Падающие звезды

Глава 5

Амелия

Амелия наблюдала за дискуссией со стороны. Все казалось таким нереальным.

Шесть недель назад она была дома, на Манхэттене, и по четыре часа в день занималась в Джульярде. Пять недель назад она оказалась заложницей на горящем круизном лайнере. Две недели назад она застряла в карантине на военно-морской базе во Флориде. А сегодня ее занесло в лес где-то в Джорджии, и она попала в новый суровый мир, который едва узнала.

Как только Мередит и остальные двинулись в сторону шоссе, Хорн повернулся к Джерико.

— А что с ним? — прорычал он, жестом указывая на Габриэля.

При упоминании о Габриэле у Амелии скрутило живот. Он сидел, прикованный наручниками к дереву. Ее глаза встретились с его глазами, такими же темными и полными теней, как она помнила.

Воспоминание о том, как он склонил голову над ней, как черные локоны упали ему на глаза, как Габриэль коснулся ее губ, вызвало взрыв бабочек в животе. А позже — его сильные мозолистые руки, массирующие ее затекшие пальцы, глаза, полные молчаливого сожаления о том, что причинил ей боль. Сейчас в его глазах читалось то же самое сожаление.

Она отвела взгляд.

— Он мой пленник, — резко ответил Джерико. — Мы заберем его с собой.

Хорн расставил ноги, сцепив руки на бедрах.

— Значит, мы будем отвечать за его питание? Укрывать его?

— Я не буду спать рядом с этим монстром, — заявила Селеста. — Он может убить нас всех во сне!

— Она права, — согласился Хорн. — Мы знаем, что он виновен. Просто пусти ему пулю в лоб, и дело с концом.

— Если ты выстрелишь в него, — спокойно заметил Джерико, — я надену на тебя наручники и сдам в полицию за убийство.

Рот Хорна исказился.

— Ты, наверное, шутишь.

Джерико переместил руку на винтовку, перекинутую через плечо.

— Похоже, что я шучу?

— Он прав, — отозвался Габриэль. — Просто пристрели меня.

— Дайте мне пистолет, — усмехнулся Сайлас, — и я это сделаю с удовольствием.

— Выстрел в человека, который не может оказать сопротивление, — это убийство, — нахмурился Мика.

Сайлас круто повернулся к нему.

— Значит, ты на его стороне. Думаю, этого следовало ожидать, раз вы братья. Ты такой же террорист, как и он? Может, нам найти для тебя другую пару наручников?

Амелия слушала их спор с нарастающим ужасом. У нее хватало причин ненавидеть Габриэля, как и у всех остальных. И все же она не могла ненавидеть его полностью. Она видела его боль, его уязвимость. На короткий миг она увидела его истинную, лучшую сущность.

Он предал ее, но перед этим показал новый способ мыслить, новый способ быть. Когда она думала о нем, то чувствовала гнев, горе, потерю, а над всем этим — глубокую, раздирающую боль. Но она не ощущала ненависти. Несмотря на все, что он сделал, какая-то часть ее души не хотела, чтобы Габриэль умер.

Когда Джерико заговорил, его голос отдавал металлом.

— Этот человек — террорист и враг государства, он виновен в потоплении «Гранд Вояджера» и выпуске биооружия «Вирус Гидры». Он предстанет перед судом за свои преступления, будет осужден, и американский народ увидит его свершившееся правосудие. А до тех пор каждый, кто хоть пальцем тронет, ответит передо мной.

Только Амелия, Сайлас и их мать знали, что Габриэль не совершал нападения с применением биооружия. Тем не менее он все равно виновен. Но Джерико не позволит остальным его убить. Габриэль будет жить, пока что.

Ее охватило облегчение, а затем стыд. Она должна желать его смерти, как желала смерти Кейна. Но нет.

— Все ясно? — резко спросил Джерико.

Долгое время никто не отзывался.

— Кристально, — произнесла Уиллоу. Хорн только покачал головой, попеременно глядя то на Джерико, то на Габриэля.

