Отряд скорби

ГЛАВА 9

Хлоя сидела, недоверчиво глядя на Бака.

— Ты не посылал цветы? — наконец собралась она с духом.

Он покачал головой.

— Очевидно, у тебя есть еще один поклонник.

— Еще один? Как будто из-за этого их стало двое. Бак протянул к ней руки.

— Хлоя, мы сейчас явно говорим на разных языках.

— Очевидно.

— Считай меня слишком самонадеянным, но у меня было впечатление, что с того самого момента, как мы встретились, нас что-то связало.

Он остановился, ожидая ответа. Она кивнула и сказала;

— Нет, ничего серьезного. Хотя, пожалуй, мне показалось, что мы понравились друг другу.

— Я был с тобой в самолете, когда ты молилась вместе с отцом.

Она еле заметно кивнула.

— Это было особенное время, — продолжил он.

— Да, — согласилась она.

— Тогда я проходил свой крестный путь и никак не мог дождаться возвращения, чтобы рассказать вам обо всем.

Губы Хлои дрогнули:

— Это была самая невероятная история, какую мне когда-либо приходилось слышать, Бак. Но я ни на один миг не усомнилась в ней. Я знаю, что ты пережил очень многое и думала, что это связало нас.

— Я не знаю, как это назвать, — сказал Бак. — Как я написал в своей воскресной записке, я был увлечен тобой.

— Очевидно, не только мной. Бак потерял дар речи.

— Не только тобой? — повторил он.

— Ну, что же, продолжай свою речь.

«Речь? Она считает, что я произношу речь? Она думает, что есть еще другая? Да у меня несколько лет никого не было!» Бак был разочарован и хотел было на этом закончить объяснение, но потом решил, что все же следует продолжить. Сбитая с толку, внезапно пришедшая к каким-то странным выводам, она все-таки была достойной девушкой.

— Всю неделю между воскресеньем и вечером пятницы я много думал о нас.

— Да, это так, — сказала она и снова заплакала.

О чем она думала? О том, что он готов был провести ночь у нее на крыльце для того, чтобы произвести на нее впечатление?

— Я понимаю, что в пятницу я держался по отношению к тебе неровно, сказал Бак. — Пожалуй, я даже отдалялся.

— Еще ничего и не было, от чего можно было бы отдалиться.

— Но мы же были вместе, разве не так? — сказал Бак. — Разве тебе не казалось, что мы сближаемся?

— Правда, но только до вечера пятницы.

— Я стесняюсь признаться в… — сказал Бак нерешительно.

— Ты и должен стесняться этого, — вставила она.

— Но мне это показалось несколько преждевременным, учитывая, как недавно мы познакомились, к тому же твой возраст, и…

— Да, это так. Но разве дело в твоем возрасте, а не в моем?

— Прости, Хлоя. Дело не в моем или в твоем возрасте. Дело в их разнице. И потом я подумал, что если впереди у нас осталось всего семь лет — тогда в этом вообще нет никакой проблемы. Но я все равно был в смятении. Я думал о нашем будущем, о том, что получится из наших отношений, хотя у нас еще и не было никаких отношений.

— А их и не будет, Бак. Я не собираюсь делить тебя с кем-нибудь. Если бы у нас было будущее, это были бы исключительные отношения и… Ладно, не имеет значения. Я заговорила о том, о чем никто из нас всерьез не задумывался.

— Но, по-видимому, мы все-таки задумывались. Про себя я уже сказал, что задумывался. И ты, по-видимому, тоже хоть немного заглядывала вперед.

— Больше не думай, по крайней мере, с нынешнего утра.

— Хлоя, я должен спросить у тебя кое-что и поэтому не хочу, чтобы ты уводила меня в сторону. Это может прозвучать несколько снисходительно, даже покровительственно, но не воспринимай это так.

Она напряглась как будто ожидая упреков.

— Могу я попросить тебя минуту помолчать?

— Прости? Ты затыкаешь мне рот?

— Я не это хотел сказать.

— Но ты ведь как раз это и сказал.

Бак слегка повысил голос. Он почувствовал, что его взгляд и тон стали более резкими, но он должен был что-то сделать.

