Интерлюдия.
5 октября 1941 года, Москва, Кремль.
В кабинете Сталина находились Маршал Шапошников, генерал Жуков, нарком Берия и армейский комиссар первого ранга Мехлис.
-Что там опять натворил товарищ Марков, что все финские и немецкие газеты обвиняют нас во всех смертных грехах? — Спросил присутствующих Сталин.
-Разрешите мне товарищ Сталин. — Подал голос Мехлис.
-Да товарищ Мехлис, докладывайте.
-Второго Октября корпус генерала Маркова отбил у противника село Орехово, в котором находился финский госпиталь. По приказу Маркова госпиталь вместе с ранеными и персоналом сожгли из огнеметов. В живых оставили только главного врача госпиталя, которого после разговора с генералом Марковым отпустили к финнам. Генерал Марков провел с финским врачом можно сказать переговоры, в которых выдвинул финскому правительству можно сказать ультиматум, а кроме того он отдал приказ по своему корпусу больше не брать финских солдат в плен и уничтожать их на месте не смотря на их состояние. Этим он не только превысил свои полномочия, выдвинув финскому правительству ультиматум, но и совершил военное преступление, приказав сжечь финских раненых и медперсонал госпиталя. Я думаю его нужно немедленно снять с командования корпуса и отдать под трибунал.
-Товарищ Мехлис кое-что забыл уточнить. — Вступил в разговор Берия. — За день до этого войска генерала Маркова освободили часть нашей территории, где находился наш полевой госпиталь. Неделю назад он был захвачен финскими войсками, всех наших раненых и медицинский персонал финны закололи штыками, а молодых женщин изнасиловали, после чего вспоров им животы, оставили их умирать. Вот здесь всё подробно заснято, — И Берия положил на стол перед Сталиным пачку фотографий. — Поэтому я хорошо понимаю генерала Маркова, кроме того у моего наркомата скопилось уже очень много сообщений о творимом финнами геноциде нашего мирного населения оказавшегося на временно оккупированной территории. Генерал Марков просто ответил финнам на их языке и постарался своими жестокими действиями вывести их из войны, пригрозив им массовым уничтожением мужского населения. При относительно небольшой численности их населения последствия этого могут быть катастрофическими.
-А что об этом думают товарищи Шапошников и Жуков? — Обратился с вопросом Сталин к армейцам.
-С госпиталем конечно явный перебор, — Начал Шапошников. — Но насчет уничтожения всех финских солдат и офицеров он прав.
-А я считаю, что генерал Марков прав во всем! — Высказал своё мнение и Жуков. — А что за ультиматум он выдвинул финнам?
Берия вынул из своей папки ещё один лист и положил его на стол.
-Вот здесь относительно подробный текст переговоров, вернее высказанного Марковым ультиматума, но если коротко, то он заявил, что если финны прекратят против нас военные действия и отойдут на линию государственной границы этого года, то тогда мы готовы заключить с ними мир без репараций и контрибуций. После Нового Года это уже будет стоить финнам контрибуции, причем чем дольше они будут тянуть, тем больше будут контрибуция и репарации.
-Однако… — Сталин, затянувшись трубкой, выпустил изо рта дым и не торопясь произнес. — Конечно товарищ Марков не совсем в своем праве, делать такие заявления от лица всего нашего правительства, но тут совершенно ясно, что он хочет как можно быстрее вывести Финляндию из войны. Он конечно превысил свои полномочия, но действовал исключительно в желании помочь нашей стране и нашему народу.
Сталин минут пять неторопливо походил перед окном кабинета, затянувшись несколько раз трубкой и наконец произнес.
-Есть мнение, что генерал Марков прав в своём решении не брать больше финнов в плен, а всех их уничтожать. Было бы очень хорошо, что бы и другие наши части Карельского фронта последовали его примеру, а сожженный финский госпиталь… Будем считать, что у генерала Маркова был нервный срыв после увиденного им нашего уничтоженного госпиталя. А вот что выйдет из его затеи, думаю мы скоро увидим.
