Отряд скорби

ГЛАВА 18

Полтора года спустя.

В Чикаго было холодно. Рейфорд Стил извлек из чулана свою теплую штормовку. Он не любил носить ее в аэропорту, но она была нужна ему, чтобы дойти от дома до машины и от машины до терминала. Месяцами все, чем он мог заниматься дома, ограничивалось тем, что он смотрел на себя в зеркало, собираясь на работу. Нередко ему приходилось упаковывать свою форму капитана флагмана Мирового Сообщества с ее броскими золотыми галунами и пуговицами на синем фоне. По правде говоря, это была бы вполне щегольская, хоть и несколько казенная и помпезная форма, если бы только она не напоминала, что он работал на дьявола.

Жить в Чикаго, а летать из Нью-Йорка все-таки оказалось большой нагрузкой, что отразилось на лице Рейфорда.

— Ты беспокоишь меня, папа, — не раз говорила Хлоя.

Она даже предлагала подумать о том, чтобы им обоим перебраться в Нью-Йорк, особенно после того как несколько месяцев назад туда переехал Бак. Рейфорд знал, что Хлоя и Бак страшно скучают друг по другу, но у него были свои причины как можно дольше оставаться в Чикаго. Не самой последней из них была Аманда Уайт.

— Если Бак будет так тянуть, я женюсь раньше. Он хоть держал тебя за руку?

— Тебе так хочется об этом знать? Для него все это совершенно в новинку, папа. У него еще не было любовных романов, — краснела Хлоя.

— А у тебя они были?

— Мне казалось, что были. До тех пор, пока я не встретила Бака. Мы говорили с ним о будущем и много еще о чем, но пока он даже не сделал мне предложение.

Натянув фуражку и набросив штормовку на плечи, Рейфорд стоял перед зеркалом. Он сделал гримасу, вздохнул и покачал головой.

— Завтра мы запрем этот дом на две недели, — объявил он. — Ты либо полетишь со мной в Новый Вавилон, либо живи как хочешь. Бак может облегчить жизнь всем нам, если проявит немножко больше решительности.

— Я не буду давить на него, папа. Жизнь врозь — это хороший тест. К тому же, мне не хочется оставлять Брюса одного в церкви.

— Брюс там не один. В церкви сейчас больше народу, чем когда бы то ни было. И подпольное убежище нельзя долго хранить в секрете. Оно должно быть больше храма.

Брюс Варне тоже не сидел на месте. Он организовал сеть домашних церквей: небольших групп, которые собирались по предместьям всего штата в ожидании того дня, когда открытая деятельность больших церквей окажется невозможной. Брюс объездил весь мир, создавая общины из таких групп. А начал он эту работу в Израиле, когда познакомился с общиной двух свидетельствующих и Циона бен-Иегуды, которая разрослась так, что могла бы заполнить крупнейшие стадионы мира.

Сто сорок четыре тысячи еврейских евангелистов действовали по всем странам, часто это были студенты и преподаватели колледжей и университетов. Верующими становились миллионы людей. Но хотя росла вера, одновременно усиливались преступность и насилие. Уже ощущалось давление Северо-Американского правительства в Вашингтоне, чтобы все церкви были преобразованы в официальные отделения того, что получило название всемирной мистической веры Вавилона.

Единую всемирную религию возглавлял новый папа Петр, бывший Питер Мэтьюз из Соединенных Штатов. Он провозгласил «новую эру терпимости и единения между основными религиями». Самыми большими врагами мистической веры Вавилона были миллионы людей, которые считали, что единственным путем к Богу является вера в Иисуса.

«Произвольное утверждение, — писал верховный понтифик в официальной декларации мистической веры Вавилона, — будто протестантская Библия, содержащая только Ветхий и Новый Заветы, является окончательным авторитетом в вопросах веры и жизни, представляет собой высшую степень нетерпимости и разъединения. Это утверждение утрачивает свою силу перед лицом всего того, чего мы достигли, и приверженцы этой ложной доктрины поэтому рассматриваются как еретики».

Верховный понтифик Петр встретил сопротивление и со стороны ортодоксальных евреев, и со стороны новообращенных христиан. У него были большие осложнения в связи с возрождением Храма и восстановлением в нем древнего обычая жертвоприношений. Не меньшие проблемы были связаны с тем, что счет вновь обратившихся к Христу шел уже на миллионы. По иронии судьбы в своих противоречиях с новым Храмом верховный понтифик неожиданно получил необычных союзников. Эли и Мойше, приобретшие всемирную известность свидетельствующие, против которых никто не смел выступить, часто делали резкие заявления против вновь возрожденного Храма. Но их доводы были совершенно неприемлемы для мистической веры Вавилона.

