27 сентября 1941 года, Ленинград.
Вчера, только вернувшись с Кировского завода в казармы, я вспомнил, что забыл обговорить с Зальцманом изготовление бронекапсул для создания огневых точек при постройке полевых укреплений. Нас так увлекло обсуждение модернизации танков, что я забыл не только про бронекапсулы. Ещё я хотел попросить заводчан создать зенитные турели под 20 миллиметровые авиационные ШВАК-и. (ШВАК — Шпитального-Владимирова Авиационный крупнокалиберный, первая советская авиационная малокалиберная автоматическая пушка разработанная в 1936 году на базе крупнокалиберного авиационного пулемёта ШВАК калибра 12,7 миллиметра. Позднее, на легких танках Т-60, была установлена танковая версия ШВАК — ТНШ.) Как оказалось, мои хомяки, выгребая армейские склады Минска, прихватили с собой сотню новёхоньких авиапушек, причем прямо в ящиках. Они так и возились в нашем обозе, благо, что места хватало, слишком много трофейных грузовиков захватили мы у немцев. После прорыва из Минска у меня до этих авиапушек руки не доходили, а теперь, в Ленинграде с его массой механических заводов можно было пустить их в дело. Среди той массы трофейных грузовиков, которые мы захватили, было полторы сотни полноприводных двухосных Опелей, вот на их базе я и хотел сделать мобильные зенитки. По принципу — чем больше, тем лучше, я хотел ещё больше усилить нашу зенитную защиту. Вот эти два вопроса я и хотел завтра обсудить с Зальцманом, даже если он откажется по какой либо причине разработать и произвести зенитные лафеты для авиапушек, то мог посоветовать, к кому мне обратиться с этим вопросом. Он, в отличие от меня знал все профильные предприятия Питера и мог сказать кому это по силам, если сам откажется их делать. Остаток дня прошел в разборке штабных дел, а ночью я внезапно проснулся. В голове огненными письменами и набатом звучала песня из просмотренного ещё в детстве кинофильма «Блокада». Такого со мной ещё ни когда не было, но сейчас эта песня звучала в моей голове, как будто я только что просмотрел её в фильме, а её слова и исполнение прямо брали задушу. (https://www.youtube.com/watch?v=K_sSxuNvrqk)
Встав с кровати, я сел за стол, достал из планшета лист бумаги, карандаш и сел писать всплывшие в моей памяти слова песни, хотя слышал её максимум пару раз.
Тебя кирками и лопатами
С зари копали дотемна,
И всю горячими осколками
Тебя засеяла война.
Не раз тебя глушили взрывами,
Не раз вздымали до небес.
Из тех осколков мог бы вырасти
Давным-давно железный лес.
Твоих друзей — моих товарищей
Ты укрывала, словно мать.
И столько их на землю падало,
Чтоб никогда с нее не встать.
Не бесконечными дорогами
Мы шли, невесело пыля.
А ты им вслед глядела горестно,
Моя родимая земля!
За все, что в жизни ты изведала,
Что пронести смогла сквозь дым.
Тебе я низко по обычаю
Поклоном кланяюсь земным.
Опять, из пепла возрожденные,
Твои поднимутся поля,
Моя судьба не побежденная,
Моя родимая земля!
И если сам Марков был из Вологды, то Носов был коренным Ленинградцем, и для него, тема Блокады, несмотря на его возраст и время рождения, была не пустым звуком. После слияния разумов и Вологда и Ленинград были для меня родными городами, так как я ощущал себя и Марковым и Носовым. В свете этого я хотел не допустить Блокаду Ленинграда, а для этого нужно было не подпустить финнов к городу и держать их на линии Выборг — Приозерск. Нынешнее название Приозерска мне, как Носову, было очень непривычно, и для себя я продолжал называть город Приозерском. (Кексгольм только в 1948 году был переименован в Приозерск.)
Утром я снова поехал на Кировский завод, но перед этим позвонил в Смольный Жданову и попросил его о встрече после обеда, если конечно он сможет меня принять, а также пригласить на встречу какого ни будь композитора или дирижёра. Жданов назначил мне встречу на 6 часов вечера, и я со спокойной душой поехал на Кировский завод к Зальцману. На проходной в этот раз меня пропустили сразу, и спустя пару минут моя машина уже стояла перед заводским управлением. Секретарша Зальцмана пропустила меня сразу в его кабинет.
