Откат к "заводским настройкам"

Глава 14

Закончив слезно лобызаться, мы выпили еще по одной, затем еще и еще. Вскоре мои мысли начали путаться — такая ударная доза спиртного оказалась мне не по карману. Хотя мой «сосед», видимо, чувствовал себя бодрячком. И непонятно, по каким причинам его не пронимало так, как вашего покорного слугу.

После очередного стакана, хер его знает, какого по счету, Зябликов спросил меня заплетающимся языком:

— Слу-шай Вад-д-димыч, а ты д-д-действительно там п-п-п-п-побывал?

— Там, это г-где, Степа? — не менее заплетающимся языком ответил я. — Огласит-т-те весссссь ссссписок пжалста!

— В ббубуубубудущем! — с трудом справившись с необычайно «сложным» словом, выдохнул майор. — Чего ты там про грядущую жопу г-г-говорил?

— Знач-ч-ч-чица так, Филиппыч, — произнес я, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся глаза, — бери листочек и записывай! Подробно запис-с-сывай! Ничего не упусти! — распоряжался я. — Я те ща как на духу все бубудущее откр… кро… ю…

Мент засуетился, выискивая чистый лист и ручку. Приготовив писчие принадлежности, он уставился на меня с видом прилежного студиоза, готового конспектировать каждое слово умудренного непреложной истиной профессора. То есть меня.

— Знач… так, Степа, — произнес я, — жопа в пока еще существующей стране советов начнется уже нынешней осенью! Понял?

— Понял… — Кивнул Зябликов, едва не свалившись со своего кресла.

— Блин, это ж опять двадцать пять! — задумчиво произнес я. — Именно с этой жопы я начинал строить свою империю в прошлый раз…

— Империю? Так ты, выходить, царь?

— Бери выше — император, — подбоченился я, — империя всеж, а не хер в стакане!

— А… понял… — буркнул Зябликов, уткнувшись в чистый лист. — Так чего там с жопой?

— С какой жопой? С моей? Если с моей — то все в поряде… Ты чего это, Зябликов? Ты на мою жопу глаз не клади! Я, блядь, не толерантная европейская сволочь, мигом глаз на жопу натяну…

— Да не, — отмахнулся от моего пьяного бреда майор, — я про жопу страны.

— А, извини братан, — гулко стукнув себя кулаком в грудь, произнес я, — тут же совдеп еще, у вас еще педрильные гамадрилы не в почете.

— А у вас чего, там, в будущем, совсем гакнулись? — подохренел майор. — Ты же о реальных пидорах сейчас толкуешь?

— Ну, да, — кивнул я. — Там, куда ни плюнь, так обязательно хоть в одного заднеприводного попадешь! Парады свои сучьи устраивают, в телеящике от них прохода нет…

— Ну, бля, а у нас на это дело статья имеется, — даже с какой-то гордостью произнес майор. — Сто двадцать первая УК РСФСР. До пяти лет!

— Недолго вам осталось, — фыркнул я. — Скоро эти пидорги заполонят всю планету, и бывший Союз в частности… Филиппыч, ты это, не сбивай меня! Записывай, давай! Значит: осень 1990 года — табачный кризис. С прилавков магазинов нахрен исчезнет все курево, а то, что можно будет найти — взлетит в цене в несколько раз! На табак введут талоны, но и по ним можно будет купить одну бурду, типа «вьетнамских палочек» Хо Ши Мина. Так что, закупайся, Степа, на год вперед…

— Помедленней пжалста, я зап… пи… сываю… Как не будет курева? — Заторможенные мозги майора, наконец-то осмыслили мое бесплатно пророчество. — А куда оно, нахрен, денется? У нас же этого табака в Союзе — хоть жопой его ешь!

— А не будет твоего союза скоро, да и не похрен ли тебе? Пиши дальше, писатель…

Как я не пытался держаться, ведь мой «сожитель» вещал менту о будущем, ожидающем всех нас в ближайшее время, но смысл его слов терялся. Мой мозг, одурманенный уже, наверное, бочкой алкоголя, отказывался напрочь воспринимать какую-либо информацию, а особенно её запоминать. Я и не заметил, как отрубился от происходящего. Дальнейшие действия я осмысливал лишь какими-то урывками, включаясь на несколько минут, а после вновь погружаясь в забытье. Реальность происходящего замешивалась с моими бредовыми снами в какой-то абсолютно нереальный коктейль, и отличить одно от другого не было никакой возможности. Я гонял по аду чертей, жарился на гигантской сковородке, набивал драгоценностями и пачками зеленых бумажек старый ментовской сейф, завалваал кабинет майора ящиками с элитной выпивкой и пил, пил, пил, практически не закусывая.