— Израиль возродил свой Храм, чтобы ускорить приход Мессии, — изрекали Эли и Мойше, — не понимая, что он сделал это без участия подлинного Мессии, который уже приходил! Израиль построил храм отвержения! Неудивительно поэтому, что среди ста сорока четырех тысяч еврейских евангелистов так мало жителей Израиля! Израиль по-прежнему остается безбожной страной и скоро будет наказан за это.

Сильнее всего свидетельствующие были разгневаны в тот день, когда Храм был освящен и продемонстрирован всему миру. Сотни тысяч людей устремились в Иерусалим, чтобы воочию увидеть его, подобно тому, как почти такое же число совершало паломничество в Новый Вавилон, чтобы увидеть величественное здание Мирового Сообщества, спроектированное Николае Карпатиу.

В день празднования открытия нового Храма Эли и Мойше раздражали всех, включая нанесшего визит Карпатиу. Впервые они пророчествовали не у Стены Плача и не на большом стадионе. В этот день они дождались момента, когда Храм наполнился народом и тысячи людей столпились на Храмовой горе. Мойше и Эли к великому ужасу собравшихся прошли к Храму со стороны Золотых ворот. На них кричали, шикали, свистели, но никто не осмеливался приблизиться к ним, не говоря уже о том, чтобы причинить им какой-нибудь вред.

Николае Карпатиу в этот день находился среди высших сановников. Он присоединился к тем, кто поносил непрошеных гостей, но Эли и Мойше заставили замолчать даже его.

Без микрофонов двое свидетельствующих говорили так громко, что было слышно всем. Они кричали во дворе храма:

— Николае! Ты сам вскоре осквернишь этот Храм!

— Чепуха! — отозвался Карпатиу. — Неужели в Израиле не найдется мужественного военачальника, который сумел бы заткнуть рот этим двоим?

К премьер-министру Израиля, который теперь подчинялся послу Соединенных Штатов Азии в Мировом Сообществе, потянулись микрофоны и диктофоны.

— Сэр, благодаря вам в нашей стране теперь нет оружия.

— Но эти двое тоже безоружны! — прогремел Карпатиу. — Усмирите их!

Но Эли и Мойше продолжали кричать.

— В рукотворных храмах нет Бога! Храм Святого Духа — это тело верующего.

Карпатиу, который пытался поддержать своих друзей в Израиле, поздравив их с возрождением Храма, обратился к толпе:

— Кого вы хотите слушать? Меня или их?

Толпа прокричала:

— Тебя, властелин, тебя!

— Нет властелина, кроме Самого Бога, — откликнулся Эли.

А Мойше добавил:

— Кровь ваших жертвоприношений обратится в воду, а вода в кровь!

В тот день Бак находился там как новый издатель «Глобал цикли», переименованной в «Глобал Коммунитпи уикли». Он выступил против требований Карпатиу опубликовать редакционную статью о том, что было названо Николае вмешательством двух свидетельствующих. Бак сумел убедить руководителя Мирового Сообщества, что публикация не должна игнорировать факты. Кровь принесенной в жертву коровы действительно превратилась в воду, а на следующей церемонии вода, налитая в сосуд, оказалась кровью. Израильтяне упрекали двух свидетельствующих за то, что те испортили им праздник.

Бак с ненавистью относился к тем деньгам, которые он сейчас получал. Даже чрезвычайно высокая заработная плата не сделала его жизнь легче. Он был вынужден вернуться в Нью-Йорк; большинство людей, составлявших старую гвардию «Глобал уикли», включая Стентона Бейли, Мардж Поттер и даже Джима Борланда, были уволены. Стив Планк стал издателем «Глобал Коммунити Ист коуст дейли тайме». Газета возникла благодаря слиянию «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон пост» и «Бостон глоб». Хотя Стив и не признался бы в этом, Бак был убежден, что восхищение его бывшего шефа правителем пошло на убыль.

Единственным положительным моментом в новом положении Бака было то, что он получил средства как-то оградить себя от страшной волны преступности, которая побила все рекорды в Северной Америке. Карпатиу использовал ее, чтобы повернуть в свою пользу общественное мнение и получить у населения поддержку идеи, что посол Северной Америки в Мировом Сообществе должен сместить нынешнего президента. Джеральд Фитцхью и его вице-президент обосновались теперь в старом административном здании в Вашингтоне, их функции были ограничены осуществлением плана разоружения в Америке.

