Отпуск на всю жизнь

Глава 4 Конец — делу венец

Время — перемена после второго урока.

Неожиданно меня с неотлучной Юлькой в одном из холлов припирает группа рослых крепких парней. Старшеклассники. То ли девятый, то ли десятый класс. Юлька привычно прячется за меня, я инстинктивно быстро оглядываюсь по сторонам. Нас отжимают к окнам, в сторону от трассы, по которой обычно перемещаются стада школьников. А перчатки-то надеть не успею, если что.

— Молчанова Дана? — осведомляется самый крупный верзила.

Думаю, подтверждать или нет? А то вдруг сразу бить начнут.

— С какой целью интересуетесь? — понравилась мне эта где-то вычитанная фраза. Я много чего могу выдумать, только зачем отказываться от чужих находок.

— У нас это… как его… — детина почему-то начинает мяться и мямлить. Меня тут же отпускает. Фу-у-у, ты! Как я могла забыть?! Драка с девчонками для мальчишек в этом мире — гарантия падения репутации ниже уровня пола в подвале. Допустивших подобное дразнит и шпыняет даже мелкота.

Мы с Юлькой если не самые красивые, то всяко очень хорошенькие девочки. Я о внешности. И давно заметила, насколько неуверенно держится большинство парней при общении с красивыми особами. Отмечаю в памяти, это надо серьёзно обдумать, я вижу в этом направлении некие туманные, но привлекательные перспективы.

Тем временем верзилу отодвигает парень калибром чуть поменьше, зато, видимо, бойчее.

— Дело у нас к тебе, Дана, — начинает он, — Вернее, предложение.

— Излагайте, — милостиво разрешаю я.

— Это всё из-за Грибачёвой. Она всех достала, а сделать мы ничего не могли. Не могли же мы зайти в женский туалет, чтобы её остановить.

— Её любимое место для разборок, — подтверждает стоящий слева.

— Короче, мы у тебя как бы в долгу. Давай мы тебя из школы будем провожать. А то мало ли что.

Чешу репу, ещё одно выражение, которое мне понравилось. Я озадачена. Постоянный хвост за собой таскать мне не по нутру. Телохранители это не только безопасность, относительная, кстати. Это ещё и отсутствие всякой личной жизни. Я даже о девичьем потрещать с Юлькой не смогу, если они будут постоянно за нами таскаться.

— Пожалуй, это лишнее…

— Да мы в сторонке побудем, — заверяет парень, — но рядом.

— Дана, — трясёт меня за рукав Юля и шепчет в ухо, — до кафе и на выходе оттуда. Нормально.

— Да? Ну, ладно, — излагаю схему, парни переглядываются с облегчением, — Но ждать вас, если что, не станем. И вообще, это всё ерунда. Мне другая помощь нужна.

Излагаю.

— Грибачёва подала на меня жалобу за избиение. Меня сейчас по этому поводу полиция трясёт. Возможно, будет суд. Сделайте вот что…

Не, а что? Я что ли буду бегать за ранее пострадавшими от тяжёлой машкиной руки. Если хотят помочь, пусть помогают. Там немного надо, во-первых, наводку; во-вторых, согласие дать показания, желательно со справками моему адвокату.

— А что такое? Это трудно или как? — замечаю, что парни переглядываются со странными усмешками.

— Грибачёва правда на тебя заявление в полиции накатала? — интерес у переговорщика конкретный.

— Если следователь не соврал, — хмыкаю, — Он показывал мне бумажку, но я её не читала. С другой стороны, если бы не было, то с какой стати меня на допрос вызывали? Он же про драку с ней выспрашивал.

— Тебя на допрос из-за машкиного заявление вызывали? — вот это уточнение уже вызывает раздражение. Как и улыбочки на их лицах.

— Хорошая новость, — подводит итог переговорщик. И поясняет, чем.

— Вы, девочки, будто на другой планете живёте, раз не знаете. Грибачёва дура последняя, раз бумагу полицейским написала. Её банда теперь от неё откажется. Это зашквар. Члену банды обращаться за помощью к полиции… даже не знаю, как сказать…

— Да, ладно. Я поняла. Тогда вы мне особо не нужны. Одну Машку я укатаю, даже если при смерти буду.

— Ну да, — парни глядят на меня с уважением, — Мы долго поверить не могли, когда узнали.

Тут и переменке конец, а кто слушал — молодец.

Мы запаренные, как мыши под дождём. Вчера отработали математику и химию. Я про контрольные. За себя я не боюсь, а вот с Сидяковой был серьёзный разговор. Я ещё неделю назад сунула ей кулак под нос и сказала, что два первых, самых лёгких задания контрольной она решит самостоятельно. А уж третье, ладно, я ей подсуроплю. Даже денег не возьму.

— Молчанова, не вертись, — сказал мне вчера на контрольной математик.

— Я Сидякову контролирую, Викенть Валерич, — бодро докладываю я.

— Это как?

— Очень просто. Если напишет на «два», я её убью, — не только математик, весь класс замер, настолько убедительно прозвучали мои речи.

— Прямо-таки и убьёшь, — математик всё-таки усомнился.

— А чо такого? Это вам нельзя, а меня даже не посадят. Возможно, наградят…

Класс начинает хихикать, Маринка, поначалу сжавшись, расслабленно выдыхает, но чувствую спиной обиженный взгляд.

А сегодня выдохнул весь класс. Только что была математика, где Викенть Валерич нас известил:

— Всех оценок я не поставил, разбираться долго, но могу сразу сказать, что двоек нет.

Отчётливо слышу выдох, почти стон, сзади от Маринки. Ну, да, пронесло. Убить я, конечно, её не убила бы, но утыркала бы славно.

