Падение "черного берета"

Тайна загородного особняка

Брод на удивление быстро восстанавливался. Выпив стакан водки, он позволил приехавшему хирургу Блузману себя осмотреть. Падая с крыльца он не только подвернул ногу и ушиб плечо — одна из пуль все-таки зацепила за предплечье, оставив на теле кровоточащую бороздку.

Вскоре приехала машина "скорой помощи" и увезла раненых водителя с охранником Василием. Сам Блузман сидел за столом, рядом с Журавлем, и как-то неохотно ковырялся в тарелке с крабовым салатом. Справа от Журавля сидела его спутница, с которой он прибыл в Ангелово. Жгучая, с правильными чертами лица, брюнетка могла бы сойти за неписаную красавицу, если бы не маленький шрамик, несколько деформировавший нижнюю губу.

Брод, на правах потерпевшего, устроился в кресле-качалке, стоящем между камином и столом.

— Веня, может, ты нас познакомишь с хлопцем? — взгляд в сторону Карташова. Журавль, видимо, хотел выяснить, в какой степени можно быть откровенным при постороннем человеке.

— Это мой старый корефан и если бы не он…Страшно подумать! Ты, Серго, налегай на еду, не стесняйся, — Брод раскраснелся и попросил Таллера подать ему фужер с коньяком. Потом он продолжил петь дифирамбы Карташову, рассказал как тот спасал его…

— Выходит, своим вторым рождением ты обязан бутылке с пивом? — улыбаясь в усы, спросил Таллер.

— Да нет, меня вытащил оттуда этот парень, и я предлагаю за него выпить. Брюнетка взглянула на Сергея и в ее взгляде промелькнул женский интерес. Когда выпили, Таллер попросил Карташова рассказать о себе. А главное, что его интересовало — за что тот был осужден?

Карташову не хотелось касаться этой темы, но вопрос был задан и за столом возникло молчаливое ожидание.

— Меня осудили за преднамеренное убийство, — сказал Карташов, — хотя я никого не убивал.

— Ну а все же? — Таллер вытащил из пачки сигарету и зажал ее между средним и указательным пальцем. — У нас всегда так — могут взвод мокрушников отпустить на свободу, а могут такого, как ты бедолагу, придавить по полной программе. Так кого ты, парень, отправил на тот свет?

— Это длинная и скучная история и говорить об этом сейчас не хочется. А если коротко — меня просто подставили: из моего табельного оружия застрелили нескольких человек…

За столом застыла напряженность. Таллер стряхнул себе в ладонь пепел, что-то раздумывал сидящий в качалке Брод. Он напоминал каменного Будду.

— Значит убийство свалили на без вины виноватого? — Таллер поднял кустистую бровь и медленно выдохнул порцию сигаретного дыма.

— И все пять лет сидел за решеткой? — вяло поинтересовался Блузман.

— До самого побега. Всего нас 96 человек в одну ночь разбежались, словно тараканы. Кто куда рванул, а я в Москву. Думал, здесь легче затеряться.

— Это верно, Москва еще тот муравейник, — вздохнул Брод.

— Неужели мы с тобой, Веня, позволим этому геройскому…Мцыри пропасть? — Таллер длинным, холеным ногтем на мизинце разгладил ус.

— Я ему обязан жизнью…Ты, Серго, кажется, неплохо водишь машины?

— У меня армейская специальность — водитель танка. До перестройки немного работал на ЗиЛе-131, в АТП горисполкома. В ОМОНе пришлось гонять на разных марках…Но у меня нет никаких документов и мой нынешний социальный статус — бомж…

— Об этом не беспокойся, документы сделаем в течение сорока восьми часов. Значит, будем пока считать мое предложение, как договор о намерениях…

— Отправил бы ты парня отдыхать, — сказал Таллер, указывая сигаретой на Карташова.

— Позовите Николая! — неизвестно к кому обратился Брод.

Бесшумно в комнату вошел Николай. На нем вместо спортивного костюма уже был надет пиджак в крупную красно-черную клетку. На лице — несокрушимое самообладание.

— Забирай с собой этого… Мцыри и отведи его в заднюю комнату, — сказал Брод охраннику.

Они поднялись по не очень широкой лестнице и миновали ярко освещенный, устланный ковролитом коридор. В конце его темнело круглое, похожее на иллюминатор, окно. Рядом с ним, по правую руку, дверь с латунной внизу пластиной. Комната была небольшая, с окном, выходящим на балкон. Через его полукруглую арку хорошо различалась часть звездного неба, свет от которого мягким колером лежал на светлых обоях, отсвечивался в небольшом настенном зеркале.

Николай зажег свет и уступил дорогу гостю.

— Можешь принять душ, по коридору, вторая дверь. Завтра утром принесу одежду… Кстати, какой у тебя размер обуви?

