Отдайся, не пожалеешь!

Глава 48

Глава 48

Тарас

Подозреваемых, кто мог слить фото, не так много. Начинаю с того, кому показывал фото. Дальше — больше. Раскатать всех, как тонкую лепешку, превратить в фарш, уничтожить… Я могу тупо вывалить на всеобщее обозрение все их дерьмо, грязь, похоть, тайные желания. Загнобить, устроить травлю…

Одержимый жаждой мщения, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не срубить всем головы разом.

Но для начала решаю проверить Бойко.

Если что-то пошло дальше, то исключительно от него.

Луизу тоже со счетов сбрасывать не стоит. Бойко мутил с ней одно время. Знаю, этот пентюх не озадачивается тем, чтобы поставить пароли на телефон. Считает, что если кто-то захочет украсть его данные, украдет и с паролем, и без…

Мой воспаленный мозг, ищущий виноватых, выстраивает различные варианты развития событий. Одна модель за другой. В каждой из них гнилые помыслы находят тропки, как муравьи, почуявшие сахар.

***

Бойко с Луизой нет на той квартире, которую они снимали. Сваливали будто в спешке. Но никто не знает, куда. Телефоны выключены, обоих давно нет в сети. Чувствую, что они приложили руку… Пытаюсь найти — натыкаюсь на то, что Бойко грамотно заметает следы.

Смеюсь: я сам научил его многому. Поэтому, если Бойко путает следы, найти его будет не так-то просто. Но, пожалуй, даже интересно!

Крыса…

Какая же он все-таки крыса. Бойко решил отомстить мне за то, что я его выгнал? За то, что показал его девушку в истинном свете?

Не понравилась правда?

Отчасти, я даже рад, что сейчас Бойко не со мной.

Айя была права: не со всеми членами команды стоит брать новую высоту. Бойко был бы грузом, тянущим меня к низу. Гадил и ссал бы в мои тапки, как самый мерзкий кот.

Айя снова оказалась права, и в моей груди начинается очередной армагеддон. Болезненный нарыв не проходит, только набухает и становится больше с каждым днем. Ядовитая боль, словно гной, сочится по венам. Хуже всего понимать, что я это сам сделал. Я подыхаю без нее, медленно подыхаю и не могу, просто не имею права требовать, чтобы Айя меня простила.

Потому что фото было сделано мной.

Слова о том, что я ее не люблю, тоже сказал я сам.

Никто не держал пистолет у виска. Никто, кроме собственного долбоебизма.

Айя не хочет меня видеть. Я заблокирован всюду.

Мои цветы она оставила. Конечно, не факт, что они, в числе прочих, сразу же не отправятся на мусорную свалку. Мне было бы приятно думать, что Айя хотя бы на секунду присмотрелась к моему букету дольше, чем ко всем остальным.

Но я не хочу давать себе напрасные, лживые надежды.

Стараюсь думать трезво, реально.

Она прислала мне в ответ короткую фразу: “Улыбаюсь, но не тебе!”

Буквы были яростно вдавлены в картон. Глубоко-глубоко.

Свидетельство того, как сильно я ее обидел.

Не хотел, но…

Или хотел?

Хотел же…

С этим тупым: “Любишь? А я тебя — нет!”

Сказал это нарочно!

На эмоциях действовал, трезво не думал. Теперь сожалею, готов свой язык искромсать на лоскутки!

Но поздно…

Самое дерьмовое слово — поздно.

Самое паршивое — чувствовать свою вину и не иметь возможности исправить ее немедленно.

Есть хрупкие вещи, которые восстановлению не подлежат.

Хотя мне больше импонирует обратное.

Я как-то наткнулся на фото работ скульптора. Современное искусство… Мастер разбивает что-то и собирает заново, склеивает. Что выйдет в итоге — никому неизвестно. Некоторые инсталляции, в виде разбитой, но заново склеенной чаши, просто потрясают кропотливостью работы. Чашка целая, но следы напоминают о пережитом. Другие работы — это предметы, которые словно вывернули наизнанку. Изломанная тарелка, собранная под немыслимым углом. Деревянный стул, больше напоминающий ощетинившегося дикобраза…

Почему-то именно сейчас на ум приходят эти работы. Всплывают в памяти.

Ситуация просто чем-то схожа. Мы сломаны, и никто не знает, как в итоге нас соберет жизнь: красиво восстановит прежнюю форму или отольет что-то новое.