-Добрый день товарищ Марков, что случилось, что вы снова, прямо с утра приехали ко мне?
-Здравствуйте товарищ Зальцман, просто вчера, обсуждая модернизацию КВ и постройку противотанковых самоходок, я увлекся и забыл обсудить с вами еще два вопроса.
-А как же товарищ Духов, он разве вам сейчас не нужен?
-Нет, для этих вопросов товарищ Духов не нужен. Итак, первое, у меня есть сотня новеньких авиационных пушек ШВАК и я хочу сделать из них мобильные зенитные установки. У меня есть сотня однотипных трофейных полноприводных грузовиков и я хочу в их кузовах установить эти авиапушки превратив их таким образом в мобильные зенитные установки. Пушки есть, машины есть, а вот связующее их звено отсутствует. Мне необходимы зенитные станки под авиапушки с системой крепления их к кузову грузовика. Думаю на вашем заводе играючи справятся с этой задачей.
Зальцман, ненадолго задумавшись, ответил.
-Действительно, для нас это не проблема, за неделю, максимум две мы сможем спроектировать и произвести для вас зенитные станки, только нам потребуется хотя бы одна авиапушка. Надо же будет нашим инженерам и рабочим знать, подо что им разрабатывать зенитный станок.
-Сейчас позвоню и вам привезут пушки вместе с грузовиками или вы сделаете только станки без их установки в машины и монтирование на них пушек?
-Если привезете и пушки и грузовики, то сделаем и сразу всё установим.
-Отлично!
Связавшись из кабинета Зальцмана со своим штабом, отдал приказ привезти на Кировский завод все авиапушки и перегнать сюда сотню полноприводных двухосных Опелей.
-Итак, первый вопрос мы решили, какой второй?
-Во время моей обороны Минска мы использовали в оборонительных сооружениях бронекапсулы в качестве замены ДОТ-ам и ДЗОТ-ам. Их делали на Минских механических заводах и они очень хорошо показали себя в обороне города. Во время моей встречи в Смольном с товарищами Ждановым и Ворошиловым я поднимал этот вопрос в связи со строительством оборонительных сооружений. Товарищ Жданов сказал, что бы я обсудил с вами возможность производства бронекапсул на Кировском заводе.
-Именно у нас?
-Думаю нет, просто вы будете модернизировать мне танки и попутно мы с вами обговорим, как будут выглядеть эти бронекапсулы, что бы вы сделали чертежи, по которым их начнут выпускать все Ленинградские механические заводы и верфи.
-А разве у вас не осталось их чертежей с Минска?
-Нет, там можно сказать делали на глазок, а я как-то не подумал, что они понадобятся нам позже.
-Я так понял, что в ваших бронекапсулах нет ничего сложного.
-Совершенно верно. Пулеметная точка, стрелковый капонир на три — четыре амбразуры, крытый капонир для противотанковой пушки и капсулы под пулеметную и артиллерийскую башню. Можно брать стандартные пулеметные и танковые башни и просто наращивать на них броню.
Подойдя к стоящему у стены кульману, я начал набрасывать виды капсул и как они будут выглядеть относительно земли. На всё обсуждение у нас ушло не больше получаса, и Зальцман пообещал сделать чертежи под все виды бронекапсул, что бы и другие Ленинградские заводы могли начать их выпуск. Кроме того один комплект чертежей отправить в генштаб в Москву. Там тоже пригодятся бронекапсулы при строительстве оборонительных рубежей.
На этот раз закончив все свои дела на Кировском заводе поехал к себе, пообедал, а потом поехал в Смольный. Зайдя в кабинет Жданова я увидел кроме него еще одного человека, по виду типичного еврея.
-Добрый день Александр Алексеевич, что случилось, что вы попросили меня о встрече, проблемы на Кировском заводе, и зачем вам понадобился композитор? Вот кстати знакомьтесь, Моисей Исаакович Шмуленсон.
-Здравствуйте Андрей Александрович, нет, на Кировском заводе всё прошло просто отлично. Я подробно обговорил с товарищами Зальцманом и Духовым, что мне от них требуется. Они обещали всё сделать в кратчайшие сроки, а композитор… Я не знаю, что это было, но сегодня ночью я внезапно проснулся. А у меня в голове, не переставая, крутилась одна и та же песня. Вот прочитайте сами, я не смог спать дальше, встал и записал её, вот только я ни сколько не музыкант и хотя мелодия песни тоже была, но вот записать её я не могу. Вот для этого мне и нужен музыкант и желательно композитор или дирижер. Протянув Жданову лист с текстом песни я стал ждать так скажем его вердикта. Быстро прочитав текст, Жданов стал снова его читать, только в этот раз более медленно, наконец, он дал листок с текстом музыканту или кто он там такой, и повернувшись ко мне произнес.
