Извините за похвальбу, но дело было и рассчитано, и выполнено весьма изящно. Как выражаются кошки, скогтили птичку на лету... Корабль накренился до такой степени, что, казалось, вот-вот повернется оверкиль. И крен услужливо потрудился вместо меня.
Не в силах остановиться, парень с умопомрачительной скоростью пронесся по каюте и треснулся головой о противоположную стену, лишь чудом не высадив иллюминатор.
Я умудрился отскочить на койку и шлепнуться, подтянув колени к самой груди, чтобы визитер смог заняться членовредительством без досадных помех. Так и вышло. Парень с трудом поднялся на четвереньки, ошарашено заморгал. Оставалось только слегка двинуть его каблуком по затылку и почесть работу завершенной.
Новоприбывший простерся вдоль узкого прохода между койками. Довольно молодой субъект, облаченный в коричневую спортивную куртку, стриженный не слишком коротко, сжимающий в руке маленький автоматический пистолет. Я нагнулся, разжал бесчувственные пальцы, отнял оружие.
Крошечный двадцатипятикалиберный кольт. Не припомню, когда в последний раз видал подобный пугач - но здесь, у Полярного Круга, люди питали несомненное и порочное пристрастие к немощным хлопушкам. Я проверил обойму.
Заряжена полностью, а прямо в камеру загнан дополнительный патрон. Кольт был всецело готов открывать огонь - если, конечно, именовать огнем бессильное и почти бесполезное потрескивание.
Некоторые всерьез уверяют, будто пули двадцать пятого калибра сплошь и рядом вязнут в коже толстых дубленых пальто, не ставя обладателям оных даже мало-мальски заметного синяка. Назвать подобное оружие "пушкой" просто язык не поворачивается.
Затворив дверь, я изучающе посмотрел на доктора Эльфенбейна. Слоун-Бивенс выглядел отнюдь не лучшим образом. Он весьма непрофессионально лишился чувств, обмяк и обвис, что, разумеется, вовсе не пошло на пользу прибитой к дверце руке.
Девицы дружно свернулись калачиками, каждая забилась в угол своей койки. Наличествовал, выражаясь чудовищным научным жаргоном, противным естеству - и непроницаемым для человека, хотя бы умеренно любящего родной язык, - типический нейлонозащитный рефлекс. Долгие годы, посвященные сбережению тоненьких дорогих чулков, делают подобное поведение непроизвольным. И потрясенная Грета, и настороженная Диана разом подобрали ноги, спасаясь от летящего мимо незнакомца.
- Как опустить эту штуку и никого не уложить? - осведомилась Диана.
Я осторожно отобрал револьвер - обычный, полицейского образца, с открытым курком. Славной старомодной модели, где курок убран подальше с глаз, у Мака в подвальном арсенале не отыскалось.
- На кой ляд было взводить? - осведомился я, осторожно отпуская пружину и возвращая оружие Диане. - Это хорошо, если собираешься с двадцати ярдов со снайперской точностью палить по карточному тузу. А при стрельбе вблизи нужно просто плавно и с достаточной силой придавить гашетку: револьвер самовзводный. Понимаешь? Самовзводный.
- Белено было не производить неприлично громких звуков без крайней нужды, - ответила спутница. - Но дочка намеревалась пособить папаше, пока ты отворял дверь. Я решила повременить со стрельбой, припомнила, что в книгах и кинофильмах щелчок взводимого курка действует весьма отрезвляюще на любого противника - и щелкнула. Вообрази, девица тотчас образумилась...
Поглядев на лежащего, Диана спросила:
- А кто сей?
- Вероятно, посыльный с берега. Или новый напарник, за которым послал Торстенсен, хотя не думаю: и ростом не вышел, и пистолетик припас никудышный. У рогатки убойная сила гораздо больше.
Диана скривилась:
- Еще несколько посетителей - и надо будет перебираться в кают-компанию... Куда его теперь девать?
Говорила девушка уверенно и спокойно - чересчур спокойно: за этой гранью спокойствия разражается истерика. Но для начинающего Диана вела себя прекрасно.
