Отряд скорби

ГЛАВА 12

Помощник кардинала Мэтьюза позвонил Баку, как и было обещано. Новости были хорошие. На кардинала произвело впечатление, что интервью с ним будет использовано для заглавной статьи в журнале, так что он передал Баку, что тот может вылететь в Нью-Йорк вместе с ним в следующий понедельник.

Бак купил билет на последний рейс из «О'Хара» в Цинциннати и удивил Хлою, явившись к ней в шесть часов с набором блюд китайской кухни. Рассказав ей о своей предстоящей поездке, он добавил:

— Я решил, что то время, которое мы можем посвятить общению, мы не будем тратить на поиски места, где можно поесть.

— Папа будет нам завидовать, когда вернется домой, — сказала Хлоя. Он очень любит китайскую кухню.

Бак снова открыл рюкзак, достал со дна еще один пакет и улыбнулся:

— Пусть и он не будет обижен.

Бак и Хлоя устроились на кухне и, перемежая разговоры с лакомствами, проболтали почти час. Они говорили о всякой всячине: о своем детстве, семье, памятных событиях, надеждах, мечтах, опасениях. Баку нравилось слушать, как говорит Хлоя, даже не столько то, что она говорит, сколько ее голос. Он не мог понять, то ли дело было в том, что она оказалась интересным собеседником, то ли в том, что он любил ее. Возможно, и то, и другое.

Когда приехал Рейфорд, он застал Бака и Хлою сидящими за компьютером Рейми, который они не включали со времени исчезновений. За несколько минут Бак подключил Хлою к Интернету и установил свой электронный адрес.

— Теперь ты сможешь найти меня, в какой бы точке земного шара я ни находился, — провозгласил он.

Рейфорд оставил Бака и Хлою у компьютера, а сам занялся осмотром посылки с леденцами от Холмана Мидоуза. Конфеты были упакованы в целлофановую оболочку, с этикеткой известной фабрики. Они были предназначены Хлое, хотя к ним не было приложено никакой записки. Рейфорд решил, что это настоящие конфеты. Даже если их по какой-то непонятной причине прислала Хетти Дерхем, не было смысла отказываться от лакомства, не воздав должного его прелести.

— Кто бы ни был поклонником твоей дочери, следует признать, что у него хороший вкус, — заметил Бак.

— Спасибо, — ответила Хлоя.

— Я имею в виду конфеты. Хлоя покраснела.

— Я поняла, что ты имел виду, — сказала она.

По настоянию Рейфорда Бак оставил машину на время поездки в гараже Стилов. Чтобы успеть в аэропорт, Бак и Хлоя ушли с собрания Отряда скорби, не дождавшись его окончания. Дорога была свободна, транспортных пробок не было, так что они приехали в аэропорт за час до рейса.

— Мы могли бы подольше побыть в церкви, — сказал Бак.

— Спокойнее, когда ты уже на месте, — ответила она. — Терпеть не могу приезжать в последнюю минуту.

— Я тоже, — ответил он, — но всегда опаздываю. Ты можешь оставить меня на обочине тротуара.

— Я готова оставаться с тобой до отправления самолета, если ты оплатишь стоянку машины.

— Ты не побоишься пройти к машине так поздно?

— Я уже делала это не один раз, — объявила она гордо. — К тому же здесь много полицейских.

Она завела машину на место стоянки, и они медленно пошли по массивному зданию терминала. Он сложил все свое имущество в кожаный заплечный мешок. Хлоя чувствовала себя неловко оттого, что но он не дал ей в руки никакого багажа. Прогуливаясь, они хотели взяться за руки, но не могли сделать этого. Каждый раз, когда ему было нужно повернуться, чтобы ей было удобнее слышать, мешок смещался, ремни соскальзывали с плеч, так что в конце концов они дошли до ворот молча.

Бак прошел контроль. Оказалось, что самолет почти пуст.

