Отпуск на всю жизнь

Глава 8 Это я — Катрина!

Выхожу свободной походкой, перебрасываю мячик с руки на руку, постукиваю о пол. Встаю на позицию, окидываю взглядом напрягшуюся вражескую команду, намечаю точку удара. Подбрасываю мяч, хлёсткий удар отправляет его в точку назначения. Там, в середине, слабое место. Игроки с краёв могут подстраховать, пусть пробуют.

Я выкладываю свой козырь впервые! Держите, девочки! Мяч с угрожающим шелестом летит в середину и вдруг виляет в сторону! Разочарованный вскрик, от неловко поставленных рук мяч уходит на трибуны. Аут! Наши болельщики оживляются, физкультурник показывает мне большой палец. Не зря я тренировала этот удар, известный в футболе, как «сухой лист». Мяч закручивается в момент удара из-за того, что этот удар наносится не точно по центру. Физику полёта вращающегося мяча объяснить не смогу, но траектория сильно отклоняется от прямолинейной. Могу только сказать, что мяч уходит в сторону, где движение его поверхности совпадает с воздушным потоком. Предсказать траекторию вращающегося мяча практически невозможно. Вот и сейчас, мой козырь выброшен на игровое поле и побить его не смогли.

Во второй раз тоже не смогли. Мяч летит в левого крайнего игрока, со смещением влево, туда и уходит от рук игрока. Аут. Девчонка смотрит с огромным удивлением. Не поняла? Держи ещё! Аут. Теперь в правого. Аут вправо! Теперь обратно на девочку слева, но с закруткой вправо. Привыкшая к смещению влево и что-то понявшая девочка делает поправку заранее. Наугад, но могло бы сработать, только мяч смещается в обратную сторону. Подхватить его некому. Очко в нашу пользу.

Трибуны и не только с нашими болельщиками разражаются криками и свистом. Оператор Шацкого весь в мыле, носится вдоль всего поля. Снимает меня, потом следующую подачу снимает попытку принять мяч. Работы парню до крыши! Но вид счастливый, кажется, он ищет точку, чтобы уловить хитрое движение мяча. Почему бы не помочь хорошему человеку. Я постараюсь.

Сет! 15:4 в нашу пользу. Мой козырь не взяли ни разу. Усиленно потряхиваю ударно потрудившейся рукой. По скучным лицам противника мы понимаем, что игра сделана.

— Девочки, не расслабляемся. Жилы рвать не надо, но и слабину не давайте.

На второй сет я иду опять последней в очереди на подачу. И вижу, как нервничают девочки 95-ой школы. Нервничают и ошибаются. До меня доходит очередь при счёте 8:2. Ещё легче! Держите, девочки, смотрите не упадите.

Заканчиваем со счётом 15:2.

— Дана, ты одна можешь у них выиграть, — восхищается Наташа.

— Пробовать не будем, — смеюсь я.

Посматриваю в сторону следующего противника. Вернее сказать, следующих жертв, хи-хи. Девочки 314-ой школы выглядят увядшими цветочками, лица озабоченные.

В конце третьего почти такого же разгромного сета (14:3) на момент моего финального удара кричу:

— Супрунов! Давайте ваш второй состав, мы их тоже на куски порвём!

Хотела крикнуть «Давайте ваших подставных!», но могли клевету и хулиганство припаять. Оно мне надо? Его и так перекосило. Народ вокруг посматривает на него с улыбочками. Его девочки совсем скисают. Мой удар кто-то зацепил руками, никто даже не дёрнулся достать мяч. И не дожидаясь объявления результатов и финального свистка, грустно плетутся с площадки. Не повезло вам, девочки. Один раз вышли на поле, чтобы получить полную коробочку люлей и уйти, уныло повесив головы.

Нам дали отдохнуть двадцать минут. Приказываю девочкам валяться без движения, мальчишки из нашей гвардии сторожат нас от болельщиков. Но к директору с завучем мне приходится подойти. За ними толпится ещё группа. Ангелина, физкультурник, физик.

— Ну, Молчанова, порадовала, так порадовала, — цветёт директор и ему в унисон лучится счастьем завуч.

— Ещё не всё. За первое место поборемся.

— Возьмёте? — любопытствует директор.

— Это спорт, Леонид Прокофьич. Всё может случиться. Но не вижу препятствий. У нас два сильных игрока отдыхали эту игру.

— Валерий Васильевич, я надеюсь, всем девочкам по физкультуре будет пятёрка, — обращается директор к физкультурнику.

— Не вижу препятствий, — острит физкультурник.

— За год, — уточняет директор.

— Конечно, — физкультурник даже удивляется.

— Но это всем. А ты, Молчанова, чего хочешь? — О, раздача пряников продолжается!

— Леонид Прокофьич, пятёрку за год по рисованию хочу. С остальным я справлюсь, ну, и по русскому не реально, — если есть возможность, то почему нет?

— Обещать за Виктора Сергеевича не могу, но поговорю обязательно.

Молодец наш директор! Одобряю! Подошёл перед финальным матчем, поднял настроение всем, настоящий руководитель. Мы и так на подъёме, но хорошее лишним не бывает. Просто показать школьницам, что директор и учителя, все учителя, ими довольны, уже большое дело.

314-ую я решаю раздавить сходу. Посмотрим, выдержат ли они лобовой удар гружёного щебнем МАЗа. Начинать буду я. Мои девчонки заранее хихикают и ехидно посматривают на противника.