- Вы долго собираетесь чесать языки? - подала голос Грета Эльфенбейн. - Помогите отцу!
Она глаз не сводила со злополучного своего родителя, уподобившегося мотыльку на булавке.
- С какой стати, сударыня? - осведомился я. - Пускай сначала обретет разумение и почешет собственные речевые органы. Не забыли? Нам нужны сведения.
Грета облизнула губы.
- Но ведь нельзя же...
Она осеклась, помолчала, продолжила:
- Если я сама... Сама скажу все... Вы?..
И вновь замолчала - уже надолго.
Я ощутил себя полнейшей скотиной. Хотя в нашем деле пользуются всевозможными рычагами и любыми точками опоры, шантажировать изнеженную, хрупкую пианистку отцовской кровью не по мне. Впрочем, меня прислали в Норвегию не за тем, чтобы изображать странствующего рыцаря-паладина.
- А много ли вы способны изложить? - ухмыльнулся я. - Ладно... Кто, например, этот спящий красавец? Который на полу обретается?
Грета облизнула губы снова.
- Йэль...
- Эль? - я изобразил недоумение. - Предпочитаю джин. Только предлагаемый сорт, наверное, пишется со сдвоенным "н" и только что из бутылки вырвался...
- Мистер Норман Йэль, - с презрением к великовозрастному паяцу изрекла Грета. - Он работает на Объединенную Нефтяную Компанию.
Настал мой черед сощуриться.
- Объединенная Нефтяная... ОНЕКО... Погодите-ка! Припомнилась недавняя беседа с Хэнком Пристом. Части головоломки начинали складываться воедино.
- Совладельцы разработок у Экофиска. Там еще орудуют "Филлипс" и рыбешки помельче, верно?
- Да, конечно... - Грета поколебалась: - Я... полагаю, ОНЕКО втайне рассчитывает ухватить больший кусок, несли причитается по контракту. Понимаете?
- И проведала о маленьком нашем замысле, и рассудила, что невредно заполучить любопытное и весьма полезное приспособление, и попросила достойного господина Эльфенбейна помочь.
Грета неохотно кивнула.
Прист говорил, будто по соображениям политическим и географическим Экофиск неудобен для воровства. Но "неудобен" отнюдь не значит "безнадежен". По-видимому, руководители ОНЕКО пришли к тому же выводу... Я принялся неспешно рассуждать вслух:
- А на корабле доктор Эльфенбейн повстречал досадную помеху, именуемую Мэттом Хелмом, и отрядил посланца, Торстенсена, уведомить об этом хозяев. Хозяева тотчас направили сюда мистера Нормана Йэля, дабы помог советом, кулаком и, коль понадобится, паскудным двадцатипятикалиберным пистолетишкой. Стало быть, Йэль трудится на ОНЕКО... В каком, простите, качестве?
Грета уже начисто слизала помаду с обеих губ, но снова провела по ним языком.
- Некий мистер Денисов вам известен?
- Слыхивал.
Чистой правдой мой ответ, разумеется, не звучал, но и ложью беспардонной зваться не мог.
- Видите ли... Для ОНЕКО Йэль - то же самое, что Денисон для "Петрокса"... Англичане и американцы, если не ошибаюсь, употребляют слово "помехобой".
Я уставился на зажатый в руке пистолетик, изучил взглядом опрятно одетого, прилизанного, понемногу начинавшего подавать признаки жизни Йэля.
- Боги мои! - произнес я негромко. - Боги бессмертные! Неужто подобного хлыща полагают ровней Полю Денисону? Мадлен, в ближайшем порту вызывай по телефону биржу и немедленно продавай все акции ОНЕКО. За бесценок. Денисон, голубушка, - обратился я к Грете, - закусывает людьми такого пошиба свой утренний кофе. Отхлебнет глоточек - разжует Нормана Йэля; отопьет второй - разгрызет другого. Хрум-хрум-хрум! Чавк!.. Эй, повелитель джунглей, подымайся!
Диана подвинулась, дабы по-прежнему держать Эльфенбейнов на мушке. Подняв и утвердив Нормана Йэля в более-менее выпрямленном положении, я поглядел ему в расширенные зрачки.
