Я проводил Любу задумчивым взглядом и нервно потёр лицо ладонью. Какая-то острая тревога поселилась в груди и занозой колола под сердцем. Из-за чего они поругались с Миланой? Что такого хотела сказать мне Люба, но так отчаянно не хотела наша дочь?
Как ни гнал я мысли об этом, как ни старался сделать вид, что ничего не происходит, у меня не получалось. Воспоминания, ещё три недели назад бывшие мешаниной смазанных картинок, с каждым днём приобретали всё большую чёткость и глубину, во всей своей неприглядности демонстрируя мою прежнюю жизнь. А она была до отвратительного беспросветной.
Только здесь, в заброшенном отеле для нечисти, представителей которой считали тварями в Локиморе и остальных человеческих королевствах, я понял, что всё с точностью до наоборот. Эти существа не причиняли никому вреда. Они, как и люди, любили, мечтали, имели свои семьи, чувства, проблемы. Точно так же хотели лучшего для своих детей и себя, старались чего-то добиться и искренне радовались своим достижениям, не стесняясь благодарить за помощь.
А мы, как животных, загнали их в Нейлат, запечатав границы. Изолировали, лишив помощи извне. Изучали и… убивали.
Я убивал.
Тьма нервно всколыхнулась, дымным туманом взвившись у моих ног, а я вдруг поймал на себе испуганный взгляд ведьмы, который та тут же попыталась спрятать за фальшивой улыбкой. Догадалась? Возможно. Но вряд ли станет делиться с остальными, кого они “пригрели” у своего огня. Не посмеет.
— Ну, всё, пожалуй, — словно, услышав мои мысли или увидев предупреждение во взгляде, преувеличенно радостно хлопнула в ладоши Зарана. — Идём, Яра, поможешь приготовить нам ужин, пока Люба с Миланой бегают по лесу, нагуливая аппетит.
Девочка поднялась и кивнула, помогая тётке свернуть сплетённую сеть, а затем подхватила пробегающего мимо Бобо и побежала к дому.
— Не знаю, зачем и от чего ты скрываешься, Охотник, и почему именно здесь, — тихо сказала ведьма, остановившись рядом со мной и не глядя мне в глаза, — но благодарна за помощь девочкам и не выдам твою тайну до тех пор, пока ты не попытаешься причинить вред одному из нас. Вот тогда тебя уже ничего не спасёт. Нечисть многому научилась за это время, а ведьмы, вроде меня — особенно. Обидишь здесь кого-то — пожалеешь.
И, гордо вскинув подбородок, Зарана ушла за племянницей, а я проводил её долгим взглядом и покачал головой. Не нужно было иметь моих способностей, чтобы понять, как сильно ведьма меня боялась. До одури, до спёртого дыхания и дрожи во всём теле.
Вот только правда в том, что я и сам себя боялся. Боялся и ненавидел за то, что раньше считал правильным и нужным. За то, что теперь не знал, как смотреть в глаза жителям Нейлата, понимая, сколько крови их сородичей у меня на руках.
Пазл прошлой жизни почти сложился, оставив закрытыми лишь несколько кусков. И то, чем я занимался, всё чаще вставало перед моими глазами во всей красе. Зачистки, поиск нечисти, пересёкшей границы, ловля на живца. Переполненные темницы и мольбы отпустить или закрыть на что-то глаза. Моя неподкупность и непоколебимость. Уверенность в том, что всё, что я делал, было на благо для Локимора, которому служил.
Я верил, что устранял чудовищ, а на деле сам им являлся, запутавшись в сетях обмана, что так умело расставляли наставники вокруг таких, как я. Жил работой, ненавидел всё и всех, скованный странным оцепенением. И до сих пор не понимал, почему не задавался никакими вопросами и даже не задумывался о том, что делаю, последние десять лет.
По сути, я ведь был таким не всегда, несмотря на происхождение. Так что крылось там, в одном из белых кусков памяти, что всё ещё были недоступны? Что случилось в момент, когда моя жизнь разделилась на до и после, расколовшись на картинке, где пылала от страсти девушка с рыжими волосами, лавой растекающимися по простыням. Девушка, чьё лицо я до сих пор не мог вспомнить… Или не хотел?
