Отклонение от нормы, или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные (книга первая)

Домашние заботы

Утром меня разбудила мама. Она присела ко мне на кровать и положила ладонь на мой лоб.

— Холодный. Значит, воспаления нет, жить будешь. Нам с папой надо съездить по магазинам, мы и Юрку с собой заберём, чтоб не докучал тебе.

— Да он и не докучает.

— С каких это пор? — удивилась мама, — вечно из вашей комнаты вопли раздаются, вчера только тихо было.

— Ну, так дело — то житейское, развлекаемся, как можем.

— Развлекаются они. Всё вверх дном.

Я счастливо засмеялся.

Мама улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в щёку. От неё пахло… Мамой. Я совершенно по-детски обрадовался и постарался не отпускать её, обняв.

— Тебе уже лучше? — с улыбкой спросила мама, высвобождаясь из моих объятий.

— Да, я прекрасно выспался.

— А по физии не скажешь. Совсем фиолетовая. Учебный год только начался, а ты уже на «больничном». Да и куда тебя отпускать? Народ пугать? Встать то сможешь? не упадёшь? Участковый врач обещала подойти. Встретишь, да, и голым не ходи.

Я недоумённо посмотрел на маму.

— Ну как вчера, в трусах, майке. Что, надеть больше нечего? Вон полный шкаф всяких шорт.

— Розовых? — дёрнуло меня за язык.

— Папа купил тебе. Мог бы и порадовать отца, дома походить, на руках у него посидеть, а то смотрите друг на друга волком.

— Мам, а почему, не знаешь?

— Вам лучше знать, ну всё, побежала, а то мои мужчины сейчас меня съедят.

— Подожди, мам, ты телефон Толика не знаешь?

— Какого Толика?

— Моего друга. Он же заходил к нам?

— Разве что без меня. Ну, всё, мне некогда.

Хлопнула дверь, и я остался один. Надо вставать, мочевой пузырь зовёт в туалет. Странное ощущение, кстати, у мальчика была бы эрекция, а тут — никакой тяжести внизу живота.

Поднявшись, я закрыл глаза и попробовал попасть указательным пальцем в нос. Попал в глаз. Вот чёрт! Ну ладно, переживём, побежали на процедуры.

Сев на унитаз, задумчиво глядел на струйку, извергающуюся из моего организма, и думал о преимуществах мужского и женского тела. Вот женский тип. Я в нём уже почти сутки. Внизу живота ничего не мешает и не чешется. Всю ночь проспал в трусиках и не почувствовал неудобства. С другой стороны, в чистом поле в мороз я предпочёл бы мужской орган — ничего не отморозишь и очень удобно. Ещё половое созревание. Да, мальчики иногда переносят его очень тяжело, когда тело начинает расти взрывом, кости и мышцы обгоняют друг друга, кажется, что всё болит и кожа лопается и суставы болят Потом наступают поллюции. Сначала немного пугают, но ощущения-то очень приятные — секс во сне. А девочки? Поживём — увидим.

И что? У меня есть выбор? Ребёнком что ли стал, под воздействием химии нового тела. Кстати, а как дело с памятью? Она же (память) хранится где-то в подкорке, значит, затаилась где-то здесь. И почему я помню свою прежнюю жизнь?

Так не должно быть, сознание, по моему пониманию — это электрическое поле, вырабатываемое головным мозгом, то есть и принадлежит мозгу. И если перенести сознание, то идентификация своего «Я» останется, а память будет другой, которая накопилась в этом мозге. Хороший пример — рождение нового человека: отрывки памяти новорожденного никто не принимает за чистую монету, считают их за детскую фантазию. Однако ребёнок видит сны, чему-то радуется, чего-то боится, плачет не только от голода и холода, радуется чему-то.

Я помню из детства такие картины, которых не мог видеть в действительности, сон у меня сливался с явью, недаром говорят, что сон-это тоже жизнь, только в другом измерении.

Так я в другом измерении и всё это мне снится? Я вернусь? Куда? В другое тело? Какой смысл? Я и так в другом теле…

А если? Волосы стали жёсткими, представив, как я очухиваюсь в гробу. Надо было сказать, чтобы сожгли! Хотя, какое завещание в такие молодые годы!

Досидев положенное время, я смыл воду в унитазе и пошёл в ванную.

Ура, сегодня горячая вода! Тщательно вымывшись, осмотрел зубные щётки. Три сырые, вот эта розовая — моя. Интересно.

Из зеркала на меня смотрела страшная харя, с фиолетовыми кругами вокруг глаз, синим носом и распухшими губами.

Показав ей язык, я почистил зубы и отправился на поиски одежды. В нашей с братом комнате я видел шкаф и, открыв его, был не разочарован. Одежды было не много, а очень много, меня, по — видимому, баловали. Были здесь и платьишки, юбки и кофточки, которые даже мне понравились, висел здесь и школьный костюм, вычищенный и выглаженный. И когда только успела? Ох уж эти мамы.

Стопкой лежали разноцветные джинсы, отдельно — шортики, тоже разных цветов, футболки, просто майки, рубашки поло, на плечиках висели другие рубашки, тщательно выглаженные.

Первым делом я переодел трусики-танго с маечкой, потом выбрал короткие трикотажные чёрные шортики (интересно, какой размер?).

Выйдя в большую комнату, где ночевали наши родители, я, наконец, увидел большой ЖК телевизор, хотел его включить, но передумал — сильно захотелось есть.

На кухне я порылся в холодильнике, нашёл какой-то суп. Подумав, поискал овощи. Есть картошка, капуста, свекла, морковь. Сварить борщ? Скучно бездельничать, но сначала что-то надо съесть! Найдя в холодильнике кусок колбасы, сделал бутерброд и кинул его заурчавшему желудку. Давно у меня не было такого аппетита!

Мясо я обнаружил в морозилке, поставил его размораживаться в «микроволновке», стал мыть и чистить овощи.

