Отклонение от нормы, или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные (книга первая)

Осенний бал. наваждение

В школе, на классном часе, Антонина Павловна сказала:

В этом году наш класс буде участвовать на осеннем балу. Будет дискотека, школьный оркестр, маскарад. Так что думайте над маскарадными костюмами. А ты, Саша Денисов, подойди ко мне…

Я подошёл, чувствуя какой-то подвох.

— Садись на краешек стула, — и, когда я сел, начала шептать на ухо. Класс замер, боясь пошевелиться. — Я хочу, чтобы ты переоделся девочкой.

Я в ужасе вскочил и уставился на любимого учителя.

— Ну что ты прыгаешь? Садись, — рассердилась Антонина Павловна.

Будет бал-маскарад, все будут в таких костюмах, чтобы их не узнали. Кто подумает на тебя? А мы выиграем главный приз!

Я подумал и согласился. Если бы я знал! Впрочем, я и тогда бы согласился, потому что поверить в то, что произошло потом, никто бы не посмел.

После уроков мы с Толиком отправились по магазинам. Язык мой — враг мой. Нам надо было купить то, что, я не помнил, как называется, для отбивки мяса, я даже не представлял, где это покупается.

Зашли мы в мясной магазин, набрали килограмма два свиной вырезки, впрочем, говяжьих костей я тоже взял. Взяли майонез с оливкой, перец, поскольку я не знал, что у нас есть. Наконец, я нашёл и отбивалку для мяса, похожую на тяжёлую печать с иголками. Пока шли домой, я молча размышлял над заданием классной руководительницы. В кого бы нарядиться? Лучше всего в бабу ягу. В неё и Милляр не стыдился переодеваться.

Или в золушку с лицом, вымазанным сажей. Точно никто не узнает.

— Что ты такой хмурый? — жалобно спросил Толик, — что тебе Антонина Павловна сказала, я видел, ты побледнел.

— Ничего особенного, а-а, и зелёный попугай! — пропел я и воскликнул: — Эврика! Толька, беги домой и тащи гитару! Репетировать будем! — дело в том, что маска должна ещё и песенку спеть!

Толик не стал ни о чём расспрашивать, умчался, только пыль змейкой завилась. Вот оно! Песенка Красной Шапочки, сама Красная Шапочка со своей корзинкой с пирожками… Серый волк: — Же ву Ле Лю Гри!

В кого мне нарядить Толика? В серого волка? Обхохочешься. В охотника? С ружьём. С АКМ. Кто так стреляет? Вот как надо стрелять! Пиф-паф! Нет! Красной Шапочкой будет Толик! Отдам ему любимые красные шорты и футболку, на голову — красную бандану, в руках — электрогитара. Класс! А я — волк! Волчица. Ладно, здесь есть варианты, от классического до рэперского: — Ты-волк, я-волчища, вместе мы силища!

Сегодня Максим Сергеевич предупредил, что будет занят какими-то организационными вопросами, поэтому весь вечер был свободен: самбо начнётся только завтра.

Ребята во дворе пристали ко мне с вопросами, и я разрешил сегодня пинать мяч для души. Все в восторге заорали и бросились на площадку, я же отговорился школьными заданиями и пошёл домой. Не переодеваясь, я отправился на кухню, выложил покупки и пошёл встречать Толика.

Тот уже, шумно пыхтя, прибежал.

Принёс он и розовый костюмчик.

— Что ли возвращаешь? — удивился я.

— Что ты! Он выдохся.

Да, похоже, фетишистом сделаю его я.

Мстительно переоделся, не став мыться, чтобы мой едкий пот покрепче впитался в шорты (на голое тело). Потом тщательно запаковал костюмчик и принял душ. В душе я продумал план сегодняшнего вечера. Сейчас я напою мелодию Толику, пусть разучивает, а я займусь мясом.

Так я и сделал, напел Толику песенку, пошёл резать мясо. Через 5 минут заходит Толик. Забыл мотив. Сколько лет песенке? Сорок пять? Больше? Да не помню я!

Нарезав мясо, начал его отбивать. Нелегко! Где папа?! Отбив мясо, натёр его перцем, солью, выжал лук, чеснок, полил обильно майонезом и поставил в духову на полную мощность. Чтобы не забыть, завёл кухонный будильник на полчаса.

— Если долго-долго, если долго по тропинке, если долго по дороге, прыгать ехать и бежа — ать…

За точность слов не берусь сказать, но там такой прыгающий мотив, что можно замаскировать любой текст.

— Можно в Африку прийти! «ага, с полуостровом Мадагаскар»!

— И зелёный попугай! — пел я от души, во весь голос, окна были открыты, и, когда я закончил, услышал: — Санька! Санька!!

Выглянув в окно, увидел всю свою команду.

— Почему не играете?

— Услышали, как ты поёшь, захотели послушать.

— А почему не играете?

— Тебя ждём. Выйдешь?

— Не могу, в школе дали задание. Теперь репетируем, через неделю надо петь. Да ещё мясо попросили запечь, так что не могу оторваться, уж извините!

— А Толька?

— Толька мне на гитаре играет.

— А ещё что-нибудь петь будешь?

