Отпуск на всю жизнь

Глава 11 Штурм

Танцевальное отделение, время 14:40.

— На четыре с плюсом! — объявляет Светлана, прогнав меня через станок и стандартный комплекс.

Дальше поясняет, что практически для меня это высший балл. На пятёрку надо оттачивать движения месяцами. Сегодня я в обтягивающем: шорты в облипку и водолазка, как вторая кожа.

— Эльвира, записывайте! — командует Светлана, обмеряя меня со всех сторон. Объём груди, талии, рост, ещё что-то совсем не поняла, к чему.

— Принимайте это за стартовые условия. Объём груди нам почти не подвластен, всё остальное в наших руках. Учтите, что уменьшение талии на два сантиметра — результат выдающийся. Поэтому за количественными показателями не гонитесь.

Много ещё чего рассказывает, слушаю и запоминаю. Главное нас ждало впереди. Новые задания и немного приятного.

Светлана погоняла меня показать походку. Сходу что-то подправила и тут же заставляет заучить.

— Ходить так по улицам не стоит, — она улыбается, — но привычка ходить танцевальным шагом вырабатывает красивую элегантную походку.

Она рассказывает байку, уверяя, что это правда. Судя по лицу Эльвиры, история реальна. Знаменитую на весь мир кинозвезду Сильвию Лоран её первый режиссёр и заодно любовник долго учил знаменитой походке, покорившей весь мир. Он ставил два ряда тумбочек с открытыми дверцами, а Сильвия должна была пройти между ними, толкая дверцу каждой тумбочки мягким движением бедра. Конечно, они расставлялись так, чтобы она двигала бедром на каждом шаге. Когда мир увидел её знаменитую раскачивающую бёдрами походку, он был покорён. И уже сюжет, режиссёрские находки и всё прочее были не важны. Народ валил валом, чтобы посмотреть, как завораживающе переставляет великолепные ноги Сильвия.

— Хочу! — тут же заявляю я.

— Будешь, — заверяет Светлана, — только тебе нельзя бёдрами раскачивать. Их у тебя пока нет. Немного по-другому будешь работать.

Я прохожусь ещё раз, слегка гротескно и излишне выпукло копируя ухватки Светланы.

— Замечательно, — она и глазом не моргнула, хотя я явно перебарщиваю, — Так и надо, с запасом. Я тебе уже сейчас могу сказать, что ты начинаешь использовать три десятых своих возможностей. Или даже четыре… это очень хорошо. Про корсет даже не спрашиваю, вижу, что носишь.

Стараясь не показывать вида, внутренне расцветаю.

— Хочу десятку! — на мои слова Эльвира улыбается.

— Тогда иди в профессиональные балерины, — обрубает мои мечты Светлана, — Твой потолок ноль восемь. Это идеал, тебе хватит ноль семь, чтобы производить незабываемое впечатление. Ноль восемь это топовые манекенщицы.

Дальше было обучающее шоу, после которого я решаю, что Эльвира сильно ей не доплатила.

— Каждое твоё движение должно быть отточено. Иначе будет очень смешно, если ты красиво пройдёшься, а потом плюхнешься на стул, как корова. Ты идёшь…

Светлана делает несколько шагов, садится.

— Садишься, — она медленно показывает как, со всеми изгибами и волнами, — Позу меняешь так…

Мне показывают всё! Как держать ручку, как поправлять волосы, как поднимать упавший предмет, как есть и пить… о, Луна! Светлана мелодично смеётся, веселясь над моим ужасом.

— Не всё так страшно, Даночка! Если ты забьёшься в кресло с ногами и кружкой горячего кофе, для твоего возраста это приемлемо и даже миленько. Попрыгать на танцах в стиле куда руки, куда ноги, тоже не страшно. Бойся переборщить и стать слишком манерной. Мой совет: играй! Твой возраст многое спишет.

В четыре часа мы отчаливаем, полные впечатлений. Перед домом разбегаемся, мне в читальный зал.

Модистка Матильда.

Мы в её квартире-студии, живёт она рядом. Оттачиваем и получаем одобрение на все наши наряды. Если отбросить варианты со сменой аксессуаров их всего два. Школьный парадный и ещё один, по виду крайне простой — юбка, блузка, жакет, который можно не надевать. Есть резервный сарафан. Обувь Матильду удовлетворила та, что есть.

— Не идеально, но…

— Хочу идеально!

— Не стоит, — улыбается Матильда, — Идеальное соответствие цветов на показах моды обеспечивается целой командой. Обувь подкрашивают краской, которую сразу после смывают. Она не долговечна. Подобрать что-то идеально в лавках невозможно. У вас всё вполне приемлемо. Поработаем над мелочами…

Над мелочами работаем полтора часа. Параллельно вырабатываем ещё пару образов. Матильда быстро накидывает эскизы.

Квартира Пистимеевых.

— Ты как-то изменилась, — цепляется за меня взглядом Сашок.

Я заученно по рекомендациям Светланы сажусь на тахту, прихватив один из сашкиных журналов. На мне джинсы, но движение, придерживающее юбку, всё равно намечается. Потом ломаю шаблон, залезая с ногами. Внимательно отслеживаю реакцию Сашка. Вроде всё хорошо. Ноги я намеренно не складываю в выгодном ракурсе. Тупо села по-турецки. Не стоит Сашка дразнить.

— А может, и нет, — заключает он и отворачивается к компьютеру.

Он гоняет и штудирует мою программу. Да, я её сочинила, теперь отшлифовываю. В самом начале так модернизировала, что выбрасывала всё нафиг и начинала сначала. После разгромной критики Пистимеева. Как-то незаметно он стал моим гуру по компьютерам и программам.