Руки уже хорошо слушались меня, большой опыт готовки позволял всё делать автоматически, позволяя подумать о будущем.

Ну, выпишут меня, что делать? я даже не знаю, где находится школа. Попросить маму отвести меня туда за ручку и представить классу? Точно в больницу отправит. То же и с папой. Хоть бы Толик пришёл, а то что-то странное, говорит, что мой лучший друг, а здесь его никто не знает.

Есть ещё выход: отпросить у мамы брата, и он всё покажет и расскажет. Вспомнив Юрика, я не мог не улыбнуться. Надо же, брат. Хороший, внимательный, чуткий.

Я ещё не знал, какой он чуткий.

Всё, мясо в самой большой кастрюле, порезанные морковь и свекла тушатся на сковородке, нашёл и зелень и даже паприку, томат-пасту. А фасолька есть? Есть. Но сухая, а не консервированная, готовая к употреблению. Сбегать в магазин? Во! Вжился в роль. Где деньги, какие деньги, какой магазин?

Тут прозвенел звонок, и я пошёл открывать.

С трудом разобравшись с замками, я открыл дверь и уставился на девочку, стоящую за порогом.

— Ничего себе! — не удержалась она от восклицания. — Вот негодяй! Вот я расскажу Антонине Павловне!

Я стоял и не спешил пропускать гостью в квартиру.

— Меня Антонина Павловна послала узнать, почему ты в школу не пришёл, теперь мне всё понятно. А у тебя кто-то дома есть? А что это там пахнет?

Я молча развернулся и побежал на кухню. Мясо закипело, и я шумовкой стал снимать пенку.

Следом зашла девочка.

— Ты что, сама умеешь готовить? — шёпотом спросила она, когда я, оставив в покое мясо, начал деревянной лопаткой помешивать овощи в сковородке.

Я бросил на неё злой взгляд, и она смутилась.

— Ой, извини…

— Ладно, понял я уже, что все в классе меня считают девочкой.

— И вовсе не все. Сейчас ты как никогда похожа на мальчика, с такими-то синяками, а девочкой, между прочим, если хочешь знать, зовут Зверева.

— Ну, Толика. Толя-Оля, Сашина подружка. Его бы переодеть.

— Ты что, пришла сюда, поиздеваться над больным человеком?! — вскипел я. — Вот иди и скажи в школе, что Сашка сошёл с ума от побоев, торчит на кухне и варит борщ!

— Ой! Ты, правда борщ варишь? А попробовать можно?

— Ему вариться ещё часа полтора.

— А я подожду и посмотрю, как ты это делаешь. Может, научусь, — мечтательно сказала незваная гостья.

— Кстати, а почему тебя отправили ко мне, а не позвонили маме, или мама, наверняка сообщила в школу обо мне. И где Толик?

— Толик боится твоих родителей, твоя мама действительно сообщила в школу, а я вызвалась проведать больную. Звонок звонком, но увидеть такое в натуре!

— Извини, конечно, но после травмы у меня потерялась память и не помню, как тебя зовут.

Девочка внимательно посмотрела на меня:

— Ты так прикалываешься, да? Мы с тобой с первого класса учимся. Я Ленка Зудина, помнишь?

Я развёл руками:

— Леночка, сейчас придёт врач меня смотреть, последишь тут? — немая сцена.

— Да тут ничего сложного нет, помешивай иногда овощи, чтоб не пригорели, огонь я убавил.

Лена, наконец, закрыла рот и произнесла:

— Овощи мешать, конечно, круто, но «Леночка!» Ленка я!

Неловкую паузу разбил звонок во входную дверь.

— О! Это ко мне. Ну, ты посмотришь за плитой, или осмотр будем проводить на кухне?

— Да ладно, иди, лечись. Посмотрю я за твоим борщом.

Открываю дверь, вижу молодую девушку.

— Я ваш участковый врач из детской поликлиники, ты Саша Денисова? Мне сказали, что у тебя травма, нужно тебя осмотреть.

— Да, я вас жду.

— Тебя так разукрасили, что я тебя и не узнала. Кто это тебя?

Я махнул рукой:

— Это наши детские разборки.

— Ничего себе, детские, как ты себя чувствуешь то?

— Сносно, — ответил я, провожая врача в большую комнату и устраиваясь на диване так, чтобы видеть дверь на кухню, — майку снимать?

— Снимай… — в этот момент на кухне что-то упало и загремело, я опрометью кинулся туда.

К счастью, ничего страшного не произошло, это Ленка уронила горячую крышку от сковородки и теперь дула на обожжённую руку.

— У тебя посуда горячая! — гневно сказала она мне.

— А тряпочку взять не судьба? — я взял полотенце и подобрал с пола крышку. — Теперь мыть надо.

Бросив крышку в мойку, я помешал овощи на сковородке и, засыпав в кастрюлю, нарезанную ранее капусту и почищенную цельную картошку, добавил огонь и вернулся к врачу.

Осмотрев меня, врач удивилась:

— С таким сотрясением люди лежать должны.

— Скучно очень. Вчера належался. Чуть не завыл.

— А что это там, на кухне?

— Девочка пришла, одноклассница, помогает мне борщ варить.

— Борщ? Вы варите борщ?

— А что здесь странного?

— Дети сами варят борщ!

— Мы уже не дети.

— Я вижу.

Проводив врача, вернулся на кухню.

— Ну, что тут у нас?

— Сама вари свой борщ, я пошла.

— Ты же хотела…

— Уже не хочу.

Ленка собралась и ушла, не попрощавшись. Я опять остался один.

Доварив борщ, сел за стол дегустировать. Ничего так получилось, даже майонез нашёлся.

Через некоторое время, когда я уже допивал чай, вернулись мои новые родственники.

— Чем-то так приятно пахнет! — принюхалась мама.

— Да, мы здорово проголодались, — сказал папа, занося кучу пакетов с покупками.

— Как волки! — подтвердил Юрик.