— Нам надо эту как следует выучить! Идите, играйте, вспомните связки, что тренер показывал.

— Ладно, только, если петь будешь, пой в окно, мы послушаем.

— Если что вспомню, спою, — я пошёл на кухню, посмотреть, что там с мясом, заодно пообедали вчерашним супом.

Отработав «про попугая», решил спеть ещё что-нибудь. Повспоминал «Куда уходит детство», спел, как мог, как помнил, смотрю, стоят, рты раскрыли. Нет, думаю, нечего баловать, надо заставить выучить что-нибудь задорное, пусть горланят во дворе. Кстати, надо придумать кричалки, пусть болельщики вопят. Оле, — оле — оле!

Мясо приготовилось. Я выключил духовку, спросил Толика, не хочет ли он попробовать, но тот отказался, тогда я переоделся в уличное и побежал погонять мяч. Бились мы часа два, забыв про правила и устраивая «кучу малу». Под конец игры пришли Максим с дядей Колей и пообещали устроить нам весёлую жизнь. Договорившись о расписании на завтра, мы разбежались по домам учить уроки.

Тут я вспомнил, что к мясу нужен гарнир и принялся чистить картошку, заставив Толика читать мне учебники. Попутно я думал о том, какое счастье, что у меня есть такой преданный друг. В прежнем мире у меня такого не было в детстве, только братья.

Толик ненавязчивый, незаметный, но необходимый человек, совершенно безотказный, а теперь, по-моему, и самоотверженный. Думаю, он больше не будет стоять в стороне, когда на меня нападут. Особенно, когда мы разучим несколько приёмов.

Когда пришли родители, у нас всё уже было готово.

Мои старания, конечно, оценили, но на завтра ничего не оставили, осталось ещё на вечер, но очень мало.

— Ну, вы и едите! — сказал я, отдуваясь, — но учтите, с завтрашнего дня у нас начинаются усиленные тренировки, так что, сильно на меня не рассчитывайте, или покупайте мульти варку и духовку с таймером.

— А теперь, — сказал я, когда мы переместились в нашу комнату, куда пригласили маму и плотно прикрыли дверь, — слушайте мою страшную тайну. Мне поручили к осеннему балу замаскироваться под девочку.

Немая сцена. Все раскрыли рты, даже Толик, который со мной разучивал песенку Красной Шапочки.

— Я долго думал, в кого нарядится, и выбрал образ Красной Шапочки.

Триллер по известному мотиву мы разыгрывать не будем, волков, я думаю тоже оставить в покое, даже тамбовских. Я думаю спеть песенку, которую мы разучили с Толиком, потом танцевать с мальчишками. Всё. Меня никто не должен узнать, чтобы получить главный приз. Толика можно нарядить охотником, или бабушкой.

Опять молчание.

— Теперь ты, мама. Можешь мне подобрать костюм? Осталась неделя.

— И ты согласился?

— Это задание дала мне Антонина Павловна, секретно, вы единственные, кто знает. Поэтому попрошу сохранять тайну. Идеи есть?

— Дай подумать, — сказала мама, — а то вынь ему и положь костюм Красной Шапочки. Почему, кстати, именно Красной Шапочки?

— Я долго думал. Хотел в Бабу Ягу переодеться, в Синдерел-лу, но их песен я не помню, а Шапочки — помню.

— Что за Синдерелла? — спросил Толик.

— Золушка, — ответила мама, — я понимаю, платье из мешковины, лицо в саже, второй акт — прекрасная принцесса в хрустальных башмачках, и прекрасная песня! Ах, как это было бы замечательно!

— К сожалению, я не помню даже мелодии этой песни, — сказал я. Так что, остаётся Шапка Красная.

Юрка молча пошёл включать компьютер.

— Вы пока подумайте над костюмом, а я тоже подумаю, приведу в порядок мысли, — сказал я, укладываясь поверх одеяла.

Через некоторое время меня разбудили.

— Посмотри, что мы накопали.

Я посмотрел на экран, на котором были не только фотографии персонажей, но и выкройки костюмов.

— Неплохо, — похвалил я, вы что, шить костюмы собрались?

— Не совсем. У нас есть театр…

…Вот и закончился золотой сентябрь, пошли дожди, и нам пришлось перебраться в спортзал. Здесь мы отрабатывали задания Максима Сергеевича, здесь мы начали тренироваться самбо.

Желающих набралось немало, приходилось бороться по очереди, но всем было весело, кто не отрабатывал приёмы на матах, бросали баскетбольный мяч друг — другу, или в кольцо.

За такими интересными делами подошло время бал — маскарада.

Мы с Толиком, скрывшись под плащами и зонтиками, проникли в наш класс, который открыла нам Антонина Павловна.

Там мы переоделись. Толик в охотника, я — в Красную Шапочку.

Дома мы несколько раз репетировали, маму я попросил немного поучить меня танцам, медленным и, немного, вальсу.

Хохоту на репетициях было.

Отец сказал, что всё это добром не кончится, потому что такую красивую Красную Шапочку обязательно похитят, и нашему Охотнику действительно нужно ружьё, чтобы защищать свою любимую.