После звонка жены Зябликова, посетившей своего лечащего врача, и заявившей, что она если и не совсем здорова (это выясниться только после детального обследования, анализов и прочей сопутствующей хрени), то явно движется в нужном направлении, глобальная пьянка захлестнула весь ментовской отдел. На рогах ходили все: от ППСников, и до следователей-оперов — порадоваться за начальника хотелось всем. Не смотря ни на что, Зябликова в отделе искренне, если и не любили, то уважали все без исключения подчиненные. Мужиком, как выяснилось, он был отличным и надежным, суровым, носправедливым и за своих сотрудников всегда стоял горой. Так что мусарня гудела, к тому же на шару и с прямого попустительства начальства, что только держись.

В один прекрасный момент моего недолгого просветления, я услышал музыку, доносившуюся с первого этажа. Кто-то живо лабал на оставленном мною в обезьяннике музыкальном оборудовании и пел, таким знакомым голосом:

— Мы настигли ее

Через сто световых лет,

Опорожнили тюбиков не на один обед.

И не один парсек

Наломал бы дровосек,

Если б следовал за нами

Парсек за пять сек.

Мы набрали воды

В колодце черной дыры,

Теперь мы можем миллионы лет

Искать другие миры.

(https://www.youtube.com/watch?v=-BNyCIRkyS4)

— Ксицн, кто у тебя там… в камере… так лихо зажигает? — окликнул шатающегося рядового майор. Развернутая алкоголем до неимоверного состояния и без того широкая русская душа требовала песен.

— Это… тащ майор… с утра волосатиков каких-то приняли… за нарушение общественного пряддд… ка… — с трудом выдавил ППСник. — Песняка ночью давили в непппп…положенном месте…

— Пнятно… — резко кивнул майор и фуражка, чудом державшаяся на его лысой макушке, упала на пол.

— Да эт же, сука, Лагутенко из Мумий Троля! — обрадовано воскликнул я, видимо узнав звучащую мелодию. — Черная дыра! Во, бляха, не ожидал, что так встретимся….

— Ты их что, знаешь, Вадимыч? — спросил майор.

— Ну да. Очень известная, между прочим, группа, на весь бывший Союз и не только…

— А п-п-почему бывший, тащ… тащ…? — Встрял в наш разговор стоявший рядом рядовой Косицин.

— Отвали, Косицин! — оборвал его майор. — Если бывший, значит усе — фьють… — Майор изобразил что-то неопределенное, шевеля в воздухе пальцами руки. Видимо это и должно было обозначать это самое пресловутое «фьють». — Не нервируй меня! А если она известная, то почему я о ней не знаю? — обратился ко мне майор.

— Все по той же причине, Степа, — ответил я, — их время еще не пришло!

— А придет?

— Придет. Зуб даю!

— Так пойдем, послушаем? — предложил майор.

— А я о чем? Слушай, Филиппыч, а вас актовый зал есть?

— Актового зала нет, — мотнул головой пьяный мент, — но есть большой и хороший красный уголок. А зачем?

— Пойдем, увидишь, — потянул я его из кабинета.

Под звуки музыки мы вышли из кабинета, а внизу, за решеткой, продолжал наяривать Лагутенко:

— Но всевидящий глаз

Прокладывал курс за нас,

Мы держались его, думали, что он — ас.

Если б наш звездолет не отправился в полет,

Не услышали тогда бы,

Космос черный как поет!

Мы набрали воды

В колодце черной дыры,

Теперь мы можем миллионы лет,

Искать другие миры.

Красный уголок, находящийся, как и кабинет Зябликова на втором этаже отделения, заставленный рядами стульев, действительно оказался большим и светлым. Было даже небольшое возвышение, типа сцены, на которой стояла полированная ДСПшная кафедра для докладчиков. Недолго думая, я отодвинул кафедру в сторону и прищелкнул пальцами. Вся сцена, как по мановению волшебной палочки, оказалась заставлена музыкальной аппаратурой высшего класса: ударная установка, клавишники, гитары, усилитель и колонки.

— Где тут у тебя электричество подключить можно? — поинтересовался я.

— Вон там в углу электрощит, — показал Зябликов.

Хотя я и без него могу… Но чтобы не задавали глупых вопросов…

— Устроим концерт будущих звезд в твоем гадючнике, а, Филиппыч? Будет, что вспомнить в старости! Я тут пока с аппаратурой поколдую, а ты тащи сюда этих, пока еще недоделанных рок-звезд.