- Что... Где... Ох, голова!.. - жалобно простонал Норман. Умудрился скосить глаза, увидал пострадавшего доктора.
- О, Боже, - сказал помехобой. - Да ведь это кинжал... Насквозь... О, Боже!
Я пристально изучал Нормана, гадая: притворяется остолопом или родился им? Швырнул парня на единственное свободное место, подле Дианы.
- А это пистолет, - уведомил я. - Отнятый кой у кого. Где раздобыл?
- Мы, - промямлил Норман, - возражаем против насилия, но при данных обстоятельствах сочли за благо... А я неплохо стрелял... еще в армии, прежде чем занялся общественными связями.
Разговаривая, он поправлял галстук. Недурная внешность, почти как у Эрлана Торстенсена, только Йэль выглядел постарше и поопытнее. Во всяком случае, полагал себя кладезем житейской хитрости - наверняка.
- Общественные связи? - переспросил я, не зная: захохотать или насторожиться. - Ты заведуешь в OHEKO общественными связями?
Йэль нахмурился. Я поспешил пояснить:
- Мисс Эльфенбейн заботливо представила гостя, ибо вы, милейший, некстати вздремнули.
- Да, заведую, - отозвался Норман, метнув на Грету взор, исполненный упрека, - и отвечаю за благопристойную репутацию фирмы, поддерживаю нужный образ любыми способами. Понимаете?
- Конечно. Огнем, штыком, прикладом... Также кулаком, ботинком, зубами, когтями, брызгами ядовитой слюны и отравляющими газами, которые выпускаешь из афедрона.
- Если сам не справляюсь, - неожиданно спокойным голосом ответил Норман, - зову людей, которые справятся.
По каковом замечании ощерил безукоризненно белые зубы. Должно быть, начитался руководств по прикладной психологии, не то у актера знакомого справки наводил. Такой оскал после безукоризненно вежливой фразы якобы должен производить сильнейшее впечатление.
Я впечатляться не пожелал.
Подумав, Норман Йэль изрек:
- Беру последнюю реплику назад. Не собирался грозить, мистер Хелм, уверяю. Мы, пожалуй, серьезно просчитались. По сообщениям требовалось противостать поспешно сколоченной, напрочь неопытной правительственной службе, не имеющей почти никакой поддержки в Вашингтоне. Лишь недавно выяснилось: мистер Прист заручился профессиональной помощью. Знай мы это с самого начала...
Йэль пожал плечами.
- В любом случае, сэр, я уполномочен предложить соглашение. Для того к прибыл.
- Чертовски своеобычный способ вручать верительные грамоты! Пистолет наизготовку и плечом по входной двери.
- Но я понятия не имел, что именно здесь творится. Услыхал вопль. Решил: пора вмешиваться. Ошибся, кажется. Приношу извинения... Слушать намерены, мистер Хелм?
- Излагайте, чего уж там... Но предупреждаю сразу: мое вашингтонское начальство не склонно вступать в переговоры с кем бы то ни было. А я обязан доложить по команде.
Норман Йэль прочистил горло:
- Не вижу настоятельной необходимости уведомлять о нашей беседе старших. А?..
Добрых полминуты я изучал Нормана с неподдельным интересом. Затем выразительно покосился на Диану Лоуренс.
- Ты выбрал чудесное местечко и времечко толковать о вещах приватных, amigo.
Йэль снова передернул плечами:
- Думается, вы способны урезонить приятельницу, мистер Хелм. Не мытьем, так катаньем. Кстати, все равно довелось бы. Независимо от места и времени. Ваша подруга - ваша забота.
- Излагай, - повторил я. - Сколько?
- Двадцать пять тысяч. Идет?
Потрясающе и непостижимо. Подобные субъекты полагают само собою разумеющимся, что любого и всякого можно купить. Иное попросту не приходит им в голову. Пожалуй, особи, продажные по праву рождения, и впрямь не способны вообразить человека легкомысленного и беспечного, для коего деньги не служат высшим и последним из мерил.
