования национальных государств.

Глава 5 ПОПЫТКИ ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ САМОДЕРЖАВНОГО СТРОЯ В РОССИИ

В России XIX век прошел под знаком модернизации ее экономики, социальных отношений и политических структур. Эти преобразования в общем и целом совпадали с основными направлениями мирового процесса перехода к индустриальной цивилизации с характерными для нее либерализацией и демократизацией всех общественных отношений, бурным научно-техническим прогрессом и победой рыночной экономики. Однако в России, заметно отстававшей от развитых государств Запада, элементы новой цивилизации в гораздо большей степени насаждались «сверху» самой императорской властью, стремившейся сохранить свои позиции внутри страны и на международной арене, чем органично вырастали «снизу» в ходе ее естественного развития. При этом великодержавные интересы государства, правящей династии и ее главной опоры — дворянства неизменно доминировали над интересами трудящегося большинства, что делало проводимые властью реформы ограниченными и непоследовательными, а «цену», которую приходилось платить за них народу, — непомерно высокой. Реформам в России всегда мешали деспотические традиции царского строя, социальный эгоизм и инертность дворянства, запоздалое развитие российской буржуазии, некомпетентность и коррумпированность бюрократии, хронические финансовые затруднения правительства и темнота народных масс. В итоге путь российских реформаторов был тернистым и часто трагическим, назревшие преобразования неизменно запаздывали, а сама модернизация носила по большей части вялотекущий и верхушечный характер, оставляя почти незатронутыми глубинные пласты народной жизни.

Тем не менее основное направление всех происходивших в России изменений вырисовывалось достаточно четко: превращение страны из аграрной в аграрно-индустриальную, развитие рыночных отношений и переход к вольнонаемному труду, постепенное стирание сословных различий, развитие общественной инициативы, распространение просвещения и приобщение населявших Российскую империю народов к достижениям мировой цивилизации. В различных сферах жизни общества процесс модернизации шел крайне неравномерно и противоречиво, сохраняя старые и порождая новые диспропорции и столкновения интересов различных социальных слоев, что предопределило в дальнейшем многие трагические коллизии российской истории. При этом необходимо подчеркнуть, что в XIX в. промедление с реформами уже грозило превращением России в «колосса на глиняных ногах» и увековечением ее отсталости. И перед этой угрозой вынужден был отступить даже такой консервативный режим, как царизм. Правда процесс модернизации остался в XIX в. в России незавершенным, и самодержавный строй не претерпел существенных изменений, но значение происшедших в то время перемен в жизни страны трудно переоценить.

Российская империя в начале XIX в. представляла собой огромную полиэтническую евро-азиатскую державу с населением около 40 млн человек. В первой четверти XIX в. ее границы на западе и юге раздвинулись еще дальше за счет завоеванных русской армией Финляндии, части Польши, Бессарабии и части Закавказья и добровольного присоединения Грузии.

Экономика страны оставалась многоукладной, причудливо соединяя примитивно-патриархальные, феодальные и раннекапиталистические формы хозяйства. Главной ее отраслью было рутинное, малопродуктивное, экстенсивное сельское хозяйство, базировавшееся в основном на крепостном крестьянском труде с очень высокой нормой его эксплуатации. Официально в 1797 г. была узаконена работа на барщине три дня в неделю, но фактически крепостные (15 млн человек) трудились на помещика больше. Вместе с тем в российской деревне появлялись и некоторые новые тенденции: барщина заменялась денежным оброком, росло производство хлеба на продажу, начиналось спорадическое применение машинной техники, шел процесс социального расслоения крестьян.

Обрабатывающая промышленность, в которой преобладало текстильное производство, находилась на мануфактурной стадии развития. На более чем 2 тыс. предприятий было занято около 80 тыс. рабочих, в том числе более 30 тыс. вольнонаемных (в основном это были отпущенные на оброк крепостные крестьяне). Высокую репутацию имела в то время российская черная металлургия, дававшая треть мировой выплавки чугуна и работавшая в значительной мере на внешний рынок. Однако здесь абсолютно преобладал подневольный труд крепостных и посессионных рабочих, подвергавшихся жесточайшей эксплуатации. Большое распространение получило в России мелкое производство, удовлетворяющее растущий рыночный спрос населения на промышленные товары, причем в роли товаропроизводителей выступали в основном крестьяне.