— Тогда проходите на кухню и кушайте.

— А что кушать? — поинтересовался Юрик.

— Борщ! — наперёд зная их реакцию, гордо сказал я.

— Кто нам сварил борщ? — удивилась мама.

— Сначала попробуйте, потом расскажу. Если понравится.

— А ты?

— Я уже поел и чай попил.

— Без нас? — Юрик.

— Тебя не тошнило? — мама.

— Отвечаю: голова не кружится, врач был, аппетит отменный, приходила Ленка из школы проведать.

— Ладно, иди, отдыхай.

Я решил посмотреть, что же там со школой и пошёл искать свой рюкзак.

Нашёл его в прихожей, куда его бросил тот мальчик без верхнего зуба.

Устроившись за своим столом, открыл рюкзак и достал учебники.

Внимательно их осмотрел. Ничего похожего на наши нормальные учебники 60-70-х годов.

Физика, математика, русский язык. Достал дневник. Да, ремень по мне плачет. Только начался учебный год, а уже двойки. Причём по английскому, по литературе.

Я начал листать учебники, с трудом вспоминая школьный курс.

Увлёкся так, что не заметил, как сзади подошла мама. Она положила руки мне на плечи, и я задохнулся от нежности, прижавшись щекой к её руке. Кажется, я влюбился в собственную маму.

— Мозги не закипят?

— По сравнению с тем, что было вчера, я совсем здоров, хочу разобраться с учёбой.

— Давно пора. Ты же обещал, не помнишь?

— Ничего я не помню. Когда меня выпишут?

— А что сказала Аня?

— Сказала зайти в поликлинику в понедельник.

— Вот и узнаешь. Что-то ты про компьютер забыл, даже не включил.

— Включу, когда потребуется.

— Ты меня пугаешь.

— Я сам себя боюсь. Мам, не уходи, я подумал, почему я такой хилый? Мне надо чем-то заниматься, повесить турник, купить гантельки. Мы бы с Юриком занимались…

Мама потрогала мой лоб:

— Кажется, я твоим обидчикам должна сказать спасибо.

— Я им сам скажу, когда поправлюсь.

— Не надоело ещё?

— Назвался груздем. Так что с тренажёрами?

— Поговори с папой. Да, чуть не забыла. Борщ был замечательный. Как ты это сделал? Ты же с презрением относился к готовке, считал это женским делом.

— Я притворялся. Самое сложное дело — почистить овощи. Я хотел сделать тебе приятно.

— Мне очень приятно, поцеловала она меня, сегодня мне не придётся торчать у плиты.

— Ты не помнишь, где мой телефон?

— Я нашла его в пиджаке, хорошо, что ты его не постирал, сейчас принесу.

Не успела выйти мама, зашёл Юрка:

— Спасибо, Саша, мне очень понравилось, я сразу понял, что это ты сварил, а папа две тарелки съел!

— Две тарелки? Такой голодный был?

— Да.

— А борщ не стал?

— Что ты смеёшься надо мной! Две тарелки борща! — рассердился брат.

— Ладно, не пыхти. Что-то хочешь?

— Если тебе не нужен компьютер, можно я поиграю?

— Играй…

Юрик залез под стол, включил компьютер и пристроился рядом со мной. Маленько посопел и залез мне под руку.

— Я соскучился.

— Я тоже.

Пришла мама и положила на стол розовый мобильник.

— Какая у вас тут идиллия.

— Просто мне нельзя беситься, — сказал я.

— Да, для меня это будут самые счастливые дни.

Юрик заулыбался и крепче прижался ко мне. Я дёрнулся:

— Ты же хотел играть.

— Я не хотел сделать тебе больно, — отодвинулся Юра.

— Ну ладно, играйте, пойду, разберу покупки, — мама ушла, а я попытался включить телефон.

— Юр, где наша зарядка, — Юрка уже нашёл какую — то игру и бодро гонял кого — то по минному полю.

— Поищи в столе.

Выдвинул ящик стола. Мама дорогая. Какой — то клубок проводов, сцепившиеся зарядники, всевозможные флешки и прочая ерунда.

Кое-как разобрав этот клубок, ворча себе под нос непечатные слова (ишь, как уши навострил).

Я всё-же победил телефон, и, оставив его заряжаться, принялся наводить порядок в столе.

Юрка сделал вид весьма увлечённого игрока, усердно стараясь не смотреть в мою сторону.

— И кто здесь навёл такой бардак? — спросил я в пространство. В ответ молчание. Я не стал выяснять, не исключено, что я сам так себя вёл.

Наведя относительный порядок, я, наконец, открыл в телефоне список абонентов.

Списка не было. Только номера. Не было даже номера мамы и домашнего. Он что, всё помнил наизусть?

Что — то мне это напоминает. Снова открыв дневник, я пробежался по отметкам. По математике — пять!

Это я влип! Лучше бы он был круглым двоечником…

Настроение несколько испортилось. «Папа у Васи силён в математике, учится папа за Васю весь год!» Катастрофа. Что я помню из математики? Мало, надо учить и учить. Читаю в дневнике задания с начала года. Немного. Пока болею, можно осилить, но нужен Толик. Допросив его с пристрастием, можно многое узнать.

— Юрик. Ты знаешь кого — ни будь из моих друзей? — Юрик кивнул, не отрываясь от игры.

— А где они живут?

— Ну, Саша.

— Ты же видишь, мне нельзя выходить. — Слукавил я, — а скоро в школу, надо подготовиться.

Юрка даже играть перестал и уставился на меня:

— Здорово ты головой треснулся.

— А что, смотри, у меня одни пятёрки, — показал я дневник. Юрик хихикнул:

— Ты думаешь, я маленький, читать не умею?

— Тем более.

Юрик задумчиво поковырял в носу.

— Меня мама не отпустит. А кто тебе нужен? Позвонить нельзя?

— Да тут одни номера, — смущённо пробормотал я, краснея.

