— Какого черта ты тут делаешь?
— Навещать больных друзей — одна из моих добродетелей.
— Это у тебя-то добродетели! Сомневаюсь даже, есть ли у тебя друзья. Но и в этом случае, вряд ли у тебя когда-либо возникает желание навещать их.
Она поцокала языком:
— Боже мой, да мы сегодня не в духе.
Адам насупил свои темные брови и рассвирепел.
— Настроение отвратительное, и не без основания, — прорычал он. — Столетняя война по сравнению с моими последними двумя неделями просто праздник. Я находился в руках безграмотных шарлатанов, которые, на все мои вопросы тупо твердили одно и тоже: «Надо подождать и посмотреть, надо подождать и посмотреть.» Я оказался беспомощной жертвой деспотичных медсестер, которые, наслаждаясь безграничной властью надо мною, пихали меня, втыкали трубки в отверстия, о которых я и представления не имел, и кормили меня отбросами, там, где еще не утрачена чувствительность, меня беспрестанно мучила невыносимая боль. Не сомневаюсь, что у меня вся спина в пролежнях и, определенно, волдырь на языке. — Он остановился, чтобы перевести дыхание. — Мало этого, еще и ты тут объявилась, что побуждает меня вновь задать свой вопрос. Какого черта ты тут делаешь?
— Мне необходимо воспользоваться твоим душем, — заявила она нахально. — Прошу прощения.
— Не смей! Эй, куда ты? Вернись, Мэйсон! Мэйсон!
Лайла покинула комнату, не обращая внимания на вопли, и прислонилась к двери, во время захлопнув ее, так как пущенный вслед стакан тотчас разбился вдребезги.
Лайла присвистнула и крикнула из коридора:
— Ух ты, ну что, полегчало?
Она спустилась вниз и по запаху нашла кухню с огромным витражным окном. Из окна открывался великолепный вид на горы и Тихий океан на горизонте.
— Ты мазохист или как? — спросила она хозяйничавшего здесь Пита.
Пит оторвался от своего занятия, задержав на минуту на весу мощный нож, которым он орудовал с такой ловкостью, что она не успевала ухватить то мгновение, когда он переходил от шинкования одного овоща к другому.
— Ладно, не обращай внимания. Куда ты положил мои вещи?
Счастливая улыбка озарила лицо Пита, и он опять повел ее наверх.
— Прямо, следующая дверь, — сказал он, кивнув в сторону комнаты Адама.
— О-о-о!
— Вам не нравится комната?
Вид мгновенно сникшего Пита заставил ее сменить саркастическую гримасу на улыбку.
— Нет, комната шикарная, правда.
Лайла шагнула мимо него и ступила в односпальные гостевые апартаменты, которые были раза в два больше всей ее квартиры. Ну и, конечно же, обстановка: небольшой холодильник с морозильной камерой, двухконфорочная плита и бар с прохладительными и прочими напитками, а главное — ванная комната, строго отделанная черным мрамором, что, несомненно, придавало ей изысканность и выглядело очень стильно.
— Жаль, я в свое время не занялась гостиничным бизнесом, — еле слышно пробормотала она, пробегая пальцами по прелестным зеленым полотенцам. Со вкусом подобранный ковер гармонично дополнял убранство комнаты.
— Прошу прощения?
— Ничего, Пит. Я всего-навсего завидую. Когда ужин?
— Восемь часов.
Она взглянула на часы и мысленно подсчитала, сколько часовых зон она пересекла.
— Я, пожалуй, успею принять ванну и вздремнуть. Разбудите меня в семь тридцать.
Он часто закивал.
— Когда мистер Кэйвано ел в последний раз?
— С приезда не ел.
— Я так и думала. Вообще ничего не ест?
Пит помотал головой.
— Приготовьте ему поднос с ужином.
— Бесполезно. Сбросит все на пол.
