Он скрестил руки на груди и пригнулся, словно готовясь к круговой обороне.
— Я не в состоянии вымыться даже под душем.
— Мы не будем перемещаться в ванную, я помою тебя в кровати.
Она подкатила больничную тележку, сняла с нее большой таз и отправилась в ванную, чтобы налить туда теплую воду.
— Пит поможет мне помыться.
— Это работа не для него.
— Ничего, если я скажу — справится.
— Я думала, мы договорились и ты не будешь больше ворчать и жаловаться, — ответила она, кряхтя от тяжести таза, наполненного до краев.
— Не думал, что наше соглашение подразумевает мытье в кровати.
— Естественно. Тебе следовало бы ознакомиться с перечнем процедур, отпечатанных мелким шрифтом.
— Взрослый мужик, моющийся в кровати, — это унизительно.
— Нет ничего более отвратительного, чем дурно пахнущий взрослый мужчина.
С выражением полного безразличия на лице она начала подкладывать под него полотенца. Он прекрасно владел верхней половиной туловища, но ей пришлось приложить некоторое усилие, чтобы приподнять ему ноги.
Чтобы как-то сгладить неловкость ситуации, она спросила:
— Мыло ты, конечно же, предпочитаешь дорогое?
— В ванной, — буркнул он.
— Просто великолепно. — Покидая ванную, она нарочито вдохнула неповторимый аромат изысканного мыла. — Изумительный запах и не сказать чтобы резкий.
— Безмерно счастлив тебе угодить, — саркастически заметил он.
— Одеколоном ты тоже пользуешься?
— А как же.
— Тогда подушись, как побреешься.
— Побреешься?
— Предпочитаешь, чтобы я…
— Нет-нет, — поспешил ответить он.
— Не перестаю удивляться, почему ты до сих пор пренебрегал своим туалетом. — Она улыбнулась приторной, неестественной улыбочкой. — Или ты спишь и видишь, как бы превратить эту скудную щетину в длинную бороду?
Атмосфера накалялась, грозя перейти в зловещее молчание, пока Лайла, ловко отвернув простыню умелыми движениями, намыливала губку до появления обильной пены. Покончив с этим, Лайла принялась за его ногу. Намыливая пальцы, она попыталась разрядить обстановку.
— Щекотно?
— Очень смешно.
— Да ладно, Кэйвано, не кисни ты так.
— Паралич — веселая штука, а?
Она неодобрительно отнеслась к его выпаду.
— Отчего не посмеяться, ведь это не больно. И к тому же небесполезно. Твои пальцы обычно реагируют на щекотку?
Он повернулся к ней и смерил ее долгим и тягучим взглядом. Таким обжигающим, что будь гибискусы на ее майке живыми, они бы наверняка завяли.
— Когда вернешь меня к жизни, может быть, узнаешь, — с расстановкой протянул он, придав голосу игривый оттенок.
— Вряд ли тебя тогда устроит ванна в постели.
— Я и не мечтаю об этом. Мои пальцы сгодятся на что-нибудь поинтереснее.
— Это на что же?
В ответ прозвучали названия сексуальных игр.
Лайла застыла с губкой в руках на несколько секунд, прежде чем решиться ее прополоскать. Адам улыбался, как мартовский кот.
— Какой разврат, — кисло отозвалась она.
— Зато весело.
— Не считаю нужным выслушивать непристойности, мистер Кэйвано. В нашем договоре об этом нет ни слова.
Она насухо вытерла ногу и прикрыла простыней, затем приступила к следующей.
— Почему?
— Мне не доставляет удовольствия обсуждать свою личную жизнь с пациентами.
— Боишься возбудить?
— Вот именно.
Он некоторое время пристально разглядывал ее, она же ни на минуту не прервала свое занятие.
— Никак не возьму в толк, как это вы с Элизабет выросли абсолютно непохожими.
— Очень многие сразу признают нас сестрами.
— Это семейное сходство, — задумчиво предположил Адам, — но этим все и заканчивается. Вы разные, как день и ночь.
— Отнюдь, мы обе блондинки с голубыми глазами.
— Да, но она изящная, женственная, душевная, а ты…
Лайла укрыла простыней его ноги с любопытством уставилась на Адама.
— Какая?
— Смелая, дерзкая и агрессивная.