Игровая программа, для моделирующих я не доросла. Была идея сделать обучающую, которая по введённым коэффициентам рисует график. Очень наглядно. Меняешь знак старшему члену, и парабола переворачивается. Высказала Сашку, он усмехнулся и тут же продемонстрировал задуманное мной. Этот ухарь уже реализовал мою супероригинальную идею. После такого облома умничать на поле Пистимеева всякая охота исчезла.

Идею я почерпнула из своего мира. Бросают там дети камешки, забирают себе те, кто на определённом расстоянии… долго рассказывать. Идея настолько трансформировалась, что узнать всё рано невозможно. Во-первых, игровое поле разбито на клетки. Во-вторых, туда выбрасываются цветные шары. Игрок может переставить только один шар, как программа выбрасывает ещё три. Цвет подбирается случайно. Пять одноцветных шариков, выстроенных в линию, исчезают со спецэффектами и приносят игроку очки. Условное название — «Шарики».

Я стала чувствовать себя намного спокойнее, когда увидела, что на игру запал Сашок. И без его замечаний и, что скрывать, иногда весьма ощутимой помощи, моя программулька была бы намного дубовее.

— Сделай ещё таблицу чемпионов, — советует Сашок, — это не трудно.

— Знаешь, какая у меня появилась мечта? — так-так, переходим к сокровенному, очень интересно, — Проиграть тебе мои двести рублей. Я их приготовил…

Он отодвигает ящик из стола, достаёт и показывает купюры. Забрасывает обратно.

— И с ужасом жду получения твоей сотни. Но надежда крепнет. Твоя программа конкурентоспособна. По самым скромным оценкам. Её на зачёт по курсу программирования вполне хватит.

— Ты документы подала? Приём до 30 июля, — спрашивает через пять минут.

— Завтра. Я тут паспорт получала, поэтому беготня с документами была.

Малый актовый зал Лицея.

Труба звучит, сегодня первый залп по цитадели. Крепость осаждена, все силы сосредоточены, боеприпасами забиты все погреба, войска готовы. Битва начинается!

Когда 23-го июля подавала документы, порядковый номер мне в очереди страждущих очутиться в стенах Лицея выпал тридцать второй. В зале явно больше. Со сцены нам делают объявления, а в пространстве перед рядами кресел стоит столик. Подходим по очереди, услышав свою фамилию, получаем экзаменационный лист.

— Учтите, документ важный, одновременно это ваш пропуск к месту экзамена.

Слышу свою фамилию, пробираюсь из середины ряда. Со стороны кто-то скажет: вот дура, нашла же место! На самом деле, самое лучшее место в соответствии с моими планами.

Я сегодня в образе роскошной оторвы. Обтягивающие светло-бежевые бриджи, босоножки на шпильках на голую ногу, укороченная водолазка, открывающая живот, но продуманно маскирующая грудь умеренно пышным жабо. Серёжек нет, причёска закрывает уши. Тоже продуманная до последнего волоска, сначала она производит впечатление хаоса на голове, потом взгляд улавливает и пытается распознать некую упорядоченность. Интрига — наше всё! Удивить, зацепить взгляд, заставить присмотреться.

Встали мы рано, и с полвосьмого надо мной колдовала стилист. Подновили педикюр, маникюр делали вчера, причёску согласовали с Матильдой. Иначе говоря, ядра в пушки заложены, порох насыпан, прицел выставлен. Залп!

Иду к столику той самой походкой, которая внушает зрителю, что вот-вот сорвусь в танец. В голове последнее наставление Светланы: «Не вздумай воображать себя суперзвездой! Просто иди, просто садись, просто вставай. Наслаждайся движением». Я так и поступаю, иду, чуть наклоняюсь поставить подпись, забираю сложенный вдвое лист из плотной бумаги, возвращаюсь. В зале становится подозрительно тихо, за мной, чувствую кожей, неотступно следует фокус всеобщего внимания. Ведущийна сцене неподвижен, как статуя. Залп достигает цели!

Когда пробираюсь на место, публика отмирает, по залу разносятся волны шушуканий. Улавливаю пару негромких, не для моих ушей, замечаний.

— Жалко будет, когда такую хорошенькую прокатят… — цель поражена!

— Она точно не пройдёт, на одного меньше, уже легче… — вторая тоже!

Эльвира, в своём белоснежном брючном костюме, — я на нём настояла! — сдержанно улыбается. Шепчет на ушко:

— Ты произвела впечатление.

— Ты тоже, — это так, на неё оглядывались. Жалко папы нет, у него аврал на работе.

Нас со сцены знакомят с порядком экзаменов.

— Вы будете разбиты на три потока. Первый поток приходит к 9:00, второй на полчаса позже, третий на час позже. Это на устных экзаменах. На письменные все приходят в одно время.

— Шкала оценок следующая, — ведущий вывешивает плакат и читает:

Слегка подвисаю от такой градации. И как это понимать? Как это понимать, объясняет ведущий.

— Такая шкала введена для лучшей сортировки. Уж очень силён состав поступающих. Вы можете считать, что 9 и 10 соответствует оценке «отлично» 5–7 — оценке «хорошо», 3–4 — «удовлетворительно», 1 и 2 — «не удовлетворительно». Положительной и дающей право продолжать сдавать экзамены считается оценка в 3 балла. Но сами понимаете, ваши шансы после получения трёх баллов хотя бы раз стремятся к нулю. Реально могут рассчитывать на поступление те, кто по всем экзаменам имеет не меньше восьми баллов.

Нам диктуют состав потоков или групп, обзови, как хочешь. В каждом потоке по четырнадцать человек, получается, всего нас сорок два. Я — в первом. Думаю, что бы это значило? Ничего в голову не приходит. Но не по алфавиту нас сгруппировали это точно.