— Мы потеряли слишком много времени. — Джерико жестом указал на рощу деревьев на западе. — Пойдемте.

— Звучит разумно, — согласилась Уиллоу.

Из зарослей позади них послышался треск.

— Там кто-то есть. — Надира обняла себя за плечи, вглядываясь в тени.

— Я тоже слышала, — призналась Уиллоу.

Сайлас усмехнулся.

— Ты боишься большого плохого леса, девочка? Боишься, что на тебя нападет скунс? Боишься енотов и белок?

Уиллоу крепче сжала руку Бенджи.

— Скорее, медведей и волков.

— Сайлас… — предупреждающе произнесла Амелия. В ее глазах мелькнул жесткий огонек.

Но брат проигнорировал ее.

— Сейчас ты просто нагнетаешь страх. Эта попрыгунья с Кораном совершила свой молебен и осталась невредима.

— Не слушай его, — посоветовала Амелия Надире. — Он не знает, как вести себя культурно.

Сайлас схватился за грудь.

— Ты ранила мое нежное сердце.

— У тебя есть сердце? — огрызнулась Уиллоу.

— Все в порядке. — Надира потрогала свой бледно-голубой хиджаб.

— Не в порядке, — возразила Уиллоу. — В чем именно твоя проблема?

Сайлас скривил губы.

— С чего ты хочешь начать?

Уиллоу холодно посмотрела на него.

— Почему ты всегда такой придурок?

— Во всяком случае, он — такой придурок со всеми, — проговорила Амелия, прежде чем ее брат успел ответить. Это правда. Ее брат был не столько расистом или фанатиком, сколько мизантропом. Он просто всех ненавидел.

Глаза Сайласа стали жесткими. Он будет продолжать оскорблять всех подряд, пока они не станут его презирать, и даже тогда не остановится. Амелии нужно разрядить напряженную обстановку. Она схватила его за руку.

— Пройдись со мной. У меня кружится голова.

— Ты в порядке? — Ее мать прижала руку ко лбу Амелии. — Тебе нужно…

— Я в порядке.

— Амелия… — Ее брови озабоченно сдвинулись. Даже в свободной армейской форме и без макияжа Элиза излучала изящество и красоту, с высокими скулами, идеально изогнутыми бровями и темными локонами, рассыпавшимися по ее стройным плечам.

— Я сказала, что со мной все в порядке. — Амелия вырвалась из цепких рук матери. Она не хотела, чтобы кто-то знал о таблетках или о мешочке с последним автоинъектором, который выглядел как эпи-ручка, но не был им. Она всю жизнь держала свою эпилепсию в секрете.

И не собиралась ничего менять. Амелия не знала, какой мир ждет впереди, но, скорее всего, он будет еще более суровым, чем тот, в котором она жила, — жестокий, неумолимый мир ее отца.

Что бы ни случилось дальше, она не могла быть слабой. Больше нельзя.

Джерико углубился в лес. Хорн и Селеста недовольно заворчали, но последовали за остальными, причем Селеста бурчала что-то о клещах и комарах.

Сайлас с шумом зашагал рядом с Амелией. Она продиралась сквозь заросли, колючки цеплялись за голую кожу рук. Глубоко под пологом леса забрезжил солнечный свет. Амелия расправила плечи, отгоняя дрожь.

Сайлас взял большую палку и ударил ею по стволу шишковатого дуба.

— Неужели и это дерево тебя оскорбило? — проворчала Амелия. — Я уверена, оно не кусается.

Он пожал плечами и одарил ее наглой улыбкой.

— Я просто люблю что-нибудь бить.

— Не мог бы ты быть немного добрее?

— Зачем?

— Затем, что нам нужно сотрудничать, чтобы выжить, вот зачем. И это то, что делают хорошие люди.

— А кто сказал, что я хочу быть хорошим?

Амелия вздохнула.

— Быть придурком — не повод для гордости.

Он ухмыльнулся и ударил по другому дереву.

— Вполне, если справляться с этим на отлично.