В начале XIX в. горожане составляли примерно 6 % населения страны. Очень низким оставался в России уровень развития инфраструктуры, особенно состояние дорог. Азиатская часть империи по всем демографическим, экономическим и социокультурным параметрам значительно отставала от европейской. Несмотря на огромные природные богатства и колоссальные размеры территории, Россия никогда не отличалась высоким уровнем жизни ее населения, сильно уступая в этом отношении многим странам Западной Европы.

Существовал и огромный разрыв между культурой и бытом весьма тонкого привилегированного дворянского слоя и так называемого «простонародья», прежде всего крестьянства: если дворянство, особенно столичное, ориентировалось на западноевропейские, преимущественно французские, образцы, то крестьяне строго придерживались традиционных религиозно-патриархальных взглядов и обычаев. Для них были характерны безграничная вера в царя, приверженность общинным порядкам, глубокая религиозность. К тому же крестьяне, как правило, были неграмотны. При этом крепостной строй и закрепленные законом жесткие сословные деления пагубно сказывались и на «верхах», и на «низах» общества: первые все чаще забывали простые законы нравственности и справедливости, погружались в лень и апатию, вторые приучались к покорности, работали из-под палки и ожидали перемен только от царя. Правда, время от времени по бескрайним просторам России как бы пробегали «судороги» крестьянских бунтов (за первую четверть XIX в. их было более тысячи), однако о каком-либо коренном изменении существующего строя их участники и не помышляли. В России процветали взяточничество и казнокрадство, законы не исполнялись, повсюду царил произвол.

Власть монарха была неограниченной. В стране не было ни конституции, ни парламента, ни политических партий. Общественная инициатива не поощрялась, гласность отсутствовала. Все это резко контрастировало с ситуацией в Западной Европе, которая после Великой Французской революции быстро эволюционировала в сторону буржуазной демократии, рыночной экономики и идей Просвещения.

Новое, XIX столетие началось в России с последнего в ее истории дворцового переворота. В марте 1801 г. в Михайловском замке в Петербурге был убит император Павел I. На престол вступил его 23-летний сын Александр, который тоже участвовал в заговоре, хотя и не санкционировал физическую расправу с отцом. С тех пор события той страшной ночи постоянно напоминали новому царю о том, чем может кончиться и для него самого конфликт с верхушкой дворянства и гвардейскими офицерами.

Воспитанник швейцарца-республиканца Ф. С. де Лагарпа, Александр I был подлинным олицетворением всей двойственности эпохи «просвещенного абсолютизма»: европейский лоск, образованность, показная приверженность идеалам свободы и гуманизма сочетались у этого «северного сфинкса» с властолюбием, тщеславием и боязнью радикальных перемен. Внутренне восставая против самодержавно-крепостнической системы и неоднократно обещая на словах заменить ее либерально-конституционной формой правления западного образца, Александр I каждый раз откладывал эти реформы, ссылаясь то на консервативные настроения дворянства, то на темноту народа, то на нехватку честных и образованных чиновников. И хотя в подобных аргументах был свой резон, факт остается фактом: Александр I так и не набрался мужества и воли достойно ответить на вызов времени — раскрепостить и просветить народ, ограничить деспотизм законом и дать простор хозяйственной и социальной инициативе людей.

Привыкший с юности лавировать между ненавидевшими друг друга отцом и бабкой, императрицей Екатериной II, Александр поражал своей неискренностью, скрытностью, быстрой сменой настроений. Он легко отступал перед трудностями, с которыми были связаны любые крупные преобразования в России, и быстро стал заложником той самой самодержавно-абсолютистской системы, с которой собирался в юности бороться. Отсюда политика полумер и компромиссов, бесконечный ряд неосущестленных проектов и как результат — упущенный шанс ускорить назревшую и крайне необходимую модернизацию страны.