— Хочешь, полетим вместе со мной? — неожиданно сказал он.

— Я хотела бы… — начала она, но не закончила фразу, передумав.

— Что?

Она покачала головой.

— Ты хотела бы иметь возможность отправиться со мной?

Она кивнула.

— Что мне делать с тобой? — спросил он. — Разве что засунуть тебя в мешок.

Она рассмеялась.

Они стояли у окна, наблюдая ночную работу грузчиков и контролеров движения наземного транспорта. Бак делал вид, что смотрит за окно, хотя на самом деле он смотрел на отражение лица Хлои в нескольких сантиметрах от своего собственного. Несколько раз ему казалось, что она тоже отводит глаза от бетонного поля к стеклу. Тогда он воображал, будто уму удалось поймать ее взгляд. «Принимаю желаемое за действительное», — трезво оценил себя Бак. «Вылет самолета откладывается на двадцать минут!» — объявила дежурная.

— Тебе совсем не обязательно стоять здесь, — сказал Бак. — Хочешь, я провожу тебя до машины? Она снова рассмеялась.

— Ты относишься к этому старому гаражу для стоянки машин с подозрительностью параноика. Нет, я побуду здесь, рядом с тобой, потом мы вместе подойдем к проходу на посадку, и я дождусь, пока ты сядешь в самолет. Я помашу тебе рукой, когда самолет начнет взлетать, хотя еще будет казаться, что он прикован к земле. И только когда самолет исчезнет из поля зрения, я наберусь решимости отправиться за своей машиной.

— Ты все это придумала, пока мы с тобой прогуливались?

— Конечно. А теперь давай присядем и успокоимся, как бывалые путешественники, объехавшие весь свет.

— Иногда мне хочется разыграть из себя новичка.

— Тогда бы ты нервничал перед полетом, и тебе понадобилась бы моя поддержка?

— Ты мне нужна всегда и везде.

Она отвернулась. «Помедленнее, не надо торопиться», — сказал он себе. Пока они просто перекидывались замечаниями, шутками, все еще было страшно неопределенно. Он не хотел сейчас говорить ничего серьезного, потому что прошло всего несколько дней с тех пор, как они совсем не разговаривали.

— Ты нужен мне здесь, — сказала она совершенно непринужденно. — Но ты оставляешь меня.

— Я никогда не оставлю тебя.

— Не оставишь меня?

— Конечно, — он старался сохранять интонации юмора и при этом не обидеть ее.

— Что ж! Это обнадеживает. Но, может быть, закроем эту тему?

Рейфорд укладывал вещи для поездки в Вашингтон, прислушиваясь, не подъехала ли Хлоя. Позвонил Эрл, поинтересовался, застали ли его сотрудники офиса Карпатиу.

— Там работает Хетти Дерхем. Это та самая, которая раньше работала у нас? — спросил Эрл.

— Та самая.

— И теперь она — секретарь Карпатиу?

— Что-то вроде этого.

— Мир тесен.

— Думаю, бессмысленно просить тебя быть осторожным в Цинциннати, Нью-Йорке и Израиле. Ты знаешь там все вдоль и поперек, — сказала Хлоя.

— Не начинай прощаться, пока не объявят отправление.

— Я не уйду до тех пор, пока твой самолет не исчезнет из виду, ответила она. — Я тебе уже говорила это.

— У нас есть время съесть пирожное, — сказал он, показывая на лоток в коридоре.

— Я уже ела десерт, — ответила она, — шоколад с пирожным.

— Пирожные из «Рога изобилия фортуны» — не в счет, — объявил он. Идем. Ты помнишь наше первое пирожное?

В день их знакомства Хлоя ела пирожное, и он снял своим пальцем приставший в уголке губ кусочек шоколада. Не зная, что с ним сделать, он просто слизнул его.

— Мне запомнилось, что я вела себя, как недотепа, — сказала она, — а ты разыграл старую шутку.