У меня была шапочка, которое наполовину скрывало моё лицо, длинное, почти бальное платье, белый фартучек, на ноги мне нашли башмачки на низком каблучке и корзинка в руках с настоящими свежими пирожками.

В спортзале, который на время стал танцзалом, уже обретался народ, здесь участвовали школьники от 12 до 14 лет, из разных классов. Многих я не знал. Среди ребят я заметил своих, шепнул Толику, чтобы он меня не раскрыл и двигался отдельно, не ревновал, когда я буду танцевать с мальчиками. Толик явно нервничал, бледнел, и руки у него дрожали.

Я поставил корзинку на стол и подошёл к музыкантам, с которыми мы тоже репетировали под покровом тайны.

Ребята были из 10 класса, и не интересовались малышнёй вроде меня.

— Что тебе, девочка? — спросил руководитель оркестра.

Я поманил руководителя, он наклонился, и я сказал: — я Красная Шапочка!

— Вижу, что… — он хлопнул себя по лбу: — ну ты и замаскировался! Точно никто не догадается! Давай к микрофону.

Я подошёл к микрофону и сказал:

— Здравствуйте, товарищи! Я — Красная Шапочка! Волков у нас сегодня не будет, бабушки тоже, зато будут пирожки. Вон там, на столе, только не подеритесь! (смех в зале) а сейчас я спою песенку Красной Шапочки.

В зале стало тихо.

Оркестр заиграл, я взял в руки микрофон и, прослушав проигрыш, запел:

— Если долго-долго — долго — долго.

Голос сквозь микрофон немного изменился, я старался петь повыше, двигался, как девочка из фильма: — А-а, зачем тебе горы — вот такой высоты?

А — а зачем тебе реки — вот такой ширины, а — а крокодилы — бегемоты, а-а обезьяны-кашалоты, а-а и зелёный попугай!

Мне показалось, все забыли эту песенку, не может быть, что в этом мире не было такого фильма.

Но, тем не менее, песня вызвала фурор.

Все вопили, хлопали, требовали выступить на бис.

Мы всё-таки сдались, и немного спели ещё.

А теперь, — сказал руководитель оркестра, — желающие могут потанцевать с Красной Шапочкой.

Толпа кинулась ко мне. Первым меня схватил мальчик из старшего класса, мы начали кружить в танце, он спросил: — Ты из нашей школы? Я тебя раньше не видел, может, ты новенькая?

— Ты что! — пищал я, — это же бал-маскарад!

Так мы дурачили многих, потом ещё некоторые мальчики и девочки пели песенки, или читали стихи, танцевали и с ними, но от меня не отходили мальчишки.

Я веселился от души, мамины пирожки улетели в момент, Толиктоже не отставал, приглашал почти через раз.

— Маска, я тебя знаю! — услышал я за спиной. Я повернулся и увидел Вовчика. Вовчик улыбался. Он недавно пришёл в школу, выписавшись из больницы, куда я его упрятал из — за его глупости. Он был одет в смокинг, галстук — бабочкой.

— Позвольте пригласить вас на танец, — галантно поклонился он.

Мы пошли танцевать.

— Наконец — то ты настоящая, — сказал Вовка, не представляешь, как ты изменилась, тебе идёт этот наряд, ты обворожительна!

— А школьная форма?

Вовка поморщился: — Честно говоря, тебе лучше в мальчишеской. Мне так жаль, что я не разглядел тебя вовремя, теперь я тебя потерял. Придётся теперь страдать издалека.

— Чтож, у каждого свой путь, не всем дано найти свою любовь. Да, и смени стиль ухаживания. Не каждую девочку украшают синяки.

— Тогда спасибо тебе за этот танец, желаю тебе хорошего друга, — он отвёл меня к оркестру и откланялся. Оркестр заиграл вальс. «Осенние листья кружат и кружат в саду»

И тут вошёл ОН. Мальчишка в костюме гардемарина, из-под шляпы выбивались светлые волнистые волосы, обворожительная улыбка сияла на его красивом лице.

Он пересёк зал, подошёл прямо ко мне, поклонился, взял за руку, и повёл меня в танце. Что это был за танец! Мы порхали по залу, никого вокруг не было, мы были одни. Вальс увлёк нас, мы танцевали самозабвенно. Потом музыка оборвалась. Мы стояли посреди зала, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. «Ты кто, почему я тебя первый раз вижу?» «Мы только вчера приехали, узнали про бал, и я сразу побежал. Еле успел. Что было бы, если бы не успел?» «Мы бы не встретились?» «Встретились бы, я же буду учиться здесь. Любимая» «Любимый»

Мы не заметили, что началась романтическая мелодия. Мальчик привлёк меня к себе, я положил голову ему на грудь и замер, боясь пошевелиться.

Возле стены горько плакал забытый Толик.

Я не помню, долго ли продолжалось это наваждение, не помню, как переодевался, как добирался домой.

Я открыл дверь своим ключом, повесил плащ и зонтик, снял кроссовки и, взяв с собой пакет с костюмом Красной Шапочки, прошёл, понурившись, в комнату родителей, которые смотрели телевизор, глянул мельком на экран и опустился на диван рядом с родителями, чего ни разу не делал, и бросил пакет на пол.

— В жизни не надену больше женскую одежду.