Доживаем до общения с моей любимицей Татьяной Сергеевной. Я, правда, её люблю. Она так легко ведётся на провокации! И это учитель с тридцатилетним стажем? В школе для дебилов она его зарабатывала, что ли? Тётенька она пожилая, приземистая, давно утерянные формы упакованы в какие-то унылые по цвету и фасону одежды. Шиньон в крашеных волосах… это из какой древности мода? Раскачивать такого мастодонта дело рискованное, но тем и привлекательное.

Сейчас не до провокаций. Пишем диктант. Время от времени я, стараясь, чтобы «любимица» не видела мой шевелящийся рот, на грани слышимости говорю:

— Слово «день» — запятая.

— «Деревянный» два «н».

— «Двигаться» — мягкий знак…

Меня слышат трое: Юлька, Маринка и её сосед Пашка.

И так всю неделю. Юлька у меня даже разок ночевала, вместе занимались, у неё с физикой нелады. Кажется, мы обе даже с лица спали. По-крайней мере, Эльвира так утверждает.

Диктант завершён. Как мы договорились, Юля косится на мою писанину, а я — на её. Чужие ошибки замечаешь легче, чем свои. Маринка с Пашкой занимаются тем же самым. Технология противодействия учительскому прессингу в действии. Хотя эти двое сзади могут и ошибками поделиться.

Рука у меня почти восстановилась, но повязку я ношу. Так спросу меньше.

Всё! Сегодня последний день занятий в школе. Да и какие это занятия? Провели классный час, где ознакомили нас с результатами четверти, а потом погнали на линейку. Поздравили и отпустили.

Я отстрелялась очень прилично. Споткнулась только на физике, наверное, от накопившейся усталости допустила досадную ошибку и получила «четыре». Остальные контрольные на «отлично». Хотя с диктантом пришлось поспорить. Насколько я знаю, одна пропущенная или лишняя запятая не причина сбавлять балл. Две запятые — законная четвёрка, за одну — можно ставить пять. Татьяночка моя любимая вознамерилась поставить мне «четыре» и её счастье, что не успела занести оценку в журнал.

С наслаждением наблюдала, как она насиловала себя, выводя в журнале единственную пятёрку в классе.

И по биологии мне залепили тройку. Как-то я выпустила этот предмет из виду. Меня почти не спрашивали, и контрольной не было. Так и получилось, что было, из того и слепили. Хм-м, так что плакал мой подарок от папы горючими слезами.

Я не расстраиваюсь. Я человек, то есть, существо давно взрослое и давно знаю, что одновременно столько дыр заткнуть невозможно. И так почти невозможное совершила. Всего одна тройка, по английскому, физкультуре, химии, и что интересно, прямо очень интересно, по математике у меня пятёрки.

Расслабленно обсуждаем результаты с Юлей в своём кафе. Наше силовое сопровождение, те парни так и начали нас провожать, через столик от нас.

— Ты сильно поднялась, Даночка, — хвалит меня подружка, — И вообще…

И будто тучка затеняет её хорошенькое личико. Я напрягаюсь.

— Что? Что не так?

— Да просто вспомнила… — она пытается отмахнуться, но я вцепляюсь, как клещ. Даже интересно, чего это я, раньше… о, так это Дана мне в шею дышит. Это ей срочно надо узнать, что такое с её подружкой!

Короче, я выпытываю подробности и немного разочаровываюсь. Банально-то как всё! Дана пыталась защищать подружку, но противотанкового ружья для Машки у неё не было. Поэтому Маринка практически безнаказанно доила Юльку. Само по себе не страшно, ну, списывает домашку и контрольные, все так делают. А зачем при этом пытаться гнобить?

Никто ничего сделать не мог. Все знают, тронешь Маринку, Грибачёва в больницу с сотрясением мозга отправит. И вдруг появляюсь я, Катрина. И всё, как говорит Юлька, кончается в один момент. Клянусь, ничего не делала, я даже забыла, то есть, и не знала, что Маринка на Юльку постоянно давила.

— И вот в один момент вдруг всё кончается, — рассказывает Юля, — До сих пор не понимаю, что произошло. Ты её даже замечать перестала. И мне почему-то стало спокойно.

Ты не понимаешь, а что тут понимать? Гиена открыто никогда на львицу не нападёт. Только исподтишка укусить может или с большой стаей напасть.

— Это с того момента, когда я учителей начала строить, — выдвигаю понятную ей версию, — Она что-то сразу поняла.

— Наверное…

Забавная она. Вспомнила, как кончился долгий школьный кошмар, и огорчилась. Понятно, что само воспоминание о кошмаре её омрачило, но всё равно смешно. Я хихикаю, Юлька заражается от меня весёлым смехом. Ей и причины знать не надо, хорошее настроение у обеих, какие ещё причины нужны?

Её оценки, кстати, выглядят красивее, чем у меня. Без троек и пятёрок на одну больше. Только мои отличные оценки больше по тяжёлым предметам, а у неё по лёгким. История, биология, география, но английский тоже в списке. Про физкультуру и музыку и говорить нечего.

Всё рано или поздно заканчивается, вот и мороженое кончилось. Юля грустно смотрит на опустевшую вазочку, — сладкоежка она у меня, — и говорит:

— И не поговорили толком, уже расходиться надо.

— Дурында ты, — я встаю, расплачиваюсь с официанткой, — впереди каникулы, наговоримся всласть. Ты ко мне в гости можешь зайти, я — к тебе.

Мы выходим, поджидаем мальчишек, замечаю, как Юлька стреляет в их сторону глазками.

— Тебе кто больше всех нравится?

Юля, — с удовольствием наблюдаю, как она краснеет, — после паузы признаётся:

— Миша.

— Выбирай второго, остальных я заберу.

— Ну… наверное, Кирилл…

Вот зараза! Самых симпатичных выбрала. Мне оставила того верзилу, как его? А, Егор! И ещё одного молчуна, по имени Сергей.

Мы идём до перекрёстка вместе. На перекрёстке оборачиваюсь.

