Падение "черного берета"

Ответный удар

Втроем они выехали в город. За рулем находился Николай.

— Сначала сгоняем в Тарасовку, — сказал он, — а оттуда… Впрочем, после того вожжи будут в руках у Мцыри…С чего начнем, Серега?

— Ты же у нас за главного инженера человеческих душ, — отреагировал Карташов. — Тебе и решать…

— Нет, сегодня начальник ты, так решил Веня. С чего начнем поиск молодцов, которые замочили наших ребят?

— И стащили Таллера, — добавил Одинец.

— Вот когда у меня на руках будет мандат, тогда я вам скажу, с чего и с кого начнем…

— Идет! — Николай, кажется, впервые в жизни умягчил голос.

Гудзь встретил их приветливо. Они поднялись на второй этаж, где им громким лаем салютовал дог Лорд, который в ту ночь, когда они направлялись на Учинское водохранилище, представлялся огромным свирепым зверем. А это оказался тигровой масти и в общем-то не гигантских размеров пес…

На стол, словно веер карт, легло несколько удостоверений — добротных, со всей необходимой атрибутикой: подписями, печатями, сроками выдачи…

— Нужны фотографии, — сказал Гудзь и вышел в другую комнату. Вернулся с фотоаппаратом "Зенит".

Через полчаса документы были готовы: в своем удостоверении Карташов прочитал: "Карпенко Анатолий Иванович, 1963 рождения…Старший оперуполномоченный РУБОП Северного округа Москвы…" Шрифт стандартный, все линеечки и штришки — комар носа не подточит. А обложки удостоверения, хоть на выставку…"Не засыпаться бы с такой безукоризненной липой," — подумал Карташов и спрятал документ в карман куртки…

Они начали с периферийных гостиниц, но поскольку таковых в Москве сотни, пришлось пойти через фирму, которой принадлежал весь гостиничный сервис столицы. Чиновник, который отвечал за "посадочные места", отфутболил их в Центральную диспетчерскую, где десятка полтора компьютеров обрабатывали всю гостиничную информацию. На их счастье, попала довольно сговорчивая, хотя и далеко не молодая сотрудница, которая, не сходя с места, с помощью компьютера ввела их в курс дела.

— Что вас конкретно интересует, молодые люди — отдельная гостиница или какая-то фамилия?

Карташов объяснил — интересуют поселенцы гостиниц, которые приехали из Латвии…В возрасте от 20 до 30 лет…И таковых оказалось более шестидесяти человек, в основным поселившихся в окраинных номерах типа «Россиянка», "Арена" или «Севастопольская» на Волхонке… Однако в глаза бросалась одна странность: среди приезжих почти не было людей с латышскими фамилиями… Но эту странность диспетчер объяснила довольно просто: после августовского кризиса 98-го года Москва стала весьма дешевым городом, куда устремились челноки со всех близлежащих стран…

Просмотрев весь список, они выписали 12 фамилий, которые их могли бы заинтересовать: в гостинице "Золотой колос" неделю назад остановилась группа молодых людей из Латвии. Все рижане, всем не более тридцати лет и у всех в графе "цель приезда" отмечено одно и то же — "по личным делам". Диспетчер по просьбе Карташова, отпечатала на принтере фамилии интересующих его персоналий и когда он уже уходил, женщина подарила ему поистине царский подарок.

— Молодой человек, не исключено, что те, кого вы ищите, остановились в гостинице посольства Латвии на улице…Вы знаете, где оно находится?

Карташов, конечно же, знал это: еще бомжуя в Москве, он не раз подходил к его воротам, будучи под сильнейшим искушениям позвонить и сдаться в "плен"…Однако в последний момент ноги его уносили в другую сторону — слишком свежа еще была память о лагерном режиме…

Одинец с Николаем, ожидавшие его в «шевроле», весьма оживились, услышав о посольстве Латвии… Но прежде чем отправиться на улицу Чаплыгина, они на всякий случай смотались в гостиницу "Золотой колос". Администратор, в кабинет которого Карташов с Одинцом бесцеремонно вошли, попыталась фыркнуть но Одинец ее пресек: "Если здесь вы не хотите говорить, поедем к нам, в отдел, а это займет полдня…" Однако их ждало разочарование: интересующие люди еще вчера, в три часа дня, выписались из отеля и убыли в неизвестном направлении. Наводящие вопросы администраторша наотрез проигнорировала — она видишь ли, еще не обедала, хотя имеет на это конституционное право…

…Через полчаса они уже были на улице Чаплыгина и припарковались возле театральной студии Олега Табакова. По очереди ходили обедать в кафе, что возле метро "Чистые пруды".