-Прямо за душу берет, вы можете её напеть?
-Попробую, но предупреждаю, я не пою, так что не знаю, как получится.
Мне даже не понадобился листок с текстом песни и я запел стараясь исполнить её так же, как и Павел Кравецкий. Песня так и продолжала звучать в моей голове, а потом стал как мог насвистывать мелодию. Шмуленсон быстро что-то чиркал в своем блокноте. Закончив насвистывать, я сказал:
-Я думаю, что для пущего эффекта надо в процессе записи песни вставить звуки пролета самолетов, а также пулеметные очереди и взрывы авиабомб.
-Я понял молодой человек, думаю за пару дней я смогу довести насвистанную вами мелодию до кондиции. Максимум через неделю песня будет готова.
-Спасибо вам товарищ Шмуленсон, и я не претендую на её авторство, можете указать её как свою песню.
-Что вы молодой человек, как так можно, такая песня! И вы хорошо придумали с записью авианалета во время её исполнения.
-Всё равно это вы будете доводить её до ума и потом записывать, а мне это не надо.
Эта песня, почти в том же виде, как и в фильме, прозвучала спустя три дня, сразу после обращения по Ленинградскому радио Жданова к ленинградцам. В этом обращении Жданов призывал ленинградцев рыть оборонительные сооружения под Лугой.
29 сентября 1941 года, Ленинград.
За прошедшую пару дней наконец полностью закончили ТО всей техники корпуса. Сейчас и двигатели и трансмиссия ещё не достаточно совершенны и часто ломаются, да и моторессурс не очень большой, а кое где и вообще мизерный, вот и приходится много времени тратить на ремонт техники, но сегодня всё было закончено и корпус выдвинулся против финнов. За это время Карельский фронт значительно приблизился к Ленинграду, финны давили, а наших сил не хватало на все фронты, и сейчас линия фронта проходила по линии современного мне Грузино. Я знал эти места, не очень хорошо, но представление имел, так как прежде у моих родителей неподалеку была дача, на берегу Хитоловского озера, в садоводстве Юбилейное. Это потом, я продал наш старый щитовой домик, и купив участок под Приозерском на берегу реки Вуоксы, построил себе новый большой бревенчатый дом. А сейчас фронт приблизился почти к самому городу и до Питера было каких то 50 километров. Не знаю, как далеко в это время продвинулись финны в моей истории, но рядом с нашим садоводством до сих пор были оплывшие остатки землянок и окопов, а во время субботников по уборке территории порой находили неразорвавшиеся мины и снаряды, а до Питера от него было около 30 километров. Прибыв на передовую одним из первых, я отправился в штаб оборонявшего Грузино полка. Познакомившись с его командиром, начальником штаба и начальником разведки, отправился с ними на НП Полка, откуда стал с помощью стереотрубы изучать линию фронта. Финны особо не заморачивались с укреплениями, так как они не держали здесь оборону, а продвигались вперед, пускай и медленно, но потихоньку выдавливали наши войска к Ленинграду. Вернувшись в штаб полка, его командир вызвал к себе комбатов, и уже потом вместе с начальником разведки они на карте показывали линию обороны и все засеченные ими огневые точки противника. Весь день корпус своим ходом выдвигался к передовой, и скрыть это было нельзя, впрочем, особой тайны я из этого не делал. Финны засекли выдвижение корпуса к линии фронта и сразу забеспокоились. Несколько раз они пытались нанести по выдвигающимся частям корпуса авиаудары, но каждый раз они срывались мобильными зенитками сопровождавшими все колонны техники. Они открывали шквальный огонь по финским самолетам, не давая им прицельно бомбить свои войска.