В истории российского реформаторства начала XIX в. можно выделить три этапа. Реформы 1801–1804 гг. были связаны с деятельностью так называемого Негласного комитета, в который входили молодые друзья императора князь Виктор Кочубей, граф Павел Строганов (испытавший на себе во время пребывания в Париже сильное влияние якобинцев), Николай Новосильцев и польский аристократ Адам Чарторыйский, живший в Петербурге после третьего раздела Польши. Наиболее крупными преобразованиями этого периода, который вслед за Пушкиным часто называют «дней Александровых прекрасное начало», были: амнистия многочисленных жертв произвола и самодурства Павла I, уничтожение Тайной экспедиции — страшного органа политического надзора и сыска екатерининских и павловских времен, облегчение контактов с Западной Европой, смягчение цензуры, открытие новых университетов в Харькове, Казани, Вильно и восстановление университета в Дерпте (Тарту), а также ряд других мер либерального характера. Прекратилась раздача государственных крестьян в собственность помещиков, широко практиковавшаяся во второй половине XVIII в. Старые петровские коллегии были преобразованы в европеизированные министерства и т. д. Однако на отмену крепостного права Александр I так и не решился, опасаясь недовольства дворян, расстройства экономики и общей дестабилизации обстановки в стране. Правда, в 1803 г. помещикам было разрешено отпускать крестьян целыми деревнями на волю за выкуп с обязательным наделением их землей. Однако за все время царствования Александра I на основе указа о «вольных хлебопашцах» (так стали называться получившие свободу крестьяне) было освобождено лишь менее полупроцента крепостного населения империи — 47 тыс. душ мужского пола.

Затем реформаторский процесс был прерван участием России в войнах с Наполеоном (1805–1807), закончившихся унизительным для Александра I Тильзитским миром. Он значительно поколебал престиж молодого царя в глазах российского дворянства, не заинтересованного в разрыве с Англией, на чем настаивал французский император. В ответ на дворянскую фронду Александр I решил провести целую серию крупномасштабных политических реформ, призванных навести порядок в управлении империей и придать ей более европейский, отвечающий духу времени вид. Разработка новых законопроектов была поручена М. М. Сперанскому — выходцу из провинциальной духовной семьи, пробившемуся благодаря своему недюжинному таланту и трудолюбию в высший эшелон российской бюрократии и пользовавшемуся доверием монарха, которому принадлежал общий план преобразований.

В 1809 г. Сперанский закончил работу над «Введением к Уложению государственных законов», в основу которого был положен принцип разделения законодательной, исполнительной и судебной властей на волостном, уездном, губернском и общегосударственном уровнях. Так, законодательная вертикаль состояла, по плану Сперанского, из волостных, окружных, губернских и государственной дум, причем каждое вышестоящее представительное учреждение избиралось нижестоящим. В выборах участвовали лишь владельцы земли и недвижимой собственности, включая государственных крестьян, купцов и мещан. Государственная дума не обладала правом законодательной инициативы (законопроекты должны были исходить только от верховной власти) и оставалась лишь консультативным, во многом чисто декоративным органом. Помимо Думы, предусматривалось создание еще одного законосовещательного учреждения — Государственного совета, назначаемого императором. Власть последнего фактически оставалась неограниченной, но он должен был опираться в своих действиях на закон и общественное мнение и уважать их. Эта странная гипотетическая смесь абсолютизма и элементов правового государства в лучшем случае могла бы стать лишь началом очень длительного процесса перехода от самодержавия к конституционной монархии. Однако консервативные круги, рупором которых стал автор записки «О древней и новой России» историк Н. М. Карамзин, увидели в плане Сперанского явно преждевременную и опасную меру, посягательство на священные основы российской государственности и яростно восстали против него, быстро поколебав либеральные намерения царя.

Вместо очень громоздкой и архаичной сословной системы Сперанский предлагал разделить все население на три «состояния»: дворянство, «среднее состояние» (купцы, мещане, государственные крестьяне) и «народ рабочий» (помещичьи крестьяне, слуги, ремесленники, рабочие). По мысли Сперанского, никто из подданных царя не мог быть наказан без суда, каждый имел право приобретать движимую и недвижимую собственность, а все повинности населения империи подлежали строгой регламентации. Эти общие положения касались и крестьян, хотя прямо об отмене крепостного права Сперанский нигде не говорил. В дальнейшем он высказывался в пользу постепенного личного освобождения крепостных крестьян, разрешения им покупать землю и выходить из общины, в чем-то предвосхитив столыпинское аграрное законодательство 1906–1911 гг.