— Хлоя, ты ведь не слушаешь меня. Ты не даешь мне закончить мысль. Здесь есть какой-то подтекст, которого я не знаю. И я не могу защититься от загадок и фантазий. Ты все время говоришь, что не хочешь ни с кем меня делить. Тогда тебе нужно спросить меня без обиняков, напрямую, в чем-то обвинить меня, в конце концов. Тогда можно было бы с толком продолжать разговор.

Рейфорд лежал в своей кровати, боясь пошевелиться и затаив дыхание, чтобы лучше слышать, тем не менее почти ничего не мог разобрать до тех пор, пока Бак не повысил голос. Теперь Рейфорд слышал и молча аплодировал Баку. Хлоя тоже повысила голос:

— Я хочу знать, кто еще существует в твоей жизни, прежде чем думать… Ах, Бак, о чем это мы говорим? Сейчас так много гораздо более важных вещей, о которых следует думать…

Рейфорд не смог расслышать ответ Бака потому, что тот опять заговорил тихо. Он устал подслушивать, встал, подошел к двери и крикнул вниз:

— Вы там, двое, будете разговаривать или шептаться? Если я не в состоянии вас слышать, то буду спать!

— Спи, папа! — отозвалась Хлоя.

Бак улыбнулся. Хлоя постаралась не показать свою улыбку.

— Хлоя, последние дни я только тем и занимался, что обдумывал «гораздо более важные вещи». Дело дошло до того, что я уже почти решился на то, чтобы предложить тебе «быть друзьями»… как вдруг, когда я сидел сегодня в этом офисе, мне явилась ты.

— Ты видел меня? В офисе «Глобал уикли», да?

— В офисе «Глобал уикли»? О чем ты говоришь? Хлоя замялась:

— А о каком офисе говоришь ты?

На лице Бака промелькнуло выражение недовольства. Сейчас ему не хотелось бы говорить о своей встрече с Карпатиу.

— Давай отложим это до тех пор, пока мы не восстановим нормальные отношения. Я сказал, что на меня неожиданно нахлынуло стремление видеть тебя, говорить с тобой, вернуться к тебе.

— Откуда вернуться, Бак? Или уж точнее — от кого, хотела бы я знать.

— Я не стану говорить об этом до тех пор, пока ты не будешь готова выслушать меня.

— Я вполне готова, Бак, потому что я уже все знаю.

— Как ты можешь знать это?

— Потому что я была там!

— Хлоя, если ты была в офисе Чикагского бюро, ты должна была бы знать, что меня там не было в течение всего дня, за исключением раннего утра.

— Значит, ты все-таки был там!

— Я только забросил ключи Алисе.

— Ах, Алиса. Значит, так ее зовут? Бак растерянно кивнул.

— А ее фамилия, Бак?

— Ее фамилия? Не знаю. Я всегда звал ее просто Алиса. Она — новенькая. Ее приняли на место той секретарши, которая исчезла вместе с Люсиндой.

— Ты думаешь, я могу поверить, что ты и в самом деле не знаешь ее фамилии?

Какой смысл мне тебе врать? Ты что, знакома с ней?

Глаза Хлои буквально сверлили его. Бак сообразил, что наконец-то они сдвинулись с места. Правда, он еще не вполне улавливал, в чем, собственно, дело.

— По правде говоря, я не могу сказать, что знакома с ней, — сказала Хлоя. — Я только однажды немного поговорила с ней.

— Ты разговаривала с Алисой? — повторил он, пытаясь предположить, в чем тут дело.

— Она сказала мне, что вы обручены.

— Она не могла этого сказать! — громко воскликнул Бак.

Потом он несколько успокоился, бросив взгляд на ступеньки.

— И о чем же вы говорили с Алисой?

— Мы ведь говорим об одной и той же Алисе? — уточнила Хлоя. — Смуглая, короткие черные волосы, короткая юбка, работает в «Глобал уикли»?

— Да, это она, — кивнул Бак. — Но как бы я мог не знать ее фамилии, если бы мы были обручены? К тому же это было бы настоящей сенсацией для ее жениха.

— Значит, она обручена, но не с тобой? — начала прозревать Хлоя, но в ее голосе все еще слышалось сомнение.

— Она говорила мне, что должна встретиться со своим женихом, — сказал Бак.

