От французской революции конца XVIII века до Первой Мировой Войны

ЕВРОПЕЙСКАЯ ИДЕЯ И XIX ВЕК[9] (вместо заключения)

Европейская идея, или идея Европы, — это отношение к Европе как к определенной общности, рассмотрение ее в плане внутреннего единства и отличия от других частей света.

Уже в глубокой древности формировались идеи и представления о единстве Европы. История европейской идеи — это история формирования европейских теорий и воззрений, но одновременно это и история попыток практической реализации этих теорий.

Европейская идея — это не вечное и неизменное понятие, не только абстрактная логическая или психологическая категория. Представления о европейской общности, так же как и способы их реализации, менялись на различных этапах мировой и европейской истории, отражая столкновение интересов различных социальных групп и политических партий.

Европеизм, как течение политической мысли и как реальность, был многолик и неоднороден.

Еще в античный период европейской истории сформировались общие представления о географических границах континентов, были заложены основы культурно-исторической общности Европы.

В период средневековья европейская история была связана в значительной мере с ролью христианства. Католическая церковь пыталась обосновывать идею теократической Европы, объединенной на основе религиозных догматов и представлений.

Борьба универсалистских и партикуляристских тенденций проявилась в Европе в столкновении папства и императоров, соперничавших между собой и с формирующимися национальными государствами.

В этот период появились первые общеевропейские проекты, исходившие от церкви и светской власти и знаменовавшие зарождение гуманистической традиции в реализации идей европейского единства.

Особенно ярко это проявилось в эпоху Просвещения. Крупные деятели Просвещения Англии, Франции, Германии и России выдвинули в XVII–XVIII вв. значительное число проектов, предусматривавших те или иные формы объединения Европы.

К концу XVIII в. в Европе уже ясно обозначились основные линии и направления в обосновании идей европейского единства. При этом европейские идеи и проекты, составляя неотъемлемый компонент европейской жизни, отражали различные течения европейской общественной мысли — консерватизм, либерализм и революционный демократизм. В яркой и отчетливой форме они проявились на рубеже XVIII и XIX вв., в эпоху Французской революции и в наполеоновских попытках «унифицировать» Европу под французским господством.

Анализ и оценка европейских идей и проектов в XIX в. предполагают понимание их неразрывной связи с теми идеями, которые выдвигались в Европе в XVIII столетии, поскольку именно на их основе формировались представления о европейском единстве на протяжении всего XIX в.

В наибольшей степени европеистская общественная мысль XIX столетия опиралась на проекты французского аббата, дипломата и философа Ш. де Сен-Пьера и Ж.-Ж. Руссо.

Проект Сен-Пьера «Записка о сохранении вечного мира в Европе» подытоживал и обобщал многие предыдущие планы и открывал новый этап в истории европеизма. Пожалуй, никто до Сен-Пьера не писал с такой ясностью, определенностью и убежденностью о пользе федеративного устройства Европы.

В своей работе французский мыслитель руководствовался убеждением, что «никогда еще ум человеческий не был занят более величественным, более прекрасным и полезным замыслом, нежели проект вечного и всеобщего мира между всеми народами Европы». Он дает краткий исторический очерк федеративных форм в Европе и делает попытки обосновать истоки европейской общности. Начинает он с греческих амфиктионов, а также с этрусских лукумонов, латинских ферий, галльских цитей, Ахейского союза в Древней Греции, а затем переходит к истории Римской империи, упоминает декреты Клавдия, кодекс Феодосия и законы Юстиниана.

Сен-Пьер подчеркивает, что, помимо разного рода политических конфедераций, существовали, может быть, малозаметные, но не менее реальные формы европейской общности — общность интересов, единство нравов, обычаев и религий, «взаимосвязь истин» и т. п. Существенная роль в формировании европейской общности отводится также торговле. «Таким образом, — констатирует Сен-Пьер, — все европейские державы образуют между собой род системы, в которую они объединены одной и той же религией, одними и теми же правами людей, нравами, литературой, торговлей и известным родом равновесия, являющимся необходимым результатом всего этого, и, несмотря на то что никто в действительности не помышляет сохранять это равновесие, оно может быть нарушено не столь легко, как думают многие».

Важным этапом в истории европейской политической мысли была и выдвинутая Сен-Пьером идея европейской системы. «Древний союз народов Европы, — замечает автор, — усложнил их интересы и права на тысячу ладов; они соприкасаются в стольких пунктах, что малейшее движение одних не может не задеть других; их расхождения тем более гибельны, чем теснее их связи, а их частные столкновения носят почти такой же ожесточенный характер, какой свойствен гражданским войнам». В этих словах уже предпринимаются попытки выделить некоторые особенности европейской политической системы.

Далее Сен-Пьер переходит к подробному рассмотрению европейского равновесия. По его мнению, оно существует вне зависимости от желания отдельных европейских государств. Нарушаясь где-либо в одном, оно тотчас же восстанавливается в другом. В этой связи смехотворными и нереальными представляются автору попытки создать общеевропейскую монархию, поскольку «нет такого деятеля, который мог бы стать европейским властелином». Европейский опыт, заявляет Сен-Пьер, показывает тщетность любой политики, направленной на то, чтобы дать возможность какому-нибудь политику получить преобладание над остальной Европой. Невозможен и такой вариант, когда два или три монарха попытались бы подавить остальных. «Эти три властелина, кем бы они ни были, не составят вместе и половины Европы. Тогда другая ее часть, безусловно, объединится против них; им нужно будет победить более сильного противника, нежели они сами».

И дело не в том, что Альпы, Рейн, море или Пиренеи составляют непреодолимое препятствие для того, чтобы один государь или союз нескольких государей могли существенно и надолго изменить существующее положение вещей. «Что действительно в определенной степени поддерживает европейскую систему, — считает Сен-Пьер, — так это дипломатические переговоры, которые почти всегда взаимно уравновешивают друг друга; однако эта система имеет и другую, еще более солидную опору — совокупность германских государств, расположенных примерно в центре Европы, которая удерживает от соблазнов все остальные части ее и, может быть, еще в большей степени сдерживает своих соседей, чем своих собственных сочленов».

По мнению Сен-Пьера, Европа вполне созрела для конфедеративного устройства. Для его реализации он предлагал созвать конгресс или ассамблею, где будут обсуждены проблемы европейского мира. Автор рекомендует государям заключить договор о конфедерации.

Наметив основы предполагаемой европейской конфедерации, автор ставит два вопроса: «Надежно ли послужит конфедерация поставленной задаче и будет ли она достаточной, чтобы утвердить в Европе прочный и вечный мир? В интересах ли самодержцев создание подобной конфедерации и достижение постоянного мира такой ценой?»