Юрик долго задумчиво смотрел на меня.

— Сашка, это правда? Ты всё забыл? — я кивнул. — Всё — всё? — я снова кивнул. — И меня? — я подтвердил.

Юрка вдруг часто — часто заморгал и заплакал.

— Юр, ты чего?

— Ты не мой брат, да? — я оторопел:

— Может, сестра? — осторожно спросил я.

Юрка заревел в голос и, конечно, на плач пришла мама.

— Что тут у вас? Поссорились? — Юрик замотал головой так, что слёзы брызгами полетели во все стороны.

— Просто у меня ретроградная амнезия, а Юрика это пугает.

— Ретроградная амнезия? Откуда ты такие слова знаешь?

— Ну…. наверно, из кино.

— Почему ты не сказал врачу?

— Думал, всё пройдёт. Мама, скажи Юрке, чтобы перестал плакать, он разрывает мне сердце. Я не забыл его, я очень вас люблю! Я забыл номера телефонов своих друзей.

— У тебя есть друзья?

— А у кого их нет? Юрик тоже подтверждает. — Юрик всхлипнул и размазал слёзы по щекам:

— Толька каждый вечер сидит вон за теми кустами, думает, не видно.

— Зачем он там сидит, а не зайдёт? — удивилась мама.

— Ну, мама, — протянул Юрик, — он боится вас.

— Почему?

Братик пожал плечиками.

— Заходил он к нам, — встрял я, — привёл меня тогда, ему помог этот, без зуба.

— А, это Тёма, — сказал Юрка, успокаиваясь, — мама, можно, я пойду на улицу, найдём там Тольку и приведём его Саше, если уж он так ему нужен.

— Он мне нужен кое-что вспомнить.

— Иди, погуляй, только ненадолго, и умойся! — вдогонку крикнула мама, затем повернулась ко мне.

— Давай, рассказывай.

— Юрик преувеличивает.

— Что он преувеличивает?

Я молчал, глядя в окно. Невдалеке действительно росли кусты и в них что-то шевелилось.

— Что молчишь?

— Пожалуйста, мама, позволь не отвечать! — взмолился я. — Постепенно всё вернётся.

— А если нет?

— Ты же не выгонишь меня?

— Какие глупости ты говоришь! — рассердилась мама, — тем более таким ты мне больше нравишься. — Интересно только, что ты не забыл, что ты — мальчик.

— Кхм. Но я действительно мальчик, сознание ведь находится в голове, а не в штанах, тем более что базовые инстинкты всё равно сохраняются… — я замолк, чувствуя, что всё более прокалываюсь.

— Я, кажется, теперь понимаю, чего испугался Юрик. — медленно произнесла мама. — Если ты забыл, то твой брат — сенсор, он чувствует людей.

— Не надо его втягивать в эти дела, он очень хороший мальчик и очень ранимый. Вчера он признался мне в любви. Мама, пожалуйста! Ничего плохого не произойдёт, я клятвенно обещаю! — я упал на колени и склонился перед мамой.

Мама задумчиво поворошила мои волосы:

— Что с тобой происходит? Взрослеешь, что — ли. Стричься будешь?

— У меня там шишка, — невнятно пробухтел я, зарываясь лицом в мамину юбку.

— Ты лжец, подлиза и подхалим. И за что я тебя люблю?

— У нас взаимная любовь.

Мама рассмеялась.

— Какой ты, всё — таки! Ну, всё, пусти, не буду я тебя пытать, когда-нибудь ты всё расскажешь сам.

— Всенепременно! — воспрянул я духом.

Пока мы разбирались с мамой, мой братец притащил всё-таки Толика. Тот был в серой футболке, и каких — то бесформенных трикотажных шортах.

— Юрка сказал, я тебе нужен, — сказал Толик угрюмо, но, к своему удивлению, в его глазах я заметил радость.

— Ты куда пропал? Мне нужна помощь по школе, по урокам, телефон твой я забыл, — я протянул ему мобильник, запиши себя.

Пока Толик забивал свои данные, я исподтишка разглядывал его. Довольно симпатичный, даже красивый мальчишка со светлыми растрёпанными волосами и синими глазами, но жутко замурзанный.

— Пойдём, помоешься, потом поговорим.

Я провёл его в ванную, ещё раз критически осмотрел Толика с ног до головы. Во мне снова проснулся дед.

— Давай я тебя помою, бельё постираем в машинке, а пока переоденешься в моё.

Толик отшатнулся: — Нет! — вскрикнул он.

— Ну, нет, так нет. Ладно, умывайся, я пока тебе борща налью.

— Нет!

— Вот тут ты не угадал, борщ я варил сам, и, если ты его не попробуешь, сильно меня обидишь.

Толик распахнул на меня свои синие глазищи с длиннющими ресницами:

— Сам варил?

— Да что вы все удивляетесь? — возмутился я, — неужели я произвожу впечатление такого тупого?

— Нет, что ты! Просто раньше ты никогда… а я тоже всё сам готовлю. Если есть что.

— Толик, неужели я был такой скотина, что не поинтересовался, как ты живёшь?

— Не говори так! Ты самый лучший! Интересовался ты, только я не говорил, и сейчас не скажу, а теперь выйди, помоюсь.

— Ты меня стесняешься!? — Толик густо покраснел:

— Просто места мало.

Я, молча, вышел на кухню, где мама уже разогревала борщ в «микроволновке».

Я заглянул в родительскую комнату и увидел там отца, отгородившегося газетой.

«Газета!» — воскликнул я мысленно «Из неё же можно много почерпнуть! Что за город, какой год, да и новости.»

— Что, Сашка, что-то хочешь спросить? — заметил меня отец.

— Да, — сказал я правду. — Какой сегодня год и в каком городе мы живём.

— Балда! — обиделся отец и снова уткнулся в газету.

— Мама, а что вы дома сидите в такой чудесный день?