***

Безумно тяжело находиться вдали от Айи. Справляюсь с трудом…

У меня запрет на приближение к ее дому, офису… Вообще ко всему! Я пытался пробраться в любимое кафе Айи, где она часто обедает.

Решил, будто я самый умный и приперся пораньше, занял место в непримечательном углу.

Меня выперли.

Кононенко и Ко.

Тот самый старый, мерзкий конь в пальто, который, кажется, теперь круглосуточно дышит и находится рядом с моей Айкой.

Моя, она все равно моя…

Это не стереть, не исправить.

Я, честно, сам пока не ищу прямой встречи. Мне стремно… Мне блядски стремно, что все так вышло. У меня даже на стадии мысленной подготовки к встрече выскальзывают из памяти слова и теряется дар речи. Скорее всего, я бы просто молчал, как тупое, нашкодившее животное.

Нет, я просто хочу посмотреть на нее ближе, чем на расстоянии в километр. Подышать одним воздухом с ней, услышать звук ее голоса вживую, а не на записи. Уловить запах ее духов, остаться незамеченным.

Просто вдохнуть ее, как необходимость, как глоток воздуха.

Потому что с момента нашего разрыва мои легкие будто стиснуты железными обручами, мешающими дышать полной грудью.

Я хожу, делаю что-то, подбираю персонал.

Есть цель, и я иду к ней, потому что не могу иначе.

Быть сфокусированным на чем-то, погруженным в работу — залог моего выживания. Все остальное дается сложнее.

Мои будни — это 7/7. Выходные потеряли смысл…

Каждое новое утро мне приходится бороться с сильнейшим стояком. В голове еще тают остатки сна. Мне часто снится всякий бред, но во всяком бреде находится место Айе. Мы с ней вместе, трахаемся, гуляем, созваниваемся и скатываемся в секс по телефону…

Потом я борюсь с апатией, которая накатывает после того, как подрочу. Нежелание двигаться окутывает с головы до ног. Каждый сраный день одно и то же — приходится поднимать щит повыше и задирать забрало, чтобы выиграть.

Потом работа.

Потом переговоры. Я усердно предлагаю свой проект компании Айи. Переговоры ведет Кононенко. Все происходит дистанционно.

Кононенко раз за разом тупо шлет одни и те же однообразные предложения, плавно повышая цену.

Я снова отказываюсь.

У меня небольшие требования. Я бы сказал, невысокие, мизерные.

Мне не нужны деньги.

Моя цена — увидеться с Айей.

Но ее не принимают. Предлагают чертовски соблазнительные суммы…

Если бы я хотел набить свой карман, давно бы согласился.

Иногда на меня накатывает чернухой, желанием все разрушить.

Я же просто могу ей все испортить, заставить умолять все исправить. Как же сложно не скатиться до этого состояния!

Это самое сложное!

В особенности, когда я знаю, что этот Кононенко — чисто выбритый, холеный, спокойный каждый день рядом с Айкой, советует ей что-то. Она прислушивается…

К нему.

Не ко мне.

Для него она рядом, для меня — недоступна.

Я упорно посылаю ей цветы. От типографской печати перешел к коротким записочкам. Никогда не любил писать от руки. Я на ты с клавиатурой, а от руки пишу с трудом, с ужасными ошибками. Меня легко может застыдить даже первоклассник. Но я все же царапаю что-то. От души. От себя…

Меня не останавливает даже то, что мои букеты оказываются на помойке. Я видел сам, как сотрудница выбрасывает.

Но перестать слать цветы я не могу. Меня страшит мысль, что если я перестану мелькать, Айя меня забудет.

Поэтому я мелькаю, цепляюсь всеми конечностями за то немногое, что осталось.

Просто быть зудящим напоминанием.

Ты знаешь, как это мало? Как это смертельно мало для того, чтобы жить. Но вполне достаточно, чтобы сдохнуть в очередной раз, не дождавшись ответа.

***

Мое упорное отрицание приносит свой результат — Айя соглашается со мной встретиться лично.

Единственный минус — встреча назначена онлайн.

В ночь перед назначенной датой я просто не могу уснуть. Собираюсь, блять, как принцесса на свидание, не знаю, как выглядеть лучше, чем есть.

Потряхивает дико, руки не держатся на месте.

Облизываю пересохшие, треснувшие губы, сжигая взглядом секунды до назначенной встречи…