— На сей раз не сбросит, — возразила она, и в глазах ее сверкнула решимость. — Кстати, днем посыльный должен доставить сюда кое-какое оборудование. Если фургон сможет пробраться по этой козлиной тропе… — задумчиво бросила она в сторону. — Да, и в апартаментах принца Кэйвано надо подмести осколки.
Пит собирался распаковать ее вещи, но Лайла пренебрегла его услугами, сгорая от нетерпения воспользоваться ванной с подводным массажем. Затем, раскинувшись на широченной кровати и укрыв обнаженное тело атласной простыней, мгновенно уснула. Она могла бы проспать так вечность, по крайней мере еще часов восемь, но ее разбудил стук в дверь. Маленький слуга принес на серебряном подносе стакан охлажденного ананасового сока. Поблагодарив Пита, она залпом осушила стакан.
— Я скоро спущусь.
Слуга заторопился. Лайла нехотя сбросила простыню и с сожалением покинула постель.
— Позже, — сказала она, любовно похлопав по атласной материи.
Никому бы и в голову не пришло упрекнуть ее, вздумай она подождать с началом курса физиотерапии до следующего утра. День выдался воистину адским, особенно учитывая затянувшееся путешествие. Но она на работе, и работа хорошо оплачивается. И не стоит давать повода, чтобы кто-нибудь когда-нибудь даже просто намекнул, что она воспользовалась расслабляющей обстановкой и не посвятила себя полностью пациенту.
Впрочем, она уже на месте, и ей действительно очень хотелось приступить. Адам, вернее, его физическое и психическое состояние интересовало ее как профессионала. Даже незначительное улучшение самочувствия пациента часто служит поводом для радости. Адам утратил интерес к жизни, а тонус появляется, когда удается хоть чуть-чуть сдвинуться с мертвой точки.
К тому же атрофированные, бесчувственные и неспособные к движению мышцы необходимо как можно скорее нагружать, иначе вероятность полного выздоровления уменьшается. А ему уже давно пора восстанавливать чувствительность этих мышц. Медлить с началом терапии — просто преступно, даже если бы Лайле не хотелось спешить, профессиональная этика не позволила бы ей.
С этой здравой мыслью, одетая в тот же гавайский костюм, что и по приезде, за исключением соломенной шляпы, она покинула свои апартаменты.
Пит настоял, чтобы гостья поужинала в столовой. Ей пришлось в одиночестве сидеть за стеклянным столом при свечах в хрустальных подсвечниках и поглощать пищу, наслаждаясь пышным букетом орхидей.
Рагу из обжаренных овощей и рыба пришлись Лайле по вкусу. Она не преминула похвалить Пита за отменный ужин, когда он сопровождал ее наверх с подносом для Адама.
У комнаты Адама он передал ей поднос, а она сказала:
— Если не вернусь живой, разрешаю тебе задушить его во сне.
— Да что вы! — Пит испуганно взглянул на закрытую дверь.
— Лучше подготовиться к худшему, — пояснила она, кивком попросив его отворить дверь. — Ладно, раньше начнешь, раньше закончишь.
Адам равнодушно глядел в окно. На звук отворявшейся двери он повернул голову и застонал, увидев ее.
— Убирайся!
— Дожидайся! Почти в рифму. Надо же, я поэт, а ведь даже не догадывалась об этом.
Он бросил в ее сторону испепеляющий взгляд.
— Это Элизабет инициатор твоего приезда?
— Неужто я приехала бы сюда по собственному желанию?!
— Я думал, Элизабет мне друг.
— Ты не ошибся. Ее волнует твое состояние, и она старается облегчить его.
Он горько рассмеялся.
— Если ты — облечение, Боже, помоги мне, если они решат усугубить.
— Будь моя воля, я бы позволила тебе валяться здесь и заживо гнить от жалости к себе, — пожала она плечами, — но ты богат, и некоторая часть твоих денег будет моей, если я останусь и займусь с тобой физиотерапией.
— Черта с два! — воскликнул он.