Когда мы уходим, перед нами расступаются, долго смотрят вслед. Эльвира усмехается, мне всё равно. В холле переписываем расписание экзаменов.

— Надо тебе духи подобрать, — говорит Эльвира озабоченно, — Сегодня они особо не нужны, а вот на устных экзаменах…

— Займись этим, а мне срочно домой заниматься, я в это время должна интенсивно головой работать. Или… — приходит в голову идея, — Поеду-ка я к Пистимееву.

Эльвира решает составить мне компанию. Удивила. Потом Пистимеев удивился, когда я ему позвонила. Кажется, он ещё спал.

Короче, впёрлись мы к нему. Эльвира сразу идёт на кухню, надевает фартук и принимается за работу. Родители Сашка позаботились оставить обед, но таких пирожков они сделать не смогут.

И сейчас трясу полусонного Сашка.

— Давай, смоделируем устный экзамен. Задавай вопросы по любой теме и предмету, кроме информатики. Ну, Сашок, ну, просыпайся, Родина зовёт…

Кое-как он включается и начинает меня гонять. Больше по темам, в которых сам разбирается, но пробелов у него не замечаю. Затыкаюсь на одной задаче, Сашок выждав контрольное время, начинает объяснять.

— Ты чего?! — возмущаюсь я, — Мы это не проходили!

— Да? — чешет репу.

— Ладно, объясняй, пригодится, — меняю гнев на милость.

Несколько тонкостей по физике растолковал, неизвестных мне. Вдруг потянул носом воздух.

— А чем это пахнет?

— Эльвира тебе что-то готовит. Мы же не сволочи какие, бесплатно тебя эксплуатировать.

Поскакал на кухню, возвращается с тарелкой пирожков.

— Будешь?

— Нет, у меня режим. До обеда ещё час.

— Да брось!

— Нельзя, охламон! А то завтра на экзамене в это время голова отключится, а желудок жрать запросит!

Но запах меня тоже согрешить подталкивает, поэтому заставляю его отнести полупустую тарелку и продолжить высокоинтеллектуальную беседу. Об особенностях сил трения и точках приложения сил, о разных видах функций и их свойствах… а о чём ещё могут беседовать юная девушка и юноша, оставшись наедине? О страстно любимых науках, разумеется.

С трудом дотерпела до половины первого, чтобы помочь уничтожить Сашку его обед. Так себе рассольничек, — переглянулись мы с Эльвирой, но есть можно.

Двигаем домой, но предварительно Эльвира затаскивает меня в лавку и подбирает духи. Дома меня ждёт сбруя, которую я уже почти не чувствую, и балетные упражнения.

Аудитория, письменная математика.

Преподаватель заканчивает объяснения и засекает время. Нам дают четыре часа. С собой разрешили взять только ручку, карандаш и линейку без справочных формул. Задание каждому отпечатано на листе, также мы снабжены несколькими листами бумаги. Каждый надо пронумеровать, когда пишешь готовое, и профамилить.

Первое задание ни у кого, я полагаю, затруднений не вызовет. «Упростить выражение», что может быть проще. О, великая Луна, благослови!

Я в том парадном школьном костюме, в туфельках на шпильке и с ремешком, как и велела великая Матильда. Чулки нацепила тёпло-телесного тона, тоже с высочайшего благословления Матильды. Бант, который в сочетании с остальным нарядом с отчётливым сексуальным посылом, приводил в ступор окружающих, заменён на серебристую заколку. Короче, тактико-технические характеристики главного калибра полностью соответствуют поставленной задаче.

Только с пятой задачей пришлось повозиться, и четвёртая потребовала внимания. Через три часа с минутами скрупулёзно оформляю работу, параллельно проверяя ещё и ещё раз. Голова ясная, работает, как часы. Не зря я жёстко держу режим столько месяцев.

Осталось двадцать минут, но большинство ещё ковыряется. Ушли только пять человек, один из первых окинул аудиторию надменным взглядом. Мне надо раньше остальных, хотя бы большинства, поэтому встаю, располагаюсь боком, чтобы меня могли лучше рассмотреть и, не торопясь, собираю исписанные листочки. Спуск с лестницы на каблуках тоже отработан, надо сильно вытягивать носок и всё будет норм. Ловлю взгляды с флангов и с фронта от экзаменаторов.

— Молчанова? — седоватый подтянутый мужчина смотрит в мой экзаменационный лист, принимает работу, проверяет и цепляет скрепку. Второй, помоложе, спрашивает:

— А ещё раз проверить не хотите? Время есть. Вдруг ошибку найдёте?

Раздумываю, мне выгодно постоять подольше, помаячить, но и ковыряться в записях жутко неохота. Глаза всё равно замылились, это неизбежно, как ни старайся. Держу паузу, как могу, якобы не могу решить. Всё, пора закругляться! Слегка задираю носик вверх и:

— Не хочу! — тоном капризной принцессы, которой предлагают надоевшее ей блюдо.

Разворачиваюсь на носках и лёгкой походкой радостная от окончания тяжёлого кропотливого труда двигаюсь к выходу. За мной неотступно ползут взгляды всего зала. Помахивая сумочкой, которую забрала с приступка кафедры, — изуверы принудили оставить её, — дохожу до двери и скрываюсь за ней.

Его не слышно, и услышать такой затаённо осторожный звук я не могу, но очень надеюсь, что он есть. Есть выдох разочарования в момент, когда я окончательно покинула аудиторию.

Этот выход как бы не важнее самой контрольной. Всплывает наружу гнусная мыслишка. Я могла отвлечь кого-то из конкурентов, ослабить его внимание и вынудить допустить ошибку либо не заметить её при проверке. Это мой скрытый козырь, недокументированная опция. Но если кто-то ошибётся, заглядевшись на меня, я же в этом не буду виновата? В самом деле, разве я повинна в своей красоте? Между нами, девочками, говоря, ещё как виновата, но, всё равно не виновата, хи-хи.