20 октября 1941 года, Ленинград.
За прошедшие три недели нам удалось выдавить финнов на линию Выборг — Приозерск. Пускай медленно, но верно мы вышли на эту линию, причем с минимальными потерями. Всё в этом мире относительно, это сейчас для нас казалось медленно, три недели на примерно 60 километров, то есть примерно 3 километра в день. Полтора года назад во время финской войны продвигались значительно медленней, но зато нам не надо было штурмовать линию Маннергейма. Все встречавшиеся нам укрепления были полевого типа и на раз уничтожались КВ вышедшими на прямую наводку. Выйдя на намеченную линию мы остановились, а шедшие за нами войска Карельского фронта принялись судорожно зарываться в землю, строя полевые укрепления. В этом строительстве войскам активно помогало уцелевшие мирное население, уже немного пожив при новом порядке и под новой властью, оно категорически не хотело возвращения финнов и всеми мерами старалось помочь нашим войскам. Зальцман поделился чертежами бронекапсул со всеми ленинградскими заводами, и как только началось строительство укрепрайона, так сразу к месту строительства потянулись эшелоны с бронекапсулами. Кроме того он сам проявил инициативу и на базе устаревших танков стали выпускать подъемные краны для установки этих бронекапсул в траншеи. Танкам снимали башни и на это место устанавливали в поворотном круге подъемный кран. Всего сделали шесть десятков таких машин, добавив им еще бульдозерные отвалы и сделав из них таким образом инженерные машины. Зачастую после установки на место бронекапсулы её лобовую часть заваливали камнями, которых в Карелии много, и заливали их сверху цементом, таким образом повышая бронезащиту укрепления. Если на карельском фронте у нас были успехи, то на других фронтах обстановка была не такой хорошей. Подтянув резервы и перегруппировавшись немцы нанесли новые удары и пускай и с достаточно большими потерями, но смогли захватить Смоленск и Брянск, а группа армий Север снова занять Остров и захватить Псков, развивая успех по восточному берегу Псковско-Чудского озера в направлении Нарвы, что вынудило наш 11-ый корпус Шумилова оставить восточную часть Нарвы и отойти. Теперь оборона проходила по линии Усть-Луга, Кингисепп, Осьмино, Луга, Новгород. Ленинградцы успели построить линию обороны по этому рубежу, причем с достаточно большим количеством бронекапсул. На их выпуск Жданов подрядил все ленинградские верфи и механические заводы и теперь отступившие войска заняли там оборону. Другая линия обороны шла от Старой Руссы через Осташков, Ржев, Калугу, Тулу и Липецк. В любом случае сейчас положение наших войск было значительно лучше, чем в истории Носова и я это отчетливо видел. Своими действиями я уже значительно изменил ход истории, причем явно в лучшую для нас сторону, но всё равно положение наших войск оставалось достаточно тяжелым, хотя и более легким, чем в покинутом мной мире.
А пока дав целую неделю на возведение укреплений по линии Выборг — Приозерск, я приказал своему корпусу возвращаться в Ленинград. Додавить финнов я всё равно не мог, сил не хватало, главное отогнал их от Ленинграда и заставил задуматься о целесообразности продолжения этой войны. А в Питере надо было провести полно техобслуживание своей техники и я надеялся, что Зальцман с Духовым смогли за это время сделать для нас обещанную технику.
27 октября 1941 года, Ленинград.