— Ты и ты, — показываю пальчиком на прошедших Юлькин кастинг парней, — Идёте с ней. Вы, двое — со мной.

Прощаюсь с подозрительно оживившейся подружкой, расходимся в противоположные стороны.

— Идите ближе, — когда идущие по привычке в шагах восьми парни подтягиваются, озадачиваю, — Чего молчите? Давайте, развлекайте меня разговорами.

— К-х-м, эта… — бодро начинает верзила Егор, — а как ты четверть закончила?

— С одной тройкой, — докладываю я, — остальные четвёрки и пятёрки. Пятёрок, конечно, меньше.

— У меня больше… — невпопад отвечает Егор.

— Он имеет в виду, троек больше, — Сергей первый раз что-то говорит. Я даже голос его впервые слышу.

Худо-бедно, парней я разговорила. На остановке замечаю, что они как-то поскучнели.

— А чего скисли?

— Да это… как его… а давай мы тебя до дома?

Сергей взглядом, полным надеждой, поддерживает косноязычного друга.

— За свой счёт! Я вам билеты покупать не буду! — несмотря на мой возмущённый тон, парни обрадованно галдят:

— Ну, это… конечно!

— Не вопрос!

В электробусе народу немного, но мест нет, я тут же занимаю свободный уголок. А удобно с парнями ездить! Самой билет брать не надо, это раз. Да и не платила я. Сунула руку за мелочью, парни небрежно отмахнулись. Потом экранируют меня мощными спинами от всего, чувствую себя, как в танке.

— Докладывайте! Что у нас там с клиентками Грибачёвой? — окидываю царственным взглядом клевретов. Парни переглядываются.

— Смешно как-то всё получается, Дана, — усмехается Сергей.

— Да, вот так… — подтверждает Егор.

— Мы поговорили с четверыми, ещё одну разыскиваем. Все четверо согласились, но тут такое дело… Короче, мы случайно узнали, что Машка забрала своё заявление из полиции. Так что никакого суда не будет.

Задумываюсь, обсчитываю варианты. Машка может попытаться меня подловить, но тут я знаю, что делать. Если захочет ещё, то я только с радостью. Мужская часть её банды меня не тронет, зашквар.

— А их заявления в работе? У полиции? Машку ведь сейчас бери голыми руками.

— Этого мы не знаем. Пострадавшие тоже не понимают, им не говорили, что дело прекращено или что-то такое. Но и шевелений никаких нет.

Придётся самой выяснять. Семёнов мне кое-что должен, и мне плевать, понимает он это или нет.

— О, парни! Выходить пора!

Продолжаем мило беседовать. Я такая миленькая, что у парней мороз по коже…

— А вы на машкину банду можете выйти?

— Да это не проблема… — отмахивается Сергей. Для меня вообще-то тоже не проблема. У меня Маринка под рукой. Но через парней будет весомее.

— Передайте им вот что… — вот после этих слов парней слегка приморозило, — Если Машка захочет, то мы с ней ещё раз можем поговорить. Только уже без баловства. Я её убью.

Парни поражённо молчат, я продолжаю светскую беседу.

— Драка будет, если будет, без оружия. Я буду в перчатках, надоело руки ломать. Живой уйдёт только одна из нас.

Парни молчат, я продолжаю:

— Если ей сильно захочется, то можно на ножах. Это сложнее организовать, но особых препятствий не вижу.

— (Ты чего городишь?) — вмешивается ошарашенная Дана.

— (Отвали! Я слишком давно никому кровь не пускала!)

Мы заходим в наш сквер, обстановка ощутимо меняется. Мы пересекли незримую границу, отделяющую элитный квартал. У начала асфальтовой дорожки лениво фланирует полицейский. Придирчиво оглядывает мальчишек.

— Я там живу, — поясняю я, — А это моя охрана.

Парень в форме улыбается и кивает.

— Я специально не доехала одну остановку, пройтись захотелось, — парни от моих слов веселеют.

— Дана, а ты серьёзно? — Сергей отмораживается первым, — Вот про это, живой уйдёт только одна…

— Абсолютно, — да, я абсолютно серьёзна, не вру ни капельки, — Я и тогда хотела, но у меня сил не хватило. Крепкая она, вырвалась и убежала. Но второй раз я её не выпущу.

— Охренеть! — хрипло высказывается Егор.

— Полностью согласен, Егорушка.

— Передадите? — мой взгляд требователен и строг. Парни кивают.

Не верю я, что Машка согласится. Помню те нотки хтонического ужаса в отчаянном вопле, когда я впилась ей в шею. Много раз слышала такое и наслаждалась этим. Вот такие мои радости остались в том мире. Кстати, вкус её крови мне не понравился. Странно.

— (Ты долбанутая!)

— (Отвали!)

Доходим до первой площадки, тут их четыре, одна центральная, она самая большая и три вокруг неё. Я такую схему, как фирменный знак на каких-то автомобилях видела. Киваю на свободную лавочку, тут их много. Только пара занята несколькими женщинами с детскими колясками.

— А ты? — спрашивает Сергей.

— А я не сяду, я хочу вас обоих сразу видеть, — стою перед ними, меня не напрягает в перекрестии взглядов находиться. Взгляды-то восхищённые, а не через прицел.

— Скажи, Егор, а по физкультуре у тебя тоже три?

— Ты что-о-о?! — почти обиделся парень.

— Физкультура у него в почёте, — замечает Сергей, — Он одной рукой двухпудовую гирю двадцать раз жмёт.

— Двадцать пять, — поправляет Егор, — Левой. Правой — тридцать.

— Ух, ты! — искренне восхищаюсь, — А ну, покажи! Сними куртку.

Что надо показать, Егор, по-моему, не понял, но куртку снял без разговоров.

— Сделай так! — Я поднимаю согнутую в локте руку вверх, напрягаю. Егор повторяет жест, джемпер распирают бугрящиеся мышцы. Я аж подпрыгиваю от восторга.