За дверью моя походка и беззаботность по виду не меняются. Только сейчас я не чувствую на себе облака чужого внимания. И я на самом деле беззаботна и весела, по очередному редуту нанесён мощный удар. Посмотрим, посмотрим, что там уцелеет.

Эльвира встречает меня на выходе с территории Лицея. О, и папа здесь!

— Вырвался ненадолго, — он целует меня, — Отвезу вас домой и на работу. Как у тебя?

— Неизвестно, но вроде всё решила.

Дома быстро переодеваюсь и после обеда прыгаю на диван.

— Ничего не буду делать. Целый час ничего не буду делать, — капризно заявляю мачехе. И целеустремлённо исполняю свою угрозу.

Лицей, просторный класс, устная математика.

Беру билет, называю номер, иду за стол. Но все действия только при словесном описании выглядят так скучно. На самом деле всё по методу Светланы. Каждое моё движение можно без изменений делать элементом танца. Я не просто так беру билет, я совершаю движение, отточенное ежедневными многочасовыми тренировками под придирчивым взглядом мачехи. То же самое с поворотом, совсем немного на несколько сантиметров, взмётывающем юбку. Я в том же наряде, что и на письменном, только без жакета. Почти полное соответствие общепринятому стандарту: белый верх, чёрный низ. Зелёный шейный платок посчитала излишним, есть серьги, а красный пояс в наличии. Юбку я чуточку модернизировала по соизволению Матильды, сделала по бокам, впереди и сзади короткие разрезы по четыре сантиметра. Опять-таки не просто разрезы, на самом деле это узенькие вырезы. Такие треугольнички с основанием меньше сантиметра. Поэтому края почти никогда до конца не сходятся. Очень интригует, — согласился папочка, когда мы с Эльвирой испытали модернизацию на нём.

Столы я оценила сразу, как только вошла. Отсутствуют передние стенки, я даже улыбнулась торжествующе. Мои ноги будут хорошо видны спереди, только надо решить, кому быть главным зрителем, комиссии или поступающим?

Выбираю стол в крайнем ряду, третий, считая от головы класса. Комиссии хорошо видна и часть школьников получит возможность, хоть и с бокового ракурса.

Всё, села и сложила ножки, можно смотреть, что там мне подсунули эти изуверы. Экзамен, кстати, устроен интересно. Перед тем, как отвечать на устном, мне покажут письменную работу, я увижу пометки преподавателей на своих ошибках, всё будет ясно и прозрачно. Заработанную оценку поставят при мне. Первый раз с такой открытой и честной схемой сталкиваюсь. А я много раз экзамены сдавала, я как-то Пештский университет окончила. И через полсотни лет — Пражский.

И что у меня там, в билете, чем меня удивят? О, первый вопрос об арифметическом корне, неприятная для меня тема. Неприятная была бы, если бы не славный парень Пистимеев Александр! Не поворачивается язык называть его неполным, пренебрежительно обрезанным именем в такой момент. Это он растолковал мне тонкости, которые учебник искусно обходит. В тот момент я испытала ощущение приносящего огромное облегчение щелчка, с которым встают на место выбитые из суставов кости. Ладно, хватит рефлексировать, работать надо…

Время от времени меняю положение ног. Во-первых, чтобы не затекали, во-вторых, дать рассмотреть благодарным зрителям с нового ракурса. Жалко, стрелки на чулках видны не всем и не всегда. Уложить ножки в одну сторону, в другую, скрестить, потом одну слегка отставить… короче, над осаждаемой цитаделью гремит непрерывная канонада артобстрела.

Всё сделано. Сижу, усиленно придираюсь сама к себе. Кое-что подправляю с помощью ссылок. Поднимаю голову, кто-то уже готов, подходит преподаватель смотрит фамилию в экзаменационном листе, приносит письменную работу. Внимательно наблюдаю, руку поднимать не спешу. Меняю положение ног, одну выставляю вперёд так, что ступня изгибается до предела. Но носок туфельки твёрдо опирается о пол, несмотря на мешающей этому высокой шпильке. Не зря мне Эльвира три месяца ступни терзала, так что поначалу казалось, что она их сломать хочет.

Ха! Это выстрел из крупного калибра! Вижу как пара парнишек, сначала один, потом другой, не могут оторвать взгляд. Пристально посмотрел один из преподавателей, и, чуть ли не с чмокающим звуком, отрывается от зрелища.

Наверное, хватит. Долгое сидение тоже может плохое впечатление произвести. Ловлю взгляды экзаменаторов, делаю жест рукой, то ли поднимаю её, то ли приветствую. Подходит тот, что смотрел на ножки, не старый, но в возрасте. Смотрит в мой лист.

— Молчанова? Готовы?

Я киваю. Приносит мою работу, садится рядом, сдвигая меня от края. Хм-м, это минус, мальчишки уже не смогут мной любоваться.

— Очень хорошая работа, Молчанова. Мы поставили девять.

Против оценки качества ничего против не имею. Но почему девять, а не десять? Просматриваю свои листы внимательно. Блеск! Ни одной пометки красной пастой, только подчёркнуты ответы. Видимо так отмечают правильность результата. Озвучиваю своё недоумение, сбивая экзаменатора, который уже ждёт от меня ответа по билету.

— Почему не десять?

— Десятку мы можем поставить только за феноменальный результат. Поверьте, девять очень хорошая оценка…

Класс!!! Конфликт на ровном месте! Да я же сейчас вас в порошок сотру!

— Извините, не поняла. Нам ничего такого 31-го числа не говорили. Никто не сказал, что десятку получить можно только за какие-то неопределённые выдающиеся заслуги.