Одним из актов участия Бака в движении сопротивления Карпатиу было то, что он совершенно не давал огласки слухам, будто Фитцхью — участник вооруженной оппозиции режиму Мирового Сообщества, организованного муниципальной гвардией. Бак был горячим сторонником этой идеи и тайно продумывал возможность открытия сайта в Интернете для тех, кто выступает против Мирового Сообщества. Как только он найдется способ сделать так, чтобы невозможно было установить, что след ведет к его особняку на пятой авеню, сайт непременно будет открыт.

Хорошо хоть удалось убедить правителя Карпатиу, что переезд Бака в Новый Вавилон был бы ошибкой. Нью-Йорк по-прежнему оставался мировой издательской столицей. У Бака и так было разбито сердце оттого, что отец Хлои вынужден был в конце концов переселиться в Новый Вавилон. Новый город был роскошно обустроен, но климат в Ираке был совершенно невыносим, если только не было возможности двадцать четыре часа в сутки находиться за закрытыми дверьми. К тому же, несмотря на беспрецедентную популярность Карпатиу и его настойчивую поддержку нового всемирного правительства и единой всемирной религии, на Среднем Востоке сохранялось еще много старых обычаев, так что для западной женщины он был совершенно неподходящим местом.

Бака беспокоили отношения Рейфорда с Амандой Уайт. Они оказывали определенное давление на отношения Бака и Хлои, которая боялась оставить отца одного, если они с Баком когда-нибудь поженятся. Но как мог Рейфорд ожидать, чтобы американская женщина стала жить в Новом Вавилоне, и сколько времени они смогут оставаться там? Брюс Варне уверял их, что преследования христиан не заставят себя долго ждать.

Бак скучал по Брюсу больше, чем мог предпола гать, и старался встретиться с ним каждый раз, когда приезжал в Чикаго повидаться с Хлоей. Так же и Брюс, когда проезжал через Нью-Йорк, старался найти время для личной встречи и обсуждения происходящих событий. Брюс быстро становился одним из ведущих специалистов по библейским пророчествам в среде новообращенных. Он утверждал, что остался год, в лучшем случае, полтора года мира. Как только появятся следующие три всадника Апокалипсиса, вскоре один за другим, последуют семнадцать новых судов, которые приведут к славному явлению Христа через семь лет после подписания договора между Израилем и Антихристом

Брюс сделался знаменитым и популярным. Однако наряду с этим многие верующие стали уставать от его зловещих предостережений.

Рейфорд собирался уехать из города до того дня, как они с Хлоей завершат сделку с покупателями дома. Его насмешила идея покупателей получить тридцатилетнюю закладную под дом. Кто-то прогорит на этой сделке.

С отъездом Рейфорда на Хлое осталась большая работа. Нужно было продать некоторые вещи, поместить мебель на хранение и договориться с транспортной компанией о перевозке их вещей в Ирак. Последние два месяца Аманда подвозила Рейфорда до аэропорта «О'Хара», откуда он отправлялся в свои долгие маршруты. Но сейчас она получила новую должность и не могла поехать. Так что сегодня Хлое придется забрать Рейфорда из нового офиса Аманды, где она занималась розничной продажей тканей. Когда они попрощаются, Хлоя отвезет Рейфорда в аэропорт и приедет на машине домой.

— Так какие между вами отношения? — спросила Хлоя в машине.

— Мы близки.

— Я понимаю, что вы близки, это очевидно всякому. Вопрос в том, до какой степени.

— Близки.

Пока они ехали, душа Рейфорда устремилась к Аманде. Поначалу ни он, ни Хлоя не знали, что с ней делать. Высокая красивая женщина на два года старше Рейфорда с волосами, слегка тронутыми сединой, с безукоризненным вкусом в одежде. Через неделю после того, как Рейфорд вернулся из первого полета на флагмане Мирового Сообщества на Средний Восток, после утреннего собрания в воскресенье Брюс представил ее Стилам. Рейфорд чувствовал себя усталым, к тому же его тяготило вынужденное решение оставить «Панкон» ради службы у Николае Карпатиу, так что у него не было настроения общаться с незнакомыми людьми. Как оказалось, миссис Уайт не помнила Рейфорда и Хлою, для нее они были просто именами, связанными с ее бывшей знакомой Айрин Стил, которая произвела на нее неизгладимое впечатление. Аманда уговорила их пообедать с ней в это воскресенье и упорно настаивала. На том, что обед оплатит она. Рейфорд был неразговорчив, но это явно не смутило Аманду. Ей самой было что рассказать.