Отвечая утвердительно на оба вопроса, Сен-Пьер пишет, что установление вечного и всеобщего мира является самым полезным для народов и наиболее почетно и для суверенов. Все державы Европы получат равные права по отношению друг к другу, что поможет предотвращать или устранять конфликты. Каждый член европейской республики должен будет иметь один равный с другими голос в совете. Всего он предполагал включить в состав конфедерации 19 европейских держав. Он перечисляет участников конфедерации в следующем порядке: император Римский (Священная Римская империя), император России, король Франции, король Испании, король Англии, Генеральные штаты Нидерландов, король Дании, Швеции, Польша, король Португалии, король Пруссии, курфюрст Баварский, курфюрст Пфальцский, швейцарцы и их союзники, князь церкви, Венецианская республика, король Неаполитанский, король Сардинии. Как видим, в этом списке представлены все основные державы как западной, так и восточной части Европейского континента. Впервые в состав европейского объединения включалась Россия, причем в перечне участников она поставлена на втором месте, что ясно показывало, сколь возросли влияние и вес России в решении европейских дел.

Сен-Пьер, с одной стороны, как бы объединял идеи предшествующих проектов, а с другой — формулировал новый подход к европейскому единству, открывая тем самым новые перспективы для будущего европейского федерализма. Предложения и проект Сен-Пьера оказали значительное влияние на европейские идеи XIX столетия.

Европейские идеи и проекты XIX в. испытали на себе воздействие и великого французского просветителя Жан-Жака Руссо. Взгляды Руссо отражали дифференциацию внутри европейского Просвещения, происходившую под влиянием нарастающих социальных и политических конфликтов предреволюционной эпохи. Естественно, что это воздействовало на политическую и философскую мысль, формировало новое видение Европы, новую постановку многих вопросов, в том числе вопросов войны и мира.

В 1761 г. Руссо опубликовал упоминавшийся проект Сен-Пьера и написал добавление к нему под названием «Суждение о вечном мире», которое вышло в свет в 1782 г., уже после смерти автора. Руссо поддержал основную идею своего предшественника о создании конфедерации европейских государств. «Создайте европейскую республику на один день, — замечал он, — этого будет достаточно, чтобы она существовала бесконечно, так как каждый из людей обнаружит на собственном опыте множество выгод для самого себя в общем благе».

Руссо предлагал различать в политике и морали интерес подлинный и интерес кажущийся. Первый может выразиться в вечном мире, а второй — в состоянии той земной независимости, которая «избавляет государей от власти закона». Руссо обличает истинные цели всех европейских монархов, которые стремятся к расширению власти вовне своих государств и к превращению ее в еще более абсолютную внутри страны. Он явно ставит под сомнение веру в добрую волю европейских государей, в возможность добровольного принятия ими планов, ограничивающих их власть.

Руссо прямо пишет, что благодаря европейскому совету (намечаемому еще в проекте Сен-Пьера) невозможно защитить государей от возмущения их подданных, не давая в то же время гарантии этим подданным от тирании государей. «По-этому-то, — продолжает Руссо, — государи и против системы. Войны и завоевания, с одной стороны, и процесс деспотизма — с другой, взаимно содействуют друг другу». Война позволяет увеличить налоги и финансовые поборы и дает возможность иметь большую армию, чтобы удерживать народ в повиновении.

Как видим, в словаре Руссо появились такие новые термины, как «деспотизм» и «тирания». Если Сен-Пьер делал главный акцент на том, что государи должны понять объективную пользу и выгоду от предлагаемой системы, то Руссо приходит к противоположным выводам. Он считает, что именно в силу своего положения государи не захотят отказаться от войны как инструмента политики, от возможности завоевания чужих территорий.

Руссо считает, что для реализации проекта надо, чтобы общие интересы возобладали над частными. Он пишет, что проект Сен-Пьера разумен сам по себе, но средства, предлагаемые для его воплощения в жизнь, свидетельствуют о наивности автора. И дело здесь не в каких-то частностях, а в принципиальном подходе к решению европейских проблем.

Французский просветитель прекрасно видел истоки и реальное содержание той международной системы, которая постепенно складывалась в Европе в XVI–XVII1 вв. Он вскрывал смысл политических устремлений правителей европейских государств, что подкрепляло позицию автора, когда он говорил о нереальности планов «уговорить» их согласиться на создание федерации и на исключение войны из жизни Европы.

Пусть, однако, не говорят, писал Руссо, что если система Сен-Пьера не была осуществлена, то она не была хороша. Напротив, «она была слишком хороша, чтобы быть принятой, ибо зло и злоупотребления входят в жизнь».

Наиболее важным и интересным представляется заключительный вывод Руссо: «Федеративные лиги, как видно, создаются только революционным путем; так кто же из нас решится сказать, желать ли создания европейской лиги или страшиться ее? Быть может, создание ее за один раз принесет больше зла, чем отвратит на целые столетия».

Если ранее Руссо скептически говорил о возможности реализации проекта Сен-Пьера и ему подобных, то теперь он прямо заявляет о том, что европейская федерация вообще возможна лишь как итог и следствие революционной борьбы.

Взгляды Руссо знаменовали собой новый этап в истории европейской идеи. Из общегуманистического направления отныне выделялась новая линия, сторонники которой связывали перспективы мира в Европе и возможность любых форм объединения европейских государств с социальными и революционными преобразованиями в жизни европейских народов. Руссо смещал акценты в своих планах. Он предпочитал верить не в союз правителей и монархов, а в союз европейских народов, в их совместную борьбу за свободу и справедливость, что вполне соответствовало реалиям наступающей эпохи Французской революции.

Среди трактатов, появившихся в самом конце XVIII в. и оказавших большое влияние на развитие политической европейской мысли в XIX в., особое место принадлежит сочинению великого немецкого философа Иммануила Канта «К вечному миру». Трактат Канта состоит из двух разделов. Первый посвящен «прелиминарным статьям вечного мира между государствами». В этом разделе автором выделен ряд положений, которые он считал ключевыми. «Ни один мирный договор, — гласит первое из них, — не должен считаться таковым, если при его заключении была сохранена скрытая возможность новой войны».

Далее Кант выдвигает следующие положения: «Общеизвестно, какую опасность создает в наше время для Европы (другие части света никогда не знали ничего подобного) способ приобретения, состоящий в том, что даже государства могут вступать в брак. Последний рассматривается либо как новая отрасль промышленности, позволяющая без затраты сил, благодаря родственным связям, увеличить свое могущество, либо как средство расширить свои владения. Сюда же следует отнести и передачу одним государством своих войск другому в качестве наемников, используемых против всеобщего врага; в этом случае подданные употребляются и потребляются как вещи, которыми можно распоряжаться по своему произволу». Эти слова Канта показывают, как эволюционировала гуманистическая мысль, как совершенствовалась аргументация противников войн и конфликтов.

Автор пишет далее, что со временем должны исчезнуть постоянные армии, «ибо, будучи постоянно готовы к войне, они непрестанно угрожают ею другим государствам». Он подкрепляет свою мысль словами, которые и сегодня звучат очень актуально. Постоянные армии побуждают государства «к стремлению превзойти друг друга в количестве вооруженных сил, что не знает никакого предела, и поскольку связанные с миром расходы становятся в конце концов тяжелей короткой войны, то сами постоянные армии становятся причиной военного нападения с целью избавиться от этого бремени».

Автор делает общий вывод о том, что «легкость ведения войны, соединенная со склонностью к ней власть имущих, кажется врожденной человеческому роду и представляет собой большое препятствие на пути к вечному миру. Прелиминарный договор тем более должен включать в себя устранение этого препятствия, что неизбежное в конце концов государственное банкротство нанесло бы ущерб и другим невинным государствам».

