После первых двух глотков я поперхнулся и едва не блеванул. Опохмел с утра — ну, не мое это! Не могу я так! Не дорос еще до такого состояния, что ли?
— Тихо-тихо! — Майор попридержал своей рукой, едва не пролитое мною бухло. — Тут с толком надо! С расстановкой…
— Дядь… Товарищ майор… — жалобно проблеял я, отодвигая стакан подальше от себя. — Не идет оно! Не надо! — Попытался отвертеться я от спиртной экзекуции. — Ведь только хуже сейчас будет!
— Ничо-ничо, пацанчик… А вы чего вылупились, ушлепки? — Майор нахмурился, цепляя недобрым взглядом невольных свидетелей: его подчиненных и Леню, с интересом наблюдающих за странными телодвижениями ментовского начальства. — Свалили все нахрен отседова! Тут вам не цирк!
Камера вмиг опустела — связываться с похмельным майором не хотелось никому, и мы остались наедине.
— Глотай, Сережа — лекарство вкусным не бывает! — Придвинулся ко мне мучитель, с силой поднося стакан с вискарем к моему рту.
— Сука, ну почему так… — Успел выдавить я до того, как в мой рот устремилась добрая порция спиртного. Она обжигающей рекой пролетела по пищеводу, затем горячей волной разошлась по венам, и разорвалась в голове. Картинка вмиг смазалась и слегка раздвоилась, ударная доза вискаря неслабо так торкнула по старым дрожжам. Головная боль вмиг улетучилась и я мгновенно опьянел, потеряв ориентацию в пространстве. Но тот неизвестный я, который все время во мне сидел, мгновенно перехватил инициативу:
— Ты охуел совсем, Филипыч? — надсадно кашляя, зашипел я, перехватывая второй рукой практически опустевший стакан. — Утопить в вискаре меня решил, удод?
— Сергей Вадимыч, родной! — обрадовано полез обниматься майор. — Вернулся!
— А я куда-то уходил? — Я огляделся по сторонам. — Бля, нихрена сообразить не могу… Мы что, всю ночь с тобой пробухали, Зябликов?
— Было дело, — довольно улыбаясь, подтвердил майор. — Мне кажется, я понял, в чем твоя проблема, Сергей Вадимыч! — заявил он мне.
— Сука, ну почему я опять в полное гавно? — проскрипел я, допивая остатки вискаря из стакана. — Я жутком в запое, да, Филиппыч? Сколько мы с тобой уже колдырим? Неделю? Месяц? Голова словно дерьмом набита! Сообразить не могу: где я, кто я, когда я…
— Всего лишь со вчера бухаем, Вадимыч, — ответил майор.
— Как нажрался я вчера… — произнес я, и в моих руках прямо из воздуха неожиданно организовалась электрогитара, подключенная к так же неожиданно возникшему в углу камеры усилителю с огромными колонками.
— Вадимыч, — испугано покосился на меня майор, — ты чего это творишь?
— Пили с ночи до утра… — И я, который и на простой-то гитаре играть не умел, хотя мой дед — музыкант-самоучка и пытался меня в детстве учить, взял первый аккорд. Колонки отозвались низким «железным» звуком, зазвучали мощно и солидно. А затем я выдал такой проигрыш, словно настоящий профессиональный музыкант. За решеткой камеры появились изумленные рожи подчиненных майора, такой мощный звук они никак не могли игнорировать. Из-за их спин выглядывал и напрочь ошалевший Леня. Но майор уже не обращал на них внимания, он во все глаза пялился на меня.
Ну а я, соответственно, отмачивал по-полной:
— Как нажрался я вчера,
Пили с ночи до утра.
А теперь башка трещит, словно я в тисках.
Кто-то за стеной
Вдруг пришел за мной.
Что-то на меня нападает страх.
Черти, смойтесь с глаз!
Не хватало вас!
Эй, ты, у стены, ща как залеплю!
Сколько их вокруг
Появилось вдруг.
Я на потолке затяну петлю.
Я их шепот разобрал —
Кто-то ждет убить меня.
Кто-то в дверь мою стучит — я открыл окно.
Если кто зайдет —
Меня не возьмет.
Я четям не дамся в руки все равно!
Черти, смойтесь с глаз!
Не хватало вас!
Эй, ты, у стены, ща как залеплю!
Сколько их вокруг
Появилось вдруг.
Я на потолке затяну петлю.
Прочь, белуха, прочь!
Стало мне невмочь.
Больше эту нечисть я терпеть не мог.
Встал на стульчик я.