— Мы хотели с папой погулять, да ты болеешь. Ты, кстати, выпил таблетки, что мы купили?

— Нет.

— Всё ясно. Ретроградная амнезия.

Я покаянно опустил голову.

— У кого там амнезия? Если у Сашки, то я начинаю прыгать от радости.

— Начинай, — буркнул я, глотая пилюли.

— Ну, ты и язва, Саша, — прошептала мама.

— Но это правда!

— Лучше вам молчать обоим, не поругаетесь.

Отец хмыкнул, я промолчал, жестом застёгивая рот на замок.

— Смотрю, наш больной не так и больной, пойдём, папа, погуляем, заодно посмотрим, где наш пострелёнок.

— Пойдём, — поднялся отец, — с нашей милой доченькой если не амнезию, то мигрень точно заработаешь.

Я замычал и замахал руками.

— Не кричи на отца, сам знаю, что был неправ… на этот раз.

Мне опять пришла в голову мысль о какой-то тайне, кошкой пробежавшей между нами.

Между тем родители покинули квартиру, произнеся перед уходом целую лекцию о правах и обязанностях подростка, и Толик выбрался из ванной с всклокоченной головой.

— Я помылся под душем, — доложил он.

— Давай я тебя всё-таки переодену, — попросил я, — а то сам чистый, а одежда грязная. Знаешь, сколько завалов одежды я обнаружил, не успею её износить, вырасту.

Толик сдался. Мы прошли в мою комнату, и я открыл шкаф:

— Переодевайся. Трусики тоже. А свои вещи тащи в ванную, постираю.

Толик вытаращился:

— Ты постираешь?

— А что такого, у нас машинка-автомат, забросил, кнопку нажал и всё, давай скорее, а то опять всё остынет.

Вернувшись на кухню, я вытащил из микроволновки Тольки-ну тарелку и налил себе. Включив печку, оглянулся и поперхнулся, увидев Толика, не в силах прокашляться, я только мог показывать на Толика пальцем.

— А что, — оглядывая себя, сказал Толик, — ты это всё равно носить не будешь, а мне нравится.

Я, наконец, справился с кашлем и захохотал: Толик надел ненавистные мною розовые шортики и футболку, даже раскопал где-то розовые носочки с белыми полосками.

— Чё ржёшь? — надулся Толик, — иди лучше стирай мои вещи.

Вздрагивая от смеха, я завёл машинку и вернулся к гостю, вспоминая Ленку Бузину.

Толик уничтожил тарелку борща со скоростью звука и не отказался от добавки, а я разглядывал своего друга. Не удержавшись, я снова фыркнул, и борщ разлетелся по столу.

— Поросёнок, — буркнул Толик.

— А ты красивый мальчик, — сказал я, убирая посуду. — Ты знаешь об этом?

— Знаю, — нагло заявил Толик, вставая.

— Погоди, ещё чай будем…

Потом мы пошли учить уроки и просидели, пока не вернулись родители.

Как раз к этому времени начал закрепляться школьный материал, да и про школу я узнал достаточно.

— Ой! — сказал Толик, а мы мою одежду не просушили!

— Да ладно, завтра заберёшь.

Глаза у Толика засияли:

— Правда, можно?

— Нужно. Обязательно приходи, — мы вышли из комнаты.

— О! — у отца брови полезли вверх. — Что это за розовое явление?

— Это Толик! — давясь от смеха, сказал я.

— Толик, ты знаешь, что в этом наряде ты похож на девочку? Тебя Сашка нарядила?

— Нет, это я сам. Если Саша хочет быть мальчиком, то я буду девочкой!

— Сильно сказано, а ты чего хохочешь, бестолочь? Это, между прочим, прямой упрёк тебе!

Я подавился смехом. Мне это не приходило в голову. Удивлённо посмотрел на Толика новым взглядом.

— Толька… — я быстро шагнул к Юрке и зажал ему рот.

— Правду не задушишь, — сказал папа, — отпусти ребёнка.

Я отпустил красного Юрика и спросил:

— Можно мы с Толиком завтра погуляем? А то, пока болею, холода начнутся.

— Тебе дать пистолет? — спросила мама.

— А что, есть? — спросил я с надеждой.

— Я пошутила.

Проводив Толика, я развесил его бельишко на балконе и посмотрел вниз.

Толик не ушёл. Он стоял внизу и терпеливо ждал, когда я помашу ему рукой на прощание.

После чего вприпрыжку побежал домой — стройненький, красивый в своём розовом костюмчике.

И весь как на пружинках.

Я вернулся на кухню, где застал маму и сказал:

— Мы с Толиком поели, позанимались. Ты придёшь ко мне перед сном?

Мама широко улыбнулась (у меня перехватило дыхание):

— Какой ты ещё совсем ребёнок!

— А может, наоборот? — хитро прищурился я.

— Признаюсь, я совершенно не знаю своего ребёнка.

— Ты даже не представляешь, насколько, — проворчал отец, входя. И снова, будто холодком повеяло.

Юрка опять играл на компьютере.

Я сел рядом.

— Хочешь поиграть?

— Нет. Я тебя сильно напугал?

— Я представил, что Саша умер, а вместо него пришёл кто-то другой, чужой.

У меня перехватило дыхание и сжалось сердце. Если скажу правду, навсегда потеряю брата. А я уже успел привязаться к нему и к маме. А с папой мы всё выясним и будем лучшими друзьями.

Как прежде.

— А какой я тебе больше нравлюсь? Прежний или нынешний?

Юра задумчиво посмотрел на меня и огорошил:

— Ты мне нравишься настоящим.

— А ты часто спишь вместе со мной? — ушёл я от скользкой темы. Юра помотал головой:

— Только когда тебе плохо.

— Это часто бывает?

— Всегда! — и засмеялся, падая мне на руки. Я поцеловал его и спросил:

— А сегодня придёшь?

— Да, — сказал, обвисая у меня на руках, маленький злодей.