Иду я тем же лёгким шагом, за пару метров до позиции заученным движением закручиваю мяч и держу его на пальце. Зря что ли целую неделю тренировала этот трюк? Зрители замирают, мои и чужие девчонки открывают рты, по похожим причинам. Свисток! Я осторожно подбрасываю мячик вверх. Удар! Закручивать уже не надо, но я добавляю вращения. Уход мяча от прямой линии в конце полёта достигает чуть ли не метра. Такой мяч взять в принципе невозможно. И если возьмёшь, он отскочит в непредсказуемом направлении.

Они всё равно пытаются! Отдаю должное бойцовскому характеру, заставляющему биться даже в безнадёжном положении. Один раз сумели выбить мяч на нашу половину, но мои девочки их безжалостно добивают. 1:0, 2:0, 3:0, 4:0, 5:0! Рука немного устала, но я продолжаю избиение младенцев. А кто они ещё против нас? 8:0! На девятом ударе перекрутила, мяч не сумели даже задеть и он с каким-то лихим посвистом ушёл с загибом в аут. 314-ая выдохнула с облегчением. Давайте поиграем, девочки, а то мои застоялись.

А сильно играют! Перевес у нас небольшой. Был бы небольшой, если бы не мой козырь. 12:3! Настаёт очередь Маринки. Удары её напоминают выстрелы из пушки, всё-таки сильная она девица. Первый её удар взять не смогли. Второй! Девочка, рискнувшая принять мяч, вскрикивает. Игру останавливают, девочку меняют. Потом узнаем, что ей пальцы выбило. Чего ж ты такие мячи на пальцы берёшь? Успокаивающе показываю рукой встревоженной Маринке: всё хорошо, продолжай.

Она и продолжила. Следующий удар девчонки принимают, как положено, на сдвоенные руки. Вот, пошла игра! В тот раз они всё-таки проиграли. 15:3! Сет за нами!

Наши болельщики встречают взрывами восторга каждый выигранный мяч. Вижу, что действует на противоположную команду угнетающе. А нас наоборот, подстёгивает. Болельщики тоже сила, первый раз это чувствую. Мне раньше как-то не приходилось на арене выступать.

А вот у наших оппоненток болельщиков практически нет. Недоработочка, граждане! Это всё-таки финал, могли бы и прийти, места тут всем хватит.

Второй сет начинает Марина, иллюстрируя фразу «продолжение следует». Но за перерыв 314-ая, видимо, получила накачку от своего учителя и берётся за дело рьяно. Только первый пропустили, второй подняли, но проиграли, а третий…

Да, третий! И та самая, под третьим номером переиграла Ирочку. Ира зарядила лихо, мяч бы вряд ли взяли, если бы он прошёл. Та, третья заблокировала, и уже мы не смогли поднять мяч. Ира смотрит растерянно, Марина хмуро.

И вдруг площадку оглашает мой восторженный визг.

— Девчонки! Они сопротивляются! Ура-а-а! — я приплясываю в диком возбуждении.

Болельщики, отмерев, взрываются хохотом. Наши оппонентки, поначалу прыгающие от радости, замолкают в недоумении.

После такого всем всё стало ясно. Мы играли ещё долго и с огромным удовольствием. Успех противника вызывал покровительственное одобрение: «О-о-у, вот это у вас здорово вышло!». 314-ая даже вознегодовать не могла, как злиться на тех, кто радуется твоим успехам? Наташка им даже большой палец показывала. Мы поставили себя в положение тренера, учителя, и психологически получалось так, что отыграв мяч, они радовали тренеров и приучались считать нас ими. Автоматически ставить нас выше себя.

И третьему номеру мне удалось отомстить. Мы разыграли её с Ирочкой, как по нотам. Ира разбегалась для завершающего мощного удара, третий номер готовилась ставить блок, а Ирка вдруг отпрыгивает в сторону, давая место мне. Девочка под третьим номером уже прыгнула и ставит руки, как сбоку, когда она уже опускается на пол, влезаю я и мягко сбрасываю мяч вдоль сетки и вплотную к ней. Такие мячи тоже не берутся.

Третий номер расширяет глаза, но мы чуть не прокололись. Я стою на самом краю под сеткой и не могу удержать равновесие. Маленький шаг и всё, судья уже напрягся, ждёт, когда я его сделаю. Хвать! Ирка успевает меня дёрнуть за руку. Да! Хлопаем друг другу ладошками. Судья показывает рукой: мяч за нами. Таких моментов было несколько, но этот самый лучший.

У-ф-ф-ф! И наигралась же я!

— Девочки, молодцы! — кричу проигравшим, — Классно играете!

Они неуверенно улыбаются.

А нам ещё приходится ждать, когда разыграют третье место. Не удивилась, когда 95-ая всё-таки сделала 57-ую. Вошли они всё-таки в призёры. Интересно, кто этому Супрунову ворожит? Хотя 57-ая сразу показалась мне слабой командой.

Наших болельщиков на награждении стало поменьше, но директор с завучем стоически терпят до конца. Выпустить нас без поздравлений — потеря авторитета.

При расставании прошу директора:

— Леонид Прокофьич, предупредите учителей, чтобы нас не вызывали к доске. Никаких сил не осталось уроки делать.

— Уроки это свято, — строго отвечает директор и, улыбнувшись, продолжает, — Но я предупрежу.

И уходит с нашим кубком, сопровождаемый счастливым физкультурником. Сергей суёт в мою сумку фотоаппарат. Вытаскиваем свои тушки из спорткомплекса.

Школьная учительская.

— Молчанова это что-то! — вещает директор, — Я поражён! Финальная игра за первое место с сильнейшей командой, а она над ними издевается. Поздравляет их с выигранными у наших мячами.

Физкультурник потрясает кубком.