Майор вышел из красного уголка, а я подключил аппаратуру, вооружился гитарой и взял пару аккордов из композиции, тоже известной Владивостокской группы «Иван Панфилов», на данный момент даже еще и не существующей. Лет еще этак семь, если мне не изменяет память.

— Славный город, что на море

Далеко, но нашенский.

Порт — столица и в Приморье, центр всей коммерции.

Знаменит своей погодой, криминалом и главо-о-ой.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е, омывает этот город

Со всех его трех сторон.

— Охренеть, звучок! — произнес кто-то даже с придыханием от дверей красного уголка.

Я поднял голову и уставился на троих помятых и заросших спутанными космами парней, стоявших в дверном проеме. Выхватив глазами совсем еще молодого, худощавого, большеротого и лупоглазого Илью Лагутенко, я произнес:

— Поможете сыграть, пацаны?

Будущие звезды лишь слаженно кивнули и почти галопом кинулись к сцене, прилипнув взглядами к навороченной аппаратуре.

— Откуда такое богатство в занюханном отделе МВД? — произнес Лагутенко, проведя пальцами по клавишам синтезатора.

— Спонсоры, — пожал я плечами.

— Спонсоры? — ошалев от услышанного, в один голос воскликнули музыканты.

— Хотел бы я познакомиться с ними, — печально вздохнул Лагутенко. — Матчасть — ваще отпад!

— Че пялиться и зря сожалеть, — презрительно фыркнул я. — Давайте уже опробуем эту навороченную хрень! — Я взял еще пару аккордов, от которых завибрировало даже что-то у меня внутри.

— Блин, да легко! — воскликнул Лагутенко, примеряясь к гитаре.

Его парни быстро заняли места за клавишами и ударной установкой, тестируя новую технику на работоспособность. Зал потихоньку набивался поддатыми ментами. На первом ряду, заняв центровое место, восседал, сверкая потной лысиной Зябликов. Майор благосклонно поглядывал на задержанных горе-музыкантов, выдавливающих из инструментов пока только невнятные и несвязные звуки.

— Что играть будем? — спросил меня Илья, когда его команда немного освоилась с новыми инструментами. — Давай для начала… что ты там напевал, когда мы зашли? Звучало классно! — признался он. — Правда, не совсем в нашем стиле… Ты начинай, а мы попробуем подхватить.

— Тогда поехали! — кивнул я, подходя к микрофону. — Дорогие гости нашего, так сказать, стихийно образовавшегося концерта! — произнес я в микрофон. — Хочу представить вам очень талантливых местных ребят, у которых впереди, несомненно, большое будущее! Встречайте — группа «Мумий Троль»! Прошу любить и жаловать! Но начнем мы наш концерт не с их песни, а с песни посвященной вашему такому необычному морскому городу… Я тут всего лишь чуть больше суток, а уже успел встрескаться в него по самые уши!

Менты в зале радостно закричали, засвистели и заулюлюкали.

— Давайте, пацаны! — произнес я ребятам из «Мумий Троля» и провел пальцами по струнам гитары:

— Славный город, что на море

Далеко, но нашенский.

Порт — столица и в Приморье, центр всей коммерции.

Знаменит своей погодой, криминалом и главо-о-ой.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е, омывает этот город

Со всех его трех сторон.

В основном все населенье — моряки и рыбаки.

Остальные все крутые держат в бардачках стволы.

Едут в джипах по дорогам между выбоин и ям.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е, омывает этот город

Со всех его трех сторон.

А на лестничной площадке курят «химку» пацаны.

Понакурятся и «гонят» и мешают видеть сны.

Их отцы пьют дома водку и ругают матом же-о-он.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е, омывает этот город

Со всех его трех сторон.

Но заезжему туристу странной вещи не понять.

Здесь красивые девчонки, их всех хочется обнять.

Они правда знают себе цену, их так просто не возьмешь.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е, омывает этот город

Со всех его трех сторон.

И вдруг мне стало страшно что заражусь я СПИДом.

А при таком туризме бессмысленны обиды.

И будет не до смеха, когда такие шутки.

И скажут вот потеха он «сдох» от проститутки.

И только м-о-р-е воды,

И только м-о-р-е воды,

И только море омывать будет город,

Где прожил так мало лет.

(https://www.youtube.com/watch?v=rNJcppAGfhM)

Пацаны не подвели, где-то ко второму куплету они успели подстроиться под мой голос и ритм, и на полной импровизации выдали стоящую вещь. Сказать, что мы сорвали овации, так это не сказать ничего, если не брать во внимание, что все наши зрители — бухие в хлам мусора. Ну а скажите, а какой концерт обходиться без упитых в сиську фанатов? То-то и оно!