— Я хотела познакомиться с вами, капитан Стил, почто…

— Рейфорд, пожалуйста, Рейфорд.

— Хорошо, я пока буду звать вас мистер Стил, если обращение «капитан» слишком формально. Рейфорд для меня чересчур фамильярно. Хотя я помню, что так называла вас Айрин. Она действительно была приятнейшей женщиной, такой тихой, такой любящей и преданной вам. Только благодаря ей я смогла так близко подойти к христианству еще до восхищения и в конце концов пришла ко Христу. Не говоря уже о том, что она была взята на небо. Но я никак не могла вспомнить ее имя, и поблизости не оказалось других женщин из этого библейского кружка. Вы можете себе представить, какой одинокой я себя почувствовала. Я тоже потеряла семью — думаю, Брюс рассказал вам об этом. Поистине, он был послан Богом. Я столько узнала от него. Конечно, вы тоже. Вы ведь общаетесь с ним уже столько недель.

В конце концов Аманда стала говорить медленнее и рассказала, как она потеряла свою семью.

— Всю жизнь мы посещали мертвую церковь, потом друг моего мужа пригласил его побывать на службе в его общине. Вернувшись домой, муж настоял на том, чтобы и мы пришли на одно из воскресных собраний. Не буду скрывать от вас, что мне не понравилось. Там все время говорили о спасении. Пока я своим маленьким умишком ходила вокруг да около этой идеи, я оказалась единственной в моей семье, кто не был спасен. Мне все это казалось какой-то бессмыслицей. Я не понимала, что мной владела гордыня. Грешные люди часто не сознают этого. Вот и я считала, что права, но оказалось, что истина была на их стороне. Они упорно настаивали на том, чтобы я посещала библейские занятия с этой женщиной. В конце концов я пошла, уверенная, что увижу там то же самое, что и в других церквях. Какие-нибудь старомодные мымры будут разглагольствовать, как грешников спасет благодать.

Каким-то образом за всеми этими разговорами Аманда сумела закончить еду. Дойдя до этой части своего рассказа, она помрачнела и попросила извинить ее, поскольку ей необходимо на несколько минут выйти.

Хлоя закатила глаза.

— Папа, — воскликнула она, — как ты считаешь, с какой она планеты?

Рейфорд рассмеялся.

— Я хочу услышать ее впечатления о твоей матери, — ответил он. — И потом, она сегодня определенно говорила о «спасенных», так ведь?

— Да. Но ей далеко до старой мымры.

Когда Аманда вернулась, она извинилась и сказала, что «заранее решилась рассказать все это». Рейфорд ободряюще улыбнулся ей, а Хлоя за ее спиной строила рожи, чтобы заставить его посмеяться.

— Я больше не буду вам докучать, — сказала она, — хотя я и администратор, но не из тех, кто лезет в чужую жизнь. Просто я хотела как-нибудь встретиться с вами, чтобы рассказать, какую роль сыграла в моей жизни ваша жена и ваша мама. Может быть, вы знаете, у нас с ней состоялся лишь один короткий разговор. Это произошло после одного из собраний, и я была рада, что мне представился случай сказать ей, какое впечатление она произвела на меня. Если вам интересно, я расскажу об этом. Но если я болтала слишком долго, скажите прямо. Тогда я закончу на том, что миссис Стил била замечательной женщиной, и мы расстанемся.

Рейфорд действительно собрался было сказать, что у него была очень тяжелая неделя, что ему пора домой, но он не хотел показать себя неучтивым, да и Хлоя потом могла бы корить его за это, так что он ответил:

— Пожалуйста, нам приятно вас слушать. По правде говоря, мне нравится говорить об Айрин.

— Ну что же, тогда я продолжу. Я не понимаю, почему я забыла ее имя, хотя оно сразу поразило меня. Кроме того, что оно было созвучно «железу» и «стали», я подумала, что имя Айрин подошло бы женщине намного старше, чем ваша жена. Ей ведь было около сорока, так?

Рейфорд кивнул.

