Отвор трава

Глава 11

Расставаться с книгой было немного жалко: Йован к ней как-то успел сердцем прикипеть, все-таки кормилица, да и красивая — обложка тисненая, картинки внутри… Но за погляд денег не давали, а за книгу — давали, еще как. Даже если не три тысячи, а полторы, да пускай даже восемьсот — все равно много. Накормит его книга еще разок, прежде чем они расстанутся. А колдовство оттого, что не в тисненом переплете, а просто в обычной тетрадке записано, работать не перестанет. Так что Йован ничего не потеряет, только больше приобретет.

Разумеется, про этого Корнелиу он, для начала, все вызнал, что мог: тот, похоже, торговал всем подряд, что могло деньжат побольше принести, и сделки обстряпывал с большим талантом. Книги скупал тоже на перепродажу, наверняка, причем в другой город, иначе не стал бы цену в газете писать черным по белому. А если йованово сокровище куда-нибудь подальше из Кронебурга уедет, только лучше станет: одной уликой против него меньше. В тетрадку-то он все переписал шифром, постарался.

— Ну-с, что там у вас?

Корнелиу Видяну, низкорослый юркий румелец, провел Йована в тесную комнату, которая служила ему кабинетом и одновременно столовой: на одном конце стола возвышалась новая, дороженная печатная машина, на другом сиротливо пристроились пустая чашка и тарелка с недоеденным бутербродом. «Прохиндей как есть», — подумал Йован. Живет так, что и не скажешь по виду, какими деньжищами ворочает: с мошенниками это часто случалось, зарабатывали они через раз, как судьба ляжет — то густо, то пусто. Оттого кутили, получив прибыль, широко, а все остальное время жили с пятого на десятое.

— Вот, — Йован достал из сумки книгу и выложил на стол, рядом с тарелкой и чашкой.

Корнелиу перелистнул несколько страниц, задумчиво поцокал языком и наконец изрек:

— Очень интересный экземпляр! — а потом принялся рыться на столе, там, где возле печатной машины лежали письменные принадлежности. — Да куда ж оно запропастилось?.. Погодите-ка, я схожу в другой комнате увеличительное стекло поищу, нужно подробно рассмотреть. Посидите тут пока.

Махнув рукой на ближайший стул, Корнелиу скрылся за дверью. Но через несколько минут вернулся, сжимая в руке огромную лупу с деревянной ручкой. Он уселся на стул и принялся тщательно изучать книгу, то и дело разглядывая страницы через увеличительное стекло.

— Книга старинная и редкая, — наконец вынес он вердикт. — Я вам за нее готов дать тысячу талеров.

Йован почуял, что ему привалила большая удача: раз этот прохиндей Корнелиу сразу такую высокую цену готов назвать — значит, на деле книга стоит намного дороже. И можно, пожалуй, заломить даже выше цены, которая в газетном объявлении значилась.

— Четыре тысячи, — уверенно заявил Йован, уставившись на Корнелиу в упор.

Торг предстоял долгий и непростой. Корнелиу размахивал руками и почти кричал, пытаясь сбить цену. Наверное, за этим шумом Йован и не заметил, как в квартиру те двое вошли. Или они двигались слишком тихо… от таких можно ожидать! Увидел он их только когда они на пороге комнатушки встали: красивая такая молодая баба в кружевах и с ней парень чернявый… где-то Йован его, вроде, мельком видал, но где — припомнить не мог. Оба из благородных, сразу видно.

Йован вообще ничего не понял и вопросительно покосился на Корнелиу, который вдруг взял и начал от него вместе со стулом к стене отодвигаться, подальше. Тут-то и стало понятно, что дело труба, вот только бежать Йовану было некуда. Чернявый к нему кинулся так быстро, что он сообразить ничего не успел, схватил за левую руку, за запястье и прижал ее со всей силы к столу. А вторую руку Йовану баба тут же за спину заломала, да так, будто не баба, а здоровенный мужик. Хватка у нее была стальная, похлеще чернявого.

— Да что вы делаете⁈ — возмутился Йован, все еще не понимая, что происходит. И тут чернявый выхватил из кармана бритву и занес над столом. Йован заорал: руку же сейчас откромсают! И отвор трава не поможет, если пальцы резать будут.

— Како је затворено, тако ће се и отворити, — не обращая внимания на его вопли, проговорил чернявый по-липовски, да так чисто, будто с детства его знал. А рожа ведь не липовская ни разу! — Како је отворено, тако ће се и затворити…

Как закрыто, так же и откроется. Как открыто, так же и закроется.

— Отпустите меня! — надсадно выкрикнул Йован, начиная понемногу понимать. Чернявый был колдун и творил сейчас заклятие против йованова колдовства. Они знали, все знали… и про книгу, и про траву — и нарочно его заманили в ловушку. А еще он наконец вспомнил чернявого: это был тот самый продавец странных книжек из богатого квартала.