Во втором разделе своего труда Кант рассматривает возможное содержание и конкретные статьи вечного мира между государствами. Отправная точка его рассуждений заключена в следующем: в практике человеческой истории так сложилось, что естественным состоянием отношений между людьми стал не мир, а война. Отсюда делается вывод: мир дóлжно устанавливать. Следовательно, по мысли автора, необходимы договор, правовое соглашение, вводящее и гарантирующее состояние мира.

Автор подробно рассматривает возможные статьи вечного мира. Первая статья предусматривала бы, что «гражданское устройство каждого государства должно быть республиканским», основанным на принципах свободы, зависимости всех от единого законодательства и равенства всех граждан.

Проект Канта не был обычным федеративным планом. Речь шла о федерации особого рода, союзе народов или союзе мира. В целом это был гуманистический проект, который связывал идею вечного мира с идеей переустройства каждого государства на республиканских началах, с возрастанием воздействия народов на мировое развитие.

Кант заканчивает свой трактат общим выводом, который гласит: «Если осуществление состояния публичного права, хотя бы только в бесконечном приближении, является долгом и вместе с тем обоснованной надеждой, то вечный мир, который последует за мирными договорами (до сих пор это название применялось неверно; собственно говоря, были только перемирия), есть не бессодержательная идея, но задача, которая постепенно разрешается и (так как промежуток времени, необходимый для одинаковых успехов, видимо, будет становиться все короче) все ближе и ближе подходит к своему финалу».

Взгляды Канта оказали значительное влияние на общественную мысль не только Германии, но и всей Европы. В контексте истории европейской идеи представляют значительный интерес и предложения Канта о создании «федерации или союза народов и союза мира». Эти предложения формулировали некоторые общие принципы взаимоотношений между народами Европы и всего мира и утверждали возможность их совместных усилий по установлению всеобщего и вечного мира.

Развитие политической мысли Европы в XVIII–XIX вв. происходило одновременно и на западе и на востоке континента.

В этом плане можно говорить об общеевропейском процессе, в который была включена и Россия. Конечно, европеистские идеи в большей мере касались западной части Европы, но весьма показательно, что и в России многие мыслители и общественные деятели все сильнее ощущали свою связь с Европой.

Ярким примером эволюции русской просветительской мысли может служить трактат В. Ф. Малиновского, написанный в 90-е годы XVIII в» и изданный в Петербурге в 1803 г. под названием «Рассуждения о мире и войне».

Автор принадлежал к просвещенным деятелям России рубежа XVIII–XIX вв. Он в течение ряда лет был директором Царскосельского лицея, в котором учился А. С. Пушкин.

Сочинение В. Ф. Малиновского явно свидетельствует о том, что он был хорошо знаком с проектом Сен-Пьера (который был издан в России еще в 1771 г»), а может быть, и с другими подобными трактатами того времени.

По своему содержанию, аргументации и конкретным предложениям труд В. Ф. Малиновского был во многом схож с трактатами эпохи Просвещения, принадлежавшими западноевропейским авторам.

Малиновский начинает свой трактат с раздела «Привычка к войне и мнение о необходимости оной». Автор пишет, что привычка делает нас ко всему равнодушными, а если бы мы, освободившись от этого равнодушия, посмотрели на войну «в настоящем виде, то мы были бы поражены ужасом и прискорбьем о несчастьях, ею причиняемых». Война, по его мнению, соединяет в себе «свирепость зверей» и искусство человеческого разума. Лишая народы спокойствия, безопасности и благоденствия, война рано или поздно причиняет им «совершенное падение». В подтверждение этой мысли он ссылался на судьбу Египта, Греции, Рима, Карфагена и многих других государств и народов, которые «были истреблены войною».

Автор с самого начала показывает, что его трактат касается Европы. Причем он объясняет это тем, что Европа достигла «просвещения, человеколюбия, которые дают ей неоспоримые преимущества перед прочими частями света». В этой связи он замечает, что войны еще могли быть оправданны в период варварства, но они совершенно противоречат эпохе Просвещения.

Война есть величайший недостаток нашего просвещения, заключает Малиновский. «Просвещение должно распространить наши виды и показать нам, что благоденствие каждого государства неразлучно с благоденствием Европы. Покуда европейцы не ограничат общенародным постановлением все частные свои выгоды, они всегда так, как теперь, будут делать себя и других несчастными».

Как видим, взгляды Малиновского развивались в русле европейской просветительской традиции, связывающей общее благоденствие государств континента с переустройством каждого из них в отдельности.

Далее Малиновский высказывает весьма важную мысль: «Европа довольно уже приготовлена к миру. Закон, нравы, науки и торговля соединяют ее жителей и составляют уже из нее некоторый род особенного общества. Даже и языки, отделяющие один народ от другого, не делают важного препятствия в обхождении ее жителей; оные большею частью сходственны между собой, и некоторые из них могут служить всеобщими для европейцев. Многие европейцы одного происхождения, и все почти перемешаны. Они б должны стыдиться почитать друг друга неприятелями. Можно надеяться, что наступит сие блаженное время, когда Европа, подобно одному отечеству всех ее жителей, не будет более терзаема войнами» Но для чего мы будем отсрочивать сие блаженство? для чего не остановим мы тотчас бедствия войны? или мы не довольно еще оных испытали? или еще есть люди, которые думают, что война полезна?»

Все эти наблюдения служат главной цели автора — доказать «приготовленность Европы к миру, к тому, чтобы исключить войну из жизни европейских народов». Если бы такое положение было наконец достигнуто, то, по убеждению русского мыслителя, «имя европейца вызвало бы почтение во всех прочих частях света, а Европа могла бы стать примером для других континентов нашей планеты».

Малиновский рассматривает и доводы тех, кто считал, что отдельные европейские державы могут находить пользу в войнах, чтобы расширять свои владения и удовлетворять свое честолюбие» Он пространно рассуждает о том, что сила и могущество государства не зависят ни от размеров его площади, ни от количества населения. Он призывает на помощь исторические примеры, вспоминая те времена, когда Дания владела Швецией, а Испания — Португалией, Нидерландами и частью Италии, и отмечает, что это не принесло ни силы, ни славы обладателям обширных территорий: «Приобретения через войны подобны высоким пристройкам, несоразмерным основанию здания. Они отваливаются сами и подвергают все здание опасности разрушения». Главная и надежнейшая сила государства, по мнению Малиновского, — это сила народа, его составляющего.

В духе идей Просвещения Малиновский стремится убедить читателей, что «народы наиболее всего обязаны своею славою наукам и просвещению… Просвещение, добродетели и достоинства… удостоверяют истинное почтение каждому народу, сколь бы он малосилен не был. Старание народов превосходить друг друга силою и могуществом сохраняет между ними ненависть и предубеждение, способствующее к продолжению войны. Старание превосходить друг друга добродетелью и дарованиями споспешествует их истинному благоденствию и славе».