— Я напоминаю свою просьбу. Не вызывайте сегодня девочек к доске. Они вчера буквально выползали из спорткомплекса без сил. Поздно вечером, в девятом часу.

Физкультурник снова поднимает кубок, будто угрожая тем, кто осмелится.

— Я слышала, как одна восьмиклассница другой говорила, — комментирует Ангелина и хихикает, — Татьяна Сергеевна будет ругаться, но фраза мне понравилась: «Наши раскатали всех в ноль!».

— Советую всем купить последний номер «Московского перекрёстка», — когда смешки стихают, говорит физкультурник. Там фото и наших девочек будет и других команд. И скажу по секрету: газетчики что-то накопали скандальное.

— Про нас? — спрашивает кто-то испуганно.

— Нет. Заподозрили подставных игроков в других школах.

— Могут и нас проверить, — замечает директор.

— У нас всё честно, — отвечает физкультурник, — основной состав вообще из одного класса.

Я даже переодеваться не стала. Захожу, как есть, красивая в форме прямо в спортзал.

— Молчанова, проходи! Секундочку! — физкультурник вытаскивает и ставит рядышком со своим закутком вполне приличный стул с обивкой, даже не очень грязной. Но всё равно кладёт на неё газетку.

Он так хлопочет вокруг меня, что чувствую себя особой королевской крови. Или даже эстрадной звездой, это, пожалуй, сильнее будет.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как выжатый и высушенный лимон, — признаюсь я, — С трудом заставляю себя уроки учить. Вот и решила злоупотребить вашим разрешением.

— И правильно, — Валерий Васильевич настолько покладист, что с трудом узнаю обычно требовательного учителя, — Это психологическое и физическое выгорание. Остальных девочек тоже отпущу.

— О, чуть не забыл! — физкультурник хлопает себя по лбу, кидается к столу и через пару секунд на мои коленки падает газета, — Зашёл утром в книжную лавку.

Спецвыпуск «Московского перекрёстка». Посвящённый исключительно нам? Разворачиваю. Ну, почти. Большая статья занимает главное место и большую часть газеты. С несколькими фотографиями.

Физкультурник тем временем строит класс.

— Девочки, волейбольная команда! Шаг вперёд! Свободны. Идите в уголочек, отдыхайте.

— Валерь Василич, а я побегать хотела, — Ирочка хлопает просяще ресничками.

— Ах, ты моя деточка! — умиляется физкультурник, — Если хочешь, побегаешь. Но сначала идите к Молчановой, видите, она газетку читает. Там про вас написано. Почитай и бегай, моя хорошая, хоть на потолке.

Девчонки тут же облепляют меня со всех сторон. Мне приходит в голову одна мысль.

— Девчонки, а давайте кто-нибудь сбегает в лавку и наберёт газет на всех?

Девочки переглядываются.

— Ира, ты вроде сама побегать хотела?

— Точно! — Покладистая Ирочка тут же соглашается.

— Я с тобой, — подклеивается к ней Алёнка.

— Стойте! — вытаскиваю из сумки мелочь, несколько монет, рублей шесть. Высыпаю в руку Алёнке. Девчонки убегают.

Становится заметно легче, теперь на мне висят только трое. Ловлю завистливый взгляд Юляши, бегающей со всеми по кругу. Статья перемежается фотографиями. Всех команд, вышедших в финал. Строго по занятым местам, первые — мы, потом 314-ая и так далее. Увидев одну и вторую фотографии команды 95-ой школы, начинаю посмеиваться. Шацкий — молодец, всё сделал на «ять»! И как это Супрунов ему помешать не смог? Там, где все вместе, Шацкий поставил второй состав сзади. Всё верно, они же выше! И по фото видно, что заметно выше, сантиметров на десять-пятнадцать. И вот стоят они сзади, эдакие гренадёрши со скучными лицами и приклеенными улыбками. А мелочь — впереди! Не догадались коленки подогнуть? Или Шацкий не дал?

На этом месте я натурально заржала. Я представляю чиновные рожи в управе, 95-ой школе, физиономию Супрунова. Вот так слава его ждёт! Ха-ха-ха… нет, Шацкий не просто хищник, это саблезубый тигр, пещерный лев! Он даже мелких косточек не желает оставлять за собой.

И сразу за текстом наше фото.

Вот оно! Я от избытка чувств ёрзаю по стулу. Вдруг замечаю, что мне уже никто не дышит в ухо. Оглядываюсь и вижу расположившихся кто где девчонок, углубившихся в чтение. Некоторые улыбаются.

Я опять начинаю ржать. Есть! Вот оно, начинается!

— Это чо, угроза? — ржу до слёз. Девочки вокруг меня, глядя на меня, хихикают. Маринка недоумевает.

— Почему ни слова про подставных? — возмущается она.

Я гляжу на неё, на остальных и начинаю ржать ещё громче. Ой, сил моих больше нет!

— Де-вочки… объясните, объясните ей всё. Маринка, ну ты и тормозяка!

Не получается у них. Ну, всё надо делать самой!

— Марин, помнишь в прошлой четверти тебя вызывал к доске учитель физики? Ну, вот! Что он тебе говорил? — я начинаю подражать издевательскому тону учителя, — Сидякова! Ты наверняка самая талантливая и умная ученица. Я тобой восхищён! Ты даже учебник не открываешь. Только одну причину вижу для этого. Ты всё знаешь наизусть! Я бы не беспокоил тебя, Сидякова, но класс в затруднении, а для тебя это пара пустяков. Объясни классу вот эту формулу. Откуда она взялась, такая загадочная?

— Помнишь? — повторяю вопрос нахмурившейся Сидяковой, — Помнишь, что ты чувствовала? Вот! Сейчас Шацкий, тот, кто статью написал, так же прикалывается над Супруновым. Поняла?