— Не нужно ничего особо выдающегося. Хватило бы оригинального нестандартного решения задачи.

— Такого требования наверняка нет в ваших правилах оценки работ, — парирую я, — Или есть? Покажите!

Экзаменатор не смущается, он подыскивает аргументы. Пока он не контратакует, наношу следующий удар.

— Какая-то странная у вас аргументация. Скажите, каким образом стрелок может получить больше десяти очков за один выстрел? Да никаким! На мишени самая высокая точность обозначена десяткой. Я выбила десятку, а вы не хотите мне её ставить, только потому, что я перед выстрелом сальто не сделала?

— Молчанова, мы заложили возможность оценки по высшему баллу выдающихся работ. Поставим вам десять, а вдруг найдётся работа лучше?

— Не найдётся, — уверенно заявляю я, — Нет на мишени большего количества очков. Смотрите!

Перелистываю свою работу перед его поскучневшим взглядом.

— Нет ни одной пометки, исправления или замечания! Значит, работа безупречна! Какой выдающийся результат вы ждёте от решения школярских задач? Эти решения давно известны, все ответы на вопросы даны в учебниках. Вы намереваетесь обнаружить грибное место на только что заасфальтированной дорожке? Вы меня сто раз простите, но не могу удержаться от вопроса: вы в своём уме?

Мой последний вопрос слышат ближайшие соседи. Испуганно оглядываются. Присматривается к нам и остальная комиссия. Чуточку придерживаю себя, скандал надо держать в рамках. Мне нужно поступить в Лицей, а не оставить на его месте развалины. Жду. Преподаватель размышляет, собирается с мыслями.

— Мне надо посоветоваться с коллегами, — и уходит к остальной комиссии.

Пока они, склонившись друг к другу головами, обсуждают что-то тихо, но довольно бурно, поглядываю по сторонам. Надо отвлечься. А тут есть симпатичные мальчики, но почти все как-то испуганно смотрят в мою сторону. Кое-кто старается не смотреть. На парочку посмелее стрельнула заинтересованно глазками, чуть улыбнулась.

На настоящий момент из класса вышли три человека. Не знаю, что они получили, нам не сообщают. Впустили пятерых, больше мест нет. За одним столом можно сидеть только одному, его ближайший сосед не ближе, чем через стол. В шахматном порядке мы сидим, если коротко.

Замечаю возвращающегося экзаменатора, когда он уже подходит и садится.

— Комиссия решила задать вам дополнительный вопрос по письменной работе. Ответите правильно и полностью — получите десять. Нет — оставим девять.

— Нет, — коротко и с предельно обаятельной улыбкой безапелляционно отвечаю я.

Я не упрямая скотина и вполне способна согласиться на приемлемые ясные условия. Но оценка устного вопроса всегда более субъективна, чем письменное решение. И звуки речи к документу не приложишь. Слишком скользкие условия.

— Но почему? Молчанова, один вопрос и противоречия разрешены!

— Нет такого в ваших Правилах. Вы их на ходу меняете. Это не допустимо. Ставьте десять и противоречия будут разрешены.

Опять уходит. Опять совещаются. Слегка напрягаюсь, не нравятся мне их взгляды. Не то чтобы злые, но они явно хотят меня проучить. Так, что они могут сделать? Только занизить оценку за устный экзамен. Начинаю готовиться к новой схватке. Какая я молодец, что непрерывно много месяцев интенсивно работала головой именно по утрам! Мозг работает на полных парах, ясный и предельно собранный.

Опять подходит мой экзаменатор. Садится. Садиться, чтобы через полминуты встать. Забегался, наверное, туда-сюда.

— Хорошо, Молчанова. Мы ставим вам десять за письменную работу. Приступим, наконец, к устному экзамену. Давайте ваш билет.

— Не приступим, — ласково улыбаюсь я, — То есть, приступим, но не так.

Тем временем он выводит мне с кровью вырванную оценку в экзаменационной лист. На мои слова смотрит с усталым недоумением.

— Вам так и придётся курсировать туда-сюда. Чтобы избежать всяких споров и сложностей я хочу сдавать экзамен сразу всей комиссии. Прошу вас! — я не могу выйти, стол стоит вплотную к стене. Вообще-то так не принято, наверное, нарочно это сделали, чтобы увеличить расстояние между школьниками.

Возражать не стал, только устало вздыхает. Идём к сомкнутым столам комиссии. Замечательно! Теперь меня будет видно всем мальчишкам. И стрелки на чулках, на которых они обычно залипают. Хорошая позиция.

Мне предоставляют стул. В своём внутреннем представлении я выхожу на поле боя с несколькими противниками. Мне нужна чистая победа, я должна всех уложить. Кладу заготовленные листы перед собой. На каждом написана дата, название экзамена, мои имя-фамилия, номер экзаменационного листа. Тридцать второй он, кстати.

— Начинайте, Молчанова, — это строгий председатель комиссии.

Начитываю первый вопрос, с ходу отвечаю. А что там отвечать? Определение арифметического квадратного корня плюс некоторые пояснения.

— Скажите, Молчанова, а зачем введены такие ограничения: обязательная положительность подкоренного числа и результата извлечения корня? Ведь корень нечётной степени вполне возможно извлечь и из отрицательного числа.

У-п-п-п-с! А вопросец коварный! И некорректный. И что делать? Отказаться отвечать сходу? Не, не буду их так радовать.

— Запишите пока заданный вопрос, — обращаюсь к «моему» экзаменатору, — а я подумаю.

— Нет-нет, запишите номер билета, номер вопроса из билета, потом текст дополнительного вопроса и не забудьте фамилию задавшего вопрос.