Следующий раздел касается уже конкретных предложений по созданию «общего союза и совета». Всякий союз, замечает Малиновский, заключается для частной выгоды двух или нескольких народов. «Но общий союз Европы может заменить все выгоды сих частных с таким преимуществом, что оные не будут вредить взаимной всех пользе». В другом месте трактата вновь подчеркивается, что европейские державы, заключив общий союз, «будут почитать свои выгоды нераздельными, не допуская, что одна другой вредила нарушением общих постановлений». На протяжении всего сочинения Малиновский неоднократно возвращается к обоснованию важности «соединения по согласию». Он прямо указывает, что «достоинство и независимость европейских держав не пострадают, когда сами, предписав себе законы, наблюдать будут исполнение оных, каждая держава останется при своих правах и притом выиграет преимущество других и себя избавлять от вреда не только оружием, но и силою законов».

Автор предлагает учредить совет, составленный из полномочных союзных народов. В задачи совета входило бы сохранение общей безопасности и собственности, разрешение возникающих споров.

Представляет большой интерес попытка российского мыслителя определить понятие нападения одного государства на другое. Он предлагает считать нападением вступление чужих войск в границы другого государства вне зависимости, произошло ли это на суше или на море. Чрезвычайно важна в этой связи мысль автора о гарантии нерушимости европейских границ: «…все европейские державы, означив точно свои границы, признают их взаимно непременными и гарантируют их целость; так что никакой войной, ни завоеваниями оные не могут быть нарушены; равно и выгоды торговли должны быть непременными, разве что по обстоятельствам в продолжение времени общий совет может учинить чрез взаимное и добровольное согласие».

Трактат Малиновского явился ярким примером русской просветительской мысли начала XIX столетия. Автор адресовал свои предложения народам и странам Европы, искал пути и средства обеспечения мира на Европейском континенте.

Малиновский не разбирал подробно различные варианты и формы общеевропейских органов, а писал о них лишь в общем виде, не детализируя их функций и способов создания. В этом смысле его проект не был похож на предложения Ш. де Сен-Пьера.

В. Ф. Малиновский избегал постановки социальных проблем европейского мира. Его не интересовали и формы правления предлагаемого союза (монархия или республика). Его трактат отличался от «революционизирующих» идей Ж.-Ж. Руссо. В то же время некоторые положения трактата Малиновского выделяли его из многочисленных сочинений подобного рода, написанных ранее. Это соображения о «предопределенности и неизбежности войн», своеобразная трактовка вопроса о «приготовленности Европы к миру». Впервые в практике трактатов о мире поднимался вопрос и о полезности высвобождения средств в результате отказа от войн, и о возможности их использования на мирные нужды. В духе идей своего времени решал автор проблему взаимосвязи национальных интересов суверенных государств Европы и выработки общеевропейских норм, законов и установлений. Он высказывал мнение о желательности нераспространения европейских войн на другие регионы и континенты. Наконец, заслуживает внимания и мысль автора о нерушимости и гарантиях европейских границ.

Оценивая в целом трактат В. Ф. Малиновского, следует признать его важным документом просветительской мысли России на рубеже XVIII–XIX вв., содержащим призыв к миру и к исключению войны как политического инструмента из жизни общества. Малоизвестный европейской общественности, он демонстрировал взаимосвязь просветительской мысли различных стран Европы, включая запад и восток континента.

Рассматривая сочинения французских, немецких, английских, русских просветителей, можно прежде всего отметить, что их взгляды отражали широкий спектр философских и общественно-политических идей европейского Просвещения. Эпоха Просвещения характеризовалась выдвижением новых теорий общественного развития. В центре общественных дискуссий все большее место занимали идеи общественного договора, проблемы народовластия, демократии и свободы, критики религии и церковных установлений и т. п.

Значительное влияние на содержание просветительских идей оказала практика международно-политического развития Европы. Именно европейские реалии породили появление трактатов о всеобщем мире в Европе и во всем мире. Трактаты о всеобщем мире содержали в себе, как правило, осуждение войн, показ их разрушительных последствий для стран и народов.

Осуждение войн сопровождалось доказательством пользы всеобщего и вечного мира. Разработка идей вечного мира оказалась весьма плодотворной, были сконструированы определенные правовые нормы мира, раскрыты политические, экономические и идеологические аспекты, выявлены гуманистический смысл и характер мира.

Трактаты XVIII–XIX вв. закладывали общеевропейскую традицию, которая оказала существенное влияние на развитие последующей теоретической мысли и на политическую практику второй половины XIX и XX в.

Связь просветительских идей и проектов с идеей Европы прослеживается в нескольких направлениях. Во-первых, выдвигаемая идея, конкретные планы и проекты носили отчетливо выраженный общеевропейский характер. Сам по себе знаменателен факт своеобразной переклички тем и их конкретной разработки в просветительских трактатах, которые создавались во Франции и Германии, Англии и России. Идеи француза Ш. Сен-Пьера были во многом схожи с теми, которые высказывал англичанин У. Пенн. И. Кант развивал положения, во многих отношениях сходные с теориями Ж.-Ж. Руссо. Трактат В. Ф. Малиновского шел в русле тех идей, которые существовали в европейском Просвещении.

Таким образом, мы имеем дело с общеевропейским процессом. Несмотря на национальные особенности, просветительская европейская мысль составила подлинно общеевропейский феномен. Практически почти все трактаты и проекты содержали предложения о создании общеевропейского механизма. Утверждение мира и его гарантий мыслилось в рамках создания общеевропейских органов. У одних авторов контуры таких органов были лишь обозначены, другие дали детальную разработку функций этих органов, обозначив механизм их формирования и деятельности.

Но все они были направлены на предотвращение угрозы войн и утверждение мира в Европе. Можно по-разному оценивать указанные проекты и трактаты. Одни из них имели общегуманистическую философскую направленность, отражали желание их авторов ликвидировать конфликты и войны, другие носили явно прагматический характер, содержали также предложения и планы, которые были призваны обеспечить преимущество для одних европейских стран в ущерб другим.

В ряде трактатов и проектов были поставлены те вопросы, которые продолжали оставаться темой острых дискуссий и в XIX в. Это прежде всего проблемы взаимосвязи тенденции к укреплению национальных государств с попытками создать наднациональные органы с различными сферами и объемами полномочий. Большинство предлагаемых планов и проектов базировались на признании прав и суверенности национальных государств. Многие авторы специально подчеркивали, что предлагаемые ими общеевропейские органы не имеют целью ущемить полномочия и права европейских государств.

Наполеоновская эпоха принесла новый вариант реализации европейской идеи. На этот раз речь шла о попытке силой оружия не только завоевать европейские страны, но и унифицировать их. В период средневековья католическая церковь вынашивала идею подчинения Европы теократическим устремлениям папской власти. Затем в эпоху становления и утверждения европейской государственности появились проекты установления национальной, а конкретно — французской гегемонии, выражением чего явился «Великий проект» Генриха IV — Сюлли.

Казалось, что практика Великой Французской революции, идеи равенства и братства кладут конец подобным вожделениям.

Но «великий» эксперимент Наполеона Бонапарта показывал, что новая французская политическая элита была готова реализовать на практике идею объединения Европы снова под эгидой Франции.

Наполеон имел вполне определенные планы переустройства Европы, но прежде он должен был завершить ее покорение. Можно говорить о том, что именно после покорения России Наполеон рассчитывал взяться за решение проблем европейского переустройства и «унификации» континента.