Но только через пол-минуты лицо Сидяковой светлеет пониманием. Вернее, его проблесками. Туповатая она всё-таки.

Урок заканчивается, все убегают переодеваться. Я засовываю в сумку четыре комплекта газеты. Всё моё, никому не дам. А то знаю я, как берут почитать на минутку, которая вдруг превращается в бесконечность. И откуда я это знаю? Дана, отвали!

— Ну, как ты, Молчанова? Оживаешь? — подходит физкультурник.

— Вроде бы…

— Чувствуешь себя, как деревце, которое давно не поливали? — понимающе улыбается он.

— А вы откуда знаете?

— Я всю жизнь в спорте, Молчанова.

Мы выходим из спортзала, в коридоре к нам подклеивается Юля.

— Знаешь, что, Молчанова? У тебя молодой человек есть?

Я аж спотыкаюсь от неожиданности. Юля хихикает и тут же подобострастно меня сдаёт.

— Есть. Серёжка Горчаков из 9-го «А».

— Хорошо. Так вот, Молчанова, бери своего Серёжку и сходи с ним в кафе, кино. Просто погуляйте, — реакции физкультурник не дожидается, ускоряет шаг. Мы быстро отстаём.

— Тебя кто за язык тянет? — устало недовольничаю я.

— Ой, да ладно. Все это знают!

— Ага. Все знают. Кроме меня, — съязвить возможности не упускаю.

До конца размышляю, довольная собой и жизнью. Всё получилось! Мой план сработал. К чему все эти долгие и муторные расследования? Мы — не следственный отдел, чтобы этим заниматься. Против такого рода хитрецов существует один безотказный приём. Они обделывают свои дела в темноте, условно говоря. Никто ничего толком не знает. Кто там первый состав, кто второй. Для жюри все школьники на одно лицо, как китайцы. Те, кто знает и может распознать чужаков, не то, что не видели официальной заявки на турнир со списком, они даже не знают о её существовании. В большинстве своём. Школьники точно не знают. Подставные появляются только на соревнованиях. О них знает первый состав, но по понятным причинам помалкивают. И руководитель, который эту аферу затевает, по определению знает.

Но если открыто на весь свет показать, кто и под какими фамилиями играет, то увидят все! Фамилии-то настоящие! Одноклассники, родственники, учителя, никто не найдёт своих знакомых на фотографии. Хи-хи-хи, представляю, как кто-то не из самых сообразительных долго сверяется со списком, говоря: «Вот же она, дочь моя! В списке! Фамилия, имя, класс, всё совпадает». Потом решит позвонить в школу, выясняя, как могли перепутать фото его дочери с какой-то здоровенной мордой.

Вполне возможно, те, под чьими именами скрываются подставные, понятия об этом не имеют. Им предстоят объяснения с родителями. Потом родители начнут выяснять в школе. И пошла писать губерния! Уже пишет, нечто подобное сейчас и происходит.

И зачем расследования, детективные страсти, слежка, допросы? Просто залей всё ярким прожекторным светом публичной огласки. И всё. Крысы сами попрячутся. Моментально. Что и произошло на турнире. Кентаврихи незаметно и быстро испарились, вот они здесь и вот их нет. А первое место, ха-ха-ха, наше!

После уроков своей компанией из двух пар идём по стандартному маршруту. Поглядываю на Юлю, не могу вспомнить, что я хотела сделать. Что-то связанное с ней. Не, никак не соображу. Голова будто кашей набита. Юля щебечет за двоих.

— Даночка, ну, дай одну газетку! — опять пристаёт, а я жлобствую.

— Юль, сходи в лавку и купи.

— Там нету, разобрали всё, — хнычет подруга.

— Не дам. Ты возьмёшь, потом потеряешь, после выцыганишь ещё одну, так все и пропадут.

— Дана, ты ж одну специально для меня купила, я знаю…

— На! — кидаю ей газету, — Будешь должна.

— У-у-у, потрёпанную выбрала… — опять ноет!

— Какая тебе разница? Ты ж всё равно затрепешь или потеряешь.

— Не потеряю.

— Больше не дам, так и знай.

Затренькал мобильник. Незнакомый номер. Посомневавшись, отвечаю. Ого, Шацкий!

— Да, Анатоль Степаныч! Здравствуйте. Всё хорошо. Понятно. Ничего себе. И что теперь? До свидания.

— Шацкий звонил, — объясняю замолчавшим друзьям, — Супрунов исчез. По-быстрому уволился и куда-то уехал. Якобы по тяжёлым семейным обстоятельствам.

Сил нет, а то я бы долго хохотала. За меня ржут парни.

Когда мы расстались с Юлей и Мишей, проходим мимо… стоп! Вот оно! Я вспоминаю, что хотела сделать для Юли. Захожу внутрь, Серджио оставляю на улице строгим вопросом:

— Тебе что, обязательно надо посмотреть, какие интимные средства я покупаю?

Слегка краснеет и отстаёт.

В аптеке вдруг выясняется, что мне действительно нужна интимно-гигиенические принадлежности, плюс бинты, перекись водорода и много ещё чего. Кроме того, что я задумала приобрести изначально. За мной занимает очередь какая-то хмурая бабка, из тех, что вечно всем недовольны. Думала, будет склонять меня место уступить, и приготовилась её послать. Нет, помалкивает. Только зыркает исподлобья.

Получаю всё затребованное и перехожу к главному.

— А презервативы у вас какого размера? — в голосе моём под микроскопом не сыщешь смущения и тому подобных глупостей.

