Отчаянное путешествие

Глава шестнадцатая Ураган

С севера потянул слабый ветерок, срывая пену с покатых гребней волн, бежавших по океану; чтобы лучше держаться на курсе, я поставил стаксель. В воздухе чувствовалась сырость, предвещавшая дождь. Вскоре вдали появилось большое подвижное облако, и на яхту обрушился шквал, окутав ее плотной пеленой дождя и ветра. Я не уходил с палубы: в глубине души затаился страх, не позволявший мне спуститься в каюту.

Я жалел, что у меня нет барометра, при помощи которого можно было бы определить, что происходит. Я подозревал, что меня застиг ураган, но, только имея барометр, можно было определить его скорость и направление.

Район к северу от островов Кука, где я в то время находился, пользуется недоброй славой — там часто свирепствуют циклоны. И если это действительно был ураган, мне оставалось только отдаться на его волю. Бороться с ним бесполезно. Пожалуй, даже хорошо, что на яхте не было барометра: вид падающей ртути только подтвердил бы мое мрачное предположение. А так я, по крайней мере, старался не придавать значения несомненным признакам урагана и до последней минуты не терял надежды, что страхи мои напрасны.

Руки мои были словно связаны, я ничего не мог сделать, чтобы избежать опасности. При таком ветре и волнении идти под парусами не имело смысла. И кроме того, я не хотел, чтобы ураган застиг меня с поднятыми парусами, а потому свернул, спрятал их и стал ждать, стараясь не обращать внимания на зловещие признаки. Вскоре на яхту один за другим стали налетать шквалы, небо нависло еще ниже, волнение усилилось. Проходили часы, а я продолжал терпеливо сидеть на палубе.

Всем сердцем я жаждал узнать, что будет дальше. Я следил за каждым порывом ветра, за движением волн, напрягал память, припоминая все то немногое, что мне было известно об ураганах.

Ураган очень похож на те небольшие вихри, которые иногда в летний день проносятся по улицам, но только сила его неизмеримо больше. В центре урагана давление низкое, и там царит полное затишье, а по краям оно очень велико. Если барометр падает — значит, судно находится в самом «сердце» урагана. Могучие вихри несутся от краев к центру, и сила их возрастает до предела у границы тихой, внутренней, зоны. Диаметр всей этой системы, где по краям свирепствуют ветры, а в центре полнейший штиль, обычно бывает немногим более трехсот миль. Продолжительность урагана в каждой отдельной точке зависит от его скорости, которая колеблется от пяти до тридцати миль в час.

Любопытно, что в северных широтах ураганные ветры вращаются против часовой стрелки, а в южных — наоборот. Кроме того, ближняя к экватору зона бывает менее бурной, а дальняя особенно опасна, ибо циклоны движутся от экватора, сметая все на своем пути. При встрече с ураганом главное — уклониться от его центра. В южных широтах, если поставить судно носом к ветру, центр будет находиться слева. Опасность, угрожающая судну, зависит от движения центра урагана.

К вечеру промчались последние шквалы, и я понял, что сбываются мои худшие предположения. Из низких мохнатых туч нескончаемым потоком полил дождь, подул штормовой ветер, который сбивал гребни с волн вокруг меня. Теперь уже не могло быть сомнений в том, что надвигается ураган, оставалось надеяться на милость случая. Убрав якорь в трюм, я привязал его к мачте, затем еще раз осмотрел весь груз и проверил, все ли готово к встрече шторма. Надувную лодку я перенес на корму и привязал там — на всякий случай.

Серые зубчатые облака проносились так низко, что, казалось, задевали за верхушку мачты. Ледяной дождь лил не переставая. С севера дул сильный ветер, и то, что вот уже целый час он не менял направление, меня очень тревожило. Подняв штормовой парус, я выбрал шкоты и унес стаксель в трюм. После этого я еще прочнее закрепил румпель. Потом сел на крышу рубки, обхватил рукой мачту и стал глядеть вперед, ожидая, что будет.

Вскоре совсем стемнело, и только рокот волн, смутно серевших во мраке, нарушал монотонный шум ветра и дождя. Я спустился вниз, лег на койку и стал ждать, уставившись в потолок.

Примерно через час началась беспорядочная качка. Теперь яхта не взлетала плавно на гребень волн, а зарывалась в них носом. Вместо того чтобы только вздрогнуть под натиском сильной волны, яхта так резко кренилась, что я с трудом удерживался на месте. Приходилось хвататься за края койки, чтобы не слететь на пол. Очевидно, я находился в зоне штормовых ветров, у самого края надвигавшегося урагана.

Через некоторое время беспорядочные толчки начали сотрясать яхту — это ветер с огромной силой ударял в штормовой парус. Ураган крепчал. Я взглянул на часы и увидел, что скоро восемь. Больше я на часы не смотрел: слишком много было волнений, слишком быстро неслась яхта по океану.