— Так мне сегодня не худо.

— Худо… Только ты об этом ещё не знаешь! — и звонко рассмеялся.

— Как у вас тут весело! — сказала мама, входя к нам.

— Мама, тебе ничего не надо помочь на кухне, а то мы готовы!

Юрка сразу заскучал.

— Нет, спасибо, завтра воскресенье, мы пойдём в ресторан.

— Ура! — закричал Юрка.

— А я — в парк с Толиком.

— Твой Толик какой-то странный.

— Он не странный. Он влюблённый, — коварным голосом констатировал Юрка.

— В кого?

— В нашу Сашу, конечно. Он у нас под окном все кусты вытоптал.

— Сашка! Это правда!?

— Откуда мне знать!? Он мне не признавался, — пожал я плечами, розовея.

— Зато сегодня он заявил это всем нам открытым текстом, — задумчиво сказала мама.

— Какие вы, женщины, деревянные! — вступил в разговор папа, вам обязательно надо преподнести обручальное кольцо и встать на колени!

— Как будто я смогу полюбить мальчика! — жутко краснея, воскликнул я.

— Да куда ты денешься, природа возьмёт своё! Тем более Толик сам готов ради тебя обернуться красной девицей.

— Розовой, — буркнул я.

— Ну, розовой.

— Да ну вас! Пойду, помоюсь да спать лягу лучше, чем слушать, как меня женят.

В соседней комнате что-то забулькало. Папа смеялся?

Ночью ко мне в постель снова забрался Юрка.

Разговор с отцом. Детские войны.

Проснулся я довольно поздно. Детское тело хотело отдыха, с трудом я согнал его с кровати и оно, ворча, отправилось по утренним делам.

Осмотрел своё лицо в зеркале. Синяки начали желтеть, опухоли — спадать.

— Надеюсь, никого не напугаю до обморока, — проворчал я. Открыл рот, пересчитал зубы. Штук тридцать, и все целые. Запаха не будет.

Тут я разозлился. Я что, на свидание с Толиком иду? Просто погулять со школьным другом по парку.

Надоели эти подколки. Надо купить себе тестостерон да поколоть куда-нибудь, может, вырастет то, что надо.

А что, где-то в Южной Америке даже такой термин есть: «мальчик после 12», в смысле, до 12 лет девочка, а после — мальчик! Это было бы здорово! Хотя мне уже 12… Ну после 13-ти. А деньги где взять?

Пойти поторговать своим телом, так и оно не моё.

Ну ладно, пусть ничего не вырастет, зато можно остальное тело запустить по мужскому типу: усы, борода.

Как они мне надоели в своё время!

Какое счастье сейчас! Как я люблю своё гладкое молодое тело.

И как ненавижу эти торчащие кости!

Надо что-то делать. Я начал разминочный комплекс и тут зазвонил где-то в комнатах телефон.

— На! — сделал я выпад ладонью.

— На! — обозначил я удар ногой с поворотом направо и добивающим обратным движением ребром ладони.

Вчера ночью Юрик мне шепнул, чтобы я был осторожнее. Я поверил ему, когда-то я занимался самбо, надо вспомнить хоть что-то.

Телефон не умолкал, я побегал по квартире и нашёл свой розовый у себя на столе.

— Да! — крикнул я.

— Что орёшь, не проснулся ещё? — спросил Толик, — я тебя на лавочке подожду.

— Хорошо, жди.

Я кинулся к шкафу и начал перебирать одежду.

Выбрал красные плавки на случай купания или загорания, синие джинсы и холщовую рубашку, белую, с тёмными швами и длинным рукавом. Сверкать синяками на тощих руках и ногах что-то не хотелось, довольно и помятого лица.

Когда я в прихожей зашнуровывал полукеды, дверь открылась и у меня перед глазами появились большие ботинки.

Медленно выпрямившись, поднимаю голову. Отец с хмурым лицом.

— Я гулять, с Толиком, — пискнул я.

— Я знаю, видел. Я специально пришёл поговорить с тобой как…

— мужчина с мужчиной.

— Пусть будет так, если тебе нравится. — И замолчал.

— Саша, — ты же девочка.

— Нет!!!

— Сними штаны и посмотри.

— Я уже говорил, что сознание не в штанах, а в голове.

— То, что в голове, не видно.

— Я не хожу голым.

— Ты не век будешь ребёнком, тебе придётся ходить в женскую консультацию и… ну много мест, где всё видно.

— Это мои проблемы.

— Надо мной все смеются, мне нелегко сознавать, что моя дочь — ошибка природы.

Я вскинул голову, на глазах невольно вскипели злые слёзы:

— Тебе нелегко?! А мне легко? Кого унижают и бьют? Из-за кого всё это? Кто меня таким родил?!

А может вы мне приёмные родители?! То-то я смотрю, у вас у всех глаза серые, а у меня — карие?!

Отец даже отшатнулся:

— Что ты несёшь! Как ты смеешь так говорить, мерзкая девчонка?!

— Что, опять изобьёшь?

— Тебя исправит только могила.

— Так убей, обоим будет легче! — я явно нарывался на скандал.

— После того, что ты устроила, стоило бы! — вскричал отец.

— Что я устроила?

— Сама прекрасно знаешь. Устроила тут спектакль: отец избил до потери сознания, амнезия у неё. Ненавижу! — скрипнул отец зубами и ушёл, хлопнув дверью.

У меня подкосились ноги, я опустился на пол и застыл без мыслей.

Вывел меня из ступора телефонный звонок. Звонил Толик.

— Тебя папа не пустил?

— Нет, всё нормально, — прохрипел я.

— Тебе плохо? — забеспокоился он. Мне прийти?

— Не надо. Сейчас я выйду.

Я поднялся на дрожащие ноги, прошёл, не разуваясь, в ванную и умылся.

Почему-то появилось чувство, что я только — что избежал смерти.

— Вот так-то, Саша, сказал я своему отражению.