— Как и везде, — слегка улыбается молоденькая продавщица, — Первый — самый маленький, второй — средний, третий — самый большой. Вам какой?

Я задумываюсь, ненароком замечаю, как устанавливается тишина. Народу немного, за бабкой мужчина и женщина в летах, ещё парень толчётся у стойки, что-то выбирает. Все навостряют уши.

— Хм-м… как-то в голову не пришло. Не знаю. Как вы понимаете, я ж не себе…

Продавщица прыскает, мужчины как-то странно хрюкают. Злобность в бабкином взоре резко увеличивается. Спиной чувствую.

— Давайте средний, — за спиной слышу, как бормочет мужчина, давясь смехом: «Всё правильно, на маленький точно налезет и на большой, хоть и внатяжку». Женщина за ним фыркает.

— Сколько?

— Давайте десяток… нет, два десятка.

Складываю полученное в сумку, расплачиваюсь. Сзади бабка злобно ворчит в мою спину:

— И куда только родители смотрят… с таких-то лет… тьфу!

— Завидуй молча, карга старая, — бросаю через плечо и двигаю на выход.

Но нет! Не успокаивается старушка.

— Ах, ты, шалава малолетняя! Да я тебя!

Чувство опасности сработало. Отскакиваю вперёд и в сторону, сумку что-то дёргает. Разворачиваюсь, старушка сделала выпад клюкой и теперь восстанавливает равновесие. Сужаю глаза, присматриваюсь, о-о-о-у! Так она из этих! Ведьма! Сколько мы их гоняли, скольких извели, а их меньше не становилось. Пока инквизиция не пришла и не вычистила их. Заодно и нас.

— А ну, осади, кошёлка древняя, — низким голосом советую я. А далее удар:

— Я тебя знаю. Не тебе меня поучать. Ты с двенадцати лет с мужиками таскалась, — а чо? Клевета и навет? Ну и что? Во-первых, может и не клевета, кто знает. Во-вторых, а ей что, можно? Я ж не для себя беру. Хотя и себе оставлю, мало ли что.

— Ого! А бабушка-то с историей, — весело замечает мужчина стоящей за ним женщине. Та опять фыркает.

Бабка задыхается от злости, но нападать снова не спешит.

— Чо, бабуся? Узнала? Помнишь, как мы вас вместе с мётлами сжигали?

Пока в аптеке царит мёртвая тишина, не торопясь, ухожу.

Мирно выхожу из аптеки, мирно иду с кавалером по улице. На какие только жертвы ради подруги не пойдёшь. Но настроение поднялось. Это моё вампирское прошлое срабатывает, попить крови и воспрянуть. Эмоции по эффекту не уступают живой крови. У кого бы ещё попить? Посматриваю с интересом на своего кавалера.

Сергей сворачивает в парк, я притормаживаю.

— Нет. Пойдём короткой дорогой.

— Почему?

— А у тебя что, времени нет?

От парадоксального вопроса Серджио слегка подвисает.

— Мне физкультурник велел с тобой погулять. Сейчас переоденусь и пойдём.

— Прямо со мной? — парень недоумевает.

— С любым молодым человеком. Тут ты подвернулся, — смотрю невинными честными глазками. Мне становится ещё чуточку лучше. А рецепт-то работает!

— Подвернулся, значит… — обидчиво бурчит Сергей. Мы двигаем по прямой.

— Ну, да, — я безмятежна, — Зачем искать другого, когда есть ты? Чем любой другой будет лучше? Все вы одинаковы.

Мне снова легчает.

— Может, захочешь проверить? Одинаковы мы или нет? — всё мрачнеет парень.

— Ты мне друг или кто? — громко возмущаюсь я, — Мне доктор, то есть, тренер прописал прогулки с парнем. Тебе чо, трудно? Если трудно, дай телефон Егора, я ему позвоню.

Заткнулся. Идём молча, я чувствую себя победительницей.

— Зайдём к нам. Я переоденусь, тебя Эльвира покормит и пойдём.

Парень веселеет. Наверное, из-за предстоящей кормёжки. И да, надо позвонить, а то мало ли…

Дома Эльвира ожидаемо ведёт Серджио угощать на кухню. Я стою перед своим шкафом в состоянии «чешу репу». Мне нечего надеть! Хотя нет, есть! С того похода по лавкам с мачехой есть симпатичное платье бежевого цвета с подолом миди-полусолнце. Так, поехали! Сумочку на ремне, красный пояс, туфли на шпильке. Какие чулки выбрать? В телесных я и так всё время хожу. Чёрные? Слишком вызывающие. Значит, жемчужные, ни вашим, ни нашим. О, Луна, как же тяжело женщинам решать проблему нарядов! Сколько сил на это уходит!

Уже при параде, только в домашних тапочках-танкетках выруливаю на кухню. Серджио наворачивает борщ. Я не вхожу, чтобы меня не было видно, выглядываю из-за дверного косяка.

— Офигеть! — выражаю своё мнение по поводу, — Только что в кафе тазик бутербродов с Мишей слопали.

— Что ты всё врёшь?! Какой тазик? По три штуки на каждого! — возмущается Серджий.

— Ешь, ешь, Серёжа, — успокаивает Эльвира, — Дана, прекрати!

— Эльвира Вениаминовна, вы знаете, какие там в кафе микроскопические бутерброды! — бушует Сергей, — чуть толще бумаги!

— Эльвир, — смотрю на неё глазами голодного котёнка, — нарисуй мне причёску.

— Сейчас, Серёжу покормлю…

— Да кинь ему что-нибудь, он всё съест, — небрежно отмахиваюсь я.