Через три часа дежурства они для себя выяснили, что через КПП посольства проходят люди, сильно напоминавшие новых русских — они приезжали сюда на иномарках с московскими номерами, держа в руках элегантные кейсы…

— Можно подумать, что это Сандуны, — сказал Николай. — Веников только и не хватает…

В какой-то момент из ворот вышли двое рабочих со стремянкой и принялись с ее помощью устанавливать красно-бело-красный флаг в кованный флагшток.

— Опять праздник независимости… Одного из этих знаменосцев берем, — твердо сказал Карташов.

— И что будем с ним делать? Пить на брудершафт? — сострил Одинец.

— Серега прав, мужика надо брать, — поддержал Карташова Николай. — Что-нибудь из него вытянем…

Еще пару часов они рассказывали анекдоты, пока из проходной не вышел человек, на которого Карташов положил глаз. На вид ему было не более пятидесяти лет, одет неброско, с забытой и модой и Богом сетчатой авоськой в руках…

"Знаменосец", завернул на улицу Макаренко и зашел в винно-водочный магазин. Отоварившись бутылкой крепленого вина и двумя бутылками пива, он направился на троллейбусную остановку на Покровке. Сел в 9-й маршрут, и, примерно, через пятнадцать минут езды, сошел на углу Бакунинской улицы и Переведеновского переулка.

В форточку машины долетала перекличка маневровых поездов.

— Здесь рядом Москва-товарная, — сказал Николай. — В молодости пришлось разгружать вагоны со жмыхом… Наверное, в аду лучше…

"Знаменосец" свернул на протоптанную дорожку, ведущую между жилых домов, и явно направлялся в сторону железной дороги.

— Никола, — сказал Карташов, — парень может уйти, а где переезд, мы не знаем… Поэтому тихонько рули за нами… Саня, вперед!

Они выскочили из машины и пошли наперерез объекту. Он уже собрался подняться на откос, когда Карташов его окликнул… Разговор был короткий: представившись сотрудниками уголовного розыска, они попросили его уделить несколько минут для разговора "государственной важности". «Знаменосец» поначалу струхнул, о чем свидетельствовала серая бледность, покрывшее его рано проморщиненное лицо и дрожь руки, в которой он держал сигарету. Они попросили его пройти в машину и человек безропотно последовал за ними.

Это был сантехник и дворник в одном лице. В посольстве работает со дня его основания, почти десять лет. "Зарплата небольшая, а где сейчас больше заработаешь?" — сказал он. Назвался, подчеркнув при этом, что органам не отказывают в знакомстве: Бобылев Егор Васильевич, коренной москвич.

— Вы должны нам помочь… — сказал Карташов и сделал глубокую паузу. Ожидал реакции. "Психология допроса" в милицейском училище была не самым нелюбимым его предметом..

— Я ничего не знаю, — утирая вспотевший лоб, сказал Бобылев. — Мое дело, чтобы сортиры хорошо работали и территория посольства блестела…Что я могу знать?

— Нас интересует лицо, за которым тянется кровавый след и, по нашей оперативной информации, он ведет в вашу гостиницу, — Карташов специально употребил специфический термин "оперативная информация".

— Да там сегодня всего-то проживает четыре или пять человек, почти все номера сданы под коммерческие офисы…

— Как это офисы? — воскликнул Одинец. — По международной конвенции на территории дипломатических представительств запрещена всякая коммерческая деятельность…

Карташов выразительно взглянул на Одинца — мол, откуда тот набрался таких познаний?

Бобылев пожал плечами. Ему было тягостно, разговор явно не нравился, но он боялся потерять работу и вместе с тем боялся не угодить этим серьезным мужикам.