— В общем, как-то утром я поехала на это собрание. Женщины, которых я там увидела, оказались вполне нормальными. Они мне понравились с первого взгляда Я сразу обратила внимание на вашу жену Она как бы излучала тепло: была дружелюбна, улыбалась и разговаривала со всеми. Она поздоровалась со мной, спросила, кто я такая. И потом во время занятий с Библией, молитвы и обсуждения, она произвела на меня очень приятное впечатление. Что я еще могу сказать?

«Очень многое», — подумал Рейфорд. Но он не хотел приставать к женщине с вопросами о том, что именно произвело на нее впечатление. Он обрадовался, когда вмешалась Хлоя:

— Я была рада услышать ваш рассказ, миссис Уайт. Сама я сильнее всего почувствовала влияние своей мамы, когда уехала из дома. До этого я считала ее чересчур религиозной, слишком требовательной и строгой. Только уехав, я поняла, как любила ее, потому что осознала, как она заботилась обо мне.

— Ну что ж, — сказала Аманда, — меня тронула ее собственная история, но даже больше, чем это, мне понравилась ее манера держаться, ее самообладание. Я не знаю, известно ли вам, что в течение долгого времени она также не была подлинной христианкой. Ее жизнь была подобна моей. Она сказала, что ее семья многие годы посещала церковь, в которой лишь соблюдались обряды, но когда она нашла «Церковь новой надежды», то воистину обрела Христа. Ее отличали такое спокойствие, кротость, доброта и душевное равновесие, каких я не встречала ни в ком другом. Айрин была уверена в себе, но вместе с тем скромна. Была отзывчивой, но не напористой, не эгоистичной. Она волновалась, когда говорила о своей семье, говорила, что муж и дети стоят на первом месте в ее молитвеннике. Она очень сильно любила всех вас. И призналась, что больше всего боится, что достучится до вас слишком поздно, и вы не попадете на небеса вместе с ней и сыном, имени которого я не помню.

— Рейфорд-младший, — ответила Хлоя. — Она звала его Рейми.

— После собрания я подошла к ней и сказала, что в моей семье все наоборот, что все беспокоятся, что попадут на небеса без меня. Она объяснила мне, как обрести Христа. Я ответила, что я еще не готова к этому. Тогда она предупредила меня, чтобы я не откладывала, и сказала, что будет молиться за меня. В ту же ночь все члены моей семьи исчезли. Исчезли почти все из нашей новой церкви, включая и тех, кто занимался изучением Библии. В конце концов я нашла Брюса и спросила, знал ли он Айрия Стил.

Рейфорд и Хлоя вернулись домой пристыженные и раздосадованные на самих себя.

— Это было замечательно, — сказал Рейфорд. — Я рад, что у нас нашлось время для этого разговора.

— Мне жаль, что я была такой толстокожей, — сказала Хлоя. — Эта женщина так хорошо поняла маму, едва познакомившись с ней.

Весь следующий год Рейфорд видел Аманду на воскресных службах и по будним дням на нерегулярных собраниях расширенной группы по изучению Библии. Она всегда была сердечной и дружелюбной, но на Рейфорда самое сильное впечатление производило ее служение. Она очень много времени проводила в церкви, изучала библейскую литературу, постоянно молилась за разных людей и подолгу разговаривала с ними об их отношении к Богу.

Чем больше Рейфорд наблюдал за ней со стороны, тем больше она ему нравилась. Однажды в воскресенье он заговорил с Хлоей.

— Послушай, а мы ведь не сделали Аманде Уайт ответного приглашения на обед.

— Ты хочешь пригласить ее?

— Да, хотел бы.

— Прости, я не поняла.

— Ты ведь слышала меня.

— Папа, ты собираешься назначить ей свидание?

— Да, устроить парную встречу вместе с тобой и Баком.

Хлоя рассмеялась, потом извинилась.

— Конечно, это не смешно. Просто очень неожиданно.

— Не придавай этому большого значения. Так я все-таки приглашу ее.

— Только не придавай этому большого значения, — ответила Хлоя.

Бак не был удивлен, когда Хлоя сказала ему, что отец хотел бы устроить их совместную встречу с Амандой Уайт.

— А я — то думаю, когда же это произойдет?

— Встреча?

— Встреча с Амандой Уайд.

— Значит, ты что-то замечал? А мне ничего не говорил.

— Говорить тебе было рискованно, потому что ты могла исподволь внедрять в его голову идею, которая еще не стала его собственной.

— Не так уж часто такое случается.

