Падение Адама

7

— Ты всегда спишь обнаженной?

— Мммм…

— Ты всегда спишь обнаженной?

Лайла вяло потянулась под атласными простынями. Широко зевнула. Медленно приоткрыла глаза. На секунду. А потом широко распахнула.

— Адам?!

— Ты еще помнишь мое имя. Я польщен.

Лайла откинула с лица спутавшиеся волосы, зажала на груди простыню и приподнялась на локте.

— Что ты делаешь в моей комнате? Как ты сюда попал?

— Ты еще не ответила на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Ты всегда спишь…

— Да! С какой это стати Пит привез тебя сюда?

— Пит и не догадывается, что я здесь. Я проделал все сам.

— Не веря своим глазам, Лайла присмотрелась. Адам сидел в своем кресле на колесах.

— Ты сам перебрался из кровати в кресло, без чьей-либо помощи?

— Гордишься мной?

— Конечно, горжусь. — Она на мгновение одарила его сияющей улыбкой. — Однако ты не ответил на мой вопрос. Что ты здесь делаешь?

— Нарушаю твое уединение.

— Вот именно. Будь так любезен, выйди. — Второй вопрос просто сорвался с кончика ее языка: — Как ты узнал, что на мне ничего нет?

— Посмотрел под простыню.

Она недоверчиво покосилась на него.

В ответ он рассмеялся:

— На самом же деле — твой купальник валяется на полу, а на плечах не видно никаких бретелек.

— О-о! Хорошо, будьте столь любезны, мистер Кэйвано. — Она холодно кивнула на дверь. — Мне нужно принять душ и одеться.

— Я кое-что тебе принес. — Он набросил ей на шею венок из пастельных плюмерий и с удовлетворением поправил его. — Добро пожаловать на Гавайи, Лайла.

— Ну, положим, с этим ты опоздал на несколько недель…

— Стоит ли придираться к мелочам?

Лайла опустила взгляд на хрупкие, благоухающие лепестки, с благоговением дотрагиваясь до них. Мокрые от росы, они приятно холодили кожу.

— Спасибо, Адам. Просто восхитительно.

— Знаешь, чем сопровождается венок? — Она метнула на него быстрый взгляд. В его глазах мелькнули озорные огоньки. — А, вижу, что знаешь.

— Мы опустим вторую часть традиции.

— Именно из-за этого традиция и живет в веках. Кроме того, я никогда не нарушаю традиций.

Обняв ее затылок, он привлек девушку к себе и поцеловал, медленно и умело.

— А вот и неправильно, — проговорила она, как только он отпустил ее. — Предполагается лишь легкий поцелуй в обе щеки, не так ли?

— Обычно так.

— А я-то думала, что ты чтишь традиции.

— Только не в тот момент, когда замешан твой рот и мой язык.

Он успел поцеловать ее еще раз, прежде чем ей удалось принять какие-то меры предосторожности.

Наконец она собрала в кулак свою волю и сказала:

— Уходи! Мне надо встать и одеться.

Он опустил глаза и уставился на простыню, в то самое место, где под легкой тканью четко вырисовывалась чудной формы грудь.

— Мне кажется, нагая — ты просто великолепна. Пожалуйста, не одевайся, если это только ради меня.

— Как раз ради тебя. Ты здорово потрудился, чтобы самостоятельно выбраться из кровати. Надо закрепить успех.

— У меня более интересное предложение. Давай устроим себе выходной и отпразднуем мою победу.

— Чем же мы будем заниматься?

Он ласково провел большим пальцем по ее губам.

— Останемся в постели. — И выразительно посмотрел. — В одной постели. В этой. Голову даю на отсечение так мы максимально закрепим все мои усилия.

В какой-то момент Лайлу пленил его слегка охрипший голос, это соблазнительное предложение. Но здравый смысл вовремя восторжествовал, и она произнесла сварливым тоном:

— Не смеши людей. И потом, у тебя сегодня не выходной. Равно как и у меня.

Адам благодушно воспринял ее отказ и откатился от кровати.