На следующее утро после короткой артподготовки на линию наших окопов выехали КВ, и встав открыли прицельный огонь с места по всем выявленным огневым точкам финнов. Спустя минут десять вперед пошла пехота, но передвигалась она короткими перебежками, мгновенно залегая, как только финны открывали по ним пулеметный огонь. Мои КВ в ответ мгновенно наводились на проявившие себя огневые точки противника и почти моментально подавляли их. Максимум это были Дзоты, а так просто наспех отрытые пулеметные гнезда и трехдюймовок КВ с запасом хватало на их уничтожение. Примерно минут двадцать понадобилось моим бойцам что бы подойти к финским окопам вплотную, после чего они разом забросали их гранатами, а танки в это время своими орудиями и пулеметами не давали финнам поднять над окопом своей головы. Сразу после взрывов гранат бойцы мгновенным рывком достигли финских окопов, и спрыгнули в них, добивая немногих уцелевших солдат противника. Как только пехота захватила вражеские окопы, так сразу КВ двинулись вперед, а следом за ними и бронетранспортеры. Следом за моими бойцами вперед пошел и оборонявший наши позиции полк. На следующий день, снова потеснив финнов, мы вышли на место, где раньше был расположен наш полевой госпиталь, и там нам открылось ужасающее зрелище. Неделю назад финны быстрым ударом захватили его, выбив из этого места наши части. И вот сейчас на месте госпиталя была одна братская могила. Захватив госпиталь, финны штыками перекололи всех раненых и медперсонал, а женщин изнасиловали, после чего вспороли им животы и оставили умирать. Они даже не стали убирать трупы погибших, оставив их лежать на местах, только забрав палатки госпиталя. Глядя на это, все бойцы пришли в ярость. Едва себя сдерживая, я приказал заснять все в подробностях и распечатать по несколько фотографий с каждого кадра. Если раньше у меня и были какие сомнения, то теперь они разлетелись прочь, и я не собирался церемониться с финнами. На следующий день нами было отбито Орехово и там мы захватили финский госпиталь. По моему приказу ко мне привели главврача этого госпиталя, как оказалось, он прекрасно говорил по-русски, так как еще в царские времена служил в Российской армии врачом, это был полковник медицинской службы Матти Ярвиннен.
-Господин полковник, я пригласил вас, что бы вы кое что передали своему начальству, после нашего разговора вас отпустят.
-Господин генерал? Я не очень хорошо разбираюсь в ваших знаках различия.
-Да, генерал-майор Марков.
-Господин генерал, что будет с ранеными и моим персоналом?
-Их сейчас сожгут из огнеметов.
-Господин генерал! Это раненые и врачи! Как вы можете допустить такое варварство! А как же Женевская конвенция!?
-А это господин полковник не варварство?
С этими словами я бросил перед ним на стол пачку свежее отпечатанных фотографий запечатлевших наш уничтоженный полевой госпиталь. Взяв фотографии, а их была пара десятков, полковник их все просмотрел и спросил: — Что это?
-Это господин полковник был наш полевой госпиталь, и что от него осталось после его захвата финскими войсками. Там тоже были раненые и врачи, только ваши солдаты перекололи штыками всех раненых и врачей, а женщин ещё и изнасиловали, после чего, как сами видите вспороли им животы и оставили медленно и мучительно умирать. Почему после этого я должен соблюдать все правила войны относительно вас? Этим действием вы поставили себя за рамки закона, и теперь я отдал приказ своим войскам уничтожать всех финских военнослужащих независимо от их состояния и пола. Мне теперь безразлично, оказывает ваш военнослужащий нам сопротивление или нет, ранен он или здоров, они все подлежат уничтожению. А вас я хотел попросить передать вашему командованию следующее — до конца этого года Финляндия еще может выйти из этой войны без репараций и контрибуций и остаться нейтральной страной. После Нового Года выход из войны будет уже с репарациями и контрибуциями и чем позже ваше правительство захочет выйти из войны, тем больше ему придется заплатить нам. Какое сейчас у вас население? Миллиона четыре вроде, если я не ошибаюсь. (На 1941 год население Финляндии составляло 3,7 миллиона человек.) Интересно, сколько ваших мужчин работоспособного возраста переживет эту войну после того, как мы начнем войну на уничтожение. Думается мне, что после войны у вас останутся в основном только старики, женщины и дети при минимуме работоспособных мужчин. Если вы надеетесь на немцев, то хочу вас разочаровать, они просрали свой шанс и теперь им предстоит тяжелая позиционная война на два фронта. Я конечно не рассчитываю на англосаксов, но часть ресурсов и войск с нашего фронта они на себя оттянут, а там в нашу армию начнет массово поступать новое вооружение. К сожалению мы не успели полностью перевооружить нашу армию до начала этой войны, но вы наверно и сами уже могли убедится, что наше новое оружие превосходит немецкое, особенно танки и артиллерия. Пускай ваше правительство задумается над всем этим и помните, что у вас есть время только до Нового Года, чтобы выйти из этой войны с минимальными потерями.