Хлоя выглядела совершенно изумленной.

— В таком случае, я бы хотел спросить тебя, как ты оказалась в «Угдаш» и разговорилась с ней? Не меня ли ты там разыскивала?

— В самом деле, именно тебя я там искала, — сказала Хлоя. — Я уже встречала ее раньше и поэтому была удивлена, увидев ее там.

— Хлоя, я тебе говорил, что сегодня я там не был.

— Так где же ты был?

— Первым задал вопрос я. Где ты видела Алису? Хлоя ответила так тихо, что Баку пришлось наклониться вперед, чтобы услышать ее ответ:

— В твоей квартире.

Бак откинулся. Теперь все встало на место. Ему страшно хотелось рассмеяться, но бедная Хлоя! Он постарался сохранить серьезный вид.

— Это моя вина, — сказал он. — Я тебя пригласил, но мои планы неожиданно изменились, и я не смог тебя известить.

— Но у нее были твои ключи, — прошептала Хлоя.

Бак сочувственно покачал головой.

— Я дал ей ключи, чтобы она завезла мою аппаратуру из офиса. А сам я должен был сегодня отправиться в Нью-Йорк.

Раздражение Бака сменилось сочувствием. Она не могла смотреть на него, к ее глазам подступали слезы.

— Значит, это не ты послал мне цветы? — прошептала она.

— Если бы я подумал, что следует послать цветы, я бы их послал.

Хлоя разжала скрещенные руки и спрятала в них лицо.

— Я запуталась, Бак, — пролепетала она, и из глаз ее потекли слезы. Я не прощу себе этого. Я расстроилась после нашей встречи в пятницу и устроила много шуму из ничего.

— Я не догадался, что ты так разволновалась, — сказал Бак.

— Конечно, я волновалась. Я уже не жду, что ты поймешь и простишь меня после того, как я оказалась такой… Если ты теперь не захочешь меня видеть, я пойму.

Хлоя по-прежнему закрывала лицо руками.

— Лучше тебе уйти, — вконец отчаялась она. — У меня и так был непрезентабельный вид, когда ты пришел, а уж теперь тем более.

— Ничего, если я останусь спать здесь, на крыльце? Я хотел бы увидеть тебя, когда ты станешь презентабельной.

Она бросила на него взгляд из-под мокрых ладоней и улыбнулась сквозь слезы.

— Не надо, Бак.

— Хлоя, прости меня, это я виноват во всем, потому что не предупредил тебя, что мне придется срочно улететь.

— Нет, Бак, это я виновата. Прости меня.

— Ладно, — ответил он. — Ты извинилась, и я тебя прощаю. Давай на этом поставим точку.

— Сейчас я еще сильнее расплачусь.

— А теперь-то что я такого наделал?

— Сейчас ты такой добрый!

— Так что, можно мне почувствовать себя женихом?

— Подождешь меня минуту? — Хлоя соскочила с дивана и вприпрыжку побежала вверх по лестнице.

После того, как Рейфорд предъявил ультиматум, чтобы они или говорили громче, или совсем утихомирились, он не пошел в свою комнату, а устроился на самом верху лестницы, где его не могли видеть снизу. Когда Хлоя рывком побежала вверх по лестнице, он не успел скрыться в своей комнате, так что она чуть было не налетела на него.

— Папа, — шепотом спросила она, — что ты здесь делаешь?

— Подслушиваю! И как я при этом выгляжу?

— Ты омерзителен!

— Я омерзителен? Посмотри на себя, что ты сделала с Баком! Ты собиралась линчевать парня без суда!

— Папа, я была такой дурой!

— Дорогая, это была комедия ошибок! И как сказал Бак, она только показала, как ты была огорчена.

— Так ты знал, что он приедет к нам сегодня?

Рейфорд молча кивнул.

— На ночь глядя? Ты знал, что он приедет на ночь глядя?

— Каюсь!

— И ты специально подстроил, чтобы я открыла дверь?

— Можешь меня расстрелять.

— Ты это заслужил.

— Ну, нет. Тебе нужно сказать мне спасибо.

— Конечно. А теперь отправляйся спать. Я пойду переоденусь и спрошу Бака, не захочет ли он прогуляться.