Утром этого дня меня срочно вызвали в Смольный. В кабинете Жданова, кроме него был и Ворошилов. Там меня обрадовали известием, что немцы прорвали нашу оборону между Лугой и Новгородом. Также они давили и на других участках фронта, а потому перекинуть к месту прорыва подкрепления с других участков фронта невозможно. Сейчас мой корпус единственная свободная часть, которую можно бросить против прорвавшегося противника, что бы ликвидировать образовавшийся прорыв. Расстояние от Ленинграда, до Луги около 150 километров, а с учетом места прорыва и возможных объездов в самом лучшем случае минимум 200 километров выходит, и выдвигаться надо прямо сейчас, днем. Не люблю я такие форс-мажоры, но другого выхода действительно нет. Единственное что, подошел к карте, которая была в кабинете Жданова, и стал её изучать, намечая самый оптимальный путь к немецкому прорыву. На первый взгляд надо было выдвигаться по прямой дороге на Лугу, но тогда потом придется двигаться по полному бездорожью, по раскисшим дорогам, где можно в легкую основательно застрять в море грязи. Исходя из этого наилучшим решением будет двигаться не на Лугу, а на Великий Новгород и не доходя до него свернуть на второстепенные дороги, которые как раз и приведут нас к месту прорыва. Приняв решение о маршруте выдвижения, я прямо из кабинета Жданова, разумеется с его согласия, что бы не терять зря время, позвонил в свой штаб с приказом о немедленном выдвижении в направлении Великого Новгорода. Выйдя из Смольного, я взглянул на серое Ленинградское небо, затянутое черными тучами, которые казалось цепляли собой шпили церквей. Хотя дождя не было, но погода стояла нелетная из-за очень низкой облачности, да и дождь мог снова пойти в любой момент. Радовало меня в этой погоде одно — из-за низкой облачности не будет немецких самолетов, а значит не будет и налетов, а самое главное наше прибытие к месту прорыва станет для противника внезапным.
Хорошо за это время мы успели поменять наши старые КВ, на новые модернизированные, правда не все, но 60 машин за это время заводчане для нас успели сделать, плюс сотня новых зениток на полноприводных грузовиках. Свою штабную колонну, шедшую под охраной роты пушечных БА-10 и роты трехосных бронетранспортеров М-2 с дивизионом новых зениток, я догнал уже на выезде из города, где ко мне пристроилась моя охрана. Впереди нас двигался танковый полк на новеньких КВ с зенитным сопровождением, а позади уже весь остальной корпус, причем растянувшись на большое расстояние. К вечеру мы подошли к посёлку Тёсово-Нетыльский, по нынешним дорогам, да еще хорошо развезенным дождями, быстро не поедешь, так что в нынешних условиях это было ещё очень быстро. Немецкая авиация так и не появилась, что меня откровенно порадовало, а до немецкого прорыва было около 30 километров.
28 октября 1941 года, Вольная Горка.
Сводный батальон майора Корзуна двигался на пополнение наших частей на Лужском рубеже, когда вчера, догнавший его посыльный доставил новый приказ. Майору Корзуну приказали занять оборону у деревни Вольная горка и постараться задержать прорвавшегося противника на одни сутки. Забрав все лопаты, топоры и пилы у деревенских, батальон майора Корзуна стал рыть окопы удалившись на пару километров от деревни. Не успели они и на половину отрыть окопы, как появилась немецкая разведка. Шесть мотоциклов с коляской, два полугусеничных бронетранспортера и танк тройка двигались к деревне, когда увидели окапывающихся красноармейцев. Учитывая их большое количество, немецкая разведка не стала двигаться дальше, а остановившись, открыла по ним огонь. Тройка стала вести огонь из орудия, а бронетранспортеры и мотоциклисты из пулеметов. Бойцы Корзуна сразу попадали на землю, кто где был, и открыли ответный огонь, вот только толку с него было мало. Боевой контакт продлился не больше десяти минут, после чего немецкая разведка отошла назад, а спустя где-то с полчаса, позиции окапывавшегося батальона накрыл недолгий немецкий артобстрел. До самой ночи бойцы рыли окопы и укрепляли их жердями. Утром их позиции снова накрыл артобстрел, а потом появились немецкие танки и бронетранспортеры, а позади них шла пехота. Из всех противотанковых средств у Корзуна были только две сорокопятки после ремонта, которые должны были усилить противотанковый дивизион и небольшое количество противотанковых гранат и бутылок с зажигательной смесью. Обе сорокопятки были укрыты в капонирах вырытых по флангам и огонь они должны были открыть только с близкой