— Класс! Я потрогаю? — не дожидаясь разрешения, вонзаю пальцы ему в плечо. Не вонзаются! Литые мышцы деревянной твёрдости.

— Класс! Даже у папы таких нет…

(Какой вкусненький!) — Стоп! Это кто сказал? Мы обе? Что я имею в виду — я знаю, а Дана про что?

Ещё немного мы весело поболтали, пока я не начала прощаться.

— Дальше вас не зову, хватит на первый раз. Мне пора.

— Дана, а телефон не дашь, вдруг новости какие… — решается Сергей.

— Не дам, — легкомысленно и жестоко отвечаю я, — А вот ваш возьму.

Кто даёт номер телефона, тот и попадает в зависимость. Мне понадобится — я позвоню, а меня нечего тревожить. Сергей быстро пишет свой номер на тетрадном листе, Егор диктует ему свой. Лист я кладу в сумку.

Вприпрыжку удаляюсь в сторону дома, оборачиваюсь через несколько шагов, машу рукой. Парни, попрощавшись, степенно двигаются обратно.

— Эльвира!!! — врываюсь в квартиру с диким криком, — Каникулы! Ура!

Забрасываю сумку в комнату, приплясываю около ворчащей мачехи. Она держит руки, испачканные в муке, вверх. Я висну на ней.

— Ну, Дана! Прекрати! Уронишь меня!

Я принюхиваюсь.

— О! Пироги делаешь? С чем?

— С рыбой и с ливером. Тебе какие больше нравятся?

— Мне? С рыбой, конечно! И с ливером! А если ты сделаешь, то хоть с опилками.

Мачеха мгновенно тает. Я быстро её сделала. Не важно, какой ты расы, лесть любят все, но люди — особенно. Долгоживущие слишком опытны, чтобы легко покупаться на такие простые вещи. Наладить отношения с Эльвирой было несложной задачей. Несколько комплиментов, сказанных вскользь и прямо, и мы — лучшие подруги.

— Пойдём, поможешь, — предлагает Эльвира.

— Обязательно! Только сначала мне выплеснуть всё надо. Подожди минут пятнадцать, — я несусь в комнату, вытаскиваю плейер, ставлю режим внешнего звука. Он негромкий, но мне хватит.

Минут через десять-двенадцать диких половецких плясок замечаю мачеху, стоящую в дверях кухни. Стоит и терпеливо улыбается.

— Даночка, ну, пойдём уже. Я зашиваюсь.

— Щас! Мне надо пар сбросить, а то я на кухне у тебя разнесу всё в щепки, — перехожу на болеесиловые движения, глубокий присед с выпадом и со сменой опорной ноги, быстрые резкие выбросы рукой для имитации ударов разного типа. Ну, и всё такое. У-ф-ф-ф! Теперь можно и мачехе помочь.

— Давай мясо домелем, у меня уже рука отваливается…

Пошла кухонная работа. Я всё делаю и всюду сую свой нос. Эльвира меня время от времени шугает, но не искренне. Ей моё любопытство приятно.

— Совсем забыла спросить, — спохватывается она, — Как ты четверть закончила?

— Не скажу, — знаем, как это бывает, — Папа придёт, всё и доложу. Что я буду, пятнадцать раз одно и то же рассказывать?

Но женское любопытство, оно такое, неистребимое и неотвратимое. Пришлось доложить, пришлось схитрить и пришлось взять обещание, что она теперь сама всё рассказывать папе будет.

Наконец мачеха запаковывает начинку под хитрую тестовую плетёнку, — я тут же влезла потренироваться, — и помещает все четыре увесистых, длиной в две ладони, пирога в духовку.

— Надо бы мне научиться, — рассуждаю я, усевшись спиной к окну прямо на пол, — Вот понадобится мне соблазнить какого-нибудь молодого человека, я ему раз! Пирог под нос! И всё, он — мой.

— Молодого человека не так надо соблазнять, — хихикает мачеха, — твой способ хорош для мужчины за тридцать. Они к тому возрасту как раз приучаются ценить такие вещи.

— Для молодых я и сама знаю способы, — срезаю я, — подумаешь, бином Ньютона.

— Ну, и какие? — насмехается мачеха. Она что, считает себя опытной женщиной? Ну-ну…

— Такие, — туманно отвечаю я, — лучше ты покажи, раз учишь меня.

— Показать? — мачеха хитренько улыбается. Она как-то подбирается, вроде ничего не делает, но развёрнутая осанка заставляет выпятиться грудь, глаза подёргиваются поволокой…

Я наблюдаю, судорожно вбивая внутрь себя настырно лезущие наружу восхищение и потрясение. Медленно и очень красиво Эльвира отводит ножку в сторону, вытягивая носок. Затем как бы невзначай сдёргивает полу халата, обнажая её до середины бедра. Не ослабляя вытянутую стопу, подводит ногу под себя, чуть согнув вбок. Резко выделяется линия бедра. Я не мужчина, но я судорожно сглатываю.

— Понятно. Вот как ты папу охмурила.

Мачеха вместе с хохотом возвращается к обычному виду.

— Сильно. Правда, сильно, — а сейчас я тебя сделаю, мамочка. Одной левой. Одним пальцем.

— Но я по-другому делаю.

— Как? — глаза Эльвиры горят любопытством.

— Очень просто, — я вытягиваю руку ладонью вверх и маню её пальчиком, — Чего ты так смотришь? Это всё. Не надо грудью козырять, нежные взгляды посылать, ножкой играть.

— Да ну тебя… — мачеха разочарованно отворачивается.

— Чего, да ну? — возмущаюсь я, — Это срабатывает. Только час назад кое-как от двух парней отделалась.

— Ты права, — мачеха не чувствует себя побеждённой, — Но такие всегда есть. Которые сами липнут. А вот как подловить того, кто не бежит за тобой, высунув язык и теряя слюни.