-Ермолаев! — Позвал я дежурного по штабу. — У нас там была рота огнеметных танков, пускай немедленно дадут несколько залпов по финскому госпиталю.
-Товарищ генерал, но там же раненые! Пускай финны, но все же.
-А это не раненые были! — И я швырнул Ермолаеву пачку фотографий нашего уничтоженного госпиталя.
Отправив дежурного по штабу исполнять свой приказ, собрал весь командный состав корпуса и почти все уже знали о моем приказе.
-Товарищ генерал, вы в своём уме!? Как можно было отдать такой приказ?
Это был мой новый замполит дивизионный комиссар Иполитов.
-В своём я уме товарищ дивизионный комиссар, в своём, и кроме того с сегодняшнего числа финнов в плен не брать. Уничтожать всех, и здоровых и раненых. И не смотрите на меня так, я не сумасшедший и не кровавый маньяк! Не я это начал первым! Вы все уже знаете, что финны сделали с нашим полевым госпиталем, да и что они делают с нашими пленными тоже наверно видели, и что было в прошлогоднюю войну тоже наверно знаете, тут ведь есть участники финской кампании. А моя цель одна — заставить финнов выйти из этой войны и высвободить часть наших войск. Население Финляндии небольшое, и угроза уничтожения почти всех молодых мужчин заставит в конце концов финнов выйти из этой войны и мне плевать с высокой колокольни сколько финнов погибнет, прежде чем они решат наконец выйти из войны.
Споры на счет моего решения продолжались еще не меньше часа, но все же я настоял на своем, а позже и другие командиры, не из моего корпуса тоже перестали брать финнов в плен.
Интерлюдия.
Два с половиной месяца спустя. Резиденция маршала Маннергейма.
Мрачный Маннергейм смотрел на собравшихся на совещание людей. В последнее время вести с фронта его не радовали. Русские выбили его войска до линии Выборг — Кексгольм и активно сооружали там мощную линию обороны, но главным было не это. За полгода войны потери финской армии составили уже более 150 тысяч только погибших, не считая раненых и искалеченных, что уже превышало четверть всей финской армии и учитывая, что русские перестали брать пленных, то это грозило в самом ближайшем времени демографической катастрофой и это без учета сильнейшего удара по экономике страны, когда масса трудоспособных мужчин уже погибла на войне и неизвестно сколько их еще погибнет. (К концу лета 1941 года мобилизация охватила 650 000 человек, или около 17,5 % населения Финляндии в 3,7 миллиона человек, поставив своеобразный рекорд в мировой истории. Это крайне тяжело отразилось на всех сторонах жизни государства: численность рабочих в промышленности упала на 50 %, в сельском хозяйстве — на 70 %. Дальнейшие потери в мужском населении страны могли привести её к катастрофе.)
-Господа, — Начал Маннергейм. — Вы видите, что наша страна скатывается в пропасть. Наши потери на войне уже превысили все возможные пределы и каждый новый день приводит к ещё большим потерям. Наша надежда на немцев не оправдала себя. Война зашла в позиционное положение и даже если немцы выиграют её, в чем я сильно сомневаюсь, особенно после их Калужской катастрофы, то мы в любом случае останемся без мужского населения. Я не вижу другого выхода из создавшегося положения, как выйти из этой войны и вернутся к границам 41-го года, иначе наша страна вообще может погибнуть. До Нового Года русские обещали обойтись без контрибуций и репараций, и я боюсь, что в случае нашего упорства они просто присоединят Финляндию к себе, только в этом случае у нас уже не будет той автономии, что была в Российской Империи и нам самим ни чего хорошего это не принесет. Сталин припомнит нам все и в таком случае мы все должны будем покинуть нашу родину что бы просто остаться в живых.
После долгих дебатов и споров, убедившись, что продолжение войны грозит им полным проигрышем и вполне возможно жизни, не смотря на упорство националистов, правительство Финляндии всё же приняло решение выйти из войны в нейтральном статусе и вернутся на состояние границ 1941 года.