— А черт его знает, не в курсе я этих конвенций…

— Верю, — Карташов протянул мужику пачку сигарет. И вопрос, что называется, в лоб:

— Вы хотите, Егор Васильевич, помочь российским правоохранительным органам в изобличении крупного преступника? Убийцы пятнадцати маленьких детишек…

И потекла информация. Оказывается, несколько дней назад в посольскую гостиницу заехала группа молодых людей из Риги, которые все вечера проводили в местном ресторане… С ними вместе кучковался президент фирмы «Лиесма», наголо бритый, здоровенный детина, который на всех беспричинно кричит…Как фамилия? Романовский Айгар, летает по субботам в Ригу с целым баулом наличных денег. В долларах. Об этом Бобылеву рассказала горничная, давняя его знакомая, которая случайно зашла в номер и увидела на столе кучу денег…Второй раз то же самое увидел он сам, Бобылев, когда пришел прочистить в номере унитаз… Романовский как раз укладывал пачки банкнот в желтый кейс. Думал убьют, как нежелательного свидетеля, но вместо этого дали на две бутылки водки…

— А как зовут тех парней, которые недавно приехали из Риги? — спросил Николай.

— Один только и остался, остальные съехали…Хотя вчера одного из них видел у посольства. Приезжал на «джипе», может, сменили гостиницу, — Бобылев продолжал потеть.

— Да вы не волнуйтесь, Егор Васильевич, пока вам все это ничем не грозит…

— А этого ни вы, ни я знать не можем, — Бобылев опять закурил. — Я могу идти?

— Да, можете, — Карташов взглядом дал понять Одинцу, чтобы тот уступил проход гостю. Но когда Бобылев, открыв дверь, хотел спуститься на землю, Карташов остановил его: — одну минутку, Егор Васильевич, последняя к вам просьба…Сделайте так, чтобы завтра вы с этим Романовским вышли из посольства под ручку…В фигуральном, конечно, смысле… Нам надо его опознать, а заходить в посольстве мы пока считаем преждевременным…

— Он в час или чуть позже ходит обедать в ресторан «Подворье», что на улице Маросейка…А домой отправляется в семь, в семь с копейками…Где живет, честное слово, не знаю….

— Вот и прекрасно, выйдите вечером с ним вместе, а в левой руке держите газету, мы будем знать, что рядом с вами и есть интересующее нас лицо…

Бобылев потупился. Ему явно не хотелось влезать в чужие истории.

— И прошу вас, о нашем разговоре даже своей жене ни слова, — Карташов обратил взор на Николая: — А вы, товарищ капитан, обеспечьте Егору Васильевичу негласную охрану…И возьмите его служебный и домашний телефоны.

И Николай подыграл:

— Будет сделано, товарищ майор…В обиду товарища не дадим….

— Да не в этом дело… Ладно, делайте, как знаете…Записывайте телефоны, — И после того, как Николай записал на пачке сигарет номера, Бобылев, тихо отмахнул дверцу и как-то скукоженно вышел из машины.

— Я ему не завидую, — сказал Одинец.

— Я тоже, — Карташов чувствовал как напряженно бьется его сердце. — А ты, Саня, откуда знаешь о международной конвенции?

— Ситуация один к одному была в Грузии и тоже в латвийском посольстве…Газеты трещали на все лады, а посол это объяснил бедностью республики…Мол, всего лишь безобидная сдача в аренду помещений… Менты же это объяснили другим: дескать, эти фирмы перегоняли из Грузии наличку в свои латвийские банки…Знаешь, что такое оффшор? То есть шла бешеная отмывка черных бабок…То же самое, похоже, происходит и здесь…

— Если ты, Саня, патриот России, позвони в налоговую полицию, пусть накроют это гнездо экономической диверсии, — в обычной своей смурой манере вмешался в разговор Николай.

— А я это обязательно сделаю, — с готовностью отозвался Одинец. — В первый раз в жизни буду стукачом…

В 19. 15 из посольства вышла группка людей — трое мужчин и две женщины. Среди них Бобылева не было. Через десять минут появился человек в длиннополом темном пальто, в руках которого желтел объемный, с секретными замками кейс. Несколько мгновений спустя, из проходной показался Бобылев, в коричневом незастегнутом плащике и серой, с маленьким козырьком кепке.