— Подобно Халк Хоган. Премного благодарна. — Она начала обтирать его правую руку мыльной губкой.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Неужели?
— Нет, правда. Очевидно, многие находили твою экстравагантность привлекательной.
— Теперь я еще и экстравагантна, — буркнула она, искривив рот в одну сторону, как комик, бросающий ремарку в публику.
Адам засмеялся.
— Впервые я увидел тебя в черных облегающих брюках из кожи к в сапогах до колен. А за ухом у тебя торчало перо. Ты не находишь этот наряд экстравагантным?
— О, эта моя любимая одежда, — сказала она в свое оправдание. — Однако в тот день я оделась так по просьбе пациента.
— Мужчины?
— Само собой. Он мотогонщик, покалечился на соревнованиях. Я решила своим видом его подбодрить.
— Ну и как?
— Что?
— Удалось? — В голосе Адама пропали шутливые нотки, а лицо посерьезнело.
Это не ускользнуло от ее внимания, впрочем, она ответила утвердительно и без тени смущения:
— Ты всегда прибегаешь к крайностям, когда речь идет о самочувствии твоих подопечных-мужчин?
Похоже, Адам вменял ей в вину подобное поведение, и девушка сочла за лучшее проигнорировать его упрек.
— Я одинаково внимательна ко всем своим пациентам, — ответила она спокойно.
— Да? — Он поймал ее руку. Она с удивлением ощутила под своей ладонью гулкие и сильные удары.
На протяжении всего разговора Лайла, ни на чем не заостряя внимания, мыла его почти автоматически. Теперь же взгляд ее упал на густые черные волосы на его груди, влажные и курчавые, и вдруг оказалось, что соски мужчины слегка побурели и сократились.
Сколько еще времени длилась эта беседа? Как долго, увлеченная своим занятием, она касалась его груди? И кто получал от этого большее удовольствие — он или она?
Его тихий голос привел ее в чувство. Лайла с усилием освободила руку и, быстро прополоскав губку, протянула Адаму.
— Давай, продолжай — уши, шею и… ну и все остальное, сам знаешь. Вот полотенце. Я оставлю тебя на минуту, пойду поменяю воду.
Она так быстро катила тележку с тазом к ванной, что грязная вода расплескивалась через край во все стороны. Руки Лайлы дрожали, ноги подкашивались. Она вновь наполнила таз и тактично кашлянула, давая знать, что возвращается.
Адам едва успел вытащить руку из-под простыни. Лайла совсем смешалась и избегала его взгляда, когда забирала губку и прополаскивала в свежей воде.
— Перейдем к спине.
— Там все в порядке.
— Ты вроде говорил про пролежни.
— Я лгал, чтобы тебя разжалобить.
— Ты и сейчас меня обманываешь.
— Откуда ты знаешь?
— Послушай, чемпион. — Лайла нетерпеливо переступила с одной ноги на другую. — Все это кончится плохо, и ты не избавишься от пролежней, если их не промыть и не обработать антисептиком. — Девушка помахала серебристым тюбиком перед лицом Адама. — Ну, будем ждать воспаления?
— Ладно-ладно, кантуй.
— В следующий раз попрошу избавить от препирательств.
Тело Адама отнюдь не представляло собой гору мышц, но высокий и стройный, он отяжелел без движения и доставил Лайле немало хлопот при попытке перевернуть его. Она выразительно присвистнула: сочащиеся язвы на спине и ягодицах — зрелище не для слабонервных.
— Спасибо, — сухо сказал он.
— Не сочти за условный сигнал, Кэйвано. Это просто бяка.
— Новый медицинский термин?
— Нет, мое собственное определение отвратительного, омерзительного, уродливого.
— Тебе не помешало бы заняться своими манерами.
— Мне надо заняться твоей спиной. Будет больно — кричи.
Кричать он не кричал, но беспрерывно ругался, пока она промывала и обрабатывала язвы, а затем обильно смазывала мазью.
— Сам виноват, — подытожила она после очередной порции ругательств, — надо было не пренебрегать помощью Пита, пусть бы переворачивал тебя как можно чаще. Ну да ладно, теперь пользуйся трапецией.
— Я уже пытался сегодня утром.
— Хороший мальчик. Медаль тебе за это.