— Но этого не перечеркнуть, Лайла.

— Что?

— Притворяешься, что прошлой ночью ничего не произошло. Однако я проголодался и потому исчезаю. — Он развернул кресло и направился к двери. На пороге Адам оглянулся. — И все-таки я заглянул под простыню.

Она сузила глаза.

— Блефуешь, Кэйвано.

— Думаешь? У тебя очень сексуальная родинка как раз там, где кончаются трусики, — протяжно произнес он.

Он выехал прежде, чем она успела ответить. Лайла сбросила с себя простыню и метнулась к двери. С треском ее захлопнула и заперла, делая это намеренно громко, чтобы он услышал. Затем влетела в ванную и включила душ.

Адам просто смеется над ней, сам он легко относится к происшедшему накануне. Видимо, считает, что она очень стеснялась, и не берет в расчет ее чувства. Прошлой ночью они поддались влечению, однако должны быть очень серьезно основания, чтобы позволить этому повториться. Одно лишь желание, никакая не влюбленность — вот что двигало им. Конечно, нелегко будет заставить его снова видеть в себе врача-физиотерапевта, а не любовницу. Необходимо принять жесткие меры.

Часом позже она вошла в его комнату. Он бросал баскетбольный мяч в корзину, которую Пит закрепил на стене.

— Хватит игр. Этим займешься в свободное время. Следующие полтора часа принадлежат мне.

Она включила стереосистему. Голос Уитни Хьюстон слился с хором.

— Что с тобой? — поинтересовался Адам. — Начались месячные?

Лайла, возмущенная его хамством, медленно обернулась.

— Это ведь вас не касается, не так ли, мистер Кэйвано?

— Или твое плохое настроение связано с сексуальной недостаточностью?

— Я не собираюсь реагировать на твои выпады.

— Не получится. Так же, как и забыть вчерашнее. А где мой венок?

— В холодильнике у меня в комнате.

— Почему не на шее?

— Не говори глупостей. Не могу же я работать с венком на шее.

— А когда ты его наденешь?

— Не знаю.

— Сегодня к обеду?

Пора расставить все точки над «i».

— Послушай, Адам. В последнее время мы слишком много бываем вместе. Врач может быть наставником, иногда доверенным лицом, но никогда…

— Любовницей?

— Я вовсе не это хотела сказать.

— Разве?

Усилием воли она сдержалась.

— Между нами не должно быть таких близких приятельских отношений.

— Никогда не целовался с приятелями.

— Но мы и не влюбленные.

— Конечно. Мы благополучно миновали эту стадию. На самом деле все предварительные этапы уже пройдены. И мы готовы к настоящим подвигам.

Эта провокация привела ее в трепет. Пытаясь не реагировать, она перевела дыхание и строго сказала:

— Если так пойдет и дальше, то я просто утрачу свой авторитет. В последний раз прошу тебя прекратить все попытки и впредь воздерживаться от подобных детских сексуальных игр. Мы приблизились к новым рубежам. С этого момента будет еще труднее.

Когда она закончила свой монолог, его лицо совсем потемнело. Ее терпению пришел конец, но его взрыв и вовсе оказался неизбежным. Теперь он мрачно выстукивал пальцами по подлокотнику своего кресла.

— Еще труднее? Что может быть труднее, чем час за часом выносить твои придирки и требования того, что я не в силах выполнить.

— Я и не говорила, что до сих пор мы в бирюльки играли.

— Все, хватит! — заорал он. — Это невозможно.

— Я сыта твоим хныканьем. Пора начинать, — сказала она тоном, не терпящим возражения.

Утренние занятия стали истинным наказанием. Она заставляла его проделывать такие упражнения, которые возвращали к жизни его бездействующие мускулы, но он работал без всякого энтузиазма. После того как она упрекнула его в лени, Адам приложил все усилия, и дело закончилось судорогами. Во время массажа он проклинал ее заодно со своей болью. Она повезла его в кровать отдохнуть, держась от коляски на расстоянии вытянутой руки, за что выслушала дополнительные проклятия.