Шею жмет петля.
Табуретку черт выбил из-под ног.
Черти, смойтесь с глаз!
Не хватало вас!
Эй, ты, у стены, ща как залеплю!
Сколько их вокруг
Появилось вдруг.
Я на потолке затяну петлю.
(https://www.youtube.com/watch?v=gywUgZq7378)
Отзвучал последний аккорд, и в камере воцарилась нехорошая и практически мертвая тишина. Постояв немного и, видимо, слегка справившись с чувствами, майор выцедил свой вискарь и резко обернулся к подчиненным.
— Товарищ майор, — озвучил мнение остальных рядовой Косицин, — а откуда музыкальная аппаратура в обезьяннике взялась?
— А… Кх-м… Вот… — забуксовал майор, пытаясь объяснить необъяснимое. — А вас сюда кто звал? — Ничего так и не придумав, он резко перешел в наступление. Ведь лучшая защита — это нападение, а величина звезд на погонах и звание начальника легко позволяли это провернуть. — Свалили все отсюда! Живо! — И мы вновь остались с Зябликовым один на один. — Вадимыч, ты как? — участливо заглянув мне в глаза, спросил майор.
Я неопределенно помотал рукой — так, не шатко, не валко.
— Ну, ты и выдал! — восхищенно произнес он. — Прямо мои вчерашние мысли этой песней озвучил. Я ведь было тоже, чуть в петлю не влез…
— Это не я, — я мотнул головой, — это «Сектор газа»… Есть такая известная группа.
— Не слышал о такой, — ответил Зябликов, тоже покачав головой.
— У… А Союз уже развалился? — как бы, между прочим, спросил я, снимая с ремня гитару и пристраивая её в угол камеры.
— Ну, прибалты уже заявились на выход… — сообщил Зябликов.
— А путча еще не было? — уточнил я.
— Чего? — не понял майор. — Какого путча?
— Понятно, девяностый год на дворе, — определил я, немного покубатурив.
Ну, так и понятно, что девяностый, я-то это прекрасно знал. А вот тот я, который во мне, похоже, не очень.
— Да, — подтвердил Зябликов. — Мы в СССР, во Владивостоке. Девяностый год на дворе, конец июня…
— Твою дивизию! — выругался я. — Это ж я тогда, в первой своей жизни в институт во Владике поступал…
— Как это? — выпучил глаза мент. — У тебя этих жизней, Вадимыч, что ли, несколько было?
— Бывает и не такое, — философски заметил я. — Только какого хрена я опять в девяностом году делаю?
— Пф-ф, — Зябликов только развел руками, — не по рангу вопросы задаешь, Сергей Вадимыч. Ты лучше, чего попроще сообрази.
— А, — опомнился я, видимо с трудом преодолевая алкогольное опьянение, — чего ты там за тайну века раскрыл? Сказал, что понял, в чем моя проблема. Ну, давай, выкладывай, Мегрэ доморощенный! — Я криво усмехнулся.
— Я, конечно, не гений криминальной логики, — тоже усмехнувшись, произнес майор, — но кое-чего в черепушке водится…
— И чегой-то там у тебя водится?
— Хочется надеяться, что немного мозгов, все же, найдется, — без излишней скромности произнес майор. — Академиев, конечно, не кончал, но в Высшей школе милиции нас неплохо обучали. Так что прикинуть хер к носу могу.
— Ну и чего ты там себе наприкидывал? — уточнил я.
— А вот чего… Ты, Вадимыч, уж не обессуть, но я тебе всю правду, вот как на духу, выложу…
— Да давай уже, не тяни, детектив Катанья, — поторопил я его. — Че там, по-твоему, со мной не так?
— А все не так, — произнес Зябликов. — Я тут за тобой понаблюдал… В тебе словно бы два человека… — он замолчал, но после решительно добавил, — или нечеловека… уживаются. В одном теле. Когда ты трезвый, то сопляк сопляком. Меня даже дяденькой назвать умудрился, — он усмехнулся в усы. — Но стоит тебе только хорошенько опьянеть — то в этом сопляке такое всплывает, что просто жуть берет!
Вот оно в чем дело! И как это я сразу не догадался?
— Всплывает? — мои губы сами задали следующий ворос. — Как дерьмо в проруби что ли?
— Дерьмо в проруби не всплывает, а болтается, — поправил меня майор.
— Ладно, Филиппыч, не цепляйся к словам!