— Что случилось? — встревожилась мама.

Я молчал, опустив голову.

— Что ты молчишь? Тебя кто-то обидел?

Я отрицательно покачал головой, уставившись в точку на полу.

Юрик вышел из своей комнаты, хмыкнул и ушёл.

— Ты можешь сказать, что произошло? — немного сердито спросила мама.

В глазах у меня помутилось, капли закапали на пол — кап, кап.

— Папа, ты что-нибудь понимаешь? — спросила мама.

— Кажется, понимаю, — медленно произнёс папа, кажется, я не знал, чего бояться.

— Ты меня пугаешь, чего надо бояться?

— Наша принцесса влюбилась. — Тихо сказал папа, отвернувшись.

Больше я не мог терпеть. Упав на грудь мамы, я заплакал навзрыд, обильно поливая кофточку мамы слезами. Мама гладила меня по голове, целовала, но я никак не мог остановиться. Тогда папа сходил на кухню, принёс стакан воды, взял меня за подбородок и повернул к себе: — Выпей водички, весельчак, тебе надо успокоиться.

Воду я выпил, но успокоиться не мог.

— Скажи хоть, кто это, или кивни. Это девочка? Нет. Мальчик? Мальчик из вашей школы? Да. Ты его знаешь? Нет. Ладно, мама, не будем девочку пытать, пусть идёт отдыхать.

Мама отвела меня в ванную, раздела и помыла меня мочалкой, как маленькую девочку, потом вытерла и даже хотела в полотенце отнести в постель.

— Там братик, — прошептал я, дай трусики.

— Ну, хоть заговорил, — мама принесла чистое бельё, и я проследовал в свою кровать. Мама присела рядом.

— Мама, что со мной? — спросил я.

— Это и для меня загадка. Расскажи по порядку.

— Мы веселились, я спел песенку, все мальчики хотели танцевать со мной, даже Вовчик посетовал, что не разглядел меня. Потом заиграли вальс, и вошёл он. Прошёл через зал мимо всех, взял меня за руку, и мы пошли танцевать. Но я не умею вальсировать, я оттоптал тебе все ноги! А там мы просто всех пленили. Правда, мы не видели больше никого. Потом мы просто стояли и разговаривали. Глазами. Он недавно приехал к нам в город, как говорится, с корабля на бал. Зовут его Саша. Потом… Не помню, как пришёл домой.

— Ты не разговаривал с ним словами? — спросил Юрик.

Я отрицательно покачал головой.

— Ты не безнадёжен. Мама, поцелуй его на ночь, и пусть спит.

Когда утром я проснулся, дома уже никого не было. Взглянув на часы, я понял, что времени у меня осталось только поесть и помыться.

Хватит распускаться, сказал я сам себе. Надо завести будильник, а то не смогу делать утреннюю зарядку.

Съев приготовленный мамой завтрак, я отправился в школу.

Там, встретившись со своими друзьями, уже начинающими создавать крепкое дружное ядро команды, я развеялся от печали. Толик тоже не выглядел убитым горем, на переменах мы устраивали весёлые свалки в коридоре, пока мне по спине кто-то легонько не постучал.

— Скажи, мальчик, где здесь шестой класс? — раздалось у меня за спиной.

Я обернулся, чтобы ответить, и потерял дар речи. Это был он.

— Что же ты молчишь, мальчик? — я стоял, боясь пошевелиться, глядя ему в лицо. Внутри всё сжалось.

Толик вдруг решил взять дело в свои руки.

— Это мой Саша! — заявил он, крепко взяв меня за руку, — пойдём отсюда, Саша! Ну, пойдём же!

Но я не мог сдвинуться с места, не мог отвести взгляда от любимого лица.

Наваждение не отпускало меня.

— Саша! Это ты? Ты мальчик?! — я отрицательно покачал головой.

— Что же это за маскарад?

— Я так прячусь от поклонников, — выдавил я из себя.

Он привлёк меня к себе, и я облегчённо опустил голову ему на грудь.

— Саша, ну Саша же! — в голосе Толика уже слышались слёзы. Но я не в силах был оторваться от Саши. Невероятно, но он нашёл меня, даже в образе мальчишки.

— Как я тебя понимаю, мальчик! — обратился Саша к Толику, — если бы тебе удалось увести от меня эту прелесть, я бы рыдал от горя. Я вызвал бы тебя на дуэль, и мы стрелялись бы, или бились на шпагах до смерти. Но посмотри, Сашенька выбрала меня. Надо смириться. Сашенька, а эти молодые люди у тебя за спиной, это твоя стая? — я почувствовал, что стая завиляла хвостами, только один неудавшийся альфа — самец хотел выть от горя. — В волчьих стаях обычно вожаками становятся волчицы. Вы позволите на время похитить вашего вожака?

Ребята расступились, давая нам проход, Толик обречённо отпустил мою руку.

Мы с Сашей сидели в коридоре рядышком на стульях, обнявшись.

Я боялся пошевелиться, чтобы не расплескать тихую радость и непередаваемое чувство ощущения рядом любимого человека.