— Как бы то ни было, мне кажется, что это было бы хорошо для них обоих. Ему нужно общество человека его возраста. Если из этого что-нибудь получится, будет замечательно.

— Почему?

— Потому что он не захочет оставаться в одиночестве, если мы действительно решимся предпринять что-то серьезное.

— Мне кажется, мы уже решились, — сказала Хлоя, и вложила свою руку в его.

— Мне все еще не ясно, когда и где мы сделаем это, не говоря уже о других сложностях.

Бак надеялся, что Хлоя сейчас скажет, что она готова сейчас же выйти замуж и последовать за ним куда угодно. Время все шло и шло, а он все еще не мог принять окончательного решения.

— Лично я готова, если он решился, — сказала Хлоя Рейфорду. — Но первой я не скажу ни слова.

— А почему нет? — спросил Рейфорд. — Мужчинам нужно подавать сигналы.

— Я уже подала все необходимые сигналы.

— Но теперь-то ты держала его за руку?

— Папа!

— Ты хоть поцеловала его?

— Комментариев не будет.

— Но это означает «да».

— Я тебе уже сказала, ему были даны все необходимые сигналы.

Бак всегда помнил, как он впервые поцеловал Хлою. Это произошло год тому назад, когда он выезжал на машине в Нью-Йорк. Карпатиу купил тогда «Умом» наряду со многими другими изданиями, способными выдерживать конкуренцию. Для Бака возможности продолжать заниматься профессиональной деятельностью резко сузились. Он мог бы попытаться с риском для себя распространять свои материалы через Интернет, но надо было каким-то образом зарабатывать на жизнь. Брюс, который все реже бывал в церкви из-за того, что разъезжал по всему миру с миссионерскими целями, советовал ему остаться в «Глобал уикли» даже после того, как газета стала называться «Глобал Коммунити уикли».

— Я надеюсь, что когда-нибудь мы сможем ее снова переименовать, и она станет просто «Уикли».

Как и отец Хлои, Бак отказался от себя, чтобы делать для Бога все, что было в его силах, но он скрывал свою принадлежность к числу верующих. Карпатиу лишил бы его даже того минимума свободы и объективности, которыми он все еще располагал, если бы узнал об этом.

В тот последний вечер в Чикаго они вместе с Хлоей упаковывали его вещи. Он собирался отправиться в дорогу в девять и добраться до Нью-Йорка марафонским пробегом. Занимаясь упаковкой вещей, они то и дело повторяли, как им тяжело расставаться, как они будут скучать друг без друга, как часто будут друг другу писать.

— Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной, — вдруг сказал Бак.

— Да, это было бы неплохо, — откликнулась она.

— Когда-нибудь, — уточнил он.

— Когда-нибудь, это когда?

Но Бак не клюнул. Он понес коробку в машину, проходя мимо нее, в то время как она завязывала другую. По ее лицу текли слезы.

— В чем дело? — спросил он, остановившись и утирая ее слезы. — Как бы и мне не начать плакать вместе с тобой.

— Ты никогда не скучаешь по мне так, как я по тебе, — ответила она, пытаясь продолжить свою работу и не обращая внимания на то, что он стоял совсем близко, касаясь ее лица.

— Перестань, — прошептал он. — Подойди ко мне.

Она поставила коробку на пол и выпрямилась. Бак обнял ее и притянул к себе. Его руки оказались у нее на плечах, а она уткнулась лицом в его грудь.

Они и раньше иногда прикасались друг к другу — иногда гуляли, держась за руки, иногда он брал ее под руку. Проявляя свою любовь, они никогда не говорили об этом вслух и заранее решили не плакать при расставании и ничего не обещать друг другу.

— Мы будем видеться часто, — сказал он. — Ты ведь приезжаешь на свидания с отцом, когда он пролетает через Нью-Йорк. А у меня есть причины бывать здесь.

— Какие такие причины? Ведь Чикагское бюро закрывается.

— По этой вот причине, — сказал он, еще крепче обнимая ее. Она снова стала плакать.

— Прости меня, — с трудом проговорила она. — Это становится слишком тяжело.

— Я понимаю.

— Нет, ты не понимаешь, Бак! Ты не можешь утверждать, что ты так же волнуешься за меня, как я за тебя.