дистанции подпустив немецкие танки почти в упор. Бойцы батальона вели редкий огонь по немецкой пехоте двигавшейся позади бронетехники. Экономя патроны, они в основном укрывались от огня противника, лишь изредка высовываясь наверх для ответного огня. Подпустив танки на дистанцию в полкилометра, обе сорокопятки открыли по ним огонь. С такой дистанции их бронебойные снаряды гарантированно пробивали броню немецких танков, и прежде чем обе были уничтожены ответным огнем, они успели подбить семь машин. Чем ближе подходили немцы, тем чаще стали вести по ним огонь бойцы Корзуна. До позиций батальона оставалось уже меньше ста метров, когда под внезапный скрежещущий вой на немецких позициях сначала разорвалось несколько огненных снарядов, а потом на немцев обрушился целый дождь огненных стрел, скрыв их наступающие ряды под целым облаком огненных разрывов. Весь немецкий арьергард просто исчез в этом огненном Инферно, а передовые цепи внезапно остановились, и стали пятится назад, а в это время сзади позиций батальона раздались звуки орудийных выстрелов и уцелевшие немецкие танки и бронетранспортеры стали вспыхивать один за другим. Обернувшись назад, бойцы увидели цепь наших танков, которые делая короткие остановки для выстрелов, двигались вперед, а за ними были видны необычные бронетранспортеры. В танках угадывались КВ, правда немного необычные, но это явно были наши танки, что они подтверждали своим огнем по немцам. В этот момент из окопа вылез комиссар батальона — старший политрук Полищук, и махнув рукой с зажатым в ней ТТ, закричал: — Вперед, За Родину! За Сталина! Ура! — и побежал вперед, а следом за ним, выскакивая из окопов, бежали примкнув штыки к винтовкам остальные бойцы батальона. Быстро догнав отступавших немцев красноармейцы завязали рукопашный бой больше работая штыками и прикладами своих винтовок, чем стреляя из них. Не успели они еще добить немцев, как сзади, всё заглушая ревом своих дизелей, появились КВ, а следом за ними и те необычные бронетранспортеры из которых прямо на ходу стали выскакивать бойцы, которые с ходу включались в рукопашную схватку, а танки и бронетранспортеры шли дальше, в сторону противника.
Рано утром наскоро позавтракав, передовые полки двинулись вперед. Первыми шли разведчики, одна М-1 и две М-2 удалились на пару километров от основной колонны передового полка корпуса. Через пару часов впереди раздалась канонада артобстрела, а спустя полчаса пришел доклад от разведки. За деревней Вольная Горка немцы большими силами атаковали наши обороняющиеся части. Двигавшийся первым полк из батальона КВ и двух батальонов бронетранспортеров, ускорился на сколько можно, но до места боя и так оставалось всего несколько километров, а дивизион «Града» съехав с дороги, поспешно разворачивался. Дав несколько пристрелочных выстрелов и получив от разведки подтверждение накрытия немцев, реактивные установки дали уже полный залп, перепахав всё в лунный пейзаж. А танковый батальон, проскочив деревню с ходу, стал перестраиваться в цепь и приблизившись на километр открыли по немцам огонь. Позади них, двигаясь на небольшом расстоянии и не обгоняя танки, так же стали разворачиваться в цепь бронетранспортеры. В этот момент вслед отступающим немцам внезапно поднялась в атаку наша пехота. Изощренно выругавшись, командир танкового батальона приказал всем ускориться, своей неожиданной и несвоевременной атакой оборонявшиеся пехотинцы спутали танкистам весь план боя. Став между танками и немцами они перекрыли танкистам линию огня и теперь те не могли вести огонь по противнику, так как в этом случае задевали своих. Как только техника дошла завязавшейся рукопашной, из бронетранспортеров на помощь пехоте стали выскакивать десантники, которые с ходу включались в бой, а танки и бронетранспортеры двинулись дальше. К моменту подхода следующего полка бой уже закончился, бойцы майора Корзуна бродили по полю, отыскивая своих раненых и добивая выживших в ходе боя немцев. А колонны танков и бронетранспортеров двигались вперед. Спустя полчаса пришел доклад от разведки, что впереди основная масса прорвавшихся немецких войск, и они двигаются вперед, причем состоялся небольшой бой с немецкой разведкой. На наше счастье немецкая разведка состояла только из мотоциклистов и пары бронетранспортеров, а потому пользуясь своим преимуществом в вооружении, наши бронетранспортеры просто расстреляли немцев и отошли назад, но засечь разворачивание немецких войск из походной колонны они заметить успели.