Последнее время Лайла довольно часто подолгу задерживалась у него после занятий. Они смотрели по телевизору спортивные передачи, мыльные оперы, слушали музыку, играли в настольные игры и карты, просто болтали. Сегодня же до дневных занятий к нему она не заглядывала.

Они начались еще хуже, чем утренние. Она дошла до предела сразу же, как только услышала:

— Никогда больше не смей убирать от меня кресло.

И окончательно ее добило то, что он попросту отказался от упражнения, которое разрабатывало колено, заявив:

— Я не собираюсь его больше делать.

— Ну и чудно. — Лайла убрала руку, и его нога с глухим стуком упала на мат. — Раз ты так ведешь себя, я ловлю тебя на слове и устраиваю себе выходной, который ты предлагал сегодня утром. Ты напомнил мне, что у меня не было ни одного выходного с тех пор, как я сюда приехала.

Часом позже она вышла из своей спальни, за ней шлейфом тянулся аромат духов. Открытое красное платье из хлопка обнажало загорелые плечи и манило глубоким вырезом. Узкая юбка с запахом при каждом шаге расходилась, являя взору длинные, красивые ноги на высоких каблуках. Волосы были зачесаны на сторону, и большая, сверкающая заколка придавала определенный шарм ее прическе. Шею украшал его венок.

На минуту появившись в кухне, она ослепила обоих мужчин.

— Не жди меня, Пит. Я, вероятно, вернусь очень поздно.

Адам за кухонным столом в своем кресле поглощал холодный ужин, приготовленный Питом. Она вела себя так, будто его здесь вовсе не было. Весело помахав слуге рукой, девушка выплыла из комнаты.

Спускаясь вниз по извилистой горной дорожке, Лайла задумалась, а не хватила ли она лишку.

Нет. Адам не воспринял всерьез ее слова о том, что не будет повторения вчерашней ночи. Она собирается поставить его на ноги, и он должен относиться к ней только как к своему врачу. Не более. Да, эксплуататор. Да, инструктор и тренер. Нечего превращать ее в свою подружку и объект любви. Легкий флирт — прекрасно. Это поддерживает его тонус. Подтрунивание только способствует хорошему настроению. Но вчерашнее… Нет, вчерашнее ни в коей мере не похоже на легкий флирт.

Лайла в одиночестве пообедала в изысканном восточном ресторане, перепробовав чуть ли не все меню, чтобы как можно дольше растянуть удовольствие. На улице к ней пристали два матроса, предлагая деньги и ночь удовольствий весьма сомнительного свойства. Купив билет на два сеанса в кинотеатр с несколькими залами, она просмотрела первый фильм и отправилась на второй. Первый был так себе, на втором она чуть не заснула.

Решив, что прошло уже достаточно времени, она поехала домой. Тихонько открыла дверь, сразу же у порога сняла туфли и направилась к лестнице.

Адам в своем кресле вылетел из гостиной, едва не сбив ее с ног. Она вскрикнула от испуга.

— Неужели нельзя поаккуратней с этой чертовой штукой? — огрызнулась Лайла. — Чуть не наехал мне на ногу.

— Хорошо провела время?

— Шикарно.

— И где же ты была?

— Ездила в Лаайну.

— В Лаайну? Сама вела машину до самой Лаайны?

— Адам, я с шестнадцати лет за рулем. В основном езжу без шофера.

— Не сердись.

— А ты не строй из себя собственника. Да, я ездила в Лаайну, потому что никогда не бывала там. Это прекрасное место, которое стоит посетить, и прочее, и прочее. Посмотрела несколько прелестных представлений, вкусно пообедала, чудно повеселилась. Это как раз то, что мне было необходимо. Но я устала и потому иду спать. Покойной ночи.

— Погоди минуту. Где ты была?

— Я же сказала тебе.

— Я имею в виду, где это ты так «чудно повеселилась»?

— Не помню. — Черта с два она ему расскажет, что провела целый вечер одна в кинотеатре.