— Мне показалось, что ты любишь пирожные, — сказал Бак, и повел ее к лотку, так же как в Нью-Йорке, при их первой встрече.

— Ты считаешь, что я хочу еще одно?

Бак рассмеялся не потому, что шутка получилась смешной, а потому что она принадлежала только им, хотя и была глупой.

— Я и вправду не хочу есть, — сказала она, разглядывая витрину.

Скучающий подросток ожидал их заказа.

— Я тоже сейчас ничего не хочу, — проявил солидарность Бак. — Давай купим сейчас, а съедим потом.

— Сегодня на ночь или завтра утром? — спросила Хлоя.

— Давай согласуем время.

— И съедим их как бы вместе, то есть, в одно и то же время?

— Разве это не замечательно?

— Твои выдумки неиссякаемы.

Бак заказал два пирожных в отдельных коробочках.

— Так не пойдет, — заявил подросток.

— Тогда дайте мне одно пирожное, — парировал Бак, передавая ему часть денег и высыпая остальное в руку Хлое.

— И мне тоже одно пирожное, — сказала Хлоя, протягивая деньги.

Подросток скорчил гримасу, уложил каждое пирожное в отдельную коробочку и дал сдачу.

— И медведя можно заставить танцевать! — заметил Бак.

Медленной походкой они вернулись к проходу на летное поле. Прибавилось несколько пассажиров. Дежурная объявила, что их самолет прибыл. Бак и Хлоя присели, наблюдая за прибавляющимися усталыми пассажирами.

Бак тщательно уложил коробочку с пирожным в свой ручной саквояж.

— Я буду подлетать к Нью-Йорку завтра приблизительно в восемь утра, прикинул он. — Я съем его с кофе и с мыслями о тебе.

— А у нас в это время будет семь. Я буду еще в постели, в предвкушении пирожного, с мечтами о тебе.

«Мы все ходим вокруг да около, — подумал Бак, — и никто из нас не решается заговорить о чем-то серьезном».

— Тогда я подожду до тех пор, пока ты не встанешь, — сказал он, скажи мне, когда ты собираешься съесть свое пирожное.

Хлоя подняла глаза к потолку.

— Хм… — задумалась она.

— А когда у тебя будет самая важная, самая официальная встреча?

— Скорее всего это будет поздно утром, в одном из больших нью-йоркских отелей. Карпатиу собирается сделать какое-то совместное заявление с кардиналом Мэтьюзом и другими религиозными лидерами.

— Как раз в это время я съем свое пирожное, — подзадорила Бака Хлоя. Наберись смелости съесть свое именно там.

— Не учи смельчака смелости, — улыбнулся Бак, но это было шуткой лишь наполовину. — Я ничего не боюсь.

— Да? — воскликнула она. — А кто пугается местного гаража, так что боится идти туда в одиночку? Бак потянулся за ее коробочкой с пирожным.

— Что ты делаешь? — мы же не хотим съесть их сейчас, вспомни, мы договорились.

— Я хочу обонять его аромат, — ответил он. — Аромат поддерживает память.

Он открыл коробочку и поднес ее к лицу.

— М-м-м… — промычал он, — сдобное тесто, шоколад, орехи, масло — что еще?

Он протянул пирожное ей, и она наклонилась, чтобы понюхать его.

— Мне нравится этот запах, — сказала она. Бак протянул руку и прижал ладонь к ее щеке. Она не отстранилась, а посмотрела прямо в его глаза.

— Давай запомним этот миг, — сказал он. — Я буду все время думать о тебе.

— Я тоже, — ответила она. — А теперь закрой сумку. Пирожное должно сохранить свою свежесть, чтобы его аромат напомнил мне о тебе.

Рейфорд проснулся раньше Хлои и спустился в кухню. В буфете он обнаружил маленькую коробочку с пирожным. «Осталось всего одно», — подумал он, но не поддался соблазну. Вместо этого он оставил Хлое записку: «Надеюсь, ты не против. Я не устоял». А на обратной стороне написал: «Шутка». Он выпил кофе и сок, переоделся в форму и отправился в путь.