— Ты хочешь сказать, что мне не надо идти с вами? Или хотя бы следовать за вами на расстоянии?

Бак слышал шепот наверху, плеск воды, щелканье открываемых и закрываемых ящиков. Когда Хлоя спустилась вниз, на ней были джинсы, свитер, жакет, кепка и кроссовки.

— Тебе нужно уезжать, или ты не прочь прогуляться? — спросила она.

— Ты не прогоняешь меня после всего?

— Мы должны поговорить где-то в другом месте, чтобы папа мог поспать.

— Мы не давали ему спать?

— Что-то в этом роде.

Когда Рейфорд услышал, как захлопнулась входная дверь, он встал на колени у кровати. Он молился за то, чтобы Хлоя и Бак хорошо относились друг к другу, какое бы будущее их ни ожидало. Даже если они станут просто хорошими друзьями, он будет рад и этому. Рейфорд перебрался на кровать и лежал, то проваливаясь в чуткий прерывистый сон, то прислушиваясь, не вернулась ли Хлоя и молясь о том, что сулит ему наступающий день.

Ночь была прохладная, но ясная.

— Бак, — сказала Хлоя, когда они свернули за угол и пошли по фешенебельным кварталам Арлингтонских высот. — Я снова хочу сказать, как…

Бак остановился и дернул ее за рукав.

— Хлоя, не надо. Нам осталось только семь лет. Мы оба совершали ошибки на этой неделе, мы извинились друг перед другом, и давай на этом поставим точку.

— В самом деле?

— Безусловно. Они пошли дальше. Конечно, мне придется выяснить, кто послал тебе цветы.

— Я уже подумала об этом и кое-что заподозрила.

— Так кто же это?

— Пожалуй, это может стать осложнением, потому что тут отчасти виновата я сама.

— Может быть, это твой бывший друг?

— Нет. Я рассказывала тебе о нем, когда мы познакомились. Мы встречались, когда я была первокурсницей, а он уже заканчивал колледж. Он получил диплом, и потом я больше ничего о нем не слышала. Правда, слышала, что он женился.

— Хорошо, значит, это не он. Может быть, это еще кто-нибудь из Стэнфорда, кто хотел бы, чтобы ты вернулась назад?

— Там не осталось никого из тех, кто дарит цветы.

— Твой отец?

— Он уже опроверг это.

— Кто же тогда остается?

— Подумай, — сказала Хлоя.

Бак задумался, прищурившись.

— Брюс!? Уж не думаешь ли ты?…

— А кто же еще?

— Как же ты его вдохновила?

— Я не знаю. Мне он очень нравится, я им восхищаюсь. Меня трогает его порядочность. К тому же он очень эмоционален и искренен.

— И вместе со всем этим он одинок. Я все это понимаю. Но ведь прошло всего несколько недель, как он потерял семью. Мне трудно представить, что это он.

— Я говорила ему, что мне очень нравятся его проповеди, — сказала Хлоя. — Может быть, я была более мила с ним, чем следовало? Но это как раз потому, что я никогда не думала о нем в этом плане, понимаешь?

— В самом деле? Он наблюдательный молодой человек.

— Бак! Он же старше, чем ты!

— Не на много.

— Но ты находишься на пределе того возраста, который я считала для себя допустимым.

— Спасибо за это! Когда тебе нужно возвращаться домой?

— Ох, Бак, я чувствую себя так неловко. Брюс нужен мне как друг и учитель!

— А точно, что ты не думала ни о чем большем?

Она покачала головой.

— Совершенно этого не представляю. Нельзя сказать про него, что он непривлекательный, но я не могу себе представить, чтобы я вообще могла думать о нем в этом смысле. Ты знаешь, он просил меня работать у него на полный рабочий день. Мне и в голову не пришло, что за этим мог стоять какой-то другой мотив.

— Не делай поспешных выводов, Хлоя.

— Но тут-то я права, ведь так?

— Об этом нужно спрашивать не у меня.

— Что мне делать, Бак? Не хочется причинять ему боль. Я не могу прямо сказать ему, что не думаю о нем в этом смысле. Понимаешь, все это реакция на его потерю.

— Совершенно не могу себе представить, что значит потерять жену, заметил Бак.

— И детей.