— Выпивка или наркотики отшибли память?

— Интересно, и кто это сердится? Ну, не помню, как называется. Какое это имеет значение? По-моему, там была крыша из пальмовых листьев. — Лайла попыталась вспомнить название клуба на окраине туристского городка, мимо которого она проезжала. — Кажется, какая-то хижина.

— «Сахарная хижина»? Ты одна пошла в «Сахарную хижину»?

— Ну все та же песня. Часть вторая.

— Это самое злачное место на острове. Там есть все, что пожелаешь, начиная с кокаина и кончая венерической болезнью.

— Это мнение знатока?

Его глаза зло сверкали из темноты.

— Ты прекрасно себя чувствовала среди этого разгула, да? Ты даже оделась как девица в поисках приключений. Ты чудно вписываешься в эту толпу, где все чего-то ищут, творят все, что угодно, и чихать хотели на все остальное.

Она слегка наклонила голову и произнесла с некоторым кокетством:

— Пусть будет так, папочка. Я слегка повеселилась, но не встретила никого, с кем хотелось бы продолжить знакомство.

— Ты с кем-то трахалась?

Лайла вскипела, вначале от замешательства, которое затем переросло в ярость. Она так разозлилась, что не могла вымолвить ни слова. Адам же решил еще сильнее разбередить себе рану, которая все еще не зажила.

— Так ты за этим и ездила? — Он подъехал ближе и прикоснулся к ее бедрам. — Чтобы кто-то другой погасил тот огонь, который я вчера зажег?

Не сводя с него взгляда, она отступила назад, чтобы он не смог дотянуться, сорвала с себя венок и швырнула ему на колени. И только сейчас заметила бокал в его руке.

— Ты просто пьян. И я не собираюсь выслушивать твои допросы и оскорбления. Но да будет тебе известно, что, если бы я и впрямь отправилась, как ты мерзко выразился, трахаться, то тебя это вовсе не касается. — И уже с последней ступеньки лестницы она нанесла ему последний удар: — Дай Бог тебе доброго утра с похмелья.

Бог не внял.

На следующее утро, когда она появилась, он не смог оторвать головы от подушки. Лежал с зеленым лицом, выражавшим одно желание — умереть.

— Никакого баскетбола сегодня? — спросила она высоким, пронзительным голосом. — Никакой Уитни Хьюстон?

Адам угрожающе глянул на нее из-под нахмуренных бровей.

Лайла исполнила неуклюжий, но восторженный пируэт и продолжила:

— А я чувствую себя изумительно! Утро поистине великолепное. Ты оценил омлет с ветчиной, который Пит приготовил по особому рецепту? — Адам застонал. — Пальчики оближешь. Сколько сыра. Прямо сочился, когда я…

— Заткнись, Лайла, — сквозь зубы, со злостью процедил он.

— А в чем дело? — Она вытянула губы. — У Адама болит животик?

— Убирайся отсюда к черту, оставь меня в покое.

Она засмеялась.

— Я ведь предупреждала. Не моя вина, что ты не послушался. Что ты пил? Джин? Водку? Виски? Бренди? — Он застонал и с несчастным видом схватился за живот. — Ах, бренди. Довольно дорогая выпивка. Но ты ведь можешь себе это позволить, царь Мидас?

— Я убью тебя.

— Сначала придется поймать меня, Кэйвано. А ты никогда не сможешь сделать этого, лежа на своей винной бочке. Ну хватит, вставай, начинаем работать.

Она взяла его за руку и попыталась приподнять. Адама словно пригвоздили к подушке, он не мог и пальцем пошевелить.

— Ну, давай. Шутки в сторону. Пора приступать.

— Я не двинусь с места.

Уперев руки в боки, она глянула на него с отвращением.

— Таблетка или две аспирина помогут?

— Нет. Только смерть.

— Насколько мне известно, от похмелья еще никто не умирал, хотя уверена, молили об этом миллионы. — В ее голосе все еще сквозило хорошее настроение. — Ты совсем по-другому заговоришь, когда выпьешь аспирин… в том случае, если Бог простит и позволит тебе выжить.