Опять окрик «Дана!», быстрые движения, перед Сергеем вырастает горка пончиков и дымящаяся кружка с чаем. Как она быстро всё делает!

— Какую тебе причёску?

— Ну, не знаю… давай с косичкой?

Так же быстро мачеха накручивает мне причёску средней сложности. И вдруг ужасается.

— Дана! Что с твоими ногами?!

— А что с ногами? — смотрю, шевелю пальчиками, вроде все на месте.

— Не вздумай босоножки надевать! И завтра же идём педикюр тебе делать! Да и маникюр не помешает. Как так можно?! — Эльвира возмущена до глубины души, и хоть убей не пойму, в чём дело. Дана о чём-то задумывается, кажется, она догадывается.

Всё готово! В сумочку кидаю непроявленные плёнки с турнира, немного денег, телефон и… стоп! Хватит! А то не остановлюсь. Надеваю новенькие туфли на шпильке, немного сомневаюсь, как бы ноги не сбить. Хотя чего я, не бегать же мне многие километры.

Вот теперь можно показаться. Возникаю в кухонных дверях в полный рост и объём. Серджио оборачивается и слегка подвисает.

— Ты нажрался или нет? — грубо спрашиваю я, — Куда это годится, а? Нет, Эльвира, ты посмотри на него! Дама уже готова, а он нет!

Готовый сорваться с её губ очередной окрик меняется на хихиканье.

— Да готов я, готов, — Сергей встаёт, но с кружкой и недоеденным пончиком расставаться не спешит.

— Дана, разве так можно с молодыми людьми? — всё-таки упрекает мачеха. А я вспоминаю ещё кое-что.

— Ты, допивай, допивай, — успокаиваю Сергея и наношу давно задуманный удар, — Ты ж сама считаешь Сергея моим потенциальным мужем. Вот я и готовлю его к семейной жизни. Воспитываю в нём железную выдержку. Если вытерпит, то годится в мужья. Нет, будем другого искать.

Вот так вот. Из прошлой жизни и обрывочных сведений, уже почерпнутых лично и из памяти Даны, знаю, что мужчины часто пугаются, когда их нацеливают к венцу. Вот я Сергея и пугнула. Вон он как глаза выпучил. А ты что думал, просто так тебе всё?

Только я слишком сильное впечатление произвожу. Смазывается сила удара. Моя ошибка, надо было выбрать время повыгоднее. Чтобы разобранные волосы, затрапезный вид и полусонная некрашеная мордочка. Хотя я и так некрашеная. И вот в полуразобранном виде и надо было постервиться по-чёрному. Образ сложился бы идеально. Ладно, всё ещё впереди.

Гульнули мы славно. Так что к ужину не сильно, но опоздала. Зашли в фотоателье, я всё скинула на Сергея, и плёнки оформили на него и печать нужных снимков в требуемом количестве.

— Ты вроде в кино хотела?

— Всего лишь один из вариантов, — мне просто не хочется, — И времени нет. Посещение кинотеатра — серьёзное мероприятие. В парк пошли.

— Что ты там про женитьбу говорила? — спрашивает Серджио, когда мы входим в наш парк. Опять меня за руку держит!

— Да это так… мне об этом рано думать. Это мачеха тебя в зятья присматривает. Подожди, она ещё позвонит твоим родителям и за твоей спиной начнёт о свадьбе сговариваться, — угрожаю я.

— Разберёмся, — неопределённо обнадёживает Сергей, — Но я иногда жалею, что мне Юля не досталась…

О-о-о-у! Вот оно! Наконец-то! Что ж ты так долго тянул-то?!

— Что?! Что ты сказал?! — я выдёргиваю руку и отпрыгиваю в сторону, — Да как ты смеешь?!

Он слегка дёргается, но почти не пугается.

— А что такого? Миша рассказывал, как Юля классно целуется…

— О-о-о… — в голове бешено закрутились шарики. Как же мне это выкрутить половчее?

— А мне такого и не видать, похоже… — его наглость переходит всякие границы.

Ну, что ж, приступим.

— Значит, Миша всем растрепал, что они с Юлей целуются? Или только тебе рассказал? Впрочем, без разницы.

— Почему без разницы? Мы — друзья, — пытается защищаться Сергей.

— Вот и ты треплешь без зазрения совести честное имя моей лучшей подруги, — накручиваю прокурорские интонации, — Вынуждена буду сообщить Юлии, что её кавалер — не джентльмен.

Задрав носик кверху, иду вперед. Сергея загоняю в тылы. Для этого есть ещё одна маленькая причина, но она не основная. Или основная? Короче, я зря что ли чулки нацепила?

— Не иди со мной рядом. Пока не оправдаешься, — так я ему сказала. Он шагает сзади.

— Да их всё равно много кто видел, — бубнит Сергей, — Ещё на твоём дне рождения…

— Это не важно. Как ведёт себя настоящий джентльмен? — не принимаю его доводов, — Его снимают с дамы без штанов, и он тут же начинает клясться и бить себя в грудь кулаком, что ничего не было. Причём с кристально честными глазами.

— Ты кругом не прав, — продолжаю лекцию, ритмично отмеряя шаги, — Что значит, тебе Юля не досталась? Ты что же в глупом самомнении своём решил, что это вы нас поделили?

— А кто? — не вижу его, но представляю упрямый вид, — Конечно, мы.

Вот наглец! Разворачиваюсь. Душа прямо петь начинает. Как же я люблю драки, склоки, скандалы!

— Что ты сказал?! Ах, ты нахал! А ну-ка вспомни нашу первую встречу! Или память отшибло?

Серджио хмурится.