Когда хлопки и выкрики стихли, я задал на гитаре тему как раз из репертуара самой группы, которую вот-вот, глее-то в июле этого года они должны были записать. Ха, видеть их ошарашенные морды было еще тем удовольствием.

Но Лагутенко не подкачал и, сменив меня у микрофона, запел со свойственной только ему протяжной интонацией:

— Рождественских снежинок нет.

Такая вот погода здесь.

И кто-то жадно берет за ворот.

Куда идти? — Хоть в лисьи норы лезть.

С новым годом, крошка!

С новым годом! Хэй-е-е-е-ей!

Подожди немножко,

Будет веселей!

С новым годом, крошка!

С новым годом! Хэй-е-е-е-ей!

Подожди немножко,

Будет веселей!

(https://www.youtube.com/watch?v=tmR00Gb9UFI)

Когда отзвучали последние аккорды, Илья подошел ко мне и спросил шепотом, наклонившись к самому уху:

— Откуда ты знаешь? Эту композицию, кроме моих пацанов, да флотских сослуживцев, никто еще не слышал! Я её на службе написал…

— Так вышло, — пожал я плечами. Неожиданно мои расплавленные алкоголем мозги, на волне дичайшего веселья, посетила мысль, показавшаяся мне довольно забавной. А что если?.. Похулиганим? Похулиганим! Добавим перчинки в эту «пресную» реальность! — Поговорим об этом позже, — произнес я. — Вы пока сбацайте что-нибудь своё, а я тут накидаю… — И отошел в сторону.

Пока я искал ручку с бумажкой, чтобы накропать текст песни и основную мелодию, Илья вернулся к микрофону:

— Я голоса других планет

Услышал за столом в обед

Поглощая за столом

Два блюда из макарон

Затем в небе пролетел ТУ

И макарон застрял во рту

И я не подозревал,

Но голос внутренний сказал

Ты ожидай

В вечерний чай, в вечерний чай

Посетит тебя, посетит тебя

Сила потусторонняя!

(https://www.youtube.com/watch?v=at0QZa85alo)

Ну, прямо в тему песню выбрал! Сейчас-сейчас посетит тебя сила потусторонняя! Дождавшись, когда Илья закончит петь, я подошел к нему и протянул исписанную пьяными каракулями бумажку. Хоть я и старался, но алкогольный передоз сделал свое дело.

— Разобрать сможешь? — спросил я, хотя мог и не спрашивать. По мере чтения лицо молодого музыканта вытягивалось. Ну да, хоть он еще и не ведал, что напишет эту, известнейшую свою песню, даже удостоенную запечатления на двухтысячной купюре, но он однозначно что-то почувствовал.

— Что это? — прошептал он в волнении.

— Можешь считать это приветом из будущего, — туманно произнес я и подмигнул парню. — Харе балдеть, надо всколыхнуть эту аморфную массу! — Я вновь впрягся в гитару, и брякнул по струнам. — Пацанам покажи — и к микрофону! — распорядился я, а опешивший Лагутенко беспрекословно мне подчинился. Пока он шушукался с пацанами, я потихоньку наигрывал известный мотив. Наконец Илья вышел к микрофону, а парни постепенно встраивались в мелодию. — Давай, Ильюха! Жги! — крикнул я.

И Лагутенко запел:

— С гранатою в кармане, с чекою в руке,

Мне чайки здесь запели на знакомом языке.

Я подходил спокойно — не прятался, не вор,

Колесами печально в небо смотрит круизер.

Когда туман растаял и проныла луна,

Со смены не вернулась молодая жена,

Вода отравится, погаснет свет, утихнет звук.

К тебе я больше не вернусь — такой теперь я друг.

Уходим, уходим, уходим,

Наступят времена почище,

Бьется родная, в экстазе пылая,

Владивосток две тыщи.

В объятиях полупьяных женщин гибли моряки,

Тельняшки рвали и кололи прямо на груди.

Но сердце остановится, не будет слышен стук.

Ты свой последний танец танцевал уже без рук.

Быть может, откопают через тысячу лет

В фантиках жвачки и осколках монет,

Где вылизан весь берег, не дошел до волны,

Где рельсы вылезали из кармана страны.

Уходим, уходим, уходим,

Наступят времена почище,

Бьется родная, в экстазе пылая,

Владивосток две тыщи.

Уходим, уходим, уходим,

Наступят времена почище,

Бьется родная, в экстазе пылая,

Владивосток две тыщи.

Уходим, уходим, уходим,

Наступят времена почище,

Бьется родная, в экстазе пылая,

Владивосток две тыщи.

Уходим, уходим.

Уходим, уходим, уходим.

(https://www.youtube.com/watch?v=nj5nuYYrZvg)