Бак уже думал о том, как он поцелует ее первый раз. Он надеялся, что когда-нибудь, в конце вечера он просто коснется губами ее губ, пожелает ей доброй ночи и убежит. Ему не хотелось в этот первый раз встретиться с ее реакцией, не хотелось повторения поцелуя. Это должно было стать чем-то особым и очень значительным, но вместе с тем коротким и непритязательным, на чем они могли бы строить свои отношения потом.

Но сейчас он хотел, чтобы она знала о его чувствах. Бак испытывал досаду на самого себя за то что, умея хорошо писать, он не был способен сказать ей, как много она для него значит.

Он слегка отступил и взял ее лицо в свои руки. Сначала она сопротивлялась, пытаясь снова спрятать лицо у него на груди, однако он настаивал, чтобы она посмотрела на него.

— Я не хочу, чтобы ты так говорила со мной.

— Но, Бак, это ведь так и есть… Он наклонил голову, так что его глаза оказались совеем близко от ее глаз.

— Никогда больше не говори так! — сказал он. — Ты слышишь меня? Не предполагай этого, даже не думай об этом. Ты не можешь переживать за меня больше, чем я. В тебе — вся моя жизнь. Я люблю тебя, Хлоя. Неужели ты этого не знаешь?

Бак почувствовал, что она буквально отпрянула от него, когда он сказал о своей любви. Ее слезы потекли но его рукам. Она заговорила:

— Как я…

Бак буквально поглотил своими губами ее губы, не давая ей продолжить. Это совсем не было похоже на легкое касание. Она подняла руки, обвила ими его шею и крепко прижималась к нему, пока они целовались.

Потом она быстро отступила и прошептала:

— Ты сказал это только потому, что уезжаешь и… Бак не дал ей закончить фразу новым поцелуем. Спустя мгновение он коснулся кончиком носа ее носа и сказал:

— Больше не сомневайся в моей любви. Обещаешь?

— Но, Бак…

— Обещай!

— Обещаю! Я тоже люблю тебя, Бак.

Рейфорд не уловил того момента, когда уважение и восхищение Амандой Уайт перешло в любовь. Она все больше нравилась ему, он стремился все чаще видеть ее. Постепенно они стали чувствовать себя уютно и спокойно в обществе друг друга, привыкли касаться друг друга во время разговора, браться за руки, обниматься. Но когда Рейфорд понял, что скучает по Аманде, не видя ее всего лишь сутки, что не может не позвонить ей, когда полеты разлучают их на несколько дней, он осознал, что зреет что-то серьезное.

Она поцеловала Рейфорда первой. Дважды, когда он возвращался в Чикаго после нескольких дней отсутствия, Аманда при встрече обнимала его и чмокала в щеку. Ему это понравилось, но он чувствовал некоторое смущение. Но когда он в третий раз вернулся из такого путешествия, она просто обняла его, а поцеловать не пыталась.

Это было весьма кстати. Он заранее решил, что если она попытается поцеловать его в этот раз, он повернется и подставит губы. Рейфорд привез ей из Парижа подарок-дорогое ожерелье. Не дождавшись поцелуя, он сам обнял ее и сказал: «Подожди минуту».

Когда пассажиры и команда прошли мимо них в коридор, Рейфорд усадил Аманду рядом с собой. Было неудобно из-за разделявшего их подлокотника. Оба они были тепло одеты: Аманда в шубе, а он в форменной куртке на меху. Он вытащил из своей полетной сумки коробку с подарком.

— Это для тебя.

Аманда, зная, где он был, внимательно осмотрела коробку, прочла название фирмы. Затем она открыла ее, и у нее перехватило дыхание. Это была великолепная вещь — золотое ожерелье с бриллиантами.

— Рейфорд! — воскликнула она. — Я не знаю, что сказать.

— А ты и не говори ничего, — ответил он. Он обнял Аманду, так что коробка в ее руках чуть не сломалась, и поцеловал.

— Я все равно не знаю, что сказать, — произнесла она с искрой в глазах, и он опять поцеловал ее.

Теперь, за две недели до переезда в Новый Вавилон, Рейфорд звонил Баку чаще, чем Хлоя. Вот и сейчас, пока Хлоя разогревала машину, он быстренько позвонил в последний раз.

— Все улажено? — спросил он Бака.

— Все улажено, я там буду.

— Хорошо.

В машине он спросил Хлою:

— Как дела с квартирой?

— Обещают, что она скоро будет готова, — ответила она. — Но мне не очень нравится, что они предлагают мне бумажную работу.

— Думаешь, тебе будет хорошо здесь, в то время как я буду в Новом Вавилоне, а Бак в Нью-Йорке?