Из Цинциннати в Нью-Йорк Бак полетел утренним рейсом, вместе с кардиналом Мэтьюзом. Кардиналу было далеко за пятьдесят. Это был тучный человек с двойным подбородком и коротко подстриженными волосами, покрашенными так, что их цвет выглядел почти естественным. О его статусе свидетельствовал лишь кардинальский воротник. С собой у него был дорогой портфель и портативный компьютер. Бак обратил внимание, что к его билету были прикреплены квитанции на четыре места багажа.

Мэтьюз путешествовал вместе с помощником, который охранял епископа от посторонних и был малоразговорчив. Помощник пересел в кресло напротив, чтобы Бак мог сесть рядом с архиепископом.

— Почему вы не сказали мне, что являетесь кандидатом на выборах папы? — начал Бак.

— Вы хотите начать разговор прямо с этого? — отозвался Мэтьюз. — Не хотите ли глоток шампанского?

— Спасибо, нет.

— Ну что ж… Но вы не возражаете, если я выпью?

Услышав это, помощник Мэтьюза дал знать стюардессе, которая тотчас принесла кардиналу бокал шампанского.

— Как обычно? — спросила она.

— Спасибо, Карин, — отозвался он, обращаясь к ней, как к старой знакомой.

Очевидно, так оно и было. Когда она ушла, он сказал шепотом.

— Она из семьи Литевских, из моего первого прихода. Я сам крестил ее. Она уже много лет работает на этом рейсе. Так на чем мы остановились?

Бак не стал отвечать. Кардинал слышал и запомнил вопрос. Если он хочет повторить его для себя, он может сделать это сам.

— Да, вы спросили, почему я не упомянул о папстве. Мне кажется, об этом знают все. Карпатиу знает.

«Держу пари, что знает, — подумал Бак. — Наверняка именно он и организовал это».

— Карпатиу надеется на ваше избрание?

— Вне всякого сомнения, — шепотом ответил Мэтьюз. — Надеется, не надеется — это в прошлом. Голоса уже у нас в кармане.

— У вас?

— Это только говорится «мы», «нас»… Голоса мои. Понятно?

— Почему вы так уверены?

— Я член коллегии кардиналов больше десяти лет. Выборы папы никогда не преподносили никаких сюрпризов. Знаете, как зовет меня Николае? Он называет меня «РМ».

Бак пожал плечами.

— Это ваши инициалы. В этом есть еще какой-то смысл?

Помощник Мэтьюза осмотрелся по сторонам и укоризненно покачал головой. «Значит, я должен знать», — догадался Бак. Но он никогда не боялся задавать глупые вопросы.

— Pontifex Maximus, — лицо Мэтьюза озарилось лучезарной улыбкой. — Это значит — «верховный понтифик».

— Примите мои поздравления, — сказал Бак.

— Спасибо! Я хочу, чтобы вы знали, что Николае имеет на мое папство большие виды.

— Расскажите об этом, пожалуйста.

— Об этом будет объявлено сегодня утром. Но если вы не будете ссылаться на меня, я вам кое-что скажу.

— Почему вы мне так доверяете?

— Потому что вы мне нравитесь.

— Но вы совсем меня не знаете.

— Но я знаю Николае. Бак обмяк в своем кресле:

— А я нравлюсь Николае…

— Абсолютно точно.

— Значит, все эти мои обходные маневры были ни к чему.

— Да, — сказал Мэтьюз. За вас поручился Карпатиу. Он хочет, чтобы я рассказал вам все. Пожалуйста не изображайте меня дурным или своекорыстным человеком из-за того, что я вам сейчас скажу.

— Заявление может произвести такое впечатление?

— Нет, дело в том, что Карпатиу сам будет делать это заявление.

— Я вас слушаю.