— Жилье и стол тут вполне меня устраивают. Предусмотрены каникулы на Гавайях, которые я, конечно, использую. Дома слишком холодно и дождливо, и мне совсем не повредит освежить загар. Так здорово сбежать от ежедневной рутины. Мой бывший пациент еще большее дерьмо, чем ты… а если ты еще раз бросишь салфетку на пол, мистер Кэйвано, то я туда же сброшу тебя, чтобы ты ее поднял.
Стоя у изголовья и уперев руки в боки, Лайла свирепо вращала глазами. Выражение его лица было не менее зверским.
— Забери этот поднос и свои дурацкие больничные манеры и сунь их себе в…
— Не трудись, это я уже слышала, — прервала она, — и вряд ли услышу что-то новенькое. Твои грязные ругательства меня абсолютно не задевают. Так что побереги свою энергию и мое время и принимайся за ужин. Тебе придется подчиниться, иначе я не уйду. Чем скорее ты поешь, тем скорее я освобожу помещение. Все зависит от того, как долго ты сможешь вытерпеть мое общество.
Лайла поставила поднос на колени Адаму и недолго думая плюхнулась на кровать рядом с ним, скрестив руки на животе. От этого движения грудь ее округлилась и приподнялась над тонкой тканью саронга. Лайла, ничуть не смутившись, поймала взгляд Адама на своей груди, но не изменила положения. Она выглядела все так же невозмутимо, когда он наконец поднял глаза.
— Осмотр твоих прелестей входит в услуги?
— Дополнительные льготы, — ответила она с наглой улыбкой, — включены бесплатно.
— Я видел и получше.
— Не за эту цену.
— Сколько тебе заплатили? Я удвою сумму, лишь бы ты свалила отсюда.
— Я предполагала, что ты этого захочешь. — Лайла запустила ложку в чашку с фруктовым салатом и выудила кусочек ананаса. Бесстрастно его посасывая, она продолжила: — Но, пожалуй, ты мог бы сообразить, что деньги — не единственная причина.
— Не рассказывай сказки, что приехала сюда по доброте душевной и по зову сердца.
Ее лицо исказила гримаса.
— Мог бы догадаться.
— Интересно, почему?
— Представь, что за находка для моей карьеры — работать с великим Адамом Кэйвано. Тут же посыплются заказы от кинозвезд с поясничными синдромами и спортсменов — мировых знаменитостей — с мышечными повреждениями. Я в мгновение ока так же прославлюсь, как и ты.
— Зря тратишь время. Я навсегда прикован к постели и смогу разве что лежать здесь и плевать в потолок.
— Хочешь пари, голубчик? Я заставлю тебя ходить даже под страхом смерти. Даже ценой наших жизней. Ну а пока будем ненавидеть друг друга.
— Мы уже ненавидим.
Она усмехнулась.
— Значит, мы опережаем события. А теперь будь хорошим мальчиком и скушай эти свежие, вкусные овощи, которые Пит потрясающе приготовил специально для тебя.
— Я не голоден.
— Наверняка голоден. Ты не ешь уже вторые сутки. Пит доложил мне. — Она грациозно подцепила кусочек банана и с аппетитом съела его. — Он всякий раз ежится, когда слышит твое имя. Чем ты так напугал его?
— Я поведал ему, что время от времени общаюсь с Буддой и если он не уберется отсюда и не прекратит надоедать мне, то никогда не впадет в нирвану.
— Напугал! Я не буддистка.
— Не притворяйся, ты знаешь, что я имею в виду. — Он отвернулся. — Уйди, оставь меня в покое.
— Не уйду, пока не поешь.
— Ты не заставишь меня.
— А ты не заставишь меня уйти. Ты же парализован, забыл?
Он многозначительно прищурился.
— Убирайся! — процедил он сквозь зубы.