— Вот, — мент продолжил выкладывать свои предположения. — Когда ты под ударной дозой алкоголя ты себя и ведешь абсолютно по-другому: повадки, взгляд, голос командный. Да ты даже фразы иначе строишь, как настоящий мужик, поживший на свете, а не как прыщавый сопляк! А чудеса и фокусы… Это вообще уму непостижимо! Вот! — Все это майор выложил на одном дыхании и остановился, чтобы перевести дух.
— И какие выводы ты сделал из всей этой хрени? — глухо спросил я его.
— У тебя, Сергей Вадимыч, либо жуткое раздвоение личности на фоне алгогольного токсикоза…
— Либо? — удивленно приподнял я одну бровь.
— Либо ты подселенец…
— Кто? Какой, к ебеням собачьим, подселенец?
— А такой! — не съехал со своих раскладок майор. — Я тут на досуге фантастикой балуюсь…
— Ну и?
— Ты — существо иного плана, — заявил, не дрогнув ни единым мускулом и глядя мне прямо в глаза Зябликов. — Может ангел, либо демон…
— Надзирающий я, — напомнил я ему.
— Вот, — обрадовано ухватился майор, — надзирающий! Не знаю только, с чем его едят, этого надзирающего: то ли так откусывают, то ли тонким слоем на хлеб мажут. Но понял только одно — ты в этого пацанчика попросту подселился! И как только он в сиську набухается — твоя личность из него прет!
— То есть, поэтому я постоянно в гавно?
— Ну, вот! — довольно кивнул мент. — Ты помнишь момент, до того, как ты с утра стопку замахнул?
— Смутно, — признался я, наморщив лоб и пытаясь поярче вспомнить свои ощущения. — Как в тумане или во сне. Действие вроде и с тобой, но ты ничего сделать не можешь — словно в кем-то отснятом фильме живешь… Только наблюдать и мошешь… Как будто со стороны…
— А я что говорю! — победно воскликнул Зябликов. — Но едва я в мальца влил дозу, ты тут же выскочил, как чертик из коробочки!
— А, пожалуй, есть в твоих доводах реальное зерно, — подумав, признал я его правоту. — Есть зеркало? — неожиданно спросил я.
— В туалете, — ответил майор. — Пройдемте?
Покачиваясь, мы под ручку с Зябликовым вышли из камеры и, под пристальными взглядами ментов, прошествовали в туалет. Едва взглянув в мутное стекло старого зеркала со вздувшейся и местами отслоившейся амальгамой, я с облегченным вздохом произнес:
— Сука, это точно я! Только совсем зеленый еще.
— Уверен?
— Еще бы! А говорят дважды в одну реку не войти… Если мне не изменяет память, это уже третий раз. Похоже, история на мне зациклилась. Либо здесь, в девяностых, есть незримая точка бифуркации…
— Чего точка? Бифуркации? — переспросил майор.
— Эх ты, а еще фантастикой увлекаешься, — снисходительно похлопал я Зябликова по плечу. — Матчасть учить надо! Бифуркация времени-пространства в научной фантастике — это разделение времени на несколько потоков, в каждом из которых происходят свои события, отличные друг от друга. В параллельном времени-пространстве одни и те же герои могут проживать разные жизни.
— Так, выходит, с тобой это сейчас и происходит? — без обиняков поинтересовался Степан.
— Очень похоже, — согласился я. — Только большую часть своей и первой, и второй жизни я не помню — обрывки какие-то… Слушай, а чего я вообще в твоей ментовке забыл?
— Так ты это, с корешем своим прямо перед нашим входом на мотороллере преевернулись. Да и еще и ужаленные не по-детски!
— Ха! Серьезно? Так я помню этот момент! Меня тогда твои архаровцы отхерачили… Но спасибо, что на тормозах все спустили и в институт не сообщили, а то накрылось бы мое поступление медным тазом. Вот оно, значит, куда меня занесло… — Тот, который тоже я, но «подселенец» хрен его знает, то ли из будущего, то ли из еще какой отдаленной задницы, слегка подзавис, и я почувствовал, что вновь перехватываю управление собственным телом.
— Э-э-э, Вадимыч, не спи! — Майор обеспокоенно заглянул мне в глаза и, видимо, что-то там увидел, что ему не понравилось. — Пойдем-ка со мной, хлопчик. — Он потянул меня за рукав. Мы вышли из туалета, поднялись по лесенке на второй этаж и вошли в его кабинет. — Ну-ка… — Зябликов быстро плеснул в стакан еще пойла из качельки, и почти насильно влил мне его в глотку.