— Ты закончила? — Он бросил тяжелый угрожающий взгляд через плечо.
Лайла задорно подмигнула.
— Закончила — что? Лечить язвы или любоваться твоей маленькой попкой?
— Лайла! — взревел он.
Она легонько шлепнула его пониже спины, стараясь не задеть пролежни.
— Расслабься. У меня и в мыслях не было тебя насиловать. Этот шрам тебя не беспокоит? — Она осторожно исследовала рубец, но нашла свои опасения беспочвенными.
— Он чешется время от времени.
— Ты это чувствуешь?
— Да.
— Хорошо. Думаю, со шрамом проблем не будет. Будущим любовницам, возможно, он даже покажется привлекательным.
— Безумно рад. На этом все?
— Нет, я собираюсь помыть тебе спину. Думаю, ты получишь массу удовольствия.
Он не замедлил глубокими вздохами и постаныванием подтвердить ее предположения.
— Надеюсь, эти томные звуки и довольное мычание полностью соответствуют твоему состоянию, — заметила она минутой позже, вытирая спину. — Как насчет крема?
Лайла выдавила крем на ладонь, растерла кончиками пальцев и начала массировать спину.
— Восхитительно. Немного… ага, здесь… м-м-м.
— Можно подумать, ты кончаешь, — поддразнила его Лайла.
— По сравнению с моими недавними ощущениями — пожалуй.
Она улыбнулась и заработала интенсивнее, заскользила пальцами вниз, повторяя совершенные изгибы. Ни жиринки, ничего лишнего. Литое, упругое тело оживало под ее руками.
— Лайла?
— М-м-м?
— Я смогу когда-нибудь?
Озадаченная его интонацией, она на всякий случай отняла руки от спины Адама и настороженно уточнила:
— Сможешь — что?
— Кончать.
— Смотря, кого ты затащишь в постель. — Шутка вышла плоская, как доска.
Извернувшись, Адам поймал Лайлу за руку и, потянув к себе, не успокоился до тех пор, пока она ладонью не обняла его за шею.
— Пожалуйста, не уходи от ответа. Я хочу знать: смогу ли я доставить удовольствие женщине? И сможет ли она мне ответить тем же?
Лайла бросила взгляд на великолепную шевелюру Адама. Густые черные волосы, классический профиль: точеный нос, резко очерченный мужественный подбородок — одно лишь созерцание божественной красоты его лица всякой женщине доставит ни с чем не сравнимое наслаждение. Небритые щеки нисколько не портили эту мужскую красоту, а, наоборот, придавали ей определенную привлекательность.
Но его не прельщала перспектива все время слушать излияния по поводу своей неуемной красоты, это уже не имеет значения. Да Лайла и не заблуждалась на сей счет — ни один мужчина на свете никогда бы не променял свои мужские качества на внешнюю привлекательность. Практически все ее пациенты в подобной ситуации задавались этим вопросом, именно это им хотелось знать в первую очередь. В этот решающий момент мужчин не волнует ни работа, ни деньги, ни положение в обществе. Каждого заботит только одно — его потенция.
Лайла не стала ни скрывать, ни обнадеживать.
— Не знаю, Адам. Это зависит от того, какой позвонок был травмирован, и насколько сильно. Потребуются месяцы упорного труда, чтобы твой организм полностью справился с последствиями тяжкого ушиба и операции, но, исходя из собственного опыта, полагаю, что со временем ты станешь как огурчик.
Лайла осторожно уложила его. Однако сострадание девушки мигом улетучилось, когда ее пронзил подозрительный взгляд, неотрывно следующих за ней глаз.
— Ты врешь.
Застигнутая врасплох его несправедливым обвинением, она не нашлась с ответом и громко крикнула:
— Нет!
— Все вы врете.
— Раз врачи говорят, что не знают, значит, не знают.
— Знают, — огрызнулся он. — Но тебя-то зачем прислали? Порадовать ужасной новостью? А может быть, ты сама напросилась? Представился удобный случай поквитаться и поставить все точки над «i» в нашей личной вражде, которая разгорелась с первой же встречи.