— И не подумаю, пока не сделаю все, что в моих силах. Чтобы, давая интервью для журнала «Пипл», я могла честно, трогательно сронив слезу, признаться, что сделала для тебя все возможное. — Лайла развернула льняную салфетку на его обнаженной груди. — Восхитительные мышцы. Они еще сослужат тебе добрую службу, когда ты наконец воспользуешься инвалидной коляской. А какая растительность! Очень сексуально.
— Иди к черту.
— Я, очевидно, рискую повториться, но не покину тебя, пока ты не закончишь трапезу.
Она подцепила вилкой немного снеди и поднесла к его рту. Адам сжал рот еще сильнее.
— Послушай, чемпион, ты сейчас уже на грани истощения. Атрофия мышц и костей вызовет отрицательный азотный баланс в твоем организме, что прескверно само по себе. Недостаток протеина в мышечных тканях способствует медленной смерти. Тебе не помешает нарастить немного мяса — кости не будут так сильно выпирать. Ведь именно поэтому ты заработал язвы, или, проще говоря, пролежни на спине. Слушай, не упрямься, если верить Бо Арно, желудок твой работает нормально, перистальтика и мочеиспускание в порядке, что облегчает мою задачу и побуждает терпеливо продолжать уговоры. Иначе я с легкой душой закрою глаза на то, что ты морил себя голодом, чтобы покончить счеты с жизнью, на твой остеопороз, слабое окостенение тканей, контрактуру и так далее, к чему инвариантно ведет неподвижность и ничегонеделание. Короче говоря, Кэйвано, либо ты покойник еще до начала лечения, либо ты немедленно приступаешь к поглощению пищи. Ну?
Он исподлобья взглянул на нее, затем перевел взгляд на вилку, которая все еще торчала прямо перед ним.
— Я в состоянии действовать собственными руками.
— Слава Богу! Одной заботой меньше.
Она передала ему вилку. Адам какое-то мгновение еще смотрел на нее, затем, не раздумывая, впихнул себе в рот. Он с жадностью поглощал пищу, уже не скрывая, как он голоден, и практически не пережевывая. Это занятие полностью захватило его, и Лайла фактически беседовала сама с собой.
— Не знаю, когда ты видел Элизабет последний раз, но плод здорово развился за последние несколько недель. Элизабет раздулась, как амбар, а грудь увеличилась до невероятных размеров. — Она сделала выразительный жест рукой. — Тэд в восторге от этих перевоплощений. Элизабет считает, что ей предстоят преждевременные роды, хотя, по словам доктора, все идет по плану. Детская уже в праздничном убранстве. Не хватает только младенца.
Миган, конечно, ждет не дождется, когда дом огласится детским криком, чтобы она окружила ребенка своей заботой. Посмотрела бы я на нее, когда она впервые увидит грязную пеленку. Держу пари, ее настроение мгновенно переменится. О, Кэйвано, как бестактно — отрыжка. Еще воды?
Мэтт ревнует, тревожится, что новорожденному достанется вся родительская любовь и ласка, он сейчас совершенно невыносим, но Элизабет закрывает на все глаза, чтобы не нарушать его душевного равновесия. Тэд выглядит совершенным идиотом от радости. Человеку его лет так гротескно переживать отцовство просто абсурд. Но это его первенец, так что, полагаю, состояние вполне объяснимо. С каждым когда-то это случается впервые.
— Что случается? — пробормотал Адам с набитым ртом.
— Ты понимаешь, о чем я. Дом, очаг.
— Это не твое?
— Вряд ли.
— И никакой зависти к сестре?
— Ты смеешься?
— Ты бы скорее спала со всеми подряд.
— Как гнусно, Кэйвано, — сказала она, обидевшись. — Не один ты такой грамотный, я тоже читаю газеты и, наверное, в курсе. Во всем белом свете уже давно никто не спит со всеми подряд, если, конечно, он не тронулся.
— Это, должно быть, здорово противоречит твоему стилю?