— Гребаная тетя, как ты постарела! — Сморщившись, я выдохнул винные пары в лицо майора и осмотрелся. — Я че, пять вырубился — мы ведь только что с тобой в толчке были.
— Ты трезветь начал, — пояснил Зябликов, — и мальчишка опять наружу вылез.
Ну, это он явно обо мне.
— А ты, значит, меня подлечил, старый хрен? — ехидно прищурился я.
— Кто бы меня в старости упрекал, — хохотнул майор. — Тебе лет-то, уж всяко поболе моего!
— Уел, засранец, уел! — кивнул я головой, подтверждая его правоту.
— Я тебе вот что хотел сказать, Сергей Вадимович — вдруг твой пацанчик…
— Хех, да это я — только молодой…
— Да похрен, — отмахнулся мент, — вдруг ты, который молодой, после всего, что с ним приключилось, бухать напрочь завяжет?
— А, вот ты о чем? — уловил я направление мыслей Зябликова. — Ну, какая-никакая, а вероятность подобного исхода, несомненно присутствует, — согласился я.
— Тогда вот эта твоя «чудотворная личность» попросту перестанет существовать.
— Ну, да, — кивнул я. — Может оно и к лучшему, Филимоныч? Ведь я, со своей дырою в памяти, таких дел тут у вас наворотить смогу — хера разберетесь!
— Давай так, — предложил майор, — я за твоим носителем, ну, за тобой молодым, пригляжу… Чтобы чего… На всякий… А там, глядишь, тихой сапой и срастетесь со временем в одно целое…
— Насчет приглядеть — дело говоришь! — согласился я. — Насколько я себя молодого помню — покуролесил, по-дурости, изрядно. Пригляди, Филимоныч, в долгу не останусь.
— Та ты это, уже… — опешил майор. — Какой долг? Это я перед тобой всю жизнь в неоплатном долгу ходить буду! Я домой утром позвонил, а… — Его голос неожидан осип и на глаза навернулись слезы, которые он «промакнул», костяшкой кулака.
— С женой все в порядке? — Я добродушно улыбнулся.
Зябликов не ответил, а лишь молча и поспешно кивнул.
— Ну и здорово, что хоть кому-то сумел помочь за такой короткий срок!
— Вадимыч… — Майор облапил мою субтильную подростковую фигурку, повисая у меня на груди. — Я… я…
— А не спеши ты меня хоронить, Филимоныч! — Я отодвинул майора в сторонку, и в моих руках вновь появилась гитара, только на этот раз обычная аккустическая.
— А не спеши ты нас хоронить,
А у нас ещё здесь дела,
У нас дома детей мал мала,
Да и просто хотелось пожить.
А не спеши ты нам в спину стрелять,
А это никогда не поздно успеть,
А лучше дай нам дотанцевать,
А лучше дай нам песню допеть.
А не спеши закрыть нам глаза,
А мы и так любим все темноту,
А по щекам хлещет лоза,
Возбуждаясь на наготу.
А не спеши ты нас не любить,
А не считай победы по дням,
Если нам сегодня с тобой не прожить,
То кто же завтра полюбит тебя?
(https://www.youtube.com/watch?v=9Uiom8VfslI)
— Кто это? — размазывая сопли и слюни по лицу, спросил майор.
— Это «Чайф», старина! Бля, песня на все времена!
— Чайф? — удивился Зябликов, не прекращая всхлипывать. Да уж, накидались мы уже основательно! — А почему я эту песню раньше не слышал?
— Выходит, её время еще не пришло, — печально произнес я, откладывая гитару в сторонку. — Годика через три услышишь. — Я взглянул на опухшую от пьянки морду майора и произнес:
— Хороший ты мужик, Степа! А у тебя дети есть?
— Есть, — всхлипнул Зябликов, — двое: мальчик и… мальчик…
— Ну, бля, кино! — расхохотался я во весь голос. — Береги семью, Степа — и все у тебя будет заебись!
— Уважаю тя, Сережка! — произнес майор, боднув меня головой в плечо. — Настоящий ты мужик!
— Вот, что бывает, когда нажираются до поросячьего визга двое здоровых ушлепков! — продолжая хохотать, я обнял мента за плечи и поцеловал в лысую макушку. — Уважаю, сука! Будущая жизнь у тебя, конечно, будет не сахар, — выдал я прорицание, — девяностые, как-никак, на дворе! Но ты выдержишь! Выдержишь, и выживешь, Филимоныч! А я помогу! Держись за семью, не прогибайся под этот гребаный изменчивый мир… Че смотришь, ментяра? Наливай!