— Что нужно сделать, чтобы ты стал относиться к людям по-доброму?

— Не знаю. Может быть, лоботомию.

— Ладно. Я сдаюсь. — Ее брат отличался резкостью и язвительностью, всегда был саркастичен, часто жесток. Когда-то она не замечала этого, но теперь не могла не обратить внимание. За долгие годы они отдалились друг от друга настолько, что она боялась, а вдруг разрыв оказался слишком велик, чтобы его преодолеть.

Но после террористической атаки на «Гранд Вояджер» Сайлас доказал, что все еще ее любит. Она увидела это в отчаянии, написанном на его лице, когда они с Микой ворвались в капитанскую каюту во время нападения Кейна — сразу после того, как она вонзила тому шприц в глаз.

Ей никогда не снилась та часть, когда она спасала себя, когда Сайлас пришел на помощь. Только кошмары — страх, пронизывающий до костей, Кейн, нависший над ней, его гадючьи глаза, когда он снова и снова причинял ей боль.

Амелия выкинула из головы мрачные мысли. Солнце светило сквозь листву, щебетали птицы. Она не могла позволить ночным кошмарам управлять ее явью так же, как они управляли ее сном.

— Пожалуйста, ничего не говори об этом. — Амелия показала рукой на карман, где, как она знала, Сайлас хранил мешочек и бутылочку с оставшимися таблетками.

Он закатил глаза.

— Я постараюсь сохранить это в тайне, когда в следующий раз в общем разговоре речь зайдет об эпилепсии.

— Помолчи, пожалуйста. Я серьезно. Хорн и остальные оставили бы меня в мгновение ока, посчитав, что я — помеха. — «Как и Габриэль». Но она не могла заставить себя произнести его имя вслух.

Сайлас ударил по очередному дереву.

— Кому какое дело до них? Джерико тебя не бросит. Он — все, что нам нужно.

— Возможно, — согласилась Амелия. — Но все же.

Она не сказала брату, что у нее осталось лекарств от эпилепсии всего на две недели. Только четырнадцать таблеток, которые поддерживали ее жизнь, не давали мозгу превратиться в кашу — таблетки, незаконно созданные для нее Декланом Блэком, ее отчимом. Потом у нее не останется ничего, кроме последнего инъектора для экстренной помощи.

После этого очередной приступ мог ее убить.

К ним с другой стороны, ловко перешагивая через упавшую ветку, подошла мать. Она коснулась плеча Амелии.

— Нам нужно поговорить.

«Я уверена, что нет». Но хорошие манеры Амелии укоренились прочно. Она не могла просто отказаться от своего воспитания, как бы ни злилась на мать.

— Это не может подождать, пожалуйста?

Мать вздохнула.

— Я думаю, тебе следует отрезать волосы.

— Что? — Амелия резко посмотрела на мать, расширив глаза. И чуть не налетела на дерево.

— Мы не знаем, что или кто ждет нас впереди, — тихо проговорила Элиза. — Мы не защищены здесь, Амелия, не так как дома. Не так, как раньше.

Амелия вспомнила испуганное лицо врача из Центра по контролю заболеваний, ее пальцы, впивающиеся в руку. И всех этих людей, их голодные лица и отчаянную злобу, с которой они хватались за нее. Она вздрогнула.

— Я понимаю.

— Нет, не понимаешь. Ты красивая девушка, Амелия. Твои волосы — они притягивают взгляд. Ты привыкла, что красота — это дар. Но здесь красота — это проблема. Она опасна.

Амелия не дурочка. На протяжении многих лет отец использовал ее красоту как оружие в своем арсенале, чтобы склонить на свою сторону политических союзников. Габриэль жаждал ее красоты. Потом он ее предал. Кейн хотел уничтожить ее в наказание за красоту.

Но волосы… они составляли часть ее личности. Как и внешность, и лицо. Желание остаться собой совсем неспроста. Амелия провела годы своей жизни, глядя в зеркала, проверяя, что выглядит абсолютно идеально, так, как хотел отец.