Лайла ушла в ванную и тут же вернулась с тремя таблетками аспирина в одной руке и стаканом воды в другой.

— Вот, прими.

— Не хочу я этот чертов аспирин.

— Тебе будет легче упражняться.

— Я и не собираюсь сегодня заниматься. Я чувствую себя как в сортире.

— И кто в этом виноват? — Ее терпение, казалось, вот-вот лопнет. Голос уже зазвучал резко и скрипуче. — Сейчас же прекрати это ребячество и прими аспирин.

Разжав его ладонь, Лайла вложила туда таблетки. Он с силой швырнул их в другой конец комнаты. Они с легким шорохом покатились по полу. Этот едва слышный звук произвел эффект разорвавшейся бомбы — Лайла что было сил швырнула стакан с водой ему на колени. Это заставило Адама оторваться от подушек. Он подпрыгнул, задохнувшись от удивления, жутко побледнел и с недоумением уставился на растекающуюся по его бедрам воду. Не успел он прийти в себя от изумления и ярости, как вдруг послышался звонок в дверь.

Пит отправился в ближайший магазин за покупками, поэтому Лайле пришлось открыть самой. Напоследок испепелив Адама взглядом, она вышла из комнаты, вприпрыжку спустилась с лестницы и широко распахнула дверь. Трудно сказать, какая из женщин при виде другой была ошарашена сильнее.

Гостья первой обрела дар речи и спросила Лайлу:

— Вы кто?

— Нам ничего не нужно.

— Что не нужно?

— Ничего из того, что вы можете предложить, леди.

В ответ брюнетка резко выпрямилась. Ее правильное лицо вытянулось настолько, что казалось на нем не было ни единой складочки или морщинки.

Она произнесла ледяным голосом:

— Я задала вам вопрос, девушка.

— А теперь я спрашиваю: кто вы?

Но Лайла уже поняла. Чемоданы, стоявшие рядом с приехавшей, стоили гораздо больше, чем ее, Лайлы, малолитражка. Одежда дамы не требовала специальных меток, чтобы выглядеть дорогой. И в довершение всего, ее молочно-белая кожа, фарфорово-голубые глаза, черные как смоль волосы и ярко-красные губы никого не оставили бы равнодушным.

— Капризная Белоснежка, — пробормотала Лайла.

— Прошу прощения?

— Да нет, ничего. Проходите.

Лайла отступила, пропуская женщину в прихожую. Та вошла, стараясь не коснуться юбкой обнаженных ног Лайлы, — высокомерие, показавшееся ей забавным.

— Где Пит?

Итак, она бывала здесь прежде.

— Отправился за покупками.

— А где Адам?

— В своей комнате, наверху.

— В последний раз спрашиваю: кто вы?

— Лайла Мэйсон.

— Лукреция фон Элсинхауэр.

Лайла никак не отреагировала. Вероятно, предполагалось, что девушка бросится ниц, она же только смерила даму взглядом, ничуть не тушуясь и ни в чем не уступая.

— Что вы здесь делаете, мисс Мэйсон?

Лайла слегка сощурила глаза и вызывающе подмигнула.

— Вас так и подмывает это узнать? — С упрямым удовольствием она наблюдала за тем, как вновь каменеет лицо женщины. — Не волнуйтесь, Лукреция. Я физиотерапевт, лечу Адама.

Гостья окинула Лайлу холодным взглядом, отметив босые ноги, узкие спортивные шорты, майку без рукавов с рекламой рок-радио и уж совсем не к месту большие серьги в ушах.

— Я хочу видеть Адама. — И подчеркнула: — Немедленно.

— Вас проводить? — сладким голосом произнесла Лайла.

— Я знаю, не надо.

— Понятно. — Она широким жестом пригласила гостью наверх.

Лукреция, с сумкой «от Луи Вюттона» на плече, ступила на лестницу.