Наверно, аура любви распространялась вокруг нас, потому что ребята, проходящие мимо нас, останавливались, найдя вдруг, что здесь самое интересное место. Позже, где бы мы ни спрятались, нас постепенно окружала толпа школьников, и не только.

В этот раз к нам подошёл Толик и присел с моей стороны.

— Надо расставить все точки над i? — спросил Саша.

— Не надо никаких точек, — сказал я. — Толик любит меня, я люблю Сашу, Саша любит меня, я люблю Толика, как лучшего друга. Вот и все точки. Толик как ходил ко мне в гости учить уроки, так и будет ходить. С Сашей мы будем встречаться в другом месте, а может, Саша захочет присоединиться к нам, в команду, вместе будем играть в футбол и заниматься самбо. Если кому интересно, мы ещё дети, и я никому принадлежать не буду, мне всего двенадцать лет. Мне будут принадлежать все.

И я положил голову на плечо обескураженному Саше, тая от счастья, а Толика взял за руку.

Проходящая мимо Антонина Павловна взялась за сердце:

— Денисов! Ты разрушаешь все педагогические каноны! Странно, что возле тебя только двое поклонников. — Я посмотрел по сторонам: — Остальные не столь смелы, Антонина Павловна.

Та покачала головой: — кто бы мог подумать! Теперь, чтобы заправить тебе рубашку, мне придётся проталкиваться сквозь толпу! А вы, молодой человек, представьтесь, пожалуйста. — Саша поднялся:

— Александр Белов, к вашим услугам! — щёлкнул он каблуками. — Учусь в восьмом «Б» классе. Четырнадцать лет.

— Похищаешь нашу Сашу?

— Никак нет, скорее, вливаюсь в вашу компанию!

— Вы сын военного.

— Так точно.

— Очень приятно. Ну, пошли, ребята, скоро звонок.

Обнявшись напоследок с Сашей, мы отправились в класс.

Радостное настроение не оставляло меня. Я сидел на уроке, рассеянно слушая ответы одноклассников у доски, сам в это время мысленно находясь с Сашей. И… вот, говорила мне мама!

После того случая купила мне мама пару упаковок прокладок. Одни из них были ежедневки. Как раз на непредвиденный случай. И вот такой случай настал. В трусиках что-то стало мокро. Я с отчаянием посмотрел на учителя:

— Антонина Павловна, мне нужно сбегать домой.

— Что случилось?

— Мне надо переодеться, — я почувствовал, что краснею.

— Я не могу ничем помочь?

Я отрицательно покачал головой, закусив от стыда губу.

— Сбегай, только быстро, у нас сегодня новая тема.

Я, стараясь ни на кого смотреть, скорым шагом дошёл до двери и, закрыв её, пощупал брюки сзади.

Фух! Ещё не промокли.

Бегом бросился в раздевалку, схватил куртку и побежал домой.

Дома я быстро разделся. Осмотрел брюки, они были слегка сырыми.

Сняв плавки, осмотрел их, они были в какой-то слизи. Сначала я оторопело смотрел на это новое явление, потом облегчённо вздохнул: просто надо поменьше мечтать о мальчиках. Неужели я его хочу? — спросил я у мальчика в зеркале. Тот молчал. Я глянул на низ своего живота, и всё понял. Да, хочу. И очень сильно. Мужское либидо не дремлет.

Я забросил штаны в стирку, тщательно помылся сам, и пошёл искать, во что переодеться. Первым делом я нашёл прокладки, запихнул одну в трусики.

Да, не очень удобно. Пришить, что ли… Ладно, сойдёт и так, теперь остальное. С остальным оказалось не так просто. Школьная форма была у меня одна. Зачем много, я ведь расту. Джинсы разных расцветок.

Саша, как и я, видать, не любил строгую одежду. Какие джинсы надеть? Мои любимые синие? Наверно, будет не очень. Есть чёрные. Это уже похоже на форму. К джинсам белую рубашку, к ней нашёлся узенький галстучек. Хорошо, немного ослабим узел… Теперь жилетку чёрного цвета. Слегка спрыснул её каким-то маминым спреем.

Посмотрел в зеркало. На меня смотрел уже не мальчик, хотя и не девочка.

Так, что-то среднее. Удовлетворённо кивнув своему отражению, я пошёл обуваться. Нашёл ботинки, подходящие и мальчику, и девочке, быстренько обулся, накинул куртку, спортивную шапочку и побежал в школу.

На этаже, недалеко от класса меня встретила директриса:

— Это ты, Денисов? Или уже Денисова? Почему ты не в форме и не на уроке?

— Здравствуйте, Алевтина Андреевна, я извозил свои брюки до невозможности, и отпросился переодеться.

— Да, вы устраиваете возню, пол уже блестит. Спортзала мало? У тебя физкультура, футбол, самбо. Не слишком для девочки?

— Добавьте ещё утреннюю зарядку. Нет, мне нетрудно, пока успеваю всё.

— Действительно, даже с мальчиками успеваешь дружить. Как с Володей? Помирились?

— Скажем, выяснили отношения.

— И как?

— Сказал, что будет страдать издалека.

— Странно всё это, — задумчиво сказала директриса, — столько проработать педагогом, и не научиться разбираться в детях. Если бы ты знал, какую истерику мне закатил собственный сын по твоему поводу.