Вскоре появились немецкие истребители, не смотря на очень низкую облачность с моросящим дождиком и практически нелетную погоду, немецкое командование всё же выслало на разведку самолеты. У нас в этом было намного хуже, ни какой авиаразведки, только то что мои орлы сами углядят, а потому что творилось у немцев в тылу и сколько именно их стояло перед нами нам было неизвестно. Самое паршивое, что даже обычную разведку не пошлешь, просто не успеют. Разведчики уже неоднократно работали под немцев, опыт имелся, но тут они просто не успеют пробраться в немецкий тыл. Предстоял самый паршивый вариант боя, когда у нас будет минимум сведений о противнике и тут вся наша надежда была только на наше превосходство в танках и уже полученный бойцами опыт боев. Первый полк остановился и используя естественные укрытия рассредоточился в ожидании подкрепления и приказа. Немцы тоже продвинулись вперед, но пока вперед не попёрли, а тоже лихорадочно подтягивали все свои резервы. Они прекрасно понимали, что пока они не уничтожат или не рассеют внезапно оказавшиеся на их пути наши части, ни о каком дальнейшем продвижении не может идти и речи. Скоро позиции передового полка оказались под артиллерийским обстрелом, но продолжался он не долго, так как в контрбатарейную борьбу включилась моя артиллерия, которая почти прямо с колес открыла огонь по координатам полученным от слухачей артиллерийской разведки. Немецким артиллеристам пришлось оставить позиции полка в покое и пытаться подавить мои батареи. Хорошо ещё, что немецкие орудия были в зоне досягаемости моих гаубиц. Пока шла артиллерийская дуэль, немцы подтянув резервы и отставшие части пошли вперед. В этот момент по ним нанес удар, уже успевший перезарядится, и подойти дивизион «Града». Обстрелу эресами подвергся второй эшелон немцев, а непосредственно на линии соприкосновения вперед вышли два батальона модернизированных КВ и встав, спокойно с места открыли огонь из своих новых длинноствольных 85 миллиметровых орудий по немецкой технике. Пользуясь тем, что для штурмовиков и бомбардировщиков нелетная погода, а вся немецкая тяжелая артиллерия связана антибатарейной борьбой с нашими тяжелыми орудиями, КВ спокойно, с места, как на полигоне принялись выбивать всё, что только попадало в поле их зрения. Один за другим останавливались и загорались немецкие танки и бронетранспортеры, и так продолжалось до тех пор, пока не выдержав столь убийственного огня, немцы не стали отходить, и только тогда, не торопясь и постоянно останавливаясь для очередного выстрела, КВ двинулись вперед, а следом за ними и бронетранспортеры с десантом. В течение часа в прямом смысле слова перемолов ударную группировку противника, вперед рванули бронетранспортеры, стараясь уничтожить тыловые подразделения немцев, а главное их тяжелые орудия, так как именно они могли нанести нам наибольшие потери своими тяжелыми снарядами, если накроют ими наши части. Несколько попыток немецких истребителей помочь своим войскам штурмовкой наших частей окончились ничем, кроме потерь в самолетах. Двигавшиеся в войсковых порядках зенитки своим огнем смогли сбить несколько мессершмитов и не дать им прицельно штурмовать нашу технику. Во второй половине дня остатки прорвавшейся немецкой группы стали в беспорядке отступать и к вечеру мы вышли к линии Лужского рубежа. К утру оборону заняли обычные части и могли вернуться назад. Если в танках потерь не было, кроме небольших повреждений, которые можно было все отремонтировать в течение дня, то вот бронетранспортеров мы опять потеряли с полсотни, причем пару десятков безвозвратно. Кроме них и в пехоте были достаточно сильные потери, не смотря на то, что ни кто не пер без поддержки на пулеметы, как в других частях и это было самое печальное. Технику можно сделать новую, а вот убитых я уже в строй не верну.