Уже после своего краха Наполеон описывал, какой первоначально он хотел видеть Европу. Еще в период «Ста дней» в Париже был опубликован так называемый «Дополнительный акт к Конституции империи», автором которого был Бенджамен Констан. По некоторым данным, преамбулу к документу написал сам император. Там, в частности, говорилось: «Нашей целью было создание обширной федеративной европейской системы, которая, как мы верили, соответствовала бы духу столетия и служила бы прогрессу цивилизации. Чтобы эту систему усовершенствовать и дать ей большее распространение и стабильность, мы создали некоторые внутриполитические институты, особенно для того, чтобы защищать свободу граждан».

Находясь в ссылке на острове Св. Елены, Наполеон неоднократно возвращался к целям и деталям своего проекта. Во время одной из многочисленных бесед со своим другом Лас Казом Наполеон говорил, что победоносное завершение похода против России должно было стать концом его военных мероприятий и вооруженных действий. После этого, уверял император, он бы взялся за организацию европейской системы, напоминавшей некий священный союз. При этом бывший император упоминал о намерении выработать единый общеевропейский кодекс, создать европейский кассационный суд, установить на континенте единую денежную систему, единую систему мер и весов. «Европа, — продолжал он, — действительно превратилась бы в единый народ, и в своих путешествиях каждый везде находился бы на своей великой общей родине».

Наполеон утверждал, что одной из его «великих идей было слияние и концентрация всех народов, которые географически принадлежат к одной нации, но вследствие революции и по политическим причинам были раздроблены. В Европе насчитывается более 30 миллионов французов, 15 миллионов итальянцев, 30 миллионов немцев. Из каждого из этих народов я хотел образовать единственную и единую нацию… Тогда можно было бы подумать о том, чтобы создать для семьи европейских народов организацию типа американского конгресса или судебной палаты греческих амфиктионов».

Наполеон продолжал: «Как бы то ни было, это слияние в силу вещей должно рано или поздно осуществиться. Толчок дан, и я думаю, что после моего свержения и падения моей системы в Европе невозможно никакое другое большее равновесие, кроме как через слияние и конфедерацию великих народов. Первый суверен, который при первом большом сражении народов честно сделает свое дело, увидит себя во главе всей Европы и сможет осуществить все, что захочет».

Итак, Наполеон мечтал об объединенной Европе, построенной на конфедеративной основе, с единым общим законодательством, денежной системой, общей армией и т. п. Во главе этой Европы должен был стоять император. Еще в 1809 г. Меттерних нарисовал картину будущей Европы, как она представлялась Наполеону: «Европа, охваченная общей реформой. Центральное, обладающее чрезмерной властью правительство оказывает давление на слабых подданных, озабоченных только тем, чтобы влачить жалкое существование, скованное цепями. Испания покорена, Османская Порта выдворена за Босфор, границы Великой Империи простираются от Балтики до Черного моря; Россия… будет оттеснена в Азию».

Из записок Наполеона, из его бесед с Лас Казом видно, что честолюбивый предводитель Франции мечтал стать властителем Европы. Он неоднократно сравнивал себя с Джорджем Вашингтоном: «Когда я достиг вершины власти, то желали, чтобы я стал неким Вашингтоном. Слова ничего не стоят, и те, кто так легко об этом говорил, безусловно делали это без знания времени, места, людей и обстоятельств. Если бы я был в Америке, то также охотно стал бы Вашингтоном… Если, однако, Вашингтон находился бы во Франции в условиях ее внутреннего распада и иностранного вторжения, то я хотел бы знать, как бы он действовал, оставаясь самим собой… Я со своей стороны не мог быть не кем иным, как коронованным Вашингтоном. И эту роль я мог играть только в конгрессе королей, только среди убежденных или покоренных королей…

Если быть разумным, то следует признать, что я мог достичь этого только на пути общей диктатуры. Это я и попытался осуществить».

Конечно, следует учитывать, что эти признания Наполеона были сделаны уже после падения империи, но в том, что он действительно планировал создать своего рода европейскую федерацию, подчиненную его личной власти, сомневаться не приходится.

Завоевание власти Наполеоном поначалу воодушевило многих современников. На первых порах им восхищались Гегель, Гёте и другие европейские философы и деятели культуры. Один французский публицист писал в 1802 г., что идеи, которые исходят теперь из Франции, создают благоприятные возможности для реализации «Великого проекта» Генриха IV. Ссылки на Генриха IV мы находим и в сочинении немецкого историка Н. Фогта, опубликованном в 1806 г. Он писал, что Наполеон и его главный противник русский царь Александр I могли бы заключить союз друг с другом и взять на себя ту роль, на которую в свое время претендовал Генрих IV. В годы правления Наполеона выдвигались и другие проекты, шедшие в русле идей императора.

Немецкий юрист А. Цинзерлинг предложил в 1809 г. создать политическую конфедерацию европейских государств, которые образовали бы некую форму союзного государства под единым монархическим управлением во главе с французским императором. Значительную известность получил проект немецкого философа Карла Христиана Фридриха Краузе, планировавшего создать мировую систему, движущей силой которой должен был стать французский император.

Как видно, идеи федеративного устройства, выдвигаемые в то время, создавали некий прообраз Соединенных Штатов Европы с той принципиальной особенностью, что эта федерация или конфедерация мыслилась под французской гегемонией.

Однако жизнь показала, что попытка установить в Европе гегемонию какой-либо единой державы (в данном случае Франции), идея унифицировать Европу по образу и желанию этого государства были обречены на неудачу.

Немецкий философ Г. Гердер еще в 1792 г. говорил, что французы не могут рассматриваться как «избранный народ», а в начале XIX в. его соотечественник О. Шлегель уже совершенно определенно писал, что «Германия — это сердце Европы, нация молодая и могущественная, потому что именно она сохранила черты и особенности средневекового периода, когда рыцарство и крестоносное движение создали истинный «европейский патриотизм»». Объединение Германии, по словам автора, должно было стать прелюдией к «большой континентальной ассоциации».

Немецкая газета «Deütche Blatter» в 1813 г. писала о планах создания «какой-либо формы политического единства» под немецким главенством, включающего Бельгию и Голландию на западе, Ютландию на севере и распространяющегося до Адриатики на юге и Карпат на востоке. Это было свидетельством тому, что определенные силы в Германии хотели заменить французскую гегемонию немецким господством над значительной частью Европы.

В 30-е годы XIX в. в Европе снова возродились идеи общеевропейского единства. На этот раз инициатива исходила от революционно-демократических кругов, которые пытались объединить освободительное движение в Европе, выработав для этого новые теоретические обоснования.

В значительной мере эти инициативы были связаны с именем известного итальянского общественного деятеля Дж. Мадзини, который, развивая идеи европейской культурно-исторической общности, уделял большое внимание миссии Италии. Предложения Мадзини как бы противопоставлялись прежним профранцузским и прогерманским идеям. Именно в возрожденной Италии он искал новые импульсы к европейскому единству. «Она, — писал Мадзини об Италии, — трижды пробуждалась с тех пор, как языческий Рим своим падением прервал развитие античной цивилизации и сделался колыбелью современной. Первый раз в Италии родился призыв, который заменил торжество материальной силы европейским духовным единством. Во второй раз Италия озарила мир светом просвещения благодаря своему искусству и литературе. В третий раз она вычеркнет мощным перстом символ средневековья и заменит старое духовное единство единством социальным. Поэтому только в Риме — и об этом следует напомнить иностранцам — может в третий раз раздаться призыв к современному единству».