— А зачем мне тот, кто не пускает на меня слюни? — резонно спрашиваю я, — Какая может быть любовь, если мужчина тебя не хочет. Не верю я, что, например, отец не выдавал своего желания добраться до тебя.

— Ладно-ладно, подловила! — смеётся мачеха. Смотрит на часы.

— Пора, ну-ка помоги! — вытаскиваем один противень, с рыбными пирогами. Они раньше поспевают.

Один ливерный мы навернули горячим. Остальные оставили на ужин, там же в духовке.

— Дойдут, ещё вкуснее станут, — комментирует мачеха.

Но станут ли они вкуснее вечером, мы не узнали. Папахен заявился намного раньше, в четвёртом часу, часа через полтора после обеда.

Вхождение его происходит шумно. Изумляется мачеха, расширяю глаза я, а папахен внедряется в прихожую с какой-то коробкой и оставляет дверь открытой. За ним входит мужчина тоже с коробкой.

— Спасибо, сосед, — мужчина молча кивает и уходит.

— Подарок тебе, Дана! Я ж обещал! — папахен цветёт радостью за меня. А мне немножко неудобно.

— Так это, пап…

— У неё тройка по биологии, — выручает меня мачеха.

— Одна?

— Одна, — подтверждает Эльвира, — По английскому и физкультуре пять.

— По математике и химии тоже пять, — добавляю я, — Что? Я просто не успела тебе перечислить.

— Четыре один в твою пользу, — смеётся папахен, меня сразу отпускает. Одна тройка по второстепенному предмету его не огорчает.

Он уходит, ещё не всё принёс, понадобилась вторая ходка, и отогнать машину на парковку. Я ковыряюсь около коробок, читаю непонятные слова, чешу репу.

— Давай в твою комнату отнесём, — предлагает мачеха, — там и разберёшься.

Разбираться пришлось сильно позже. Пока папахен вернулся, пока он поел горячего пирога, пока вытряхнул из меня все подробности. Один весь умял, мы-то с мачехой вдвоём кое-как. Одно слово, мужчина.

Все втроём, сначала втроём, потом Эльвире стало скучно, разбираемся с коробками. Папахен разорился купить мне компьютер. Чешу репу, что это такое и с чем его едят, не имею никакого представления. Монитор, это такой средних размеров телевизор, только длиннее в глубину. Читаю сопроводиловку, ничего не понимаю! Процессор, это чего? Пиксель, это к чему?

— Последнее достижение, — гордо говорит папахен, — жёсткий дисковод на сто двадцать мегабайт.

Смотрю на него с тоской брошенного щенка. Дисковод, это чо? Мегабайт, это на каком языке? Папахен смеётся.

— Не грусти. Когда освоишь, тебе понравится.

Когда всё установили и подсоединили, стол оказался безнадёжно занят.

— А как я уроки буду делать? — грустно так спрашиваю.

— Ерунда! — отмахивается он, — Ещё один столик купим.

В общем, папиным подарком, кстати, за изрядные деньги в полторы тысячи рублей, я напугана. И цена какая-то заоблачная, так он ещё сказал, что купил по оптовой цене. Так-то их в продаже ещё нет. Короче, этот день характеризуется моим любимым уже пару дней выражением: чешу репу.

Загородная усадьба Франзони.

Захожу вслед за Юлькой в конюшню, вдыхаю ядрёные запахи полной грудью. Как же давно я их не слышала! Вообще-то вампиры на лошадях не ездят, но высшие, часто прикидывающиеся людьми, пользуются конным способом передвижения. Пользовались часто, сейчас пореже.

Приходится прятать своё нутро, иначе лошади жутко пугаются.

— Юль, а почему у вас такая странная фамилия? Откуда?

— Шведского происхождения. Правильно она звучит «Френнсон», но в русских документах за полторы сотни лет напутали, — Юля в костюме для верховой езды выглядит отпадно. Облегающие бриджы и высокие сапоги ей идут идеально. Длинные ноги, красивая линия бёдер, жилетку распирает на груди. Конфетка, а не девочка!

Мне костюма не нашлось, обойдусь джинсами, а сапоги подобрали.

— Красиво напутали, — киваю я, — Франзони здорово звучит.

— Вот и мои предки, наверное, так решили, — с Юлей мы проходимся по конюшне. Она знакомит меня с ними, рассказывает о норове каждого животного. Всё остальное, возраст, пол, кличку можно прочесть на табличке у каждого денника.

— Ты говоришь, у тебя небольшой опыт есть?

На вопрос киваю, чего-то я вчера наплела, когда поздно вечером она позвонила и пригласила к себе. И уже следующим утром за мной приехала машина, на которой я с огромной радостью укатила. Папин подарок меня просто пугает. Не то, чтобы вот… всё-таки серьёзно напугать высшего вампира я даже не знаю, кто или что может.

Останавливаемся у очередного стойла. Через заборчик тянется красивая конская морда. Ко мне тянется? Ты что, меня не боишься? А, ну да, давлю атавистическое чувство. В этом теле они меня и не должны боятся. Задумчиво глажу по морде, от шелковистых губ гнедого жеребца щекотно.

— Кайзер, — сообщает подружка, — с характером мальчик, как все жеребцы. Я на нём поеду. Пойдём кобылку тебе подберём.

Всё правильно. На двух жеребцах вместе кататься нельзя, они тут же начнут выяснять отношения. Юля выбрала для меня беленькую кобылку с кокетливым прозвищем Жози. И выглядела кокетливо, кто-то ей розовую ленточку в гриву вплёл.

Сахарок для знакомства и можно выводить.

— Справишься? — Юля видит мою уверенность, но смотрит с долей сомнения. Киваю.

— Так ты, значит, шведка у нас? Вот откуда твоя северная красота! От викингов происходишь, — мы болтаем, идя к выходу. Лошадки, перефыркиваясь между собой, идут за нами.