— Ты как-то сказал мне, что у тебя ни с кем не было серьезных отношений.

— Пару раз намечалось что-то, но распадалось раньше, чем начиналось. Одна девушка в выпускном классе, на год старше, отшила меня, потому что посчитала, что я слишком долго тяну.

— Да ну?!

— Представь себе, я в этом смысле довольно старомоден.

— Это воодушевляет.

— Я быстро утратил к ней интерес.

— Представляю. Значит, ты не был типичным студентом колледжа.

— Тебе нужна правда?

— Не знаю.

— Это зависит от того, что ты хочешь услышать. Ты хотела бы услышать, что благодаря своей холодности я приобрел весь возможный опыт, или предпочтешь, чтобы оказался девственником?

— Так ты намерен сказать мне именно то, что я хочу услышать?

— Я скажу тебе правду. Но вместе с тем я хочу знать заранее, что тебе хочется услышать.

— Опытный или девственник… — повторила Хлоя. — Тут и думать нечего конечно последнее.

— В яблочко! — мягко сказал Бак, скорее смущенный, чем довольный.

— Вот это да! В наши дни этим можно гордиться.

— Не могу сказать, что горжусь этим, но вместе с тем я рад. Вообще-то, моими мотивами не были принципы моральной чистоты. Я знал, что нехорошо спать с кем попало, но я воздерживался вовсе не из нравственных убеждений. Когда у меня был шанс, оказывалось, что не очень-то мне этого и хочется. К тому же, я был так сосредоточен на своей работе и карьере, что возможностей у меня было не много. По правде говоря, люди почему-то всегда считали, что я добился успеха благодаря тому, что вращался в обществе людей свободного поведения. Но в этих делах я был человеком консервативным и отсталым.

— Ты как будто оправдываешься.

— Может быть и так. Но я не это имею в виду. Пожалуй, это все-таки ненормально в моем возрасте совсем не иметь сексуального опыта. Во всех других отношениях я всегда опережал людей своего поколения.

— Это самоуничижение, — сказала Хлоя. — Подумай, не Бог ли предохранял тебя уже тогда, когда ты о Нем еще и не думал?

— Мне это никогда не приходило в голову, но может быть и так. Мне не нужно было опасаться ни болезней, ни эмоциональных стрессов, связанных с интимными отношениями.

Бак смущенно потер лоб.

— Ты стесняешься этого? — спросила Хлоя.

— Да, немного.

— Мне кажется, ты не захочешь, чтобы я рассказала тебе о своем сексуальном опыте или его отсутствии? Бак поморщился.

— Да, если ты не против. Мне всего лишь тридцать, но я чувствую себя совершенно старомодным чудаком, даже когда ты произносишь слово… «секс». Так что, пожалуй, избавь меня от этого.

— Но, Бак, если наши отношения будут развиваться дальше? Разве ты не задашься этим вопросом?

— Наверное, тогда я и спрошу.

— А что будет, если к этому времени ты безумно влюбишься в меня, и тут узнаешь что-то такое, с чем ты не сможешь примириться?

Баком овладело чувство стыда за самого себя. Одно дело, если ты признаешься женщине, что ты девственник и, следовательно, принадлежишь к самому немногочисленному меньшинству во всем мире. И совсем другое, когда она оказывается такой откровенной и прямолинейной. Он не хотел ни говорить на эту тему, ни слушать про это, ни тем более знать, что она является более опытной, чем он. Тем не менее, она затронула существенный вопрос. По-видимому, она была способна более уверенно говорить об их будущем, чем он, хотя именно он начал ее добиваться. Не ответив, он просто пожал плечами.

— Я не стану оставлять тебя в недоумении, — сказала Хлоя. — В отношениях с моим школьным приятелем и с моим другом в Стенфорде я не была, как говорила моя мама, образцом приличных манер. Но я рада сказать, что при этом дело никогда не доходило до секса. Наверное, по этой причине наша дружба не продолжалась долго.

— Хлоя, это приятное сообщение, но не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?

— Значит, ты старый чудак, так что ли?

— Мне кажется, — покраснел Бак, — я могу не смущаясь брать интервью у глав государств, но такого рода откровенность мне в новинку.

— Бак, но ты ведь слышишь подобное и намного худшее в ток-шоу.