— Вы планируете протоколировать весь экзамен? — с лёгкой улыбкой любопытствует председатель. Его сосед сверлит меня мрачным взглядом. Это он задал противный вопрос. Улыбаюсь с искренней симпатией.

— Да.

— Вы нам настолько не доверяете?

— Вы только что необоснованно пытались занизить мне оценку за письменную работу. Почему я должна вам доверять? — голос мой максимально нежен, улыбкой тоже смягчаю жёсткий по сути ответ.

В ответ хмыканье. Кажется, председателя веселит ситуация. И вот, наконец, я могу отвечать.

— Пишите ответ, — обращаюсь к экзаменатору, который исполняет роль ведущего протокол, — Вопрос некорректный. В математике не принято обсуждать определения и вводимые термины, их просто принимают к сведению. Это не законы в парламенте, которые дебатируются месяцами. Про парламент можете не писать. Так как вопрос некорректен, то и мой ответ не может быть полным. Я считаю: для удобства.

— Записали? Пишите дальше моё мнение: вопрос и ответ на него засчитаны и оценены быть не могут в виду упомянутой некорректности.

— Она права, — вдруг замечает председатель, — Да и вообще, это довольно глубокий вопрос и точно не для восьмиклассницы.

Благодарно хлопаю ресницами в его сторону.

Второй вопрос из билета проскакиваю даже без допов. На третьем меня пытаются подловить. Уже председатель. Но получилось наоборот.

— Молчанова, вы сослались в задаче на определение параллелограмма. Что оно гласит, это определение?

Барабаню ответ. Потом вынуждаю протокольщика записать вопрос, ответ и нарисовать плюсик за правильность. Фишка в том, что вопрос очень простой, но он идёт в зачёт. Я же ответила.

— Точно? Вы не перепутали? — председатель хитренько улыбается.

— Точно, точно! — уверяю я, — Мне уже поставили плюсик.

Председатель не выдерживает, фыркает. Я тоже смеюсь. А чего мне не смеяться, я удар парирую, а они — нет.

— Чем отличаются свойства параллелограмма от его признаков? — сильный вопрос задаёт председатель. Но ответ прост, если его знать. Сейчас надо сказать спасибо папочке, это он как-то разъяснил мне этот тонкий момент.

— Каждый признак можно считать свойством параллелограмма. Но если есть признак, то рассматриваемый четырёхугольник однозначно параллелограмм. Наличие свойства в общем случае не позволяет однозначно делать такой вывод.

— Какое вы можете назвать свойство параллелограмма, которого недостаточно, чтобы считать четырёхугольник параллелограммом?

Я притормаживаю, жду, когда запишут мой предыдущий ответ и вопрос. И лихорадочно перебираю в голове все известные мне свойства. Их не так много, но есть недокументированные, не явные, и их много. Ладно, не будем выходить из зоны учебника.

— Одна диагональ делит четырёхугольник на два равных треугольника. Две противоположные стороны равны или параллельны тоже можно считать такими свойствами.

— Вы увлеклись, Максим Леонидович, — замечает мрачный, — есть много других тем для вопросов.

Кидаю удовлетворённый взгляд на красные плюсики, украшающие протокол. Минусов нет.

— Хорошо, — председатель оставляет обширную тему параллелограммов, будь они прокляты! — Маленькая задачка и закончим.

Он вытягивает лист из-под руки протокольного и набрасывает короткое число: 0,(1).

— Вы же знаете, что такое геометрическая прогрессия?

— Ну… да, — неуверенно киваю. Моё смятение возбуждает мрачного.

— Это, как вы видите, бесконечная периодическая десятичная дробь. Переведите её в обыкновенную.

Я думаю, у меня есть время, пока записывается вопрос. Дело в том, что я знаю ответ, хотя… но об этом позже подумаю. С меня формально не спрашивали вывод, значит, я имею право его не делать.

— Вам нужно время подумать? — участливо спрашивает председатель.

— Нет. Ответ: одна девятая.

— Вы просто случайно знали ответ? — неприятно поражается мрачный.

— Запишите этот вопрос тоже, — тычу наманикюренным пальчиком в лист «моему» экзаменатору. И тот вдруг действительно начинает записывать, знала ли я ответ.

Я откидываю голову назад и заливаюсь безудержным смехом. С трудом пробиваясь через собственные смешки, говорю «моему».

— Извините, я пошутила…

Председатель поддержал меня улыбкой, мрачный нет. «Мой» глядит устало.

— Не могу признать ответ полным без вывода, — замечает председатель, когда я успокоилась.

Подумаешь, бином Ньютона. Там в одно действие всё. Быстро накидываю ответ в три строчки. Все трое смотрят, ищут, наверное, к чему придраться.

— Какие геометрические прогрессии сходятся, а какие нет? — спрашивает мрачный.

Они совсем с глузда съехали! Но раскрывать карты не буду. Жду, когда запишут новый вопрос.

— Каков лимит дополнительных вопросов на устном экзамене? Вы уже задали пять, считая некорректный.

Мужчины переглядываются. Я угадала? Думаю, да.

— Не можете же вы терзать меня непрерывно целые сутки? — это выстрел вдогоночку и ещё один, — вы сами сказали, что вопрос про одну девятую последний.

— Некорректный вопрос считать не будем, он не оценивается, — решает председатель, — Отвечайте на последний вопрос и на этот раз действительно закончим.

— Вы записали? — смотрю на «протокол», — Тогда мой ответ таков: сходимость рядов в школьной программе до восьмого класса не изучается. Записали? Ставьте плюсик.

— Хм-м, опять некорректный вопрос? — председатель трёт лоб, как же он не сообразил…

Вид у всех такой, будто неожиданно проснулись в незнакомом месте и теперь оглядываются: а где это они очутились?