— Вас тогда четверо было. И как мы разбежались? Я сказала: ты и ты идёте с Юлей, а ты и ты — со мной. И где это тут была ваша воля? Миша покорно пошёл с Юлей, а ты со мной!

— Н-наглец! — я опять иду впереди, и со вкусом добавляю, — Врун!

Спустя пять минут совершаем посадку на лавочку. Серджио вздыхает, а я думаю: говорить Юле или нет? Может, сами друг другу надоедят, да и разбегутся?

— Чего вздыхаешь, охламон? — спрашиваю грубо, но без следов недавней злости.

— Достаются же кому-то тихие, спокойные девушки, — опять вздыхает он.

— Тихие, спокойные, покрывшиеся мхом и плесенью девушки, — поправляю я, — То ли дело я.

Я встаю, отхожу на два шага, кручусь. Не слишком резко, а то подол до груди взлетит. Через пару оборотов останавливаюсь. Сажусь обратно, делаю вид, будто он сумел подавить приступ восхищения.

— Ты абсолютно не прав. Что бы ты делал с тихой девушкой? Тупо держал её за руку и смотрел на неё с глупым видом? Скучища! Тоска зелёная! Вот мы с тобой, совсем другое дело. Погуляли, всласть поругались, поскандалили. Блеск! Классная получилась прогулка. Прям вот угодил ты мне.

— Что, правда?

— Ага, — и не успеваю увернуться. Дана, зараза! Твоя работа?

Серджио быстро наклоняется и прилипает губами к щеке. Мгновенье я сижу неподвижно, потом вспышка энергии подхватывает меня. Такой повод я пропустить не могу! Вскакиваю.

— Да как ты посмел, мерзавец! — с демонстративной тщательностью вытираю щёку, — Без разрешения?! Негодяй!

В голове роются варианты. Что теперь? Как честный человек ты обязан на мне жениться? Не прокатит, мне всего четырнадцать. Ага, вот… а чего это у него вид такой довольный?

— Теперь я должна дать тебе пощёчину, — заявляю я и подхожу ближе, примериваясь.

Серджио в лёгкой панике старается убрать голову с линии предполагаемого удара.

— Подожди, подожди, почему должна? Кому должна?

Начинаю объяснять с нескрываемым предвкушением.

— Ну, как же? Таковы правила приличия. Если мужчина целует девушку без разрешения, она обязана дать ему пощёчину. Иначе, она будет считаться неприличной девушкой. Давай, подставляй фейс.

— Дана, а может быть как-нибудь без этого?

— Ты должен смыть позор, которым только что покрыл меня, — с пафосом объясняю и думаю, что словосочетание «покрыл меня» как-то не так звучит, — По-другому нельзя.

Серджио вскакивает и убегает за скамейку. Какое-то время бегаем вокруг неё.

— Серёж, ну, так нечестно. Я, выходит, ради тебя нарядилась, нацепила эти шпильки, а ты убегаешь. Я не могу в такой обуви тебя догнать, — жалуюсь ему на него же.

— Мне же будет больно и неприятно, — страшится он.

— Ну, ты же мужчина. Ты не должен бояться таких мелочей.

— Мелочи? Не знай, не знай. Не так давно ты одним ударом сломала кое-кому челюсть, а себе руку, — железный контрдовод находит Сергей, признаю, — Я и за тебя боюсь, вдруг опять руку себе сломаешь.

— Ну, Серёж… — ною я, — мы живём в социуме и обязаны придерживаться его правил. Ты можешь поцеловать понравившуюся тебе девушку, но обязан стерпеть её негодование.

— Негодование вовсе не обязательно.

— Но оно же было! Я же воз-не-годо-вала! — кое-как выговариваю и продолжаю ныть, — Ну, Серёж, я тихонько. Есть правила, которые нельзя нарушать…

— Тихонько? А насколько тихонько? Покажи, — требует он. Я показываю совсем короткий и плавный замах.

— Точно? Смотри, ты обещала, — он опасливо садится с краю, напрягается, зажмуривается.

Подхожу, примериваюсь, потом хватаю его пальцами за щёки и трясу.

— У-у-у, хомячина! Наел щёки у Эльвиры!

— Ну, что такое, Дана! — он вырывается, — Так нечестно, мы так не договаривались!

— Я решила заменить. Считай, что это пощёчина была, — я довольна, как слон.

— Это издевательство с твоей стороны, — немного погодя заявляет он, — Я не намерен такое терпеть.

— Так стерпел уже, — резонно замечаю я, — Ладно, пошли, доведёшь меня до дому.

Опять за руку меня берёт.

Ну, хоть целоваться больше не лезет. И чувствую, что я восстановилась. Сработал рецепт физкультурника, кто бы мог подумать. Даже за уроки могу взяться.

Я окончательно пришла в себя после мощного выброса энергии в финале турнира. Вчера впервые за пару дней делала уроки основательно и не торопясь. Слава Луне, учителя нас старались не тормошить. И сегодня Викентий Валерьевич вызывает меня к доске очень деликатно.

— Молчанова, ты как? Пришла в рабочее состояние? К доске пойдёшь?

— Окончательно только вчера, Викенть Валерич. Да, я готова.

Что у нас на закуску? Система нелинейных уравнений? Поехали! Мел бойко стучит по доске.

— Замечательно, Молчанова, — одобряет математик, когда вывожу полный ответ и ставит уже привычную пятёрку.

Но последствия тех событий нет-нет, да и окатят неожиданно. Через пять минут, как я села, в класс стучат, и входит целая делегация. Директор, завуч, Шацкий и фотограф. Какие люди!

— Здравствуй, Дана, — индивидуально приветствует меня Шацкий.

— Очень рада вас видеть, Анатоль Степаныч, — мне действительно приятно.