— Успокойтесь, Алевтина Андреевна, вы прекрасный педагог, только узнать детей невозможно, каждый ребёнок — это целый мир, мир новый и постоянно обновляющийся. Мы сами не знаем себя. А взрослые пытаются уложить нас в свои рамки, как на Прокрустово ложе: что свисает, то — вжик!

— Как ты страшно описал нашу педагогику!

— Уж как есть. А что касается вашего Володьки, так он давно и безнадёжно в меня влюблён.

— О, боже! Кто-нибудь в тебя не влюблён? Что происходит? То ненавидят, то влюбляются.

— Потому, что я — особенный, а такие притягивают к себе как несчастья, так и наоборот. А что касается любви и ненависти, так вы и без меня знаете, что только один шаг отделяет их друг от друга.

— Интересно разговаривать с тобой, Саша, но тебе надо на урок. Прости, что задержала. И ещё, приходи, пожалуйста, на уроки в мальчишеской форме.

— Спасибо, весьма вам признателен. — Я раскланялся и вошёл в класс. — Вам кого? — спросила Антонина Павловна.

— Разрешите присутствовать? — спросил я.

— Опять ты меня пугаешь, Саша! — воскликнула учительница, а задние ряды начали вставать, чтобы получше рассмотреть, что происходит.

— Садись скорее! — сказала Антонина Павловна, — дай мне закончить урок.

Я прошёл к своему столу, по классу пронёсся то ли восхищённый, толи завистливый вздох.

— Ну, ты, Саша, даёшь! — прошептал Толик.

— Я что-то пропустил?

— Ты уже ничего вокруг себя не видишь!

— Мальчики, тихо. Записывайте новую тему.

После уроков мы встретились с Сашей.

— Как ты прелестна! — воскликнул он, окидывая меня восхищённым взглядом, — ты теперь всегда будешь так выглядеть?

— Нет, вышел высочайший циркуляр носить форму мальчика.

— Интересный момент… Мне интересно, долго ты этого добивалась, чтобы тебя признали мальчиком?

— Не спрашивай меня о прошлом никогда. Договорились?

— Но почему? — изумился Саша, — я хочу знать о своей любимой всё.

— Если захочешь, всё узнаешь у моей мамы.

— Ты приглашаешь меня к себе? — обрадовался Саша.

— К сожалению, не всё так просто, я не могу всё бросить даже ради тебя, Сашенька, у меня сегодня футбол и самбо. Может, ты придёшь на тренировку?

— Где и когда?

— Сейчас мы сходим, пообедаем и вернёмся, часа в три, наверно. Кто приходит первым, начинает разминаться. Наклонись, я поцелую тебя, — я обнял его за шею и крепко поцеловал в губы. Сердце чаще забилось, и я с трудом оторвался от сладких уст. — Иди скорее, а то я опять потеряю над собой контроль.

Я повернулся, взял Толика за руку, и мы поспешили домой.

Надо сказать, дома у Толика произошли значительные перемены.

Максим Сергеевич с тётей Яной стали жить вместе, сделали косметический ремонт. Я заходил, проверил, как обещал. В пенале у Толика тоже стало лучше, повесили на окошко занавески, на подоконнике стояла герань в горшке. С умным лицом чиновника от попечительства, я заглянул на кухню, проверил холодильник. Поморщился, осмотрел плиту и духовку.

«Ладно, изъятие ребёнка пока откладывается, второй рейд покажет»

Теперь Толик обедал дома, всё равно нужен только лёгкий перекус.

У себя дома, я переоделся в мальчишечье, немного заглушил голод. Собрал свою спортивную сумку и побежал на тренировки.

Саша уже ждал меня. Похоже, он никуда и не уходил. Мы не удержались, снова обнялись: прошло невероятно много времени. Кровь заиграла в жилах, с лица не сходила глупая улыбка.

— Ты не взял спортивную форму? — спросил я Сашу.

— Отчего же, она со мной.

— Пошли тогда переодеваться, — я направился в мужскую раздевалку.

— Ты переодеваешься с пацанами? — поразился Саша.

— А что тебя удивляет?

— Ты же девочка!

— Саша! — я остановился, — запомни раз и навсегда: девочка твоя любимая я только для тебя, — добавил жёстче: — ещё раз говорю: только для тебя. Даже своим родителям не говори, я, если буду приходить к тебе в гости, то только как твой друг!

Я повернулся и пошёл переодеваться.

Саша догнал меня:

— А ты можешь быть жёсткой.

Я, молча начал раздеваться. Между тем стали заходить ребята из моей «стаи» и, весело разговаривая, тоже стали раздеваться.

— Саша, ты будешь тренироваться, или зашёл посмотреть? — спросил я, надевая футбольную форму (мы всё-таки достали родителей своим нытьём, и они снабдили нас формой).

— У меня только кимоно.

— Ну и надевай своё кимоно.

— Я как-то не привык… Ладно, молчу, дайте сесть.

— Саша, твой Саша будет у нас в команде? Он же из другой возрастной группы! — спросил Тимка.

— Сегодня он потренируется, осмотрится, потом решит, будет играть в футбол, или только татами топтать. Всё, побежали на разминку.