Приоткрыв люк, я выглянул наружу. Волны с ревом набегали на яхту и мчались дальше во мрак, преследуемые разъяренным ветром. На миг яхта застывала на месте, потом взлетала на гребень волны и тут же стремительно падала вниз, сильно раскачиваясь из стороны в сторону. Теперь она уже не шла плавно вперед. Нос ее был повернут на пять румбов от ветра, который упорно дул с севера. Поручни левого борта касались воды, наветренная скула подымала брызги, которые окатывали рангоут и падали обратно в море. Ливень все усиливался. Дождь и ветер хлестали в лицо.

Судя по тому, что ветер так долго не менялся, ураган шел прямо на меня. Поэтому я предположил, что мне предстоят три фазы: сначала свирепые ветры опасного сектора; потом безветрие в центре, куда со всех сторон сбегаются гигантские волны, тесня и захлестывая друг друга; и, наконец, наименее страшная зона, или «хвост» урагана.

Убедившись, что на палубе все в порядке, я закрыл люк и вернулся в каюту. Упираясь рукой в низкий потолок, я осветил фонарем душное помещение. Затем лег на койку и впервые привязал себя.

Часа через два яхта затряслась под натиском ветра и волн так сильно, словно началось землетрясение. Очевидно, то был первый вихрь урагана.

Через некоторое время, неизвестно в котором часу, яхта круто накренилась, рыскнула в сторону и резко вздрогнула. Развязав веревку, я соскочил с койки и выглянул на палубу. Штормовой парус не выдержал и был разорван в клочки.

Пришлось снова выйти на палубу. Я достал самодельный плавучий якорь, который смастерил после отплытия с Галапагоса, и вытравил его на тросе длиной около ста футов. Яхта удачно развернулась к ветру, хотя тяжелые валы с шумом перехлестывали через планширь.

Потом я спустился в каюту, опять привязался к койке и лег, прислушиваясь к каждому подозрительному скрипу и стуку, прорывавшемуся сквозь гулкий треск рангоута и рев волн. Я слышал, как вода с плеском перекатывалась по палубе, и каждый раз при особенно громком шуме сразу же настораживался. Больше всего я боялся за корпус яхты. Я научился следить за яхтой по малейшему шороху. За два с лишним месяца, даже во сне прислушиваясь к каждому звуку на судне, я мог теперь сразу сказать, откуда доносится шум и что он означает.

Очень тревожили меня шпангоуты — как-никак они служили уже двадцать шесть лет. Лежа в каюте и слушая, как стонет мое суденышко под натиском океана, я не мог поверить, что его обшивка служит уже столько лет. Несмотря на свой почтенный возраст, «Язычник» держался молодцом.

Около двух часов ночи я услышал гулкий удар — это лопнула ванта. Она застонала, подобно раненому существу. Я отдраил люк и выглянул наружу. Гигантские валы, подхлестываемые ветром, дыбились с обоих бортов. Ветер, усиливаясь, давил на меня.

Яхта резко уваливалась. Мачта ее описывала все более широкую дугу: под могучими порывами ветра она наклонялась так сильно, что чуть не касалась гребней волн.

Стремительно скатившись с очередной волны, яхта врезалась в следующую, содрогаясь под многотонным грузом зеленоватой воды. А когда нос выныривал на поверхность, по палубе катился целый каскад, низвергавшийся с кормы обратно в океан.

Очутившись между двумя волнами, яхта на мгновение оказывалась защищенной от ветра и резко выравнивалась. Потом она снова взлетала на гребень и под напором ветра почти валилась на бок. Я не мог удержаться на ногах. Когда на «Язычник» обрушивались огромные валы, гонимые ураганом, он подскакивал особенно высоко. Нос взлетал вверх, словно подброшенный динамитом, яхта резко кидалась в сторону, волны, захлестывая палубу, тянули ее вниз, а подветренный борт исчезал в океане. Потом яхта стряхивала с себя груз воды и катилась вниз с волны.

Лопнувшая ванта — передняя по правому борту — со свистом, как хлыст, рассекала воздух. Она как бы кричала об опасности, грозившей мачте, которая раскачивалась в бушующем мраке, удерживаемая только одной правой вантой.

Ветер сорвал у меня с головы вязаную шапочку и унес ее прочь. Вскоре я вымок до нитки.

Оглядев бушующий океан, я убедился в полной бесполезности спасательного пояса и тут же снял его.

Прежде чем выскочить на палубу, я обвязался прочной веревкой, а конец ее привязал к поручням рубки. Выждав, пока вода схлынет, я вылез из люка, захлопнул крышку, побежал на шкафут и растянулся на палубе головой к носу яхты. Ветер цепкими пальцами схватил полу моей рубашки, раздул ее, раздирая ее в клочки и отрывая пуговицы. Напрягая все силы, я удерживался на месте. Встать или хотя бы сесть на таком ветру было немыслимо. Когда я на мгновение поднимал голову, глаза начинали болеть, а волосы били меня по лицу.

Еще до урагана я протянул спасательный леер от носа к корме, пропустив его через ванты. Два других леера были протянуты вдоль бортов к румпелю. На этих леерах через каждые два фута были завязаны двойные узлы, за них я теперь хватался каждый раз, как очередной поток воды с шумом прокатывался по палубе.