У Мадзини чисто итальянские идеи тесно переплетались с европеистскими. Многие его идеи, наполненные, особенно в ранний период деятельности, демократическим содержанием, развивались в контексте освободительной борьбы в Европе. Именно эта демократическая струя и активная общественная деятельность делали его одним из наиболее заметных идеологов и руководителей европейского демократического и освободительного движения XIX в.

Дж. Мадзини попытался создать общеевропейскую революционную организацию путем объединения основанной им в 1831 г. организации «Молодая Италия» с созданными в начале 30-х годов организациями «Молодая Польша» и «Молодая Германия». 11–15 апреля 1834 г. в Берне представители этих трех организаций приняли «Статут Молодой Европы» и «Акт братства». В этих документах говорилось, что «Молодая Европа» представляет собой прообраз Европы будущего, в которой интересы страны будут сочетаться с интересами человечества.

Под влиянием «Молодой Европы» в 1835 г. была создана организация «Молодая Швейцария». Ряд национальных организаций начали издавать специальные журналы и бюллетени. Так, в Берне два раза в неделю в 1835–1836 гг. издавалась газета «Молодая Швейцария». В течение короткого времени издавался бюллетень под названием «Молодая Европа».

Мадзини, который был вдохновителем «Молодой Европы», писал: «Существует новая европейская ассоциация, созданная на широкой основе, соответствующей движению века, и учрежденная на развалинах старой карбонарии. Эта ассоциация представляет собой федерацию народов, основанную на принципе национальной независимости и свободы каждого во внутренних делах. Они единодушны в общей вере и в действительном братстве по вопросам, представляющим общий интерес. Это Священный союз народов, и каждый народ, который сможет восстать первым, будет способствовать всеми средствами пропаганде реализации общего плана, определяющего деятельность ассоциации».

Программа намечаемой ассоциации была во многом расплывчата, однако в своей основе она носила демократический характер. «Молодая Европа» противопоставлялась реакционному Священному союзу монархических правителей европейских стран и демонстрировала революционно-демократическое видение Европы, европейской общности.

«Мы основали «Молодую Европу», — писал Мадзини, — спустя шесть дней после лионского восстания и спустя три недели после его поражения, в то время как всякая надежда на движение во Франции погасла. Это было нашим ответом на победу, одержанную «республиканской монархией» над народом, поддавшимся иллюзии и верившим в нее. Это была… декларация демократии о том, что она живет настоящей, коллективной европейской жизнью».

Европейская реакция вскоре начала преследовать членов «Молодой Италии», «Молодой Швейцарии» и других организаций, в результате чего деятельность их была прекращена.

В 1843 г. Мадзини от имени руководства «Молодой Италии» обратился к представителям демократической общественности России с призывом создать Священный союз народов против абсолютистских правительств. В программах «Молодой Италии» и «Молодой Европы» было много сходного с организацией «Молодая Россия». Правда, организация «Молодая Россия» возникла позднее, в начале 60-х годов, но взаимовлияние революционных идей было налицо. Русские революционеры, основатели «Молодой России», так же как и «Молодая Италия», делали ставку на народные выступления, они рассматривали даже вопрос о том, чтобы взять в качестве девиза организации девиз «Молодой Италии» — «ora е semреге» — «отныне и вовеки».

В XIX в. продолжалась и та гуманистическая традиция в развитии европейской политической мысли, которая была связана с проектами видных деятелей европейского Просвещения. В значительной мере она отразилась в работах выдающегося французского социалиста-утописта А. Сен-Симона, который касался и проблем реорганизации Европы. Еще в раннем своем труде «Письма женевского обитателя к современникам» (1802–1803) он предлагал созвать общеевропейское собрание, названное им советом Ньютона и состоящее из 21 «избранника человечества», а также советы 4 «частей человечества» — английской, французской, германской, итальянской. Сен-Симон полагал, что, «как только будут произведены выборы в главный совет и в советы отдельных частей, бич войны покинет Европу, чтобы никогда не возвращаться в нее».

Важное значение имела также работа Сен-Симона «Труд о всемирном тяготении», написанная в период наполеоновских войн и впервые опубликованная посмертно, в 1843 г. В ней выдвигался проект преобразования европейского общества. Автор писал: «Предлагаемое мною средство может показаться с первого взгляда философским бредом, похожим на проект вечного мира аббата Сен-Пьера». Поэтому он стремится подкрепить свои идеи обращением к истории и объявляет истинным основателем европейского общества Карла Великого, который прочно объединил различные народы, связав все нации религиозными узами с Римом и сделав этот город независимым от всякой светской власти. Обращаясь к опыту средневековой Европы, Сен-Симон называл ее европейской федерацией.

Сен-Симон предлагает осуществлять преобразование как через национальные парламенты, так и через органы общеевропейского управления. При этом он выделяет три вида власти — национальные парламенты, выражающие частные интересы, общеевропейский парламент, представляющий общие интересы, и специальный орган, регулирующий отношения между ними.

Национальные парламенты должны избираться в соответствии с законами каждой страны. Общеевропейский парламент должен состоять из 240 членов, разделенных по английскому образцу на палату общин и палату лордов. Депутаты палаты общин должны выбираться на 10 лет всеми, кто умеет читать, а члены палаты лордов назначаются королем. При этом нижняя палата должна была формироваться из лиц, владеющих состоянием в 25 тыс. фр.; в верхнюю же палату входили бы лица с состоянием в 1 млн фр., а также 20 человек, достигших всеевропейской славы в науке, торговле, промышленности или на административном поприще. Общеевропейский парламент должен был избрать всеобщего короля, который и являлся бы регулятором власти.

Сен-Симон предлагал осуществить во всех европейских странах строительство дорог, судоходных каналов, осушение болот, ввести единую систему народного образования, составить общий кодекс морали. Предлагая эти меры, Сен-Симон призывал к миру без насилия, к мирному соперничеству народов, подчеркивая, что «для народа, целью которого служит производительная деятельность, важнейший интерес — мирная обстановка, ибо война мешает производить и покупать, прерывая все средства сообщения, закрывая все пути обмена».

Гуманистические идеи нравственного совершенствования Сен-Симона, его осуждение войны, попытки представить себе европейскую федерацию не как простую совокупность государств, а как мирную ассоциацию европейских народов оставили заметный след в истории европейской политической мысли. Многие идеи французского мыслителя, в частности его проект общеевропейского парламента, звучат и сегодня весьма современно; они наряду с другими учитывались при строительстве объединенной Европы после второй мировой войны.

В середине XIX столетия весьма существенным элементом европейской действительности стало пацифистское движение, наиболее рельефно выразившееся в мирных конгрессах, созывавшихся со второй половины 40-х годов.