— Приемная генерального секретаря Карпатиу Мисс Дерхем у телефона.

— Это Рейфорд Стил.

— Рейфорд! Как.

— Хетти, сначала о главном. Хетти, я хотел бы прийти пораньше, чтобы несколько минут поговорить с тобой лично.

— Прекрасно, капитан Стил. Но должна сказать тебе заранее, что кое-кого жду.

— Мне не надо шуток.

— Я не собираюсь шутить.

— Так у тебя будет время?

— Конечно. Генеральный секретарь сможет принять тебя в четыре Мы могли бы встретиться в полчетвертого.

Когда Рейфорд повесил трубку, в кухню вошла Хлоя — в деловом костюме, готовая ехать работать в церковь. В руках она держала его записку.

— Ох, папа, как ты мог! — воскликнула она, и ему показалась, что она вот-вот расплачется.

Она схватила коробочку и потрясла ее. Перевернув записку, она успокоилась и рассмеялась:

— Тебе пора взрослеть, папа. Веди себя в соответствии со своим возрастом.

Он уже собрался в аэропорт, а она на работу, когда Си-эн-эн начало прямую трансляцию международной конференции религиозных лидеров в Нью-Йорке.

— Смотри, папа! — воскликнула она. — Там Бак!

Рейфорд поставил свой саквояж на пол и подошел к Хлое. У нее в руках была чашечка кофе. Корреспондент Си-эн-эн рассказывал, что сейчас должно произойти:

— Нас ожидает совместное заявление группы религиозных лидеров и ООН, представленной Николае Карпатиу. Карпатиу является героем дня. Ему удалось собрать представителей чрезвычайно разнообразных вероучений и выработать вместе с ними ряд предложений. С тех пор, как он занял свой пост, не проходит и дня без какого-либо крупного события Высказываются предположения, что лидеры мировых религий предприняли новую попытку решения глобальных проблем, которая отличается от предыдущих большей согласованностью и терпимостью друг ко другу В прошлом экуменизм всегда терпел поражение Скоро мы увидим, сможет ли принести плоды новый подход. На подиум поднимается архиепископ кардинал Петер Мэтьюз, прелат епископства Цинциннати Римско-Католической церкви, которого многие рассматривают как вероятного преемника Папы Иоанна XXIV, который занимал этот пост всего лишь в течение пяти месяцев до его исчезновения несколько недель тому назад

Камера показала панораму сцены, на которой искали свои места два десятка религиозных лидеров всего мира. На каждом из них была национальная одежда.

Когда показывали, как архиепископ Мэтьюз направлялся к микрофону, Рейфорд услышал восклицание Хлои:

— Папа, там Бак! Посмотри, справа!

Она показала на репортера, который держался в стороне от остальных журналистов и балансировал на заднем краю сцены. Бак, казалось, пытался удержать равновесие. Дважды он оступался, но потом поднимался.

Когда Мэтьюз начал монотонно бубнить об интернациональной кооперации, Рейфорд и Хлоя все свое внимание сосредоточили на Баке. Казалось, что никто не обращал на него никакого внимания.

— Что там он достал? — спросил Рейфорд — Это какой-то блокнот или диктофон?

Хлоя внимательно присмотрелась и открыла рот от изумления. Она помчалась на кухню и вернулась со своим пирожным.

— Это у него пирожное! — воскликнула она. — Мы решили съесть наши пирожные вместе, в одно и то же время!

Рейфорд был в растерянности. Он только радовался, что он не съел вчера это пирожное.

. — Что… — начал было он, но Хлоя шикнула на него.

— Оно пахнет в точности, как вчера! — воскликнула она.

Рейфорд принюхался:

— Что пахнет, как вчера? — спросил он.

— Тише!

На их глазах Бак быстро, но спокойно открыл маленькую сумочку, почти незаметно, исподтишка вынул оттуда пирожное, поднес его ко рту и откусил кусочек Хлоя следила за каждым его жестом. Рейфорд заметил, что она одновременно улыбалась и плакала.