— У тебя, наверное, плохо с головой после неудачного приземления. — Ее затрясло от негодования; пунцовый цветок гибискуса на майке вторил ее эмоциям. — Я сюда не рвалась и говорила тебе об этом. Более того, я жаждала убраться отсюда сегодня же утром, но Элизабет захныкала, умоляя не пороть горячку, пока мне не подыщут замену. И как бы скоро это не произошло, все равно покажется невыносимо долго. Пока же я вынуждена продолжать курс лечения, но терпеть твои оскорбления и идиотский бред я не намерена.
Выслушав эту тираду, Адам погрозил девушке пальцем:
— Только не смей мне лгать.
— И не собиралась.
— И нечего насмехаться надо мной.
— Я? Насмехалась?! — Лайла просто задохнулась от обиды и возмущения. — Чтоб я зубоскалила над кем-то в подобной ситуации — да никогда в жизни!
— Словами, может, и нет, но поведением — сколько угодно.
— Поведением? Черт побери, о чем ты говоришь?
— Для начала могла бы одеться поприличнее, вместо того чтобы скакать вокруг меня в шортах. Ты как пляжная козочка, которая выискивает очередную добычу себе в койку.
— Что?
— А о юбках ты когда-нибудь слышала? Большинство женщин носят их из этических соображений. Они не сверкают голыми коленками, если только… если только не хотят их выставить напоказ.
Ее глаза опасно потемнели.
— Ах ты, мерзкий сексуальный маньяк!
— И еще медсестры надевают шапочки, вместо того чтобы трясти волосами.
— Я тебе не медсестра.
— Это уж точно. Что за мазь ты мне подсунула? Эти болячки внизу просто не дают мне покоя!
— Приятно слышать. С приличным парнем никогда бы такого не случилось.
Лайла стремительно ринулась в двери. Адам тут же ухватился за трапецию и сел неожиданно для самого себя.
— Куда ты? Вернись! Я еще с тобой не закончил!
Резко обернувшись, Лайла выкрикнула:
— Зато я закончила! Во всяком случае, на время. Давай, набирайся силенок, потому что сегодня днем тебе придется оторвать свою больную задницу от кровати. Понял? А еще я хочу, чтобы ты побрился. Попробуй только не побриться — вернусь, сделаю это сама. — Ее голубые глаза метали гром и молнию. — Сомневаюсь, чтобы ты сейчас горел желанием увидеть бритву в моей руке.
Она захлопнула за собой дверь.
Лайла заглянула в урну, полную битого стекла, которую Пит безуспешно пытался спрятать.
— У него не останется стаканов, если он будет продолжать в том же духе.
Пит выбросил стекло в мусоросборник.
— Чем он там сейчас занимается?
Пит приложил обе ладошки к уху и выразительно засопел. Лайла одобрительно кивнула.
— Отлично. Ему не повредит поспать сегодня днем. Он побрился?
Лицо Пита растянулось в улыбке.
— Да, а потом… — Он похлопал себя по щекам и подбородку.
Лайла весело рассмеялась:
— Одеколон. Здоровый признак.
Адам дремал, и Лайла, переодевшись в купальник, направилась к бассейну. Немного позже Пит подал на террасу ленч. Умиротворенно откинувшись в шезлонге, девушка заснула и не услышала, как карлик подбежал и похлопал ее по руке.
— Доктор приехать.
— О, не ожидала я его так рано.
Накинув легкий халатик, она вбежала в дом и встретила доктора в прихожей.
— Привет, Бо. Что-то вы рановато. Или это я уснула?
— Да нет, это я поторопился. Отменил одну встречу после вашего звонка и сразу же вылетел на Мауи. Как он?
— Злой, как цепная собака, — резко ответила она, заставив доктора поежиться. — Сами спросили.
— Я имел в виду его самочувствие.
Она вкратце описала состояние больного, включая подробности, которые не успела сообщить во время телефонного звонка.
— Да, забыла еще упомянуть о спастичности.
— Безусловно, симптом очень хороший. Сейчас я его осмотрю.
У двери в комнату Адама они задержались.
— Если не возражаете, я подожду здесь. Совсем недавно мы с мистером Кэйвано обменялись убийственными любезностями.
Доктор неуверенно хихикнул, уловив в ее голосе иронию. Как только дверь за ним закрылась, Лайла приняла душ в своей комнате и, одевшись, застыла в ожидании с кувшином свежего ананасового сока.