29 октября 1941 года, штаб группы армий «Север».
Командующий группы армий «Север» Вильгельм фон Лееб мрачно смотрел на офицеров своего штаба.
-Итак, господа, почему так хорошо начавшаяся операция снова закончилась пшиком? Почему после того, как наша ударная группа, в которую мне с таким трудом удалось достать новые танки, после удачного прорыва обороны русских, откатилась назад, потеряв при этом почти все свои танки?! Фюрер ждет от нас побед, а мы снова обделались! Да, да, именно обделались! Почти вся ударная группа уничтожена, танки уничтожены, тяжелая артиллерия практически полностью тоже уничтожена и это наш хваленый вермахт и панцерваффе, которые покорили всё Европу за пару лет. В чем дело?! Я спрашиваю вас господа генералы, в чем дело?!
-Господин командующий, — Раздался голос начальника разведки. — Всё дело в корпусе русского генерала Маркова, именно его танки во встречном бою уничтожили почти все наши танки.
-А где в этот момент была наша авиация, где была наша артиллерия, где я вас спрашиваю?!
-Авиация из-за погодных условий не могла летать, именно поэтому мы сначала прозевали прибытие его корпуса, а потом не смогли нанести по русским бомбовые удары. — Ответил начальник авиации генерал-полковник Альфред Келлер.
-Наша тяжелая артиллерия оказалась связанна контрбатарейной борьбой с русскими гаубицами, поэтому мы и не смогли оказать поддержку нашим войскам, а полковая артиллерия оказалась бессильной против русских танков. Даже наши 8,8 сантиметровые зенитки в этот раз оказались бессильными, у русских оказались новые тяжелые танки, которые наши орудия не берут в лоб даже с близкого расстояния. — Сказал в свою очередь начальник артиллерии.
-Новые танки?
-Да господин командующий, это их модернизированные КВ. Хотя мы не смоги захватить ни одного нового танка русских, но по словам сражавшихся с ними наших офицеров у него новый лоб и более длинное и судя по всему мощное орудие. Мы не смогли уничтожить ни одного русского танка, только повредить несколько из них. Пока мы не получим мощные противотанковые орудия и свои тяжелые танки, то не сможем на равных бороться с этими тяжелыми танками русских. Сейчас кроме мин, тяжелой артиллерии и авиации других средств для борьбы с ними у нас нет.
-Черт бы всё побрал! Опять этот Марков со своим корпусом, уже в который раз он нам срывает успешные операции. Почему вы прозевали его появление у нас снова?
-Он после Псковско-Нарвской операции, когда разгромил 4-ю танковую армию Гёпнера, был переброшен на финский фронт, где успешно громил финнов. Мы и подумать не могли, что русские смогут перебросить его корпус сюда буквально за один-два дня.
Фон Лееб мрачно размышлял, как ему снова просить у ставки и фюрера новые танки и тяжелые орудия. После очередной неудачи его вполне могли снять с командования, как неудачника Гёпнера, а всё этот чертов русский генерал, который регулярно пускал им кровь и портил операции.