— Наш идет, — первым отреагировал Николай.

Карташов нашарил за сиденьем бинокль и поднес его к глазам.

— Черт возьми, вот так камуфлет! — воскликнул он и передал бинокль Николаю. — Взгляни на этого джентльмена с желтым кейсом, может, я ошибаюсь… Вот, что имела в виду парикмахерша, когда говорила о человеке с асимметричным лицом…

Николай тоже стал смотреть в окуляры бинокля.

— У этого парня сломан нижний хрящик носа, обычно такое бывает у боксеров.

— Это и есть боксер… Романовский, вернее, Федя Семаков, мастер спорта, чемпион последней спартакиады народов СССР в тяжелом весе… И он же первый рэкетир в Латвии, у него самая крупная банда… В 1994 году она похитила двух немецких бизнесменов, потребовав от родственников полтора миллиона долларов…

— Значит, Чечня в этом смысле подражает Латвии? — с ехидцей в голосе спросил Одинец у Карташова.

Бобылев уже уходил в сторону Покровки, а в «шевроле» еще не могли принять решение. Однако оно пришло само собой: на улицу Чаплыгина со стороны улицы Машкова въехал темный джип и остановился в метрах двадцати от КПП посольства. Семаков не спеша пошел в его сторону. Из машины вылез довольно молодой человек и за руку поздоровался с Семаковым. Покурив возле машины, они залезли в джип и поехали в сторону Покровки.

— Вот если мы их упустим, — сказал Николай, — тебя, Мцыри, история не простит.

— Ага, ты за рулем, а я буду отвечать, если они оторвутся.

Однако джипу не удалось уйти от преследователей, возможно, по причине того, что его пассажиры не имели такой цели. Они были слишком беспечны и самоуверенны… Джип привел их в район бывшего профилактория завода «Калибр» Белая дача. Это был двухэтажный особняк, выкрашенный в светло-кремовый цвет, напоминающий Карташову один из множества особняков, которые он видел на Рижском взморье. Когда джип припарковался у крыльца, из него вышли четыре человека, во главе которых шагал Семаков. Они поднялись на крыльцо и скрылись за массивной дубовой дверью. Проезжая мимо здания, Одинец вслух прочитал "Гостиница "Малахитовая шкатулка"… За углом, приткнувшись к самой стенке, стояла «девятка» с тонированными стеклами, а за ней — мотоцикл «Харлей» с никелированной выхлопной трубой и прихотливо изогнутым рулем.

— Здесь очень многое сходится, — сказал Карташов. — Возможно, мотоцикл тот же самый, на котором привезли фрагмент лица Таллера…

— Наверное, это частная лавочка, — прокомментировал Николай. — Красивое, между прочим, место для отдыха убийц, особенно летом здесь хорошо — пруд рядом, народу ты да я, да мы с тобой…

Одинец завертелся на месте.

— Ну что, сейчас будем брать или проявим гуманность до утра?

— Семаков любит спать до обеда, поэтому возьмем его тепленьким, спозаранку, — Карташов внимательно огляделся. — Вы заметили, как он ходит? Левое плечо отвисает, видимо, носит при себе крупный калибр…Хорошо бы было узнать, на каком этаже они отдыхают?

Карташов набрал номер телефона Бобылева. Ответила женщина, сам он еще не пришел с работы. Потом он соединился с Бродом. Произнес только три слова: "Мы нашли логово".

— Что сказал Веня? — нетерпение так и бурлило во всех движениях Одинца.

— Сказал, что будем мочить, но при этом желает присутствовать лично…

— Я бы на его месте поступил бы точно так же… Они с Таллером были вот так, — Николай сцепил пальцы и потряс ими. — Кореша навек и Брод первым должен всадить пулю тому, кто брил Таллера…

По дороге в Ангелово Карташов еще раз связался с Бобылевым. Тот уже был дома. Карташов поблагодарил его за помощь и немного послушал, что говорит ему Егор Васильевич.