— Сорок второй, кроссовки можно на размер больше. Брюки…

— Наверное, пятидесятый, такой же, как у меня. А теперь разоблачайся и ложись… Все нормально, отдыхай…

Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Карташова объяла умиротворяющая тишина. Сняв добитые кроссовки, но не раздеваясь, он улегся на широкую с розовым покрывалом кровать. И почувствовал как усталость равномерно стала распространяется по всем телу и успокаивать его. Закрыв глаза, он думал о сестре. Он знал, где она должна остановиться. Конечно же, у своей лучшей, неизменной подруги Надьки Осиповой. Где это Бескудниково? Раньше она жила на Арбате, в коммуналке и там он бывал не один раз.

В какой-то момент, когда он ушел в дрему, услышал голоса, доносившиеся с балкона. Один из них доминировал — голос, без сомнения, принадлежал Таллеру.

— Ты пойми, это же огромные деньги даже по нынешним временам. Сейчас на международном рынке донорская почка знаешь, сколько стоит? Сто тысяч!

— Да не в этом дело, черт возьми! Мне становится как-то не по себе, у нас еще такого не было, чтобы своего человека в печку…

Карташов вскочил с кровати и, пригнувшись, приблизился к окну. Увидел колкие сигаретные огоньки и силуэты двух человек. Он узнал и второго: это был Брод, положивший руки на балконное ограждение.

— Я понимаю, тебе парня жалко, но ведь он все равно не жилец. Во всяком случае, таково мнение Блузмана, а он хирург от Бога и знает свое дело. И второе: насколько мне известно, у водителя нет в Москве родственников, так что, Веня, похороны на твоей совести, — Таллер замолчал, чтобы сделать затяжку сигаретой.

У Карташова от таких речей по спине побежали холодные мурашки. Он еще плотнее придвинулся к окну.

— Это может вызвать негативную реакцию у моих людей, — Брод явно нервничал, о чем говорила легкая вибрация голоса.

— А это, извини, от тебя зависит. Я тебе уже давно говорил, чтобы ты с каждым своим сотрудником заключил контракт — после смертельного ранения каждый из них автоматом становится нашим донором. Конечно, такие контракты обойдутся нам в копеечку, но зато каждый будет, во-первых, себя беречь, а во-вторых, сможет обеспечить материально себя и свою семью…Я предлагаю честный вариант…Мне тоже жалко твоего водителя…Я звонил в клинику, парень умер, когда его уже вносили в больничный бокс… Едва успели сделать резекцию, еще бы немного и ливер хоть выбрасывай…Василий, возможно, выкарабкается, а если нет…

— Я уже говорил с Николаем и Валентином и они в принципе не против подписать такой контракт..

— Ладно, забыли об этом! Дай завтра своему спасителю боевое задание — пусть с кем- нибудь из твоих людей съездит к Блузману и заберет оттуда тело водителя. Заодно это будет неплохой проверкой…Ты понял?

— А куда останки на этот раз везти? На Ваганьковское, что ли?

— Перестань, Веня, острить, пусть отвезут в крематорий на Митинском кладбище. Впрочем, не мне тебе объяснять нашу обычную схему. Ты когда-то говорил, что в крематории работает свой "печник"…

— "Печник" действительно есть, но после реконструкции крематория, туда надо возить только в гробах…

— Но это же не проблема! Дай этому «печнику» наличку раза в три превышающую его официальную зарплату, и он тебе родную маму засунет в огонь… А гроб ведь не проблема…В гробу даже эстетичнее…

Таллер посмотрел на часы.

— Мне, пожалуй, уже пора. У тебя есть какие-то версии насчет налета на Рижском вокзале?

— Сколько протезов мы должны рижским заказчикам? — вместо ответа спросил Брод.

— Ты думаешь, это они тебе устроили такую презентацию?

— Другого варианта у меня пока нет. Никто кроме тебя и меня не знал, что я поехал в "валютку"…Правда, водила и охранник, разумеется, знали, но об этом я им сказал за пять минут до нападения. Значит, они не в счет. Когда последний раз тебе звонили из Латвии?

— Если не ошибаюсь, в прошлый четверг. Я им объяснил нашу ситуацию, сказал, что поскольку война в Чечне почти закончилась, появились проблемы с донорами…Нет, я не думаю, что эти вышибалы прибыли из Латвии.

— Не знаю, — голос Брода потух. — Возможно, вышла какая-то накладка, меня не за того приняли. Сейчас никто ни от чего не застрахован…

— Разберись. Такая неопределенность может нам выйти боком, — Таллер щелчком послал сигарету вниз. — Сколько в дипломате было денег?

— Почти сто тысяч долларов…

— Что ж, придется тебе как следует потрудиться, чтобы компенсировать эту сумму, — в голосе Таллера послышалась отчетливая отчужденность.

Силуэты сместились в сторону, хлопнула балконная дверь и Карташов, недоумевая и теряясь в догадках, отошел от окна и сел на кровать. Ложится не стал. Затем он вышел из комнаты и по коридору дошел до лестницы и спустился в холл. Когда глаза привыкли к темноте, он подошел к столику, на котором стоял телефонный аппарат. Присев на корточки, на ощупь стал набирать номер.

Тревожное ожидание охватило его. Однако ночные гудки были невозмутимо ритмичны и умиротворенны. Они долго тревожили своим токката эфир, пока наконец в них не вклинился несколько сонный и грубоватый голос Надьки Осиповой. Она сразу же поняла, кто звонит.