За двадцать пять тысяч долларов отменно прилизанный и преотменно бойкий Норман Йэль безусловно продал бы Вашингтон англичанам, Нью-Йорк - голландцам, а компанию ОНЕКО - мистеру Линкольну Александру Котко.
И считал, что если я упрусь и упнусь, достаточно будет лишь посулить двадцать семь пятьсот.
По сути, Норман сделал мне немалый комплимент. Предложение означало: фирма навела нужные справки и почла М. Хелма изрядной угрозой своим доходам, не говоря уже о репутации. Только справки оказались недостаточно подробными. Осведомитель не заглянул в примечание, набранное петитом. А оно гласило: "никудышный член общества, презирающий себе подобных почти поголовно и совершенно искренне; способен глазом не моргнув совершить любую подлость, включая государственную измену; к деньгам относительно равнодушен".
Не утверждаю - Боже сохрани! - что меня вообще немыслимо подкупить. В один прекрасный день кто-нибудь, возможно, предложит вознаграждение, которое опрокинет мой патриотизм и служебную преданность вверх тормашками. Но, в отличие от Нормана Йэля и Поля Денисона, я польщусь отнюдь не на банкноты, и даже не на золотые слитки...
Диана заметно подобралась. Я испытывал немалое искушение подразнить ее и позабавиться с Норманом, а попутно выяснить, какую предельную сумму хлыщ имеет право назвать. Любопытно все же: считают Мэтта Хелма простым вашингтонским олухом ценою в двадцать пять тысяч, или выдающейся американской сволочью (пятьдесят), или даже - чем черт не шутит? - Великим Всеамериканским Живоглотом (сто)?
Увы, заворочался доктор Эльфенбейн, и комедию пришлось прекратить. Не сразу, правда.
- Полмиллиона, - возвестил я, и со смятением увидел: парень принял названную цифру всерьез. Воспоследовало ошарашенное безмолвие. Я опомнился первым и жалобно затянул:
- Дьявольщина, ведь это капля в море по сравнению с тем, что ваша окаянная компания собирается высосать у норвежцев! Иначе тебя вообще не прислали бы сюда!
Глаза Нормана обратились щелками.
- Полмиллиона?!.
- Так точно, - сообщил я.
- Шутить изволите?
Парень угодил в яблочко... Я ухмыльнулся:
- От души поздравляю, ваша проницательность... Извольте сделать буквально следующее. Во-первых, замереть и не шевелиться. Даже нервный тик буду считать враждебным действием. Во-вторых, не отверзать уст, если не обращаюсь к тебе собственнолично и недвусмысленно. Порушишь единый из оных высочайших указов - краса ненаглядная дырку в тебе проделает, посредством этого поганого револьвера. Уяснил, ослоблядь!
Читателям, неравнодушным к словесности, сообщаю, что стилистический прыжок с изысканных средневековых высот в бездны современной ругани производит куда более сильное впечатление, несли внезапная смена вежливой речи на волчий оскал (испробованная Норманом вотще и втуне). Сей лингвистический прием поражает психику не хуже нервно-паралитического газа.
Примечание: брошенное словечко "ослоблядь" не выдумано, а подслушано мной давным-давно, в золотые дни молодости... Оставалось без должного употребления и распространения четверть века. Полностью - хотя сколочено гораздо грубее - соответствует знаменитому немецкому Schweinehund - "собако-свинья". Будучи произнесено вслух, обязательно и непременно требует нижеследующего комментария:
- Заметь, любезный: "ослоблядь" - не глагол, употребленный в неопределенной форме, а существительное женского рода, примененное к мужчине!
Примечание номер два: и словечко, и соответствующие пояснения уместны лишь тогда, когда вы убеждены, что выйдете из грядущей драки победителем. Или уверены, что драка вообще не состоится. Так оно и вышло на сей раз.
Ибо я внезапно ударил Нормана Йэля по черепу. Его же собственным пистолетом. Малопригодным для стрельбы, но вполне увесистым.
Ударил несильно, вовсе не собираясь убивать либо увечить. Просто отбросил к стенке. Где парень и застыл, устремляя на меня карие, расширившиеся, негодующие глаза.
