Отдайся, не пожалеешь!

Глава 43

Глава 43

Тарас

На мой телефон прилетает сообщение с незнакомого номера.

Просто фото.

Фото, от которого меня подкидывает над диваном, на котором спокойно покоился мой зад.

От увиденного и зубы лязгнули, заскрипели, по венам заструилась лава вместо крови.

Обжигающая лава ревности и недовольства.

На фото — Айя и Кононенко, они сидят за одним столиком в кафе. Мужчина накрыл ладонь Айи своей, она же смотрит ему в лицо, заглядывает трепетно, с вниманием смотрит.

Сучка!

Она клялась мне, что между ними нет ничего, что это просто деловые отношения. Но их выдает все — и поза, и обстановка, и выражения лиц. Кононенко улыбается. В его улыбке мне видится намек на победную ухмылку.

Стоило мне ненадолго уехать, Айя сразу же пошла с ним. Развлекается.

За что она так со мной, а?

Снова вглядываюсь в фото, пытаясь отыскать в нем признаки того, что фото — старое.

Может быть, фото — реально старое? Но я замечаю на Айе блузку, которую мы выбирали вместе. Недавно.

Я помню этот поход в магазин. Мы выбирали мне костюм, а ей приглянулась эта блузка. Я напросился на закрытый показ в раздевалке и нагло вломился за шторку, начал ее целовать, обнимать, едва не переходя границы. Мы хихикали, обнимались, постоянно трогали друг друга, как двое подростков.

Небольшая разлука добавила пикантности в наши отношения. Было сложно уломать Айку на вирт, но результат получился ахуенным. Мне кажется, нет… Я был уверен, что она втянулась.

Это же ненадолго. Неделя, максимум.

Но вот результат — ей и недели, блять, много, чтобы верность хранить.

Не могу усидеть на месте.

Тупо смотрю на экран и подвисаю, резко встаю, уходя…

Вслед мне несутся вопросы, меня зовут по имени.

Я отмахиваюсь, выхожу на балкон покурить.

Трясет.

Трясет так, что я не могу поднести огонек зажигалки к концу сигареты.

Первая. Вторая. Третья попытка…

Лишь с третьей попытки удается закурить.

Перемалываю внутри себя ревность вместе с яростью.

Отсчитываю несколько секунд, прежде, чем набрать номер Айи.

Не натворить бы глупостей. Прошу, дай мне терпения.

Не знаю, кому молиться. Я ни одной молитвы толком не знаю. Но молю, чтобы мои подозрения оказались неверными.

Не так уж важно, кто прислал это палевное фото.

Главное, что на нем моя женщина сидит рука об руку с тем, кто хочет быть с ней. К нему претензий меньше. Он, по сути, просто идет к своей цели, а она… Как ты могла? Ты же для меня — все!

Гудки длятся целую вечность.

Они бесконечные, монотонные и убивающие.

Почему я здесь? Зачем?!

Далась мне эта культурная страница с ее новыми перспективами!

Моя самая главная перспектива и жизненная цель ускользает из пальцев.

— Алло?

Честно, я даже не верю, что услышал голос Айи. Сладкий, нежный и немного встревоженный.

— Привет. Скучаю… — выдыхаю вместе с сигаретным дымом. — А ты?

— Безумно, — выдыхает она в ответ. — Когда приедешь?

Врет или говорит правду?

Говорит правду или врет?

— Скучаааешь, — тяну. — Вот как!

— Что у тебя с голосом? — встревоженно спрашивает Айя. — Ты пьян?

— Нет! — смеюсь. — Но просто смотрю на твое фото и задыхаюсь… Даже не знаю, чего в тебе больше. Красоты или умения лгать?

— Что ты такое говоришь?

— Ааа, я не сказал? Любуюсь на твое фото, где ты сидишь в обнимку с Кононенко. В кафе, — прикрыв глаза, детально описываю все, во что она была одета, интерьер кафе.

Айя ахает, ее голос дрожит.

— Тарас, послушай.

Блять… По одной интонации его голоса я уже понимаю, что не ошибся в своих предположениях.

Фото — не липовое. Они реально были вдвоем!

— Давай-давай, скажи. Скажи мне ту самую избитую фразу! — подначиваю начать ссору.