— А ты, судя по внешности, ирландка или шотландка.

— Или из кельтов, говорят, они были рыжими.

Накатались мы не то, чтобы всласть, но мне на первый раз хватило. Можно сказать, повезло, что снег не везде сошёл, сухих мест было мало. Покрутились часок по одной дорожке, раза три пускались в галоп. Юлька всё досадовала, что ипподром пока недоступен. Ей хотелось, как я поняла, показать прыжки через барьер. Опять-таки, повезло. Мне наверняка не захотелось бы отстать, а одно место, то на котором я сижу, уже ноет. И ноги врастопырку столько времени держать привычка нужна.

Трое-четверо рабочих на ипподроме в спецовках пейзаж не портят. Наоборот, деятельно его облагораживают. Мы делаем ещё круг, лёгкой рысью на сухих участках, шагом на ещё сырых. Погода великолепная, солнце… вот что мне совсем не знакомо! Враки, что вампиры не выносят солнечных лучей, это не про высших вампиров. Но не любим, факт. А сейчас я прямо нежусь в ярких потоках, заливающих лес, конную площадку, усадьбу. Как будто пробую вкуснейший деликатес, ранее неизвестный.

Вдыхаю воздух полной грудью, подражая подруге.

— Весной пахнет, — расслабленно высказывается она, — Ну, что? Последний круг и в дом?

Соглашаюсь. По мне бы прямо сейчас, но ещё круг я легко вытерплю. Отдалившись от усадьбы и конюшни метров на пятьдесят, встречаем пару молодых людей.

— Из дома отдыха, — комментирует Юля, — Они часто к нам приходят на лошадях покататься. Основная клиентура.

Да парни одеты не как мы, по канону, но вполне пригодно для конной прогулки. Высокие ботинки, джинсы, лёгкие куртки. Лет по двадцать пять — тридцать на глазок. Они подходят ближе… а чего это они дорогу не уступают? Наоборот, перегораживают. Один приветственно раскидывает руки.

— О-о-о, девушки! Вы лучшее украшение этого прекрасного дня!

Красиво излагает, нельзя не признать. Только хвататься за поводья не надо. Легонько стеком по руке и Жози назад.

— А я всё думаю, чего же не хватает солнышку, ясной погоде и весне! — не смущается пресечением его нахальства парень, — Пока вас не увидел, прекрасные незнакомки. Завершающий штрих, цветок на вершине торта, теперь всё на месте.

— Два цветка, — уточняет его товарищ.

Парни речистые, по-крайней мере, один. Симпатичные, умеренно развязные, нахальство не превышает границ. Не дали ухватиться за поводья? Не смущается и попыток не повторяет. Нормальные, короче, парни. Только староваты для нас, мы что, так взросло выглядим?

Юля улыбается, ей забавно. А я, чуя, что испытания для моей многострадальной задницы могут затянуться, решаюсь на контрмеры. С одной стороны, проверю на вшивость, с другой — дам отлуп. Некогда мне тут флиртовать со всеми подряд, и желания нет.

— Вы кто такие? — включить грозную и надменную герцогиню для меня пара пустяков, — Чьих будете? Кто ваш хозяин?

Поток красноречия моментально иссякает. Парни от неожиданности таращат глаза.

— Прочь с дороги, смерды! — послушная Жози уверенно прёт вперёд. Кайзер не отстаёт. «Смерды» отпрыгивают в сторону, один проваливается в не успевший растаять сугроб.

Я не оглядываюсь в отличие от Юли. Когда отъехали на полсотни метров, она, хихикая, сообщает:

— Так и стоят, на нас смотрят.

Веселимся до самого конца прогулки. Потом Юля минут десять веселилась одна, глядя на мою походку.

— В душ и на обед, — Юля говорит что-то сильно похожее на команду. Очень непривычно слышать от неё такое.

Обедаем вместе со всей семьёй. Интересная у Юли семья, все светловолосые и светлоглазые. Отец накопил небольшое брюшко, лицом очень похож на Юлю, вернее, она на него. Но стать явно от мамы. Мама тоже красавица скандинавского типа, ещё чуть-чуть и была бы выше мужа. Тот среднего роста, что для женщины заметно выше обычного. На Юлю совершенно не похожа типом лица. Так и представляешь её в кольчуге и мечом во главе колонны викингов. Куда там Юльке!

— Наслышаны мы о твоих подвигах, Даночка, — вроде ничего такого в голосе юлиного отца, но чувствую огромную симпатию и живой интерес. Ханна, его жена, улыбается и тоже не дежурно. Хорошо мне у них.

— Вы правы, Владимир Стефанович. Прыгнуть по математике с тройки на пятёрку — настоящий подвиг. Даже не надеялась, что получится.

— О, да! Это феноменальный результат! — заулыбался мужчина, он вообще любит, как я заметила, улыбаться, — Хотя я немного о другом великом свершении. Вы, Даночка, повергли грозного противника в рукопашной схватке. Я сразу вспомнил древних скандинавских богов. Они бы возрадовались.

— Ах, бросьте, Владимир Стефанович! Обычная подростковая драка. В жизни каждого мужчины таких было много. И некоторые женщины этим грешны.

— Может и обычная. Но с необычным результатом.

— О, поверьте! Для драк с участием Грибачёвой это стандартный результат. Кто-то обязательно попадает в больницу, — отвлекаюсь на вкусный супчик, не даёт мне поесть разговорами.

— Кто-то, но не она сама, — он поднимает палец.

— Когда-то это должно было случиться и с ней.

— Ой, ну, хватит вам! Я тогда столько страху натерпелась! — не выдерживает Юля, мама смотрит на неё с ласково снисходительным участием, — Так за Дану испугалась, а потом вдруг за Грибачёву начала бояться…

От неожиданности я замираю, а затем начинаю ржать.

— Ха-ха-ха! Юленька, ты настоящая подруга! Выходит, ты поверила в меня?