— Дурачки вы оба! — сказал Рейфорд и отправился в аэропорт.

Бак не представлял, видел ли его маленькую проделку кто-нибудь, кроме Хлои Стил. Что делает с ним эта девушка! Из высококлассного международного журналиста он превратился во влюбленного юнца, делающего глупости, чтобы обратить на себя ее внимание. Вместе с тем он надеялся, что внимания окружающих это не привлекло. Вообще-то, мало кто мог заметить человека в углу телевизионного кадра. Ему казалось, что даже Хлоя могла смотреть на экран и не увидеть его.

Значительно важнее его шалостей были события, развернувшиеся на заседании, которое поначалу было весьма похоже на обычную международную говорильню. Но затем — то ли благодаря обещанию поддержать кандидатуру Мэтьюза, то ли благодаря своей поразительной способности всех очаровывать Николае Карпатиу удалось добиться того, что религиозные лидеры разработали предложения невероятной значимости.

Они провозгласили не только стремление к сотрудничеству и терпимости по отношению друг ко другу, но пошли гораздо дальше, объявив об образовании совершенно новой религии, в которую вошли основные догматы каждой из них.

— Это может прозвучать невероятно для преданных членов каждой нашей религии, — заявил Мэтьюз. — Но здесь мы все, каждый из нас, пришли к полнейшему единогласию. Сами по себе наши религии в прошлом нередко порождали борьбу и кровопролития во всем мире, подобно правительствам, командующим вооруженными силами. Начиная с этого дня мы объединяемся под знаменем веры мирового сообщества. В нашу эмблему войдут священные символы всех представленных здесь религий. Верим ли мы в Бога как в реальную личность или как в понятие — Он во всем, над всем и вокруг всего. Бог в нас. Бог — это мы. Мы — это Бог.

Когда перешли к вопросам, многие дотошные религиозные обозреватели обрушили на оратора град вопросов:

— Что произойдет, например, с руководством Римско-Католической церкви, нужен ли будет в таком случае папа?

— Мы проведем выборы папы, — ответил Мэтьюз. — Мы предполагаем, что во всех остальных религиях назначение лидеров будет осуществляться обычным для них способом, но эти лидеры будут служить вере мирового сообщества. Предполагается, что они будут поддерживать в своих адептах преданность этому великому делу.

— Есть ли хоть один значительный догмат, по которому вы все пришли к согласию?

Этот вопрос был встречен смехом всех присутствующих. Мэтьюз предоставил отвечать на него Растафаряну, который сказал следующее:

— Конкретно мы убеждены в двух вещах, во-первых, человечество по своей природе добродетельно, во-вторых, исчезновения — это своего рода религиозная чистка. В некоторых религиях исчезло очень много людей, в других — немного, во многих не исчез никто. Но тот факт, что в каждой религии остались очень многие, доказывает, что никакая из них не является лучшей. Мы будем терпимы ко всем, исходя из убеждения, что остались лучшие из нас.

Бак прошел вперед и поднял руку.

— Камерон Уильяме, «Глобал уикли», — начал он. — Вопрос к господину у микрофона, или к господину Мэтьюзу, или к кому угодно. Каким образом догмат о фундаментальной добродетельности человечества согласуется с идеей, что были отсеяны порочные? Почему им не была присуща фундаментальная добродетельность?

Не нашлось ни одного желающего ответить. Растафарян посмотрел на Мэтьюза, который мрачно уставился на Бака, явно стараясь не показывать раздражения, но не в состоянии скрыть, что он попал в ловушку.

Наконец, микрофон взял в руки Мэтьюз.

— Мы собрались здесь не для того, — сказал он, — чтобы обсуждать вопросы теологии. Лично я принадлежу к числу тех, кто считает исчезновения чисткой. Фундаментальная добродетельность является общим знаменателем всех, кто остался. В самой высшей степени эта фундаментальная добродетельность присуща не кому иному, как генеральному секретарю ООН Николае Карпатиу. Приветствуем его!