— Наоборот, — холодно отрезала Лайла, — я всегда была очень разборчива в выборе партнеров по сексу.
— Но никогда не сокращала их количество до одного.
— По-моему, посвятить всю жизнь одному — довольно скучное занятие.
Он фыркнул, вытер губы салфеткой, а затем бросил ее в пустую тарелку.
— Ты не съел тапиоку, — упрекнула Лайла, в душе обрадованная тем, что все остальное с тарелки бесследно улетучилось.
— Терпеть не могу тапиоку, и Пит прекрасно это знает. Таким образом он мстит мне.
— Ну и что ты с ним сделаешь? — усмехнулась она. — Изобьешь?
— Очень смешно. — Чтобы не заводиться, он закрыл глаза и откинулся на подушку. — Ладно, я поел. Давай отсюда.
— Как, уже? Не так сразу.
Его глаза распахнулись.
— Ты же обещала убраться, как только я поем.
— Ну, я просто забросила удочку. Ладно, не стоит так злиться. Самое интересное еще только-только начинается.
— Сильно сомневаюсь.
Она забрала поднос с коленей Адама и тут же распахнула дверь.
— Пит, мы готовы! — позвала она. Ее голос отозвался эхом.
— К чему это мы готовы? Послушай, я поел, по-моему, с меня хватит.
— Нет, не будем медлить, начнем прямо сейчас.
— Начнем что?
— Страстный роман.
Адам испуганно уставился на нее.
Она весело рассмеялась:
— Заманчиво, не правда ли? Вообще-то мы начнем нашу физиотерапию.
— Какого черта! От нее никакого толку. Так унижаться, да еще в твоем присутствии! Пит, убери отсюда это дерьмо. Что в этих коробках?
— Портативное физиотерапевтическое оборудование.
— Вынеси его вон.
— Скоро эта спальня превратится в спортзал. Передай мне эту отвертку, Пит.
— Пит, если ты дорожишь своей работой, если дрожишь за свою азиатскую задницу, ты не посмеешь ослушаться… Так, Пит, ты уволен, Пит, я не шучу, ты слышишь меня? — Затем Адам упрямо и спокойно произнес: — Я ни до чего не дотронусь. Я все сказал, эй, вы, оба! Напрасно стараетесь!
— Да заткнись же ты наконец! — завопила Лайла, поцарапав отверткой ладонь. — Смотри, что я из-за тебя наделала!
— Это мой дом, — нетерпящим возражений тоном изрек Адам, взяв себя в руки. — Я не нуждаюсь в ваших услугах, мисс Мэйсон. Мне они просто ни к чему. И ты тоже.
— Ничего не поделаешь, я уже тут.
— Ты уволена.
— Разве я не сообщила о том, что ты не вправе уволить меня? Нет? О, это одно из условий договора. Пит, подержи-ка эту трапецию, пока я закреплю ее на стене. Чуть выше. Вот так.
Адам кипел от ярости и негодования, пока они с Питом устанавливали трапецию и два блока за его кроватью.
— На сегодня все, — заключила Лайла, отступая назад, чтобы полюбоваться творением своих рук. — Остальное нам понадобится позже, так что пусть полежит внизу до лучших времен. Спасибо, Пит. — Она поцеловала его в лысеющую макушку. — На сегодня ты свободен.
— Не слишком ли много суеты, — хмыкнул Адам, когда за Питом закрылась дверь.
— Уйма людей отдали бы все за трапецию над кроватью!
Улыбка не тронула его лицо, наоборот, гнев вспыхнул в нем с новой силой. Лайла вздохнула.
— Итак, шутки в сторону. С помощью этой трапеции ты сможешь переносить вес своего тела и уменьшать давление в любой точке организма. При условии, что тебе не жаль вдруг расстаться со своими пролежнями. — Она задорно улыбнулась, но его лицо оставалось каменным. — В любое время, стоит лишь захотеть, ты сможешь поупражняться — покачать торс и руки — с помощью блоков. Так мы убьем сразу двух зайцев: во-первых, устав от физической нагрузки, ты забудешься здоровым сном. Во-вторых, у тебя наверняка разыграется аппетит. Как только наскучит заниматься с блоками, принесу тебе несколько гантелей.