Почти у двери в комнату Адама Лайла окликнула ее снизу:

— Возможно, мне следует вас предупредить. С ним приключилась беда в постели.

Брюнетка пожала плечами, подняв их чуть не до мочек ушей, — ну с кем не бывает.

— Ничего хорошего для хозяина, — философски изрек Пит, покачав при этом головой. — Она сказала: «Вытри здесь». Хозяин весь был мокрый. Я вытер. Поменял постель. Она сказала: «А теперь уйди». Я ушел. Ничего хорошего для хозяина.

— Кончай злиться. — Лайла выудила из салата, над которым он корпел, белую горошину и разжевала ее. — Можешь не объяснять мне, что из себя представляет эта мисс фон Элсинхауэр. Она, должно быть, потомок Гитлера.

Пит радостно похлопал себя по коленям, как делал в любом другом случае, если что-то казалось ему чрезвычайно забавным.

— И это вовсе не шутка. Я действительно так считаю.

С той самой минуты, как Лайла открыла входную дверь и увидела Лукрецию, стало ясно, что ее приезд ничего радостного не сулит. Может, она судила и необъективно, скорее всего, так оно и было. Эта женщина всего за несколько часов уже успела внести разлад.

После того как Пит сменил мокрые простыни, Лайла достаточно подождала, чтобы дать возможность Адаму насладиться встречей с Лукрецией, и постучала в дверь спальни.

Ответила Лукреция:

— Входите.

Впервые со времени появления здесь Лайлы комната Адама походила на комнату больного. Шторы на окнах были опущены и плотно задернуты, не только закрывая вид из окна, но не пропуская даже лучика света. Из стереоколонок едва доносились звуки камерной музыки, вместо громкого рока, как это обычно предпочитали они с Лайлой. Яркая реклама, которую она как-то принесла из своего очередного рейда по книжным магазинам и повесила на стене против его постели, куда-то подевалась. Атмосфера в комнате напоминала похоронную.

— Если так пойдет дальше, то мне придется завести собаку-поводыря, чтобы отыскивать своего пациента в этом мраке, — проговорила она с саркастической усмешкой. — Что с тобой стряслось? — Подойдя к кровати, Лайла увидела, что Адам распростерся на подушках, а на лбу у него компресс со льдом.

— Адам неважно себя чувствует. — Лукреция материализовалась, как фантом.

— Ничего удивительного. Он отвратительно напился вчера вечером. У него похмелье, поможет лишь томатный сок и несколько таблеток аспирина.

— Не думаю, что следует начинать какое-то лечение без консультации с врачами.

— Лечение?! Речь идет всего лишь о трех таблетках аспирина.

— Лайла, пожалуйста, — простонал Адам, — говори хоть чуточку тише.

Она склонилась к нему.

— Не будешь ли ты столь любезен объяснить мне, что здесь происходит? Время занятий, а ты лежишь в постели и изображаешь умирающего.

Он прикрыл лицо ладонями и стиснул виски.

— Моя голова сейчас расколется на куски.

— Безобразие, чемпион. Пора приниматься за упражнения.

Лукреция вклинилась между Лайлой и постелью.

— Вы, конечно же, не заставите человека, страдающего от боли, заниматься физическими упражнениями.

— К вашему сведению, мисс-фон-как-вас-там-зовут, большинство моих пациентов страдает от боли. Моя задача облегчить их участь. И в конечном счете мне это удается. А сейчас, прошу извинить. Нам с пациентом нужно работать.

— Вероятно, у вас ограниченный опыт работы в довольно узкой области, и, кроме того, вы излишне ревностно относитесь к своим обязанностям.

Лайла стиснула зубы.

— Я профессионал и имею достаточно опыта как в отношении с пациентами, так и с их сующимися не в свои дела друзьями, родственниками и любовницами, которые, может, и хотят добра, но ни черта не смыслят в физиотерапии.

— Вы похваляетесь своим профессионализмом, но ваше отношение и поведение… приходится только диву даваться.