— Но я не отношу тебя к категории участников ток-шоу.

— Я слишком тупая для этого?

— Я не привык к ним и не люблю их. Хлоя рассмеялась.

— Как ты думаешь, сколько шансов за то, что двое неженатых людей гуляют в полночь в Америке, и при этом оба они — девственники?

— Особенно после того, как все подлинные христиане восхищены.

— Поразительно, — заметила она. — Но ты ведь хотел поговорить о чем-то другом.

— Разве?!

— Расскажи мне, зачем тебе понадобилось летать в Нью-Йорк.

Около часа ночи Рейфорд проснулся от скрипа входной двери. Она открылась, но не закрылась. Он слышал, как Хлоя и Бак продолжали свой разговор, стоя в дверях.

— Сейчас мне действительно пора идти, — сказал Бак. — Завтра утром я должен получить отзыв на мою статью из Нью-Йорка. Я должен быть достаточно бодрым, чтобы реагировать на замечания.

Бак ушел, и Рейфорд услышал, как Хлоя закрыла дверь. Когда она поднималась по лестнице, у нее была более легкая походка, чем с вечера. Она на цыпочках подошла к его двери и заглянула в нее.

— Дорогая, я не сплю, — сказал он. — Все в порядке?

— Более чем, — ответила она, присаживаясь на край его кровати. Спасибо, папа.

— Вы хорошо поговорили?

— Бак удивительный.

— Он поцеловал тебя?

— Нет! Папа!

— Держал тебя за руки?

— Нет. Прекрати! Мы просто разговаривали. Ты не поверишь, какое предложение он получил сегодня.

— Предложение?

— У меня нет сил рассказывать сейчас об этом. Ты летишь завтра?

— Нет.

— Тогда мы поговорим об этом завтра.

— Я тоже получил сегодня предложение, о котором мне нужно тебе поведать, — сказал Рейфорд.

— Что за предложение?

— Слишком долго рассказывать. Все равно я не собираюсь его принимать. Я расскажу тебе об этом утром.

— Папа, подтверди, что это не ты послал цветы, чтобы поднять мне настроение. Я буду чувствовать себя мерзко, если ты послал их, а я выбросила в мусорное ведро.

— Я не посылал их, Хло.

— Хорошо, тогда я догадываюсь, кто. Бак тоже их не посылал.

— Ты в этом уверена?

— На этот раз вполне.

— Ого!

— Ты понимаешь, о ком я думаю?

— Я сразу заподозрил Брюса, как только Бак сказал, что он не посылал цветов.

— Что же мне делать, папа?

— Если ты собираешься с ним работать, вам следует поговорить.

— Но я — то в чем виновата? Я-то ведь не давала ни малейшего повода! Я никак не поощряла его, по крайней мере, я ничего такого не имела в виду.

— Ну что ж! Ты можешь просто забыть про эти цветы. Я имею в виду, что посланы-то они анонимно. Откуда ты можешь знать, от кого они?

— Да, я ведь и в самом деле ничего не знаю, разве не так?

— Конечно, не знаешь.

— Я должна встретиться с ним завтра днем, поговорить насчет работы.

— Вот и разговаривай только насчет работы.

— А про цветы не говорить?

— Ты ведь уже разделила эти вопросы, не так ли?

Хлоя рассмеялась.

— Если он сам скажет, что послал цветы, тогда можно поговорить об этом.

— Звучит неплохо.

— Папа, если я стану часто встречаться с Баком, на это обратят внимание.

— Ты хотела бы, чтобы люди ничего не узнали?

— Мне не хотелось бы отталкивать Брюса, зная о его чувствах.

— Но ты ведь ничего не знаешь о его чувствах?

— Да, это верно. Раз он ничего не говорил мне, я ничего не знаю.

— Спокойной ночи, Хлоя.

— Папа, но, может быть, это неудобно, если я буду работать для него или вместе с ним?

— Хлоя, спокойной ночи.

— Но я не хочу…

— Хлоя! Уже наступило завтра!

— Спокойной ночи, папа.

Утром в среду Бака разбудил звонок Стентона Бейли.

— Камерон, — прокричал он. — Вы уже проснулись?

— Да, сэр.