— Зову, — сказала она и Карташов от волнения ощутил загрудинную боль.

Он нервно выдернул из кармана пачку сигарет, однако прикурить не успел. Увидел как прямоугольник двери колыхнулся и в проеме обозначился человеческий силуэт. Сергей зажмурился — внезапно зажегшаяся хрустальная люстра буквально ослепила его. Это был охранник Николай. Пола его клетчатого пиджака нарочито распахнута и Карташов отчетливо рассмотрел желтую кобуру и выглядывающий из нее вороненый взвод пистолета.

В трубке на истерической ноте слышался голос Светки: "Сережа, это я! Где ты?"

— Положи трубку, — тихо сказал охранник.

Карташов, сглотнув липкую слюну, осторожно опустил трубку на рычаг.

— Встань и иди к себе, — бесцветным голосом приказал Николай.

— Мне надо переговорить с твоим шефом, — сказал Карташов.

— Он в отличие от некоторых имеет привычку по ночам спать.

— Я хотел позвонить сеструхе, она наверняка там сходит с ума… Охранник вытащил из внутреннего кармана пачку «Кента» и закурил.

— Возможно, этим звонком ты уже засветился и теперь подставляешь нас.

— Да брось ты, Никола, нести ахинею! Кому ты нужен? — злость помимо воли клокотала в Карташове.

Николай смял в пепельнице сигарету и вытер ладонью губы.

— Я тебе сейчас показал бы, кому я нужен, если бы завтра нам с тобой не нужно было мотаться по Москве, — Николай сжал кулак и сильно ударил им по открытой ладони. — Иди, старик, наверх и поспи. Еще раз здесь увижу — пеняй на себя.

— Ты мне, кажется, угрожаешь? — лицо Карташова осело бледностью. Нащупав под рукой тяжелую пепельницу, он сделал шаг к охраннику. Но тот даже не пошевелился, лишь едва заметным движением еще больше приоткрыл доступ к пистолету.

— Перестаньте, черти, петушиться! — откуда-то сверху раздался голос Брода.

С лестницы спускался Вениамин. Он был в шлепанцах, его худые нетренированные ноги выглядывали из-под зеленого атласного халата. Под его черными, несколько выпуклыми глазами, висели синие мешки — следы удара переносицей о цементные ступени.

— Николай, оставь нас с Серегой, — сказал Брод и плотнее запахнул полы халата. — Садись, Мцыри, в ногах правды нет…

Пока он наливал себе в бокал сока, пока пил его и потом закуривал, в гостиной стояла прихотливая тишина. И эту тишину, ему навязанную, Карташов ненавидел больше всего на свете.

Брод, затянувшись в охотку сигаретой, участливо поинтересовался — в чем дело и какие у него возникли с Николаем проблемы?

Карташов рассказал.

— Я его чуть было не звезданул вот этой пепельницей. Извини, Веня, погорячился. Хотел сестре позвонить, небось с ума сходит…

— Это моя вина, — сказал Брод. — Мне надо было тебя предупредить, что в такие суматошные дни мы стараемся отсюда не звонить. Не забывай, живем в электронный век, сейчас любой бомж может подключить к сети распознаватель голоса…

Карташов пожал плечами.

— Ерунда это. Какой, к бесу, распознаватель среди десяти миллионов, проживающих в Москве, может хоть что-то определить? Например, мой голос…

— Хорошо, не будем об этом…Выпей сока и, если хочешь, сейчас закажу Николаю яичницу, с лучком и с водочкой.

— Да меня воротит от всего. Вся жизнь на дыбки встала, — Карташов снова закурил.

— Ну не сегодня же, черт возьми, все это произошло! Давай не будем ныть, а я постараюсь сделать все, чтобы тебе встать на ноги. Завтра мы тебя сфотографируем и сварганим документы. Сделаете с Николаем кое-какую работу и все — гуляй, казак!

— Да не в этом дело! Мне надо позарез повидаться со Светкой. Она тратила последние деньжата на дорогу, нервничала с визой, а тут такой облом…

Брод слушал и кивал лобастой головой. Редкие волосы от этих движений сбивались на загоревшие залысины.

— Ну, это не проблема. Расходы постараемся компенсировать и организовать с ней встречу…Но в крайнем случае можешь позвонить сестре, только не отсюда. Будете с Николой в городе — звони, сколько душе угодно. Но только не из одного места. Быстренькое засекут и вот тогда опять сядешь…

Брод широко, неприкрыто зевнул. За день умаялся. Отпив из хрустального фужера апельсинового сока, он поднялся с кресла.

— Уже половина четвертого, а в шесть вставать, — он обнял Карташова за плечи. — Главное, Мцыри, не психуй и не поддавайся панике. Иди к себе и хорошенько выспись.

И они в обнимку пошли по лестнице наверх.

В комнате Карташов долго стоял у окна. Уже начало развидневать. Вдалеке чернела полоска леса, а над ней нежно курчавились первые всполохи восхода.

Лежа в постели, он размышлял о своей жизни, об неотвратимости и кажущейся случайности каких-то событий, и мысли потихоньку увели его в сновидения…