Религиозные лидеры на сцене дружно встали, аплодируя.

Аплодисменты также раздались и среди представителей прессы. Впервые Бак осознал, какое большое количество публики столпилось позади журналистов. Он не мог видеть их из-за яркого света прожекторов и не слышал их, пока не появился Карпатиу.

Карпатиу повел себя мастерски, отдав должное руководству этого экуменического собрания и поддержав эту «историческую, совершенную идею, время которой уже давно наступило».

Он затронул несколько вопросов, в том числе о восстановлении еврейского Храма в Иерусалиме.

— Я рад сказать вам, что это произойдет. Как известно многим из вас, деньги для этого собирались в течение десятилетий, а заготовка частей Храма проводилась уже в течение нескольких лет по всему миру. Как только реконструкция начнется, ее завершение не заставит себя ждать.

— А что произойдет с исламским храмом?

— Я рад, что вы задали этот вопрос, — сказал Карпатиу, а Бак подумал, не сам ли он организовал его. — Наши мусульманские братья согласились перенести не только святилище, но и сам священный камень в Новый Вавилон, предоставив евреям возможность восстановить их Храм на том месте, где, как они считают, он был изначально.

— Теперь, если вы предоставите мне еще минуту, я бы хотел сказать, что в настоящее время мы переживаем самый знаменательный момент в мировой истории. Благодаря введению единой валюты, объединению и терпимому отношению различных религий друг ко другу, всеобщему разоружению и принятию обязательств соблюдать мир, мир на самом деле становится единым. Многим из вас приходилось слышать, как я пользовался термином «мировое сообщество». Это достойное имя для нашего нового дела. Мы можем общаться друг с другом, торговать, молиться вместе. Благодаря развитию коммуникаций и средств сообщения, мы уже не будем конгломератом стран и наций, но единым мировым сообществом, поселением, составленным из равноправных граждан. Я благодарю тех лидеров, которые образовали эту часть прекрасной мозаики и хочу сделать заявление в их честь. С перемещением штаб-квартиры в Новый Вавилон наша великая организация получит новое название. Мы будем называться Мировым Сообществом!

Когда, наконец, стихли аплодисменты, Карпатиу закончил:

— Поэтому вполне оправдано наименование новой всемирной религии как веры Мирового Сообщества.

Когда Карпатиу закончил свою речь, телевизионные бригады начали покидать зал, где происходила пресс-конференция. Карпатиу заметил Бака, повернулся, сказав своим телохранителям, что он хочет с кем-то поговорить. Они образовали вокруг него человеческую стену, так чтобы Карпатиу мог обнять Бака. Бак ничего не мог сделать, чтобы избежать этого.

— Не компрометируйте мою журналистскую независимость, — прошептал он на ухо Карпатиу.

— У вас есть для меня хорошие новости? — спросил Карпатиу, держа Бака за руку и глядя ему прямо в глаза.

— Пока нет, сэр.

— Я увижу вас в Иерусалиме?

— Конечно.

— Вы поддерживаете контакт со Стивом?

— Да.

— Вы скажете ему, что вам будет нужно, и мы сделаем это, я обещаю.

Бак незаметно подошел к небольшой группе, которая окружила Питера Мэтьюза. Он подождал, пока архиепископ обратит на него внимание. Тогда он наклонился к нему и спросил шепотом:

— Я как будто что-то пропустил?

— Что вы имеете в виду? Вы были здесь с самого начала.

— Но вы сказали мне, что Карпатиу сделает заявление о более широких полномочиях нового папы, даже более широких и важных, чем сама Католическая церковь.