— Однако, судя по голосу, этого не скажешь.

— Сна ни в одном глазу.

— Работали допоздна?

— Да, но я уже вполне проснулся, мистер…

— Вы всегда были порядочны, Кэм. Поэтому я до сих пор не могу понять, почему вы настаиваете, что присутствовали на том собрании — ну уж ладно, проехали это.

Вас пришлось отослать в Чикаго, а я хотел бы, чтобы вы заменили здесь Планка. Но что сделано, то сделано.

— Да, сэр.

— Вы-таки…

— Что, сэр?

— Вы-таки получите премию. Так как же пишется человеку, который повторно получает премию?

— Спасибо, я рад, что она понравилась вам, мистер Бэйли. Но я пишу не ради премии.

— А мы никогда не работаем ради премии. Стоит ли стараться только ради приза на конкурсе? Я сам так никогда не делаю, хотя и встречал таких. Они должны брать уроки у вас. Статья глубокая, длинная, но вместе с тем компактная. Все цитаты приведены кстати, учтены все подходы. Беспристрастность к каждой точке зрения. Я думаю, вы очень правильно сделали, что не стали глумиться над фантазиями про инопланетян и религиозными бреднями. Каждый имеет право на собственное мнение, ведь так? Все они представляют Америку, независимо от того, верят ли они в зеленых человечков с Марса или Иисуса на осле.

— Извините, сэр?

— Я имею в виду различные мифы. Вы понимаете, о чем я говорю. Во всяком случае, это шедевр. Я высоко ценю присущий вам высокий уровень работы и не допущу того, чтобы разные мелкие проблемы стали причиной его снижения. Продолжайте работать на этом уровне, оставаясь еще какое-то время в Чикаго, пока все должно выглядеть так, будто я продолжаю надзор за этой звездой журналистики, и вы вернетесь в Нью-Йорк раньше, чем думаете. На какой срок вы арендовали квартиру?

— На год, но вообще-то мне здесь понравилось и…

— Смешно. Сообщите мне, когда они начнут нажимать на вас насчет продления срока аренды, и я заберу вас обратно. Не знаю, как насчет поста ответственного редактора, потому что он уже занят, к тому же вряд ли будет правильно назначать человека боссом сразу же после опалы. Но ваш оклад будет повышен до прежнего уровня, и вы будете заниматься тем, что у вас получается лучше всего.

— Благодарю вас, сэр.

— Потерпите несколько дней. Эта статья заставит забыть о прошлом, и о вас снова заговорят.

— Вы мне покровительствуете.

— Послушайте, Камерон. Держитесь подальше от этой занудной девки. Как там ее зовут?

— Верна Зи?

— Ну да, Верна. Она ведет дела нормально, но пусть она их делает одна. Вы можете вообще там не появляться, если только не будет особой причины. Какие у вас планы?

— Стив предлагает мне поехать на следующей неделе в Израиль на подписание договора между Израилем и ООН.

— Мы посылаем туда массу людей, Камерон. Освещение этого события я собирался поручить редактору отдела религии.

— Джимми Борланду?

— А в чем вопрос?

— Во-первых, это событие не представляется мне имеющим религиозный смысл. Особенно, если учесть, что в это же самое время в Нью-Йорке собирается конференция по единой религии, евреи будут обсуждать вопрос о восстановлении Храма, а католики выбирать нового папу. И потом, хоть это и прозвучит своекорыстно, вы считаете, что Джимми способен сделать репортаж, который можно выносить на обложку?

— Пожалуй, нет. Просто показалось, что он подходит, Он там уже неоднократно бывал по своему профилю. Кроме того, мне кажется, что любое событие в Израиле можно рассматривать как религиозное событие, ведь так?

— Не обязательно.

— Камерон, мне всегда нравилось, что вы говорите со мной откровенно. Вокруг столько людей, умеющих только поддакивать. Так значит, вы не считаете, что это религиозное событие, хотя оно и будет иметь место на Святой земле?

— Все, что связано с Карпатиу, имеет геополитический характер, даже если в этом присутствуют религиозные аспекты. Действительно серьезная религиозная проблема в этой стране, помимо строительства Храма, связана с двумя проповедниками у Стены Плача.