— Не важно, — безмятежно улыбаюсь я, они кое-что не заметили, и я получила в руки оружие против них, — Мой ответ абсолютно верен.

— Вопрос некорректный, и отвечать по сути вы не стали, — упрямится председатель, — Вы обоснованно сослались на выход за рамки программы…

— Есть, простите, на это жёсткий ответ: это ваши проблемы, — нежно улыбаюсь я, — Лимит на пять вопросов дан не с потолка. Интеллектуальные ресурсы любого человека имеют предел. Вы его уже достигли. И собираетесь пересечь.

— Каким образом? — вступает мрачный, — Какие ресурсы вы затратили на отказ отвечать?

— Интеллектуальные, — я не смущаюсь, — я мысленно прокрутила в голове весь учебник алгебры за восьмой класс. Несомненно, это умственное напряжение.

А ведь они не оспорили моё утверждение про лимит в пять вопросов! Значит, он есть. Будем знать.

Председатель вздыхает. Сдался?

— Давайте зачётку… то есть, экзаменационный лист.

— Какова моя оценка? — не тороплюсь выполнять указание. Мало ли что он там прилепит.

— Десять, — председатель сдался.

Вспархиваю со стула с ликованием, иду на выход, оборачиваюсь и одариваю всех солнечной улыбкой:

— Всем удачи!

Самый мощный редут пал! В моём листе две высшие оценки! Кто повторит рекорд? Ну кто? А как они на меня смотрели, когда я уходила!

Походка у меня лёгкая, а вот думы сложные. Направляюсь в кафе, прямо тут, на территории. Экзаменаторы-математики попались. Сами себе вырыли ловушку и запрыгнули туда. Я фактически за горло их держала. Только ничего не понадобилось. Мне даже протокол забирать не пришлось. Всё смывает, все интриги обесцениваетвысший балл. Победа! Возможности для дальнейшей борьбы не нужны. Иначе бы я их на уши поставила и за вопрос о бесконечной периодической дроби. Тема тоже выходит за рамки программы. Эти дроби и сумму геометрической прогрессии проходят в девятом классе. Увлеклись парниши…

А это что за парнишки вдруг нарисовались вокруг? Сижу за столиком в кафе, никого не трогаю, изящно… то есть изящно сижу, изящно ем мороженое, аристократически изысканно хлебаю кофе, элегантно никого не трогаю, и на тебе! Слегка напрягаюсь, я в близости любых незнакомых существ, способных нанести вред, привыкла видеть угрозу. Тут же расслабляюсь, красивая девушка в этом мире, в большинстве, случаев существо неприкосновенное, вид парней это доказывает. Они робеют и немного смущаются. Какие милашки!

— Г-х-м-м, — откашливается стоящий поближе, — Ты ведь Молчанова? Поступаешь в Лицей?

Подтверждаю еле заметным кивком. Жду.

— Эта… мы учимся в классе, куда ты поступишь. Ну, если…

— И если зачислят в ваш класс. Это второе «если».

Смотрю, изящно поедаю мороженое, не менее изящно отпиваю мелкими глоточками успокаивающий меня горячий напиток. Кофе обладает замечательным свойством снимать психологическое напряжение.

Я смотрю, парни мнутся.

— А вы чего? Берите что-нибудь и садитесь, — делаю милостивый разрешающий жест.

Парни как-то поначалу бестолково суетятся, толкая друг друга, но их могучие разумы в итоге справляются со сложнейшей задачей рассаживания троих по трём местам. Благосклонно наблюдаю за этой толкотнёй. Подлетевшей официантке делают заказ, и вот столик заставляют высокими бокалами с соком и тарелками с бутербродами, и какими-то ватрушками.

— Вы из какого класса?

— Девятый ИМ-1, — отвечает самый смелый. Потом они представляются. Самый смелый носит знакомое имя Миша, остальные — Саша и Паша.

— Хорошо бы тебя к нам распределили, — мечтает Паша.

— Не распределят, — вздыхает Саша, — Не знаешь, какая грызня идёт у юристов из-за того, что когда-то одному классу четыре девочки достались, а второму — пять?

— Скажешь тоже, грызня, — это Миша, — так, дежурные нападки.

— А у вас совсем девчонок нет? — меня это живо интересует.

— Нам повезло, — отмечает факт большой удачи Саша, — единственная девочка у нас. Ледяной королевой мы её прозвали.

— Почему?

— Я такого бескомпромиссно белого цвета волос никогда не видел, — впадает в раж Паша, — И она вовсе не альбиноска, глаза синие, как лёд километровой толщины …

— Девушка сказочной красоты, короче, — подводит итог Миша, — потому и Ледяная Королева.

— Ну, и характер, — вздыхает Паша, — если хоть слово от неё услышишь, потом ходишь три дня под впечатлением.

— Ну и правильно, — беззаботно отвечаю я, — о чём ей с вами, оболтусами, разговаривать?

Мальчишки на мгновенье замирают, я безмятежно доедаю мороженое.

— Почему ты так думаешь? — очень осторожно любопытствует Миша, — И ты же с нами разговариваешь.

— Мне есть о чём. Вы мне много полезного рассказали. А ей не о чём, — растолковываю свой прагматичный интерес, — Она всё это и без вас знает. Если по-другому, вы мне нужны, а ей — нет.

— Да! — вскрикивает Паша, — хоть кому-то мы понадобились, а то ходим неприкаянные, никому не нужные, сирые, забытые…

Гляжу на него с нескрываемым одобрением и откровенной благосклонностью. Клоун! Обожаю таких. С ними весело. В сумочке принимается вибрировать и тренькать мобильник, мальчишки чуть не подпрыгивают от неожиданности. Смотри-ка, а статусная вещь мобильник, ни у кого его нет.

Номер незнакомый.