К сожалению, проект Сперанского был реализован лишь в малой своей части. В 1810 г. был создан Государственный совет, просуществовавший до 1917 г., тогда как все остальное было отложено до лучших времен. Аристократы не могли простить «выскочке» Сперанскому стремительного взлета его карьеры, Александра I задели некоторые критические высказывания Сперанского по его адресу. В дворянском обществе не одобряли введенные по инициативе ненавистного «поповича» экзамены в объеме университетского курса для тех чиновников, которые получали за свою службу дворянство, а также попытку обложить помещиков новым налогом за владение крепостными душами. Глухой ропот вызывали и такие непопулярные меры, предложенные Сперанским для оздоровления государственного бюджета, как повышение подушной подати и гильдейских сборов с купцов, увеличение цен на соль и т. д. Сперанскому инкриминировалась тайная связь с Наполеоном, и его стали считать чуть ли не французским шпионом. В марте 1812 г. царю пришлось пожертвовать своим «первым министром», хотя он не сомневался в его невиновности. Сперанский был сослан сначала в Нижний Новгород, а затем в Пермь и лишь в 1816 г. возвращен на государственную службу. В 1821 г. он снова появился в столице, но прежнего влияния на Александра I никогда уже больше не имел.

Более удачными оказались реформы в русской армии, проведенные в 1808–1810 гг. военным министром графом А. А. Аракчеевым, который вошел в доверие к Александру еще с павловских времен, а затем стал и личным другом императора. Прямолинейный, грубый, часто жестокий с подчиненными, Аракчеев обладал огромной работоспособностью, был безгранично предан Александру I, требователен к себе и другим. Царю очень импонировали его страсть к порядку и дисциплине, несомненные административные способности, умение командовать людьми и буквально «выбивать» из них все, что было нужно власти. Кроме того, Аракчеев часто брал на себя выполнение наиболее непопулярных решений, как бы заслоняя царя от нападок общественного мнения. В преддверии войны с Наполеоном Аракчеев реформировал и модернизировал русскую артиллерию, стремился навести порядок в армейском хозяйстве, сделал вооруженные силы более мобильными. После падения Сперанского и войны 1812 г. влияние Аракчеева на Александра I еще более усилилось.

Победа над Наполеоном и мощный патриотический подъем во всех слоях российского общества, казалось бы, создавали самую благоприятную обстановку для продолжения курса реформ, теперь уже соединенными усилиями правительства и передовой части дворянства. Однако этого не случилось. Александр I по-прежнему много обещал и мало делал, все больше погружаясь в мистицизм и апатию. Возглавив в 1815 г. Священный союз европейских монархов, он активно занимался международными делами, передоверив управление собственной страной Аракчееву. В 1815 г. была принята довольно либеральная конституция Царства Польского, присоединенного к России после победы над французами, а в 1816–1819 гг. освобождены от крепостной зависимости (правда, без земли) крестьяне Прибалтики. Однако крестьянам остальных районов России Александр I пообещал за победу над французами лишь «мзду от Бога», хотя недостатка в проектах ликвидации крепостного права не было. Так, в 1818 г. Аракчеев и его помощники по поручению царя разработали план, согласно которому правительство ежегодно должно было выделять 5 млн руб. на выкуп помещичьих крестьян у их владельцев. Всю эту операцию, грозившую растянуться на многие десятилетия, предполагалось проводить с согласия помещиков, причем на одну ревизскую душу выделялся нищенский надел в две десятины земли. Однако проект Аракчеева, как и прожекты ряда других государственных деятелей, инициированные царем, в конце концов был тоже положен под сукно.

Аналогичная участь постигла и конституционный проект под названием «Государственная Уставная грамота Российской империи», который разрабатывался в 1819–1820 гг. упоминавшимся выше Н. Н. Новосильцевым, французским юристом Першар-Дешаном, другом Пушкина князем П. А. Вяземским и другими деятелями в соответствии с директивами самого Александра I. Этот документ предусматривал превращение России в конституционную парламентскую монархию. Провозглашались свобода слова, совести, печати, неприкосновенность личности. Частная собственность тоже объявлялась священной и неприкосновенной. Предполагалось разделить территорию России на наместничества, объединенные на федеративных началах. В целом это было прямое продолжение и развитие идей Сперанского. Однако ко времени окончания работы над грамотой обстановка в России и за ее пределами сильно изменилась. Революции в Испании, Португалии и Неаполе, бунт в Семеновском полку в Петербурге (он был вызван жестоким обращением полковника Шварца с солдатами), голод и крестьянские волнения в ряде губерний России — все это в очередной раз отрезвило Александра I, окончательно поставившего в 1820 г. крест на правительственном конституционализме. Началась реакция в области просвещения, в 1822 г. был издан указ о запрещении в России тайных обществ и масонских лож, подтверждено право помещиков ссылать своих крестьян за провинности в Сибирь.