Немного успокоившись, вышел во двор. Увидев меня, подбежал обеспокоенный Толик, который был одет в защитного цвета шорты и такую же рубашку, на ногах были надеты серые кроссовки.

— Что случилось?

— Был с отцом разговор.

— О чём?

— О своём, о девичьем.

— Понятно.

«Понятно? Ах да, шутка попала в точку».

— Ну что, пойдём, развеемся. Ты не удивляйся, но сначала покажи мне дорогу до школы, нашу детскую поликлинику, куда мне завтра надо сходить, детский сад, куда ходит Юрик, потом в парк.

— Я уже устал удивляться. С тобой не соскучишься.

— Да, скучать нам некогда. Кстати, как называется этот город?

— Краснослободск.

— Это где такой?

— Тамбовская область.

Я присвистнул.

— Закинуло меня.

— Комментируй про себя.

Действительно, ещё странно, что Толик не сбежал от меня. Наверно, не верит.

Мама дала мне денег на прогулку, целую тысячу. Мы гуляли по парку, ели мороженое, которое оказалось чрезвычайно вкусным. Наелись чебуреков, запив их минералкой. Толик хотел газировки, но я отговорил.

Зашли в тир, постреляли. Повеселились на аттракционах. Как ни странно, народу в парке хватало.

За моей спиной я слышал хихиканье, а мамаши крепче держали своих чад за руку, принимая меня за хулигана.

Наконец мы дошли до большого озера, на берегу которого был небольшой песчаный пляж, стояли урны под мусор и красивые скамеечки.

— Как давно я не купался! — воскликнул я, расстёгивая рубашку. Было довольно жарко, и я запарился в плотной рубашке и джинсах. Я огляделся, вокруг никого не было, никто не рисковал лезть в воду.

— Ты умеешь плавать? — удивился Толик.

— А то!

Я аккуратно сложил одежду на лавочку и, оставшись в красных узких плавках, подбежал к воде.

Вода, на первый взгляд, была чистая, и я с разбега ухнул в неё.

Сначала показалось холодно, я радостно возопил и поплыл саженками подальше от берега.

Пресная вода держит хуже солёной, да и тело, костлявое и без капли жира плоховато плавало, объём лёгких ещё мал, поэтому пришлось поработать руками.

Наплававшись, я выбрался на берег.

— Здесь есть кабинки для переодевания? — спросил я Толика. Толик не отвечал. Он кого-то высматривал.

— Это они, — упавшим голосом сказал он.

— Кто?

— Вовчик и компания.

Трое ребят подошли к нам, скабрезно улыбаясь. Одеты были в джинсы и футболки.

— А! Наша сладкая парочка! Купаются.

— Нет, мальчик купается, а девочка боится.

— Смотри, какой мальчик красивый!

— Да нет, что-то макияж сошёл, надо подправить.

— Сейчас подправим.

— Не трогайте его, у него сотрясение! — крикнул Толик.

— О, Оля заговорила. Сейчас у тебя тоже будет сотрясение.

— Мальчик! А где твоя пиписька? — и один из них кинул в меня шариком на резинке.

Я перехватил шарик, оторвал от резинки и сунул его в плавки.

— Так лучше?

— Ах ты, гад! — мальчишка кинулся на меня, но я выбросил вперёд руку и основанием ладони впечатал ему в нос.

— Ха! — и мальчишка без звука упал на песок.

Второго я подловил на выпрямленную ногу и, развернувшись, ударил его ребром ладони под ухом.

Третий почти достал меня, я еле увернулся, и, схватив его за руку, ускорил его движение, затем потянул на себя, и, взлетев, он со всего маха впечатался в песок лицом.

Бой продолжался несколько секунд, Толик, где стоял, там и стоял.

— Кто из них Вовчик? — спросил я.

— Которого ты в живот ударил.

Я подошёл к лежащему мальчику, пошевелил его ногой.

— Живой?

— Ты мне что-то порвал в животе, — плачущим голосом сказал Вовчик.

— А ты о чём думал, когда бил меня по голове ногой? Понимаешь, дура, что я могу ослепнуть?

— Почему? — удивился Вовчик, открыв глаза.

— Потому что человек смотрит затылком. Именно там обрабатывается информация, а ты грязной ногой. Открой рот.

— Зачем?

Я нажал левой рукой под нижнюю челюсть, вынул шарик из плавок и засунул ему в рот.

Вовчика перекосило, и он поспешил выплюнуть шарик.

— Как здоровье, сами дойдёте, или «скорую» вызвать?

— Вызови, больно очень.

— Толик, позвони в «скорую», мне их не жалко.

Сам я взял одежду и пошёл в обнаруженную кабинку для переодевания.

Там я снял мокрые плавки и надел джинсы на голое тело. Ой, что-то жестковато…

Плавки я выжал и запихал в задний карман.

— Пошли домой, Толик! — окликнул я друга.

Толик шёл рядом со мной и мрачно молчал.

— Тебя проводить до дома? — спросил я.

— Саша, как это противно.

— Надо было подставить свои морды?

— С их стороны это не менее противно, я говорю вообще о драках.

— Я тебя понимаю, сам против насилия. Но они сами напросились, назвали тебя девочкой, а меня мальчиком, а мальчики всегда защищают девочек.

На это Толик ничего не ответил.

— Толик, я так и не отдал тебе твою одежду, забыл после утренней встряски.

— Сильно досталось?

— Не то, чтобы сильно, скорее, непонятно, что-то отец от меня скрывает.

Толик вдруг остановился.

— Саша, если ты всё забыл, может, тебе и не надо копаться в прошлом? Я иногда тебе завидую, хотелось бы что-то забыть, да не получается.

— Возможно, ты и прав, Толян, ошибки мы умеем делать, но исправить мы их можем, только зная об этом. — Толик опустил голову:

— Есть такие ошибки, что легче не жить.

— Но-но, Толька, держи голову выше! Что ты можешь натворить в свои годы?!