— А-л-л-ё-о-о-у, — тяну я томно, с излишним изяществом отставляя руку.

— Дана! Ты где? Я тебя везде ищу, мерзавка рыжая! — громко негодует Эльвира. Мальчишки слышат и давят смешки.

— Мамочка, как ты можешь? Рядом мальчики сидят из хороших семей, потенциальные поклонники, а ты меня в их глазах деза-вуи-руешь, — кое-как выговариваю последнее слово.

— Мальчики? — моментально сбавляет обороты Эльвира, — Что за мальчики?

— Ну, я же сказала: хорошие приличные мальчики… — с сомнением оглядываю всех троих, все приосаниваются, — ну, кроме одного, наверное.

Смотрю на Пашу, уже без всяких сомнений. Тот хватается за сердце, осуждение в моём взоре тут же меняется на одобрение.

— Хотя нет, третий ещё лучше, — резко переобуваюсь в полёте. Паша тут же выпячивает грудь и смотрит на друзей с нескрываемым презрением.

— Так. Бросай своих мальчиков и быстро на выход! Нас такси ждёт!

— Пять минут, мамочка.

— Немедленно!

— Только кофе допью… — телефон отключается, — Мне пора, джентльмены. Родители страстно желают узнать о моих высоких результатах.

— А какие у тебя результаты? — Мишино любопытство удовлетворять не собираюсь. Встаю, кидаю на столик десятку.

— Не могу сказать. По этическим соображениям. Сначала родители должны узнать, потом… ну, там длинный список.

— А мы, мы в этом списке есть? — влезает Паша.

— Вас нет по простой причине. Вы и сами всё можете узнать. Ещё раньше, чем я до выхода дойду, — закидываю сумочку на плечо, разворачиваюсь на носочках (Светлана научила) и двигаю на выход. Мальчишки ожидаемо залипают. Для кого-то же я надела чулки со стрелкой!

Они догоняют меня, что-то дожёвывая на ходу, едва я на десяток метров отошла. Идут чуть сзади, самое то для меня, себя показать.

Так и топаем, то есть, мальчишки топают, а я исполняю сложный и ответственный танец под названием «божественная походка». Эльвира маячит у входа. Царственно кидаю в сторону предупреждение:

— Внимание, мальчики! Приготовьтесь прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть, — Эльвира в своём сногсшибательном белоснежном брючном костюме.

— Привет, мамочка!

— Я тебе дам, мамочка! — Эльвира стартует с места и без разгона, того и гляди бить начнёт.

Мальчишки глупо толпятся рядом и глупо пялятся на Эльвиру. Мерзавцы! Уже и про меня забыли! Ой, и я кое-что забыла.

— Паша, телефон мне свой, быстро, — Паша начинает двигаться с такой скоростью, что руки просто исчезают в вихревом тумане. Ничего ни в одном кармане не находит. Вырывает блокнот, который достаёт Миша. Теперь надо ручку искать. Мне надоедает. Достаю лист бумаги, расписание экзаменов? На обратной стороне пусть пишут, снабжаю их ручкой.

Меня трясёт Эльвира, ей срочно надо узнать, как я сдала. Отстраняюсь величественным жестом, достаю телефон.

— Папочка?

— Дочь, давай быстро, у меня люди в кабинете…

— Сдала математику. Две десятки за письменный и устный, — докладываю я. Тут же параллельно происходит несколько вещей.

1. Папочка выстреливает восторженными междометиями. С этим просто:

— Папочка, меня тут Эльвира трясёт. Отключаюсь.

2. Эльвира издаёт громкий визг, на который заполошенно выскакивает таксист. Что-то держит в руках, кажется, монтировку.

3. Паша издаёт потрясённый вопль «Две десятки! Девочка! За математику! Держите меня!» и валится на руки друзей.

Деловито забираю у висящего на руках товарищей Паши список их телефонов. Величественно, как памятник, указываю рукой мачехе направление к дому, та бесцеремонно заталкивает меня в машину.

В машине отбиваюсь от Эльвиры, бросившейся меня целовать. Когда настаёт время выходить из машины, вид у меня помятый. Дома первым делом звоню Пистимееву.

— Саш, привет, — голос у меня грустный до невозможности, вот-вот заплачу.

— Привет, Дана! Как экзамены? А чего у тебя голос такой? Случилось что? — закидывает меня вопросами Сашок. Вот настоящий друг! Первым делом спрашивает про экзамены. Переживает.

— Новости плохие, Саш, — ною я.

— Да что случилось? Завалила математику? — в голосе такая паника, что я прямо млею.

— Са-а-а-ш, в общем, так получается… плакали твои двести рублей.

— Чего-о-о? Какие двести рублей?

— Ну, я две десятки за математику получила… так что готовься мне деньги отдавать, — и после паузы начинаю снова ныть, — Ты не обижаешься? Всё-таки сумма…

— Тьфу, ну и дура ты, Данка! — с чувством выпаливает Сашок и бросает трубку. В меня будто горячим мёдом внутрь плеснули, так мне хорошо становится.

После обеда и валяния на диване, цепляю сбрую и выхаживаю, выплясываю, вытанцовываю всё, что попало. Энергия клокочет, вражеский редут разгромлен, судя по реакции окружающих десять плюс десять за математику результат фантастического уровня. Значит, изрядную часть конкурентов я обхожу. А меня обогнать, в принципе, никто не может, двадцать одно очко никто не возьмёт, это вам не карты.

Приехавший с работы папахен тоже счастлив. По-моему, до одного места ему мой Лицей, он счастлив получить повод мной погордиться. Прямо за ужином нарезаемся с ним пива, что приводит его в полнейший восторг, чуть не начал хлопать меня такую хрупкую по плечу, как сына.