— Ты и меня, видно, причисляешь к ним — тупым гантелям. Все это бесполезно. Я хочу только одного…
— Надуть губы, ныть, роптать, смотреть волком, погрязнуть в жалости к себе, потому что ты наконец нашел то, что не покупается.
— Да! — прошипел он. — А почему бы и нет! — Он сердито махнул рукой, указав на свои безжизненные ноги. — Посмотри на меня!
— Как раз это я и собиралась сделать, — заметила Лайла спокойно.
Не успел он и глазом моргнуть, как она уже сдернула простыню.
Адам прямо-таки задохнулся от неожиданности. Лайла на мгновение застыла как вкопанная, сумев, однако, скрыть свое волнение. На своем веку она повидала немало людей всех возрастов в разной физической форме, разного роста и пропорций. Но никогда ей не встречалось совершенное, достойное резца греческого ваятеля или кисти живописца тело. Давид Микеланджело — да и только! Но более мужественный и загорелый. Ей нестерпимо захотелось потрогать мягкие темные волосы на его коже.
Ясно, что он несколько дней голодал, — слегка выпирали ребра и провалился живот. Но до несчастного случая он много занимался спортом: развитые мышцы бедер и икр не позволили бы усомниться в этом. Он удовлетворил бы даже самую требовательную женщину, даже самую взыскательную поклонницу мужской красоты.
— Превосходно, — произнесла Лайла, изо всех сил стараясь изображать безразличие. — Теперь понятно, почему ты так расстроен: великолепные, послушные прежде мышцы сейчас тебе не подвластны.
Она накинула на его чресла белое спортивное полотенце.
— Давай приступим.
— К чему?
— К тому же, что пытались проделать трое предыдущих терапевтов, пока ты не выставил их вон. Я стану массажировать каждый сустав, выворачивая его в разные стороны настолько, насколько это возможно.
— Да, действительно, каждый из них таким образом напрасно терял время.
— На сей раз это мое время. И едва ли пустая трата, потому что мне за него хорошо заплатят. А тебе все равно деваться некуда, так не лучше ли лежать спокойно и не молоть языком попусту.
Последние слова Лайлы заглушили его краткие ругательства, в которые он вложил всю свою боль и беспомощность, несмотря на недвусмысленность этих скабрезностей.
Она неодобрительно посмотрела на него:
— Извини, но ты еще не в форме. Ты лишен потрясающего наслаждения. Впрочем, боюсь, что как только потенция восстановится, ты меня не захочешь. Ты считаешь, что уже ненавидишь меня, но то ли еще будет, когда мы перейдем к ПНП.
— Это что еще за дьявольщина?
— Психоневрологическая помощь.
Его глаза вспыхнули темным огнем.
— Звучит отвратительно.
— Ничего особенного. На сегодня достаточно и пассивных упражнений в кровати, но приготовься с завтрашнего утра начать упражняться стоя, и затем последует перевод на кушетку.
— Упражнения стоя?
— На наклонном столе. Тебе не впервой, я знаю, так что не надо немых сцен.
— Ненавижу эту чертову штуку.
— Веселого мало, согласна. Но это улучшает кровообращение, ты же не хочешь, чтобы твоя кровь застоялась. Кроме того, подобного рода упражнения способствуют нормализации мочеиспускания. Опять вернуться к катетерам?! Ведь при полной неподвижности вероятны любого рода инфекции, образование песка, камней и прочие заболевания, вроде этого.
— Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом? — спросил он, вдруг побледнев.
— Конечно, можно. Что тебя интересует?
— Ничего.
Встав у кровати, Лайла взяла его правую стопу в руки и начала вращать негнущийся шаровой сустав.