— Ох, много чего. А к тебе домой я сегодня не пойду, лучше завтра после уроков, заодно домашние задания принесу. Дома много дел.

— Ладно, Толик. У меня дома, наверно, тоже не всё так просто.

Однако грудь уже раздувалась от радостного предчувствия встречи с мамой и братиком.

Мы скомкано попрощались, и я побежал домой. Непередаваемое ощущение лёгкости и прыгучести юного тела переполняло меня, травмы нисколько не беспокоили, я нисколько не удивлялся этому, относя на быструю регенерацию ребёнка. В голове загулял ветер…

Дома стояла тишина, хотя все уже пришли. Мама что-то делала на кухне, папа смотрел телевизор, Юрик, скорее всего, оккупировал компьютер.

Никто не вышел мне навстречу.

Сначала я не придал этому значения, да и избавиться от мокрой и жёсткой одежды, которая прилично натёрла мне одно место, надо быстрей.

Быстро пробежав мимо папы в свою комнату, в шкафу нашёл свободные трусики и шорты а-ля джунгли и лёгкую маечку на тонких бретельках.

— Купался, что — ли? — спросил Юрка, — вода уже холодная, простудишься.

— Вода ещё нормальная, а мокрые плавки — вот. Почему в доме так мрачно?

— Не знаю, хмуро сказал братик, — не глядя на меня.

У меня такой брат, не захочет, не скажет. Я с чистой одеждой прошёл в ванную, забросил сырые джинсы и плавки в машинку и встал под душ.

Затем, найдя мамин крем для рук, натёр им промежность. Ощутимо защипало.

Шипя отболи и пританцовывая, оделся и пошёл на кухню.

— Есть хочешь? — спросила мама. Я прижался к маминой спине, обхватив маму руками.

— Не мешай. Какой же ты подлиза.

— Не подлиза я, а соскучился.

— Точно у тебя мозги встали набекрень.

— Мама, мы с Толиком классно погуляли, наелись чебуреками, есть я не хочу. А что ты собралась делать?

— Видишь, картошку чищу, пюре сделаю.

— Курица есть? Давай запеку в духовке.

— Моему удивлению уже нет предела. Я как раз хотела этим заняться. Вон она лежит, купили сегодня, охлаждённую.

— Уступи мне место возле мойки.

Помыв тушку, я попытался её порезать на куски, взяв самый большой нож, но, то — ли нож был тупой, то — ли я слишком лёгкий, но, сколько бы я ни прыгал, упрямая птица не поддавалась.

Посмотрев на мои мучения, мама сказала:

— Папу попроси помочь.

Я сопел, будто не слышу, продолжая жестокую борьбу с курицей.

— Ладно. Ваня, подойди, не можем курицу разделать.

Я бросил нож и отошёл в угол.

Вошёл папа, молча и ни на кого не глядя, наточил бруском нож, даже не пройдясь по безруким девочкам, и быстро порубил курицу.

Мама растерянно наблюдала за нами.

— Вы опять поругались?

— Нет! — одновременно ответили мы.

— Тогда зачем у меня на нервах играете? Между вами разве только искры не сыплются.

Папа молча ушёл, а я занялся курицей, посолил, поперчил и, густо залив майонезом, сунул в разогретую духовку.

Делать ничего не хотелось, я присел за стол и задумался.

— Как у Толика дела? — спросила мама. Я пожал плечами:

— Не знаю, он не пускает меня в свою жизнь, а я не люблю лезть в чужую душу, и не люблю, когда лезут в мою.

— Всё это правильно, но иногда нужно проявить настойчивость, мне кажется, у него не всё в порядке дома.

— Я согласен. Вокруг меня все разводят какие-то жуткие тайны, не веря, что я могу что-то не помнить, Толик прямо мне сказал, что, если я всё забыл, то и не стоит ворошить прошлое.

— И сколько скелетов в шкафуты спрятал за двенадцать лет?

— Не знаю, я не могу их найти. А между тем, многие знают, где они стоят, но кто щадит меня, кому-то противно об этом говорить.

Мама, наконец, дочистила картошку, поставила её варить и присела передо мной, взяв меня за руки.

— Запомни раз и навсегда, ты ничего не мог натворить такого, что нельзя было бы исправить.

— Чтобы исправить что-то, надо знать, что исправлять.

— Это так, — нехотя согласилась мама. А я молча смотрел и не мог насмотреться на её молодое лицо.

— Но папе с мамой ты всё равно дорог и любим, — она чмокнула меня в щёку и отвернулась к плите.

Скоро поплыл запах запекающейся курицы и на кухню проник Юрка.

— Уже собираются, — проворчала мама, а Юрик молчал и смотрел на меня непонятно своими глазищами.

Курица превзошла все мои ожидания, все жевали, забыв про разговоры, только хруст стоял, папе только успевали подкладывать.

Когда мы с Юриком ушли в свою комнату, он сказал:

— Я сегодня опять буду спать с тобой, только майку не надевай. Хорошо бы ещё трусики снять, да мама заругает.

Я только похлопал глазами.

— Что смотришь? просто нужен хороший контакт с телом.

— Ты, что ли кот, который снимает отрицательную энергию?

— Они не только снимают, но и отдают.

— Маленький мой! ты собрался меня лечить?

— Называй это как хочешь. У тебя энергетика тела неправильная.

— Ты видишь ауру?

— Кто-то называет это аурой, кто-то чакрой.

У меня глаза полезли на лоб:

— Откуда ты…

— Из интернета. Там не только игрушки.

Я перестал удивляться. Играет мальчик и пусть его.

— Когда тебе надо вставать? — спросил братик.

— К восьми мне надо в поликлинику.

— Понятно, ложись, — я послушался, подыгрывая малышу, разделся и лёг.

Юрик забрался ко мне под одеяло, я обнял его тёплое тельце, прижал к себе, хотел перед сном поговорить, но тут же уснул.