— По-моему, он делает поразительные успехи, — оживленно начал доктор, принимая сок с благодарным кивком. — Я застал его за упражнениями с блоками.
— Днем я планирую позаниматься на наклонном столе. Потом перейдем на кресло. Неподвижность угнетающе действует на него. Чем больше он будет упражняться, тем скорее оживут мышцы и тем быстрее он воспрянет духом.
— Несмотря на улучшение, я заметил, что он все еще настроен воинственно.
— Мягко сказано. Довожу до вашего сведения, что я попросила себе замену.
— Да что вы?
— Я не тот лечащий врач, который ему нужен. Мы совершенно не подходим друг другу. Это здорово портит обедню.
— Но иногда такая психологическая несовместимость служит побуждающим толчком для пациента. Такой антагонизм порой прекрасно стимулирует и заставляет упорнее работать.
— Все это, конечно, просто замечательно, но я отказываюсь быть девочкой для битья.
— Но ведь то же самое вы терпели и от других пациентов. Ничего необычного для вашей профессии. Можно было заранее предположить, что мистер Кэйвано будет весьма капризным и упрямым пациентом.
— Безусловно, он полностью оправдывает мои ожидания, и я с ним не справляюсь.
— Напротив, как я понимаю, именно вы и являете собой то тонизирующее средство, в котором он так нуждается. От себя и от имени всех тех, с кем я консультировался по поводу мистера Кэйвано, я просил бы вас остаться, мисс Мэйсон. Непростительно бросать пациента, когда налицо такой прогресс.
— По-видимому, вы хотите навязать мне классический комплекс вины?
Улыбаясь, он посмотрел на часы.
— Я вынужден оставить вас именно с этой мыслью. Меня ждет самолет.
Пит уже широко распахивал дверь перед мистером Арно.
— Да, чуть не забыл! — походя сказал он, кивая в сторону большого парусинового мешка у стены. — Здесь кое-какая почта, поступившая в больницу для мистера Кэйвано.
— Целый мешок? — изумленно спросила Лайла.
— Ваш пациент очень известный человек, мисс Мэйсон. Уверен, вы наслышаны о его энергии и неординарности, вернее, этим он отличался до несчастного случая. Он с энтузиазмом откликался на любое деловое предложение, заражая партнеров своим неиссякаемым оптимизмом. Поэтому не стоит обращать внимание на его капризы. Ну ладно, до свидания. Звоните мне ежедневно или при первых же признаках перемен.
— И на том спасибо, — пробормотала Лайла, глядя в его удаляющуюся спину. Она физически ощущала преступность своего капитулянства, всю тяжесть вины за которое доктор только что взвалил на нее. В то же время, поднимаясь по лестнице, она сгорала от нетерпения стать свидетельницей всего этого потрясающего процесса, который он имел в виду.
В самом деле, Адам выглядел намного лучше, чем утром, и причина крылась отнюдь не в исключительно тщательном бритье, а в чем-то еще, пока неуловимом для Лайлы.
— Привет, — сказала она, непривычно смутившись.
— Привет.
— Одобряю. — Лайла указала на его выбритое лицо.
— Я тоже. — Он отметил ее скромный наряд — джинсы и кроссовки.
— Я подумывала надеть бурнус или чадру, но, откровенно говоря, Кэйвано, в них жарко, неудобно, да еще беспрестанный зуд от этого материала. Так что, если не возражаешь…
Он засмеялся.
— Ты сумасшедшая. — Постепенно улыбка его угасла, лицо посерьезнело. — Тебе, наверное, было больно?
— Что?
— Щетина. Когда я целовал тебя. Я не сделал тебе больно?
Пунцовый цветок на майке вновь пришел в движение, на сей раз по другой причине.
— Так, немного поцарапал, кажется, э-э-э… Да, в общем, ерунда.
На какое-то мгновение их взгляды встретились.
Наконец он выдавил:
— Прости, что я не сдержался.
— Все нормально. — Она нервно потерла ладонями по джинсам и резко переменила тему: — Ты здорово удивил доктора. Он мне рта не дал раскрыть, все говорил и говорил о твоем потрясающем прогрессе. Ты сразил его каким-то трюком, который не показывал мне?
— Иди сюда.