— Это не лучший вариант. Но я не хочу жить поблизости от Карпатиу, и еще меньше — в Ираке.

— А что говорит Бак?

— Сегодня я не смогла дозвониться ему. Должно быть, он занят какими-то делами. Я знаю, что он хотел встретиться с Фитцхью в Вашингтоне. Может, он сейчас там?

Хлоя остановила машину около магазина Аманды в Де-Плэйнс и осталась ждать в машине, когда Рейфорд поспешил к Аманде попрощаться.

— Он здесь? — спросил Рейфорд секретаря.

— И он, и она, — ответила секретарь. — Она в своем кабинете, а он вот в этом.

Она указала на небольшую комнату рядом с кабинетом Аманды.

— Как только я войду туда, пожалуйста, спуститесь вниз и скажите моей дочери, что ее просят подойти к телефону.

— Хорошо.

Рейфорд постучал и вошел в кабинет Аманды.

— Я думаю, ты не ждешь от меня радостной улыбки, Рэй, — сказала она. Весь день я старалась изобразить улыбку, но не получается.

— Я подумаю, что я могу сделать, чтобы ты улыбнулась, — сказал он, вытаскивая ее из кресла и целуя.

— Ты знаешь, что Бак здесь? — спросила она.

— Да. Это приятный сюрприз для Хлои.

— Ты не собираешься и меня удивить таким же образом?

— Может быть, я удивлю тебя прямо сейчас, — ответил он. — Как тебе нравится твоя новая работа?

— Я ее ненавижу. Я бы уехала в Нью-Йорк, если бы нашелся подходящий парень.

— Он нашелся, — ответил Рейфорд, вынимая маленькую коробочку из бокового кармана и вкладывая ее в руку Аманды.

Она отпрянула:

— Что это?

— Что? Я не знаю. Почему бы тебе самой не сказать мне, что это?

Бак услышал голос Рейфорда за дверью и понял, что Хлоя где-то рядом. Он выключил свет и сел за стол. Через несколько минут до него донесся голос Хлои.

— Да, мэм, — ответила секретарь.

Дверь медленно открылась, и Хлоя включила свет. Но она прямо-таки подпрыгнула, когда увидела Бака, сидящего за столом. Затем взвизгнула и подбежала к нему. Он встал, и она очутилась в его объятьях. Потом он закружил ее по комнате.

— Ш-ш-ш! — сказал он. — Это офис!

— Папа знает об этом? Ну конечно, знает! Должен знать!

— Да, он знал, — ответил Бак. — Удивлена?

— Конечно! Что ты делаешь в городе? Долго здесь пробудешь? И что мы будем делать?

— В городе я для того, чтобы увидеть тебя. Вечером уезжаю в Вашингтон. А мы собираемся пообедать, когда проводим твоего отца в аэропорт.

— Ты приехал, чтобы только повидаться со мной?

— Я тебе давно говорил, чтобы ты не сомневалась в моей любви.

— Я помню.

Он повернулся и усадил ее в кресло, в котором раньше сидел сам. Потом встал перед ней на колени и вытащил маленькую коробочку с обручальным кольцом.

— Ох, Рей! — сказала Аманда, разглядывая кольцо на своем пальце. — Я люблю тебя. И буду любить все те годы, что нам еще остались. — Еще одно дело, — сказал он.

— Какое?

— Мы договорились с Баком. Он сейчас делает предложение в соседней комнате. Как ты смотришь на то, чтобы Брюс провел двойную церемонию?

Рейфорд волновался, как она отреагирует. Они с Хлоей были друзьями, но не близкими.

— Это было бы замечательно! Но согласится ли Хлоя? Пусть она это решает. Захочет отдельно — прекрасно. Мне эта идея понравилась. А когда?

— Накануне того дня, когда мы закроем наш дом.

— Рейфорд Стил! — воскликнула она. — Тебя нужно долго разогревать, но вскипаешь ты моментально. Я напишу заявление об увольнении раньше, чем твой самолет поднимется в воздух.

— Тебе интересно, почему ты так и не получила канцелярскую работу? спросил Бак. Хлоя кивнула.

— Потому что так дело не пойдет. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Нью-Йорк.

— Рейфорд, — сказала Аманда, — я думала, что больше не буду счастлива. Но теперь я счастлива.

— Двойная церемония? — Хлоя вытерла слезы. — Мне это нравится. Но как ты думаешь, согласится ли Аманда?