— Как часто Пит переворачивает тебя?
— Вообще не переворачивает.
— Ты запретил ему?
— Да. Это унизительно.
— Тебя надо переворачивать каждые два часа.
— Ха-ха.
— Неудивительно, что у тебя пролежни на спине. Отвергая из мальчишеского упрямства необходимую помощь, ты только вредишь себе и усугубляешь болезнь.
— Я привык обходиться без посторонней помощи.
— Самоуверенный супермен.
— Что в этом плохого?
— При данных обстоятельствах это глупая и вредная позиция. — Но, увидев, что он готов возразить, она быстро добавила: — Однако, если ты хочешь оставаться независимым, научись поворачиваться на кровати сам. — И заметив, что заинтересовала его такой возможностью, пояснила: — Вот тут-то и пригодится трапеция. Если тебе стыдно ею пользоваться в чьем-либо присутствии — попрактикуйся в одиночестве, дело пойдет на лад. Чувствуешь что-нибудь?
— Нет.
Она обошла вокруг кровати и принялась за другую ногу.
— Может, поговорим об этом?
— О чем?
— О несчастном случае.
— Нет.
— Очень жаль, что твои друзья погибли.
— Мне тоже, — сказал он тихо, закрывая глаза, — но, им, похоже, легче, чем мне.
— Ну и глупость же ты сморозил! Ты что, и вправду думаешь, что лучше было бы умереть?
— Да, — выдохнул он резко, — лучше, чем оставаться несчастным и никчемным калекой на всю жизнь.
— Почему на всю жизнь? Твой позвоночник цел. А я знаю людей с переломом позвоночника, которые выкарабкались и далеко не беспомощны. Работают, творят, создали семьи: все зависит от тебя, от позиции.
— За лекцию платить дополнительно?
— Нет, она предоставляется бесплатно глупым, невежественным людям с искаженным пониманием сути вещей. Весьма вероятно твое полное выздоровление, хотя, возможно, пройдет много времени.
— А где гарантии?
Она склонила голову набок и, немного помолчав, укоризненно посмотрела на него.
— Никто не застрахован от опасности, Кэйвано. К тому же, по словам Элизабет, ты любишь рисковать. Ты питаешь фатальное пристрастие к испытаниям судьбы не только в области альпинизма, но и в бизнесе тоже. Не ты ли выкупил недавно, вопреки мнению членов твоего совета, сеть обанкротившихся отелей в Нортвесте? И не обернулось ли все самым лучшим образом?
— Просто повезло.
— Ты уже распрощался с удачей?
— А как бы ты на моем месте?
— Пожалуй, благодарила бы судьбу, что не арендую место в гробу.
Он отвернулся, ругнувшись при этом.
— Сколько на это понадобится времени?
— Может, недели, а возможно, и месяцы.
— Я спрашиваю про то… что ты делаешь сейчас.
— Час.
— Черт!
— Больно?
— Нет. Хотелось бы мне, чтобы было больно!
— Мне тоже, Адам.
Он резко повернул голову и гневно уставился на нее:
— Не смей жалеть меня!
— Жалеть? И в голову бы не пришло ничего подобного. Тебе хватает собственной жалости, ты предаешься ей с величайшим наслаждением. Моей тебе уж точно не потребуется.
Она продолжала методично массировать сустав за суставом. Казалось, его дух существует независимо от тела. То, что не вышло из строя из-за несчастного случая, он держал в бездействии умышленно. Адам почти все время лежал с закрытыми глазами, отвернувшись и не проявляя никакого интереса к тому, что она делает. Когда же наконец он поднял на нее глаза, в них явно сквозила неприкрытая враждебность.
— На сегодня довольно, — подытожила Лайла. — Конечно, пока еще сохраняется определенная неподвижность, особенно нижних суставов, но это лишь из-за твоей преступной халатности по отношению к своему собственному организму, а никак не в результате несчастного случая.