Любимым детищем Александра I стали военные поселения, превратившиеся в эксперимент по сокращению расходов на содержание миллионной армии и «гуманизации» условий 25-летней солдатской службы путем соединения занятий военным делом и крестьянским трудом. Сама идея военных поселений пришла в Россию из Западной Европы и имела довольно длинную историю, начинавшуюся еще во времена Древнего Рима. Некоторые аналогии можно было провести и с организацией казачьих войск в самой России, хотя для такого убежденного западника, каким был Александр I, решающее значение имело, видимо, знакомство с книгой французского генерала Серванта де Гер-бея «О военных силах на границе».

Суть плана заключалась в том, чтобы расквартировать пехотные и кавалерийские части в специально созданных для этого поселках государственных крестьян и казаков, заставив солдат помогать последним во время сельскохозяйственных работ, а крестьян — не только обеспечивать войска продовольствием и фуражом, но и одновременно учиться военному ремеслу. При этом имелось в виду, что милитаризация крестьянского труда (строгая дисциплина, армейский распорядок дня, суровые наказания и штрафы за провинности) приведет к его интенсификации и рационализации, а также поможет создать соответствующую инфраструктуру (дороги, мосты, склады и т. п.), которая всегда была в России «узким местом». С другой стороны, военные поселенцы могли иметь жен и детей, хотя их семейная жизнь подвергалась мелочному контролю со стороны военного начальства, а сыновья автоматически становились кантонистами. Наконец, система военных поселений позволяла ускорить процесс развертывания армии в случае начала войны.

Первые опыты по созданию военных поселений были проведены еще в 1810–1812 гг., а с 1816 г. под руководством Аракчеева, ревностно выполнявшего все указания царя, поселения стали создаваться в Новгородской, Могилевской, Витебской, Харьковской, Херсонской, Екатеринославской и некоторых других губерниях. Крестьяне отчаянно сопротивлялись переходу на положение военных поселенцев, приравнивая его к ненавистной рекрутчине. Известен ряд восстаний, которые происходили в 1817–1819 гг. в военных поселениях, но Александр I был неумолим, заявив, что его приказ должен быть выполнен любой ценой, даже если бы для этого пришлось уложить трупами всю дорогу от Петербурга до города Чудова в Новгородской губернии, где начинались поселения. Все восстания в военных поселениях подавлялись с большой жестокостью, причем наказанию подвергались даже женщины. Тем не менее к концу царствования Александра I в военных поселениях было сосредоточено более полумиллиона человек, хотя заменить собой постоянную армию они, естественно, не могли.

Заметим, что в начале 1830-х годов военные поселения были реорганизованы и поселенцы занимались уже практически лишь снабжением армии и разного рода хозяйственными работами. Это позволило поселениям просуществовать до 60-х годов, когда они были ликвидированы правительством Александра II. Последние исследования историков показали, что полуказарменные порядки, строжайшая дисциплина, экономическая помощь со стороны государства, а также применение передовой агротехники помогли сделать хозяйства поселенцев рентабельными, а уровень их жизни был выше, чем у помещичьих крестьян. Однако в народе военные поселения оставили по себе поистине недобрую память как символ беспощадного военно-крепостнического режима и издевательства над человеческой личностью. Крестьяне и казаки не приняли любимую идею Александра I, который полагал, что в такой стране, как Россия, цивилизацию нужно вводить в том числе и с помощью шпицрутена и кнута.

В итоге к концу своего царствования Александр I оказался по существу политическим банкротом. Вместо «усчастливливания» России, которое было обещано молодым императором в 1801 г., к 1825 г., когда Александр I умер или тайно отошел от власти (до сих пор существует легенда о том, что он жил до 1864 г. под именем старца Федора Кузмича), страна оказалась перед лицом консервативного отката власти назад, с одной стороны, и крупного антиправительственного движения дворянских революционеров и либералов, получивших название декабристов, — с другой.