— Кто-то сейчас добьется, что я просто соберу монатки и отправлюсь в ближайший мотель, если этот кто-то не уберет с дороги эту элегантную ослицу. Адам, — заявила Лайла, — вели ей исчезнуть до конца занятий.

Он с утомленным видом убрал лед со лба. Взор его метался от одной женщины к другой, но наконец остановился на Лайле.

— Но мне действительно плохо, Лайла. Нельзя ли провести занятия и упражнения после ленча?

Кровь прихлынула к ее щекам, и она тут же зарделась от гнева, бросив на него полный презрения взгляд, проигнорировала самодовольный вид Лукреции и выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что в доме задрожали все стекла до единого.

Сейчас на кухне в ожидании назначенного часа, чтобы сделать еще одну попытку, она вспыхивала от ярости каждый раз, как только прокручивала в мозгу всю сцену с начала до конца. Пит вынужден был несколько раз повторить, прежде чем до нее дошло, что он обращается к ней.

— Извини, что ты сказал?

— Ренч готов.

— Хорошо, пойду позову их.

— Это лишнее, мисс Мэйсон. Я пришла за подносом, — раздался с порога голос Лукреции. — Адам предпочитает ленч у себя в комнате.

— Ну что Адам предпочитает и что Адам будет делать — это совершенно разные вещи, — сухо проговорила Лайла, вставая с места и глядя в упор на Лукрецию. — Он уже в течение нескольких недель ест на кухне, с тех пор как научился передвигаться в кресле. Никакого подноса в постель. Нужны упражнения. Ему нужно вставать и двигаться самостоятельно. Черт меня побери, если он будет лежать в постели, питаясь с ложечки и принимая ваше сочувствие…

— Ваше мнение меня не интересует…

— Попробуйте только не спросить!

— …Но Адам в совершенном изнеможении, поэтому я собираюсь позвонить доктору Арно, попросить его подъехать и порекомендовать, что он считает необходимым для Адама. Пит, почему ты не приготовил поднос с едой?

— Райра сказала «нет».

— Да приготовь ты ей этот чертов поднос, — сердито бросила Лайла и, обойдя Лукрецию, вышла из кухни.

— Вы уверены, что она все поняла?

— Абсолютно, — ответила трубка голосом доктора Арно. — Я объяснил мисс фон Элсинхауэр, что Адам значительно продвинулся на пути к выздоровлению за то время, что вы с ним работаете. Я сказал, что если все будет идти, как прежде, то он выздоровеет или почти выздоровеет уже в ближайшие недели, но крайне необходимо, чтобы ваш курс не прерывался, а у пациента сохранялся оптимистический настрой.

Впервые с того момента, как Лайла открыла дверь этой сногсшибательной красотке Лукреции, внутреннее напряжение слегка отпустило ее.

— Спасибо, Бо. Мне предстоит выиграть с пустыми картами.

— Готов поспорить, что вы выиграете любую игру, в которую ввяжетесь, Лайла, — ответил доктор, довольно хмыкнув. — Звоните, если возникнут какие-либо проблемы. Но, думаю, кризис мы преодолели.

— Еще раз спасибо за поддержку.

Закончив разговор, она с радостью выбежала из своей комнаты и помчалась к Адаму. Однако при виде идиллической картинки она просто остолбенела.

Лукреция сидела на краю кровати. Она поменяла наряд и сейчас была в легких парусиновых брюках. Но в прическе тем не менее волосок лежал к волоску, и вид у нее был вовсе не домашний.

Лукреция держала руку Адама в своих ладонях. Он смеялся, подняв к ней глаза. Лайлу внезапно пронзила острая боль — как он привлекателен, когда вот так улыбается! И как же ей не хватает его! Последние два дня они почти не виделись. А если и виделись, то постоянно воевали.

Ее как громом поразило при мысли от том, что она с удовольствием выцарапала бы глаза этой Лукреции фон Элсинхауэр не только за то, что она вмешивается в лечение.

Лайла ревновала. К Лукреции. О дьявол, да ведь она влюбилась!