Может, пора признаться хотя бы себе, что во мне живёт страх? Вдруг семья, к которой я уже так уверенно относил Любу и Милану, на самом деле лишь плод моего воображения? Что, если это — самообман? Чувства, уколы интуиции и намёки силы, привязанность лисы и взгляды тайком от её матери…
Я ведь всё ещё не вспомнил, зачем сюда пришёл. По своей воле или это было очередное задание? Записка с адресом и названием отеля не дала мне этой информации. Вот только то, что я — Тёмный Охотник, говорило в пользу последнего. Должен ли я был убить тех, кому сейчас абсолютно добровольно помогал? Или просто искал ответы на вопросы о своей дочери? В том, что Милана моя, я практически не сомневался. Её кровь пела для меня, а чувство родства с каждым днём становилось всё сильнее. Или я всё же хотел, чтобы это было так?
Все эти мысли разрывали мой мозг, сводили с ума, не давая нормально спать. Но ещё больше меня беспокоили чувства к Любе, которые она так упорно отказывалась замечать.
Шустрая, весёлая, деятельная и сообразительная, но такая далёкая и холодная, что от этого становилось практически больно. Никогда не думал, что можно так желать женщину. Я практически помешался на ней, ловил каждый взгляд, каждый вдох. И отчаянно пытался не выдать себя, не спугнуть, приручить. Расставлял ловушки из заботы и своего присутствия рядом, как самый терпеливый охотник. Впрочем, им я и был.
И сейчас все инстинкты снова тянули меня к ней. К Любе. Так непреодолимо, что становилось тесно в груди, заноза тревоги в которой колола всё острее. Я нахмурился, прислушиваясь к себе, и только теперь осознал, что что-то было не так. Моя магия в этот момент вела себя чуть иначе и буквально кричала, что мне нужно спешить. А доверять своим способностям я привык.
Лучше пусть мои девочки сочтут меня гиперзаботливым болваном, чем с ними что-то случится. Этого я допустить не мог. И, решительно отбросив инструменты, рванул в лес, проклиная себя за то, что потратил слишком много времени на самоанализ и сомнения.
Сначала меня вели следы, оставленные на влажной земле. Затем, когда они оборвались на относительно сухом участке, а сумерки сгустились слишком плотно, чтобы различать сломанные ветки и царапины на корнях, пришлось подключить свою магию. Тревога уже не просто зудела, она полыхала ярким костром, грозя затопить меня волной жаркой паники и необоснованной злости. На девчонок — за вспыльчивость и упрямство, на себя — за промедление.
Я мчался среди деревьев, рывками перетекая через пространство и срезая путь сквозь тени, с помощью которых такие, как я, могли перемещаться на короткие расстояния. Но всё равно опоздал…
В миг, когда я понял, что следы моих девочек оборвались под обвалом, сердце едва не остановилось, с трудом разгоняя застывшую в венах кровь. Я отказывался верить, что всё закончится вот так, снова и снова посылал тонкие струйки своей магии вглубь, под землю, пытаясь нащупать хоть что-то, что дало бы мне надежду на благополучный исход. И, когда уже казалось, что всё бесполезно, я вдруг инстинктивно ощутил далёкий отголосок силы оборотня, настолько слабый и незаметный, что, если бы его не ждал и не был Тёмным Охотником, натасканным на нечисть, ни за что бы не уловил.
Упав на колени, впечатал ладони в землю по самое запястье и стал плести заклинание поиска, настроившись на Милану. Пять минут, и магия подсказала, что подо мной не просто слой земли, а обрушенная часть какого-то тоннеля или длинного, широкого лаза, который вился на глубине трёх метров, уходя куда-то вдаль, к границе Локимора. И сама Милана отдалялась в том же направлении, притом, достаточно шустро.
— Проклятье! — выругался я, сообразив, что это могло быть.
А я-то думал, каким образом контрабандисты переводили нечисть через границу до того, как я разнёс их логово по приказу начальства лет десять назад. Это было первое задание после долгого перерыва, о причинах которого я, к сожалению, не помнил. Тогда во мне кипела такая жгучая ненависть к нечисти и предателям с нашей стороны, что я не оставил в живых никого, а значит, и допросить преступников было невозможно. Но зато сейчас я быстро догадался, куда подземный ход приведёт Любу и Миланку. Только бы там не было обвалов и непроходимых участков! Только бы им хватило воздуха и ума не останавливаться!
Коротко выдохнув, я постарался взять себя в руки и встал, сосредоточившись на конечной цели. Магия волной растеклась по телу, довольно урча и предлагая поиграть, а я не стал ей отказывать в этой малости, понимая, что сейчас это мне только на руку, ведь ночь — её время.
