— Это редчайший том, — с трепетом в голосе проговорил Корнелиу, выложил на стол книгу, обернутую в белое полотно, и принялся аккуратно разворачивать ткань. — Мне пришлось ехать за ним в Галлию, здесь его не добыть. Да и там пришлось изрядно постараться, чтобы отыскать это сокровище.
— И зачем ты, спрашивается, такое сокровище продаешь? — хмыкнув, спросил Кайлен.
— Так я его и добывал, чтобы вам продать, — не моргнув глазом, ответил Корнелиу и наконец-то раскрыл перед Кайленом обложку, на которой тиснеными буквами c подвытершейся позолотой было написано на ромейском: «De Potentia Elementorum», «О силе стихий». — Вы сами подумайте, господин Неманич: на кой мне сдались труды по стихийному колдовству, если я им никогда в жизни не занимался? Я вот змей хорошо заговариваю, собачки меня слушаются… Нет, я эту ценнейшую книгу исключительно для вас добывал.
Корнелиу Видяну, румелец с задатками профессионального проходимца, был действительно одаренным заклинателем животных. Но Кайлену временами казалось, что стезю подпактного мага он выбрал исключительно потому, что здесь его затейливые предприятия и сделки приносили больше дохода. К примеру, за книгу, защищенную Пактом, Кайлен платил в три раза больше, чем за обычную.
Они находились в той части «Лавки удивительных книг Неманича», которая была скрыта от глаз большинства посетителей за книжным шкафом в дальнем углу и в которой хранились самые удивительные из книг. Попасть сюда и прочитать их мог только тот, кто подписал Пакт, для остальных всех этих томов о колдовстве, потусторонних созданиях и нечеловеческой истории не существовало ни в лавке Кайлена, ни в мире.
Корнелиу нет-нет, да и притаскивал ему какой-нибудь особо ценный том, а потом нещадно торговался, пытаясь сбыть его как можно дороже. Кроме книг он умудрялся добывать какие-то заговоренные древние предметы, скупал редкие травы в одному ему известных горных деревнях, чтобы продавать их городским алхимикам, скупал у оборотней-птиц линные перья и занимался еще бог весть чем. Он вел весьма разнообразные дела, которые всегда оставались в рамках Пакта и человеческих законов, но в то же время будто бы постоянно балансировали на грани допустимого.
Его мятежная душа жаждала одновременно приключений и крупных заработков, которых совершенно нельзя было добиться натаскиванием собак или избавлением горожан от мышей и крыс, или еще каким-нибудь занятием, приличествующим его колдовской специализации. И в том, что касается приключений, Кайлен его прекрасно понимал: сам он, получив от отца достаточное наследство, вполне мог и вовсе не работать, пополнив ряды светских бездельников Кронебурга, однако на дверях его дома, помимо таблички «Лавка удивительных книг Неманича», висела еще и табличка «Агентство удивительных услуг Неманича», и за расследование любых таинственных обстоятельств и помощь в любых загадочных делах он брался с превеликой охотой.
А вот жадности Корнелиу Кайлен не разделял ни в коей мере: ему сама идея денег изначально давалась с некоторым умственным усилием, хоть и заметно меньшим, чем чистокровным представителям народа холмов. Понимать и считать деньги Кайлен в конце концов научился, в отличие от своей матушки, которая так и не смогла их постичь до конца, а вот человеческая страсть к золоту и серебру была ему абсолютно чужда. И торговался с Корнелиу до последнего он исключительно потому, что понимал: дай ему цену, которую он просит — в следующий раз он попросит еще больше, и это никогда уже не прекратится.
— Шестьсот талеров, — твердо сказал Кайлен.
— За заграничную редкость? Шестьсот талеров⁈ — возмутился Корнелиу, будто ему не давали за книгу денег как за хорошую верховую лошадь, а собирались лишить последних медяков, отложенных на хлеб. — По меньшей мере, тысяча…
— Если что, я и сам могу съездить в Галлию и купить там полдюжины томов, не переплачивая тебе вдвое. Шестьсот пятьдесят.
— Вдвое, надо же! — продолжил пылать неправедным гневом Корнелиу. — Да я вам почти без наценки отдаю, по старой дружбе! Девятьсот пятьдесят.
После долгой битвы они сошлись на семиста тридцати двух талерах. И едва довольный Корнелиу вышел из лавки, в нее вошел недовольный, как и всегда, Конар Перрик, самый сварливый латенский старик во всем Кронебурге, а может, и во всем Семиграде или даже на всем континенте. Зато он был прекрасным покупателем и редко уходил из потайной части лавки только с одной книгой, обычно с парой-тройкой.
— Опять тут этот проходимец шастает! — не поздоровавшись, проворчал господин Перрик, бросив недовольный взгляд на дверь.
— Но он, между прочим, принес мне сегодня отличную книгу, — идеально дружелюбным тоном ответил Кайлен. — Вас наверняка заинтересует, «De Potentia Elementorum», первое печатное издание, большая редкость… Отдам ее вам за тысячу двести талеров.
— Дай-ка поглядеть сперва… — прокряхтел Перрик, тоже готовый поторговаться, хоть и не так воинственно, как Корнелиу.
Кайлен на это, разумеется, сразу рассчитывал, называя цену. И при этом полагал, что за растраченное на Корнелиу и господина Перрика душевное спокойствие он заслуживает выручить хотя бы половину стоимости верховой лошади.
Когда и господин Перрик наконец покинул лавку, унося с собой, помимо галльской редкости, еще и брошюру, посвященную ханифитским защитным амулетам, Кайлен решил, что наступило самое время отдохнуть и заодно пообедать. Однако когда он подошел к дверям, чтобы повесить на них табличку «обеденный перерыв», он увидел, как в сад заходит женщина средних лет, одетая в черное, на вид весьма печальная и напуганная. И понял, что обед откладывается. Вполне возможно, надолго.