Всё-таки удалось нам прилично пообедать, несмотря на все смешки и разговоры.

Юля уводит меня в свою комнату с благородной и великой целью «поваляться на диване». Чем мы с удовольствием и занялись.

— Как мне надоели эти разговоры про драку, — изрекаю я, и подружка со мной тут же соглашается.

На самом деле, я кокетничаю. Результаты любой победы нужно выжимать досуха. Репутацию, статус, власть, деньги, территории, всё, что можно. Контрибуции и репарации, короче. Кстати, мы этому у людей научились.

Но пора идти дальше. Я прокололась на биологии, теперь, имея три четвертные тройки подряд, получить за год хотя бы четыре очень проблематично. Пятёрка, пожалуй, относится к недостижимому идеалу. Зараза ты, Дана, замучилась я твои проблемы разгребать. Мне нужен максимально красивый итоговый табель. Если не все пятёрки, то хотя бы большинство.

Делюсь своими трудностями с Юлей. Она задумывается на несколько минут.

— А ты долго у нас пробудешь? Хотя нет, сейчас бесполезно.

— Что, есть идеи? Выкладывай! — я приподнимаюсь на локте. Юля излагает. Ух, ты! Я до этого никогда бы не додумалась! Придётся тратить выходные на поездки сюда, но не страшно. Заодно и отдохну, тут здорово.

Вибрирует и тренькает в кармане мобильник. Папахен звонит. Довольно дорогая игрушка, этот телефон. Почти ни у кого из моих знакомых нет. Так что, когда он бренькает, мне не надо гадать, кто там. Или папахен, или, реже, мамахен.

— Да, пап! Отлично всё! На лошадях покатались, сейчас отдыхаем. О, пап! Ты Семёнову позвонил? Ладно, не страшно. Я тебе завтра напомню эсэмэской. Ах, да, завтра ж выходной. Пока!

Моя рука расслабленно падает на мягкую упругую поверхность. Что-то Юлька ничего не выспрашивает, о, да она спит! Умом понимаю, что надо бы поактивничать, но соблазн велик, дурной пример подан, и я тоже решаю согрешить.

Часа в четыре мы продираем глаза. Юлин отец будто ждал нас, приглашает на чашку чая.

— Даночка, не могу не спросить. Вы в бильярд не играете?

Юля и Ханна переглядываются, мученически заводят очи вверх и почему-то хихикают.

— Нет, Владимир Стефанович. Я даже не знаю, что это такое… — в памяти Даны что-то есть, но мне лень копаться.

— Игра такая.

— Игра? — совсем маленькая искорка интереса в моих глазах вводит мужчину в состояние почти экстаза. Его глаза начинают соперничать в яркости с небольшим маяком. Попытки женской части семьи его остановить отметаются.

— Владик, не надо!

— Папа!

— А вдруг ей понравится?

На сочувственные и одновременно осуждающие взгляды, — за что интересно? — пожимаю плечами.

Короче, не успела я опомниться, как оказалась на первом этаже в бильярдной. Юлин папа, глядя, как я с интересом кошки, обнюхивающей незнакомое помещение, хожу вокруг огромного стола под зелёным бархатом, возбуждался всё больше. Юля пошла со мной из солидарности и чувства долга. Вид у неё был совершенно героический: «Подруга, я не оставлю тебя в беде!».

— Первая и основная позиция при ударе, — торжественно провозглашает мужчина, начиная великий квест по обучению неофита. Юлька тут же зевает.

Неожиданно меня затягивает. Ощутила особый восторг от звука падающего в лузу шара. Стук костяных поверхностей тоже нравится. Юлька после третьего зевка позорно ретируется.

— Я пробовал научить Юлию, — рассказывает мужчина, — Ей не зашло почему-то. Мамина дочка. Был бы сын…

— А что мешает? У Ханны какие-то проблемы со здоровьем?

Владимир Стефанович так удивился, что промахивается. Первый раз такое вижу.

— Действительно. А что нам мешает? Ей всего тридцать шесть…

Через пару часов нас силой вытаскивают из помещения. Объединёнными усилиями Ханны и Юлии. Они тащат меня в сауну. Ужин по такому случаю перенесён. На полный желудок в баню ходить нельзя, так они сказали.

У-ф-ф-ф! Это что такое, раздери меня на части?! Выскакиваю через минуту. Хватаю ртом воздух, за мной с хохотом вываливается Юлька, тряся налитой грудью.

До сих пор я считала, что баня это помывка горячей водой в тёплом помещении. В тёплом! А не в таком, где можно цыплят коптить!

— Облейся холодной водой, замёрзни и снова заходи, — уговаривает меня Юля, — Мы сейчас убавим, я не знала, что ты не привычна. Только волосы не мочи.

Вздыхаю, выполняю указания, и когда кожа от прохлады идёт пупырышками, с опаской захожу. Всё равно жарко, но сейчас терпимее. Юля объясняет, Ханна смеётся.

— Надо чуть-чуть потерпеть, когда начнёшь потеть, сразу станет легче. Очень полезно для тренировки кожи и многих органов.

Тренировка это я понимаю. Так бы сразу и сказали. Сижу, терплю, обливаюсь потом. Поглядываю на Ханну. Я не мужчина и то понимаю, насколько она красива.

— Ханна, я раньше думала, что моя мачеха самая красивая из знакомых женщин. А теперь и не знаю…

— Спасибо, Даночка, — в копилку моей репутации падает ещё одна весомая монета. Зато Юля со смешной ревностью косится на маму.

— Ты, Юль, к женщинам пока не относишься. У тебя всё впереди.

За разговорами не замечаешь жары. А потом притерпелась.

Понимаю весь смысл, когда мы, сияющие чистотой, и, источая вокруг себя выходящий жар, покидаем сауну. Тело испытывает какую-то необычную лёгкость, появляется ощущение, что можно не дышать, воздух заходит через кожу. Ага, вот в чём смысл!