Миг — и я рядом с деревом в двух метрах впереди, сливаюсь с густой тьмой, ласково льнущей к ногам, ещё миг — и у огромного камня, что даже в свете двух лун выглядит зловеще и даже как-то нереально.
Дерево, разлапистый куст, овраг, пещера, снова дерево и густое переплетение корней. Я перемещался туда, где тени были гуще и плотнее. Скользил по грани, растворяясь в пугающей других, но не меня, темноте. Дымно-чёрные крылья реяли у меня за спиной, волосы развевались на ветру, а из глаз сочилась чернильная тьма. Сейчас я и сам был этой Тьмой.
След Миланы становился ярче, а мой азарт — жарче. Опасаясь пропустить выход или напугать девчонок, я замедлился, прислушиваясь к окружающему пространству. Мягкой поступью пошёл к шумному водопаду, где уже бывал когда-то. На подходе отозвал свою магию, пообещав, что мы поохотимся в следующий раз, но не на разумных существ, а например, на оленя. Тьма презрительно фыркнула, но послушно свернулась клубком в груди, а я тихо вышел из-за кустов, не сдержавшись и тут же бросившись к Любу и нашей дочери с объятиями.
Мокрые, но всё равно грязные, они рыдали и дрожали, прижавшись ко мне с двух сторон, а я лихорадочно их тискал, проверяя, нет ли повреждений и ран, и понимал, что на всей Фаэтане не сыскать существ роднее.
— Ну всё, хватит, — попытался я их успокоить, только добился противоположного эффекта — слезы у девчонок полились не хуже, чем струи водопада. — Да уймитесь же, ну!
Не зная, как остановить бабскую истерику, прикрикнул на них, и это неожиданно помогло. Быстро и чётко Люба и Милана рассказали, что с ними произошло, и как они испугались, а я заверил, что всё будет хорошо, ведь теперь я с ними. Самонадеянно, конечно, но я имел все основания так говорить.
Усадив их на крупные камни, быстро разжёг костёр, понимая, что с девчонками по ночному лесу далеко не уйду, да и отдых им был необходим. Пока они грелись и обсыхали, я метнулся обратно в лес и жгутом своей магии словил какую-то птицу.
Мы с Любой быстро её ощипали, пока догорал огонь, и обмазали глиной, закопав запекаться в угли. А затем долго смотрели на звёздное небо в уютном молчании, поглаживая уснувшую между нами дочь по волосам.
— Что будем делать с нашей находкой? — тихо спросила Люба и склонила голову мне на плечо, позабыв, что хотела держать дистанцию, как и все последние дни. — Где мы, вообще, Ард? Надеюсь, это — Нейлат?
Я помолчал, одной рукой перетащив спящую Милану себе на колени, а второй обнял Любу за плечи и покачал головой.
— Мы на самой границе. По ту сторону водопада уже Локимор, а в лесу, у нас за спиной, Нейлат. Эта же полоса, — кивнул я на опушку, на которой мы находились, — не принадлежит никому, поэтому находиться здесь нежелательно, ведь можно нарваться на проблемы и с одной и с другой стороны. Но, если знать законы обеих стран, наказания можно избежать, чем нахально пользовались контрабандисты, после которых здесь и остались найденные вами сокровища.
— Откуда ты всё это знаешь? — с любопытством спросила она.
— Работа обязывает, — уклончиво ответил я. — Кстати, я так и не понял, почему вы сказали, что было всего две двери. Если за одной — выход, а за второй — сокровищница, и сам коридор заканчивается на этой полосе, то как нейлатцы переправляли своих в Локимор?
— Нужно искать вход в ещё один тоннель! — с жаром выдохнула моя рыжуля, невозмутимо пряча озябшие пальцы у меня под мышкой. Правда, щёки её всё равно заалели, но, видимо, прохлада ей была менее предпочтительна, чем смущение и моя близость.
— Хорошо, но только утром, — непреклонно отрезал я. — И обещай, что мы сразу отсюда уйдём, если ничего не обнаружим за час или два.
— Обещаю!
— Чудно. Тогда сейчас поешь и спи, а я покараулю ваш сон. Кстати, уверена, что не нужно будить Милану, чтобы поужинала?
— Лучше пусть поест, когда проснётся, — уверенно ответила Люба, с нежностью взглянув на дочь. — Силы нам ещё понадобятся.
Да уж, с этим не поспоришь.