Йован со всей силы сжал левую руку в кулак.

— А ну открой! — потребовала баба и разжала ему пальцы с такой силой, что сломать бы могла. А может, и сломала, Йован ничего уже не мог разобрать.

— Како уништава, тако ће се и уништити, — сказал чернявый и наотмашь полоснул бритвой Йовану по левой ладони.

Он снова закричал — не от боли, от обиды. Как разрушает, так и разрушится. Разрушится… Плакала теперь йованова хорошая жизнь.

Лезвие бритвы осыпалось прахом, смешиваясь с алой кровью, брызнувшей из пореза. Битва не должна была успеть ничего разрезать, должна была раньше раскрошиться. Но успела, потому что это было колдовство.

— Корнелиу, дай-ка нож, — потребовал чернявый, бросив бритву на стол.

Засранец, который Йована так подставил, взял мелкий перочинный ножик со стола и протянул чернявому. Тот приложил лезвие плашмя к левой ладони Йована и… ничего не произошло. Нож остался цел.

— Сработало, — пропела баба таким сладким довольным голосом, что Йован от изумления чуть сам не обрадовался собственному горю. — А теперь, дружочек, нам с тобой предстоит долгий интересный разговор…

Воришка выглядел так жалко, что Кайлен ему даже посочувствовал: с перемотанной полотенцем левой рукой, он сидел, понуро вжавшись в стул, и молча слушал, как Эйлин вещает все, что ему нужно знать про Пакт и его соблюдение.

— А если я не подпишу?.. — глухо спросил он наконец.

— Тогда я тебя убью, — совершенно ровным голосом сообщила Эйлин. — Не переживай, это будет быстро и не больно.

— Хорошенький выбор… — мрачно проворчал Йован. — Или сейчас помрешь быстро и не больно, или потом медленно и больно…

В отличие от косвенного разглашения Пакта — такого, которое случилось по глупости с Теодором, прямое разглашение кончалось действительно препаршиво. И смерть была куда мучительнее, чем та, что постигла Ласло и остальных. Колдовство это, вплетенное в Пакт при создании, нужно было ровно для таких вот случаев, когда подпактные сведения попадали к кому-нибудь совсем случайному и не слишком благонадежному.

— Так ты язык за зубами держи — и помирать не надо будет, — сказал Йовану Кайлен. — Умудрился же про книжку никому не растрепать, значит, и тут справишься. Отсидишь только за все, что наворовал, выйдешь — и делай что хочешь, если молчать будешь.

— А на суде я что скажу⁈ Вот спросит меня судья…

— … а ты ему и скажешь, что не книжку нашел, а бутыль с какой-то жидкостью. Что за жидкость — не знаешь, из чего состоит — понятия не имеешь, ты ж не химик. Когда за тобой полиция пришла, все в печке быстро сжег, — подсказал ему Корнелиу. — С ума съехать можно, я теперь кронебуржских воров учить должен законникам свистеть, будто они сами так ни разу не делали!

— Это он с перепугу не соображает, — щедро вступился за Йована Кайлен.

— Так что, подпишешь? — осведомилась Эйлин, подняв бровь.

— А что мне еще остается?..

— Кайлен? — Эйлин уставилась на него, и Кайлен поморщился.

Делать это он не любил ужасно: у него имелось слишком много претензий к Пакту, чтобы участвовать в его заключении. Но Эйлин его потом без соли сожрет, конечно, если ей сейчас придется тащить Йована сперва в холмы на подписание, а потом оттуда обратно, чтобы сдать Шандору в железные руки правосудия. Немного подумав, Кайлен решил, что лучше потерпеть заключение Пакта, чем выедание мозгов чайной ложечкой от прекрасной эйры Надзора. И протянул Йовану правую руку.

— Руку мне пожми, — велел он. — А потом держи крепко, не отпускай, что бы ни почувствовал, а то все заново придется начинать. Больно не будет, но может быть щекотно.

Йован протянул руку в ответ, медленно и нехотя, но ладонь Кайлена сжал крепко. Эйлин извлекла из сумочки на поясе широкую белую ленту и принялась обвязывать их руки, произнося все положенные слова на высоком наречии.

— Слышал, что она говорила? — спросил Кайлен.

— Эт латенский, вроде… — неуверенно сказал Йован.

— Вроде того, — хмыкнул Кайлен.

— Я по-латенски ни пса не понимаю.

— Это не обязательно, главное — чтобы повторить мог.

— Ну уж как-нибудь постараюсь…

— Повторяй слово в слово, настолько точно, насколько сможешь, — велел Кайлен. — Dearbhaím leis in tairngire seo…

— Дьaр… вим… лэш ин… — неловко, с запинками начал Йован, но Кайлен сразу ощутил, как по их рукам начала горячо и колко разливаться старая магия холмов.