— Да, что там происходит с этими фанатиками? Они заявили, что в Израиле три с половиной года не будет дождя, так его там и без них не бывает. Там и так сухая земля, но если дождя не будет столь долгое время, там высохнет и погибнет абсолютно все. Формула этого ученого, — кажется, Розенцвейга — как-нибудь зависит от дождя?

— Я точно не знаю, сэр. Мне известно, что при ее использовании требуется меньше воды, чем обычно, но все равно без поступления воды из внешнего источника она не дает эффекта.

— Я был бы не прочь, если бы Джимми подготовил эксклюзивный репортаж об этих двух, — сказал Бейли, — но ведь с ними опасно иметь дело, так?

— Простите, сэр?

— Их ведь пытались убить, прикончить на месте. И что произошло на следующий день? Масса людей была сожжена. Говорят, что эти двое вызывают огонь е небес!

— Другие говорят, что они дохнули огнем.

— Об этом я тоже слышал, — отозвался Бейли. — Это как бы дурной запах изо рта, так что ли?

Бейли рассмеялся, но Бак не мог его поддержать. Он верил в рассказ об огненном дыхании, потому что он содержался в Священном Писании, и не мог поставить на одну доску верующих в восхищение и помешанных уфологов.

— Во всяком случае, — продолжил Бейли, — я еще не говорил с Борландом насчет большой статьи, хотя говорят, что это входит в сферу его профессиональных интересов. Пожалуй, я мог бы поручить это вам, но тогда пришлось бы исключить кого-нибудь из команды, потому что наш бюджет уже на пределе. Хотя, пожалуй, я мог бы исключить одного фотографа.

Бак очень хотел бы иметь при себе фотографа, чтобы запечатлеть на пленке какие-нибудь сверхъестественные эффекты.

— Нет-нет, — поспешно сказал он. — Этого совсем не нужно делать. Планк предлагает мне отправиться туда за счет специального фонда ООН.

Последовало продолжительное молчание.

— Сэр?

— Тут у меня есть сомнение, Камерон. На меня произвело хорошее впечатление, что они явно простили вас за то, что вы подвели их в последний раз. Но каким образом вы сможете сохранять объективность, если будете на их содержании?

— Вы должны доверять мне, сэр, я никогда никому не продавался.

— Да, я это знаю. И Планк это знает. Но вот понимает ли Карпатиу журналистскую этику?

— В этом я не уверен.

— Я тоже. Вы знаете, чего я боюсь?

— Чего же?

— Что он попытается переманить вас к себе.

— Вообще, шансы на мой переход куда бы то ни было практически равны нулю, — ответил Бак.

— Да, я — то думал, что он разозлился на вас сильнее, чем я. А теперь оказывается, что он хочет взять вас с собой на это подписание.

— Он даже хочет, чтобы я присутствовал на подписании как член его делегации.

— Это было бы совсем неуместно.

— Я это понимаю.

— В таком случае всем должно быть совершенно ясно, что вы не являетесь официальным членом делегации. Какой прекрасный кадр! Единственный представитель прессы за столом.

— Согласен. Но как мне это сделать?

— Можно сделать совсем просто. У вас на пиджаке должна быть какая-нибудь карточка, из которой было бы видно, что вы из «Уикли».

— Так я и сделаю.

— Кроме того, вы должны иметь наши визитки в кармане и вручать их там всем присутствующим.

— Это, пожалуй, перебор.

— Не смеши меня, сынок. Карпатиу — это политик из политиков, и у него есть все основания, чтобы ты работал у него. Так что он будет стараться облегчить для тебя уход из «Глобал уикли».

— У меня нет таких планов, сэр.

— Я понимаю, что нет. Послушай, как ты думаешь, если ты не полетишь туда вместе с делегацией ООН, сможешь ли ты быть в кругу договаривающихся сторон в момент подписания? Я имею в виду непосредственно в тот момент, когда это будет происходить.

— Я не знаю. Могу спросить.

— Спроси. Я приобрету билет на коммерческий рейс, чтобы ты не полетел туда за счет ООН. Я не хочу, чтобы ты был в долгу у Карпатиу, но я готов дорого заплатить за то, чтобы увидеть, как ты стоишь у него за спиной, когда он будет подписывать этот договор.