— Благодарствую, Маркус Уэлби. А теперь вали отсюда и оставь меня в покое!
— Еще бы, я изнемогаю от усталости.
— Забери весь этот хлам с собой. — Он кивнул в сторону металлической тележки, которую Пит прикатил раньше.
— Это? — уточнила Лайла с невинным видом. — Пусть останется. Она нам завтра пригодится.
Девушка сняла полотенце и снова накрыла Адама простыней. Едва она наклонилась ее расправить, как Адам точным рассчитанным движением схватил Лайлу за руку. Его руки на удивление ничуть не ослабли за время болезни, пальцы по-прежнему были такими же ловкими. Он вцепился в нее мертвой хваткой.
— Значит, хочешь, чтобы я что-нибудь почувствовал? — спросил он, скабрезно ухмыльнувшись. — Почему же тогда медлишь и не стараешься сделать все от тебя зависящее?
— Что именно?
На его губах заиграла ослепительная улыбка. Он двусмысленно подмигнул, словно на что-то намекая.
— Давай, Лайла не робей! Не сомневаюсь, маленькая темпераментная сучка, каковой ты являешься, не преминет выкинуть что-нибудь этакое, что благоприятно на мне скажется, какую-нибудь невинную шалость, которая даже мертвеца на ноги поднимет. Почему бы тебе не рассмотреть как следует мое мужское достоинство, не уточнить все размеры в предвкушении грядущего удовольствия?
— Оставь меня!
Но вместо того, чтобы отпустить ее, он еще крепче схватил ее обеими руками и потянул к себе.
— Ты весь вечер сновала туда-сюда, как хозяйка, а я наблюдал за тобой и наслушался твоей раздражающей, бессмысленной болтовни до тошноты. Твой прелестный ротик явно предназначен для чего-то более полезного, чем выдавать дурацкие шуточки. Ну-ка посмотрим, что ты еще можешь.
Он резко привлек ее и крепко поцеловал. С необыкновенной искушенностью он языком раскрыл ее губы и скользнул в рот. Пальцами одной руки он пробежался по ее шее, в то время как другой уже тянулся к груди. Какое-то время он настойчиво ласкал ее через свободный лиф саронга, затем, поддавшись внезапному импульсу, мгновенно просунул руку в глубь манящего выреза, прикоснулся к соску.
Лайла с трудом высвободилась из его объятий и отпрянула. Поправив платье и отбросив со лба волосы, она пыталась прийти в себя. Ее рот был влажным и все еще чувствовал ожог поцелуя. Лайла облизнула вспухшую и оцарапанную нижнюю губу. Восхитительный вкус!
Тут она полностью лишилась присутствия духа.
— Придется прибегнуть к более сильным средствам, нежели непристойные предложения, чтобы отпугнуть меня, мистер Кэйвано. Вы, как несовершеннолетний щенок, действовали вовсе не оригинально. Такое поведение абсолютно типично для жизнеспособного мужчины в подобной ситуации и ставшего сексуально озабоченным, только чтобы доказать самому себе, что он все еще мужчина. Можешь вести себя преотвратно и пасть как угодно низко. Меня ты не поломаешь.
Он в бешенстве заколотил кулаками по матрасу.
— Почему прислали именно тебя? Боже мой, ты же возглавляешь список людей, которых мне бы хотелось видеть меньше всего.
— Наоборот, дружок, ты посвятишь мне ровно столько времени, сколько мне понадобится.
— Погоди, все закончится, — скорее прорычал, чем произнес он, — и я лично вышвырну тебя из моего дома.
В глазах Лайлы вспыхнули шальные искорки.
— Я слышала, ты собирался навсегда остаться беспомощным калекой? — Она хрипло рассмеялась над незадачливым пациентом — он только что сообразил, что сам себя загнал в ловушку. — Подумай хорошенько. Чтобы вышвырнуть меня отсюда, придется здорово поработать. Спокойной ночи, чемпион.