Первый мирный конгресс собрался в Лондоне в июне 1843 г., второй — в Брюсселе в сентябре 1848 г., третий — в Париже в августе 1849 г., четвертый — во Франкфурте в 1850 г., пятый — в Лондоне в июле 1851 г. Эти конгрессы становились все более многочисленными. Если в первом конгрессе участвовало 325 человек, то на пятом число участников составило уже 1200 человек. В дальнейшем конгрессы продолжали созываться, однако их значение шло уже по нисходящей.

Именно в рамках пацифистского движения наблюдалось значительное оживление европейских идей и проектов. Движение это было крайне неоднородным по составу, целям и формам деятельности. С одной стороны, в нем, особенно на первых порах, достаточно определенно чувствовалось влияние революционно-демократических элементов, стремившихся создать некий противовес объединениям европейских монархий, положив в его основу идеи общеевропейского мира и свободы. В числе деятелей такого рода были Дж. Мадзини, Дж. Гарибальди, В. Гюго, Л. Блан.

Однако уже на первых конгрессах, помимо революционно-демократического крыла, ясно обозначилось активное влияние умеренно либеральных кругов. Их сторонники искали поддержку не только в широких кругах европейской общественности, но и в европейских правительствах.

Новым стало и подключение к пацифистским идеям правительственных кругов, что положило начало формированию так называемого «официального пацифизма».

Размежевание внутри пацифистского движения и проявления «официального пацифизма» более полно определились позднее, в конце XIX — начале XX в., но и в 40-50-е годы первые признаки этого размежевания прослеживались довольно отчетливо.

Распространение на европейской политической арене пацифистского движения и «мирных» идей отражало важный этап европейской истории. Они входили в общее русло формирования либеральных представлений о Европе, которые во многом наполняли идеи и практику европейского либерализма уже в XX столетии.

После наполеоновского «эксперимента» в качестве реакции на него по всей Европе активно развивалось и углублялось национально-освободительное движение. В силу этого в 20-30-е годы XIX в. многие европейские идеи были в основном окрашены в национальные цвета.

Идею европеизма на французский манер выразил в это время Ж. Мишле: «То, что есть наименее простое, наименее естественное и более искусственное, то есть менее фатальное, но более гуманное и более свободное в мире — это Европа; а наиболее европейское — это моя страна, это Франция».

В Германии примерно в эти же годы Гегель объявлял наивысшим достижением духа Европу, а сущностью Европы — Германию и германский мир.

Во второй половине XIX столетия начали активно создаваться общемировые организации и союзы, стимулирующие в целом появление и распространение всемирных универсалистских идей. Одновременно все активнее пропагандировались чисто европейские федералистские теории, исходившие из кругов, связанных с правительствами европейских государств. Французский историк П. Ренувен, тщательно изучивший европейское движение, писал, что в разных странах одновременно поддерживалась идея Соединенных Штатов Европы.

Термин Соединенные Штаты Европы часто использовал Мадзини, но первым, по некоторым свидетельствам, его употребил итальянский республиканский деятель, историк и экономист, друг Мадзини — Карло Каттанео. И это не было случайным, так как Италия на короткий период в известном смысле стала «законодательницей мод» в европейских идеях. К. Каттанео писал: «Принцип национальностей ведет к разрыву государств на востоке Европы и к фрагментарной федерации свободных народов. Между этими народами возможна лишь единственная форма единства — федерация. Мы можем достичь мира только тогда, когда будем иметь Соединенные Штаты Европы».

Во Франции эту идею выдвигали Анри Фегерей и адвокат Венизер. В 1848 г. о Соединенных Штатах Европы писали французская «Le Moniteur universel» и английская «Daily Telegraph».

Эмиль Жирарден задавал в одной из статей вопрос: «Почему не могут быть созданы Соединенные Штаты Европы подобно тому, как существуют Соединенные Штаты Америки?» Упомянутый уже Каттанео писал о четырех символах европейского единства: единства власти — во власти императора, единства законов — в римском праве, единства веры — в христианстве и единства языка — в народной латыни. Лозунг Соединенных Штатов Европы с момента своего появления стал предметом острой политической борьбы и идеологических дискуссий. Различные политические деятели и мыслители интерпретировали его по-разному, в зависимости от своих интересов и пристрастий.

Мы уже упоминали первые мирные конгрессы. Наиболее примечательным из них был третий, Парижский, на котором председательствовал выдающийся французский писатель Виктор Гюго. На открытии конгресса Гюго выступил со знаменитой речью, которая стала в определенном смысле манифестом европеизма. Он сказал: «Настанет день, когда ты, Франция, ты, Россия, ты, Италия, ты, Англия, ты, Германия, — все вы, все нации континента, не утрачивая ваших отличительных черт и вашего великолепного своеобразия, все неразрывно сольетесь в некоем высшем обществе и образуете европейское братство, совершенно так же, как Нормандия, Бретань, Бургундия, Лотарингия, Эльзас — все наши провинции слились в единой Франции. Настанет день, когда единственным полем битвы будут рынки, открытые для торговли, и умы, открытые для идей! Настанет день, когда ядра и бомбы будут заменены избирательными бюллетенями, всеобщим голосованием, мудрым посредничеством великого верховного сената, который будет для Европы тем, чем парламент является для Англии, сейм — для Германии, Законодательное собрание — для Франции. Настанет день, когда пушки будут выставляться в музеях, как сейчас там выставляются орудия пыток, и люди будут изумляться, что такое варварство было возможно. Настанет день, когда мы воочию увидим два гигантских союза государств — Соединенные Штаты Америки и Соединенные Штаты Европы, которые, встав лицом друг к другу и скрепив свою дружбу рукопожатием через океан, будут обмениваться своими произведениями, изделиями своей промышленности, творениями искусства, гениальными дарованиями; увидим, как они поднимают новь на всем земном шаре, заселяют пустыни, под оком создателя совершенствуют все созданное им и ряды всеобщего благоденствия сочетают воедино две необъятные силы — братство людей и могущество бога!»

Участники следующих конгрессов обсуждали уже более конкретные вопросы политической жизни Европы. На Франкфуртском конгрессе немецкие представители попытались вынести на обсуждение вопрос о Шлезвиг-Гольштейне. Были проведены также дебаты о разоружении. Среди участников конгресса сразу же выявились острые противоречия. Оказалось, что пацифистская фразеология, общие мирные призывы отступают перед конкретными интересами европейских государств.

В дальнейшем лозунг Соединенных Штатов Европы то исчезал, то появлялся снова. В 50-60-е годы XIX в. Гюго, Мадзини и Гарибальди видели в панъевропейских идеях и проектах средство борьбы с европейской реакцией и политикой Священного союза. Но в реальности того времени была очевидна утопичность подобных идей.

Лозунг Соединенных Штатов Европы использовался созданной в 1867 г. в Париже Лигой мира (в 1872 г. она была переименована в Общество друзей мира, а в 1883 г. — в Арбитражное общество). Наибольшую известность получила созданная в 1867 г. в Женеве Международная лига мира и свободы, которая в своей деятельности обращала большое внимание и на политические и на социальные вопросы. В международных вопросах она также вернулась к идее Соединенных Штатов Европы. Подтверждением этому стало издание лигой специального печатного органа под названием «Соединенные Штаты Европы», который позднее стал выходить в Берне ежемесячно. С Лигой мира и свободы была связана и созданная в 1869 г. в Германии публицистом Э. Левенталем Лига за Европейский Союз. Во главе Лиги мира и свободы стояли Ш. Лемонье (Франция) и Г. Гёгг (Германия).