Я промолвил с преувеличенной грубостью:
- Не понимаете за что, мистер Йэль? Поясняю: ни к чему бросать на миссис Барт похотливые взоры!
Это было несправедливым и наглым поклепом. Норману, четверть часа назад по чистой случайности избежавшему сотрясения мозга, половой вопрос едва ли представлялся любопытным. Но следовало вразумить собеседника быстро и крепко.
- Думаешь, я шучу? Полагаешь, она гашетку не прижмет, курка не спустит? Я спасаю твою жизнь, amigo, привожу маленькое доказательство тому, что вовсе не шучу, а Мадлен выстрелит в наилучшем виде!.. Мадлен, оставляю субъекта на твое попечение. Гляди в оба и не церемонься. В живот или коленку - всего больнее.
- Уже слежу, Мэтт, - сказала Диана, устраиваясь поудобнее и беря на прицел новую жертву. - Мэтт, я...
Наверное, хотела сказать, что ни секунды не сомневалась в моей нерушимой, твердокаменной честности; не думала, будто я способен продаться за несчастных и жалких полмиллиона...
Изобразив ухмылку, я произнес:
- Паршивая лгунья.
- Ведь я ни слова не сказала!.. - раздался негодующий девичий вопль.
- Его звали Везериллом, - испровещилась Грета Эльфенбейн.
- Что?
Я оторопел от неожиданности.
И ничего не понял.
- Везерилл. Ведь о нем хотели разузнать? О человеке, выдавшем вас, выложившем отцу все до последнего слова? О той личности, чья измена привела нас обоих на этот корабль?
Я начал разуметь.
- Один из ваших собственных людей. Получал от ОНЕКО недурные деньги. Звали его Робертом Везериллом. А теперь... Теперь - освободите папу...
Диана возмущенно вскинулась:
- Врешь, мерзавка! Робби никогда бы...
Я метнул на спутницу пронизывающий взгляд:
- А ну-ка, изволь держать парня под прицелом! Робби? Знаменитый Икс, почивший в Бозе? - Грета сухо засмеялась.
- Почивший? Хорошо сказано. Только "почить", если не ошибаюсь - в иностранном языке нелегко разобраться досконально, - значит "мирно скончаться". От слова "покой" - угадала? Сказано хорошо, но вовсе не к месту. Везерилл, да будет вам известно, погиб насильственной смертью. Измена выплыла на свет, и Роберта убили. По внешности, его гибель выглядела обычной дорожной катастрофой...
И, прежде несли Диана успела перебить. Грета продолжила:
- Пожалуйста, мистер Хелм, выдерните этот жуткий нож!
- О да, сию секунду! Чтобы вы исправно заткнулись в самом любопытном пункте?
- Нет! Я все расскажу! Клянусь! Только... только отца освободите... Пожалуйста.
Диана готовилась взорваться - так ее распирало убедительными и негодующими возражениями. Точно мне не было всецело наплевать, какая именно мразь отправила к праотцам еще большую гадину задолго до моего появления в Норвегии. Наплевать, разумеется, временно...
Ухватив запястье Слоун-Бивенса, я выдернул окровавленное лезвие и обмотал пострадавшую ученую конечность вторым - уцелевшим - полотенцем. Горничная, пожалуй, закатит скандал, ибо на протяжении трех часов я исхитрился причинить корабельному инвентарю заметный ущерб.
Раздался лишенный дружелюбия голос Дианы:
- Заказанная полевая аптечка лежит на краю умывальника... Лежала, во всяком случае, до недавних потрясений.
Оставив реплику без надлежащего ответа, я подобрал упавшую коробочку и сказал:
- Мисс Эльфенбейн, вполне возможно продолжать рассказ, пока я привожу вашего батюшку в божеский вид. О чем, бишь, уведомлял Роберт Везерилл?
Батюшкина физиономия начала понемногу обретать прежний розовый оттенок, хотя веки оставались упрямо сомкнутыми. То ли притворялся многоопытный хрыч, то ли впрямь обладал недопустимо низким болевым порогом - понятия не имею.