По книжным лавкам дамы в трауре ходили редко, так что Кайлен сразу предположил в ней клиентку «Агентства» и не ошибся.
— Господин Неманич — это вы? — спросила она, войдя внутрь.
— Собственной персоной, — подтвердил Кайлен.
— День добрый. У меня к вам… дело, — немного робко проговорила она, видимо, не зная, как лучше изложить странную историю, с которой к нему пришла. Такое с клиентами случалось часто.
Кайлен присмотрелся к ней внимательнее: достаточно дорогое платье, но не дворянское. Из торговцев или даже фабрикантов, но не тех, которые зарабатывают на рванувшем вперед техническом прогрессе совсем уж баснословные деньги. Говорит на румельском с онгурским выговором, совсем легким, но Кайлен все равно слышит: та же манера речи, что у капитана Фаркаша. Он ее прекрасно знал и сразу мог отличить.
— Проходите вот сюда, — Кайлен махнул рукой на пару кресел и чайный столик, которые стояли прямо посреди магазина. Этот уголок располагал к откровенному разговору куда лучше, чем письменный стол, и Кайлен этим постоянно пользовался. — Хотите чаю?
— Нет-нет, — клиентка помотала головой и уселась в кресло. — Мне бы хотелось разобраться с этим как можно скорее.
— Что ж, — ответил Кайлен и тоже сел, — тогда рассказывайте.
— Меня зовут Клара Андронеску… вы слышали фамилию, возможно?..
Кайлен кивнул. Разумеется, он тут же сообразил, по кому его клиентка носит траур: он читал газеты. Заодно он мысленно похвалил себя за верный вывод: Андронеску были семьей торговцев, исправно снабжавших местную аристократию роскошными вещицами, в том числе, заграничными. У них имелось аж несколько лавок в городе, и дела шли исключительно хорошо.
— Вы вдова Ласло Андронеску?.. — предположил он.
— Да, — она опустила взгляд. — Мой муж… все говорят, что его хватил удар. И это правда, семейный врач подтвердил: он умер от разрыва сердца. Он был один у себя в кабинете, заперся изнутри… мы ломали дверь! Окна тоже были закрыты.
— Но?.. — здесь обязательно должно было быть «но», иначе вдова Андронеску не пришла бы к Кайлену.
— Он был совершенно здоров, господин Неманич, и достаточно молод. И умер от ужаса. Я не могу забыть его лицо, оно снится мне ночами… — она тихо всхлипнула, нервно и торопливо извлекла из сумочки платок и приложила к глазам.
Кайлен выждал некоторое время, давая ей успокоиться, а потом уточнил:
— Быть может, он был напуган самим приступом?..
— Нет, нет… если бы вы видели его там, в кабинете, вы согласились бы со мной: он будто пятился от… чего-то или кого-то… до самой дальней стены. Потом упал и умер, с гримасой ужаса на лице. Если бы все было иначе, он бы, наверное, пошел на кресло или на кушетку, когда ему стало дурно…
— Вы весьма сообразительны, — оценил Кайлен. — И нельзя исключать, что правы. И, как я понимаю, предполагаете, что, раз ваш муж был в кабинете один, его напугало что-то… сверхъестественное?
— Я не могу предположить ничего иного, — Клара Андронеску пожала плечами. — Полицейские к нам приходили, ни малейших следов чужого присутствия не нашли — и, обсудив все с доктором, постановили, что это естественная смерть. Но это совершенно не похоже на естественную смерть! В том, как мы нашли Ласло — противоестественно буквально все. И… я очень боюсь находиться в доме, господин Неманич.
— Можем поехать к вам прямо сейчас, — решительно предложил Кайлен. — Я осмотрю и кабинет, и весь остальной дом и выясню, есть ли причины бояться. А если вдруг есть, то какие именно. И расскажу вам, что следует делать, чтобы ничего плохого больше не случилось.
— Благодарю вас, господин Неманич! — она снова поднесла платок к лицу и шумно вздохнула. — Возможно, мне просто нужно, чтобы меня кто-нибудь успокоил. Только не рассказами о том, что мне все блазится от горя.
Кайлен наклонился вперед, положил свою руку поверх ладони вдовы Андронеску, лежащей на подлокотник кресла, и очень вкрадчиво сказал:
— Я не думаю, что вам что-то блазится с горя. Просто потому, что вы не слишком сильно горюете о смерти мужа…
Она испуганно округлила глаза и подалась от него назад, вжавшись в спинку кресла. Но руку не отдернула. В этом мире было очень мало человеческих женщин, способных отдернуть руку, ощущая на себе действие эбед народа холмов. Ну или Кайлену нужно было нахамить совсем уж сильно, а он пока что нахамил довольно умеренно.
— Вы же не думаете… что я… — растерянно проговорила Клара.
Кайлен отрицательно помотал головой.
— Не думаю. Вы действительно боитесь того, что может твориться в доме, очень сильно. И очень искренне.
Увы, подобное не было редкостью: когда женщина после смерти мужа ощущала, большей частью, лишь облегчение. Но это вовсе не означало, что она была готова пойти на убийство.
— Вы колдун, — выдохнула Клара Андронеску.
— Я просто хорошо читаю чужие эмоции. Никакого колдовства в этом нет, — сказал Кайлен, как обычно, чистую правду.
Конечно, читать эмоции у него получалось лучше и легче большинства людей. Но здесь не было магии, это была лишь врожденная особенность, еще одно свойство, доставшееся ему от народа холмов. И весьма полезное.