После разговора, Карташов поделился с напарниками:

— Бобылев слышал, как Романовский…то бишь Семаков разговаривал с Ригой и понял так, что оттуда еще ожидается команда "кровельщиков"…

— Значит, нашли кого конторить…или получили хороший заказ на чью-то душу.

… На следующий день, в пять утра, они были на ногах: Брод, Николай, Карташов и Одинец с Валентином. Карташов видел: перед тем, как сесть в машину, Брод примерял к кобуре семнадцатизарядный «глок-15» Валентин вынес из тайника два помповых ружья и несколько ручных гранат. Весь боезапас спрятал в кузове под толстым брезентом.

Выехали на «шевроле», Карташов за рулем, рядом с ним Брод, остальные разместились в кузове.

Все нещадно курили. Сергей слышал, как в салоне переговаривались Одинец с Николаем.

— Ты, Саня, забываешь, что пуля — дура, но она все равно быстрее тебя, — нравоучительные нотки сквозили в голосе охранника. — Тогда, на Учинском водохранилище, ты запросто мог нарваться на выстрел в упор. Зачем, спрашивается, ты вплотную подошел к тому джипу, не зная — есть кто в нем или нет?

— Интересно, а как я мог это узнать, когда у него темные стекла?

— Тем более, не надо было лезть на рожон.

Асфальт в свете уличных фонарей отливал глянцем, первые заморозки сделали дорогу опасной для быстрой езды. До места они добрались через пятьдесят минут… Припарковались у трех старых вязов, склонившихся над прудом. Казалось в нем не вода, а какая-то густая маслянистая жидкость — ни ряби, ни малейшего дуновения ветра.

Брод, Карташов и Одинец, выйдя из «шевроле» пошли в обход "Малахитовой шкатулки". Дальние огни уличных фонарей тускло отражались в стеклах здания и в подмерзших за ночь лужах.

На втором этаже горели два серединных окна. Они зашли с тыльной стороны и остановились у забитой фанерой рамы. Карташов ощупал ее и, найдя слабое место, осторожно дернул фанеру на себя. Первым в окно полез Одинец, оттуда он помог забраться Броду. Карташов, осмотревшись, тоже влез в не очень широкое отверстие и с помощью ручного фонаря высветил место приземления.

Они обошли весь нижний этаж, но нигде не было и намека на присутствие людей. Наверх вела довольно широкая лестница и по ней они поднялись на второй этаж. Впереди шел Одинец, за ним Брод, а по другой стороне коридора — Карташов…Они остановились у двери, за которой горел свет, просачивающийся сквозь неплотно пригнанные пазы. Брод вытащил свой «глок» и осторожно отжал предохранитель. Карташов тоже извлек из куртки трофейный пистолет, но предохранитель не тронул, в отряде их приучали не пороть горячку и не оставлять затвор без «присмотра»… Однако случилось непредвиденное: Одинец вместе с пистолетом вынул из кармана зажигалку, которая выскользнула и упала на пол. Среди ночи это был удар колокола.

— Мать твою, нас кто-то пасет! — раздался за дверью рыкообразный крик.

— Андрюха, не п…и, дай поспать, — кто-то ответил спросонья.

— Что б мне так жить, за дверью кто-то топчется.

— Так сходи и посмотри и заодно скажи, сколько сейчас времени.

За дверью послышалось легкое замешательство, шаги, двойной поворот ключа… У Одинца от нервности загустела слюна, Брод елозил по курку указательным пальцем и лишь Карташов, затаив дыхание, ждал своего мгновения. Дверь вдруг широко распахнулась и в глаза им ударил яркий сноп света.

— Да нас берут на прихват, — заорал человек и с силой захлопнул дверь. Дважды прозвучали выстрелы, и всем стало ясно — внезапность утрачена.

Карташов ударил по двери ногой, а сам отскочил в сторону. В лицо им пахнуло пороховым дымком и густым табачным настоем.

В комнате, судя по всему, никого уже не было и тут только они увидели еще одну дверь, сообщающуюся с соседней комнатой. Они вбежали туда, но там гулял лишь предрассветный ветерок. Окно было распахнуто, и Брод, подойдя к нему, увидел торчащие концы лестницы.