Мэтьюз покачал головой:

— Пожалуй, я вас переоценил, мой друг. Я еще не стал папой. А разве вы не услышали в заявлении генерального секретаря, что новой религии требуется глава. Какое место может быть лучшей штаб-квартирой, чем Ватикан? И кому уместней всего руководить, чем новому папе?

— Таким образом, вы будете папой пап. Мэтьюз улыбнулся и кивнул.

— «РМ», — ответил он.

Рейфорд Стил добрался до здания ООН за два часа. После того как капитан перед посадкой на самолет позвонил Брюсу Барнсу, он непрерывно молча молился.

— У меня такое чувство, что я отправляюсь на встречу с дьяволом, сказал Рейфорд, — очень немногое в этой жизни может испугать меня, Брюс. Я всегда гордился этим. Но сейчас, должен сказать вам, я чувствую настоящий ужас.

— Во-первых, Рейфорд, если бы вам пришлось встретиться с Антихристом во второй половине периода скорби, фактически вы имели бы дело с личностью, одержимой дьяволом.

— Тогда кто такой Карпатиу? Какой-то второстепенный демон?

— Нет. Но поддерживайте себя молитвой. Вы ведь помните, что произошло с Баком.

— Бак на десять лет моложе и в лучшей форме, — ответил Рейфорд — У меня такое чувство, что меня там разорвут на куски

— Этого с вами не произойдет. Бог знает, где вы находитесь, и позаботится о вас. Я буду молиться о вас, а также Хлоя и Бак.

Это успокоило Рейфорда. Особенно ободрило его то, что Бак находится где-то рядом, в городе. Узнав об этом, Рейфорд почувствовал себя не таким одиноким. Переживая предстоящую встречу с Карпатиу лицом к лицу, он не упускал из виду и такое тяжелое испытание, как встреча с Хетти Дерхем.

Хетти наблюдала за ним с того самого момента, как он вышел из лифта. Он рассчитывал, что у него будет время прочно стать на ноги, сделать глубокий вдох, привести себя в порядок. Но она уже поднялась навстречу ему во всей своей блистательной красоте, еще более ошеломляющей, чем когда бы то ни было, загорелая, в очень дорогом костюме. Он не ожидал увидеть то, что увидел, и на мгновение в нем вспыхнул огонь желания, однако он тотчас же ощутил присутствие зла в этом месте.

Та, прежняя натура Рейфорда, сразу же напомнила ему, почему он увлекся ею, когда в его браке наступило охлаждение. Он начал молча молиться, благодаря Бога за то, что Он уберег его от поступка, о котором он сожалел бы всю жизнь. Рейфорд вернулся к действительности, как только Хетти открыла рот. Ее интонации и произношение стали более правильными, но она по-прежнему оставалась женщиной без царя в голове, и это было слышно в ее голосе.

— Капитан Стил, — сказала она театрально, — как чудесно снова увидеться с вами! А как поживают все остальные?

— Все остальные?

— Ну, вы сами понимаете: Хлоя, Бак и прочие… «Хлоя и Бак — это прочие», — подумал Рейфорд, но не сказал этого вслух.

— У них все в порядке.

— Это замечательно.

— Здесь есть укромное местечко, где мы могли бы поговорить?

Она повела его в небольшой рабочий уголок, открытый со всех сторон. Вокруг не было никого, кто бы мог их подслушать, а потолки там были, по крайней мере, метров шести. Другие столы и кабинки также помещались в углублениях стен, как на железнодорожной станции. Вдалеке слышалось эхо чьих-то шагов, и Рейфорду показалось, что они находятся далеко от кабинета генерального секретаря.

— Так что же нового у вас произошло с тех пор, как я вас видела последний раз, капитан Стил?

— Хетти, мне не хотелось бы быть невежливым, но могли бы вы перестать обращаться ко мне «капитан Стил» и делать вид, будто не знаете, что у меня нового. Новое у меня то, что вы и ваш новый босс начали вмешиваться в мою работу, более того, в дела моей семьи, и я с этим ничего не могу поделать.