Я подтянулся на несколько футов вперед и тут же уцепился за леер руками и ногами. Когда вода снова схлынула, я передвинул немного вдоль поручня конец, которым обвязался вокруг пояса, и опять продвинулся вперед. Двигался я, конечно, очень медленно. Наконец я добрался до правых вант и осмотрел повреждение.

Оказалось, что ослабел талреп задней ванты. Качания мачты, описывавшей широкую дугу, натянули переднюю, более слабую ванту, уже поврежденную скатом, и она лопнула. Теперь мачту удерживала только одна ванта, которая не была достаточно туго натянута, поскольку развинтился талреп. Нагрузка на нее была огромна, и я знал, что долго она не выдержит. Всякий раз, как корма яхты подымалась, а нос врезался в волну, мачта, казалось, готова была переломиться у основания.

Я затянул талреп руками, но этого было недостаточно. Одна ванта не могла удержать мачту. Спасти ее можно было, только сделав отчаянную попытку ослабить талреп штага у форштевня и заложить его за вант-путенс лопнувшей ванты в качестве фальшивой ванты.

Когда очередная волна, окатив меня с ног до головы, исчезла за кормой, я приготовился отвязать конец и закрепить его на несколько футов ближе к носу, чтобы потом пробраться к форштевню. Я двигался по палубе медленно и осторожно. В промежутке между двумя волнами я надежно закрепил конец впереди себя. Если бы не этот трос, волны давно смыли бы меня за корму.

Последний участок палубы до переднего люка был особенно опасным, так как там некуда было привязать конец и я мог держаться только за леера. Я следил за тем, как волны перехлестывают через поручни, выжидал… потом ринулся вперед. Удача! Волны с недовольным ворчанием окатывали меня, когда я приступил к работе. Я торопливо освободил фока-штаг и, крепко сжимая его конец, скользнул назад к вантам.

Лежа на спине, я подставлял ветру только поднятые руки. Я не спешил, тщательно обдумывая каждое свое движение. Наконец все было кончено: «Язычник» вновь обрел все четыре ванты, и я вздохнул с облегчением. Теперь, когда мачта была надежно закреплена, палуба яхты выглядела уже не так мрачно. Но тут я совершил ошибку, едва не стоившую мне жизни. Забыв об урагане, я приподнялся, чтобы полюбоваться делом своих рук. Яростный ветер согнул меня почти пополам, волна с ревом подхватила меня, ударила о рубку, потом о ванты и унесла через поручни в бушующий океан.

К счастью, я был обвязан вокруг пояса тросом. Океан вертел и швырял меня во все стороны. Яхта накренилась, а я барахтался в бурлящей пене, крепко стиснув губы, чтобы не захлебнуться. Я все время ударялся о корпус яхты, то погружаясь в воду, то всплывая на поверхность. Одна из волн нависла так круто, что яхта не могла вскарабкаться на нее. «Язычник» резко накренился, высоко задрав наветренный борт. Меня буквально вырвало из воды, и, если бы не ветер, я мог бы прогуляться по борту яхты как по полу. Надо мной с журчанием стекала вода.

Мое суденышко, очутившись между ветром и волной, нырнуло в воду. Я порадовался тому, что меня не было в эту минуту на яхте, так как волна поглотила ее нос и могучим потоком прокатилась по палубе.

Когда океан повлек яхту дальше, я хлебнул немало соленой воды. Я беспорядочно бил по воде руками и ногами, яхта прыгала и кружилась на волнах, казалось, вот-вот она завалится набок и пойдет ко дну.

Через несколько минут отчаянной борьбы с океаном я вконец обессилел. От ударов о корпус у меня гудела голова, соленая вода попала в желудок и легкие, я начинал задыхаться. Не в силах больше бороться за свою жизнь, я перестал сопротивляться, мне все уже было безразлично. Рядом я видел борт яхты и серую громаду волны, но не мог ни добраться до судна, ни уклониться от удара. Я весь обмяк, стал как бы частью моря. Я уже слышал пение сирен.

Белый корпус «Язычника» был совсем близко, он высился надо мной как стена. Мне хотелось дотянуться до него и вскарабкаться наверх. Я закрыл глаза, ожидая, что будет. Целая вереница волн обрушилась на борт яхты. Меня ударило о поручни и перебросило через них. Палуба круто накренилась, и я налетел на рубку. Яхта начала подниматься на новую волну.

Я сразу понял, что пришло спасение. Помню, как меня рвало соленой водой, как я слабо дергал мокрый узел на поручнях. Потом я скользнул в люк, кое-как задраил его за собой и бессильно повалился на пол в каюте. Я был слишком слаб и измучен, чтобы думать о чем-нибудь. Много часов катался я по полу, ударяясь о койки, когда яхта кренилась то на один, то на другой борт. Потом, собравшись с силами, я залез на койку, обвязался веревками и забылся тяжелым сном.