— Предусмотрительные ребята… Мцыри, посмотри, что тут у них наше, — сказал Брод и побежал вниз.

Одинец развернулся и тоже заспешил на выход. Карташов принялся за осмотр помещения. Окурки валялись не только на столе, но и на полу, подоконниках. Видно, в панике жильцы забыли свои пейджеры и два мобильных телефона. В висевших на вешалке куртках и пальто он обнаружил пачки долларов, паспорта с квадратными штампами неграждан Латвии, несколько кредитных карточек и ключи от машины, начатую пачку сигарет латвийского производства «Elita». На столе, под газетой, он увидел пистолет «ТТ», а рядом записную книжку, из которой торчали концы железнодорожных билетов. Прочитал: "Рига — Москва".

До слуха Карташова стали доноситься одиночные и спаренные выстрелы. Засунув себе в карман деньги, паспорта, ключи от машины и пистолет, он побежал вниз. Входная дверь по-прежнему была закрыта и он, рукояткой пистолета выбив стекло, выбрался наружу.

Впереди, на фоне светлеющего неба, появились просверки, сопровождаемые выстрелами. Он побежал в сторону темнеющих кустарников, но его остановил окрик Николая:

— Мцыри, не спеши, нарвешься на пулю! Эти засранцы здорово огрызаются… Подошли Брод с Одинцом.

— Если мы эту мразь выпустим, считайте себя клиентами Блузмана, — заявил Брод. — Никола, идите с Одинцом вдоль забора, а мы с Мцыри попытаемся отсечь их от дороги. Только не подстрелите Валентина…

Пригнувшись, Одинец с Николаем побежали в сторону трех вязов. Саня уже преодолел большую часть пути, когда впереди ярко и хищно посыпались выстрелы. Он упал лицом в лужу, больно ударившись подбородком о торчащий камень. На мгновение потерял сознание, но придя в себя, ощутил дикое раздражение против всего мира. Он вытащил из кармана гранату и зубами выдернул кольцо. Уперевшись второй рукой о землю, он размахнулся и швырнул стальное яичко в сырые сумерки. Обхватив голову руками, Саня снова упал на землю. Взрыв был несильный, но Одинца горячо приподняло над землей и снова бросило на нее. В районе правой ключицы почувствовал неприятное жжение. Потрогал саднящее место — что-то липкое пристало к пальцам… Пахнуло кровью.

Он пополз в сторону кустов и там с трудом поднялся на ноги. Сквозь оголенные деревья увидел маслянистое пятно пруда. И что-то в нем двигалось и, присмотревшись, Одинец разглядел человеческие силуэты, переходящие вброд водную преграду. Он вышел на отлогий бережок и крикнул:

— Эй, пловцы, может, повернете назад? — и подняв руку с пистолетом, дважды выстрелил. Когда кто-то из бандитов сделал то же самое, слева резанула автоматная очередь.

— Саня, это я! — послышался рядом голос Карташова. — Сейчас будем их оттуда выкуривать.

Люди в воде прекратили движение.

— Выходите, только по одному, — этот голос принадлежал Николаю. — Но сначала кидайте в воду свои железки…

— Да чего нам с ними церемониться? — выкрикнул подбежавший Брод, и тоже несколько пуль послал поверху голов преследуемых.

Первым из воды вышел человек могучего телосложения. Он был в тельняшке, по щеке у него текла кровь.

— Саня, надень на Федю Семака браслеты, — приказал Карташов. Однако Одинец замотал головой, сославшись на свое ранение…

— Меня немного зацепило, — сказал он. — Руки не удержат наручники.

К громиле подошел Николай и приказал тому лечь на землю. И когда человек, осев в коленях, лег на живот, Николай нацепил на него наручники. Это был Федор Семаков…Николай направил луч фонаря на ботинки Семакова. Разглядел тяжелые, с рифленой подошвой ботинки, с желтой на подошве пластмассовой вставкой, на которой было написано «Dockers» и "Styled in U.S.A."

Трое других бандитов вышли на противоположный берег, где их уже встречали Брод с Карташовым.

— Никола, забирай гансов и веди их в машину! — приказал Брод.