Знаю, что мы поругаемся. Пугающая неизбежность ссоры висит надо мной грозовой тучей, и я не могу взять и уйти от этой ссоры.

— Тарас, это не то, что ты думаешь!

Я сгибаюсь пополам от злобного, лающего смеха. Чувствую, будто вот-вот сойду с ума!

Айя повышает голос.

— Это была деловая встреча. И только! Мы разговаривали по делу.

— По какому? Твое любимое кафе, он держит тебя за руку. Да, это по делу, — хмыкаю. — Конечно!

— Я тебе не вру. Говорю правду! Мы с Кононенко обсуждали юридическую защиту.

— От кого? От чего?

— Меня достает бывший, — выдыхает Айя.

Я мигом отбрасываю окурок.

— Что? — не узнаю свой голос, который вмиг наполнился яростью и злобой, желанием крушить. — Увалов? Когда? Что он хочет от тебя?

Айя объясняет, добавляет, много-много раз подчеркивая, что встреча была исключительно деловая, но меня это выбешивает еще больше.

Чувствую себя уязвленным недобитком.

Человеком, который недостоин знать о ней такие вещи.

Скорее всего, она не видит во мне того, кто способен решить ее проблемы, защитить от угрозы.

Это не просто удар под дых.

Это сокрушительное отсечение головы, моментальная мясорубка, в которой меня за секунды превращает в жалкий фарш из сомнений и комплексов, которые лишь укрепляются и встают в полный рост.

— Почему не сказала. Мне почему не сказала?

Уже не важно, что она ответит. Я в душе истекаю кровью.

Пульс лупит по вискам. Бросает в жар, в холод, снова в жар.

Над губой повисает тягучая капля. Снимая ее языком, чувствую солоноватый, металлический вкус.

Из носа пошла кровь… Давно не было такого.

— Я не хотела тебя тревожить. Ты был на конференции, у тебя встречи с партнерами. Кононенко заявил, что ничего сложного. Он беспокоился, чтобы ты не сорвался бить морду Увалову, это бы все осложнило.

Блять. Мне еще и морду бить этому гондону нельзя, что ли?

А я бы набил, отправил бы на больничную койку и плевать на цену. Я бы его инвалидом оставил, имбецилом, овощем, чтобы не смел угрожать моей женщине. Плевать, к каким последствиям это могло бы привести.

Для меня всего важнее — ее защитить, сберечь. Я на свою гордость много раз ради нее наступил, глотку передавил своему я.

Она же… не верит в меня.

Слова Айи, будто она мной гордится — сплошной пиздеж, сладкая вата, длинная мармеладная лапша, которую она навешала на мои уши.

Наверное, я слишком долго и фатально молчу.

Айя начинает беспокоиться, сбиваться, тараторить, повторяет, что любит-любит бесконечно.

Можно ли любить и не гордиться?

Можно ли любить и не доверять, не делиться важным?

— Тарас, я люблю тебя. Слышишь, люблю! Между мной и Кононенко ничего нет и не было.

Может быть и так, но почему я чувствую, что она мне изменила.

Не в постели, но в том, что может быть, даже поважнее постели.

Мужиком делают не член и не яйца.

Мужчиной делают поступки, способность отвечать за свои слова, решимость и возможность защищать свое, рвать за свое зубами, грызть глотки.

Айя меня этого лишила. Отрезала. Я будто человек на глиняных ногах, которому подрубили ступни.

Выходит, я для Айи только в постели гожусь.

Хороший мальчик с рабочим членом и смазливой мордашкой.

Милфы таких заводят, гордятся, показывают подружкам… Потом, когда один мальчик приестся, меняют его на другого.

— Любишь? — спрашиваю агрессивно, с ненавистью.

— Люблю.

Так искренне и так больно это слышать.

Айя много раз говорила люблю, я ей — еще ни разу этого не сказал. Зачем, если это и так очевидно? Если мой каждый шаг к ней — это сука-любовь, которая вцепилась в мою глотку и сосет кровь.

Теперь думаю, хорошо, что не сказал ей этого.

Выглядел бы еще уязвимее, чем сейчас.

— Любишь, значит. А я тебя — нет, — высекаю жестко и отключаю телефон.

Просто вырубаю его и бросаю об кафельный пол.