Как обычно, ее мать слишком переживает. Она всю жизнь проявляла навязчивость и чрезмерную заботу. Но Амелия уже выросла. Она больше не будет слабой и глупой.

— Я знаю, мама. Я буду осторожна.

— Будет безопаснее, если ты их отрежешь. Надень самую свободную одежду, какую только сможешь — лучше всего мужскую. Испачкай лицо. И спрячь свой смартфлекс.

Амелия хотела было закатить глаза, но что-то в голосе матери ее остановило. Откуда ей вообще известно о выживании в суровом мире? Она почти ничего не знала о прошлом своей матери, до того как та вышла замуж за Деклана Блэка, когда Амелия была совсем маленькой. Родители воспитывали ее в богатстве и роскоши. Ее мать всегда носила платья, сшитые на заказ, посещала пышные балы и экстравагантные ужины. С чего она взяла, что знает больше, чем Амелия?

— Тебе никогда не приходилось видеть мир таким, какой он есть. Я защитила тебя от этого.

Гнев пронзил Амелию. Слова полились потоком, прежде чем она успела их остановить.

— Как ты защищала нас от отца?

Мать вздрогнула, прижав руку к горлу. Но она не отступила.

— Ты не знаешь всей истории, Амелия. Карантин — не время и не место, но…

— Я знаю достаточно. — Амелия потрогала свой шарм на браслете, бриллианты мерцали даже в тени. Она перешагнула через пологое бревно, раздавив сапогами несколько диких грибов. — Знаю, что ты осталась с этим чудовищем после того, как поняла, что он собой представляет… — Старый страх захлестнул ее, заглушая слова. Страх, с которым она жила всю свою жизнь. Страх, который делал ее кроткой и покорной. Страх, который сделал ее слабой.

Деклан Блэк внушил ей этот страх. Ее отчим был жестким и жестоким человеком, искавшим власти любой ценой — даже над собственными детьми. Он воспитал Амелию так, что она боялась несовершенства, никогда не задавала вопросов и не желала ничего, выходящего за рамки его контроля.

Она всю жизнь отчаянно пыталась заслужить его любовь. Но ни один ее поступок не оказался достаточно хорош. Только после его последнего отказа на мостике «Гранд Вояджера» Амелия поняла, что ее отец не способен любить.

В каком-то смысле это ее освободило. Ей больше не нужно смиряться и бояться. Но она по-прежнему испытывала жгучую, горькую злость на мать — женщину, которая стояла в стороне, годами смотрела, как страдает дочь, и ничего не предпринимала.

— Мы еще поговорим. — Мать взяла ее за руку и что-то вложила в ладонь. Нож с черной матовой гардой и кожаной петлей для крепления к поясу. Где она его взяла? У кого-то из нападавших? На военно-морской базе оружие не полагалось. — А пока возьми это. Я умоляю тебя выполнить мою просьбу.

Сайлас хмыкнул.

— С каких пор мольбы приносят тебе пользу?

На лице Элизы промелькнула обида. У Амелии пересохло в горле. Ее охватило чувство вины. Как бы она ни злилась, ей невыносимо видеть боль матери.

— Сестра, ты идешь? — Сайлас ускорил шаг, и Амелия поспешила за ним, оставив мать и свое чувство вины позади.

Сайлас взглянул на лезвие в ее руке.

— Ты должна оставить нож себе.

Она прикрепила клинок к поясу. Ей нравилось ощущать его присутствие на всякий случай. Она сняла с руки смартфлекс и сунула его в один из накладных карманов.

— Ладно. Но волосы я отрезать не буду.

Он приподнял бровь, и на его лице появилась медленная жесткая ухмылка.

— Хорошо.

Амелия не собиралась уступать им, никому. Она не собиралась менять себя ради кого-то другого, только не снова. Может быть, когда-нибудь, если она будет достаточно сильной, достаточно упорной, кошмары исчезнут. Может быть, когда-нибудь она наконец победит страх, затаившийся глубоко в ее сердце.