- Говорил он, в основном, с папой; но ручаюсь: речь велась о необычайном приспособлении, которое создал пожилой, вечно пьяный, гениальный механик... Мы, впрочем, уже слыхали о нем - от сотрудников ОНЕКО. Собственно, поэтому Норман Йэль и встретился с отцом. А папа... как обычно... выпустил щупальца и обнаружил человека, желавшего разболтаться.
Вытерев нож, я спрятал клинок в рукоятку и убрал оружие с глаз долой.
- Заткнись, Мадлен!!!
Повелительный выкрик прозвучал весьма своевременно, ибо Диана, разгневанная до глубин душевных, уже намеревалась разразиться тирадой, унизительной для Греты и, видимо, весьма лестной для памяти покойного приятеля. Говорю "приятеля", ибо сомневаться в прежней дружбе меж Дианой и Робби теперь почти не доводилось.
Я извлек из аптечки два стерильных марлевых тампона, рулон бинта, обработал и ублажил Эльфенбейновы раны.
- Продолжайте, Грета.
- Мистер Везерилл сказал: изобретение действительно существует. При доскональных обсуждениях я, к счастью, не присутствовала, но папа загодя позаботился о том, чтобы дочь услыхала, как именно будут собирать информацию вдоль норвежского побережья... Вокзал в Тронхейме и маленькое скалистое взлобье неподалеку от Свольверского аэропорта. Связным должна быть женщина. Особая примета: устаревший бинокль австрийских заводов "Лейтц", 6х24. Неприлично дорогая, коллекционная вещица. Выпуск давно прекращен. Самая простая модель - семикратная - стоит, мистер Хелм, около пяти тысяч американских долларов. Ну и пришлось же нам побегать, пока обнаружили торговца, готового уступить нужный бинокль за соответствующую цену!
- Понятно, - процедил я. - Получается, роль связного - связной - отводилась вам?
Присутствие Греты внезапно приобрело смысл.
- Разумеется. Мистер Везерилл уведомил сразу: ожидают женщину. Помимо бинокля полагался еще пароль. Человек должен приблизиться, извиниться, изобразить восторг и уведомить, что разыскивал такой "Лейтц" долгие годы. Потом предложить в уплату бешеные деньги...
- Отзыв?
- Простите?..
- Что надлежало произнести в ответ?
- А! Полагалось ответить: "Не уступлю даже за всю прибыль от арабской нефти".
Грета метнула на Диану мстительный взгляд.
- Не верите - спросите напарницу. Но, конечно, мистер Хелм, вас уведомили обо всем и всеобъемлюще...
Один-ноль. Не в мою пользу. Девица оказалась по-настоящему умна, и угадала, и была совершенно права, и била по больному, отнюдь не нарушая правил. Ибо если кто и нарушил упомянутые правила, то лишь мои любезные командиры...
- Мистер Хелм! Я очнулся.
- Да?
- Будьте справедливы. Откуда я могла взять столь устрашающие подробности, если не прямо и всецело из первоисточника?
Умница. И, даже если доведется пристукнуть, все едино повторю: умница. Призвала на помощь простейший, очевидный логический довод, оптом снимающий любые возможные подозрения. Ибо, во всяком разе, не у Мака эта девица секретные сведения выпытывала!
- Смахивает на правду, - бесцветно сказала Диана, - и все же отнюдь не означает...
- Заткнись, - безо всякой злобы повторил я. - Мисс Эльфенбейн, через несколько часов мы причалим у Молле. Ради вашего же блага предлагаю: давайте помашем друг другу рукой в этом порту. Я - с борта; вы - с пристани. Захватите, для пущей важности, папу и ответственного работника ОНЕКО... Убеди обоих, куколка!!! Плачь, вопи, ори, но убери обоих с этого корабля! Добрый совет человека разумного человеку разумному. Хорошо... Теперь возвратим папеньку к бытию...
К бытию доктор Эльфенбейн возвратился безо всякого постороннего содействия. Повстречал меня распахнутыми настежь, напитанными ненавистью глазищами. Гремучая змея - ни дать, ни взять! Я снова подумал: "доктор - не самый добрый человек на земле"...
А кто из нас может посягнуть на титул самого доброго человека, не лицемеря?