Лига мира и свободы была весьма разнородной по своему составу. В нее входили представители многих стран Европы, включая Россию (Дж. Гарибальди, Дж. Мадзини, В. Гюго, Л. Блан, М. А. Бакунин, Дж. Миль, Н. П. Огарев, Л. Кошут и др.).

Ш. Лемонье писал, что своей конечной целью лига намечала установление всеобщего вечного мира путем создания общеевропейской республиканской федерации, так называемых Соединенных Штатов Европы. На конгрессах лиги много говорилось о необходимости «опрокинуть» старую систему правительства, положить конец курсу на вооружение и т. п. На конгрессе 1869 г., проходившем в Женеве под почетным председательством Виктора Гюго, вместо лозунга Соединенных Штатов Европы была употреблена формула Федерация народов Европы.

Признавая принцип «суверенности народа», лига в то же время в целом выдвигала идею неких наднациональных интересов, что должно было послужить первым шагом на пути к созданию общеевропейской федерации, республиканских Соединенных Штатов Европы.

Лига считала политической основой для вступления в федерацию «обладание всеобщим избирательным правом, правом вводить и отменять налоги, правом заключать мир и объявлять войну, правом заключать и ратифицировать политические союзы и торговые договоры, правом вносить поправки в конституции». А. И. Герцен был в числе тех, кто подписал документ, приветствовавший создание этой новой организации. В то же время, разделяя идеалы мира и свободы, он тем не менее не принял участия в конгрессе 1869 г., главным образом из-за позиции, которую занимали в то время многие деятели Западной Европы по отношению к России.

Итоги Женевского конгресса еще более укрепили скептическое отношение А. И. Герцена к западноевропейской демократии и ее позиции в русском вопросе, хотя он неоднократно подчеркивал важность связи революционных событий в России с общеевропейским революционным движением.

Слабость пацифистских движений и организаций, в том числе и наиболее радикальной из них — Международной лиги мира и свободы, стала особенно очевидной позднее, в начале 70-х годов. В тот период ситуация в Европе резко изменилась. Политика Бисмарка в новой Германской империи и наступление реакции во Франции разрушили иллюзии европейских либералов, 70-е и последующие годы XIX в. открывали путь к новым коалициям и новым конфликтам в Европе.

В трудах некоторых историков говорилось, что движение за объединение Италии и Германии вступало в противоречие с панъевропейскими теориями. Однако речь шла о более сложном и глубоком процессе. Само оживление европейских идей, выдвижение лозунга Соединенных Штатов Европы явились выражением подъема освободительного движения Европы; они служили некой антитезой Священному союзу. Поэтому сначала в панъевропейском движении тон задавали такие деятели Европы, как Дж. Гарибальди, В. Гюго, Дж. Мадзини и др. Среди них было немало последователей А. Сен-Симона. Все они часто апеллировали к наследию мыслителей эпохи Просвещения. Идея европейского единства мыслилась ими в неразрывной связи с борьбой против деспотизма и тирании, за свободу и независимость. Они, как правило, выступали за союз свободных европейских народов, за федерацию стран, принявших республиканские формы правления.

Отстаивая идею европейского объединения (в форме федерации или конфедерации), они мыслили ее в рамках сохранения национальных европейских государств, делая акцент на необходимости достижения мира между европейскими странами и народами.

Но ситуация в Европе во второй половине XIX столетия существенно отличалась от таковой в предшествующую эпоху, и это не могло не сказаться на пацифистских движениях и организациях.

Следует также подчеркнуть крайнюю аморфность и расплывчатость позитивной программы пацифистских кругов. Отсутствие четкой позитивной программы предопределило кризис Лиги мира и свободы, оттолкнуло от нее многих видных общественных деятелей, писателей и ученых.

Журнал «Соединенные Штаты Европы» довольно быстро утратил свою популярность и в 1855 г. прекратил существование. В последнем номере Ш. Лемонье с грустью писал: «Федерация народов и институт международного трибунала больше не казались мне осуществимыми в Европе».

На конгресс лиги в Лугано Дж. Гарибальди, Л. Блан, В. Гюго в 1872 г. еще прислали свои письменные приветствия, но скоро они отказались и от этих в достаточной степени формальных знаков внимания.

На рубеже XIX и XX столетий в некоторых кругах снова оживился интерес к лозунгу Соединенных Штатов Европы. Однако в новых исторических условиях этот лозунг в значительной мере лишился своего прежнего содержания. Достаточно аморфный и умозрительный в середине XIX в., теперь, в начале нового, XX столетия, он стал для определенных кругов своего рода символом, выражавшим ностальгию по прошлому веку.

Европа конца XIX в. вступила в новый этап развития. На континенте складывалось новое соотношение сил. В центре Европы набирала силу объединенная Германия, очень скоро бросившая вызов своим соседям на Западе и Востоке. В Европе начали формироваться новые блоки и коалиции. Нараставшие противоречия между европейскими державами, приведшие к первой мировой войне, делали еще более нереальной реализацию идей и проектов общеевропейского единства, воплощенных в лозунге Соединенных Штатов Европы.

Все эти факторы в совокупности предопределили кризис европейских идей, вызывавших столь большой энтузиазм в широких кругах европейской общественности в 40-60-е годы XIX в.

В идее Соединенных Штатов Европы, которая выдвигалась некоторыми деятелями и в самом начале XX столетия, выражалось опасение либеральных кругов за будущее континента в условиях, когда Европа раскалывалась на мощные, противостоящие друг другу блоки и коалиции, когда противоборство великих держав приобретало всемирный характер и угрожало мировой войной.

В то же время этот лозунг использовался и некоторыми деятелями международной социал-демократии. Они говорили о республиканских Соединенных Штатах Европы, желая противопоставить их союзам и военным блокам. В частности, этот лозунг был предметом оживленных дискуссий на конференциях заграничных секций РСДРП в Берне в феврале-марте 1915 г.

Многие деятели либеральных и социал-демократических кругов мыслили категориями и иллюзиями Европы прошлого столетия, полагая, что лозунг Соединенных Штатов Европы может стать средством борьбы с надвигающейся опасностью европейского и мирового конфликта.

В этом плане одним из примеров нового интереса к лозунгу Соединенных Штатов Европы может служить конгресс политических наук в Париже в 1900 г., рассматривавший различные европейские идеи на рубеже XIX–XX вв. В центре внимания участников конгресса, который был созван по инициативе Общества бывших и настоящих учеников свободной школы политических наук, оказался и вопрос о создании Соединенных Штатов Европы. Но, помимо этой дискуссии, никаких новых идей и предложений конгресс не выдвинул.

Многочисленные европейские проекты конца XVIII–XIX в., отражавшие эволюцию европейской общественной и политической мысли, составили важные предпосылки и основу, на которой формировались и реализовывались европейские идеи в XX столетии.