Сегодня Максим Сергеевич погонял нас по связкам, пасам, умению играть командой, не пытаться всё делать самому. Потом разбил на две команды и дал поиграть.

Саша сидел на скамеечке и наблюдал. Именно наблюдал, не болел, не кричал мне ничего ободряющего. А что мне кричать? Я капитан команды, я сам на кого хочешь, накричу, кроме тренера, если он на работе.

Толик работал на поле с упоением, самозабвенно, он действительно забывал про всё постороннее, выходя на поле, в данном случае, в спортзал.

Так носились мы по залу, пока не пришёл дядя Коля.

— Всё, ребята, — захлопал в ладоши Максим, — перерыв, душ, и переходите под Колину руку.

Я отправился в душ. Меня пропускали вперёд, я и не занимал подолгу — там три рожка, а я один. Была бы проблема где-нибудь в спортивной школе.

Когда я вышел из душа, меня ждал Саша.

— Сегодня я узнал тебя с другой стороны, — сказал он.

— Не понравилось?

— Отчего же, ты настоящий вожак.

Я пошел переодеваться в кимоно.

— Прости, — обернулся я, — если тебе неприятно, то можешь не смотреть наши тренировки, а с тобой наедине я буду ласковой и нежной девочкой. Или ты предпочитаешь ласковую волчицу?

— Я смотрю на тебя, и моя душа на небесах, честно — честно, что бы ты ни делала, мне приятно смотреть, просто смотреть на тебя.

— Видел я, как ты смотрел, как я переодеваюсь.

— Признаться, сначала я был шокирован твоим поведением, но, посмотрев, как предупредительны твои друзья, совершенно успокоился. Они, мало того, что не обидят тебя, горло любому перегрызут. И они признали моё право ухаживать за тобой.

— Я рад, что тебе хватило времени разобраться в ситуации. Будешь бороться?

Тогда давай, представлю тебя тренеру. — Я затянул пояс на кимоно и потянул за руку Сашу. Да, когда я касался Саши, меня заливала горячая волна радости, но я разыгрывал роль сурового вожака и капитана команды.

Да и вообще пусть привыкает.

— Дядя Коля! Принимайте нового спортсмена, — представил я Сашу, — знакомьтесь, Александр Белов, ученик восьмого класса, 14 лет.

— Наслышан уже, — хмуро сказал дядя Коля, — вчера из-за тебя Толик проплакал всю ночь.

— Я его прекрасно понимаю. На его месте я бы выл всю ночь.

— Ты хочешь заниматься у меня? — немного помолчав, спросил дядя Коля.

— Достаточно того, что это желает Саша.

— Саша, это правда?

— Да, проверьте его, судя по его поясу, он хороший дзюдоист.

— Тогда прошу на татами.

На татами дядя Коля не жалел новичка. Слишком разные весовые категории. Даже поймав дядю Колю на приём, Саша не мог его провести, дядя Коля будто врастал в маты. Зато сам кидал Сашу при любом случае.

Наконец, немного утомившись, дядя Коля похлопал Сашу по плечу и сказал: — Нормально, пошли, занесу в списки, будешь изучать самбо, — не интересуясь его мнением, добавил тренер.

Мы разобрались по парам и начали отрабатывать приёмы.

Моим напарником был Данька Левашов, примерно моей комплекции, боролись мы на равных, никаких поблажек мне никто давать не собирался.

Записался в нашу секцию и Вовчик. Боролся он с Тимкой, и, надо сказать, Тимка его здорово колотил об маты.

После тренировки, ещё раз приняв душ, разошлись по домам, учить уроки.

Попрощавшись с Сашей, я взял за руку Толика и повёл к себе.

Дома нас уже ждал ужин. Мама успела приготовить нам поджарку с пюре.

Мы слопали всё в момент ока и отправились в нашу комнату.

Юрик занял компьютер и непонятно, что с ним делал.

— Юрка! — воскликнул я, — ты не представляешь, как я соскучился по тебе!

— Прекрасно представляю, — ответил Юрка, оставляя компьютер и забираясь мне на руки. С Юркой на руках я опустился на стул и прижал брата к себе.

Как всегда, дурачась, он расслабился, и руки его повисли…

Мне стало хорошо, почти как с Сашей.

Толик молча, принялся за письменные задания.

— Ревнует, — тихо шепнул мне Юрик, — очень переживает.

— Я разве давал ему повод?

— Сам понимаешь. Ты мне покажешь своего избранника? Хотя я и так его чувствую. К сожалению, у вас схожие ауры.

— Почему к сожалению?

— Потому, что вы можете врасти друг в друга.

— Но это же замечательно!

— Конечно, замечательно. Если ты взрослый. А ты ребёнок.

— Ну, не такой уж и ребёнок.

— Чем докажешь?

— Умом и сообразительностью.

— Ты сможешь этим зарабатывать деньги?

— Зачем мне деньги?

— Содержать семью.

— Я не собираюсь жениться.

— Почему?

— Я ведь ещё… Да, с тобой не поспоришь. Только что ты этим хочешь сказать? Причём тут наши отношения с Сашей?

— Саша, я уже становлюсь уверенным, что все влюблённые тупеют. Это относится даже к моему любимому братцу.