Он же с Карташовым отошли к гостинице и открыли «девятку». На заднем сиденье лежал скатанный ковер с торчащими из него модными туфлями Таллера… Они вытащили скатку из машины и развернули ее. Брод отвернулся, ибо увидел мертвого, с обезображенным лицом, Таллера. Карташов задержал дыхание — смердело и он быстро стал закуривать.

— Приговорили сволочи, — сказал Брод и накинул на лицо шефа угол паласа. — Давай положим его на место, и ты, Сережа, садись за руль и отвези его к нему домой. Этот человек должен быть похоронен по-человечески…

— Может, мы это сделаем вдвоем с Одинцом, все же груз не из легких…

— Не возражаю. Давай посмотрим, что эти хмыри держат в багажнике…

А там навалом лежали газовые баллончики, игральные карты и какие-то накладные. Бумаги были выписаны фирмой "Латвийский сахар" на 30 тонн сахара…

— Эти ребята утрясали дела в Москве по многим направлениям.

В машине они нашли два пистолета «ПМ», а под сиденьем водителя — обрез «винчестера» и коробку с патронами к нему…

Проходя мимо мотоцикла, Брод, пнув ногой по колесу, сказал:

— Кому это дерьмо достанется, счастлив не будет…Слышь, Мцыри, в связи с этой ситуацией вам с Саней надо снова перебраться в Ангелово…Чтобы каждую минуту вы были под рукой…

В захваченной «девятке» поехали Карташов и Одинец. В салоне отвратительно пахло.

— Давай я тебе перевяжу рану, — предложил Карташов, когда они отъехали от гостиницы на порядочное расстояние. — Куда этих деятелей повезли, не знаешь?

— Наверное, к Броду. Учинят допрос с пристрастием, а дальше… Не знаю, возможно, сначала к Блузману, а затем в крематорий.

Карташов сжал зубами фильтр и почувствовал противную никотиновую горечь. Подъезжая к Поварской улице, где стоял особняк Таллера, Одинец набрал его домашний телефон. Ответила дочь Татьяна и Одинец попросил ее спуститься вниз.

Когда они подъехали к дому, она уже ждала их на тротуаре. Девушка прикрыла ладонью рот, из глаз текли крупные слезы.

— Я не знаю, что делать… Мама слегла, надо звонить дяде Шуре, брату папы… И папиному начальнику…

— Кому, кому? — в лице Одинца что-то изменилось, что-то смутное мелькнуло и исчезло в обычной беззаботности.

Но девушка от ответа уклонилась.

— Извините. Я сейчас открою ворота.

Они въехали во двор и вынесли из машины ковер с телом Таллера. Девушка сбегала домой и вернулась с ключами от гаража. Она вновь навзрыд заплакала.

В гараже пахло бензином и запустением. Не отрывая от земли, они затащили скатку в гараж и, не прощаясь, пошли к оставленной у ворот «девятке». Ее они отогнали в придорожные кусты недалеко от Кольцевой дороги, а сами подловили забрызганную грязью «Таврию» и на ней добрались до центра. У "трех вокзалов" взяли такси и доехали до Рождествено, а оттуда пешком направились в Ангелов переулок. Когда уже подходили к дому, Карташов спросил:

— Кого имела в виду эта дивчина, когда сказала про начальника папы? Разве не сам Таллер глава фирмы?

Одинец не сразу ответил. Задумчивость легла на его обострившиеся черты лица. Чувствовалось, что он терпит боль и, независимо от этого, пытается сосредоточиться на теме разговора….

— Возможно, она имела в виду министра здравоохранения… Хотя, какой он начальник? Но какая-то руководящая сволочь во всей этой истории есть…

— А может, настоящий начальник Брод? Вместо ответа Одинец заговорил о другом:

— Мы забыли купить водки. Сейчас бы не помешал глоток… — И сигареты кончились, поэтому давай ускорим шаг и не будем больше касаться этой гипертонической темы.

— Вот и не касайся. Иди себе и помалкивай, пока с тобой первыми не заговорят старшие.

Они шагали по усыпанной желтыми листьями дорожке, а по сторонам, в мокром березняке, одиноко кричала сорока, и голос у нее был такой, словно она всю ночь проспала на сквозняке…