В предбаннике, ещё в простынях, по чашке чая, поболтать полчаса и на выход. От разгулявшегося аппетита ужин кажется неимоверно вкусным. Заторможу-ка я здесь на пару дней…

Время 17:15.

О, наконец-то я дома! Как там говорится? В гостях хорошо, а дома всегда лучше. И даже монстр у меня на столе не так угнетает, как раньше.

Если бы за мной не приехал папахен, меня бы и сегодня не отпустили. Владимир Стефанович поставил мне всё-таки удар и закрепил за мной именной кий. Затянуть моего отца в бильярдные сети не удалось, я его вовремя предупредила. Хм-м… в этом доме меня теперь будут всегда ждать с нетерпением. И даже особого рода вожделением.

А с монстром надо что-то делать. И я не знаю, с какого конца к нему подступиться. Если чего-то не знаешь сама, то что надо делать? Надо найти того, кто знает и запрячь его. Одного знающего я нашла сразу, это папахен. Как включить и запустить «оболочку», — так он её назвал, — он показал. Рассказал основные понятия. Но многого он не знает, хотя его корпорация как раз и занимается выпуском комплектующих для этих монстров. В том числе.

Нужен ещё кто-то, кто уже имел дело с этими новомодными игрушками. И таких знакомых у меня нет. Поэтому применяем ещё одно правило: «Если не можешь найти того, кто тебе нужен — найди того, кто может найти». Где мой листок с номерами телефонов Сергея и Егора?

— Здравствуйте, мне бы Сергея, — то, что снял трубку не он, сразу понятно. Голос женский. В трубку слышу доносящийся голос: «Серёжа! К телефону, тебя девочка спрашивает!». И когда уже появляется мой клеврет, сбоку любопытствующее: «Что за девочка? Красивая? Твоя девушка?».

Через пять минут телохранитель озадачен. Но выцыганил таки у меня мой номер. Ссылаясь на то, что ему надо позвонить, когда просьба будет исполнена. Ладно, пусть. Держать на безопасном расстоянии кавалеров мы тоже умеем.

— (А как?)

— (Смотри и учись), — я всё меньше и меньше на неё внимания обращаю, хотя иногда она мне прямо в ухо дышит, условно говоря.

На другом конце линии.

— Х-х-а-а! — торжествующе выкрикивает крепкий парень. Военная хитрость удалась. Ну, как хитрость? Договариваться-то всё равно надо! Нужный человек есть, как не быть. И даже в пределах доступа, довольно популярная личность в узких и брутальных мужских кругах.

Отмахнувшись от матери, которой вынь да положь подробный отчёт со всеми ТТХ о прекрасной незнакомке, набирает номер.

— Привет, Сашок. Как жизнь, как вообще всё? О, да ты робинзонишь? Чего? Родаков неделю нет? Ты ж сдохнешь, я ж тебя знаю…

Короче, даже договариваться не пришлось. Этот разгильдяйский перец нуждается в постоянном присмотре. Родители, небось, от полного отчаяния уехали отдыхать без него. Тот же метод, что и при швырянии в воду не умеющего плавать.

— Что за «родаки» такие? — возмущается матушка, — Ты нас тоже так называешь?

— А чо такого? Мам, это просто сленг! Нет, я только чужих так называю. А чо, имею право! Они ж не мои родители! — кое-как отбившись от матери, снова набирает номер. По уму, надо бы взять паузу, но помощь почти другу требуется безотлагательно.

— Так быстро? — удивляюсь я, — Развёл меня, да?

Ага, как же? Нет, отмазался технично, но именно, что отмазался. Хитрец! И озадачил уже меня. Тот перец — профи, который мне нужен. Любит поесть, а родители в отъезде.

— Короче, Дана. С тебя что-нибудь вкусненькое, и он у тебя в кармане. И лучше завтра. А то, как бы с голоду не помер.

— Хм-м, а он — нормальный?

— Абсолютно! Только двинутый на компьютерах.

Абсолютно нормальный, только двинутый, какая прелесть. Ладно, разберёмся.

— Пирожки подойдут?

— С чем?

— А с чем надо?

— Точно не знаю, что он больше любит, но, наверное, с мясом будет лучше всего.

Да, это лишний вопрос. Подсунь любому мужчине что-нибудь мясное, не ошибёшься.

— Ладно. Разберёмся. Но тогда не раньше обеда. Пирожки ещё приготовить надо.

О, меня уже на ужин зовут.

— Завтра поедем по магазинам, — распоряжается мачеха, — давно надо с твоим гардеробом разобраться. Ходишь, как шлёндра.

— Завтра не получится, м-м-в-а-х, — жую вкуснейший плов, который сама Эльвира презрительно называет рисовой кашей. Казан ей нужен для настоящего.

— Завтра у меня срочное дело образовалось, — объясняю нахмурившейся мачехе, — Не смотри на меня так, магазины никуда не убегут, а там хороший человек пропадает.

Главную задачу излагаю во время чая.

— А не подождёт твой голодающий? — недовольна мачеха помехам её планов.

— Полагаю, не умрёт. Но беспокойство за него отравит удовольствие от покупок и заставит спешить. А это недопустимо в таком важном деле.

Отец пренебрежительно хмыкнул, мы с мачехой посмотрели на него одновременно и с одинаковым выражением на лицах: «Чтоб ты понимал, примитивное создание!». Мачеха мои доводы, особенно последний, принимает, но пытается взбрыкнуть.

— Тогда всё сама…

— Эльвира, ты с ума сошла? Я, конечно, сделаю нечто условно съедобное, но разве с тобой сравнюсь? Ну, хорошо-хорошо. Я приготовлю, но скажу, что это твоя стряпня.

— Мерзавка рыжая…

Папа мелко и как-то гадко хихикает. Я его поддерживаю таким же глумливым смешком.