Мой любимый братец поёрзал, устраиваясь у меня на коленях, и сказал: — Делай свои уроки, поговорить можно и перед сном.

— С тобой на руках?

— Не хочу тебя покидать.

Боком устроившись у стола, я открыл дневник, посмотрел задания, затем открыл тетрадь, учебник, и стал решать задачи. Юрик с любопытством смотрел на то, как я решаю и давал дельные подсказки.

Толик всё делал молча. Он хороший ученик, не нуждается в подсказках.

Когда расправились с письменными заданиями, я потянулся, Юрик тоже.

— Какие нудные ваши уроки, — сморщил нос Юрка, — неужели и мне всё это предстоит?

— Ещё как! Только, почему тебя это тяготит? Поверь, в этом много очаровательного.

— Тебе я верю. А что скажет по этому поводу Толик?

Толик молчал.

— Толик, — решился я, — ты больше не любишь меня?

Толик вздрогнул, как от удара током и поднял на меня полные боли глаза:

— Зачем ты меня мучаешь, Саша? — его глаза быстро наливались слезами, — я люблю тебя больше жизни!

— Но и я тебя люблю, как друга, как брата, вот, как Юрика.

Юрка тоже вопросительно смотрел на Толика.

— Но я-то люблю тебя по-другому!

— Ты не сможешь любить меня по-другому ещё три-четыре года, как и Саша Белов, и все остальные. Почему ты мне отказываешь вправе любить, кого я хочу? Ты такой собственник? Наверно, все мужчины одинаковы. Но у нас будет всё немного по — другому. Вы сами выбрали меня вожаком стаи, и теперь мне дано право выбирать, кто достоин моей любви и дружбы, — жёстко закончил я. — А ты мой первый и любимый друг, с тобой я начинал всю эту историю, с тобой думаю и закончить.

— Ты — вожак стаи? — открыл рот Юрка, — Толик, это правда?

Толик кивнул, и крупные капли слёз упали на тетрадку с математикой.

«Теперь все будут знать, что у нас происходит вечерами» — мельком подумал я. А вслух сказал: — Теперь мне надо много носовых платков.

— Саша, ты сегодня ещё не общался с мамой, — сказал Юрка.

— Понял, не дурак, поднялся я, — по маме я соскучился.

Мама на кухне лепила вареники. Я пристроился напротив, стал помогать.

Вареники готовились из картофельного пюре с жареным луком.

У меня от предвкушения рот набирался слюной.

— Надо бы ещё с творогом наделать, тоже будет вкусно, — посоветовал я.

— Сделаем и с творогом, — согласилась мама, непонятно глядя на меня.

Потом присела рядом со мной, обняла и спросила:

— Ну и как ты выдерживаешь нагрузки?

— Легко! — сказал я, стремительно засыпая.

Меня разбудили, когда вареники уже сварились.

Ничего не понимая, уставился на стол, за которым рассаживались мои родные.

— Что, уже утро? — спросил я хриплым спросонья голосом.

— Иди, умойся, — сказала мама.

Я сидел в углу, посадили меня так, чтобы я не свалился во сне. Выбравшись из угла, поплёлся в ванную.

Умывшись, я сразу почувствовал себя бодрее, вернувшись на кухню, обвёл взглядом собравшихся.

— А где Толик?

— Спит на твоей кровати, — и засмеялась, увидев смятение на моём лице.

— Ничего, поспите сегодня наверху.

— Как свалимся оттуда!

— Не свалитесь. Куда его девать? Мы уже позвонили его папе.

— Да вы не подумайте, я не против. Я, наверно, ещё не проснулся. Вы его накормили?

— Он не проснётся, — ответил Юрик.

— Мне всё ясно, — сказал я, усаживаясь за стол, — братик поработал.

— Кушай, пока есть, что кушать, — предложил братик.

После ужина мы с Юриком забрались на верхний ярус.

— Осторожней ворочайся, — предупредил меня Юрка, — развалишь кровать.

— Ты сам собирался зимой здесь ночевать, — прокряхтел я. — тесновато…

— Папа делал кровать на одного.

— Ты мне обещал рассказать что-то про моего Сашу.

— Не про Сашу, про тебя. Только ты меня волнуешь. Я говорил уже, что ты ребёнок. Ты не принадлежишь себе, тебе не позволено самому что-то решать, как бы ты ни был уверен, или самоуверен в своей самостоятельности. Сейчас ты принадлежишь родителям, которые будут решать твою судьбу. И если они решат, что тебя лучше оградить, допустим, от общения с Сашей, они это сделают, сквозь кровавые сопли и слёзы.

Поздно, конечно, это тебе говорить, вы уже начали проникать друг в друга, теперь рвать придётся с кровью.

Я слушал Юрку, раскрыв рот.

— Юрка! Ты откуда?!

— Я смирился и полюбил тебя, сделай и ты тоже самое.

— Что же это за семья такая?

— Обыкновенная семья, это мы с тобой такие необычные, — в голосе послышалось веселье, потом Юрик прижался ко мне, обняв за шею своей маленькой ручкой, и прошептал на ухо: — будь готов ко всему. Давай спать.