— Дело вот в чём, Викентий Валерьевич, — объясняет директор, — Газета решила проверить все команды, которые вышли в полуфинал волейбольного турнира. Не будут же они проверять одну школу. Если проверять, то все.

— Вынужден задать вам глупый вопрос, Викентий Валерьевич, — извиняющимся тоном обращается Шацкий, — Дана Молчанова действительно учится в этом классе?

— Безусловно, — почти не улыбаясь, отвечает математик, — Более того, только что отвечала у доски. Вы на пять минут опоздали, а то бы сами увидели. Получила пятёрку, можете посмотреть.

Он пододвигает журнал, Шацкий делает сигнал фотографу. И началось! Меня сняли у доски, рядом с учителем, который ставит мне в дневник пятёрку, отдельно и крупно — журнал с моей фамилией и той же пятёркой.

Под конец Шацкий выдаёт финт, который мне понравился. Берёт первого попавшегося мальчишку и просит его показать на тех, чьи имена-фамилии он назовёт. Перечисляет всю команду, за исключением запасных, они-то из другого класса. Простой приём. Если бы в классе были подставные, то не было бы настоящих, под чьими фамилиями и выступали подставные. А подставных никто не узнает.

Шацкий молодец, когда мы оказались рядом, негромко сообщил:

— Ты была права, Дана. Мы продали дополнительно три тысячи экземпляров. И будут ещё выпуски.

Приятно слышать. Но хорошо, что машина крутится без меня. Пусть каждый занимается своим делом.

— Обязательно куплю, Анатоль Степаныч.

В конце, испросив разрешения математика, класс вывели в холл и сфотографировали всех вместе.

Опять меня настигают отголоски. Валерий Васильевич выставил нашу сборную против мальчишек. Лучших в классе, между прочим. И мы быстро опустили их ниже плинтуса. Причем даже без моих «сухих листьев». Зато Сидякова порезвилась на славу. Весь остальной класс ржал, как кони. Всем было весело, кроме красных от унижения мальчишек. Дело даже не в проигрыше, а в разгромном счёте. Пусть радуются, что в каждом сете смогли нам вбить мяч, а то и целых два.

— Да не переживайте вы так, — утешает физкультурник, — Они сыгранная команда, чемпионы.

После уроков вызывают к директору. Снова отголоски. И снова приятные.

— Молчанова, я, как и обещал, поговорил с Виктором Сергеевичем, — они переглянулись, — Вопрос можно решить к обоюдному согласию.

— Понимаешь, Молчанова, терзать тебя на предмет умения рисовать не хочу, — начинает учитель рисования, — И чтобы поставить тебе пять за год, мне нужен повод.

Он начинает объяснять. У меня есть фотоаппарат, в городе есть Третьяковская галерея. Виктор Сергеевич даёт мне список из десяти картин.

— Сделаешь цветное фото этих картин крупным форматом, — он показывает руками, — и пятёрка у тебя в кармане, а у меня отличное наглядное пособие.

— По уму нам бы сделать самим, — говорит директор, — но перенести деньги с одной статьи на другую, это такая нервотрёпка.

Да не вопрос. В музеях нельзя снимать со вспышкой, поэтому придётся достать штатив. Чтобы обеспечить требуемую экспозицию. А друзья на что?

Замечательно. Ещё один маленький кирпичик в моё будущее. Рисование предмет несерьёзный, однако, на общую картину влияет, как любой другой. Обойдётся это мне рублей с полсотни, но разве это деньги?

Усадьба Франзони.

Выбираемся сюда вчетвером. Вроде как мы уже сложившиеся парочки. Юля цветёт и щебечет, до краёв счастливая. Посматриваю на неё с подозрением.

Поначалу развлекательно отдыхательная программа. Разглядывали первую партию фотографий, заказанных Юлей. Смеялись над Пистимеевым до упаду. Владимир Стефанович дожидается удобного момента и уводит меня и мальчишек гонять шары. Все проигрываем осчастливленному хозяину, друг с другом играем с переменным успехом. Вдруг врывается Юля и всех гонит в гостиную. На её счастье Владимир Стефанович наигрался и пребывает в благодушном настроении.

Все поднимаемся в гостиную смотреть огромный цветной телевизор. Поначалу я воспринимала его, как проявление местной мощной магии, пока не разобралась, что это всего лишь достижение науки этого мира.

— Классный фильм, я рекламу видела. Про вампиров, — стрекочет Юля.

Напрягаюсь дико, — каких ещё вампиров? — руки судорожно до побеления сминают и сжимают диванную обивку. Что!!! Ван Хельсинг!!! Вскакиваю и выпрыгиваю из комнаты, быстро спускаюсь в сад. Там включаю максимальную скорость. Ван Хельсинг, сволочь! Ты откуда здесь взялся?! Сердце колотится, как пулемёт, одним махом перепрыгиваю забор. Издав сдавленное рычание, заставляю себя успокоиться. Это всего лишь кино, художественный фильм, выдумка! Я такое много раз видела, — убеждаю себя, и поначалу получается очень плохо.

Успокоилась, в конце концов. И вижу, что я на дереве. Довольно высоко, метра три до земли.

Ван Хельсинг, здравствуй, наш старый и беспощадный враг! Как же тебя-то сюда занесло, хоть и в виде легенды? А если ты не легенда, то я тебя убью. По-другому не могу. Маришку тебе никто из нас не простит. Скриплю зубами от еле сдерживаемого приступа бешенства. Не смогли мы его тогда достать. Зато инквизиция по его наводке нас почти уничтожила. Но времена были славные, и вражьей крови мы тоже пролили… и попили…