Она приблизилась к кровати. Адам задрал простыню, и Лайла охнула от изумления, увидев на нем белье, причем поражали не так сами трусы, как те невероятные усилия, которые пришлось затратить Адаму с Питом, чтобы добиться результата.
— Смотри скорее.
— «Келвин Кляйн», — прочитала она разочарованно. — Я вообще-то не очень разбираюсь в «фирме».
— Да не на мое белье. Смотри сюда.
Она перевела взгляд на мышцу бедра и уловила едва заметное сокращение.
— Браво! — Лайла расплылась в улыбке и захлопала в ладоши. Но от ее взгляда не ускользнула обильная испарина на лбу — такое незначительное усилие стоило ему огромных усилий, но ничто не могло омрачить эту минуту.
— Как насчет пары-тройки упражнений на расслабление?
— Отлично.
— Какая прыть! Не рано ли? Мы скоро займемся тяжелой работой.
Сначала она долго массировала ему суставы, потом развернула бедра и плечи в разные стороны. И в этот момент неожиданно спросила:
— Кстати, кто такая Лукреция?
Он резко повернул голову и посмотрел исподлобья.
— Кажется, я задела за живое?
Откуда ты о ней знаешь?
— Отнюдь, поэтому и спрашиваю. Доктор доставил тебе целый мешок почты. Я заглянула внутрь, и на первых трех конвертах значился обратный адрес в Швейцарии и повторялось имя — Лукреция фон какая-то там.
— Всего лишь женщина, с которой я встречался.
— Встречался?
— Не лукавь, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — сердито пробурчал он.
— Ясное дело: «встречался» — значит «спал с ней».
— Тебе-то что?
— Ничего. Просто ума не приложу, кто мог бы назвать своего ребенка Лукрецией.
— А я не знаю никого, кто назвал бы своего ребенка Лайлой.
Ей хватило сил рассмеяться.
— Прямо в яблочко! Слава Богу, у меня перед именем нет никакого «де».
На мгновение он засмотрелся на ее лицо, внимательно изучая его черты, особенно рот.
— Трудно сказать, может, это тебе и подошло бы.
На Лайлу накатила горячая волна, но она отнесла это на счет своей слишком продолжительной солнечной ванны. В отличие от Элизабет ей никогда не грозила краска смущения.
— Эта твоя Лукреция случайно не связана с Лукрецией Борджиа?
— Она — нет, но ты, кажется, очень тесно. О черт, только не это! — Ругательства сыпались из него как из рога изобилия.
Лайла пыталась под нужным углом согнуть его ногу в колене, но сустав не поддавался. Она нажала посильнее. Адам заскрежетал зубами и со свистом выпустил воздух.
— Больно?
— О, черт, да, это… — Он метнул на нее быстрый взгляд. — Тебе весело?
— Конечно, тупица. Давай попробуем вместе. Придет день, когда ты попытаешься согнуть его, а я буду тебе мешать. Это когда ты окончательно меня возненавидишь.
— Поставь меня на ноги, Лайла, и я буду сгорать от любви.
Минуту-другую они пристально смотрели в глаза друг другу.
Лайла не выдержала первая и постаралась отшутиться:
— Как же, дождешься. Все так говорят до выздоровления и тут же забывают после.
Она еще несколько раз попыталась по очереди согнуть ему обе ноги. Пришлось изрядно попотеть. Но и это было еще не все. Вдвоем с Питом они переложили Адама на наклонный стол, и, привязанный к нему ремнями, он стоял так в течение получаса.
— Ты ведь сачковал, сознайся, Кэйвано?
Он улыбнулся, похоже, чрезвычайно гордясь самим собой.
— Я делал то же самое в больнице перед отъездом, причем дважды в день.
— Вот видишь, покидать ее было действительно глупо.
— Я не нашел это занятие приятным.
— Ладно, одно то, что ты хоть что-то делал, — уже хорошо. Пожалуй, пора перейти к делам повеселее и поинтереснее.
Наконец, вновь растянувшись на своей кровати, он с облегчением вздохнул:
— Я вечно боюсь свалиться с этой штуковины. Слава Богу, все закончено.
— Рано радуешься, Кэйвано. Считай до пяти, мы приступаем!
Лайла размашисто распахнула дверь и так же театрально на секунду исчезла. Затем торжественно въехала в комнату на кресле-коляске.